Текст книги "Охота на Разрушителя (СИ)"

Автор книги: Тимофей Печёрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

4

Кстати, мага, возглавлявшего Тайную канцелярию, и, несмотря на столь высокую должность не побрезгавшего навестить простого подневольного бойца, звали Норенус Зоркий.

«Надо же, даже погоняло у него имеется, – не без удивления отметил про себя Глеб, когда этот маг соблаговолил представиться, – ну… что-то типа этого. Хоть вроде и не по чину…»

Сей незначительный вроде бы момент прибавил Норенусу в глазах Глеба толику уважения. Каковое потом еще и усилилось во время инструктажа. Когда, едва ли не с первых слов, теперь уже бывшему аренному бойцу сделалось ясно: глава Тайной канцелярии стремится предусмотреть многое, если не все. А потому не только просчитал путь, который должен был привести Глеба к треклятому Разрушителю, но и допускал возможность отхода и маневра по мере необходимости. Ну, чтобы не держаться до последнего за некогда разработанный план, если новые, внезапно открывшиеся, обстоятельства помешают его исполнению.

Проще говоря, Норенус Зоркий не только планировал на шаг-другой вперед, но и допускал возможность импровизации. А коль так, то не имело смысла посвящать исполнителя (Глеба то бишь) сразу во все этапы. Обещанные же подсказки и советы Норенус намеревался выдавать шаг за шагом. По мере достижения очередной промежуточной цели.

При таком подходе Глебу и Норенусу… вернее ведомству, оным возглавляемому, требовалось быть на связи. Обеспечить же вышеназванную связь подвизался второй из волшебников-визитеров. Меторий Усердный, слывший в Империи не просто светилом магического искусства, но и верховным наставником Магистериума – учебного заведения, где готовили магов.

Для связи Меторий предложил использовать что-то наподобие таблетки. Шарик, величиной с леденец «Чупа-Чупс» – сладость, бывшую популярной во времена юности Глеба. Только в отличие от леденца была магическая таблетка-шарик наверняка металлической. Слишком твердой выглядела и прочной. Нечего и думать было, чтобы растворить ее, медленно рассасывая во рту. Более того, темный, будто испачканный в саже и, вдобавок, какой-то теплый наощупь – будто внутри топилась мини-печка – шарик-таблетка вообще казался несъедобным.

Однако, как назло, именно это и требовалось, дабы воспользоваться магическим устройством. Съесть его… вернее, проглотить. Можно зажмурившись, можно запив. Но в любом случае шарик-таблетка должен был оказаться внутри Глеба.

– Во-первых, средство связи должно подключиться… к вашей нервной системе, – словно оправдывая эту неприятную необходимость, пояснил Меторий Усердный, – а во-вторых, обычные амулеты… и другие устройства, не требующие помещения внутрь организма… их даже невежественные варвары легко обнаружат. Если не при обыске, то поймав на их использовании.

– А я не подавлюсь? – вопрошал Глеб, держа шарик-таблетку на ладони и все еще с опаской на нее поглядывая, – и… это… ну, если по нужде приспичит. Эта штука не выйдет?

– Выйдет, только когда получит соответствующую команду, – решил ответить Меторий почему-то не по порядку, – а насчет того, чтобы подавиться… скажу, что вы нас недооцениваете. В Магистериуме проводились испытания этого устройства. В том числе с подбором оптимальной формы и размеров – так, чтобы не застряло.

Несмотря на все уверения, глотал магическую пилюлю Глеб не без содроганья. И даже закрыл глаза, как делал еще в детстве, когда приходилось принимать горькое лекарство. А следом даже не выпил – опрокинул в себя целую кружку воды. Затем на миг призадумался… и, подойдя к крану, налил себе еще кружку.

– Пейте-пейте, – добродушно отозвался Меторий Усердный, – сколько хотите. Жидкость ей не навредит… в теле ведь человеческом… да и не только, и без того… знаете, сколько жидкостей разных?

