Текст книги "До комунизма оставалось лет пятнадцать-двадцать"

Автор книги: Тимур Литовченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– С Соней особая история, – нарушив обещание неотвечатьнамысли сказал гость. – Она поднялась во второй мир, да не смогла уйти и удержаться далеко от тебя... и ушла вслед за тобой. Короче, ты стала ее камнем, неудержимо тянущим на землю. Теперь Соня вместе стобой и как всегда помогаеттебе.

Светлана удивленно уставилась на Мишу. Значит, Соня тоже на земле! Самая верная, близкая душа, продолжает заботиться о ней...

– Гена, – догадалась Светлана, со смешанным чувством радости, восторга и страха за судьбу любимого человека думая, что вот он как всегда спасает ее, да еще и Альку, в далеком Чернобыле.

– Нет, – гость отрицательно мотнул головой. – С Генкой ты могла и не встретиться, а Соня непременно хотела быть рядом с тобой. В любом случае. Понимаешь? Рядом – и помочь тебе выполнить задуманное Юрой, потому что ты очевидно провалилась, замолчав после первого же разговора с Ольгой Васильевной.

Светлана лихорадочно перебирала в уме имена всех своих подружек, периодически возвращаясь к Генке.

– Ну и туго ты соображаешь, пусюнчик!

Кто же? Кто? Не мама же с папой, они старше... Стоп-стоп, что-то в этом есть... Ее мама и она, ее дочь. Мама – и дочь...

Мама!!!

Привстав на вытянутых руках Светлана с ужасом смотрела на Альку.

– Наконец-то додумался. Поздравляю, пусюнчик.

Светлане казалось, что волосы шевелятся на голове, а тело медленно покрывается противной липкой испариной и “гусиной” кожей.

Это как же так?! Вот это маленькое беззащитное существо и есть Соня?! Это такая помощница?!

– Вот именно, помощница. Я же не сказал “защищать”, я сказал “помочь выполнить задуманное”. Твоя дочь может родиться только от тебя. О ней ты волей-неволей станешь заботиться (чему и должна учиться) и ее будешь оберегать от следующей беды.

– К-какой такой с-следующей?

У Светланы дрожала нижняя челюсть. Миша выпрямился и словно бы вырос. Голос его звучал глухо:

– Которая будет еще через двадцать лет. Думаешь, Чернобыль – это последняя катастрофа? Как бы не так! Твое поколение получило оплеуху, как и предыдущее, но люди, кажется, опять ничему не научились.

– Это уже сейчас видно? – с замиранием сердца спросила Светлана.

– К сожалению. Но у людей есть пока еще двадцать лет, чтобы одуматься. На этот раз было даровано пять дополнительных лет отсрочки; в следующий раз лишние годы могут быть забраны, может вновь будет отсрочка. Этого даже я не знаю. Не знаю также, чтоименно произойдет. Но могу сказать точно: на очереди поколение твоей Аленьки.

Светлана подползла к Але на животе и нависла над ней, словно желая закрыть телом дочурку от любой неведомой угрозы. И слышалось ей тиканье то ли стареньких ходиков в комнате у бабы Нади, то ли часов судьбы.

– Что же делать? – спросила она, чувствуя себя отнюдь не лучше затравленного зайчишки.

– То, ради чего отправился сюда Юра. Ради чего здесь ты, – Миша говорил спокойно, но настойчиво. – Как и у всех людей, у тебя есть шанс на вторую попытку. Судьба милосердна, она всегда дает шанс. Всегда, пусюнчик. Расскажи все людям. Предупреди.

– Как?..

– Не знаю. Думай. Решай. Твой выбор совершился на параднойэкзекуции осенью шестьдесят третьего. За тебя твою работу никто не сделает, – гость встал со стула, подплыл вплотную к кровати и умоляюще проговорил: – Но учти, оплошать на этот раз нельзя. До сих пор ты отвечала лишь за свою жизнь, теперь же – за свою и вдобавок за Алечкину. На тебе лежит отныне большая ответственность и как на говорившего открыто со мной, обитателем второго мира. И спрос с тебя будет на этот раз большим. И еще: Аля не на много сильнее тебя: Соня пробыла во втором мире слишком мало. К тебе торопилась, пусюнчик. Такие вот дела.

