Текст книги "Гробница судьбы"

Автор книги: Том Харпер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 11

Люксембург

– Где ты находишься?

Голос Дуга звучал глухо и невнятно. Последовала долгая пауза, и Элли уже решила, что связь прервалась.

– Извини. Мне послышалось, будто ты сказала, что находишься в Люксембурге.

– Мне объявили о командировке за десять минут до отъезда. Я пыталась дозвониться до тебя, но ты не отвечал.

– Они что, гестапо? Нельзя так обращаться с людьми.

– Я знаю, это безумие. Но таким образом здесь работают все.

В трубке послышался зевок.

– Отель хотя бы хороший?

Элли бросила взгляд на дизайнерские обои и телевизор на стене с диагональю метр с четвертью.

– Хороший.

– Ну, тогда ладно. Ты знаешь, где я провел ночь?

– Я думала, ты вернулся в Оксфорд.

– Я всю ночь просидел в кресле в вестибюле твоей башни в Барбикане. Пытался связаться с тобой раз двадцать. Потом звонил в банк, в колледж – на тот случай, если ты вернулась туда. Уже хотел было идти в полицию.

– Я заснула, – ответила Элли.

Вчерашним вечером, приняв ванну, она легла в постель и стала ждать, когда Дуг выйдет из библиотеки. В конце концов, в шесть тридцать утра ее разбудил телефонный звонок, который она не заказывала.

– И хорошо ты спала? – В его голосе отчетливо прозвучали саркастические нотки.

– Послушай, мне очень жаль, что так получилось. Клянусь, я компенсирую тебе это. Мы с самого начала знали, что будет нечто подобное.

– Поэтому-то я тебе и не советовал делать это.

– Обещаю, все уладится, – Элли бросила взгляд на часы. – Мне нужно идти.

– Сейчас только шесть часов утра.

– В Люксембурге уже семь. Я позвоню тебе вечером.

– Когда ты вернешься?

– Не знаю.

Его голос стал более отдаленным.

– Это все равно что ты шагнула за дверь, и я больше для тебя не существую. Ты в своем мире, а я нигде.

– Я компенсирую тебе это, – повторила Элли.

– Я возвращаюсь в Оксфорд. Ты знаешь, где найти меня, когда вернешься в Англию, и если я тебе все еще нужен.

– Я люблю тебя, – сказала она, но он уже повесил трубку.

В учебнике Элли проверка чистоты сделки определялась как тщательное изучение документации приобретаемой компании с целью выявления материальных фактов, касающихся ее финансового положения. Проверяй и только потом покупай– так называл это преподаватель на курсах. По мнению Элли, это было примерно то же самое, что запускать руку в стог сена и затем смотреть, сколько иголок в нее впилось.

Холдинг «Талуэт» занимал одно из величественных зданий из стекла и бетона, высившееся над ущельем и находившееся на той же улице, что и отель. Виды из него должны были открываться потрясающие, но Элли не довелось полюбоваться ими. Как только она пересекла порог холдинга, привратник тут же отвел ее, словно заключенную, в комнату без окон. Вокруг пластикового стола, заваленного папками и заставленного чашками с кофе, стоявшего в дальнем углу помещения, сидели пять человек из группы «Монсальвата» и стоял один свободный стул. В другом углу располагались представители банка-конкурента. Вся комната была загромождена металлическими стеллажами с ящиками, папками, дисками и бумагами – внутренностями компании, предназначенными для тщательного анализа и проверки перед заключением сделки. Они так плотно примыкали друг к другу, что между ними не было места для прохода. Шкафы опирались на колесики и управлялись дистанционно, перекатываясь по полу и, подобно волшебным дверям, открывая доступ к нужной полке.

У Элли возникло ощущение, будто она попала в земное отделение ада. Спустя час ей захотелось с криком выбежать из комнаты. Но дверь была закрыта и охранялась ковыряющимся в зубах привратником. Когда наступило время ланча и угрюмая девушка принесла сэндвичи и напитки, Элли была готова отдать всю свою зарплату, лишь бы выбраться на свежий воздух. Все ее коллеги были из местного отделения «Монсальвата». Они почти не замечали ее и переговаривались между собой на люксембургском диалекте. Представители конкурирующей компании проявили к ней больше внимания. Особенно один из них, худой мужчина с седоватым конским хвостом и в галстуке, узел которого свисал значительно ниже воротника рубашки. Элли натыкалась на его взгляд каждый раз, когда поднимала голову. Уже во второй половине дня она столкнулась с ним в коридоре, возвращаясь из туалета. Девушка попыталась проскользнуть мимо с улыбкой на лице, но он преградил ей путь.