Вопреки собственным опаскам, никаких неудобств от попадания в организм магического шарика-таблетки Глеб не ощутил. Как и не почувствовал вообще ничего особенного. Разве что подумалось ему, что с помощью волшебного шарика в Тайной канцелярии намереваются не только держать связь, но и следить за отправленным в свободное плаванье чужаком. Чтобы не сбежал, например. Или не перешел на вражью сторону. Или не захотел забить на миссию и залечь на дно. Хоть Глеб и уверял Норенуса, что никакого побега у него и в мыслях нет, но маг, по-видимому, придерживался принципа «доверяй, но проверяй». Как и все работники невидимого фронта. В любой стране и во все времена.

И вместе с тем главе Тайной канцелярии следовало отдать должное. Из простого человеколюбия ли, или из соображений здравого смысла, но гнать Глеба немедленно на выполнение его миссии Норенус не стал. Уже теперь бывшему участнику боев на арене было дозволено остаток дня и, разумеется, ближайшую ночь отдохнуть. Отлежаться, утолить голод и лишь худо-бедно набравшись сил, отправиться на спасение Империи.

Когда же наступило утро, Глеб в смешанных чувствах понял, что имелось еще одно обстоятельство, заставившее Норенуса предоставить ему время для отдыха. Расчетливый глава Тайной канцелярии решил между делом испытать средство связи.

Состоялось это испытание в один из тех ранних и сладких часов, когда сон уже не крепок – мозг вроде бы готов пробудиться, но телу по-прежнему не хочется покидать постель. И даже шевелиться.

Вот тогда-то Глеб не услышал – скорее, почувствовал… нет, принял непосредственно в мозг поступившую команду: «Вставайте! Вставайте, Глеб! Пора!»

В отличие, например, от армейской команды «Подъем!», звучавшей громогласно и до отвращения грубо, прямолинейно, голос, велевший Глебу пробудиться, воспринимался его сознанием как тихий, мягкий и вкрадчивый. Ассоциации вызывавший не с командой, скорее, но с детскими воспоминаниями. Когда мать будила маленького Глеба то ли в школу, то ли даже в детский садик. Тому, до конца не пришедшему в сознание, едва не захотелось захныкать, умоляя: «Ну, еще минуточку!»

И все же приказ этот, настигший Глеба на границе сна и яви, не перестал оттого быть приказом. И при всей своей кажущейся мягкости в покое сонного бойца не оставлял. Повторялся раз за разом.

«А, похоже… штука та круглая – работает», – не без удовлетворения заключил Глеб, окончательно пробудившись и приподнявшись с кровати.

За подъемом последовал визит в душевую камеру. Понимая, что снова помыться, как следует, он сможет не скоро, Глеб наслаждался душем как в последний раз. Не меньше получаса простоял… пока голос в голове снова не начал допекать. Хватит, мол! И без того-де чистый.

А потом, когда уже одевшийся Глеб сидел за завтраком в столовой для бойцов арены, мысли его приняли неожиданный и нежелательный оборот. Подозрения нежданно-негаданно возникли. Такие, что, мягко говоря, не способствовали доверию к новым работодателям.

«Этот Норенус… или кого он там припахал – они с помощью волшебного шарика еще и могут видеть меня… за мной следить! Получается, подглядывали, гады, когда я под душем стоял. А если еще выяснится, что Норенус не женат… и вообще у магов жен не бывает… по известным причинам… о-хо-хо, тогда с кем я связался!..»

За подозрениями вполне закономерно последовало отвращение. На миг Глебу даже захотелось отказаться и от миссии по устранению Разрушителя, и вообще от сотрудничества с Тайной канцелярией. Как и со всей магической кодлой.

Не столько успокоился, сколько образумился он тогда благодаря собственной памяти. Когда припомнил некоторые слова Норенуса – о неведомых Текнах, о пойманном шпионе и о гарантированно незавидной его судьбе. А припомнив, решил, что лучше иметь магов все-таки в союзниках, чем во врагах. В чем бы Глеб их ни подозревал, и как бы ни довлели над ним собственные предрассудки.

