Текст книги "Бешенство"

Автор книги: Тесс Герритсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

– Я не толстая. Это ребенок.

Молли кивнула и положила руки на свой слегка округлившийся животик.

– У меня тоже.

– Я двадцать два года ухаживала за пожилыми людьми. Работала в четырех пансионах Нью-Джерси. Так что я знаю, как уберечь их от неприятностей. – Женщина указала на резюме, лежавшее на кухонном столе Тоби. – У меня большой опыт.

– Да, я вижу, – отозвалась Тоби, просматривая трудовую биографию госпожи Иды Богарт.

Страницы пропахли табаком. Пропахла им и сама женщина; она принесла этот мерзкий запах на своей мешковатой одежде и пропитала им всю кухню. «И чего я церемонюсь? – удивлялась Тоби. – Я не хочу, чтобы эта женщина находилась в моем доме. Я не хочу, чтобы она была рядом с моей матерью».

Тоби положила бумаги на стол и заставила себя улыбнуться.

– Я оставлю ваше резюме у себя, пока не приму окончательное решение.

– Вам же требуется кто-то прямо сейчас, нет? Так сказано в объявлении.

– Пока я отсматриваю кандидатуры.

– А можно спросить, много ли нашли?

– Нескольких.

– Не так уж много народу хочет работать по ночам. У меня никогда с этим проблем не было.

Тоби встала, ясно давая понять, что собеседование закончено. Она выпроводила женщину из кухни и провела по коридору.

– Я обдумаю вашу кандидатуру, госпожа Богарт. Спасибо, что пришли.

Тоби практически вытолкнула гостью из дома и закрыла дверь. Она стояла, привалившись к двери спиной, словно хотела защитить свой дом от других таких же госпожей Богарт. «Осталось шесть дней, – думала она. – Как я найду кого-нибудь за шесть дней?»

В кухне зазвонил телефон.

Звонила сестра.

– Как проходят собеседования? – спросила Вики.

– Пока ни к чему не привели.

– Я думала, были отклики.

– Одна курит без перерыва, двое едва понимают английский, а еще один своим видом навел на мысль о том, что придется спрятать всю выпивку. Вики, ничего не получается. Я не могу оставить маму ни с кем из этих людей. Тебе придется брать ее к себе на ночь, пока мы кого-нибудь не найдем.

– Она бродит туда-сюда, Тоби. Может включить плиту, пока мы спим. А у меня дети, я должна подумать о них.

– Никогда она плиту не включает. И по ночам обычно спит.

– А как насчет агентства по временному трудоустройству?

– Это не лучший выход. Я не хочу, чтобы в доме то и дело появлялись новые лица. Это будет сбивать маму с толку.

– По крайней мере, это хоть что-то. Ведь ситуация такая: либо это, либо дом престарелых.

– Ни за что. Никаких домов престарелых.

Вики вздохнула.

– Я просто так предложила. Я думаю и о тебе. Если бы я только могла чем-нибудь помочь…

«Но ты не можешь, – подумала Тоби. – У Вики и так двое детей, наперебой требующих ее внимания. Добавить к ним Элен – значит окончательно перегрузить Вики».

Тоби подошла к кухонному окну и выглянула в сад. Мама стояла возле сарая, держа в руках грабли. Похоже, Элен не могла вспомнить, что с ними делать, поэтому просто скребла зубьями по мощеной дорожке.

– Сколько претендентов еще на сегодня осталось? – спросила Вики.

– Двое.

– У них приличные резюме?

– Превосходные. Но они все превосходные лишь на бумаге. Ведь запах алкоголя чувствуешь, только когда встречаешься с ними лицом к лицу.

– О, неужели все так плохо, Тоби! Ты настроена слишком пессимистично.

– Пришла бы сама да поговорила с ними. Следующий должен явиться с минуты на минуту… – В дверь позвонили, и она обернулась. – Должно быть, это он.

– Я сейчас приеду.

Тоби повесила трубку и пошла открывать дверь. На крыльце стоял пожилой сутулый мужчина с помятым серым лицом.

– Я насчет работы, – с трудом выдавил он и зашелся кашлем.

