Текст книги "Рождественская Мэгги (ЛП)"

Автор книги: Тиффани Райз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Annotation

Приблизительно шесть месяцев после «Дэниела. Часть вторая».

Тиффани Райз

notes

1

2

Тиффани Райз

Рождество для Мэгги

Серия: Грешники (новелла)

(невышедшие новеллы)

Перевод: Skalapendra

Сверка: helenaposad

Редактор: Amelie_Holman

Оформление: Eva_Ber

*обложка предоставлена http://vk.com/shayla_black

* * *

Когда утром Дэниел услышал по радио рождественская песенку из мультфильма «Как мистер Гринч украл Рождество», у него возникла чудесная, грязная идея. Аня так аппетитно выглядела в коротком шёлковом неглиже, что он приказал ей остаться в нём на весь день. Уже вечер, она всё ещё в нём, но начинает жаловаться.

– C’est l’hiver, – без необходимости напомнила ему Аня. Конечно, на дворе стояла зима. За окном фут снега укрыл все в его поместье, заточив их в счастливый плен. – Я должна носить фланель.

Дэниел закатил глаза на свою маленькую квебекскую злючку.

– Ты бы не стала носить фланель, даже если бы я попытался подкупить тебя за миллион долларов и угрожал выпороть.

Дэниел знал свою Аню. У нее не было ни цента за душой, но это не мешало ей шить одежду для себя – одежду, которая выглядела бы вполне уместно на подиумах Милана и Парижа. Даже неглиже, которое она надела и сняла прошлой ночью, было одним из ее творений.

Улыбнувшись, девушка обернула руки вокруг его шеи и легонько прижалась к губам. Боже, так хорошо было снова иметь женщину в своей жизни, в своей доме, в своей постели... особенно женщину со вкусами Ани.

– Возможно, если бы ты подкупил меня поркой... тогда я бы надела для тебя фланель.

– Мне нравится, как это звучит. – Дэниел обхватил ее бедра и провел ладонями вверх по ее обнаженной попке и спине. В такие моменты он наиболее остро чувствовал разницу в возрасте. Ей только исполнилось двадцать три, в то время как он без особых усилий мог достать до сорока. Его грубые руки никогда не восстановятся после года исследований и альпинизма в Южной Америке. Гладкость юной кожи Ани служила горьким напоминанием о том, сколько лет их разделяло. Он не хотел думать о том, что должно и могло их разделять.

– Я только сказала "возможно", Сэр. Никаких обещаний.

Дэниел опустил голову и поцеловал ее. Всегда, когда она звала его "сэр" таким неуважительным тоном, он не мог сдержаться и не поцеловать ее. Это слово как ни что иное придавало сил. Когда второе "сэр" сорвалось с ее губ, он должен был потащить ее к постели, повалить на пол или на диван...

Но сегодня он отстранился. Слишком много дел.

– Нет. Ничего подобного. – Дэниел окинул ее самым решительным взглядом. – Работать. Сейчас же.

Она притворно надулась.

– Да, Сэр.

Аня повернулась к нему спиной, и он быстро шлепнул ее, чтобы поторопить. В гостиной еще с первого декабря стояла елка, украшенная новогодними огнями, но без игрушек. Сейчас Сочельник, Аня зарылась в коробки, который Дэниел принес из кладовки, и начала распаковывать все стеклянные звездочки, леденцы, золотые и серебряные гирлянды.

– Расскажи мне, почему нам пришлось ждать до Сочельника, чтобы украсить ель…? – спросил Дэниел открывая коробку и убирая маленький носок с обезьянкой на нем – подарок от друга и бывшей любовницы – Элеанор.

Аня пожала плечами, жест, который заставил ее сорочку приподняться достаточно высоко, чтобы Дэниел увидел бледно-розовое родимое пятно на левом бедре. В паху стало тесно от вида кожи, освещенной рождественскими огоньками.

– Ma mère... она всегда ждала до Сочельника, чтобы украсить ель. Папе приходилось столько работать, у него не было выходных до праздников.

– Очень заботливо со стороны твоей мамы. – Дэниел повесил высоко по центру обезьянку из носков. Мэгги скорее всего хватил бы удар от такой глупой вещицы на традиционно украшенной ели. Мэгги... откуда она взялась? Дэниел выдохнул и попытался отстраниться от мыслей о покойной жене. Мэгги умерла так же давно, как и мать Ани. Время двигаться вперед... им обоим.

