Текст книги "Под пологом тайны (СИ)"

Автор книги: Тина Толль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Толль Тина
Под пологом тайны

Глава первая. Вступительная и разъяснительная

Кроткое северное лето закончилось. На смену ему пришел сезон ветров, принес из Залесья снега, метели и печаль. Завтра я уезжаю в столицу Империи – Лаэртан. Грядет второй год обучения в Академии. И я вся в предвкушении новых знаний, умений, дней, наполненных смыслом. А теперь пора идти собираться. Я подобрала юбку, присела, опустила руку в холодную воду, пошевелила пальцами. Вот по чему я действительно буду скучать – так это по морю.

Поднялась, тряхнула рукой, позвала ветер. Он закружил вокруг, играя с одеждой. Я улыбнулась, отпустила шутника и пошла по тропинке к городу. Надо еще попрощаться с дядей Чихом. Вообще-то он мне не дядя, не родной. Просто он был другом моего отца и сейчас помогает нам с тетей. Он владелец трактира, но совсем не так прост, как кажется. Именно дядя Чих сумел договориться о моем поступлении в Академию. Поясню, в Академию принимают только аристократов. Остальные должны оплатить вступительный взнос – право на обучение, и далее оплачивать каждый семестр согласно установленного тарифа. Сумма вступительного взноса весьма велика. Мы с тетей никак не смогли бы найти такие деньги, если бы не дядя Чих.

Но и этим помощь дяди не ограничилась. Он договорился с господином Догертом, Управителем больницы Ордена Милосердия, чтобы меня взяли на работу. Таким образом я могу оплачивать свою учебу. Господин Догерт, кстати, взяв меня на работу, нарушил закон – в больнице разрешено работать только после пробуждения магии. В теории она должна проснуться только к концу этого года. Но вот какая штука – я начала в полной ощущать силу уже месяц назад. Это странно, поэтому я никому не рассказываю. Но ощущения убийственные!

Сначала я не поняла, что со мной происходит. Я проснулась ночью от ощущения небывалой легкости, граничащей с головокружением. Мне казалось, если я только захочу – могу взлететь высоко в небо без малейшего усилия. Где-то в животе, в груди порхали бабочки и щекотали меня мягкими крылышками, мурашки теплыми волнами расходились по рукам, ногам, голове. Я даже рассмеялась. Так проснулась магия. Вскоре я обнаружила, совершенно случайно, что ветер слушается меня. А еще раньше, когда я попала работать в больницу, я неосознанно начала делиться силой с теми, кому это было нужно – с больными, ранеными. Сначала это происходило неосознанно, начиналось с простого желания помочь. Потом я поняла, как нужно направлять силу. Ее, однако, было пока не много, так что никто моего вмешательства не замечал...Вообще это странно. Если ты целитель, то стихийником ты быть не можешь. Может, магия пока просто не стабильная, не знаю... Но вместе с ней начало изменяться и что-то еще.

Итак, благодаря дяде Чиху я учусь в Академии, работаю в больнице Ордена Милосердия, а на летних каникулах подрабатываю подавальщицей у него в таверне. Вчера был последний рабочий день. Поэтому сегодня нужно зайти попрощаться.

Уже через несколько минут я шагала по стылым улицам города. Фонари действительно уже зажглись и разливались по мостовым тусклыми желтыми пятнами света. Тут и там шныряли прохожие, ежась от холодных порывов ветра. Из таверн доносился хохот захмелевших гостей. Драк не было – для них еще слишком рано. Из подворотни серой тенью вынырнул оборотень в первой ипостаси, оскалил клыки и что-то прорычал.

– Не работаю, уважаемый, – спокойно ответила я и пошла дальше.

Кольнуло беспокойство, ведь это странно – оборотень в первой ипостаси разгуливает по главной улице города, скалится, рычит... Может больной? Захотелось прибавить шаг, но я сдержалась. Если больной, то может себя и не контролировать. Почует страх – начнет охотиться. И вот тут уже мне не сдобровать. Чуть повернула голову, краем глаза косясь на опасного пешехода. Он шел на приличном расстоянии и агрессии больше не проявлял. И на том спасибо. Вот уже и вывеска "Скверного стрелка" покачивается, чуть поскрипывая.