Тут девочка сладко зевнула, открыла глазки, увидела гостя... и заулыбалась, точно старому знакомому, заерзала и как бы потянулась к нему. Светлана автоматически потрогала пеленки: сухие. Это Миша разбудил Алечку... Неожиданная мысль пришла в голову вместе со словами гостя:

– Помоги ей; она уже помогает тебе.

– А она... знает? Будет знать? – спросила Светлана, заподозрившая неладное после того как Алька вновь потянулась к Мише.

– Что ты! – гость махнул рукой. – Зачем ей знать, что она была когда-то Соней, а ты – Юрой! Покинувший иные миры забывает прежнюю жизнь. Ради тебя было сделано исключение, вот и все. А ей это зачем? Ты будешь охранять ее, тебе и надлежит знать. Аля же поможет тебе одним своим существованием. И вообще у тебя больше не будет снов о той жизни. И если все пойдет нормально, мы никогда не увидимся. Хотя без поддержки по-прежнему не останешься. Вот так, пусюнчик. Пора действовать.

Миша склонился над девочкой, улыбнулся, провел рукой над ее личиком. Алька радостно загулила. Светлана хотела было задержать руку гостя, но неподвижно застыла, боясь, как бы ее пальцы не прошли сквозь дым видения. Миша бросил на Светлану загадочный взгляд, затем подмигнул девочке и спросил:

– Что, Соня, поможем пусюнчику? Как ты думаешь, Алечка, даст тебя мама Света в обиду или нет?..

В соседней комнате то ли ходики бабы Нади, то ли часы судьбы монотонно отмеряли двадцать лет до следующей беды. Миша склонился над кроватью, Аля улыбалась ему и таращила глазенки. А Светлана не знала, что же ей делать теперь, как выполнить то, что Юре казалось таким простым и легким.

Оказывается, это еще не конец!..

POST SCRIPTUM

Да, это еще не конец. Не конец двадцатилетнего цикла, и не конец повести. Поэтому убедительно прошу тех, кто дочитал ее до этого места, потерпеть еще чуть-чуть: с вами поговорит немного сам автор.

Дамы и господа! Пани и панове! Товарищи и товарищи! Граждане и гражданки! Люди, человеки!

(На внимание леди и джентельменов, мадам и месье, сеньоров и сеньорит я не рассчитываю, но кто ж его знает...)

Первоначально никакого прямого непосредственного обращения автора к читателям я не планировал. Это не в моем стиле: у литературного опуса есть свои герои, пусть они и общаются с читателями. Но когда я начал перерабатывать первый черновой вариант повести во второй, меня вдруг охватили сомнения: мне могут... не поверить. Представляете: могут не поверить!!!

В самом деле, жанр фантастики обязывает к проявлению фантазии. Добро бы еще повесть была научно-фантастической, а то фантастика явно ненаучная, мистическая какая-то, бредятина чистейшей воды. И вот я опасаюсь, что по прочтении ее господа лихо предложат дамам ручку, дамы кокетливо поведут глазками, улыбнутся и пойдут вместе с господами куда-нибудь в театр и думать забудут обо всех этих глупостях.

Простите меня за голословное утверждение, но это совсем не глупости. И умоляю вас: не отмахивайтесь от них...

Но что вам мои просьбы?

И вот как раз с целью как-то подкрепить только что сказанное я решил подобрать хотя бы какие-нибудь цитаты из написанных другими людьми и по совершенно другим поводам книг, которые могли бы хоть косвенно подтвердить основную мысль повести:

Двадцатилетний цикл и все к нему относящееся есть реальность,

и получение Киевом очередной оплеухи через двадцать лет тоже

реально.

Это и есть истинная тема повести, а не Бабий Яр, Куреневская трагедия или трагедия Чернобыля. Вообще Куреневка выбрана мною в качестве темы исключительно по двум следующим ниже причинам:

1) в Бабьем Яру стоит сегодня не только грандиозный памятник в стиле соцреализма, не отражающий в полной мере трагедию одного из самых ужасных мест Отечественной войны, но и, слава Богу, менора; о Чернобыле говорили достаточно много и пока еще говорят, хотя у всех в настоящее время на уме экономический кризис и как следствие судорожные поиски средств к существованию; Куреневская трагедия же попала в тень как довольно мелкое происшествие рядом с двумя гигантами;

2) хоть Куреневка и мелковата, тем не менее она есть среднее звено между Бабьим Яром (с которым, кстати, объединена даже территориально) и Чернобылем, которые есть в свою очередь три звена в более длинной цепочке (напр., голод на Украине во время гражданской войны+разруха 1921 года и т.д. назад, то, что будет где-то в 2001 году, если человечество не одумается – вперед); значит, необходимо напомнить о Куреневке.