– Она относилась к отцу лучше, чем он того заслуживал. – Аня пододвинула скамеечку к дереву, чтобы поправить ленточку огоньков у верхушки. – Она пыталась сделать из него лучшего мужчину, заботясь о нем как о Короле. Это не сработало.

– Мне жаль. – Дэниел протянул руку и пощекотал ее за коленом, чем вызвал еще одну улыбку. Она ответила, повесив карамельную тросточку ему на ухо.

– Мило. Спасибо. – Он ткнул карамелькой ее в живот, и она вздрогнула сильнее, чем Дэниел ожидал. Но быстро рассмеялась, выхватил из его рук карамельку и повесив на дерево.

Они продолжили украшать. У Ани была привычка поправлять почти каждую игрушку, которую разместил он. Сначала он думал, что она снова показывает свой перфекционизм, но вскоре понял, что она делала это исключительно для того, чтобы позлить его. Так и было бы, если бы ее ехидная улыбка на лице не заставляла его обожать ее еще сильнее.

Она забралась на скамеечку, чтобы водрузить звезду на верхушку, а Дэниел полез в коробку и достал последнюю игрушку. Пока девушка была отвлечена, Дэниел спрятал последнюю игрушку на нижних ветках. Когда он посмотрел вверх, то мог заглянуть Ане под подол.

– Аня, если бы ты была одной из оленей Санты, ты была бы Виксеном (резвый), – сказал он, проводя кончиком пальца по ее ноге. Он скользнул рукой между ее бедер и дразнил, пока она тихо не застонала.

– Ты сам приказал мне это надеть, – ответила она, мягким с придыханием голосом. – Ты не сказал мне надеть трусики.

– И по очень весомой причине. – Дэниел стащил девушку со скамеечки и положил на пол.

– И по какой же причине, Сэр?

Дэниел повернул ее на живот и расположил на своем колене. Он задрал ее сорочку и обнажил восхитительную попку.

– Рождественские шлёпанья. – Он несколько раз жестко шлепнул ее, лишь для того, чтобы насладиться визгами ее возмущения.

– Шлёпанья для дней Рождения. – Она ерзала на его колене.

– Сегодня день Рождения Иисуса. – Он еще раз игриво шлепнул ее по бедру и перевернул на спину.

– Маман говорила, что на самом деле он родился весной, – возразила Аня, а Дэниел начал спускаться к ее животу, оставляя за собой поцелуи. Одной рукой он стянул бретельки сорочки, пока вторая задирала подол вверх. Он с легкостью мог разорвать чертову вещицу, но это заняло бы на секунду больше, чем он хотел ждать.

– Ты споришь со мной о теологии? – Дэниел широко развел ее бедра и нашел губами ее клитор.

Аня ахнула от удовольствия.

– Больше нет, Сэр.

Его рот был слишком занят, чтобы сказать ей заткнуться и наслаждаться. Но его язык внутри нее казалось работал лучше, чем приказ.

Как только она стала достаточно влажной и более чем возбужденной, Дэниел поцелуями поднялся к ее губам. Он позволил Ане попробовать себя, расстегнул штаны и проник в нее. Он глубоко в нее погрузился, она приподняла бедра и застонала в его рот.

Когда он начал двигаться, то не мог сдержать смех от того как его спина терлась о нижние ветки, заставляя все украшения звенеть и дрожать. Он прижимался к телу Ани, надеясь, что его энтузиазм не собьет дерево. Или ее. А ее энтузиазм часто затмевал его собственный. На прошлой неделе она так громко кончила, что у него еще пару часов звенело ушах.

Двигаясь в ней Дэниел изучал ее лицо и растворился в этом моменте, в этом удовольствии. В ее глазах застыл самое прекрасное затуманенное выражение. Прядь рыжих волос упала на ее щеку, и он легким дуновением сдул ее. Она усмехнулась, и он прошептал ей на ухо "я люблю тебя".

– Я вас тоже люблю, Сэр, – прошептала она в ответ, изгибаясь под ним. Он дал ей один точный приказ в начале их отношений – всегда обращаться к нему «сэр», когда он внутри нее. Этот приказ она всегда с радостью выполняла.

