Текст книги "Сидни Шелдон. Если наступит завтра – 2"
Автор книги: Тилли Бэгшоу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Сегодня днем я покажу вам, что имею в виду, мисс Джой. Желаю приятного завтрака.
На реке Квай стояла сорокаградусная жара и влажность достигала ста процентов. В слаксах цвета хаки и полотняной сорочке генерал Алан Макфи обливался потом. В руках он судорожно сжимал маленький рюкзак.
– Вы наверняка привыкли к подобным условиям, генерал. В чем ваш секрет?
Генерал нахмурился. Он терпеть не мог Томаса Боуэрса. Парень был чересчур красив, чересчур вкрадчив, чересчур увлечен собой. Сегодня Боуэрс выглядел, как всегда, безупречно, в белой рубашке и шортах, а если и страдал от жары, то никак этого не выказывал. Ублюдок!
– Никакого секрета, мистер Боуэрс. Только стойкость.
– Достойно восхищения. Я заметил, вашего секретаря нет с нами. Военная история не ее конек?
– Мисс Джой неважно себя чувствует. По-моему, она отдыхает у себя в купе.
Пассажиров поезда разделили на две группы и повели к разным плотам: азиатов – к плоту с японским гидом, европейцев – к австралийцу, бывшему военному.
Джеф направился к плоту с азиатами, но дорогу ему преградил старший стюард с выражением паники на лице.
– Нет-нет, мистер Боуэрс. Экскурсия на английском на другом плоту.
– Спасибо, Гельмут. Но я предпочитаю этот.
Джеф протолкнулся вперед.
– Пожалуйста, мистер Боуэрс, это крайне важно. Мы просим всех европейских гостей сесть на другой плот.
– Я, – улыбнулся Джеф. – Но я сяду на тот.
Заметив мини-драму, разыгрывавшуюся у него за спиной, генерал Макфи подошел ближе.
– В чем дело, Боуэрс?
– Я слышал, что на плоту с японским гидом дают абсолютно другую версию текста. Вроде бы рассказывают, какими храбрыми и благородными были их солдаты и что бесчеловечность их обращения с пленниками союзных сил чрезмерно преувеличена. Мне не терпится это услышать.
– Возмутительно! Кто сказал вам это?
– Одна маленькая птичка. – Джеф пожал плечами. – Текст идет на японском, но Минами согласилась переводить для меня. – Он кивнул в сторону японки, стоявшей в очереди перед ними.
– Я тоже сяду на тот плот, – громко объявил генерал.
– Сэр, я должен возразить! – Бедный старший проводник выглядел так, словно сейчас упадет в обморок. – Видите ли, у нас есть правило…
– Держу пари, это правда, – сказал невозмутимо Джеф и шагнул на плот.
Генерал последовал за ним, оставив оторопевшего Гельмута на причале.
Пока они двигались вниз по реке, настроение генерала с каждой минутой все ухудшалось. Боуэрс оказался прав. Бред, который тут скармливали японским туристам, разумеется, не имел никакого отношения к правде. Ничего, он обязательно подаст жалобу руководству и не постесняется в выражениях!
Он попытался сосредоточиться на том, что говорила японская переводчица. Но женщина была такой маленькой и говорила так тихо, что иногда ее голос был не слышен из-за шума мотора. Приходилось одновременно напрягать слух, сгибаться в три погибели и отгонять комаров размером с небольших летучих мышей, так что путешествие получилось крайне неприятным. Да и влажность была кошмарной; казалось, словно вдыхаешь пар горячего супа. Генерал снял рюкзак и расстегнул пуговицы рубашки, с облегчением заметив, что Боуэрсу пришлось сделать то же самое.
Вернувшись, генерал сразу направился в купе. Как только он избавится от мокрой одежды, немедленно продиктует жалобу властям.
Однако его остановил в коридоре находившийся на грани истерике Гельмут.
– Мне ужасно жаль, генерал. Я понятия не имею, как все это вышло. Но, боюсь, вы не можете войти в купе.
– То есть как не могу? Я имею право делать все, что мне угодно, черт побери!
– Похоже, произошло ограбление. – Немец едва держался на ногах. – В купе вашем и мисс Джой. Молодую леди одурманили хлороформом. Полиция прибудет с минуты на минуту.