Тоби спешно завела его в дом и усадила на диван. Она принесла ему стакан воды, наблюдая, как его сотрясает кашель, затем он откашлялся и снова зашелся в приступе. То и дело содрогаясь от кашля, он пояснил, что это остатки простуды. Мол, уже почти прошло, только вот бронхит привязался. Но это никак не помешает выполнять работу, ни в коем разе. Он работал, когда было и похуже, работал всю свою жизнь, с шестнадцати лет.

Тоби слушала – больше из жалости, чем с интересом. Ее взгляд был прикован к резюме на кофейном столике. Уоллес Дуган, шестьдесят один год. Она знала, что не станет брать его, знала это с первого мгновения, как только его увидела, но ей не хватало духа прервать мужчину. Так она и сидела молча, слушая, как он дошел до такой жизни. Как сильно ему нужна эта работа. Как тяжело ее найти человеку в таком возрасте.

Когда приехала Вики, он все еще сидел на диване. Она вошла в гостиную, увидела мужчину и застыла.

– Это моя сестра, – представила ее Тоби. – А это Уоллес Дуган. Он хочет у меня работать.

Уоллес поднялся, чтобы протянуть Вики руку, но был вынужден сесть из-за нового приступа кашля.

– Тоби, можно тебя на минутку? – спросила Вики, направляясь на кухню.

Тоби последовала за ней, закрыв за собой дверь.

– Что с ним? – прошептала Вики. – По виду у него либо рак, либо туберкулез.

– Он говорит – бронхит.

– Но ты же не думаешь брать его, правда?

– Пока он лучший претендент.

– Шутишь. Скажи мне, что ты шутишь.

Тоби вздохнула.

– К сожалению, нет. Ты не видела остальных.

– Другие были хуже него?

– По крайней мере он, похоже, неплохой человек.

– Ну да, конечно. А потом он отбросит коньки, и маме придется оказывать первую помощь.

– Вики, я не собираюсь брать его.

– Тогда почему ты его до сих пор не послала, ведь он может загнуться прямо у тебя в гостиной!

В дверь позвонили.

– Боже! – воскликнула Тоби и выскочила из кухни.

Пробегая мимо Уоллеса Дугана, она бросила на него извиняющийся взгляд, однако он этого не заметил – уткнувшись в носовой платок, мужчина снова согнулся в приступе кашля. Она открыла дверь.

С порога ей улыбнулась миниатюрная женщина. На вид ей было тридцать с небольшим, стрижка а-ля принцесса Диана. Блузка и брюки аккуратно отглажены.

– Доктор Харпер? Извините, если я рано. Мне не хотелось опаздывать, я боялась, что не смогу сразу найти ваш дом. – Гостья протянула руку. – Меня зовут Джейн Нолан.

– Заходите. Я тут беседую с другим кандидатом, но…

– Я могу поговорить с ней, – влезла Вики, пожимая Джейн руку. – Я сестра доктора Харпер. Давайте пройдем на кухню. – Вики посмотрела на Тоби: – А тем временем, может, ты закончишь с господином Дуганом? – И шепотом добавила: – Избавься от него – и все.

Уоллес Дуган уже знал вердикт. Когда Тоби вернулась в гостиную, он страдальчески разглядывал кофейный столик. Его резюме лежало перед ним – три страницы описания сорокапятилетней трудовой жизни. Которая, похоже, подошла к концу.

Они еще немного поболтали, скорее из вежливости, чем по необходимости. Они никогда не встретятся снова, оба это знали. Когда наконец он вышел из дома, Тоби закрыла дверь с облегчением. Как ни крути, а на жалости далеко не уедешь.

Она пошла на кухню.

Вики была одна и глядела куда-то на улицу.

– Смотри, – сказала она.

Элен брела по садовой дорожке. Рядом шла Джейн Нолан; она кивала, когда Элен указывала то на одно растение, то на другое. Джейн была похожа на юркую птичку, готовую к любому движению своей спутницы. Элен остановилась и хмуро поглядела себе под ноги, а затем наклонилась и подняла что-то. Тяпку. Затем принялась вертеть ее в руках, словно пытаясь угадать назначение этого инструмента.

– Что это вы нашли? – поинтересовалась Джейн.

Элен протянула ей тяпку.

– Вот это. Щетку. – Элен сразу поняла, что спутала слово, и покачала головой. – Нет, не щетка. Это… Ну, вы знаете.

