Текст книги "Гробница судьбы"

Автор книги: Том Харпер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 18

Нормандия, 1135 г.

Когда мы выезжаем из леса, уже начинают опускаться сумерки. Дождь перестал, облака уплыли к горизонту и зловеще нависают над заходящим солнцем. Ада едет впереди меня на полкорпуса лошади, как и подобает супруге моего господина. Мы молчим. Нас обуревают чувства, которые невозможно выразить словами.

Когда мне казалось, что Ада ненавидит меня, я страстно желал прочитать ее мысли. Теперь, когда мне кажется, что она любит меня, отсутствие уверенности в этом почти невыносимо. Меня терзают сомнения. Не сожалеет ли она о том, что произошло между нами? Не изменила ли она свое мнение обо мне? Думает ли она о своем муже?

Мысль о Ги угнетает меня. Неожиданно то, что мы сделали, представляется мне не осуществлением мечты, а непростительной ошибкой.

Я все еще размышляю об этом, когда слышится лязг стали. Он доносится из рощи, раскинувшейся островком посредине поля.

– Подожди здесь.

Я пришпориваю коня и скачу через поле. Земля под копытами белая, поскольку она перемешана с пеплом от сожженной стерни. Я не могу найти дорогу через кустарник, поэтому спешиваюсь и прокладываю себе путь через заросли шиповника и ежевики. Уже настолько темно, что я едва вижу ветви, но уже отчетливо слышны звуки схватки. Искры освещают небольшую поляну среди леса. Я смутно различаю две фигуры, попеременно делающие выпады в сторону друг друга и отступающие назад, словно танцоры. Один из них – рыцарь в полных доспехах со щитом и мечом. Его противник одет лишь в коричневую тунику и подбитую мехом мантию. У него даже нет меча. Он отчаянно отбивает атаки рыцаря с помощью прямого охотничьего ножа.

Это Ги.

Сцена напоминает травлю медведя собакой – с той лишь разницей, что у медведя отсутствуют когти. Ги хромает из-за раны на бедре. Он не может бежать. Ударом меча рыцарь выбивает нож из ослабевшей руки Ги, и он улетает в кусты. Мой господин беззащитен.

Он стоит спиной ко мне и не видит меня. Я могу легко скрыться в зарослях. Ги ранен и безоружен, он уже не выйдет живым из этой рощи. Ада станет вдовой и сможет выйти замуж, за кого захочет.

Эти мысли молнией проносятся в моей голове. Что это – дьявольское искушение или божье воздаяние за те страдания, которые я претерпел за свою недолгую жизнь? Но мне не суждено узнать, каковым в конечном счете оказался бы мой выбор. Рыцарь делает выпад, Ги отступает в сторону, поворачивается, поднимает голову и замечает меня. Видит, вне всякого сомнения, ибо у него столь сильно меняется выражение лица, что даже его противник замечает это. Быстро, словно крыса, рыцарь поворачивается ко мне.

Я готов к схватке, хотя вооружен одним лишь ножом. Я хватаю его, но чувствую рукой только ткань. На поясе, где он должен быть, его нет. Собственно говоря, нет и самого пояса. Должно быть, я потерял его в лесу. Ужас бессилия парализует меня.

Рыцарь смущен. По всей вероятности, он принял меня за пажа или крестьянина, случайно оказавшегося на поле битвы. Он колеблется – то ли убить меня сейчас, то ли потом, когда будет покончено с Ги.

Мой господин делает движение. Рыцарь, зная, что он представляет реальную угрозу, поворачивается к нему и поднимает щит.

Моя нога ощущает лежащий на земле камень. Оставаясь незамеченным, я нагибаюсь и подбираю его. Он размером с яблоко и удобно помещается в моей руке. С выработанной годами сноровкой я бросаю его в голову рыцаря.

Меткости мне не занимать. Камень попадает ему в нижнюю часть затылка, непосредственно под край шлема. Он не падает, но явно оглушен и пошатывается. Это только и нужно Ги. Он бросается вперед, вырывает из руки рыцаря меч и приставляет ему к горлу.

– Кто тебя подослал?

Рыцарь не отвечает. Вероятно, он все еще не пришел в себя. Ги так не считает. Он берет меч за лезвие и с силой бьет рыцаря рукояткой по лицу. Из сломанного носа брызжет кровь.

– Кто?

Рыцарь что-то бормочет, но я не могу ничего разобрать. Как и Ги.