«Да хрен, в конце концов, с ними, – пришла утешительная мысль, – пусть смотрят… поди, завидуют! Ха-ха… сами-то, небось, эти маги – из кого-то уже песок сыплется, а те, из кого не сыплется, тоже, поди, тяжелее волшебной палочки ничего не поднимали. Понятно, что бабам такие не нравятся!»

Мысль пришла и успокоила. Только вот Глеб не до конца уже был уверен – родилась ли оная в его мозгу… или была подкинута в него посредством шарика-таблетки. Как яйцо кукушки в чужое гнездо.

5

Не успел Глеб покончить с завтраком, как в столовую заявился маг. Еще молодой. Но выглядевший медлительным и рыхлым – этот рыжеволосый взлохмаченный человек, успевший обзавестись двойным подбородком. И, вдобавок, заметным брюшком, выпиравшим из-под темно-синего, похожего на монашеское, одеяния.

По прикиду этому, собственно, Глеб и догадался о профессии рыжеволосого.

– Ну и долго вас еще ждать? – возмутился маг, с ходу опознав Глеба, сидевшего себе за столиком и безмятежно ковырявшегося в тарелке.

Голос у молодого волшебника оказался под стать внешности. Высоковатый какой-то, скулящий. Бабий, одним словом. И Глебу под впечатлением от этого голоса вновь подумалось нехорошее по поводу наклонностей магической братии.

Подозрения свои, впрочем, он удержал при себе. И вообще хранил гордое молчание, покуда рыжий маг то ли возмущался, то ли… жаловался:

– Мне велели вставать спозаранку, срочно приготовить виману и тащиться на ней сюда! В это гнусное место, где одни безволосые обезьяны своими ужимками потешают других обезьян, со всего города собирающихся. Велели отвезти вас… далеко отвезти: дай Свет, в течение дня управиться! И что? Я битый час сидел-ждал. А вы тут… преспокойно брюхо набиваете?!

В ответ Глеб лишь бросил на него снисходительный взгляд. Да многозначительно постучал по тарелке с остатками котлеты, раскрошившейся под вилкой.

И лишь когда последняя крошка покинула тарелку и переместилась в рот Глебу, а следом отправился стакан теплого компота (чая в этих краях не знали), негодующий маг удостоился и словесного ответа:

– Ну, ты сам башкой своей магической как думаешь? Раз, как говоришь, «далеко везти», то как, перед дальней дорогой – и не подкрепиться? Уж о том не говоря, что я не развлекаться отправляюсь… не на днюху к корешу и не на пляже загорать да на девок любоваться. Мне, если не в курсе, предстоит миссия. Опасная для жизни. А быть героем на голодный желудок я не согласен!

На это рыжеволосый волшебник только плечами пожал. После чего они вдвоем с поднявшимся из-за стола Глебом покинули столовую.

А потом был полет на вимане – так в Империи называли лодку или небольшой кораблик без мачты и хотя бы одного паруса, зато под действием магии способный летать по воздуху. И служивший здесь основным, если не единственным воздушным транспортным средством.

Глеб, к слову сказать, давно мечтал полетать на вимане. С самой первой прогулки по столице. Когда увидел летающую лодку, прошедшую над улицей. И теперь, по воле обстоятельств осуществив эту мечту – не пожалел. Да, на открытой всем ветрам палубе находиться не очень-то приятно. Особенно с непривычки. Но на такой случай на вимане предусматривалась надстройка: что-то вроде небольшой комнаты… то есть, пардон, каюты. В нее-то и убрался вскоре Глеб, искренне сочувствуя рыжему магу. Ему-то, полетом управлявшему, покидать палубу было нельзя.

Но прежде чем спрятаться от ветра, Глеб успел полюбоваться на панораму столицы. Под лучами утреннего солнца да с высоты в сотни метров стольный имперский город показался ему удивительно прекрасным. Расположенный среди горных утесов, с дворцами и зеленеющими парками на плато, с перекинутыми между утесами мостами изящной формы да с ажурными бортами; с тянущимися к небесам остроконечными башнями, сверкающий хрустальными или глянцевыми куполами исполинских сооружений вроде почти ставшего родным амфитеатра – он воскрешал в памяти образы из сказочных или фантастических фильмов. Даже мог показаться городом будущего благодаря другим виманам, лавировавшим между циклопических зданий.

