Текст книги "Европе не нужен евро"

Автор книги: Тило Саррацин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

4. Европейская политика спасения и валютная политика 2009–2012 годов

В главе 3 сделана попытка эмпирической инвентаризации состояния валютного союза, и одновременно я постарался систематизировать возникшие проблемы. Читателю, очевидно, стало ясно, что все как-то между собой связано, но от этого анализ не становится понятнее.

Одновременно я старался оградить читателя от затянутых и преждевременных выводов. Но сейчас будет правильно обобщить следующие промежуточные результаты:

– Евро был в первую очередь политическим проектом.

– Маастрихтский договор не выдержал проверки на практике, так как большинство партнеров не были готовы соблюдать его потому, что не было и нет возможности эффективно осуществлять соответствующее договору поведение.

– Экономических преимуществ, которые можно было бы подтвердить данными и фактами, единая валюта в первые тринадцать лет ее существования не принесла.

– Но евро создал специфические риски для стран как с профицитом, так и с дефицитом бюджета, которые в последние годы стали очевидными.

– Эти риски мешают странам с профицитом бюджета наслаждаться плодами своих успехов и бросают темные тени на финансовое и экономическое будущее стран с дефицитом бюджета.

– Европейский центральный банк, далекий от того, как когда-то Бундесбанк, чтобы работать в стороне от политики, находится в эпицентре урагана самых разных требований и ожиданий.

– Питаемая многими надежда, что валютный союз автоматически будет действовать в направлении политического союза, до сих пор не сбылась. Возможно, решения Европейского совета от 9 декабря 2011 и основывающиеся на них мероприятия станут первым шагом на этом пути¹.

Открытая дискуссия, сопровождавшая политику спасения с осени 2009-го, с начала греческого кризиса, действовала в высшей степени хаотично.

Четыре разные «идеологии» спасения как модели толкования соперничали между собой и всеми силами пытались добиться расположения общественного мнения. Каждая из этих историй, если полагаться на нее, действовала по своей собственной внутренней логике и логически увязывала между собой события, их причины и рецепты спасения:

– История 1: Сейчас принцип No-Bail-Out должен оправдать себя на практике, но он должен также во что бы то ни стало применяться. Тот, кто не может или не хочет восстанавливать платежеспособность своего государственного бюджета собственными силами, должен заявить о банкротстве и при необходимости покинуть валютный союз.

– История 2: Банкротство той или иной страны еврозоны стало бы вторым случаем после банка Lehman Brothers, только намного хуже. Возникли бы чрезвычайно опасные цепные реакции. Ни при каких обстоятельствах страна еврозоны не должна стать банкротом. Непременно потребуется помощь по спасению, хотя бы даже с обязательствами.

– История 3: Единственная эффективная помощь заключается в том, чтобы сделать ЕЦБ Lender of Last Resort – кредитором последней инстанции для всех стран еврозоны и чтобы ЕЦБ в крайнем случае без ограничений покупал облигации с риском падения курса. Дополнительно, при необходимости альтернативно, нужно перевести новые долги стран еврозоны в евробонды.

– История 4: В бедственном положении виноват не евро и даже не ошибки отдельных стран в фискально-бюджетной политике, виноват сорвавшийся с цепи финансовый капитализм, из-за него банки приобрели слишком много власти.

История политики спасения последних трех лет – это также история борьбы трех моделей толкования. Эта борьба происходила на научном, публицистическом и политическом уровне. В то время как ученые часто не могли помочь, так как они со знанием дела и компетентно могли обосновать и опровергнуть совершенно различные точки зрения, политики руководствовались интересами и соображениями, и часто это уже выходило за пределы понимания ими сути дела. Средства массовой информации, сообщавшие о науке и политике, не проясняли сути дела. В том числе и меня – опытного эксперта – не раз раздирали самые противоречивые чувства.