Он сдерживался и ждал столько, сколько мог, пока сам не кончил. Все исчезало, когда он был внутри Ани – его печаль, его воспоминания, его сны, которые все еще преследовали его в плохие ночи, которых к счастью стало меньше и реже, с тех пор как он привел ее в дом.

Аня сжалась вокруг него с похотливым криком. Он бы рассмеялся над ее вокальными упражнениями, но был слишком занят своим надвигающимся оргазмом.

Он осторожно вышел из нее и наблюдал поморщится ли она или вздрогнет. До него девушка была девственницей, и иногда после его толчков она чувствовала боль. Но Аня лишь дарила ему улыбку ангельского блаженства.

– Одновременный оргазм, – сказал он, и перекатившись на бок притянул ее спиной к своей груди. – Не частое явление.

– Это рождественское чудо. – Аня прижалась к нему и вздохнула.

– Не думаю, что Бог награждает рождественскими чудесами таких грешников, как мы. – Он нежно укусил ее за плечо.

– Мы не грешники, – возразила она, и Дэниел услышал нотку горечи в ее голосе. – Мы любим друг друга. Я твоя... – она замолчала, пытаясь найти подходящее слово.

Дэниел улыбнулся у ее кожи.

– Собственность – слово, которое ты ищешь. Хорошая концепция Ветхого Завета. Думаю, Бог уважал бы это.

– Moi aussi, – ответила она, перейдя на французский. Я тоже. Она часто так делала, когда была уставшей или выдохшейся. В этих редких случаях, когда она не переходила на французский после секса, он знал, что еще не выполнил свою работу.

Они погрузились в удовлетворенную тишину и смотрели, лежа на ковре на рождественскую ель. Он с Мэгги столько раз занимался любовью под елью и отлично знал этот вид. Мэгги была одержима рождеством. Ее первый муж был атеистом и мудаком одновременно, и запретил Рождество в доме. Когда они с Дэниелом поженились был декабрь, свадьба в рождественской тематике и все семь лет, которые они провели вместе, Рождество было не только очередным праздником, но и напоминанием о их любви.

Аня вытянула руку и постучала по украшению.

– Что это? – спросила она, аккуратно снимая его с дерева, чтобы изучить поближе.

У Дэниела все сжалось внутри, но его голос был ровным и спокойным.

– Мэгги подарила мне это в наше первое Рождество.

Простая игрушка, она была обычным колокольчиком, покрашенным в снежно-белый со словами "Первое Рождество Дэниела и Мэгги" и год их свадьбы.

– Красивый. – В голосе Ани была лишь искренность, и он не заметил горечи.

– Мэгги любила Рождество. – Он взял украшение из руки Ани. – У нее была старшая сестра по имени Кэрол. Мэгги рассказывала, когда она была маленькой девочкой, то сводила родителей с ума. Она считала очень несправедливым то, что Рождество было только для Кэрол ^[1]. Пели рождественские песни. Они читали «Рождественскую песнь» Диккенса. Четырехлетняя Мэгги так завидовала, родителям пришлось петь «Рождественскую Мэгги», чтобы заткнуть ее.

– Ты читал ей «Рождественскую Мэгги»? – спросила Аня, забрав украшение из его руки и вернув на ветку.

– Я сделал лучше. Я нашел прекрасное раннее издание в кожаном переплете, и мой друг переплетчик вшил новую обложку, на которой была надпись: "Рождественская Мэгги". Она заплакала, когда открыла подарок в наше второе Рождество.

Рождество с Мэгги всегда было идеальным, каждое следующее лучше предыдущего. До последнего, когда она узнали, что оно станет последним совместным. И даже тогда...

– Ты скучаешь по ней? – спросила Аня так тихо, что он едва услышал ее.

– Конечно. Она была моей женой семь лет. – Ответил он как ни в чем не бывало, почти небрежно, и понял ошибочность своего тона, когда Аня вырвалась из его объятий и выбежала из комнаты со слезами на глазах.

– Черт возьми. – Дэниел поднялся на ноги и последовал за ней. Она побежала не в спальню, которую они делили, а в одну из гостевых. Он повернул дверную ручку и понял, что дверь заперта. – Аня, сейчас же открой дверь. Это приказ.

Этому приказу она не подчинились. Как и следующему поговорить с ним, или еще одному, умоляющему поговорить с ним.