– Леховски, – представился мужчина, вынул из кармана пачку жевательной резинки и предложил ей. – Я должен извиниться, если вам показалось, что я слишком пристально смотрел на вас, но, кроме вас, в той комнате взглянуть не на что.

Элли нередко слышала подобные комплименты на протяжении всей своей жизни – и в южном Уэльсе, и в Оксфорде. Ей было известно, что в ее внешности нет ничего сверхъестественного, но она обладала некой аурой, порой пугавшей ее саму. Это свойство ее внешности – порой она и сама не могла дать ему определение – производило на мужчин должное впечатление. Это потому, что ты выглядишь доброй, говорила ей мать, всегда с некоторым ехидством. Как бы то ни было, Элли до сих пор не могла привыкнуть к такой реакции некоторых мужчин.

– У нас еще много работы, – проговорила она и предприняла еще одну попытку пройти вперед, но Леховски стоял, как скала. От него пахло одеколоном, по всей вероятности, приобретенным в аэропорту. Его аромат в сочетании с запахом мяты изо рта был неприятно приторным.

– Вы остановились в «Софитель»?

У Элли упало сердце. Бланшар говорил, что другие претенденты тоже живут там. Возможно, вам удастся познакомиться с ними.

Она неохотно кивнула.

– Может быть, мы сегодня увидимся в баре. Люксембург вечерами похож на кладбище, но я знаю места, где можно неплохо провести время.

Элли показалось, что она вечно будет стоять в коридоре, пока не даст утвердительного ответа. Девушка изобразила на лице вымученную улыбку.

– Это будет замечательно.

Лондон

Как и весь Сити, здание банка «Монсальват» росло и расширялось в течение столетий. В нем можно было выявить отдельные предметы и определить их возраст – камень XII века, до сих пор несущий на себе следы резца; кирпич XVIII века, обожженный в печах Саутуарка; современная стальная балка, изготовленная с помощью компьютера, – но в целом оно представляло собой единый комплекс, суммарный итог истории.

В одном из его самых старых и темных уголков на полу лежал человек. Его руки и ноги были скованы цепями, а кандалы, в свою очередь, были соединены друг с другом. Поэтому пленнику приходилось согнуться, чтобы хоть как-то уменьшить боль, и он напоминал сломанную марионетку. Он не мог пошевелить ни одной конечностью без того, чтобы не двигались все остальные, – и это причиняло ему невыносимые страдания. Его руки были сломаны. Ноги были изрезаны и покрыты засохшей кровью. Единственные чистые участки кожи находились там, где к его телу прикрепили электроды.

Но он так и не сказал ни слова. Они использовали все имевшиеся в их арсенале методы, но не смогли сломать его. Пленник был предан своему делу и не выдал им то, чего они хотели добиться.

Распахнулась дверь. В проеме, в ореоле бледно-оранжевого света, появился кряжистый человек со сломанным носом и татуировкой, выползавшей из-под воротника. Лицо из ночных кошмаров.

– Давай попробуем еще раз.

Когда он вошел в комнату, в его руке тускло блеснул нож.

– Расскажи мне о Мирабо.

Люксембург

Элли ушла в шесть тридцать, последней из группы «Монсальвата». Она собрала свои папки за пятнадцать минут до этого, но сидела и ждала, пока Леховски не скроется за стеллажами, после чего выскользнула из комнаты. Уже опускались сумерки. Осенний холод бодряще пощипывал ей щеки. Девушке не хотелось возвращаться в отель, и она направилась через мост Адольфа в старый город. Далеко внизу, невидимая, трепетала на ветру полицейская заградительная лента.

Кристин Лафарж так и не позвонила ей, и Элли решила, что их прогулка по магазинам не состоится. Ничего страшного. Она бродила по улицам, разглядывая ярко освещенные окна и прохожих. Названия многих сетевых магазинов и закусочных фастфуда были ей хорошо знакомы – их можно встретить в любом крупном городе. Тем не менее, заполненные людьми, говорившими на другом языке, они ощущались как иностранные.