– Этхолд? – переспрашивает он.

Рыцарь кивает и сгибается пополам. Он плюется кровью. Ги делает шаг назад. Я вспоминаю, чему меня учил Горнемант: никогда не убивай рыцаря, который сдается; всегда помни о выкупе.

Отвлеченный своими мыслями, я едва успеваю заметить движение. Раздается свист рассекаемого воздуха, затем слышатся хлюпающие звуки. Я вижу, как Ги извлекает меч из горла рыцаря, и слышу, как капли крови падают на покрытую палой листвой землю. Мой господин вытирает лезвие меча о свою мантию. Он смотрит на меч, затем на меня. На одно ужасное мгновение мне кажется, что он собирается убить меня на месте.

Он хмурится и засовывает меч за пояс.

– Где твой нож?

– Я потерял его в лесу.

Я не смею встретиться с Ги взглядом, но он поворачивается и идет прочь.

– Вы сделаете меня рыцарем? – кричу я ему вслед.

Этот вопрос дерзок, но ведь я только что спас ему жизнь и не готов встретить в ответ свирепый, полный ненависти взгляд, которым он меня наградил мгновение назад.

– Ты спас меня, бросив камень. Любой мальчишка, когда-нибудь охотившийся на голубей, мог бы сделать то же самое.

Мы находим моего коня на краю полосы кустарника. Не спрашивая, Ги садится в седло и едет вперед. Я, спотыкаясь, бреду за ним по выжженному полю. Когда мы достигаем дороги, у меня сердце уходит в пятки: там, где я оставил Аду, ее нет. В грязи на дороге видны следы копыт, и это, я надеюсь, означает, что она отправилась обратно в замок. К счастью, Ги ничего не замечает.

Впоследствии я понимаю, почему он был столь неблагодарен по отношению ко мне – и почему убил рыцаря, тогда как мог получить за него выкуп. Будучи тщеславным человеком, Ги не хотел, чтобы кто-то знал, как близок он был к гибели.

Глава 19

Лондон

– Ты когда-нибудь слышала о человеке по имени Джон Херрин?

Элли прикрывала трубку рукой, хотя дверь ее номера была закрыта. Каким бы бредом она ни считала темные намеки и утверждения Гарри, ей очень не хотелось звонить из офиса. Но мать в последние дни ложилась спать так рано, что в другое время ее было трудно застать бодрствующей.

– Как ты сказала?

Голос матери был усталый и старческий, хотя она еще не достигла пенсионного возраста. Возможно, виной тому были свист и хрип на линии, напоминавшие помехи в диапазоне коротких волн радиоэфира. Придется ей в свой следующий приезд поставить об этом в известность сотрудников телефонной компании.

Элли повторила фамилию по буквам.

– Возможно, он был знаком с отцом.

– А… – послышался вздох, похожий на шелест листьев ивы на ветру, каждый раз, когда разговор заходил об отце, мать реагировала подобным образом. – У Ние было так много друзей, я их знала не очень хорошо. В те времена все было иначе.

Элли глубоко вздохнула.

– Когда отец… умер, это ведь была автокатастрофа, не так ли? Никто тогда не высказывал никаких подозрений?

Последовала долгая пауза.

– Это было так давно, – мать решила больше не говорить на эту тему. – Когда ты приедешь домой, Элеонор?

– Скоро, – Элли почувствовала угрызения совести. – Очень много работы. Но на Рождество я обязательно буду дома.

– А Дуглас?

– У него все в порядке.

– Он тоже приедет на Рождество?

Элли прикусила губу.

– Не знаю.

– Было бы очень хорошо. Вы так хорошо смотритесь вместе.

После разговора с матерью Элли вошла в главную систему банка и отыскала счет компании «Спенсер Фаундейшен». Она запомнила ее название по чеку, который они прислали ей, когда она выиграла конкурс на лучшее эссе. Полвечера она с наслаждением прикасалась к твердому кусочку бумаги, символизировавшему благосостояние, и с восхищением рассматривала напечатанный в углу герб. Тогда она впервые услышала о банке «Монсальват». Элли даже подумывала, не оставить ли его себе вместо денег в качестве трофея. Но, в конце концов, пятьсот фунтов – это пятьсот фунтов.

На экране появилась информация о счете. Элли принялась внимательно ее изучать.