Покупатели государственных облигаций также слишком поздно распознали проблемы. То, что инвесторы не хотят оставлять свои деньги там, где им нужно беспокоиться о процентах и погашении, абсолютно ясно. Остается вопрос, может ли все большее распространение материальной ответственности на Германию каким-то образом бороться с этой озабоченностью инвесторов. Функции Германии в качестве поручителя и плательщика не противостоит никакое сравнимое влияние на структуры, ответственные за принятие решений, и соотношение сил у заемщиков. Даже при гарантируемых Германией евробондах без коренного преобразования еврозоны в централистское федеральное государство политика национальных государств все равно оставалась бы суверенной. Но и в европейском федеральном государстве принятие решений перешло бы к большинству должников, точно так же как сейчас против Германии в ЕЦБ используется большинство голосов.

Весь предшествующий опыт показал, как политическая динамика может усилить постоянное давление на Германию, что даже юридически непоколебимая и экономически хорошо обоснованная позиция в конце концов может дрогнуть².

Затишье перед бурей

До начала мирового финансового кризиса, летом 2007-го, единая европейская валюта представлялась ничем не омраченным удачным достижением: цены были довольно стабильными, процентные ставки низкими, фактический доход от процентов по государственным облигациям также был надежным. Экономика развивалась, хотя и по-разному в каждой стране. Структурные проблемы южных стран стали заметными постепенно, к тому же они перекрывались вплоть до 2008-го очень положительным, хотя и разнящимся от страны к стране развитием экономики.

Первоначально сдержанное, а затем поздней осенью 2008-го вдруг бурное развитие мирового финансового кризиса привлекло внимание к совместным усилиям вначале центральных банков, а затем и государств, по спасению мира от нового мирового экономического кризиса. Именно в Германии существование евро многократно даже расхваливали и повторяли, что благодаря единой валюте, к счастью, удалось избежать ужаса девальвации д-марки.

Многие воспринимали тогда еврозону с ее Центральным банком как защиту от превратностей мировых финансовых рынков. Но на деле все оказалось не так просто. Суровость или относительная мягкость кризиса в разных странах – членах еврозоны зависели от степени и структуры внеэкономического сращивания и от того, насколько национальная банковская система напиталась ядовитыми ценными бумагами или сомнительными кредитами из США.

В целом полагали, что южные страны еврозоны были затронуты мировым финансовым кризисом ниже среднего уровня, так как их сращивание с мировой экономикой было значительно ниже, а значит, и последствия сильного падения экспорта также были меньшими, и их банки в основном держались в стороне от токсичных ценных бумаг из США. Финансируемый за счет кредитов бум на рынке недвижимости в собственной стране предоставлял достаточно возможностей для экспансии и прибыли.

Лишь в конце 2008-го выросли премии за риск на облигации отдельных стран еврозоны по сравнению с федеральными ценными бумагами. В начале 2009 года проценты по греческим государственным облигациям были на 300, а на итальянские государственные облигации на 80 базисных пунктов выше уровня процентных ставок по немецким государственным облигациям. И когда затем мировая экономика в первой половине 2009-го неожиданно заметно ожила после глубокого падения, премии за риск снова пошли вниз.

Диаграмма 4.1. Процентные ставки по государственным облигациям в сравнении

Источник: Евростат. С 2000-го по 2011-й среднегодовые показатели, за 2012-й среднемесячный показатель.

Почему именно Греция?

То, что Греция вообще вошла в Европейский валютный союз, было недоразумением в истории европейской интеграции. Еще в начале 1998-го Греция по обоим критериям конвергенции – процент по долгосрочному кредиту и сальдо финансирования – занимала последнее место в тогдашнем Европейском союзе, а по уровню задолженности она находилась на третьем месте от конца³.

Членство Греции в Европейском валютном союзе представлялось тогда совершенно абсурдным, если критерии конвергенции имели вообще какой-то смысл. Валютный союз начал действовать в 1999-м без Греции. Два года спустя Греция неожиданно сообщила о сальдо финансирования всего в 1,6 % ВВП и могла, без больших дискуссий по этому вопросу, также вступить в еврозону.