Дэниел уперся лбом в дверь и глубоко вдохнул, ругая себя. Ане едва исполнилось двадцать три, до него она была девственницей, напомнил он себе. Другими словами... эмоциональная, чувствительная, напуганная и хрупкая. Его брак всегда был щекотливой темой между ними. Однажды Аня призналась, что боится, что он никогда не полюбит ее так же сильно, как свою жену. Никакие уверения не заставили полностью исчезнуть этот страх из ее глаз. Говоря, что он, конечно же, скучал по Мэгги, он играл с самыми глубокими страхами Ани.

– Я буду внизу, – сказал в дверь. – Я буду там, когда ты захочешь выйти.

Он почти добавил "я люблю тебя", но одна горькая вспышка гнева ее реакции остановила его.

До конца вечера Дэниел убирал беспорядок, который они устроили в гостиной с рождественскими украшениями. Он позвонил нескольким родственникам, чтобы пожелать им счастливого Рождества и притворился, что все было идеально, когда они спрашивали о его новой девушке.

– Вместе с лета, – ответил он своему кузену Мэтью из Онтарио. – Она больше не "новая" девушка.

– Уже потеряла этот «запах новой девушки»?

– И твоя мать все еще удивляется, почему ты холостяк в свои тридцать три.

Он обдумывал и отбросил идею позвонить Кэрол, сестре Мэгги. По телефону их голоса были практически неразличимы. Услышать Кэрол по телефону было сродни встретиться лицом к лицу с призраком покойной жены. А Мэгги уже и так слишком часто преследовала его сегодня.

Время приближалось к полуночи, и Аня все еще не спустилась вниз, чтобы поговорить с ним. Он подумывал отправиться спать, но не хотел засыпать в одиночестве в комнате, которую они делили. Вместо этого он сел в огромное кресло, которое Мэгги подарила ему на день рождения. Она называла его троном из «Театра Шедевров», и сказала, что любой уважающий себя библиотекарь должен сидеть в таком претенциозном кресле.

Прежде чем Дэниел закрыл глаза, он засунул руку в карман и вытащил маленькую голубую коробочку от Тиффани. Открыв ее, он уставился на обручальное кольцо с бриллиантом в огранке "принцесса". В приглушенном свете от рождественской ели бриллиант сверкал как Вифлеемская звезда. Если он не закроет коробку, на пороге его дома начнут появляться волхвы и пастухи. Но он не закрыл ее.

Не совсем. Завтра утром, в Рождественское утро, он планировал удивить Аню кольцом в качестве ее последнего подарка – кольцо и обещание любить ее и заботиться до конца своих дней. Но теперь он гадал не была ли ссора моментом проявления интуиции, спасшим его от огромной ошибки. Аня... на много младше его, менее опытная и такая чувствительная. До этой вечерней ссоры, он был абсолютно уверен, что она была той женщиной, с которой он хотел провести остаток своей жизни, женщиной с которой он хотел растить детей. Ему было наплевать будут ли это его дети, или ее младшие братья и сестры, которым она каждый день звонила. Но сейчас... он задавался вопросом, имела ли Аня право бояться? Любил ли он ее так же сильно, как и Мэгги? А если нет, должен ли он в таком случае жениться на ней?

Сон медленно прокрался в комнату и окутал его. Кольцо выпало из пальцев, и он закрыл глаза.

Несколько минут или часов спустя, он почувствовал на своем колене ладонь.

– Что? – спросил он, со все еще закрытыми глазами.

– Я говорила тебе, если будешь спать в этом чертовом кресле, то потянешь мышцы шеи.

– Тогда тебе не стоило покупать его, Мэгс, – ответил Дэниел и открыл глаза. Мэгс? – Мэгги?

Дэниел выпрямился в кресле, внезапно ощутив себя проснувшимся. Перед ним на полу, у его ног, на коленях, положив подбородок на его колено, сидела Мэгги, его жена, которая умерла и была похоронена несколько лет назад.

– Что? – снова спросил он, его сердце дико колотилось в груди. – Что ты здесь делаешь?

Она озорно улыбнулась ему, ее каштановые волосы ниспадали волнами вокруг ее овального лица. Она выглядела не старше тридцати пяти, моложе, чем он когда-либо видел ее. На самом деле она выглядела потрясающе – такая молодая, такая прекрасная, не тронутая болью и страданием, которые причинил ей рак, рак убил его прекрасную жену.