Взлом купе генерала Макфи и купе его хорошенькой молодой секретарши стал главным предметом разговоров в поезде весь остаток путешествия. После шестичасовой проволочки малайская полиция позволила им продолжить путь в Таиланд. Оказалось, что ничего не было взято, кроме каких-то недорогих украшений и нескольких личных вещей генерала.
Тем же вечером Тиффани рассерженно подступила к Джефу, стоявшему в обзорном вагоне, который находился в хвосте поезда.
– Что случилось, Томас, черт побери? Где вы были?
– Простите. Застрял на одном плоту с вашим боссом. Не смог улизнуть.
– А кто-то улизнул! Кто бы ни были эти люди, наверняка охотились за дурацкой статуей!
– Полагаю, именно так. Бедняжка! Должно быть, вы до смерти перепугались.
Джеф обнял ее за плечи, и Тиффани невольно прижалась к нему.
– Собственно говоря, я ничего об этом не знаю. Полиция считает, что грабители пустили газ через замочную скважину. Все, что я помню, – как очнулась и в купе словно ураган прошел. Но так или иначе, они не нашли того, что искали.
– Слышал, – кивнул Джеф. – Как ему удалось так хорошо ее спрятать в крошечном помещении? Вот этого я не пойму.
– Я же говорила. – Тиффани пожала плечами. – У генерала блестящий ум. Он куда умнее, чем кажется.
– Должно быть, так, – согласился Джеф.
После тесноты Восточного экспресса бангкокский отель «Пенинсула» казался верхом роскоши. Еда была восхитительной, обслуживание – безупречным, кровати такими мягкими и просторными, что генерал Макфи готов был рыдать от облегчения. Больше не будет назойливых бесцеремонных взглядов пассажиров, и поэтому генерал решил не прибегать к уловкам и поселить мисс Тиффани Джой в своем роскошном люксе. В конце концов, вряд ли сюда нагрянет его жена, чтобы обличить неверного мужа. Поскольку в Азии ему осталось пребывать всего несколько дней, генералу не терпелось насладиться восхитительным молодым телом вдали от раздражающего присутствия мистера Томаса Боуэрса.
Загоравшая у шикарного бассейна «Пенинсулы» с видом на гавань, мисс Джой в крошечном золотистом бикини, оставлявшем мало простора воображению, сегодня выглядела особенно неотразимой.
«Жаль, что придется оставить ее, – подумал генерал. – Но радует, что к сегодняшнему ужину я буду на два миллиона долларов богаче. Мы сможем отпраздновать вместе».
– У меня есть кое-какие дела, – сообщил генерал. Склонившись над шезлонгом, он поцеловал ее в макушку. – Вернусь до полуночи.
– Удачи, – вздохнула Тиффани, переворачиваясь на живот.
Глядя вслед генералу, неестественно прямо державшемуся, вышагивавшему словно на плацу, она радовалась, что не переспала с Томасом Боуэрсом. Конечно, он обаятелен и сексуален. Но таких мужчин тринадцать на дюжину. Алан совсем другой. Он герой войны, обладает тонким интеллектом, очень серьезный. Возможно, несколько напыщенный, но в душе – прекрасный человек.
«Я сделала правильный выбор».
«Как, черт возьми, здесь живут люди?»
Генерал презрительно скривил губы, протискиваясь сквозь толпу потных тайцев.
Он приехал в Банг-Чак на «Скайтрейне», скоростном монорельсовом поезде Бангкока, предпочитая смешаться с толпой пассажиров, ведь в такси всегда был риск, что водитель его запомнит. Доехав до станции, он пошел пешком через рынок. И крепко держал рюкзак, пока петлял среди лотков, где продавалось все – от тканей и электроники до дешевых иконок и омерзительных тайских снадобий из куриных лапок и чего-то подобного.
В каждом углу лежали скорченные наркоманы, как трупы, которыми они скоро станут. Клиенты Чао-Така. Генерал не испытывал к ним сочувствия. Они сами навлекли на себя беду.
Генерал слышал жуткие истории о камерах пыток Чао-Така и бесчеловечных наказаниях, которым он подвергал конкурентов, врагов или нерадивых должников. Но на него все это особого впечатления не производило. Эти наркобароны и лидеры преступных группировок считали себя воинами. Жалкие трусы! Помести их в зону военных действий, и они дня не протянут. Большинство из них – неграмотные громилы, которые поднялись наверх, как мусор в горшке с водой из пруда. Генералу было неприятно отдавать прекрасную статуэтку Эанатума подобному человеку. Но бизнес есть бизнес. Два миллиона долларов дадут ему возможность уйти в отставку и вести роскошную жизнь, как он заслуживал.