За всю историю компания осуществила лишь две сделки. В марте прошлого года были переведены пятьсот фунтов в электронном виде. Спустя два месяца они были изъяты в виде чека, выписанного на имя Элли Стентон. С тех пор этот счет никто не трогал.

Так откуда взялись эти деньги?По префиксу Элли определила, что это еще один счет «Монсальвата». Она открыла его, чтобы ознакомиться с деталями.

«Леграндж Холдинг». Информация об этом сете была более насыщена фактами. Это был непрерывный поток приходов и расходов. Но поскольку деньги путешествовали во всех направлениях, они, судя по всему, исходили из одного источника. И этим источником была английская инвестиционная компания «Сен-Лазар».

Элли почувствовала, как у нее забилось сердце, хотя в ее действиях не было никакого криминала. Она нажала кнопку, чтобы посмотреть счет «Сен-Лазар».

ДОСТУП ЗАКРЫТ

В комнате запахло дымом сигары. Элли подняла голову. Прислонившись к двери, стоял Бланшар и наблюдал за ней с обычным для него непроницаемым выражением лица. Как долго он находится здесь?

– Я не слышала, как вы постучали.

Стараясь выглядеть как можно более беспечной, Элли небрежным движением закрыла открытое на экране окно.

– Ты была так сосредоточена. Я не хотел мешать.

– Я просто устала.

На секунду она представила, что рассказывает ему все – про Гарри, Брюссель, Джона Херрина. Все, что она хотела от Бланшара – чтобы он ее обнял и успокоил. Гарри был не более чем фантазером, безумцем, стремившимся поживиться с ее помощью и за ее счет.

Однако в его истории было нечто такое, что побудило ее отогнать от себя эти мысли. Не голые факты, представлявшиеся невероятными, а сопутствующие им явления. Молчание матери при упоминании имени Джона Херрина. Счета «Спенсер Фаундейшен». Секреты, скрывавшиеся за словами ДОСТУП ЗАКРЫТ.

Бланшару нельзя ничего говорить, пока не убедишься в достоверности.

Видя задумчивое выражение на ее лице, банкир решил, что Элли действительно устала.

– Наверное, тебе нужно отдохнуть. Я зашел спросить, не хочешь ли ты сегодня вечером поужинать со мной. Правда, будут присутствовать наши клиенты, – добавил он извиняющимся тоном, – но они вполне цивилизованные люди.

Казалось, его взгляд пронзает ее насквозь, и он видит, как сердце стремится вырваться у нее из грудной клетки. Элли понимала, что ей не следует соглашаться. В течение всех трех недель, проведенных в Брюсселе, она убеждала себя в том, что это было помрачение рассудка, и о том, что случилось, нужно как можно быстрее забыть. Но Бланшар пробуждал в ней животный инстинкт, затмевавший все доводы разума.

– С удовольствием.

Произнеся это, Элли уже знала, что она сначала заедет домой, переоденется и захватит с собой ванные принадлежности. На всякий случай.

Услышав звуки шагов в коридоре, Бланшар отвел от нее свой пронзительный взгляд. Дверной проем заполнила крупная фигура Дестриера. Он с такой яростью посмотрел на Элли, что та подумала, не совершила ли она что-нибудь страшное.

– У вас найдется для меня пара минут? – спросил он Бланшара.

– Они добрались до нее.

Дестриер мерил шагами свой офис. Он был зол. Его лицо заливал пот, хотя кондиционер поддерживал в помещении постоянную температуру двадцать градусов, а мониторы заливали ее прохладным умиротворяющим светом.

– Она пыталась получить доступ к счету компании «Сен-Лазар».

– Ну и что? Она работает над их сделкой.

– Взгляните на последовательность ее поиска, – Дестриер показал на экран. «Спенсер Фаундейшен», холдинг «Леграндж», «Сен-Лазар». Мисс Стентон следует за деньгами. Кроме того, она только что звонила своей матери, чего почти никогда не делает, и задавала ей странные вопросы.

Он нажал кнопку. Комнату заполнил голос Элли, звучавший из скрытых динамиков – настолько естественно, что казалось, она в этот момент говорила в микрофон.

«Когда отец… умер, это ведь была автокатастрофа, не так ли? Никто тогда не высказывал никаких подозрений».

– С чего это она вдруг заинтересовалась событиями давно минувших дней?

– Я полагаю, это входит в ваши обязанности – находить ответы на подобные вопросы, – язвительно заметил Бланшар.

– Нетрудно догадаться, кто подбросил ей информацию. Но каким образом и когда, совершенно непонятно.