– Счастливого Рождества, Дэниел.

* * *

Дэниел больше не задавал вопросов. Как Мэгги оказалась здесь... почему она здесь... ему было наплевать. Он встал с кресла, поднял ее на ноги и обнял крепче, чем когда-либо в жизни. Он не знал, что делать, обнимать ее вечность, или повалить на пол и заняться с ней любовью. Пока он раздумывал, то продолжал обнимать ее, прижимая еще сильнее.

– Хорошо, что я мертва, – ахнула Мэгги ему на ухо. – Иначе ты бы меня убил.

Дэниел рассмеялся сквозь слезы, зарылся носом в ее волосы и вдохнул. Ваниль... волосы Мэгги всегда тонко пахли ванилью.

– Не говори так. Не говори, что ты мертва. Я знаю, что сплю, так пусть этот сон будет хорошим, – прошептал Дэниел, прижимая ее еще ближе, так близко, что ощущал ее сердцебиение своей грудью. Он любил это ощущение – сердце к сердцу. После секса он бы остался внутри нее на несколько мгновений, только для того, чтобы как можно дольше наслаждаться этим моментом.

Мэгги высвободила руку и жестко ущипнула его. Вздрогнув, Дэниел рассмеялся и отстранился, чтобы посмотреть на ее лицо.

– Ты не спишь, Дэниел. – Мэгги улыбнулась ему.

– Тогда как ты тут оказалась?

Она пожала плечами, в её глазах блестела тайна.

– Кое-кто наверху решил, что тебе нужно что-то на Рождество. Что-то, что не поместится в коробку. И даже не такого размера. – Она протянула ему маленькую коробочку от Тиффани.

– Послушай... я могу объяснить... – начал Дэдниел, но Мэгги прервала его.

– Я давно умерла. – Мэгги быстро и мягко поцеловала его в губы. – Тебе разрешено двигаться дальше, влюбляться, жениться...

Дэниел покачал головой.

– Я знаю. Даже знаю, что ты этого хотела... – в течение нескольких месяцев до смерти Мэгги, она несколько раз говорила Дэниелу о будущем без нее. Она делала все, чтобы убедить его, что он не только должен двигаться дальше после ее смерти, но что и она хотела этого. Даже в свои последние часы она прошептала ему "я умру, но ты еще долго должен жить. Пообещай, что не станешь жить один... ты самый лучший мужчина, которого я когда-либо знала. Не позволь этому пропасть зря... не отказывайся от любви, от жизни... пообещай мне... И сквозь свои слезы он кивнул и с хрипом повторил "я обещаю, Мэгс".

– Тогда в чем проблема? – Мэгги изогнула бровь. Сколько раз она задавала этот вопрос за годы их брака? Он так и не нашел хорошего ответа.

– Аня... она... очень молодая, очень... – замолчав, чтобы подобрать нужное слово он только вздохнул. – Она не ты.

– Совершенно верно. – Мэгги понимающе кивнула. – И за это ты должен быть вечно благодарен.

Глаза Дэниела округлились от шока.

– И как это понимать? – он уставился на нее. – Ты была самым лучшим, что со мной случалось.

– И ты был самым лучшим, что когда-либо происходило со мной. Наш брак был сильным большую часть времени. Не знаю, любила ли я кого-нибудь так же сильно, как тебя. Даже не подозревала, что способна была на такую любовь и счастье. Но.

– Но?

Мэгги снова улыбнулась ему, таинственной потусторонней улыбкой. Он никогда не видел, чтобы она так улыбалась.

– Но... для такого умного мужчины, у тебя плохая память, – подразнила Мэгги, подняла руку и провела пальцами по его волосам. Она постучала его по лбу.

– Я не помню ничего, кроме потрясающих дней с тобой. И еще более потрясающих ночей, – сказал он, проводя ладонями по ее рукам. На ней была шелковая пижама, которую он подарил ей на одно Рождество. Мешковатая и мальчишеская, она скрывала ее невероятные изгибы, но ей нужно было что-то носить в присутствии семьи. И ничего не возбуждало его больше чем медленно освобождать ее женственную фигуру из этого мужского одеяния.

– Правда? – она поджала губы. – Позволь показать тебе кое-что. Закрой глаза.