«Шестерка» Чао-Така вывернулся из переулка и услужливо побежал рядом с генералом.
– Макфи?
Генерал кивнул.
– Сюда.
Офис Чао-Така представлял собой скудно меблированную комнату в ничем не примечательном многоквартирном доме. Не трущобы, конечно, но чрезвычайно убогое здание с плохо работающим кондиционером, облупившейся краской и коврами, выглядевшими так, словно их не чистили с тех пор, как положили. Мексиканские наркобароны жили как императоры. Очевидно, Чао-Так предпочитал тратить деньги на другие цели.
– Статуэтка при вас?
Генерал осторожно положил рюкзак на стол:
– Деньги при вас?
Другая «шестерка» подал генералу портфель.
– Не возражаете, если я пересчитаю?
Чао-Так, не слушая, словно жадный ребенок в рождественское утро, набросился на рюкзак генерала и стал рвать пузырьковую обертку, в которую был завернут Эанатум.
– Поосторожнее, – не удержался генерал. – В этом рюкзаке – двухтысячелетняя история.
Приземистый коротышка таец вертел стауэтку в руках, как обезьяна, изучающая особенно твердый орех. Но неожиданно что-то произошло. Лицо Чао-Така потемнело. Он сильно тряхнул статуэтку, как ребенок – погремушку, после чего стал что-то орать на тайском. Двое его людей ворвались в комнату. Каждый изучил основание статуэтки, зачем все трое злобно уставились на генерала.
– Ты пытался обмануть меня! – завопил Чао-Так.
– Что за вздор?!
– Вздор?! Двухтысячелетняя, говоришь? Считаешь меня идиотом?
Чао-Так выхватил статуэтку у своего громилы и швырнул в генерала, который едва успел ее поймать.
– Ради всего святого! Что вы делаете?
– Взгляни на основание! – скомандовал Чао-Так.
С лица генерала сбежала краска.
– Две тысячи лет назад ставили серийный номер и штрих-код?
– Я… не понимаю… – пробормотал генерал. – Это ошибка. Кто-то, должно быть, подменил статуэтку.
Он вспомнил об ограблении в поезде. Но какое отношение оно имело к происходящему? Этого не может быть! А во время экскурсии по реке статуэтка была с ним, в том же рюкзаке. Ее вообще не было в купе.
– Послушайте, я все исправлю. Можете оставить деньги себе. – Он закрыл кейс и подвинул его по столу к Чао-Таку. – Не знаю, как это вышло, но…
Тут же сзади четыре руки схватили его. Прежде чем он успел отреагировать, кто-то ударил его ломом под коленки. Он дико закричал и свалился на пол.
– Ты пытался обмануть меня.
Американский военный герой с гарвардским образованием смотрел в глаза неграмотного таиландского наркоторговца и думал, что на него взирает его собственное черное безжалостное сердце.
Слезы выступили у него на глазах. Он понял, что выхода нет.
Тиффани Джой ждала за столом больше сорока минут, когда принесли шампанское и записку.
Она улыбнулась: «Самое время».
Подождала, пока официант откроет бутылку, нальет бокал и уйдет, прежде чем развернуть записку. А когда прочитала, улыбка растаяла у нее на губах.
Генерал мертв. Я оплатил ваш чек. Немедленно уезжайте из Бангкока, иначе вас тоже убьют. Вещи не берите.
Ваш друг Т. Б.
Т.Б. – Томас Боуэрс.
Тиффани вскочила из-за стола и направилась к выходу.
Джеф Стивенс был у терминала, готовясь пройти на посадку на рейс «Куантас 22 8419» в Лондон через Дубай, когда таиландский полицейский грубо оттащил его в сторону.
– Какая-то проблема?
Офицер ничего не ответил и, выхватив у него сумку, расстегнул ее и вытащил пакет, завернутый в пузырьковую упаковку.
Ладони Джефа начали потеть.
– Что это?
– Это статуэтка, – честно ответил Джеф. – Подарок для друга.