Таверна располагалась на первом этаже кирпичного трехэтажного дома, на втором – комнаты для постояльцев, вход в которые был с улицы – чтобы еду по ночам не воровали. Третий этаж занимали хозяева – господин Чих и два его сына.

Я огляделась – почти все столики были заняты. Сновали подавальщики, в дальнем углу, где столик испокон веков занимала воровская братия, назревала драка, но вышибала Бруг был начеку и тоже внимательно поглядывал в неспокойный угол. Видимо, я слишком замешкалась на пороге, в последний раз оглядываясь на оборотня, поскольку изрядно подпивший мужичок за ближайшим столом высказался:

– Эй, деваха, чего задумалась. Иди ко мне, не обижу, – и он похлопал себя по коленке в засаленной штанине.

Я отмерла и молча пошла было на кухню, но мужичок был из настойчивых, схватил за руку:

– Ну что ты, красавица, разве я тебе не хорош?

Его спутники загоготали.

– Хорош, хорош, – раздался над моей головой веселый голос, – красив да трезв. А синяк откуда? Женка приголубила?

Мужики снова расхохотались.

Я обернулась. Лис, буфетчик, скалился белозубой улыбкой, но глаза были колючие, настороженные. Он вытащил мою руку из лапы мужика, потянул за собой.

– Твоя что ли? – спросил мужичок.

– Родственница хозяина, – доверительным, но громким шепотом сообщил Лис. Буфетчик повернулся ко мне и, отводя в сторону, лукаво спросил:

– Так когда же ты меня поцелуешь?

– Когда елка зацветет, – привычно отшутилась я и шмыгнула на кухню, а он отправился на свое место – за стойку, разливать напитки.

А на кухне цвел скандал.

– Я это готовить не буду! – бушевал повар, грозно уперев руки в бока и нависая над маленьким, толстеньким хозяином заведения, собственно, господином Чихом.

– Гошенька, – со смиренным терпением в голосе говорил господин Чих, – "это" готовят уже во всех тавернах города, понимаешь? Клиенты приходят, спрашивают мису, а когда мы говорим, что у нас не готовят тикайскую еду, клиенты расстраиваются и уходят к конкурентам. И уносят с собой мои деньги и твою зарплату, Гоша.

Господин Чих проникновенно заглядывал снизу вверх в глаза своему повару, на треть великану, кстати.

– Это преступление против кулинарии, – заявил повар, потрясая указательным пальцем почти у самого лица хозяина.

– А твое поведение – преступление против бизнеса, – парировал господин Чих, – времена, когда кухня Аэтлана была вершиной кулинарного искусства, миновали. Теперь нас ждут большие перемены. И конкретно для этой таверны они начнутся с внедрения в меню блюд тикайской кухни.

– Я не могу это готовить! – выдохнул Гоша, шмыгнул носом, картинно заломил руки и отвернулся к плите, скрывая выступившие на его глазах слезы, которые мне, тихонечко стоящей у двери, были прекрасно видны. Да, Гоша сверх-эмоциональный великан. Отчасти потому, что живет в городе, а не в семейном клане.

Повар вздохнул, собираясь с силами, крепко сжал в руках края передника и прошептал через плечо:

– Я... не умею, – передник разорвало на две неравные части, великан зарыдал.

Помощники повара, до этого жавшиеся по углам, предпочли укрыться за мебелью. Да спрятались так, что даже колпаков не было видно.

– Ну-ну, милый, – господин Чих хотел было ободряюще похлопать великана по спине, но оценив разорванный передник, передумал, опустил руку и мягко сказал:

– У меня есть тот, кто тебя научит, – и на всякий случай сделал два шага назад.

– Что? – глаза великана покраснели и рванулись из орбит, когда он резко обернулся к хозяину, – кто эта сволочь?!