– Всегда любил эту игру, – сказал Дэниел, закрыв глаза, как она попросила.

– И не надейся... и не возбуждайся, Извращенец. Открывай.

Дэниел открыл глаза и ахнул от удивления. Темнота и тишина гостиной внезапно изменились. Отовсюду лился свет – ель, рождественские огоньки в окнах, лампы, красные и зеленые свечи... голоса наполняли комнату, смех. Две дюжины людей – семья Мэгги и Дэниела вместе и рождественская музыка на заднем фоне.

– Черт. – Дэниел схватил Мэгги за руку и притянул ее к стене, пока другая Мэгги прошла мимо них, неся в руке бутылку вина и три пустых бокала.

– Нас никто не видит, – сказала она, и сжала его ладонь. – Мы просто в воспоминании.

– Воспоминании? – Дэниел осмотрелся. Он увидел себя, тихо разговаривающего с сестрой Мэгги Кэрол. Он знал это воспоминание. Рождество номер три с Мэгги – Рождество, когда они решили пригласить обе семьи в их дом в пригороде. – Боже, это оно. Я помню его. В тот год ты подарила мне часы.

– Часы от Дэниела Рота казались подходящими.

– А я тебе...

– Это. – Мэгги подняла вверх руку и показала кольцо с тремя бриллиантами на правом безымянном пальце.

– Каждый бриллиант за каждый год счастья, который ты мне подарила. – Дэниел взял ее руку и поцеловал кольцо.

– Мне нравилось быть замужем за мужчиной, который знал, какие покупать украшения.

Дэниел улыбнулся, осматривая сцену. – Это было хорошее Рождество. Мне было приятно видеть здесь своих родителей, твоих родителей, родственников...

– Детей, – добавила Мэгги и кивнула на Рейчел и Джейсона, племянника и племянницу Мэгги.

– Да. Детей. – Дэниел сглотнул, наблюдая, как восьмилетняя Рейчел воткнула бантик на макушку четырехлетнего Джейсона. Джейсон сорвал его и швырнул его в голову Рейчел и детский смех эхом наполнил комнату.

Мэгги подвела Дэниела к камину, где он и Кэрол шептались и потягивали вино.

– Так ты, наконец, поговорил с сестрой о том, чтобы завести детей? – спросила Кэрол, улыбаясь Рейчел и Джейсону, которые теперь были зачарованы игрушечным поездом, катающимся вокруг елки.

– Она говорит, что не хочет детей, – наблюдал за собой Дэниел. – Думаю, она серьезно.

– Материнство пойдет ей на пользу. Она просто Тип А, всегда им была^[2] . Ребенок ее упокоит. Все твои приоритеты меняются, когда появляется ребенок. Ты хочешь детей, верно?

Дэниел наблюдал, как младшая версия себя глубоко вдохнула, заметил, как его глаза смягчились, пока он наблюдал за Джейсоном в молчаливом восхищении от игрушечного поезда.

– Да. Очень. – Дэниел знал, что "очень" было еще мягко сказано. Как только шок от того, что он женился на богине, подобной Мэгги, улегся, все, что он хотел, это завести детей с ней. Дочка с умом и остроумием Мэгги, сына с его любовью к книгам... он до боли хотел прибавления к их семье из двух человек.

– Поговори с Мэгги. Может, она передумает. – Кэрол улыбнулась. – И поскорее. Ее время на исходе.

– Сегодня поговорю с ней. – Молодой Дэниел поднес бокал вина к губам, а Дэниел постарше мог лишь поморщиться.

– Я помню ту беседу, – сказал Дэниел, и Мэгги взяла его за руку и увела от камина, от воспоминания. – Она прошла не так, как я надеялся.

– Я тоже ее помню. Она прошла скорее так. – Мэгги нагнулась и задула одну из свеч. Каждый огонек в комнате погас, кроме гирлянды на ели. В темноте Дэниел услышал громкий шепот.

– Потише, – приказал молодой Дэниел. – Внизу спят дети.

– Да, давай переживать о детях, – ответила Мэгги из воспоминания. – Они гораздо важнее нас.

– Я не говорил такого.

– А тебе и не нужно. Я сказала еще до замужества, что не хочу детей. У меня есть работа. У меня есть жизнь с тобой. У меня есть все что мне нужно. Прося меня завести детей, ты просишь меня найти вторую работу. Зачем мне это делать если я так сильно люблю свою нынешнюю?