– В самом деле?
Полицейский сделал знак. Трое его коллег подошли к ним. Мало того, что все держали в руках пистолеты, каждый вел на поводке злобного азиатского пса. Собаки словно взбесились, громко лаяли и скалили зубы.
– Паспорт! – рявкнул первый полицейский.
Джеф отдал паспорт.
«Какого черта тут творится?»
– Вы знакомы с законами о наркотиках в этой стране, мистер Боуэрс?
– Разумеется. – Джеф пожал плечами, едва слыша свой голос из-за лая собак. Ему были известны истории о невинных путешественниках, которым подсовывали героин, но он всегда был так осторожен. Его сумка, по очевидным причинам, постоянно была в поле зрения. Разве что кто-то из охраны…
Полицейский разорвал упаковку и поднял статуэтку Эанатума высоко над головой.
– Может, подарок для друга внутри?
Сердце Джефа замерло. Он разобьет статуэтку! Разобьет двухтысячелетнюю историю!
– Нет!
Он не задумываясь рванулся к статуэтке.
Ему в голову мгновенно нацелились три пистолета. Джеф закрыл глаза, ожидая грохота расколовшегося камня. Но вместо этого услышал нечеловеческий вопль. Открыв глаза, он увидел, как один из псов прыгнул на стоявшего рядом человека и вонзил свои ужасные клыки ему в пах. Последовала свалка под лай, вопли и размахивание оружием. Наконец откуда-то из-за пояса штанов бедняги извлекли маленький пластиковый пакетик с белым порошком.
Первый полицейский спокойно отдал статуэтку Джефу:
– Простите, сэр, ошиблись. Надеемся, вы хорошо провели время в Таиланде.
Через двадцать минут самолет поднялся в воздух, и Джеф облегченно вздохнул.
Опустив руку в сумку у своих ног, он нежно коснулся реликвии.
«Опасность была близко. Совсем близко».
Он вспомнил Франсин, элегантную француженку, ехавшую вместе с ним в Восточном экспрессе. Это она пыталась украсть Эанатума, пока Джеф и генерал «наслаждались» экскурсией. Он был уверен, что она села в поезд с теми же намерениями. Она была на шаг впереди во Франции, украв прелестный голландский натюрморт, если только Джеф верно помнил. Когда дорогая, милая, маленькая Минами на плоту с японцами отвлекла генерала, оказалось невероятно легко подменить его рюкзак на тот, что принес с собой Джеф. В этот рюкзак он заранее положил дешевую поддельную статуэтку – продаются в музейных сувенирных лавках по всей Европе.
Джеф подумал о Тиффани Джой. Последовала ли она его совету? Он от души надеялся, что последовала. Чао-Так не привык оставлять дело незаконченным, а мисс Джой не заслуживала повторения судьбы своего бессердечного любовника.
Подумал о генерале Алане Макфи. Об Аахиле Хафизе, о швейцарском коллекционере, который нетерпеливо дожидался прибытия сокровища.
Подумал о Трейси. О том, что без нее в его жизни больше нет радости.
И заснул. Крепко и без снов.
Глава 11
О боже! Это Зейн Малик!
Глаза Николаса только что не вываливались из орбит. Раньше он никогда не был в Лос-Анджелесе и вообще в большом городе, если не считать Денвера, и то это была однодневная поездка. Мать привела его на ленч к Секкони на Мелроуз – рай для тех, кому не терпится полюбоваться знаменитостями.
– Кто такой Зейн Малик? – спросила Трейси.
– Зейн Малик? Уан дирекшн!
Трейси с недоумением уставилась на него. Николас ответил взглядом, в котором светились жалость и презрение.
– О, не важно. Можно мне еще мороженого с фруктами?
Наступил июль. Жара была под сорок. Пока жители Лос-Анджелеса мудро стремились на пляж или закрывались в машинах и офисах с кондиционерами, Трейси и Николас все утро бродили по улицам, перебегая от одной туристической достопримечательности к другой. Раньше Трейси отправляла сына в летний лагерь Бивер-Крик в Колорадо. Ник проводил каникулы, бултыхаясь в воде, ловя рыбу и плавая на каяках, и всегда оставался доволен. Но в этом году она решила, что сыну пора повидать мир.
Блейк Картер был против:
– Не вижу, что может Лос-Анджелес предложить такого, чего нет в Стимбоуте.