– Господин Син– пин, – сказал господин Чих и резво обежал вокруг стола, надеясь, что эта хрупкая преграда убережет его от гнева нестабильного великана. О, как он ошибся!

– Какой-то. Тикаец. Будет. Учить. Меня? Меня! Лучшего повара Аэтлана! Ученика самого Тиваля! – с каждым словом Гоша наступал на господина Чиха, а когда на его пути встретился тяжеленный деревянный стол, тот просто начал двигаться в такт Гошиным шагам, а с ним вместе двигался и господин Чих.

Я занервничала. Нестабильные великаны сначала делают, потом думают и раскаиваются. А может, обойдется, а? Так не хотелось лезть в эту разборку – страшно, если честно. Однако, когда господина Чиха приперло к стенке и он начал отчетливо синеть, я поняла, что придется вмешаться.

– Эээ, Гошенька, – безуспешно постаралась я переключить Гошино внимание. Из-за печки высунулся старший помощник, покрутил пальцем у виска и замахал рукой: мол, убегай, дура ненормальная.

Гошенька же продолжал планомерно вдавливать работодателя столом в стену.

– Молоко убегает! – закричала я первое, что пришло в голову.

– Ой, божечки, – всплеснул руками великан, бросил смертоубийство и метнулся к плите. Потом, сообразив, угрожающе медленно повернулся ко мне. Господин Чих с трудом отодвинул стол, сполз на пол и там затих. Старший помощник повара медленно стянул с головы колпак и, кажется, начал молиться Праматери... или кому там молятся беглые жители южных островов.

– Ой, мне показалось, – быстро сказала я и отступила к двери, – эээ, Гошенька, давно хотела тебе сказать, что твой суп из морских оленей неподражаем и...эээ..., – два метра и сорок три сантиметра Гошеньки, сжимая огромные кулачищи, шагнули ко мне, а я лихорадочно соображала, что сказать, и тут – гениальная идея! Я быстро заговорила:

– И твои пирожки из морошки – шедевр, а уж какие пирожные – тают во рту! Как жаль, что тикайцы так никогда и не узнают их вкус.

Гоша остановился, видимо, переваривая полученную информацию. Я выдохнула и продолжила:

– Хотя, если бы ты преподал этому господину Син -пину пару уроков, у тебя бы появились обожатели не только на этом континенте, но и в самом Тикае!

Гоша зарычал:

– Обожатели Син– пина, ты хотела сказать.

– Нет-нет, – я выставила вперед руки, – мы...о, мы составим документ, которым обяжем Сина, где бы он ни готовил, указывать в меню, что учился у Гошильда Горно-Го.

Гоша оборвал рычание и выпрямился, а я услышала, как под столом нервно икнул господин Чих.

– Тысячи тикайцев будут благодарить Праматерь за твои кулинарные шедевры, – вдохновенно добавила я, закрепляя результат, – твоим именем будут называть детей....

– Не переигрывай, – прохрипел из-под стола господин Чих, и я замолкла.

– Значит, – протянул Гоша, – это я буду учить его, а не наоборот?

– Ну...да, – подтвердила я и добавила, – возможно это будет ээээ обмен опытом...

Не знаю, как господи Чих будет разруливать это все с господином Сином. Но это уже не мои проблемы. Спасибо, жив остался. Зная, что после таких вот вспышек ярости великану просто необходимо съесть что-нибудь сладкое, я направилась к леднику, где, в числе прочего, хранилось мороженое.

Великан шумно вздохнул и приложил ладони к щекам, потом ко лбу, потом помассировал пальцами виски. Рисуется.

– У меня такой стресс, – с упреком сказал он хозяину, на четвереньках выбирающемуся из-под стола.

– Эээ.... Недоразумение улажено? – заботливо поинтересовался чудом уцелевший хозяин таверны.

– Я, – выразительно ткнул себя в грудь великан, – так и быть пущу этого тикайца на свою кухню. И поделюсь с ним частью, только частью своих знаний. Но знаете что? Не смейте больше ставить меня в такое сомнительное положение. Я повар экстра -класса! Я личность, – удар кулака чуть не переломил стол пополам, – этот Син не увидит на моей кухне сюсюканий! Я здесь управляю жестко, твердо и...