– Для цветов, верно? – предположила Джейн. – Тяпка. Чтобы рыхлить землю.

– Да, – просияла Элен. – Тяпка!

– Давайте положим ее в надежное место, чтобы она не потерялась. И чтобы вы случайно на нее не наступили. – Джейн взяла тяпку и положила в тачку.

Увидев Тоби, она улыбнулась и помахала, затем взяла Элен за руку, и, пройдя дальше по дорожке, они скрылись за углом дома.

Тоби почувствовала, как невидимая тяжесть рухнула с ее плеч. Она посмотрела на сестру.

– Что ты думаешь?

– Резюме у нее хорошее. И прекрасные рекомендации из трех различных домов престарелых. Нам придется поднять ее почасовую ставку, поскольку она дипломированная медсестра. Но я бы сказала, она того стоит.

– Похоже, маме она нравится. А это самое главное.

Вики удовлетворенно вздохнула. Миссия выполнена. Она оказалась на высоте.

– Ну вот, – подытожила Вики, закрывая дверь в сад. – Это было не так уж и трудно.

Новый день, новые заботы. И новый покойник. Дэниел Дворак отошел от секционного стола и снял перчатки.

– Ну вот, Рой. Проникающее ранение в верхний левый квадрант брюшной полости, разрыв селезенки, приведший к обширному кровотечению. Совершенно ясно, что причины не были естественными. Никаких сюрпризов.

Дэниел швырнул перчатки в мусорный бочок и поглядел на детектива Шиэна.

Шиэн все еще стоял у стола, однако взгляд его был направлен отнюдь не на выпотрошенное тело. Нет, детектив пялился на Лизу, ассистентку Дворака. Как романтично. Встреча Ромео и Джульетты над хладным трупом.

Дворак покачал головой и отправился к раковине мыть руки. В зеркало он краем глаза наблюдал развитие зародившегося романа. Детектив Шиэн слегка выпрямился, пытаясь втянуть живот. Лиза, смеясь, откинула светлые пряди со лба. Даже в секционном зале природа берет свое.

Даже если один из двоих – немолодой, женатый, растолстевший полицейский.

«Если Шиэн решил изображать молодого любовничка перед этой голубоглазой девочкой, это не мое дело, – решил Дворак, хладнокровно вытирая руки. – Но придется предупредить: он не первый полицейский, у которого здесь бушуют гормоны». В последнее время вскрытия приобрели популярность, и дело было вовсе не в трупах.

– Я буду в кабинете, – сообщил Дворак и вышел из секционной.

Через двадцать минут Шиэн, постучав в дверь его кабинета, зашел внутрь. У него было глуповатое лицо человека, который ведет себя по-дурацки, знает это, знает, что это видят все остальные, но ему наплевать.

Дворак решил, что и ему наплевать. Он подошел к шкафу, вытащил папку и протянул ее Шиэну.

– Это последний отчет по токсинам, который вы просили. Нужно что-нибудь еще?

– Э-э… да. Предварительное заключение на того малыша.

– Все признаки СВДС.[1]1
  Синдром внезапной детской смерти. Случается по непонятной причине у младенцев первого года жизни


[Закрыть]

Шиэн сунул сигарету в рот и прикурил.

– Так я и думал.

– Вы не могли бы потушить ее?

– А?

– В этом здании не курят.

– В вашем кабинете тоже?

– Запах-то никуда не девается.

Шиэн рассмеялся.

– При вашей работе, док, вам вряд ли стоит жаловаться на запахи. – Однако он вынул изо рта сигарету и затушил ее в кофейном блюдечке, которое ему подсунул Дворак. – Знаете, эта Лиза очень милая девушка.

Дворак промолчал, решив, что так безопаснее.

– У нее есть парень? – поинтересовался Шиэн.

– Понятия не имею.

– Хотите сказать, никогда не спрашивали?

– Нет.

– И вам не любопытно?

– Мне много чего любопытно, но это – нет. – Дворак немного помолчал. – Кстати, как ваша жена и дети?

Пауза.

– С ними все хорошо.

– Значит, дома все в порядке?

– Да. Конечно.

Дворак мрачно кивнул.

– Значит, вы – счастливчик.