– Разнообразие? – спросила Трейси, вскинув брови.
– Имеете в виду этих фриков на Венис-Бич?
– Бросьте, Блейк. Я знаю, вы не городской житель. Но там Голливуд, история кино. Музеи и тематические парки. Я повезу его на студию «Юниверсал» и, возможно, на игру «Лейкерс». Здесь он от всего отгорожен.
– Детей и нужно от всего отгораживать, – возразил Блейк. – Если он хотя бы был тинейджером. Но он слишком молод, Трейси. Помяните мои слова: ему не понравится.
Николас влюбился в город. Все в Лос-Анджелесе волновало его. От еды и палящей жары до улиц, заполненных «Ламборгини», «Феррари», «Бугатти», «Теслами», до фриков на Венис-Бич, которых так презирал Блейк Картер – раскрашенных серебристой краской мимов, заклинателей змей, проституток-трансвеститов и гадалок с лицами, покрытыми экзотическими тату.
– Потрясающее место! – твердил он вечер за вечером в их люксе отеля «Бель-Эйр». – Давай переедем сюда, ма! Пожалуйста!
Принесли вторую порцию мороженого с фруктами. Он атаковал гору взбитых сливок и помадки с тем же энтузиазмом, что и первую.
Трейси пила кофе, довольствуясь тем, что наблюдала за сыном. Но тут ее внимание привлекла вошедшая компания.
Первое, что увидела Трейси, было ожерелье.
Похититель драгоценностей всегда остается похитителем драгоценностей. Хотя, по правде говоря, трудно будет не заметить нить рубинов, каждый величиной с кулачок ребенка, которая висела на тощей шее крайне непривлекательной женщины средних лет. Ослепительно красивое украшение, какого Трейси давно не видела. А видела она много чего…
Женщина была с мужем, приземистым, похожим на жабу мужчиной с выпученными глазами, явно знакомыми Трейси. Но где она их видела?
Третьей была молодая женщина. Трейси оглядела ее сзади и заметила только, что она была высокой, стройной и элегантной. И тут женщина повернулась. Трейси поперхнулась кофе, обжегшим горло и вызвавшим слезы на глазах.
– Ты как, ма?
– В порядке, милый. – Трейси промокнула глаза салфеткой, одновременно воспользовавшись ею, чтобы скрыть лицо. – Заканчивай свой десерт.
Этого не может быть.
Не может быть!
Ребекка Мортимер? Девушка из Британского музея. Девушка, которую Трейси застала в своей спальне с собственным мужем много лет назад. Девушка, которая собственноручно разрушила ее, Трейси, жизнь, была здесь, в Лос-Анджелесе, в этом же ресторане. Сидела менее чем в десяти футах от нее!
Конечно, выглядела она иначе. Прошло почти десять лет, что ни говори. Длинные рыжие волосы теперь стали платиновыми и были коротко, почти по-мальчишески, острижены. Но в фигуре не было ничего даже отдаленно мужского, особенно в мини-платье от Эрве Леже. Или в кокетливом повороте головы, когда она смеялась над шутками толстяка.
Теперь Трейси поняла, кто это. Ну конечно! Алан Брукстайн, режиссер. Значит, это те самые знаменитые иранские рубины.
Всей истории она не помнила. Но там была замешана любовница бывшего шаха Ирана, которую пытали и задушили за это ожерелье. А может, смерть ее была другой, но в любом случае не менее ужасной. «Вэнити Фэйр» поместила статью об этом, где говорилось, что никого из владельцев судьба не пощадила. Лиз Тейлор безуспешно пыталась купить ожерелье перед смертью, а потом оно снова исчезло из виду. Брукстайн приобрел его для жены в прошлом году посредством тайной, видимо незаконной, сделки, за неизвестную сумму. И вот оно, на глазах у всех, свисает с шеи женщины за обычным ленчем, как цепь мэра!
Трейси подозвала метрдотеля.
– Это Алан Брукстайн и его жена, верно? – тихо спросила она.
– Да, мэм. Они часто здесь бывают.
– Вы, случайно, не знаете, кто эта молодая женщина с ними?
Метрдотели, как правило, не снисходят до того, чтобы сплетничать о своих посетителях. Но очень красивая миссис Шмидт отличалась от обычных туристов. Она положительно излучала класс.