– Но дети... это не работа.

– Как бы ты назвал то, что предполагает постоянный ручной труд, Дэниел?

– Ты серьезно злишься на меня за мое желание завести детей с тобой?

– Да. Да, я злюсь. Я не такая. Это не то, что я хочу. Ты просишь меня стать кем-то и чем-то, кем я не хочу быть. Как бы ты чувствовал себя, если бы внезапно решил, чтобы мы стали ванильными? Больше никаких извращений, никакого подчинения тебе в постели... или еще где-либо? Ты больше не был бы главным в спальне?

Дэниел наблюдал, как он молодой побледнел от этого вопроса.

– Я был бы в ярости, – признался он. – И ненавидел бы каждую секунду этого. Но это не...

– Это то же самое, – возразила Мэгги. – Абсолютно идентичное. Решить, что отныне мы ванильная пара, равнозначно твоей просьбе стать матерью. Это будет полное предательство моей личности. Так что или ты принимаешь, что дети – это не часть нашего будущего, или я – не часть твоего будущего. Как же будет, Дэниел? Твое слово.

Мэгги из воспоминания замолчала. И Дэниел наблюдал, как молодой он тоже замолчал. Никто из них не говорил.

Ни единого слова.

– Закрой глаза, Дэниел, – прошептала Мэгги, и Дэниел с легкостью подчинился, желая поскорее выбраться из этого воспоминания. Когда он снова их открыл, они вернулись в настоящее, в его гостиную, где Аня все еще злилась и уединилась наверху в своей комнате.

Дэниел едва мог посмотреть Мэгги в глаза.

– Несколько недель после этого я просто ненавидел себя, – сказал Дэниел. – Не за разговор с тобой о детях. А потому, что не ответил, когда ты просила "Как же будет?" Я должен был сразу же ответить. Я должен был сказать: "Тебя, Мэгги. Несмотря ни на что". Прости. Мне очень, очень...

Мэгги прервала его извинение, прижав пальцы к его губам.

– Все хорошо. Ты был расстроен, и тебе было больно и грустно. У тебя были мечты, а я их разрушила.

– У тебя были свои мечты, и я просил тебя отказаться от них.

– Да. Но я стояла на своем. В ту ночь и каждый раз, когда мы ругались из-за детей.

– Мы не ругались так...

Мэгги щелкнула пальцами и перед глазами Дэниела замелькали воспоминания.

Мы уже обсуждали это. Я устала об этом говорить.

Мы можем усыновить. Тебе даже не обязательно...

Сколько раз мне нужно повторить...

Ты была бы потрясающей мамой. Как только ты родишь, ты...

Что? Буду несчастной?

Это происходило снова и снова... семь лет брака, разгоряченные беседы, подавляемые ссоры, обиды нарастали и убывали...

Призраки сотен аргументов молча проходили мимо, и Дэниел мог лишь прижать ладонь ко лбу, чтобы успокоится.

– Знаешь, если бы не мой диагноз, – сказала Мэгги, ласково убирая руку Дэниела ото лба, – мы бы развелись через пару лет.

Дэниел покачал головой.

– Нет... нет.

– Я не предполагаю. Я знаю. – Она грустно улыбнулась. – Знаю, – повторила она.

– Развелись... ты и я? – Дэниел пошатнулся от одной мысли об этом. У них был такой хороший брак. Развод казался абсолютно немыслимым. И все же... он забыл столько ссор. Время стерло все эти плохие воспоминания.

Мэгги вздохнула.

– Развелись бы. Да. И последствия были бы не радужными.

– Я не могу... – сказал Дэниел. – Нет. Я не...

– Но ты должен, дорогой. Ты должен увидеть... Мэгги прикоснулась к его лицу, закрыла его глаза и Дэниел напрягся.

Когда он открыл веки, то понял, что стоит в кабинете Мэгги в ее юридической фирме на Манхеттене. Она была партнером и зарабатывала миллионы на своей практике. Ее офис кричал о деньгах, успехе и власти.

И тем не менее...