По мере того как она продвигалась все дальше на восток, в старейшую часть города, огни и прохожие постепенно будто растворялись в сгущающихся сумерках. Мощеные улицы здесь были уже, стены выше, а окна располагались на большой высоте, словно обитатели этих домов с недоверием относились к окружающему миру. Сквозь легкий туман проступали остатки старинных фортификационных сооружений: короткий тупой обломок бастиона, торчавший вверх, словно человеческая рука, арка ворот над дорогой.

Холод становился все более пронизывающим, а Элли была одета в легкую куртку. Девушка достигла подножия холма – небольшой район, в овраге, дома с остроконечными треугольными крышами высились над маленькой речкой. Она была не уверена, что сможет перейти на другую сторону, поэтому повернулась и пошла назад. И тут Элли краем взгляда заметила мужскую фигуру.

На мосту у подножия холма смутно вырисовывался мужчина в пластиковом плаще с капюшоном на голове, хотя никакого дождя не было. Неизвестно, как долго он там стоял.

«Ты находишься посреди большого города в сердце Европы, – сказала она себе. – Конечно, вокруг будут другие люди».

Правда, сейчас, кроме неизвестного мужчины, рядом с Элли не было никого, и ей показалось, что яркие огни на вершине холма были далеки, словно огни пролетающих самолетов.

Незнакомец поднял голову. Казалось, он смотрит прямо на нее, хотя из-за тени, отбрасываемой капюшоном, определить это было невозможно. Он поднял руку словно в знак приветствия. Капюшон раздулся и стал похож на крыло летучей мыши. Медленно и осторожно, подобно ребенку, крадущемуся, чтобы поймать кошку, он начал приближаться к ней.

Элли повернулась и бросилась обратно вверх по склону холма, к огням и людям. Ее туфли совсем не подходили для бега: каблуки скользили и раскачивались на неровностях булыжной мостовой. Она скинула их и побежала в одних чулках, чувствуя, как влага проникает между пальцев ног. Вокруг никого не было. Миновав арку, девушка устремилась вдоль развалин бастиона, пока не оказалась на площади, зажатой между смутными очертаниями зданий какого-то министерства. Элли обернулась и тут поняла, что ее никто не преследует: не слышно звуков приближающихся шагов, не видно тени, скользящей по стенам.

Она попыталась сориентироваться. Где находится отель? Отсюда до него было наверняка не больше полукилометра, но Элли не могла идти пешком. Бок свело судорогой, ступни горели, ноги болели.

И тут он появился опять.

Она не могла поверить своим глазам. Он появился из воздуха, словно привидение, и направился через площадь в ее сторону. Призрачный белый плащ развевался на ветру.

Сознание Элли затуманилось. Она понимала одно: это невозможно. Просто немыслимо. Как можно убежать от человека, который способен забраться на холм в мановение ока?

Она побежала.

– Подождите, – послышался голос за спиной.

Элли продолжала бежать. Мимо пустой сторожевой будки, за угол здания и вдоль безлюдной аллеи. В дальнем ее конце показались огни уличных фонарей и свет фар автомобилей, проезжавших по бульвару Рузвельта. Ей нужно было во что бы то ни стало оказаться на бульваре. Треск, напоминавший звук выстрела, отразился от стен эхом. Неужели у этого человека оружие? Разве привидениям нужно оружие? Спустя секунду она поняла, что это упала на мостовую одна из ее туфель. Она не стала подбирать ее.

Наконец она достигла бульвара. Из-за поворота выехало такси с зажженными фарами. Элли бешено замахала руками и бросилась на заднее сиденье.

– «Софитель».

Ей пришлось повторить название отеля три раза, прежде чем водитель понял ее. Он не хотел ее везти, поскольку до отеля было всего несколько сотен метров, и она впустую потратила бы деньги. Тогда Элли сунула ему в руку купюру в двадцать евро, и он перестал спорить. Когда автомобиль тронулся, она оглянулась назад. Морось затуманила стекла окон. Автомобильные фары слепили ей глаза. И все же ей казалось, что под уличным фонарем в конце аллеи находится мужская фигура в плаще, хотя поверить в это мог лишь сумасшедший.

Элли попросила таксиста сделать круг по центру города, прежде чем он высадит ее у отеля. Она прижимала лицо к стеклу, но так ничего больше не заметила. Войдя в здание отеля, она поспешила через вестибюль к лифтам. Ей хотелось одного: оказаться в постели за запертой дверью. Хотя, возможно, привидение могло проходить сквозь стены.

– Ну, вот и вы.