– Кажется, ее зовут Лайза Каннингем. Я видел ее здесь раньше, с Шейлой… миссис Брукстайн. Она англичанка. Актриса.
«Вот это верно, – с горечью подумала Трейси. – Чертовски хорошая актриса».
Она наблюдала, как Лайза делит внимание между режиссером и его женой, льстиво улыбаясь обоим. А в предыдущем воплощении – будучи Ребеккой, невинной студенткой археологического факультета – она так же хорошо играла наивную, милую девушку с ангельским характером.
И тут до Трейси внезапно дошло. «Она не актриса. Не студентка. Она мошенница. Как Джеф и я! Она одна из нас!»
Теперь это было так очевидно, что Трейси понять не могла, почему не сообразила раньше. Еще в Лондоне. Когда это было жизненно важно.
«Она мошенница и явилась сюда, чтобы украсть рубиновое ожерелье».
– Ма? Ты выглядишь странно. Уверена, что хорошо себя чувствуешь?
– Все прекрасно, милый.
Трейси почти забыла о присутствии Николаса. Ее щеки раскраснелись, а сердцебиение все учащалось, обретая знакомый, давно забытый ритм.
«Я сыграю в ее собственную игру. И на этот раз обязательно выиграю».
К тому времени, когда Трейси оплатила счет, решение было принято.
Она украдет рубины Шейлы Брукстайн.
Трудно было сказать, кто больше наслаждался всю следующую неделю – Трейси или Николас. Она честно выполняла обязанности мамочки и возила сына по городу, а сама готовилась к работе. Украсть рубиновое ожерелье у жены влиятельного голливудского режиссера было делом нелегким. Долгие дни беготни по городу с сыном сменялись такими же длинными ночами, в которые она старалась узнать все возможное об Алане и Шейле Брукстайн и легендарных иранских рубинах.
Через два дня план был готов.
Нелегкий, дерзкий и безумно рискованный. Хуже того, на выполнение у нее было всего десять дней.
Трейси и Николас находились у знака «Голливуд», когда ее телефон зазвонил.
– Алло?
– Так это действительно ты? – Мужчина на другом конце линии удивленно произнес: – Будь я проклят! Я думал, ты умерла.
– Спасибо, Билли, рада это слышать, – улыбнулась Трейси. – Ты все еще в ювелирном бизнесе?
– Трахают ли еще священники маленьких мальчишек? Что у тебя для меня, солнышко?
– Пока ничего. Не можешь позже встретиться со мной в «Бель-Эйр»?
Трейси ненавидела американские горки. Но Николасу каким-то образом удалось уговорить ее на «Апокалипсис» в «Сикс-флэгс-мэджик-маунтин». Они пристегнулись, и Трейси сосредоточилась на том, чтобы удержать ленч в желудке, когда на ее айфоне выскочило сообщение: «Это то, о чем я думаю?»
«Ни в коем случае», – ответила Трейси.
«Жаль. Дама, о которой я думал, могла похвастаться изумительной грудью. Интересно, так ли это еще?»
«Мне нужен контакт в страховом агентстве «Беверли-Хиллз». У тебя есть такой?»
«Возможно. У тебя есть последняя фотография топлес, которую можешь мне переслать?»
Трейси громко рассмеялась.
– Видишь? – ухмыльнулся Николас, когда они рванулись вперед. – Я же говорил – «Апокалипсис» – это здорово!
Алан и Шейла Брукстайн жили в очень большом, очень уродливом доме за очень большими, очень уродливыми воротами, к северу от бульвара Сансет в Беверли-Хиллз. Псевдотюдоровский особняк был окружен яркими цветами, оттенки которых никак не сочетались. Подъездная аллея по обеим сторонам была уставлена сотней отвратительно отталкивающих керамических гномов.
– Вам понравились гномы, верно? Это моя жена их собирает. Ей их присылают со всех концов света. Япония, Франция, Россия, даже Ирак. Вы и представить не могли, что Ирак производит садовую скульптуру, верно? Но я скажу вам, мисс Лейн…
– Пожалуйста, зовите меня «Тереза».
– Тереза. – Алан широко улыбнулся. – Мы живем в забавном старом мире.