Так вот, еще раз повторяю: постскриптум затеян мною для того чтобы хоть как-то подтвердить очевидно фантастические строки повести.

Подтверждение первое. Факт куреневской трагедии

О Куреневке у нас никто не писал и не пишет (о единственном серьезномисключении речь ниже). Лишь на 30-летие трагедии в одной из киевских газет я видел коротенькую заметочку, да по радио прозвучала опять же коротенькая передача. Смысл таков: жертвы не считаны, виновники неизвестны, прошлое окутано туманом, а будущее покажет. Как вы понимаете, для трехмиллионного Киева это мутная капля в море и сломанная иголка в стоге сена. Нет, даже ушкоотиголки. За прошедшее после катастрофы время (более 30 лет) успело вырасти минимум два поколения киевлян, да сколько приезжих. И если бы напоминали тем, кто знает, а то ведь большинство понятия не имеет про Куреневку! Тут не напоминать, тут рассказать надо. Так что, уважаемые тинэйджеры и те, кому за двадцать (а может и кому за тридцать!), уверяю вас: Куреневская трагедия была. Где?! В Киеве?! Сель?! Это ведь не горы, откуда же грязевой поток!!! А “на семи холмах стоит Киев град”, Сырец выше Подола и Куреневки. Оттуда и хлынуло. Из замываемого Бабьего Яра.

Но. к сожалению, я не прямой, а косвенный свидетель. Я как раз из тех, кому около тридцати, а 13 марта 1961 года мои будущие родители еще даже не познакомились. Про Куреневку я знаю от мамы: мои дедушка и бабушка похоронены на Байковом кладбище, и когда мы с мамой ходили убирать их могилу, я каждый раз видел на углу центральной аллеи милиционера. Естественно, спрашивал, почему он здесь. Мы отходили подальше, и мама шепотом сообщала, что во-он там, на углу, похоронен человек, устроившийКуреневку, его могилу несколько раз оскверняли, вот и приставили милиционера, чтоб стерег. Дома рассказывала больше.

Я не могу точно утверждать, что во всем виноват один Доводов (поэтому его имя в повести изменено), не могу с уверенностью сказать даже, застрелился ли он. Этослух. Поэтому я не ограничился расспросами одного человека. Я расспрашивал старших года четыре подряд и составил среднестатистическуюкартинуслухов (говорят, статистика – наука точная, хотя и имеет дело со случайными величинами), которая и положена в основу повести. Слухи, кстати, называют еще двоих чиновников, давших “добро” на замывание Бабьего Яра, поэтому в повести Доводов есть среднестатистический чиновник, ставший “козлом отпущения”, как бывший директор ЧАЭС Брюханов.

Итак, я уже утратил всякую надежду документально подтвердить сам факт трагедии, как вдруг в книжном киоске около кинотеатра “Заря” (бывший молельный дом караимов, упомянутый в повести; перед проработкой второго варианта я скрупулезно обошел все места действия своих героев) наткнулся на “Бабий Яр” Анатолия Кузнецова. Это оказалось великолепное, хоть и дешевое издание в твердой обложке, причем в обращении к читателям автор просит только данный текст романа считать действительным, т.к. в нем занимают свое место все фрагменты, вырезанные цензурой из публикации в “Юности” 1966 года, и все дополнения, сделанные автором в 1967-69 годах. Как же я обрадовался, найдя описание Куреневской трагедии в последней главе романа-документа! Перед тем как привести его полностью, дословно, замечу: весь данный фрагмент заботливо вырезан цензурой из журнальной публикации, так что не ищите его в “Юности”:

“Бабий Яр перегородили плотиной и стали в него качать по трубам пульпу с соседних карьеров кирпичного завода. По оврагу разлилось озеро. Пульпа – это смесь воды и грязи. По идее грязь должна была отстаиваться, оседать, а вода стекала через плотину по желобам.

Я ходил туда и потрясенно смотрел на озеро грязи, поглощающее пепел, кости, каменные осыпи могильных плит. Вода в нем была гнилая, зеленая, неподвижная, и день и ночь шумели трубы, подающие пульпу. Это длилось несколько лет. Плотину подсыпали, она росла и к 1961 году стала высотой с шестиэтажный дом.