На ее плечо легла рука. Она хотела закричать, призывая на помощь охранников, полицию, кого угодно. Они не могли схватить ее в публичном месте. Но оказалось, что она не способна издать ни звука.

– Вы ушли с работы без меня, – послышался обиженный голос.

Это был Леховски, и уже без галстука. Может быть, привидение – это он? Для этого он недостаточно высок. К тому же, судя по исходившему от него запаху, он провел вечер в баре. Леховски смерил ее взглядом сверху вниз, очевидно, полагая, что в результате она почувствует себя сексуальной, но это лишь вызвало у нее дрожь.

– Что случилось с вашими туфлями?

Элли заставила себя улыбнуться.

– Я всего лишь натерла ноги. Я поднималась сюда из долины.

– Вам следовало воспользоваться лифтом.

Элли прекратила попытки обойти его.

– Каким лифтом?

– Общественным. Он поднимает из долины в город. Прямо к зданию центрального архива. – Он рассмеялся, обдав ее очередной волной алкогольных паров с примесью запаха мяты. – Жители этого города такие ленивые. Может быть, завтра покатаемся на нем вместе? А сейчас я угощу вас, как обещал.

Он слегка стукнул ее по локтю. Но Элли бежала по улицам Люксембурга, спасая свою жизнь, вовсе не для того, чтобы потом позволить загнать себя в угол такому зануде, как Леховски. Она сделала шаг в сторону, быстро обошла его сбоку и нырнула в раскрывшиеся двери лифта прежде, чем он успел ее остановить.

– Может быть, в другой раз, – бросила она через плечо.

Глава 12

Англия, 1135 г.

Мать Джоселина – жена моего господина Ги – умерла несколько лет назад. Это то, что объединяет нас с Джоселином, хотя и не сближает.

Ги решил жениться вторично. Я иногда злорадно думаю: может быть, он настолько разочаровался в своем отпрыске, что хочет попробовать еще. Но в действительности Джоселин будет идеальным наследником. Он будет держать в узде своих вассалов и арендаторов; он будет с энтузиазмом взимать с них десятину и налоги; случись война, он будет энергично сражаться за своего герцога и, вероятно, завоюет его расположение и новые земли.

Но Ги не может ждать войны в качестве предлога для расширения своих владений. У Джоселина три сестры, и им в скором времени понадобится приданое. Мой господин уже давно положил глаз на земли на противоположном берегу реки: хорошие пастбища, густые леса, охотничьи угодья, плодородные поля. Все это принадлежит семейству Бешам, но его представители редко там бывают. В настоящее время их интересы сосредоточены главным образом в Англии, и для них весьма обременительно плыть через море каждый раз, когда один из их арендаторов требует справедливости или когда сюда решает нанести визит сам король. У них имеется дочь, и они намереваются подарить ей земли в Нормандии в качестве части приданого. Посыльные приезжают в Англию с предложением, возвращаются с ценой, еще раз подвергаются риску в море, переплывая его с ответным предложением. Ги владеет двумя фермами в Беркшире, арендную плату за которые он никогда не видит: они тоже становятся частью сделки.

Наконец условия брачного договора согласованы. Мажордом Горнемант плывет в Англию за невестой Ги. Он берет с собой четырех рыцарей, трех грумов, шестерых слуг, дворецкого, повара и меня.

Я уезжал из Англии мальчиком с выбритой на голове тонзурой. Сейчас мне шестнадцать лет, и я в определенном смысле мужчина. Мои волосы давно отросли, хотя товарищи продолжают называть меня монахом. У меня уже имеется вполне достойная борода. Я никогда не буду таким же высоким и крепким, как Джоселин, но время от времени он проигрывает мне в тренировочных боях. Одерживая такую победу, я каждый раз чувствую, что на один шаг приблизился к отмщению.

Мы сходим на берег в Дувре, небольшом городке в устье реки. Над нами возвышаются туманные очертания скал. Я видел Англию только во время своего отъезда в Нормандию, и то сквозь слезы. Но совершенно очевидно, что это богатая страна. Король Генрих занимал трон около тридцати лет, и царивший в эту эпоху мир способствовал процветанию этой страны. В Виндзоре я встречаю своего дядю. Он одет в алый плащ и мантию, подшитую горностаем, только что поставленную из мастерской меховщика. Когда он облокачивается на стол, на нем остаются следы мела.