В восхищении разглядывая столицу Империи с высоты птичьего полета, Глеб одновременно подумал о варварах. О тех грязных, диких, но вооруженных до зубов скотах, которые умеют лишь разрушать и грабить… ну и еще насиловать подвернувшихся девок. И чьи испачканные в крови и дерьме руки не дрогнут даже эту красоту обратить в прах. Если их не остановить, конечно.

В этом свете собственная предстоящая миссия казалась Глебу уже не досадной принудиловкой, но делом по-настоящему нужным и важным. Делом, в положительном исходе которого вчерашний боец на арене оказался даже заинтересован лично. Причем заинтересован не в материальном смысле – о «плюшках», которые могут на него свалиться в награду за устранение Разрушителя, он почему-то не подумал. Нет, то был, скорее, моральный интерес. Что называется, для души. Даром, что прежде Глеб ничего подобного за собой вроде не замечал.

Хотя чему удивляться? Новая страна, новая жизнь. И Глеб тоже – новый. С иными, чем прежде, ценностями и приоритетами.

Миновав столицу, вимана пошла над то зелеными, то желтыми пятнами лугов и полей, темными – лесов, голубоватыми – озер, над петлявшими по земле полосками дорог.

Попадались на пути и городки какие-то, деревни, но небольшие. Любоваться в них было нечем, особенно с высоты. Так что зрелище это Глебу быстро наскучило, и он, вдобавок успевший подмерзнуть на ветру, предпочел убраться в каюту. Где не придумал ничего лучше, кроме как прикорнуть на жестковатом топчане.

Все ж таки разбудили его рановато. Не грех было наверстать.

Когда Глеб снова поднялся, солнце успело миновать зенит. А закончилось их путешествие с рыжим магом приземлением виманы на небольшой площади посреди какого-то городка, также едва ли отличавшегося большими размерами. Во всяком случае, сойдя на землю и осмотревшись по сторонам, Глеб не заметил здесь даже тени столичного великолепия. Дома имели высоту в два-три этажа от силы – и это в центре города! Первые этажи обыкновенно были сложены из камней… почти не обтесанных, остальные из бревен, брусьев, досок.

Черепичные крыши соседствовали с соломенными… причем весьма близко соседствовали. Городишко явно испытывал недостаток свободного пространства и оттого застраивался плотно. Дома теснились, верхние этажи нависали над узкими улочками, кое-как петляющими меж зданий.

В воздухе стоял запах дыма из многочисленных печных труб, а еще характерный запашок, знакомый любому, кто имел несчастье хоть раз воспользоваться общественным туалетом. Или заходить в подъезд дома, населенного, мягко говоря, не слишком сознательными жильцами.

Очевидно, цивилизация не добралась – не торопилась добраться до этой точки на карте Империи. Тем не менее, именно в пределах Империи располагался сей убогий городишко. О том свидетельствовал хотя бы небольшой флаг с изображением неровного круга, символизировавшего, по-видимому, солнце. Висел флаг на метровом флагштоке, торчавшем над широким крыльцом массивного здания, в отличие от остальных городских построек целиком сработанного из серого камня.

К этому-то зданию и направился рыжеволосый всклокоченный маг, велев Глебу дожидаться его у виманы. Впрочем, едва пройдя десяток шагов, непутевый волшебник с досадою хлопнул себя по лбу. И вернувшись, протянул своему пассажиру пистолет.

– Велели передать… вам, – были при этом его слова.

И только Глеб остался было один, как напомнил о себе голос, звучавший в его голове благодаря волшебному шарику.