Покраснев, Шиэн уставился на отчет о токсинах. Полицейские слишком часто видят смерть, подумал Дворак, и поэтому стремятся получить от жизни как можно больше положительных эмоций. Шиэн, старательный, сообразительный и по сути очень порядочный парень, который только начал понимать: из зеркала на него смотрит уже стареющий мужчина.

И тут в кабинет зашла Лиза, неся два лотка с предметными стеклами. Она лучезарно улыбнулась Шиэну и была поражена, когда он взял и отвел взгляд.

– Что это за стеклышки? – спросил Дворак.

– В верхнем – срезы печени и легких Джозефа Одетта. В нижнем – срезы мозга Парментера. – Лиза вновь украдкой взглянула на Шиэна, затем, вспомнив о собственном достоинстве, деловым тоном произнесла: – Вы просили окрашивание только гематоксилином, эозином и ПАСК, не так ли?

– А конго красный?

– Он тоже есть. Так, на всякий случай.

Она повернулась и вышла, исполненная гордыни. Через минуту вышел и Шиэн – на время присмиревший Ромео.

Дворак отнес срезы в лабораторию и включил микроскоп. На первом стекле была легочная ткань Джо Одетта. Курильщик, подумал Дворак, глядя на альвеолы. Ничего удивительного – во время вскрытия он уже обнаружил эмфизематозные изменения. Просмотрев еще несколько легочных срезов, Дворак переключился на печень. Цирроз и жировая инфильтрация. Он был еще и пьяницей. Не прострели Джо Одетт себе голову, печень или легкие все равно со временем угробили бы его. Существует множество способов самоубийства.

Он наговорил на диктофон результаты исследования, затем отодвинул препараты Одетта и перешел ко второму лотку.

Под микроскоп легло первое предметное стекло со срезом мозга Ангуса Парментера. Микроскопическое исследование этого органа входит в стандартную процедуру вскрытия. На стекле помещался срез коры головного мозга, окрашенный в ярко-розовый цвет реактивом Шиффа. Дворак навел резкость и секунд десять глядел в окуляр, пытаясь осознать, что видит.

Артефакт, подумал он. Наверняка в этом все дело. Ткань повреждена при окрашивании или подготовке препарата.

Дворак вытащил стекло и положил под микроскоп следующее. И снова навел фокус.

И снова искажение. Вместо однородной нейронной ткани с редкими фиолетовыми ядрами он видел какую-то бело-розовую пену. Повсюду виднелись вакуоли, словно мозг поела моль.

Он медленно поднял голову от микроскопа. Затем посмотрел на свой палец – тот, что он порезал скальпелем. Ранка уже зажила, но тонкая линия былого пореза все еще виднелась на коже. «В тот момент я работал с мозгом. И мог заразиться».

Диагноз еще следовало подтвердить. Нужна консультация невропатолога, исследование под электронным микроскопом, изучение истории болезни. Не стоило планировать собственные похороны прямо сейчас.

У него вспотели ладони. Он выключил микроскоп и глубоко вздохнул. Затем снял трубку телефона.

Секретарше понадобилось не больше минуты, чтобы найти номер Тоби Харпер из Ньютона. Прозвучало шесть гудков, прежде чем раздалось раздраженное «алло».

– Доктор Харпер? Это доктор Дворак из судмедэкспертизы. Вам удобно сейчас говорить?

– Я всю неделю пыталась до вас дозвониться.

– Я знаю, – признался он. Но никакой отговорки придумать так и не смог.

– Вы поставили диагноз господину Парментеру? – спросила она.

– Именно поэтому я и звоню. Мне нужна дополнительная информация о пациенте.

– У вас же есть его больничная карта, верно?

– Да, но я хотел поговорить с вами о том, что вы видели, осматривая его в неотложке. Пока я пытаюсь разобраться с гистологией. Мне нужна более ясная клиническая картина.

Он услышал в трубке звук, напоминавший поток воды из крана, а затем Тоби крикнула:

– Нет-нет, выключи! Выключи, а то вода весь пол зальет!

Раздался стук трубки и звук поспешных шагов. Затем телефон снова ожил:

– Послушайте, вы застали меня не в самый удобный момент. Мы можем обсудить это при личной встрече?

Он задумался.

– Полагаю, так даже лучше. Во второй половине дня?

– Так, сегодня у меня выходной, поэтому придется договориться с сиделкой. Когда вы заканчиваете работу?