Он потчует меня языками жаворонков, каплунами, вином, привезенным из Бургундии, и рассказывает, что король назначил нового смотрителя в замок моего отца. Я не знаю точно, но догадываюсь, что дядя тем или иным образом извлек для себя пользу из этого назначения. Ясное дело, мне никогда не получить своего наследства.

– Дай же на тебя посмотреть, – говорит он с подозрительной веселостью, хотя я провел здесь уже целый день. – Ты стал настоящим мужчиной и теперь можешь жить вполне самостоятельно.

Мне понятно, что он имеет в виду. Я вырос, и он снимает с себя всякую ответственность за мою судьбу. Другими словами, он избавляется от меня.

Опустив глаза в тарелку, я бормочу:

– Я пока всего лишь оруженосец.

– Скоро ты станешь рыцарем.

– А как насчет людей, которые убили моего отца?

Дядя неловко ерзает на стуле. Раз в год я пишу ему письма с отчетом о своих успехах и всегда задаю этот вопрос. Он ни разу не ответил на него.

– Их невозможно найти. Не было свидетелей.

– Я все видел.

Дядя вытирает губы салфеткой.

– Уэльс – опасное место, там многие погибают от рук убийц, и не всех преступников удается привлечь к ответственности.

Впоследствии я часто буду думать, что это означает. Не содействовал ли дядя убийству собственного брата? Вполне вероятно. Уэльс – опасное место, там многие погибают от рук убийц.Организовать очередное убийство не столь уж трудное дело – а люди, заколовшие моего отца, говорили на французском, а не на валлийском.

Из Виндзора мы поднимаемся вверх по Темзе до Уоллингфорда и затем поворачиваем на запад. Путь занимает три дня, но это приятное путешествие. По ночам еще морозит, а утром опускается весенний туман. Солнечные лучи, падающие с кремового апрельского неба, окрашивают землю в густой золотистый цвет. Ветви деревьев на склонах холмов все в почках. Я никогда не наблюдал столь гармоничный и умиротворяющий пейзаж.

Семейство Бешам обитает в укрепленном замке, расположенном в обширной долине к западу от Уонтиджа. За последние десятилетия этот симпатичный дом, как и его обитатели, утратил свое военное назначение. Более поздние пристройки практически полностью скрывают от глаз солидную крепость, находящуюся в центре. Насыпь вокруг башни в обрамлении огородов уже не выглядит такой же грозной, как прежде. В свое время строитель замка отвел реку, чтобы создать ров, но впоследствии с помощью системы плотин были устроены рыбные запруды.

В этот вечер мы ужинаем карпом и форелью, фаршированной виноградом с местных виноградников. Уолтеру Бешаму нет особой нужды производить на нас впечатление, ведь от этого брака больше выигрывает Ги, нежели он. Его младшую дочь зовут Ада, и он может в любой момент, если понадобится, отправить ее в аббатство. В большом зале устанавливается стол и собирается все семейство, чтобы ублажать нас. В галерее менестрель перебирает струны своего псалтериона [4]4
  Один из древнейших музыкальных инструментов.


[Закрыть].

За столом для меня места нет. Я стою в складках тяжелой драпировки и периодически наполняю чашу Горнеманта или его тарелку. Одновременно с этим я внимательно слушаю присутствующих и наблюдаю за происходящим, стараясь ничего не упускать из вида.

В результате я, по всей вероятности, первым из всех замечаю невесту Ги. Прежде чем поднять вуаль с ее лица, Уолтер выжидает, когда в желудках его гостей оказываются первые два блюда и вино затуманивает их взор. Пока слуги очищают тарелки, я бросаю взгляд в сторону скрытой за портьерой двери и вижу, как из нее украдкой выглядывает девушка и рассматривает людей, прибывших за ней. Все, что я могу разглядеть в полумраке зала – блеск драгоценных камней в ее волосах и на шее. Позже она мне скажет, что я смотрел прямо ей в глаза, не осознавая этого.

Псалтерион смолкает. Невеста Ги входит в зал, и сидящие за столом обращают к ней взоры. Перед собой она несет серебряное блюдо, смиренная, словно служанка. Однако она прекрасна, благородна и богато одета. Ее сопровождают два оруженосца. В их руках канделябры, чей свет затмевает огни свечей за столом и создает сияющий нимб вокруг их госпожи. Кожа девушки цвета слоновой кости, волосы словно отлиты из золота, драгоценности сверкают подобно ярким звездам.