– Главное, ничему не удивляйтесь, – снова не услышал, но скорее, почувствовал Глеб, – воины в конвое не предупреждены. Так что о вашей миссии ничего не знают. Все, что им известно – это новый маршрут, по которому им предстоит доставить группу арестантов, включая вас. И, соответственно, другой пункт назначения… до которого вы, впрочем, все равно не доедете. По понятным причинам. И… да спрячьте же вы куда-нибудь это… ну, оружие ваше! Хоть о его назначении тоже мало кто знает, но вещичка-то необычная. Хотя бы с виду. Могут и отобрать, если показывать, кому ни попадя.

Из здания с флагом рыжеволосый волшебник выскочил спустя несколько минут. Именно выскочил – с шустростью и суетливостью, не очень-то вязавшимися с его внешностью. При этом, как и следовало ожидать, маг споткнулся на крыльце и едва не упал. А потом не к вимане со стоявшим рядом Глебом почему-то отправился, а куда-то… не слишком близко. Прочь с площади и вдоль одной из узких улочек.

Вернулся волшебник полчаса спустя и в сопровождении двух воинов, экипированных по имперской форме. Пластинчатые доспехи, мечи в ножнах, шлемы без забрал. Примерно так же выглядели служилые люди, упаковавшие Глеба в день его прибытия в этот мир.

На единственного пассажира, прилетевшего в вимане с рыжеволосым магом, один из вояк глянул, если и с интересом, то с сугубо профессиональным. Оценивающе. Как дворник на груду мусора, например. Очевидно, в этом глухом городишке знать не знали о несравненном Рокки.

Что до его напарника, то лицо оного не выражало ничего, кроме обычного пренебрежения, свойственного каждому человеку, облаченному хотя бы мелкой, но властью.

– Этот что ли? – осведомился воин столь же пренебрежительным тоном, – повесили… Тьма их… на нашу голову.

– А ведь здоровый, гад, – посетовал другой вояка, – и почему не закован?

Вопрос был адресован рыжему магу. Который, видимо, по неопытности стерпел и грубый тон, и сам тот факт, что ему, столичному посланнику и представителю привилегированной касты, приходится давать отчет какому-то захолустному солдафону.

И все же за словом в карман он не полез.

– Заковывать – это для таких как вы работенка, – отвечал маг, – для простых. У нас же для этой цели заклинание особое имеется. Хоп – и даже отпетый головорез становится покорным как баран.

«За барана ответишь», – едва не вырвалось изо рта Глеба. Как и немного ранее – «Я тебе не этот» в ответ на реплику одного из воинов. Но не зря голос, переданный через шарик-таблетку, его предупредил. Не удивляться, значит? Ну, Глеб и не выказал ни тени удивления, а уж тем более возмущения. Легенду следовало поддерживать. И коль нельзя иначе объяснить, почему некий арестант прибыл не в кандалах, то стоило подыграть словам рыжеволосого мага. То есть старательно делать вид, что ты и впрямь находишься под действием подчиняющих чар. Например…

– Как баран значит? В самом деле? – осведомился вояка, обратившись уже лично к Глебу.

Тот не сплоховал. И не то что не съездил по обрамленной шлемом морде, но, вдобавок, ответил смиренно-молчаливым кивком. Да еще улыбнулся – широко, с выражением беззаботного добродушия. Вышла улыбочка несколько глуповатой… что, впрочем, вполне даже устроило обоих конвоиров.

– Ну, тогда пойдем… бар-ран! – хмыкнул второй воин.

«Ничему не удивляться, не удивляться ни-че-му», – про себя повторял, силясь сохранить выдержку, Глеб.

Один из конвоиров пошел впереди, второй следовал за спиною Глеба, когда все трое двинулись по узкой полутемной улочке, вымощенной грубым булыжником. Глеб чувствовал, что любой из сопровождавшей его парочки был готов при первой необходимости достать из ножен меч и порубить вверенного им арестанта в капусту. Ну, в том случае, если подчиняющая волшба внезапно перестанет на оного арестанта действовать.

Идти пришлось недолго. Свернув на улицу попросторнее, вся процессия вскоре вышла к двухметровому забору, за которым обнаружился бревенчатый барак, пара сараев и просторный двор. Непривычно просторный по меркам этого городка.