– Могу остаться допоздна.

– Хорошо, постараюсь добраться до вас к шести. Где вы находитесь?

– Дом семьсот двадцать по Олбани-стрит, напротив городской больницы. Рабочий день уже закончится, поэтому главный вход будет закрыт. Подъезжайте к черному ходу.

– Я все еще не понимаю, о чем речь, доктор Дворак.

– Поймете, – пообещал он. – Когда посмотрите срезы.

10

Было около половины седьмого, когда Тоби обогнула двухэтажное кирпичное здание, дом № 720 по Олбани-стрит, и въехала на автостоянку. Она миновала три одинаковых фургона, на борту каждого из них значилось: «Штат Массачусетс, Главная судебно-медицинская экспертиза», а затем поставила машину возле служебного входа. Дождь, собиравшийся целый день, все-таки начался, и теперь серебрил темноту пеленой брызг. Был конец октября, темнело рано, и Тоби уже начала скучать по долгим теплым сумеркам, какие случаются летом. Здание напоминало мавзолей из красного кирпича.

Склонив голову, Тоби выбралась из машины под дождь и пересекла стоянку. Едва она приблизилась к служебному входу, как дверь распахнулась. Она удивленно вскинула голову.

В дверном проеме стоял мужчина, его темный силуэт выделялся на фоне горевшего в коридоре света.

– Доктор Харпер?

– Да.

– Я Дэн Дворак. Обычно после шести двери уже заперты, поэтому я ждал вас. Входите.

Ступив за порог, Тоби вытерла глаза, на которые попали капли дождя. Щурясь от света, она всмотрелась в лицо доктора Дворака, соотнося мысленный образ, который возник у нее во время телефонных разговоров, с импозантным мужчиной, стоявшим перед ней. Он был примерно такого возраста, как она предполагала, – сорока с лишним лет, черные волосы пестрели сединой и были взъерошены, словно он то и дело запускал в них пальцы. Его ярко-синие глаза были так глубоко посажены, что казалось, они смотрят из темных пещер. Ему удалось изобразить улыбку, но Тоби почувствовала, что это стоило немалых усилий; на мгновение возникнув на его губах, улыбка сделала Дэна еще привлекательнее, но тут же исчезла, сменившись выражением, истолковать которое Тоби не смогла. Озабоченность? Тревога?

– Почти все уже разошлись, – сообщил он. – Так что сейчас здесь по-настоящему тихо, как в морге.

– Я старалась приехать побыстрее, но мне пришлось улаживать дела с няней.

– Значит, у вас есть дети?

– Нет, это сиделка моей матери. Я не люблю оставлять ее одну.

Они поднялись по лестнице. Дворак шел немного впереди, его белый халат шелестел, обнимая длинные ноги.

– Извините, что не предупредил вас заранее.

– Вы упорно отказывались отвечать на мои звонки, и вдруг у вас возникла необходимость срочно поговорить со мной. Почему?

– Мне нужно ваше профессиональное мнение.

– Я не патологоанатом. Ведь это вы проводили вскрытие.

– А вы осматривали пациента, когда он был еще жив.

Дворак толкнул дверь, ведущую на второй этаж, и двинулся по коридору с такой нервной поспешностью, что Тоби пришлось бежать за ним.

– Была еще консультация невролога, – напомнила она. – Вы с ним говорили?

– Он провел осмотр только после того, как пациент впал в кому. Но при этом сохраняются далеко не все симптомы и признаки. Кома она и есть кома.

– А как насчет Валленберга? Он был лечащим врачом Парментера.

– Валленберг утверждает, что это инсульт.

– И что, это инсульт?

– Нет.

Дворак открыл дверь и включил свет. В кабинете стояли практичный металлический стол, несколько стульев и картотечный шкаф. «Хозяин помещения – настоящий педант», – подумала Тоби, глядя на аккуратные стопки бумаг на столе и ровную шеренгу книг на полке. Чуть больше индивидуальности офису придавал взгромоздившийся на шкаф папоротник да еще фотография на столе. Взъерошенный подросток, щурясь от солнца, держал в руке роскошную форель. Мальчишка был копией Дворака.

Тоби подсела к столу.

– Хотите кофе? – предложил он.

– Я бы предпочла информацию. Что именно вы обнаружили при вскрытии?