– Я приказал вам следить за ней.

– Вы также приказали мне делать это осторожно, чтобы не вызвать у нее подозрений. Она неглупа и сразу бы заметила чересчур плотную опеку. Один из моих ребят решил, что она его вычислила в художественной галерее в Брюсселе.

Дестриер задумался на секунду.

– У нас имеется устройство, которое можно установить в ее телефон, и оно будет функционировать как микрофон. Оно будет действовать даже при выключенном телефоне. Правда, эта штука быстро сажает аккумулятор, и мисс Стентон может заметить, что что-то не так.

Бланшар кивнул.

– Устанавливайте. Включайте это устройство, когда она задерживается где-то хотя бы на пять минут, отсутствуя в офисе и дома, и вы не видите ее.

– И ночью тоже? – Дестриер взглянул на него с лукавой усмешкой, но Бланшар предпочел этого не заметить.

– Ночью в особенности.

– Если вас это интересует, она еще ничего не говорила своему другу, – сообщил Дестриер вслед Бланшару, направившемуся к двери.

Оксфорд

Она сказалась больной и хотела отменить встречу. Хотя это был его день рождения, к которому Дуг готовился несколько недель, Элли почти убедила себя, что для него самого будет лучше, если она не приедет. Однако это было бы непростительной трусостью. Единственным утешением для нее в этой ситуации оставалось сознание того, что Дуг не знает о ее чудовищном предательстве. Нанесение ему обиды, пусть даже неизмеримо меньшей, стало бы непереносимой пыткой для нее самой. Поэтому она все-таки поехала.

Во вторую неделю декабря Оксфорд превратился в призрак. Студенты разъехались по домам, увезя с собой шум, самоуверенность и беззаботность, свойственную только молодости. Им на смену приехали абитуриенты-вундеркинды, надеявшиеся на то, что однажды университет будет принадлежать только им. Испытывая жажду общения перед нелегкими испытаниями, они сбивались в группы по двадцать-тридцать человек и бродили по улицам. Пять лет назад Элли была на их месте. Она вглядывалась в лица молодых людей и пыталась определить, кем они станут.

Дуг догадывался, что что-то не так. Она то и дело ловила на себе его тревожный взгляд. Он раз десять спросил ее, как она себя чувствует. Элли вымучивала улыбку и отвечала, что все в порядке, просто у нее было много работы. Потом он перестал спрашивать, но озабоченное выражение так и не исчезло с его лица. Каждый раз, когда Дуг открывал рот, даже для того, чтобы прочистить горло, она сжималась от страха. У тебя появился кто-нибудь? Ты изменяешь мне?Но он так и не задал эти вопросы.

В субботу вечером она привела Дуга в ресторан на Бэнбери-роуд, чтобы отпраздновать его день рождения. В студенческие годы Элли пару раз заглядывала в ресторанное меню, и указанные там цены вызывали у нее смех. Теперь же они казались ей вполне умеренными. Зал ресторана располагался внутри зимнего сада и был украшен китайскими фонариками. Элли он казался поистине волшебным местом. Дуг чувствовал себя не в своей тарелке. Он явно напрягся, когда официантка стала расстилать на его коленях салфетку, и сидел так, пока она не ушла. Когда она подходила к их столику, чтобы подлить в бокалы вина, он тут же замолкал, о чем бы ни шел разговор, и опускал глаза в тарелку. Элли же едва замечала ее.

Дуг попытался заказать себе ризотто, самое дешевое блюдо в меню. Элли настояла на бифштексе и бутылке вина Сен-Эмильон, которое она пила за одним из ужинов с Бланшаром.

– У тебя же сегодня день рождения, – напомнила она. – Мы должны отметить его как следует.

Она протянула ему небольшую коробочку и стала наблюдать за тем, как он ее открывает.

– Часы.

Это были часы «Омега», приобретенные ею в магазине беспошлинной торговли брюссельского аэропорта. Дуг без особого энтузиазма снял свои часы и примерил подарок.

– Не нужно было, – пробормотал он. – Старые еще нормально работают.

Элли вспомнила, что эти часы ему подарил отец по случаю окончания колледжа.

– Время от времени в жизни нужны перемены.

Для нее, испытывавшей чувство вины, даже это простое замечание было исполнено двойного смысла. Она съежилась. Интересно, заметил ли это Дуг?

Нельзя испортить ему день рождения.

Он поднял бокал.