– Мэгги... нет... – прошептал Дэниел, когда его зрение сфокусировалось. Она не сказала ничего, лишь скрестила руки на груди как делала всегда, когда была смущена или нервничала. Другая Мэгги сидела за столом. Нет, не сидела. Не совсем. Нависла над ним – так бы Дэниел сказал. От этой Мэгги, разведенной-с-Дэниелом Мэгги, которую он никогда не встречал, разило алкоголем. Налет белого порошка пачкал некогда идеальную поверхность черного стола Мэгги.

– Боже, Мэгс...

– Я никогда не рассказывала тебе, что около двадцати у меня были небольшие проблемы с наркотиками. Юридическая фирма на Манхеттене. Высокий класс. Высокий стресс. Я пыталась справиться со всем этим давлением. Позволяла себе чаще, чем следовало. В тридцать я вела себя намного лучше. Но после тебя и после развода, я окунулась в работу и все эти плохие привычки вернулись.

Дэниел молчал. Он обошел стол, чтобы поближе посмотреть на Мэгги, которую он никогда прежде не встречал. Из носа вытекла крошечная капелька крови и упала на трубку.

– Она жива. – Мэгги кивнула на себя. – По крайней мере, физически. Эмоционально, духовно... умерла. Сегодня Сочельник и эта Мэгги должна проверять контракт. Но эта Мэгги будет работать, пока не загонит себя в могилу к пятидесяти годам. Ей не нужен рак, чтобы умереть. Она сделает это сама.

Он опустился на колени у ее кресла. Он хотел прикоснуться к ее волосам, но убрал руку.

– Она не настоящая. – Дэниел встал и подошел к своей Мэгги. – Я отказываюсь верить, что она настоящая.

– Нет. Она просто тень того, что могло быть. Позволь показать другую тень.

– Чью?

Мэгги тяжело выдохнула.

– Твою.

В мгновение ока Дэниел исчез из офиса в пентхаусе и понял, что стоит в тесной и темной квартире. Взглянув в окно, он увидел узкие дома из красного песчаника, на улице мешки мусора были сложены в кучи, пластиковые выцветшие Санта Клаусы освещали грязные пороги. Похоже на Куинс или Бронкс.

– Где я? – спросил Дэниел. Он никогда не был в этом месте.

– Дом, милый дом. После нашего развода, ты не взял ни пении алиментов от меня. Ты устроился на первую попавшуюся работу библиотекаря. Маленький филиал в Бронксе. Большую часть дней на работе ты выгонял бездомных из туалетов.

Дэниел пожал плечами.

– По крайней мере, я работаю в своей сфере. Вроде того.

– Ты устроился на первую попавшуюся работу после нашего развода. И женился на первой женщине, с которой начал встречаться после нашего развода.

– Да? – Дэниел пораженный уставился на Мэгги. Она кивнула.

– Да. Служащая в библиотеке по имени Мара. На пару лет младше тебя, но уже с двумя маленькими детьми.

Дэниел улыбнулся.

– Я приемный отец?

– Был приемным отцом. Брак длился около полугода. Ты был привязан к детям, больше чем их мать. Мара ревновала, ей казалось, что их ты любишь больше, чем ее. Так и было. Ванильная женщина, не станет даже рассматривать любые Дс отношения в спальне, не говоря уже об извращениях. Она ушла от тебя и забрала детей, а это твое Рождество два года спустя после нашего развода.

Дэниел услышал, как поворачивается ключ в замке и входит другая версия его. Этот Дэниел выглядел уставшим, изможденным, старше, чем должен был быть. В руках был пакет с едой на вынос из китайского ресторана.

– Твоя семья в Канаде пригласила тебя домой на Рождество. У тебя было слишком много гордости, чтобы сказать, что у тебя нет средств на билет на самолет. Ты солгал, и сказал, что у тебя появилась девушка, и ты хочешь провести Рождество с ней. Но сейчас ты один с китайской едой. Такое Рождество будет повторяться одно за одним. Ты откажешься от любви, от брака, от своей мечты об отцовстве. И так будет вплоть до твоей смерти...

Дэниел наблюдал, как он опускается в потрепанное кресло, и включает телевизор на футбольный матч. Ему даже не нравился футбол. Но он создавал шум, свет, движение... Дюжины женщин на протяжении жизни говорили ему, что он сексуальный, привлекательный ... даже один или два раза назвали его великолепным. Но этот Дэниел округлился в животе, лицо испещрили глубокие морщины, и ничего в этих голубых глазах, из-за которых столько женщин сходило с ума. Абсолютно ничего.