– Хочешь мороженку? – вклинилась я.

– Ой, конечно! Сиропчиком полей! – откликнулся повар, – так о чем я там?

– О том, вероятно, – грозно сказал господин Чих, завладевая ситуацией, – что все столики заняты, клиенты голодные, а повар бастует.

– Ой, божечки! – схватился за голову Гошильд ГорноГо, – ой, не мешайте мне. Пришли, сбили весь процесс! Так, все сюда, быстро-быстро!

Кухонный люд повылазил из-за плиты, на ходу оправляя помятую одежду.

Великан щелчком пальцев зажег огонь, уже начал что-то резать, попутно отдавая указания.

Кухня зажила, задвигалась, засуетилась. Явственный шорох за дверью – и осторожно заглянул унылый подавальщик:

– Нас там щас бить будут, – печально пожаловался он.

Чих вздохнул и вышел в зал:

– Всем по пиву за счет заведения, – громко проговорил он, – просим простить за ожидание, господа!

Господа поддержали извинение одобрительным ревом, а господин Чих махнул мне рукой и, пошел к себе в кабинет.

Кабинет у владельца таверны был небольшой, из мебели только стол, два стула, сейф и стеллаж. Стол завален бумагами, бухгалтерскими книгами, канцелярскими принадлежностями. Между всем этим – желтая кружка с разводами от кофе. Унылый цветок в горшке тихо умирает на полке стеллажа – в кабинете нет окон, а уходя, господин Чих всегда выключает свет.

– Потрепал мне великан нервишки, будь он неладен! Думал – все, пополам этим столом разрежет, – дядя со вздохом уселся на скрипнувший стул.

– Ну вы же знаете, что великаны вне семьи нестабильны, – заметила я, – с ними деликатнее нужно.

– Да знаю, – отмахнулся дядя, – ладно. Ты чего, попрощаться зашла? Когда уезжаешь?

– Завтра утром, почтовой каретой.

Он покивал, потянулся к сейфу, достал мешок с монетами, отсчитал несколько, придвинул ко мне.

– Ты хороший работник, Кира, – сказал он, – вот, это тебе за работу.

– Ну что вы! – запротестовала я и отодвинула монеты обратно, – вступительный взнос в Академию еще не отработан.

Он тепло улыбнулся, показав желтоватые от табака зубы и снова придвинул ко мне монеты.

– Хорошая ты девчушка, Кира. Отец бы тобой гордился. Ты работала в моей таверне три месяца – и за подавальщицу, и за уборщицу. Я хорошо сэкономил. А у тебя впереди целый месяц до первой зарплаты. Так что возьми деньги. Ты славно потрудилась.

– Спасибо, дядя. Без вас бы я пропала!

– Пожалуйста, девочка. Передавай Догерту привет!

– Конечно, дядя!

– Ну все, иди, тетя уже волнуется, наверно.

Я собрала со стола монеты, обошла стол и обняла дядю, поцеловала в сухую щеку:

– Спасибо за все. Я буду по вам скучать.

– А я то как буду, – тихонько сказал дядя Чих, ласково улыбнулся и потрепал меня по руке, – ты береги себя и обязательно приезжай на зимние каникулы.

Улыбнувшись напоследок, я вышла из кабинета. Из кухни доносились такие знакомые звуки – звон кастрюль, голоса, Гоша снова кого-то распекал, но весь эффект от громового рыка великана испортило его же "Ой, божечки! Мой соус!". Я постояла немного, послушала, и пошла дальше. Не буду огорчать чувствительного повара прощанием, ему и так сегодня досталось.

Сделала несколько шагов и попала в поле зрения буфетчика:

– Уже убегаешь? – спросил он, облокачиваясь на стойку, – когда ждать?

– Зимой, если получится, – ответила я, улыбаясь. Лису невозможно было не улыбаться. Наверное, в его род затесались инкубы, но спрашивать об этом я стеснялась. У буфетчика, конечно, было и нормальное имя, но все знакомые называли его Лисом – за рыжие волосы и хитрые глаза.