– Очень рад тебя видеть.

– С днем рождения!

Они осторожно чокнулись, словно боясь что-то разрушить.

– Я думал о Рождестве, – сказал Дуг. – Понятно, уже поздно, но, может быть, мы могли бы уехать, снять где-нибудь коттедж. Возможно, даже за границей. Колледж предоставил мне стипендию для поездки в Париж, и у меня еще остались кое-какие деньги. Полагаю, ты можешь себе позволить это, – он перегнулся через стол и закрыл ее ладонь своей рукой. – Мы смогли бы провести хотя бы немного времени вместе.

Элли заерзала в кресле. Я сплю с другим.Ей захотелось выкрикнуть эти слова так громко, чтобы стеклянные стены разбились вдребезги, рухнула крыша и уютное тепло зимнего сада растворилось в ночи.

– Я обещала маме провести Рождество с ней.

Когда наступит Рождество, ты больше не захочешь меня видеть,подумала она.

Для Элли было невыносимо видеть разочарование на его лице – суррогат тех чувств, которые он испытал бы, узнав о ее измене.

– Может быть, в феврале, на нашу годовщину.

Нельзя испортить ему день рождения.

Дуг потирал пальцами металлический браслет своих новых часов, словно он вызывал у него зуд.

– Как идет твоя работа? – спросила Элли, чтобы сменить тему.

Его лицо просветлело.

– Очень хорошо. Помнишь поэму, о которой я тебе говорил? Я послал владельцу пергамента, старику в инвалидном кресле, некоторые свои соображения, и они ему очень понравились. Он пригласил меня в Шотландию, чтобы я мог увидеть оригинал. Предложил оплатить мне билет на поезд и другие расходы.

– Когда ты едешь?

– Я уже съездил. В прошлый уик-энд. Он сказал, что я могу взять с собой свою подругу, но ты была в Брюсселе или еще где-то.

Постоянные упреки. Каким-то образом Элли черпала в них силу. Так ей было легче обдумывать свои дальнейшие действия.

– Ну и как поездка?

– Изумительно. Тебе следовало бы увидеть это место. Я дважды менял поезда, сначала в Эдинбурге, потом в Инвернессе. На станции меня встретил помощник старика на «Ленд Ровере», и мы еще около часа ехали по горам. Только я подумал, что мы заблудились, как за очередной грядой показался замок на вершине скалы, высившейся над лесом. Он был сооружен примерно в XIV веке. Замок до сих пор окружает ров, хотя в XVIII веке, когда там разбивали сады, его пытались засыпать.

Официантка принесла их заказ.

– Было уже почти темно, когда мы добрались туда. Помощник ввел меня в просторный средневековый зал с подбалочниками, стенами, увешанными гобеленами, и камином. Представляешь, там можно было припарковать автомобиль. Посредине стоял стол в окружении двадцати стульев, и один из них был предназначен специально для меня. Мистер Спенсер не мог разделить со мной ужин и должен был присоединиться ко мне уже после.

Дуг заметил удивленное выражение на лице Элли.

– Мистер Спенсер – это тот самый старик в инвалидном кресле. Вообще, атмосфера там жутковатая. На стенах развешаны около сотни оленьих голов, и мне все казалось, что будто они внимательно наблюдают за мной. К тому же на стол подали оленину. После ужина в зал вкатился Спенсер в своем инвалидном кресле. Его сопровождал помощник с кожаным чемоданчиком в руках. Там и находился лист пергамента с текстом поэмы.

– Это и был подлинник?

Дуг отрезал кусок бифштекса.

– Я не специалист, но этот пергамент показался мне аутентичным. На нем были видны следы воздействия кислоты. Я поинтересовался, не проводилась ли экспертиза, и помощник сообщил, что, как было установлено, пергамент относится к XII веку. Представляешь! Мистер Спенсер отказался от почерковедческой экспертизы, поскольку не хотел, чтобы кто-то прочитал поэму. Вполне логично. Я сказал, что мало смыслю в палеографии, но текст определенно принадлежит к этому периоду.

– Так что ему было нужно от тебя?

– Мистер Спенсер полагает, что поэма таит в себе загадку. По его мнению, в ней зашифровано местонахождение спрятанных сокровищ или что-то в этом роде, – Дуг округлил глаза, – по крайней мере, так сказал помощник. Старик за все время не произнес ни слова. Только сидел, не вынимая изо рта респиратора.

Элли наполнила бокалы вином.