– При общем осмотре – ничего.

– Никаких признаков инсульта?

– Ни тромботического, ни геморрагического.

– А что с сердцем? С коронарными артериями?

– Чистые. Честно говоря, ни разу не видел такой чистенькой левой нисходящей передней артерии у человека его возраста. Никаких признаков инфаркта, недавнего или какого другого. Так что сердце здесь ни при чем.

Он сел за стол, всматриваясь в нее так пристально, что Тоби с трудом выдержала этот взгляд.

– А токсикология?

– Прошла всего неделя. Предварительный анализ показал диазепам и дилантин. И то, и другое давали ему в больнице для снятия приступов. – Дворак придвинулся к Тоби. – Почему вы настаивали на вскрытии?

– Я вам уже говорила. Он был вторым пациентом, у кого я видела такие симптомы. Я хотела знать диагноз.

– Расскажите мне про эти симптомы еще раз. Все, что помните.

Тоби было нелегко сосредоточиться под пристальным взглядом его синих глаз. Откинувшись на спинку стула, она уставилась на стопку бумаг на столе. Затем откашлялась:

– Нарушение сознания. Оба попали в неотложку, совершенно потеряв ориентацию во времени и пространстве.

– Расскажите сначала о Парментере.

Она кивнула.

– Парментера привезли на «скорой». Его обнаружила дочь; он бродил по дому, натыкаясь на предметы, и не узнал ни ее, ни внучек. Насколько я поняла, у него были зрительные галлюцинации. Он думал, что может летать. Когда я осмотрела его, никаких следов травм не обнаружила. Что касается неврологии, то единственное, что Парментер не смог сделать нормально, – это поднести палец к носу. Сначала я решила, что это, возможно, мозжечковый инсульт. Но были и другие симптомы, которые я не могла объяснить.

– Например?

– Похоже, у него нарушилось зрительное восприятие. Он не мог оценить, насколько далеко я нахожусь. – Тоби замолчала и нахмурилась. – А! Вот почему он говорил о карликах.

– Что, простите?

– Парментер жаловался, что у него в доме карлики. Похоже, он имел в виду своих внучек. Им примерно по десять лет.

– Так, значит, нарушение восприятия и признаки поражения мозжечка.

– Еще были судороги.

– Да, я видел, вы отметили это в записях. – Дворак взял со стола папку и открыл ее. Тоби увидела фотокопию карты пациента из клиники Спрингер. – Вы пишете о фокальных судорогах верхней правой конечности.

– За время пребывания в больнице приступы то возникали, то прекращались, несмотря на противосудорожные препараты. Во всяком случае так мне сказали медсестры.

Дворак пробежал глазами записи.

– Валленберг их почти не упоминает. Но я вижу, здесь назначен дилантин. Подписано им. – Он посмотрел на Тоби. – Очевидно, вы правы насчет судорог.

«А почему я должна быть не права?» – с внезапным раздражением подумала она. На этот раз она склонилась к собеседнику:

– Почему вы просто не расскажете мне о том, что накопали?

– Я не хочу сбивать вас. Мне просто нужны ваши воспоминания.

– Если вы будете говорить прямо, мы оба сэкономим кучу времени.

– Вы торопитесь?

– Доктор Дворак, у меня сегодня выходной. Я могла бы сейчас заниматься домашними делами.

Некоторое время он молча глядел на нее. Затем откинулся на спинку и тяжело вздохнул:

– Послушайте, я прошу прощения за уклончивость, но дело в том, что я довольно-таки сильно ошарашен.

– Чем?

– Мне кажется, мы имеем дело с инфекционным возбудителем.

– Бактериальным? Вирусным?

– Ни то, ни другое.

Тоби нахмурилась:

– Каким же тогда? Речь идет о паразитах?

Дворак поднялся.

– Пойдемте-ка в лабораторию. Я покажу вам срезы.

Они спустились на лифте в цокольный этаж и вышли в пустынный коридор. Был восьмой час. Тоби знала, что в морге должен оставаться на дежурстве кто-то еще, но в тот момент, когда она шагала по безмолвному коридору, ей казалось, что, кроме них с Двораком, в здании нет ни души. Он провел ее в какое-то помещение и включил свет.