– Надеюсь, зимой ты вернешься достаточно повзрослевшая, чтобы не ждать цветения елок.

– Надежда – глупое чувство, – чуть кокетничая ответила я, тоже облокачиваясь на барную стойку.

– Такое ли глупое? – он хитро прищурился.

Этот взгляд я уже знала – сейчас попытается поцеловать. Надо признать, мне нравилась его нагловатость, его быстрые шутливые поцелуи и внимание. Конечно, ничего серьезного. Лис вообще известный ловелас. Даже сейчас – вон как злобно посматривает на меня Яла, подавальщица. Но сегодня... настроение что ли такое, хочется, чтобы меня наконец-то поцеловали. Лис не спешил, только смотрел и хитро улыбался, обнажая ровные белые зубы с острыми клыками:

– А вот и не буду, – хрипловато сказал он.

Я тоже хитро прищурилась, передразнивая его:

– Тебе же хуже. До встречи зимой, – я хотела уйти, но Лис быстро положил руку мне на затылок и притянул к себе так, что мы почти соприкоснулись носами. Взгляд его светло карих глаз стал почти хищным.

– Ого! – послышалось из зала, – здесь еще и зрелища на закуску!

Лис быстро чмокнул меня в нос и выпрямился:

– Только за отдельную плату, – весело сообщил он гостям.

А я, смущенная, покрасневшая до корней волос, поспешила покинуть таверну.

Улица быстро остудила пылающие щеки. Я с опаской осмотрелась. Осознание того, что по городу ходит съехавший с катушек оборотень, к прогулкам не располагало. Но... Ладно, если что – буду громко кричать, быстро бежать и надеяться, что охранные заклинания Академии распространяются на обезумевших оборотней.

Прилесье – городок небольшой, хорошо освещается только главная улица, да богатый район. А на маленьких окрестных улочках – один фонарь на семь домов. Так что большую часть пути идешь в темноте.

Несколько раз мне казалось, что на самой переферии зрения мелькает чья-то тень, но каждый раз оборачиваясь я видела лишь тихую, залитую лунным светом улицу.

Тетя Мария встретила меня своим обычным угрюмым молчанием. Она сидела в гостиной и читала какую-то старую и весьма потрепанную книгу. Увидев меня, она поджала губы, сузила глаза и только коротко кивнула в ответ на мое приветствие. Я же поспешила наверх складывать вещи.

Тетина нелюбовь ко мне понятна. Из-за меня она была вынуждена навсегда покинуть и прекрасный Лаэртан, столицу Империи, и спокойную благополучную жизнь, которая была ей уготована. Ей пришлось отказаться от желания иметь мужа, семью и собственных детей. Вместо этого она долго скиталась со мной по городам и весям. Помню, как иногда мы срывались с насиженного места среди ночи, и, убегая, слышали лай ищеек и крики стражей, врывающихся в только что покинутый нами дом. Относительно спокойная жизнь наступила только пять лет назад, когда мы прочно осели здесь, в Прилесье и поняли, что можем больше не бояться преследования.

За раздумьями я быстро, но аккуратно сложила в чемодан нехитрый скарб. Когда денег у тебя мало, приучаешься бережно относится к вещам. В чемодан попали три платья, в том числе темно-бордовое, подаренное моей подругой по Академии – Алионой Корелл. Оно, это платье, выглядело изумительно, сидело идеально, но слишком вызывающе обтягивало фигуру, поэтому я знала, что никогда его не одену, однако и оставить его дома было выше моих сил. Из подарков Алионы в чемодан поместился также бежевый свитер из дорогой акрамской шерсти, такой мягкий и легкий, что хотелось в него завернуться целиком и никогда не снимать. Однако, носить его мне было определенно не с чем – юбок и недавно вошедших в моду обтягивающих брюк на подобие тех, что предназначены для верховой езды, у меня не было. И, честно говоря, я с трудом представляю ситуацию, которая может меня вынудить одеть брюки. Последний подарок Али – мягкие кожаные полусапожки – были тоже любовно упакованы и спрятаны на дно чемодана.