Страховой агент, роскошная молодая женщина, улыбнулась и согласно кивнула. Алан Брукстайн редко проводил подобные встречи лично. Беседа с представителем «Хоум иншуренс» входила в обязанности его личного помощника Хелен. Но когда мисс Тереза Лейн впервые пришла сюда, он случайно увидел ее. Один взгляд на стройную фигуру, красивое умное лицо и каскад каштановых волос – и график дня Алана раздвинулся быстрее, чем ноги Ким Кардашьян в номере отеля игрока НБА.
– У вашей жены потрясающий вкус. В жизни не видела более поразительного ожерелья.
– Положим, это мой вкус, – похвастался Алан. – Это я выбрал ожерелье для нее. Хотите видеть сейф?
– Поэтому я и здесь, – тепло улыбнулась Трейси.
Николас был в однодневном лагере серфингистов в Малибу. Трейси придется забрать его только через несколько часов, но она все же торопилась поскорее покончить с этим и убраться отсюда. В ее кошмарах появлялся настоящий агент из «Кристи» и разоблачал ее.
Но Трейси твердо сказала себе, что этого не будет. Только адреналин в крови зашкаливал. Ставки были слишком высоки.
– Нам сюда, Тереза. Осторожнее.
Брукстайн повел ее через лабиринт коридоров, устланных толстыми бежевыми коврами, похожими на марципановую глазурь. Сахариновые импрессионистские картины в хаосе розово-голубых и зеленых тонов висели на стенах с обоями в мелкий цветочек, от которых Либераче затрясло бы. Две горничные в полной униформе распластались по стенам, пропуская Трейси и режиссера. Трейси заметила страх на их лицах: очевидно, слухи о жестокости и злобности Брукстайна, доходившие до нее, были чистой правдой.
Сейф или, вернее, сейфы были в комнатах хозяев, за панелью в гардеробной Шейлы.
– У вас их три?
– Четыре.
Алан раздулся от гордости, что делало его еще более похожим на жабу.
– Эти три – просто маскировка. Там лежит по нескольку ценных вещиц, достаточно для того, чтобы вор посчитал, будто напал на сокровище. В третьем находится точная копия иранских рубинов, только выращенных. Невооруженным глазом невозможно отличить от настоящих. Хотите посмотреть?
Он отпер сейф, вынул ожерелье, которое Трейси видела у Секкони, и повесил ей на руку. Камни были тяжелыми и сверкали, как угли в камине.
– Это подделка?
– Подделка.
– Впечатляюще.
– Спасибо, Тереза.
Взгляд Алана Брукстайна как магнитом тянуло к груди Трейси.
– Ваша жена носит это на людях?
– Иногда.
Брукстайн положил ожерелье в сейф.
– Она носит и то и другое. Подделку и настоящее, если предстоит что-то особенное. Вроде гала в Лос-анджелесском музее искусств в субботу вечером. Она наденет настоящее. Меня награждают премией «Грэмми» за жизненные достижения, – не удержался он.
– Поздравляю. Ваша жена, должно быть, счастлива за вас.
Алан нахмурился.
– Не знаю. Она, должно быть, счастлива выставить напоказ эти рубины, чтобы все ее подруги чувствовали себя последним дерьмом. Понимаете, о чем я? – Он невесело рассмеялся. – Говоря по правде, Шейла, как и остальные, не может отличить настоящих камней от подделки. Если вещь большая, красная и блестящая, ей нравится. Что-то вроде гномов.
Трейси последовала за Аланом в его гардеробную. Фальшивая панель на задней стенке шкафа сдвинулась, открывая четвертый сейф.
– Код меняется каждый день.
– Для всех сейфов или только для этого?
– Для всех.
– Кто меняет коды?
– Я. Только я. Никто не знает, что я поднимаюсь сюда каждый день. Даже Шейла. Я ценю внимание вашей компании, Тереза, но вы, наши охранники, объединив силы, вкупе с системой сигнализации, делают все для нашей защиты.
Трейси кивнула.
– Не возражаете, если я немного осмотрюсь?
– Будьте моей гостьей.
Трейси сняла туфли и стала ходить из комнаты в комнату. Она заглядывала в чуланы, поднималась по полкам, шарила в костюмах, рубашках, платьях и туфлях Брукстайнов. Из большой сумки «Прада» она вытащила оборудование, выглядевшее как электронные мониторы, которые производили странные щелкающие звуки, если провести ими по краям зеркал.