Это показывает, что Европейский совет с самого начала воспринимал критерии конвергенции несерьезно. Уже принятие Италии с уровнем задолженности в 122 % общественного продукта в 1998 г. было явным нарушением правил. Принятие Греции в 2000 г. логически и неизбежно явилось следствием официальных цифр греческого правительства по сальдо финансирования за 1999 год.

После этих двух тяжелых нарушений правил в момент зарождения валютного союза «смягчение» стабилизационного пакта Германией и Францией в 2002-м было только последовательным поведением политиков, которые, очевидно, с самого начала не очень серьезно воспринимали свои собственные договоры там, где они грозили привести к неприятным последствиям. Вероятно, неслучайным было и то, что именно итальянский председатель Еврокомиссии Проди в 2002 г. назвал стабилизационный пакт «stupide» (глупым)⁴.

Отношение Европейской комиссии, Европейского совета и стран – членов ЕС к критериям конвергенции и фискальным установкам Маастрихтского договора в большинстве своем с самого начала было позицией «benign neglect» – «благотворного невмешательства», и немецкое правительство вело себя соответственно.

Греция же занималась только обманом смысла и содержания договора, что делали и другие, когда она беспечно, с левантийской хитростью, для того чтобы добиться вступления в валютный союз, просто искажала цифры. Это могло сойти с рук только потому, что существовало молчаливое согласие с Европейской комиссией и Европейским советом каким-то образом сделать возможным вступление Греции. Оппортунизм и сентиментальность по отношению к маленькой стране на окраине Европы, которая якобы 2500 лет тому назад являлась колыбелью европейской демократии, вступили в неудачную связь.

В 2004-м вновь избранное консервативное правительство Греции созналось, что ушедшее в отставку социалистическое правительство за четыре года до этого фальсифицировало данные, чтобы добиться вступления в ЕС. Реакция из Брюсселя была мягкой. Португальский председатель Еврокомиссии Баррозу, также родом из маленькой южной страны на окраине Европы, относился с большим пониманием к положению Греции. Он похвалил новое правительство за честность и «мужественные шаги» и выразил надежду, что они до 2006-го снова приведут данные в порядок⁵. Конечно, этого не случилось, государственный дефицит оставался крайне высоким, и в 2006 году он составлял 5,7 % ВВП, в 2008-му подскочил до 9,8 %, а в 2009 г. даже до 15,8 % ВВП. Затем, после того, как консервативное правительство вновь сменило социалистическое правительство, в сентябре 2009 года были сделаны откровенные показания об имущественном положении страны, и это явилось началом кризиса в еврозоне.

Каждый, кто интересовался цифрами, уже заранее знал, что ситуацию в Греции удержать было невозможно. Итальянское правительство, также большой грешник в плане государственного бюджета, во всяком случае, оно традиционно задолжало своим очень экономным гражданам. Иначе обстояло дело с Грецией: там все государственные кредиты шли прямиком из-за границы.

В каждом году до 2008-го абсурдно высокий доходно-расходный бюджетный дефицит Греции был намного выше, чем государственный дефицит. Даже в первый год фазы консолидации, в 2010-м он составлял еще 12,4 % ВВП (см. таблицу 3.7): не только государство, но также и частная экономика жили сплошь за счет импорта капитала. Заграничные кредиты в течение 10 лет подпитывали экономический рост, обеспечивали повышение заработной платы, растущие государственные расходы и в целом явились причиной «европейского чуда». Одновременно большие структуры и без того скромной экспортной экономики разорились из-за слишком высоких издержек. Цены выросли с присоединением к евро на 40 %, затраты на единицу рабочей силы – на 32 % (см. таблицу 3.10).

Случай с Грецией как в увеличительном стекле демонстрирует все те проблемы, которые касаются и других южных стран еврозоны.

Греческий вопрос sine ira et studio (без гнева и пристрастия)

Осенью и зимой 2009–2010-го долгое время существовала большая неуверенность относительно финансовой ситуации в Греции. У управления статистики ЕС, Евростата были большие трудности с получением из Греции достоверных цифр. Туда отправлялись делегации, чтобы составить себе представление на месте. Волнение на рынке росло, повышалась разница процентных ставок по греческим облигациям в сравнении с облигациями ФРГ.