Неожиданно обретенная в прошлом году подруга была очень обеспокоена моим внешним видом. Еще бы – молодая эффектная аристократка из семьи дипломата должна тщательно выбирать друзей. И уж точно в ее узкий круг не должны попадать бедные, непрезентабельные замарашки вроде меня. Но вот беда – с первого дня знакомства, мы и представить не могли, как жили друг без друга.

Я улыбнулась, вспомнив первый день в Академии. Как я волновалась, как мямлила, не зная, что сказать и как ответить высокомерной девочке, в одну комнату с которой нас поселили. Она была аристократкой и вела себя как аристократка, а все они – снобы в большей или меньшей степени. Естественно, в Главную Академию Империи абы кто не попадает... не считая меня. Там учатся либо аристократы, либо очень башковитые отпрыски обедневших дворянских семейств, либо богатые простолюдины. Бедных простолюдинов в Академии не может быть по определению: я уже говорила про огромные вступительные взносы и последующую оплату обучения. Конечно, меня все принимали за представителя небогатой дворянской фамилии. Я никого не разубеждала.

Если говорить про Академию непринужденно болтать я могу только с Алионой. В присутствии других людей я теряюсь, не могу подобрать нужные слова, и поэтому чаще всего молчу и на все вопросы отвечаю односложно. Та же проблема с публичными выступлениями. Учиться мне легко, но вот отвечать вслух на вопросы танаров на глазах у всей аудитории – это из области невозможного. Меня, кстати, со временем стали все реже вызывать для устных ответов.

В общем, мы с Алионой представляем странное зрелище. Она живет полноценной студенческой жизнью, ходит на вечеринки, на свидания – особенно на свидания. А я живу серым, невидимым в толпе затворником. Половина моих одногруппников не вспомнит как меня зовут, вторая половина вообще не узнает.

Вам грустно? Вы думаете меня расстраивает такое положение вещей? Вы удивитесь, но нет! Ситуация абсолютно меня устраивает. Я сознательно выгляжу и веду себя так, чтобы быть незаметной, чтобы едва человек отведет взгляд от моего лица, он тут же забыл как я выгляжу. Поэтому я никогда не одену вызывающе красивое бордовое платье, не покрашу волосы и не поменяю цвет моих блеклых глаз с помощью эльфийской магии, как регулярно предлагает Алиона. Нет. Я должна быть серой тенью на протяжении всей своей жизни. Я – такая, как должна быть. Я не поднимаю глаз, не отвечаю на колкости, игнорирую презрительные взгляды и замечания. Все, что вокруг меня – не значительно, и мой внутренний мир – спокойный, серый – не затрагивает. И нет, я не змеелюд и нет во мне высокомерной эльфийской крови, просто нечто внутри меня, сильное и мудрое знает, что так надо, что это – цена моей жизни. Это что-то – магический полог, неизвестно кем, когда и зачем на меня наброшенный. Но вот об этом я поговорить не могу ни с кем, ни с тетей, ни даже с Алей. Я пробовала, но язык будто отнимается, и я только мямлю да издаю непонятные звуки.

Есть, однако, кое-что еще. Этим летом, когда ко мне пришла магия, моя суть будто разделилась на две половины. Одна, более сильная и стойкая знает, что нужно держаться в тени. Она умеет молчать, когда тяжело, больно, страшно, унизительно. Другая, какая-то новая часть меня будто вся состоит из эмоций. Она прорывается наружу всплесками веселья, от чего у тети начинает подергиваться правый глаз. Она же толкнула меня сегодня выступить в защиту дяди Чиха, и кокетничать с Лисом. Эти две половинки пока как-то уживаются внутри меня – благоразумие с безрассудством, спокойствие с волнением, терпение с нетерпимостью.