– И что ты думаешь по этому поводу?

– Рукопись действительно таит в себе загадку, но она не имеет никакого отношения к спрятанным сокровищам, – Дуг наклонился через стол, сжав бокал в руке. – Вопрос в том, кто написал ее.

По лицу Дуга было видно, что у него имеется на этот счет чрезвычайно вдохновляющая его идея. Девушка смотрела на него широко раскрытыми глазами.

– И?

– Я не могу тебе сказать.

Она положила руки на стол.

– Почему?

Дуг виновато улыбнулся.

– Мне очень хотелось бы, но я подписал соглашение о конфиденциальности. – Дуг наклонил голову в сторону соседнего столика, за ним сидела группа хорошо одетых молодых людей и девушек, они громко разговаривали и смеялись. Понизив голос, он шутливо добавил: – Никогда не знаешь, кто может тебя подслушать.

Они слушают вас, Элли. Постоянно.

Неожиданно чугунные решетки и стеклянные стены зимнего сада показались ей клеткой. Элли поежилась. Дуг ничего не заметил.

– Я полночи изучал пергамент. Поэма включает всего восемь строк, но я хотел запомнить каждую деталь, каждый завиток. Я впитал ее в себя. Утром экономка забрала у меня пергамент, свернула в трубку и унесла. Помощник отвез меня обратно на станцию, и я вернулся в Оксфорд, – он встряхнул головой и задумчиво добавил: – Иногда я спрашиваю себя, не приснилось ли мне все это.

Рассказ о поездке в Шотландию явно улучшил Дугу настроение. Его скованность испарилась. С неподдельным энтузиазмом он принялся за свой бифштекс. Вино в бутылке очень скоро закончилось. Когда официантка убрала со стола тарелки и спросила, не желают ли они десерт, Элли взглянула на Дуга и увидела на его лице знакомую многозначительную улыбку.

– Пожалуйста, счет.

Впоследствии Элли поняла, что это была непростительная ошибка. Ей следовало сказать ему правду. Она никак не могла выбрать подходящий момент. В ту ночь они спали вместе, впервые за многие недели. Когда воскресным утром она проснулась, Дуг уже готовил на кухне завтрак. Они прогуливались по университетскому парку, побледневшему от мороза и зимнего солнца, и каждый раз, когда Элли набиралась смелости для решительного объяснения, все вокруг казалось настолько прекрасным, что ей не хотелось портить этот день. Возможно, это происходило потому, что их отношения почти закончились, но Дуг уже давно не казался ей таким близким, как сейчас. Все ее чувства были обострены. Элли отчетливо ощущала его запах, когда прижималась к нему на парковой скамейке, и прикосновение его губ, когда он целовал ее. Они весело смеялись, сидя в баре за бокалом глинтвейна. Все это напоминало ей первые недели, проведенные вместе с ним. Элли вернулась в Лондон, так ничего и не сказав ему.

Возвращаясь в понедельник после работы в Барбикан, она увидела стоявший у обочины «Бентли». Водитель опустил стекло.

– Мистер Бланшар хотел узнать, не согласитесь ли вы поужинать с ним сегодня.

Элли ответила без малейших колебаний:

– Подождите, я только захвачу с собой кое-что.

Следующим вечером было то же самое. Когда в среду «Бентли» у ее дома не оказалось, Элли охватила паника. Весь вечер она перебирала в памяти события этого дня, гадая, чем могла не угодить Бланшару. Но в четверг, как потом и в пятницу, автомобиль был на привычном месте.

В скором времени Элли поняла, что стала… кем же? Любовницей Бланшара? Он не был женат, и ее отношения с Дугом фактически закончились. Его подругой? Это слово звучало нелепо применительно к Бланшару, который, по всей видимости, не имел подруги лет с двадцати пяти, если ему вообще было когда-нибудь двадцать пять. Представить этого человека без возраста молодым было чрезвычайно трудно.

Потом Элли остановилась на определении «возлюбленная». Оно было изысканным, что ей нравилось, и слегка старомодным, как сам Бланшар. К тому же оно точно отражало их отношения. Сколько бы ни было ужинов, концертов, встреч с клиентами, суть этих отношений проявлялась там, где они начались, – в спальне.

А возможно, она была для него чем-то бо́льшим, нежели просто возлюбленной. Иначе Бланшар вряд ли вызвал бы ее в следующий понедельник к себе и взял с собой на седьмой этаж.