Я потрясен. В тот момент, когда входит дочь Бешама, у меня возникает впечатление, будто зал наполняется светом, столь ярким, что меркнут огни свечей – как меркнут звезды при появлении солнца. Теперь мне ясно, какие чувства испытывали рыцари и странники из историй моей матери в момент встречи с их своенравными дамами и чаровницами.

Реакция Горнеманта, сидящего в конце стола, носит более деловой характер. Для него звезды отнюдь не померкли. Он оценивает девушку с практической точки зрения – как повар оценивает дичь, принесенную с охоты. Подойдет ли она его господину? Будет ли Ги доволен? Стоит ли она поместий в Беркшире?

Она ставит на стол свое блюдо с жареной миногой в собственном соку и делает реверанс. Мажордом ее отца разрезает рыбу на части, которые затем раскладывает на куски хлеба, в то время как Горнемант задает ей несколько банальных вопросов. Девушка сдержанно отвечает на них, потупив взор. Я наблюдаю за другими рыцарями. Они не в силах поверить в удачу Ги. Даже если бы невеста была похожа на кобылу, он взял бы ее замуж ради земельных владений. А так…

Ада Бешам делает реверанс и удаляется. Свечи остаются, но свет уходит вместе с ней. Под предлогом, будто мне нужно принести еще вина, я следую за ней во двор. Она стоит, прислонившись к стене, запрокинув голову, и смотрит в звездное небо. Из ее рта в холод ночи вырываются облачка пара. Через окно кухни я вижу, как повара готовят сладкий пирог в форме вепря, символа Ги. Но здесь, кроме нас двоих, никого нет.

– Когда ты станешь леди Отфорт, рыбу за тебя будут носить слуги.

Ада Бешам смеется.

– Мой отец говорит: мужчинам важно знать, что женщина умеет подавать блюда.

Ее голос глубже, чем я ожидал. Он очень мелодичен. Ада смотрит на меня, словно ожидая, что я скажу что-нибудь еще, но неожиданно все известные мне слова растворяются в моей голове.

Она спрашивает:

– Как долго ты служишь у Ги де Отфорта?

– Шесть лет.

– Какой он человек?

Мне хочется говорить о ней, а не о своем господине.

– Неплохой.

Ада пристально смотрит на меня. На мгновение мне кажется, что она разочарована, но потом я понимаю, что ей хочется знать больше. Она нуждается в успокоении, ей нужно увериться в том, что ее везут за море не на съедение чудовищу.

– Он хороший человек – возможно, добрый и мягкосердечный – маловероятно. Симпатичный.

Девушка улыбается. Интересно, чувствует ли она, что это ложь?

– А его сын?

Ада смотрит мне прямо в глаза. Я соображаю, что бы такое солгать ей, на сей раз о Джоселине, и не могу ничего придумать. Ее глаза как будто призывают меня говорить правду.

– Он свинья.

Она смеется. Я рад, что сказал это. Между нами будто протянулась ниточка доверия.

– Меня зовут Питер.

– Ада.

Теперь, когда она находится совсем близко, я вижу, что ее волосы вовсе не сияют, как солнце. Это всего лишь уловка парикмахера: в ее прическу вплетены золотые нити. Девушка машинально тянет себя за прядь и морщится, уколовшись об одну из шпилек, удерживающих локоны. На кончике ее пальца выступает капелька крови. Ада зажимает палец губами и высасывает кровь. Я смотрю на ее губы и дрожу всем телом: на меня снисходит озарение. У меня небольшой опыт общения с женщинами, если не считать того, что одна посудомойка разрешает мне развязывать ее корсаж и трогать грудь в дровяном сарае Ги. Только сейчас я понимаю, что чувствовали мужчины из сказок моей матери и почему рисковали жизнью ради любви к даме.

– Я должна идти. Моей матери, наверное, не терпится узнать обо всем, – Ада улыбается. – Спасибо за то, что назвал себя. Теперь я знаю, что в Отфорте у меня будет по крайней мере один друг.

– Наверняка больше, чем один, – бормочу я.

Я наблюдаю за тем, как Ада Бешам скрывается за дверью в освещенном коридоре. Чаровница исчезает: безутешный рыцарь остается в одиночестве на склоне холма. Я вспоминаю, как она сосет свой палец, ее рубиновые губы и светящуюся кожу.

Она уколола меня – и в это мгновение я понимаю, что причиненная ею рана не заживет никогда.