– Отлично.
Со своей позиции наверху деревянной стремянки, где изучала безопасность потолочной панели, Трейси неожиданно обернулась.
Алан, стоявший у подножия стремянки и уже собиравшийся полюбоваться ее трусиками, отпрыгнул на милю.
– Что? Какая-то проблема?
– К счастью, нет, – улыбнулась Трейси. – Никаких камер или устройств. Согласна, вы достаточно защищены. Хотя на вашем месте я с большой осторожностью выбирала бы служащих, которым вы позволяете входить в эту комнату. У нас были случаи, когда горничные устанавливали микрокамеры рядом с сейфами, фотографировали коды открывания и закрывания дверей, а потом передавали их бойфрендам, которые грабили вышеуказанные дома.
– Только не наши горничные, – пошутил Алан. – У этих мексиканок ума на такое не хватит. У любого дикаря и то мозгов больше.
Но при этом подумал, что это хорошая рекомендация. Болван из последнего страхового агентства ни разу не дал практичного совета вроде этого.
– Вы умная девушка, Тереза. И очень дотошная. Мне это нравится. У вас есть еще какие-то подсказки для меня?
Трейси подождала секунду, прежде чем медленно раздвинуть губы в улыбке.
– Собственно говоря, Алан, да.
Элизабет Кеннеди терпеть не могла глупых богатых женщин. К несчастью, по роду работы ей почти всегда приходилось иметь дело с такими. Хотя немногие были так глупы, как Шейла Брукстайн.
– Честно говоря, вряд ли я смогу выносить это и дальше, – сказала Элизабет партнеру. – Эта женщина – просто идиотка безмозглая.
– Сосредоточься на деньгах, – коротко предложил партнер.
– Пытаюсь.
Элизабет Кеннеди проводила много времени с богатыми глупыми женщинами вроде Шейлы Брукстайн. Элизабет выросла в бедной семье и не собиралась никогда туда возвращаться. Но роль британской актрисы Лайзы Каннингем, новой лучшей подруги Шейлы, начинала сильно действовать на нервы.
– Какое лучше, Лайза? Алайя или Баленсияга?
Лайза, она же Элизабет Каннингем, была в гардеробной Шейлы Брукстайн, помогая подруге одеться к сегодняшней церемонии Лос-анджелесского музея искусств – Алану, тщеславному мужу Шейлы, присудили какую-то премию.
– Попробуй сначала Баленсияга! – крикнула она в спальню.
Пока Шейла облачала тощее тело в слои черного шелка сложного кроя, Элизабет вытащила из сумочки фальшивое ожерелье, заказанное ее партнером. Мгновение – и она подменила его на настоящее, которое Алан извлек из сейфа в гардеробной и положил на комод жены.
– Принести ожерелье?
– Ты ангел, Лайза, – обрадовалась Шейла.
Элизабет застегнула фальшивые рубины на костлявой шее миссис Брукстайн. И ощутила мимолетное беспокойство, когда та нахмурилась, глядя в зеркало. Неужели она может понять разницу?
Но лоб Шейлы разгладился. На губах появилась обычная, пустая, самодовольная улыбка.
– Как я выгляжу?
«Как сморщенная старая индейка с нитью ничего не стоящих красных камней вокруг шеи».
– Потрясающе. Алан умрет от гордости.
– А все остальные жены режиссеров задохнутся от зависти. Суки, – злобно пробормотала Шейла.
Прошел почти час, прежде чем Шейла наконец отбыла в своем «Бентли Континентале» с водителем. За это время Лайза причесала и сбрызнула лаком ее редеющие волосы и помогла визажисту наложить толстые слои тонального крема, который, по убеждению Шейлы, молодил ее, но на самом деле придавал коже вид затвердевшей глины. Все это время Шейла болтала, болтала и болтала.
– Как я могла обходиться без тебя, Лайза?!
– Ты мне как сестра.
– Просто невероятно, насколько много у нас общего. И мы обе так умеем слушать. Алан никогда меня не слушает. Считает дурой. Клянусь богом, этот подонок…
«Больше никогда», – подумала Лайза, направляясь к кондоминиуму «Сенчури-Сити» на встречу с партнером. Бесценное рубиновое ожерелье было надежно спрятано в сумочке. Завтра в это время она будет на яхте в Карибском море.