Я тогда работал в правлении Бундесбанка, отвечал за электронную обработку данных и управление рисками и старался получать только реальные данные. Это было непросто. Экономический и статистический отделы подчинялись президенту Бундесбанка Веберу, а тот ревностно охранял доступ к ним⁶.

От созданного в ноябре 2009-го нового федерального правительства поступали противоречивые сигналы. Вступивший в должность новый федеральный министр финансов Шойбле из-за болезни часто выбывал из строя, но с больничной койки снова и снова высказывался по поводу греческого кризиса, но суть его высказываний всегда была такова, что о банкротстве или о какой бы то ни было неплатежеспособности Греции не может быть и речи и стране нужно как-то помочь. Этим он уже подогревал в политике и на рынках капитала надежды на «программу спасения» и тем самым преждевременно сузил полосу возможностей будущих решений. Федеральный канцлер Ангела Меркель, напротив, долгое время держалась в стороне.

В правлении Бундесбанка мы с необычной для этого органа страстью бесконечно обсуждали случай Греции, его последствия для евро и дальнейшие действия в течение зимы. Аксель Вебер при этом не раскрывал своего мнения.

А так как предварительные оценки из соответствующих отделов в правление не представлялись, то я в начале марта 2010-го завел для себя таблицу с расчетами с проекцией на государственный бюджет Греции. Исходным пунктом был соответствующий актуальный на данный момент – меняющийся – уровень знаний о предварительном фактическом положении в 2009-м согласно цифрам Евростата.

Этот метод в течение всей моей профессиональной деятельности многократно оправдывал себя: так, в 1984-м в федеральном министерстве финансов я теоретически решил проблему консолидации государственных железных дорог ФРГ. А в начале 1991-го я довольно точно предварительно оценил структуру долгов и потребность в дополнительных средствах ведомства по управлению государственной собственностью. В 1992-м я разработал структурную основу для бюджета земли Рейнланд-Пфальц. И точно с такой таблицей в 2002 году я начал успешную стратегию консолидации для бюджета федеральной земли Берлин.

Теперь с марта по апрель 2010-го я загружал эту проекцию меняющимися предположениями, оказалось, что даже при решительной и успешной консолидации потребовались бы – так же как и в Берлине – годы до того, как снизится только первичный дефицит государственного бюджета Греции, то есть дефицит без учета задолженности. А в этот период уровень задолженности и вместе с ним и начисление процентов будут продолжать расти. Стабилизация была бы возможна только при уровне задолженности от 140 до 190 % ВВП. Но при не таких оптимистичных предположениях не было бы даже этого. Вариант проекции, который в апреле 2010-го ближе всего соответствовал моей тогдашней оценке вероятного развития, показан в таблице 4.1. За 2011 год я тогда оценил уровень задолженности в 149 % ВВП, фактически же вышло 165 %⁷. Только для того, чтобы стабилизировать долю задолженности в валовом социальном продукте на этом уровне, потребовалось бы среднесрочное первичное превышение доходов над расходами в бюджете (то есть превышение перед процентами и погашением) ежегодно в 5 %. Если бы до 2020 года уровень задолженности захотели бы снова довести до 100 % ВВП, то есть на уровень к началу валютного союза, то это потребовало бы из года в год наличия первичного профицита государственного бюджета Греции в 11,5 % ВВП. Исторически этого еще никогда не удавалось сделать. Поэтому экспертный совет по общеэкономическому развитию считал, что у Греции однозначно существует проблема с платежеспособностью⁸.

Таблица 4.1. Расчет по модели бюджета Греции с апреля 2010 (в млрд евро)

Источник: По фактическому значению 2009-го предварительные данные Евростата, состояние апрель 2010-го, по проекции собственные предположения и расчеты за апрель 2010-го.