Вспыхнули флуоресцентные лампы; резкий свет бликами отразился от гладких поверхностей. Тоби увидела холодильник, раковину из нержавеющей стали и стол, на котором громоздились измерительное оборудование и компьютерный монитор. На полке выстроились банки с человеческими органами, погруженными в консервант. В воздухе висел неистребимый запах формалина.

Дворак подошел к одному из микроскопов и щелкнул тумблером. Бинокулярный учебный микроскоп позволял им обоим рассматривать препарат. Дворак подсунул предметное стекло под линзу и сел, чтобы настроить фокус.

– Взгляните.

Тоби придвинула табурет. Склонившись так, что ее голова оказалась рядом с головой Дворака, она посмотрела в микроскоп. То, что она увидела, напоминало пузырящееся розовое море.

– Давно я не практиковалась в гистологии, – призналась она. – Хоть намекните.

– Хорошо. Вы можете идентифицировать ткань, на которую смотрите?

Тоби смущенно покраснела. Если бы только она могла вот так просто взять и правильно ответить! Вместо этого она сидела, страдая от своего невежества. И от воцарившейся тишины. Не отрываясь от окуляра, она проговорила:

– Обидно признавать, но я не понимаю, что это.

– Ваш профессионализм здесь ни при чем, доктор Харпер. Картина на этом стекле настолько необычна, что ткань действительно тяжело распознать. То, на что мы сейчас смотрим, – срез коры головного мозга, подкрашенный парааминосалициловой кислотой. Розовое – это нейропиль нервных волокон, фиолетовым окрашены ядра.

– А это что за вакуоли?

– Вот об этом я и спрашиваю. В нормальной коре всех этих пузырьков быть не должно.

– Странно. Похоже на розовую губку для мытья посуды.

Дворак не ответил. Она удивленно подняла голову и перехватила его взгляд.

– Доктор Дворак!

– Так и есть, – пробормотал он.

– Что?

– Именно так это и выглядит. Как розовая губка.

Он снова сел, потер глаза. В резком свете ламп Тоби заметила на его усталом лице морщинки и черную тень пробивавшейся щетины.

– Думаю, мы имеем дело со спонгиоформной энцефалопатией, сказал он.

– Вы имеете в виду болезнь Крейцфельда-Якоба?

Он кивнул.

– Это объясняет патологические изменения, которые видны на срезе. А также клиническую картину. Измененное сознание. Визуальные искажения. Миоклонические конвульсии.

– Значит, это не фокальные судороги?

– Нет, я полагаю, вы видели миоклонус. Сильные повторяющиеся приступы, начинающиеся от громких звуков. Дилантином они не снимаются.

– Но ведь болезнь Крейцфельда-Якоба встречается крайне редко!

– Один случай на миллион. Она действительно регистрируется у пожилых людей, но это единичные больные.

– Но бывают же и вспышки. В прошлом году в Англии…

– А, вы имеете в виду коровье бешенство. Похоже, это один из вариантов Крейцфельда-Якоба. Возможно, одна и та же болезнь, точно неизвестно. В Англии заразились люди, которые ели говядину, пораженную губчатым энцефалитом. Это была необычная вспышка, таких с тех пор не повторялось.

Она вернулась к микроскопу.

– Возможно ли, что у нас тоже возникла вспышка? – тихо проговорила она. – Ангус Парментер не первый пациент с такими симптомами. То же самое было у Гарри Слоткина. Он поступил на несколько недель раньше Парментера с той же картиной. Спутанное сознание, зрительные расстройства.

– Это неспецифические признаки. Для подтверждения необходимо вскрытие.

– Со Слоткиным это невозможно. Его так и не нашли.

– Значит, поставить диагноз не удастся.

– Они жили в одном и том же поселке. Могли подвергнуться действию одного и того же патогена.

– Эту болезнь нельзя подхватить как простой насморк. Она передается прионом, инфекционной белковой молекулой. И требует прямого контакта с тканью. Например, трансплантация роговицы.

– Англичане подцепили ее после употребления в пищу говядины. Разве у нас не могло произойти то же самое? Возможно, они ели вместе…

– Но в Америке нет зараженного скота. У нас не было случаев коровьего бешенства.