К неприятным моментам относится то, что я многого о себе не помню, например, что со мной было до того, как мне исполнилось девять. Как будто я родилась девятилетней, а до этого не существовала. У всех есть воспоминания о детстве. Я спрашивала Лиса, он помнит себя с трех лет – урывками. Он говорил, что помнит мамины руки, помнит, как упал и больно ударился коленкой, помнит, как сильно его испугала собака и как весело было, когда отец подбрасывал его к потолку. А я не помню ничего. Лис тогда посмотрел на меня странным взглядом, от которого мне захотелось нервно почесаться. С Алионой проще -сложные материи и переживания ей не интересны. Как не интересно ей копаться в прошлом, разбираться с психологическими проблемами и выяснять причинно-следственные связи. Мы не виделись три месяца. И как же я соскучилась по своей красивой, легкомысленной, веселой подруге.

Я тряхнула головой и с сожалением оглядела свой старый чемодан. Одно колесико у него крутилось плохо, другое не крутилось вовсе и было на грани – вот-вот отвалится. Сбоку шов начал расходиться, из второго шва угрожающе торчали во все стороны нитки. Ручка подозрительно шаталась, намекая на то, это последняя поездка чемодана. Сейчас в любом случае другой взять не откуда. Я вздохнула, застегнула раритет и поставила его у двери. Еще раз осмотрелась – ничего ли не забыла. Нет, собрала все, что нужно. Теперь можно лечь спать. Скорей бы завтра!

Утром я проснулась даже раньше времени. Тихо, чтобы не разбудить тетю, приняла душ, спустила вниз чемодан и позавтракала. Тетя Мария вышла из своей комнаты, когда я уже вымыла за собой посуду.

– Доброе утро, – сухо поздоровалась она.

– Доброе утро, – ответила я, вешая полотенце на крючок.

Тетя подошла к плите и загремела посудой.

– Тетя, – тихо позвала я и увидела, как напряглась ее спина, – спасибо за гостеприимство.

– Это твой дом, – пожала она плечами, – ты не должна благодарить меня. Когда приедешь?

– Возможно на зимние каникулы, если не отправят на практику, – нерешительно ответила я. Каждый раз опасаюсь, что мне ответят – нечего тебе здесь делать.

Но тетя только кивнула, тугой пучок седеющих волос не шелохнулся. Темно– синее платье без украшений и идеально ровная тетина спина – вот каким будет мое последнее воспоминание о доме.

– До свидания, тетя, – сказала я.

– До свиданья, племянница, – ответила она и наконец-то повернулась ко мне лицом, потом бросила быстрый взгляд в окно и добавила, – карета прибыла.

Я кивнула, помедлила секунду, пытаясь проглотить комок, застрявший в горле. А потом просто вышла из дома и плотно прикрыла за собой скрипучую дверь. Кучер помог затащить чемодан.

Уже садясь в карету, я обернулась и увидела, что тетя стоит у окна и наблюдает за моим отъездом. Все в ее позе и взгляде выдавало напряжение.

– Не волнуйся, тетя, я не передумаю уезжать, – прошептала я и задернула занавеску.

До столицы, где располагалась Академия почти десять часов езды в почтовой карете. Драконом, конечно, быстрее, но дороже. Порталом – вообще минута, но пользование стационарным порталом стоит совершенно нереальных денег, а личные порталы открывать могут только лорды, темные лорды – вообще прожигают портал в пространстве. Так что при всем многообразии выбора мне оставался один вариант – почтовая карета.

Почему-то почтовые кареты устроены таким образом, что время, проведенное в них удлиняется раз в десять. В каретах нет амортизаторов, поэтому на каждой кочке трясет, а на колдобинах – подкидывает, так что спать проблематично. Сиденье представляет собой деревянную скамью, на которую кинута рогожа. Мягче сидеть от этого, конечно, не становится. Если вы едете с попутчиком, то вытянуть ноги, не задев его не получится. Поэтому сидеть приходится примерно в одной и той же позе. Остановки крайне редки, так как надо успеть засветло добраться до столицы. В общем, путешествие так себе. Но любое, даже самое неприятное в жизни имеет свойство заканчиваться. Закончилось и это.