Так как задолженность греческого государства из-за огромного дефицита доходно-расходного баланса происходит почти исключительно за границей⁹, то совокупная консолидация государственного бюджета и экономики могла бы получиться, если бы у Греции был внешнеторговый профицит в размере ежегодной уплаты процентов государства, то есть 7 % ВВП. Ежегодный чистый трансферт за границу в таком размере был бы, во всяком случае, сравним с требованиями по репарациям, которые Версальский договор 1919 года наложил на Германскую империю, то есть совершенно нереальным!

Я задумывался над тем, что бы сделал в такой ситуации я, будучи министром финансов Греции. Ответ был совершенно ясным: я бы приостановил пока обслуживание процентов и погашение и продолжал бы работать совсем без кредитов. Из-за отсутствия возможности делать долги тогда бы почти автоматически можно было бы добиться по крайней мере сбалансирования первичного дефицита.

Ситуацию с бюджетом в Греции спасти традиционными средствами было невозможно. Тот, кто это обещал – а к моему удивлению, греческие политики именно это и обещали, – по моему мнению, либо не знал цифр, либо не понимал их, либо хотел, чтобы за эту неразбериху платили другие.

Ответственные политики в Греции, очевидно, отказались от ответственности за свою экономику и свой бюджет или, что более вероятно, никогда ее на себя и не брали. Благополучие в ЕС, а также кредитоспособность и низкие процентные ставки, которые принес с собой евро, привели к длившемуся в течение 10 лет огромному расточительству. Конечно, виноваты были не только политики. Виновато было все общество. В конце концов, каждый народ избирает тех политиков, менталитет которых он понимает и чувствует, что они скорее всего являются его представителями.

Я вспоминаю мою первую поездку в Грецию в феврале 1965-го. Греция была еще королевством, это было незадолго до военной диктатуры. Я ехал на автобусе, путешествовал пешком и автостопом, ночевал в основном на частных квартирах, вступал в контакт со многими людьми. На Пелопоннесе, во время поездки из Олимпии в Ларису, я разговорился с мужчиной примерно тридцати лет. Он был секретарем социалистической партии в маленьком городке. Мы говорили о политике. Я спросил его, на что он живет, платит ли ему партия зарплату. Он удивленно посмотрел на меня. Нет, он живет на то, что ему дают люди. Какие люди и почему они ему что-то дают? Ну, они дают ему что-то, потому что он помогает им с их проблемами. Мне это показалось интересным. Молодой человек был элегантно одет, иначе, чем остальные люди, которых я обычно видел в деревнях и маленьких городках. Стоит опасаться, что в последние 50 лет в этих структурах мало что изменилось.

Логика принципа No-Bail-Out

Политика спасения отводит Германии, как стране, на которую падают будущие основные расходы по спасению Греции, роль экономического опекуна. Не думаю, что складывавшийся в течение тысячелетий своеобразный менталитет граждан Греции изменится за короткое время только благодаря дисциплинирующему воздействию евро и Маастрихтских критериев.

Я считаю неправильным, что Германия, или «Меркозия» (от фамилий Меркель и Саркози), или комиссия ЕС дают предписания живущему на окраине Европы народу с восточным складом характера, как ему следует жить и организовывать свои внутренние дела. Свободная торговля – да, целенаправленная помощь на развитие со строгим контролем применения – да, но остальное? Пусть они спокойно используют евро, если эта валюта не связана с кредитами.

И тут я подхожу к принципу No-Bail-Out, как модели хорошего соседства: люди здороваются друг с другом через садовую изгородь, принимают посылки для передачи соседу, присматривают за его кошкой или собакой. Но за его взятую в евро ипотеку сосед должен отвечать сам. И когда неизбежна принудительная продажа недвижимости с торгов, то, бесспорно, ему придется это пережить. То обстоятельство, что моя ипотека взята в евро, не влечет за собой обязательства оказывать помощь за его просрочку платежа. Также, и особенно в глобализованном мире, должны существовать строгие правила для ответственности перед самим собой и для невмешательства в дела другого.