– Как мы можем знать это наверняка? – Тоби была заинтригована и лихорадочно ухватилась за новую нить рассуждений. Она припомнила ту ночь в отделении, когда поступил Гарри. Вспомнила грохот металлической кюветы, упавшей на пол, а затем звук, с которым его нога колотилась о каталку. – Два человека из одного и того же пансиона. С одними и теми же симптомами.

– Спутанное сознание – недостаточно специфичный симптом.

– У Гарри Слоткина было то, что я приняла за фокальные судороги. Теперь я понимаю, что это мог быть миоклонус.

– Мне нужно провести вскрытие. Я не могу поставить диагноз Гарри Слоткину без анализа мозговой ткани.

– Ну а насколько вы уверены в диагнозе Ангуса Парментера?

– Я отправлю образцы невропатологу для подтверждения. Он посмотрит их под электронным микроскопом. Это может занять несколько дней, – сказал он и тихо добавил: – Надеюсь, что я ошибаюсь.

Взглянув на него, Тоби вдруг увидела в его лице не только усталость, а что-то еще. Она увидела страх.

– Я порезался, – объяснил Дворак. – Во время вскрытия. Когда вынимал мозг. – Он покачал головой и горько усмехнулся. – Я вскрыл тысячу черепов. У трупов, с которыми я работал, были ВИЧ, гепатит, даже бешенство. Но я ни разу не порезался. Затем мне на стол попадает Ангус Парментер, который, на первый взгляд, умер от естественных причин. Неделя пребывания в больнице, никаких следов инфекции. И что я делаю? Я протыкаю палец. Именно в тот момент, когда работаю с этим чертовым мозгом.

– Диагноз еще не подтвержден. Могла произойти ошибка. Возможно, срезы были приготовлены не совсем правильно.

– Вот и я надеюсь, – он уставился на микроскоп, как на злейшего врага. – Я обхватил мозг обеими руками. Совсем неподходящее время для пореза.

– Это не значит, что вы инфицированы. Судя по всему, вероятность заражения чрезвычайно мала.

– Но все же есть. Это возможно. – Он посмотрел на Тоби.

Возразить ей было нечего. Да и лживые утешения она произносить не умела. Молчать по крайней мере было честнее.

Дворак выключил подсветку микроскопа.

– У нее долгий инкубационный период. Может пройти год, а то и два. И даже через пять лет я все еще не узнаю наверняка. Буду ждать первых признаков. По крайней мере, это относительно безболезненный конец. Начнется со слабоумия. Нарушения зрения, возможно, галлюцинаций. Потом начнется бред. И в конце концов кома. – Он устало пожал плечами. – Наверное, это все же лучше смерти от рака.

– Мне очень жаль, – сказала Тоби. – Я чувствую себя виноватой…

– Почему?

– Я настояла на вскрытии. И подвергла вас риску.

– Я сам ему подвергся. Мы оба рискуем, доктор Харпер. Причиной тому наша работа. Вы работаете в неотложке: кто-то кашлянет на вас, и вы подхватываете туберкулез. Можно случайно уколоться иглой и заработать гепатит или СПИД. – Он вытащил предметное стекло и положил его в лоток, затем прикрыл микроскоп пластиковым чехлом. – В любой работе таится угроза, ведь даже по утрам вставать небезопасно. Рискованно ездить на работу, опускать письма в ящик. Летать на самолете. – Дворак посмотрел на нее. – Неожиданность состоит не в том, что мы умрем. А в том, как и когда это произойдет.

– Должен же быть какой-нибудь способ остановить заражение на этой стадии. Может, иммуноглобулин поколоть…

– Без толку. Я сверялся с литературой.

– Вы говорили об этом с вашим врачом?

– Я еще никому об этом не говорил.

– Даже семье?

– У меня только сын, Патрик, и ему всего четырнадцать. В таком возрасте у него хватает своих забот.

Тоби вспомнила фотографию на столе – взъерошенного мальчишку, победно сжимавшего в руках форель. Дворак прав: в четырнадцать лет тяжело признать, что твои родители смертны.

– И что вы собираетесь делать? – поинтересовалась она.

– Позаботиться о выплате медицинской страховки. И надеяться на лучшее. – Он поднялся и направился к выключателю. – Больше мне ничего не остается.

Роби Брэйс, одетый в футболку «Ред Сокс» и жуткого вида спортивные брюки, открыл дверь.

– Доктор Харпер, – приветствовал он. – Быстро же вы добрались.