Во дворе два воина отрабатывали навыки обращения с мечом. Один атаковал, второй – постарше – ловко отклонялся, да еще усмешкой награждал товарища.

Еще пятеро вояк седлали коней.

– Смотрите, кого нам Тайная канцелярия сплавила, – окликнул их один из конвоиров Глеба.

– Ну-ну, – в ответ проворчал один, едва обернувшись, – мало нам забот. Мало того, что двигаться пришлось из-за них на день раньше, мало того, что через опасные места тащиться придется. Так они, вдобавок, нам какого-то быка еще навязали!

«Сам добыкуешься у меня», – мысленно пообещал воину Глеб, одновременно снова явив на лице улыбку довольного простофили.

– Что ж, карета подана, – обратился к Глебу другой воин.

И небрежным взмахом руки указал в направлении телеги с большой клеткой. Транспортного средства, на котором Глеб некогда совершил свое первое путешествие по землям Империи.

6

И на этот раз соседей-попутчиков у Глеба было двое. Что едва ли можно было назвать случайным совпадением. Скорее всего, на троих такая клетка и была рассчитана. Точнее, по ощущениям того же Глеба, даже втроем в клетке было тесновато. Так что тем более не имело смысла уплотнять ее содержимое до предела – до состояния «сельди в бочке». Жестоко, знаете ли! Да и уследить за большим количеством арестантов в случае какой-либо неприятности сложнее. Даже если распихать оных по нескольким телегам с клетками – все равно, воинов в конвое могло потребоваться тоже больше.

Брать же, наоборот, меньше пассажиров в телегу с клеткой было попросту… нерационально. В юности, еще не имевший «крузака» и даже затрапезной «девятки», Глеб частенько пользовался общественным транспортом. В те-то годы, в одном из автобусов попалась ему на глаза шутливая надпись-лозунг: «Порожний рейс – убыток стране». Вот так же и здесь: у конвоиров, разумеется, имелось начальство. Считавшее провозку одного-двух арестантов под конвоем из пятерки воинов недопустимым расточительством. Тем самым, вышеназванным «убытком стране».

Один из нынешних попутчиков Глеба был небольшого роста, нескладный и с физиономией, которую нельзя было назвать иначе как «крысиной». Низкий лоб, маленькие бегающие глазки, кожа землистого цвета, тонкие губы и улыбка, похожая на брезгливую гримасу. Даже тому, кто незнаком с теорией Ломброзо или не принимает ее всерьез, не могло прийти в голову, что данный персонаж угодил за решетку безвинно.

Да, впрочем, он и не старался развеять это впечатление. Наоборот. Ибо с первых минут поездки занялся тем, что на родине Глеба в небезызвестных кругах прозывалось «тискать романы» (ударение на букву «о»).

Байки, которые сыпались из нескладного тонкогубого типчика как горох из рваного мешка, с частыми повторами и небольшими вариациями крутились вокруг двух-трех тем. Как и кого оному типчику довелось обмануть или обокрасть. Как он еще смог избежать кары, и ищеек обведя вокруг пальца, и оторвавшись от преследования. Ну и (а как иначе?) с кем из особ противоположного пола сподобился типчик познакомиться и насколько близко.

Определенно, обладателю «крысиной морды» было скучно. Да и самоутвердиться он наверняка был не прочь. А вот о золотом правиле – что все сказанное может быть использовано против сказавшего – как видно, не знал. А потому не особенно волновало этого говорливого арестанта, слушает его кто или нет.

Лично Глеб потерял интерес к его россказням на первом же часе пути. Немного внимания обращал на них, как на и самого говоруна третий пассажир. Вернее, пассажирка – вроде молодая еще бабенка… но вот Глеб, например, если и счел бы ее привлекательной, то при условии, если ее хотя бы отмыть и придать изрядной копне волос мало-мальски приличную форму. А также деть куда-нибудь жуткое тряпье, служившее бабенке одеждой – одевать во что-то иное и подкрашивать косметикой, на его взгляд было уже излишеством.