В понедельник 13 марта 1961 года она рухнула.

Весенние талые воды устремились в Яр, переполнили озеро, желоба не успевали пропускать поток, и вода пошла через гребень плотины.

Широким своим устьем Бабий Яр выходил на улицу Фрунзе, то есть Кирилловскую, прямо на трамвайный парк и густонаселенный район вокруг него, даже в самом устье Яра по склонам лепились дома.

Сперва вода залила улицу, так что застряли трамваи и машины, а люди в это время спешили на работу, и по обе стороны наводнения собрались толпы, не могущие перебраться.

В 8 часов 45 минут утра раздался страшный рев, из устья Бабьего Яра выкатился вал жидкой грязи высотой метров десять. Уцелевшие очевидцы, наблюдавшие издали, утверждают, что вал вылетел из оврага как курьерский поезд, никто убежать от него не мог, и крики сотен людей захлебнулись в полминуты.

Инженерные расчеты заключали в себе ошибку: грязь, которую качали долгие годы, не уплотнялась. Она так и оставалась жидкой, поскольку главной частью ее была глина. Глинистые откосы Бабьего Яра, как водоупорные стены, надежно сохраняли ее в жидком состоянии. Бабий Яр, таким образом, был превращен в ванну грязи, такую же чудовищную, как и породившая ее идея. Размытая вешними водами плотина рухнула, и ванна вылилась.

Толпы людей вмиг были поглощены валом. Люди, бывшие в трамваях, машинах, погибали, пожалуй, не успев сообразить, что случилось. Из движущейся вязкой трясины вынырнуть или, как-либо барахтаясь, выкарабкаться было невозможно.

Дома по пути вала были снесены, как картонные. Некоторые трамваи покатило и отнесло метров за двести, где и погребло. Погребены были трамвайный парк, больница, стадион, инструментальный завод, весь район.

Милиция оцепила весь район и следила, чтобы никто не фотографировал. На некоторых крышах видны были люди, но неизвестно, как к ним добраться. В 1 час дня прилетел военный вертолет Ми-4 и начал эвакуировать уцелевших больных с крыши больницы, снимать других уцелевших.

Место катастрофы очень оперативно было обнесено высокими заборами, движение по улице Фрунзе закрыто, остатки трамваев накрыты железными листами, трассы гражданских авиалиний изменены, чтобы самолеты не пролетали над Куреневкой и нельзя было сфотографировать.

Трясина, широко разлившись, наконец получила возможность уплотняться, вода с нее понемногу стекла ручьями в Днепр, и к концу весны можно было приступить к раскопкам.

Раскопки длились два года. Было откопано множество трупов – в домах, в кроватях, в воздушных подушках, образовавшихся в комнатах под потолком. Кто-то звонил в телефонной будке – так и погиб с трубкой в руках. В трамвайном парке откопали группу кондукторов, как раз собиравшихся там сдавать выручку – и кассира, принимавшего ее. Цифра погибших, естественно, никогда не была названа. Бабьему Яру не везет с цифрами.”

И еще два предложения, имеющих отношение скорее к мистичности моей повести, чем к теме Куреневки, хотел бы я привести. Они вставлены автором в роман в 1967-69 г.г.:

“Попытка стереть Бабий Яр обернулась неожиданной стороной, привела к новым массовым жертвам, даже возникли суеверия. Популярной была фраза: “Бабий Яр мстит”.”

Вот так.

Я несказанно счастлив, что нашелся свидетель из современников куреневской трагедии, оставивший роман-документ. Естественно, несмотря на правдивость моей повести в силу самого жанра ее я не могу утверждать, что написал документ. Да я и не прямой свидетель. Так что заточнымифактами отсылаю вас к Анатолию Кузнецову. В частности, признаю, что он гораздоболееправдивои внятно объясняет причины селя, хотя недооценивает роль грунтовых вод (кстати, в романе он пишет, что из яра вытекал ручей; следовательно, грунтовые воды не просто на Сырце, а в яре были!). С другой стороны, он ничего не пишет о грозе, бушевавшей в ночь на 13-е марта и также внесшей свою лепту в разрушение дамбы. Ну а с третьей, я переоценил роль тех же грунтовых вод.