Но, к сожалению, политика уже с самого начала отказалась от центрального для Маастрихтского договора и всей логики валютного союза принципа No-Bail-Out в первом же случае его возможного применения. Правда, критики такого необдуманного поведения, как Отмар Иссинг ¹⁰ и Ганс-Вернер Зинн ¹¹, запустили настоящий риторический и публицистический фейерверк, чтобы помешать отказу от этого принципа. Ответственный редактор газеты «Франкфуртер альгемайнецайтунг» Хольгер Штельцнер, противодействуя, исписал вороха бумаги, но политика и главные экономисты банков шли своим путем.

В правлении Бундесбанка временами велись очень оживленные дискуссии. Аксель Вебер так и оставался в стороне. Мой коллега в правлении и я были категорически против любой формы Bail-Out (оказания помощи при выходе из кризиса). Коллега хотел любой ценой предотвратить нарушения с платежами и считал для этой цели необходимыми любые меры по оказанию помощи. Остальные два члена правления избегали ясно высказывать свое мнение. В то время, пока эти дискуссии продолжались, при подготовке к докладу я листал в апреле 2010-го мою старую книжку о евро, третье издание 1998-го, и нашел там следующую цитату:

«Страны-члены тем скорее начнут проводить ответственную и отвечающую стабилизации финансовую политику,

– чем скорее им станет ясно, что они не могут повлиять на уровень процентных ставок и темпы инфляции,

– чем меньшим будет влияние ЕС на сторону доходов, в особенности на национальное налоговое законодательство и на состояние платежей на стороне расходов,

– чем однозначнее может быть исключена любого рода надежда на прямую и косвенную помощь ЕС при тяжелых финансовых ситуациях.

С другой стороны, они тем скорее будут поддаваться своей по-разному выраженной склонности к национальной дефицитной экономике,

– чем больше они смогут надеяться в итоге на гибкую денежную политику,

– чем больше на их доходы и расходы будут влиять предписания ЕС, и они, таким образом, будут избавлены от ответственности,

– чем больше они смогут надеяться на помощь непосредственно со стороны ЕС или межгосударственной системы финансового выравнивания.

Говоря другими словами: все представления о большей финансовой солидарности в ЕС… скрывают в себе риски для самостоятельной финансовой ответственности и тем самым для платежеспособности финансового хозяйства стран-членов»¹².

Лучше я и сегодня не могу это выразить. Зимой и весной 2010-го реальность, к сожалению, развивалась точно в противоположном направлении. Усиливались требования из комиссии ЕС и из Франции о двусторонней помощи Греции. Председатель Еврокомиссии Баррозу, который великодушно простил Греции искажение документации в 2004-м, стоял теперь во главе тех, кто требовал помощи для Греции. Этому не способствовало и то, что федеральный министр финансов Шойбле уже с самого начала отказался от какого-либо противодействия.

Федеральный канцлер Ангела Меркель продержалась со своей тактикой сдерживания только до 25 марта 2010-го, до саммита в Лиссабоне. Она согласилась, что «двусторонние кредиты» Греции рассматриваются как «крайнее средство», и потребовала в Бундестаге на будущее: «Необходимо положить конец всяким махинациям»¹³. Такие слова сейчас мало что значили, плотина в сторону кредита спасения была прорвана. Почти ежедневно после принципиального грехопадения в марте 2010-го высказывается требование о необходимости строгих правил. Это также метод, чтобы успокоить и усыпить общественность. Штефан Гомбург иронично предсказывает, что так же будет продолжаться и в будущем: «Прежде всего общественность будет оставаться в абсурдной вере в то, что со всеми проблемами можно справиться с помощью «строгих правил», уже в течение 20 лет ad nauseam («до отвращения») произносимое как заклинание выражение»¹⁴.

Благими намерениями вымощена дорога в ад: прямой и тернистый путь вел с 25 марта 2010-го через 16 саммитов по спасению к все более высоким суммам помощи и гарантий со стороны Германии, которые наконец составили риск на сумму более 500 млрд €.