Ну а пока, в нынешнем своем виде воспринималась бабенка Глебом примерно так же, как муха, плавающая в супе. Или зрелище не дождавшегося смыва унитаза в общественном туалете. Или переполненное мусорное ведро.

И она не упускала случая усугубить такое о себе впечатление. Запахом, например. Вернее, букетом из запахов пота, грязи и, кажется, даже гниения. Или недостатком половины зубов, заметным всякий раз, когда бабенка открывала рот. Или руганью, этим ртом изрыгаемой. Или тем фактом, что по нужде арестантка без тени стеснения присаживалась прямо в клетке.

Душок в телеге стоял соответствующий. И, сто тысяч раз, увы, но сделать с этим ничего было нельзя. Физиология! У бабенки просто выхода другого не было.

В этом смысле Глебу и его попутчику было легче. Отливать оба наловчились за борт, через прутья клетки. За что получили только устное предупреждение одного из конвоиров: «Попадете в меня – оторву!»

Что именно обещал он оторвать, конвоир не уточнил, но обитателям клетки и сами понимали.

К чести сопровождавших арестантов вояк, выводы они сделали правильные. А может, просто сталкивались уже с проблемой. Так или иначе, но регулярно устраивать в дороге короткие остановки конвоирам ума хватило. Как и выпускать на время оных трех арестантов из клетки – для утоления «зова природы».

Понятно, что случались такие остановки нечасто. Причем непременно при свете дня. И всегда на открытой местности, где конникам не составило бы труда при необходимости настичь беглеца – пешего. И где оному беглецу было бы негде спрятаться. Так что каждая эта остановка неизменно бывала для пассажиров телеги с клеткой долгожданной. Пуще пятницы или отпуска у законопослушных работяг.

Останавливалась процессия и на ночь – конвоиры тоже нуждались во сне и вообще в отдыхе. Только вот клетку во время ночного привала, никто, разумеется, и не думал открывать.

Спешившись и подкормив лошадей, воины обыкновенно рассаживались вокруг костра. И, трапезничая сами да время от времени подбрасывая куски обитателям клетки, они предавались ленивой и ворчливой болтовне. Суть оной заключалось в том, что со службой бравым воякам не повезло – вовсе не такой каждый из них представлял себе пребывание в славном воинстве защитников Империи.

И дело было даже не в необходимости нянчиться с разными отбросами общества. Не только в ней, по крайней мере. Вдобавок кому-то жалованья не хватало, кто-то повышения устал ждать… ну а кому-то просто застили солнце собственные командиры на пару со столичным начальством. Уж очень легко принимали они решения, а еще с большей легкостью – меняли. Следуя принципу «что хочу, то и ворочу». И не задумывались о последствиях для них. Рядовых исполнителей, на которых, конечно же, держится все-все в этом мире.

Вот захотели – и сплавили на поруки дополнительного арестанта. Причем, судя по внушительному телосложению, наверняка какого-нибудь громилу и душегуба. Загреметь же за решетку за украденный из лавки пирожок или, скажем, за крамольные речи в людном месте человек с внешностью Глеба вряд ли бы мог.

Захотели – и в путь отправили раньше времени. Сократив воинам-конвоирам увольнительную с обещанных пяти до четырех дней. А терять время всегда обидно, если речь идет о времени отдыха.

И захотели, Тьма их побери, да недрогнувшей рукой изменили пункт назначения. На другую каторгу зачем-то послали – отличную от прежней только тем, что расположена она севернее. А значит ближе к имперским рубежам, охваченным пламенем войны. И невдомек-де штабным трутням да канцелярским крысам, что нарваться на варваров в этом случае шансов гораздо больше.

Слушая эти разговоры краем уха, Глеб еще усмехнулся внутренне наивности последней мысли. Не касательно возможности встретиться с варварами – ее-то, встречу нежелательную, как раз нетрудно было предвидеть на основании хотя бы законов Мерфи. И даже не будучи в курсе затеи Тайной канцелярии. Глеб же был в курсе. А потому, в отличие от конвоиров был почти уверен: уж, по крайней мере, к Норенусу Зоркому и его подчиненным слово «невдомек» в данном случае было неприменимо.