Конечно, это детали, но именно о деталях я хотел бы сейчас сказать. Я рад, что как в общих чертах (две волны: водяная и грязевая; дата катастрофы, день недели; милицейское оцепление; тайна, вернее, попытка скрыть, вытравить из памяти людей происшествие и пр.), так и в деталях (задохнувшиеся в телефонной будке; занесенный трамвай; смерть кассира; спасающийся на вертолете и пр.) свидетельства опрошенных мною очевидцев совпадают с “Бабьим Яром” Кузнецова. Значит, для тинэйджера, собирающего по крупицам слухи в условиях всеобщей “игры в молчанку” через 15 лет после трагедии я поработал неплохо. С другой стороны, мы во многом расходимся (оценка вызвавших сель причин; Кузнецов не упоминает об обвалившемся корпусе психиатрической больницы им.Павлова; я ошибся насчет времени схода волны грязи, т.к. в повести Юра очнулся во время серого рассвета, тогда как в середине марта в 8.45 утра уже совсем светло; у меня раскопки трамвая начинаются сразу же после катастрофы, а не к концу весны и пр.). Что ж, на документальной точности я не настаиваю, хотя у меня тоже все правда. Я не стал подгонять свою повесть под “Бабий Яр”. Я оставил свидетельства своих очевидцев в неприкосновенности. Возможно, так мне удастся избежать обвинения в плагиате или, того хуже, в перверсии романа Кузнецова. И кроме выбора эпиграфа и вот этого постскриптума я не использовал “Бабий Яр”. Это разные произведения, и пусть они останутся разными.

Подтверждение второе. Спонтанное воспоминание о прежней жизни

Вот что сказано о посмертных воспоминаниях ребенка в книге Ю.М.Иванова “Йога и психотренинг. Путь к космическому сознанию”:

“Остановимся на исследованиях Яна Стевенсона... Дети... в возрасте 3-9 лет могут вспомнить детали предыдущего воплощения спонтанно. В качестве примера очень интересно обследование индийской девочки Шанти Дэви, которая в четырехлетнем возрасте начала рассказывать о своей прежней земной жизни с указанием имени мужа. Этот человек по имени Чоби был найден и представлен девочке, которая его узнала и правильно ответила на заданные ей вопросы. Через несколько лет вместе со своими родителями и некоторыми свидетелями Шанти Дэви выехала к Чоби в город Матхура, в котором она никогда прежде не была. Сразу же с железнодорожной станции Шанти прямиком направилась к дому, где жил Чоби. В его доме она указала на место, где, по ее словам, она зарыла в земляной пол 100 рупий. Стали копать и обнаружили тайник, который оказался пустым. Чоби признался, что он нашел эти деньги после смерти своей супруги, 24 сентября 1925 года сразу же после того, как она родила ему сына (Шанти родилась в 1926 г.). Среди большой толпы собравшихся Шанти Дэви правильно указала своих родителей в прежней жизни.

Подобных примеров специалисты реинкарнации могут привести достаточно много.”

Я ни в коем случае не хочу стать глашатаем идеи реинкарнации (переселения душ). Тем более существует прямо противоположное мнение: на самом деле никакой реинкарнации нет, все это – козни дьявольских прислужников. Согласно данной точке зрения, демоны конечно же ведают, что было много лет назад с умершими ныне. И люди, “помнящие” что-либо о своей предыдущей жизни, как раз являются одержимыми дьяволом несчастными, которым темные силы внушили “воспоминания” такого рода.

Я не стану разбирать сейчас оба взгляда на реинкарнацию; это не тема для литературного произведения. Сам я не являюсь горячим сторонником этой теории по одной простой причине:

в жизни человека теория реинкарнации ничего принципиально не меняет!

Это может показаться парадоксальным, но это действительно так. В самом деле, человек не может сделаться лучше или хуже от знаний о прошлой жизни. Тогда что толку в знании о своем безвозвратно ушедшем прошлом, раз оно исчезло, рассеялось как дым?! Следовательно, попытка выяснить, что было с тобой в предполагаемой прошлой жизни – это так или иначе взгляд назад, начало движения вспять, а не вперед.

Однако именно так я попытался связать участников-жертв Бабьего Яра и Куреневской трагедии с жертвами Чернобыля. Почему? Тема настоящей повести —взгляд в прошлое, брошенный не с целью зафиксироваться, зациклиться на этом прошлом, но чтобы вспомнив о нем двигаться вперед. Поскольку речь идет не просто о жизнях отдельных людей, но о выпавших на долю трех поколений киевлян трагедиях, дело не в личных судьбах, но в судьбе целого народа; и вот тут-то воспоминание о допущенных в прошлом ошибках из занятия пустого превращается в крайне важное. Опыт отдельной личности может исчезнуть, сгинуть в веках; опыт социальный – никогда, он суммирует опыт всех людей и передается будущим поколениям.