В Тайной канцелярии не просто понимали, что на новом маршруте конвой с Глебом наверняка попадется варварам. На такое развитие событий там, собственно, и рассчитывали. Так что невдомек было как раз ворчливым воякам – насколько им на самом деле не повезло. Настолько, что маленькое жалование при грязной работе показалось бы на этом фоне завидной идиллией.

Правда же заключалась в том, что всех пятерых в столице заочно приговорили к смерти. Не больше и не меньше. Конвоиры должны были погибнуть, чтобы он, Глеб, на шаг приблизился к исполнению своей миссии. Такое вот, увы и ах, служение отечеству!

Собственно, время исполнения этого негласного приговора наступило к исходу первой недели. Очередным утром – телега с клеткой и сопровождавшие ее воины успели проехать после ночной остановки примерно часика два.

Сначала из кустов на обочине проселочной дороги выскочил навстречу процессии варвар. Один… и еще молодой: вместо бороды на его лице разве что щетина пробивалась. Вскрикнув будто кошка, которой наступили на хвост (видимо, боевой клич издал), он вскинул лук, другой рукой уже закладывая в него стрелу.

Видимо, стрелять молча да исподтишка ему не позволяли обычаи племени. А может, эта не слишком умная и безнадежная атака преследовала свою цель – никого не убить, но остановить имперский отряд.

Скорее всего, второй вариант был ближе к истине. Потому что стрела, пущенная с расстояния от силы в десяток шагов, да с такой наглой открытостью, так никого и не поразила. Воин, ехавший впереди, без труда от нее защитился, успев заслониться щитом. Только вот к лучнику тому, незадачливому, почти сразу пожаловало подкрепление.

Из-за близстоящих к дороге валунов, деревьев и кустарника с двух сторон на пятерку воинов разом ринулась целая орава. Не менее двух десятков варваров бежали к конвою, ревя и потрясая мечами и топорами.

Спутники Глеба тихо выругались. Сам же он не только промолчал, но и ощутил толику удовлетворения – оттого, что замысел Норенуса начал воплощаться в жизнь.

Межу тем конвоиры, если и испугались, то не сильно. Скорее, опешили от неожиданности, причем ненадолго. Ибо в Империи даже те, кому выпадало сопровождать арестантов, не были трусоватыми полупьяными лодырями с замашками гопоты, способной лишь издеваться над теми, кто заведомо слабее и предпочитающей не лезть на рожон, если есть хотя бы призрачная для них опасность.

Нет, и эти вояки тоже были профессионалами. И потому даже при виде численно превосходящего противника надолго не терялись. Не забыли, прежде всего, что они конные. Против пеших неприятелей. И попытались выжать из этого факта как можно больше. Компенсируя вышеупомянутое превосходство в численности, имевшееся у противной стороны.

Пара коротких команд – и четверо из пяти конвоиров-конников выстроились в куцую, но шеренгу. И, нахлестывая лошадей, обогнули телегу с клеткой, чтобы уже пару мгновений спустя на полном ходу влететь в одну из групп варваров.

Кто-то из гикающих дикарей угодил под копыта. Кого-то всадники на ходу смогли достать мечами. А еще многие бросились в стороны. Миг – и без того похожий, скорее, на толпу варварский отряд рассеялся. Вдобавок, заметно поредев.

А четверка конников, почти не пострадав, уже скакала от них прочь. Выходя на новый круг. Или, как вариант, готовилась атаковать тем же манером вторую из групп противника – ту, что выскочила с противоположной стороны.

Тем временем пятый из конвоиров тоже не терял времени даром. Он приметил единственного варвара, прибывшего на коне – вожака, по всей видимости. Варвар невнятно, но громогласно бранился, подгоняя здоровенного черного коня к месту битвы. Подстегнув своего скакуна, имперец устремился ему навстречу.