Именно потому я счел возможным использовать эти взгляды в своей повести, что в качестве литературного приема реинкарнация очень даже эффективна. Если один из героев произведения буквально попадает в шкуру другого человека, разве это не наилучший способ заставить читателей прочувствовать думы героев, их боль, горе, счастье и радости? Кстати, наличие или отсутствие реинкарнации принципиально ничего не меняет не только в жизни, но и в данной повести. В самом деле, если бы девочке просто приснились все четыре сна без получения известия о том, что снилась ей прошлая жизнь, разве изменило бы это уровень ее ответственности перед другими за полученное знание? И разве сами факты расстрелов в Бабьем Яру, Куреневской трагедии и Чернобыльской катастрофы и период между ними в одно поколение не есть объективная реальность, не зависящая от чьих бы то ни было снов?..

То же самое я могу сказать о структуре так называемых “тонких” миров, о показанной в повести преисподней – я могу и не разделять подобный взгляд на потусторонний мир, но картина именно такого загробного мира срабатывает в этой повести наиболее эффективно.

Подтверждение третье. Герои повести

Вы уже знаете, что о Куреневской трагедии ничего почти не писали, так что ни Юру, ни Мишу, ни Мышку я, к сожалению, обосновать и подтвердить не могу. Не знаю также подтверждения, что в Бабьем Яре был расстрелян матрос Днепровской флотилии, боцман Яша по прозвищу Чубик (хотя факт расстрела моряков-днепровцев подтверждается и у Кузнецова, и в других источниках). А вот насчет расстрелянных евреев, которые действуют в повести – дело совершенно другое.

В 1991-м г., в канун 50-летия начала расстрелов, киевская газета “Молода гвардiя” совершила благороднейшее дело, выпустив Книгу памяти Бабьего Яра. В ней приведены все данные, которые к тому моменту удалось собрать о жертвах расстрелов (и не только о евреях, иначе в Книгу не вошли бы, например, Олена Телига и Иван Рогач, которые были убежденными украинскими националистами).

Когда в 1989 году я начинал работать над повестью, я вывел следующих героев-евреев: Соня и ее дедушка, по прозвищу Старый Сема; его друг Борух Пинхусович, живший на Малой Васильковской (теперь Шота Руставели) возле синагоги (теперь Театр кукол). Окончившая школу Соня жила с дедушкой неподалеку (мне представлялось, где-то на ул.Саксаганского, это на квартал выше ул.Жадановского). Представьте же мое удивление, граничащее пожалуй с ужасом, когда в Книге памяти Бабьего Яра я нашел всех троих:

“САХНОВСКИЙ САМУМЛ ВОЛЬФОВИЧ, зав.маг., 1890, г.Киев, ул.Шота Руставели, д.10, кв.4” (стр.68)

“СТАВСКАЯ СОФЬЯ, ученица, 1924, г.Киев, ул.Жадановского, д.41, кв.11.

СТАВСКИЙ БОРИС, 1870.” (стр.72)

Не зная ничего об этих людях я лишь перепутал имена стариков (дедушка был Борухом, а Старый Сема – его другом) да дал лишний год Соне, в остальном все совпадало! Все, вплоть до места проживания (правда и то, что Стасвкие жили на Жадановского, а не на Саксаганского, но это всего на квартал ниже и это я в первом варианте точно не определял).

Вот тогда я понял, что если не переработаю свою повесть и скрою ее от людей, то буду аки свиния непотребная. Потому что все они действительно жили! И все, что я написал, не будучи прямым свидетелем Куреневской трагедии – тем не менее правда.

* * *

А теперь подумайте, дамы и господа, пани и панове, товарищи и товарищи, граждане и гражданки, люди, человеки, такая ли фантастичная вещь – ненаучная, мистическая фантастика! И можете хоть в театр, хоть куда.

Только умоляю: помните.

Очередной виток двадцатилетнего цикла раскручен.

В нашем распоряжении осталось не так уж много времени.

Дай Бог вам одуматься, люди, человеки!

Не дай нам Бог получить очередную оплеуху...