Текст книги "Ученик"

Автор книги: Тесс Герритсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

8

– Странно он все-таки ведет себя, – сказал Арлен. – Мы несколько раз просматривали пленку и никак не можем понять логику его поведения.

Они спустились вниз, в конференц-зал больницы. Здесь в углу стоял телевизор с видеомагнитофоном. Арлен уступил Канади право прокручивать пленку, поскольку роль эта была ответственной и ее надлежало играть настоящему мужчине, коим, несомненно, мнил себя Канади. Арлен не был тщеславным.

Канади вставил кассету в магнитофон и сказал:

– Хорошо. Посмотрим, удастся ли бостонской полиции разгадать его поведение. – Бросив таким образом вызов Риццоли, он нажал кнопку воспроизведения записи.

На экране появилась закрытая дверь в конце коридора.

– Это вмонтированная в потолок камера наблюдения в холле первого этажа, – пояснил Арлен. – Дверь, которую вы видите, ведет прямо на улицу, к служебной автостоянке. Это один из четырех выходов. Время записи высвечивается внизу.

– Пять часов десять минут, – прочитала она.

– Согласно записи в регистрационном журнале приемного отделения, заключенного подняли наверх, в операционную, примерно в четыре сорок пять, так что этот кадр сделан спустя двадцать пять минут. А теперь следите. Все произойдет в пять одиннадцать.

На экране шел отсчет секунд. И вот, когда зажглись цифры 5:11:13, в кадре возникла фигура, которая неспешным шагом прошла к выходу. Камера снимала человека со спины, и они смогли увидеть кромку темных волос на белом воротнике халата лаборанта. На мужчине были брюки хирурга и бумажные бахилы. Он уже подошел к самой двери и нажал на ручку, когда вдруг замер.

– Смотрите, – сказал Арлен.

Человек медленно обернулся. Его взгляд устремился прямо в объектив камеры.

Риццоли подалась вперед, чувствуя, как пересохло в горле, и взгляд ее впился в лицо Уоррена Хойта. Казалось, не она смотрит на Хирурга, а он на нее. Он направился к камере, и Джейн увидела, что у него под левой рукой зажат какой-то сверток. Вот он подошел совсем близко и встал под самый объектив.

– А сейчас самое странное, – произнес Арлен.

По-прежнему глядя прямо в объектив, Хойт поднял правую руку, ладонью вперед, как будто присягал в суде. Левой рукой он ткнул в открытую ладонь. И улыбнулся.

– Что все это значит, черт возьми? – воскликнул Канади.

Риццоли не ответила. Она молча смотрела на Хойта, который развернулся, прошел к выходу и исчез за дверью.

– Прокрутите еще раз, – тихо попросила она.

– У вас какие-то идеи насчет того, что означает этот жест?

– Прокрутите еще раз.

Канади нахмурился, но все-таки перемотал пленку и потом нажал кнопку воспроизведения записи.

С замиранием сердца она ждала повторения характерного жеста, значение которого ей уже было понятно.

Он поднял ладонь.

– Паузу, – попросила она. – Прямо здесь!

Канади нажал кнопку ПАУЗА.

На экране Хойт замер с улыбкой на лице, указательным пальцем левой руки тыча в открытую ладонь правой. От вида этой картинки ей стало не по себе.

Первым молчание нарушил Арлен.

– Что это? Вы знаете?

Она с трудом сглотнула.

– Да.

– Ну и что это? – рявкнул Канади.

Она разжала кулаки и продемонстрировала свои ладони, обезображенные шрамами, которые оставил на них скальпель Хойта.

Арлен и Канади уставились на ее ладони.

– Это Хойт? – спросил Арлен.

Риццоли кивнула.

– Вот что означает его жест, его поднятая рука. – Она посмотрела на экран, где все еще улыбался Хойт, подставляя объективу камеры свою ладонь. – Это что-то вроде шутки между нами. Его приветствие. Так Хирург разговаривает со мной.

– Вы, должно быть, здорово прижали ему хвост, – сказал Канади и перемотал пленку. – Посмотрите, он как будто говорит: «Подними свою ладошку».

– Или «до скорой встречи», – тихо произнес Арлен.

От его слов мурашки побежали у нее по коже. Да, я знаю, что мы увидимся. Только не знаю, когда и где.

Канади нажал на кнопку воспроизведения записи, и они вновь увидели, как Хойт опустил руку, повернулся и направился к выходу. Глядя ему вслед, Риццоли обратила внимание на сверток, который он нес подмышкой.

– Остановите пленку, – попросила она.

Канади нажал ПАУЗУ.

Она придвинулась ближе и коснулась экрана.

– Что это он тащит? Похоже на свернутое в рулон полотенце.

– Оно и есть, – подтвердил Канади.

– Зачем он взял его с собой?

– Дело не в полотенце. А в том, что внутри.

Риццоли нахмурилась, вспоминая недавно увиденное в операционной. Перед глазами возник пустой лоток возле стола. Она взглянула на Арлена.

– Инструменты. Он взял с собой хирургические инструменты.

Арлен кивнул.

– Да, из операционной пропал набор инструментов для лапаротомии.

– Лапаротомии? Что это?

– Медицинский термин, означающий вскрытие брюшной полости, – пояснил Канади.

Между тем на экране просматривались лишь пустой коридор и закрытая дверь. Канади выключил телевизор.

– Похоже, вашему мальчику не терпится вернуться к работе.

Завибрировавший на поясе сотовый телефон заставил ее вздрогнуть. Она медленно потянулась к трубке. Мужчины все время наблюдали за ней, поэтому она встала и отошла к окну, прежде чем ответить на звонок.

Это был Габриэль Дин.

– Вы не забыли, что в три часа нас ждет антрополог? – спросил он.

Риццоли посмотрела на часы.

– Я буду вовремя. – И подумала: «Вряд ли».

– Где вы?

– Послушайте, я буду вовремя, понятно? – И она повесила трубку.

Глубоко вздохнув, Джейн уставилась в окно. «Я разучилась держать удар, – подумала она. – Эти монстры доконали меня...»

– Детектив Риццоли, – раздался голос Канади.

Она обернулась.

– Извините. Я должна вернуться в город. Вы позвоните мне, когда станет что-то известно о Хойте?

Он кивнул и улыбнулся.

– Думаю, это произойдет очень скоро.

* * *

Меньше всего ей сейчас хотелось беседовать с Дином, но, подъехав к моргу, первым она увидела именно его, выходившего из машины. Джейн быстро припарковалась и заглушила двигатель, решив выждать, пока он зайдет в здание, и тем самым избежать разговора. К сожалению, он все-таки заметил ее и остановился, дожидаясь, пока она выйдет. У нее не оставалось выбора.

Она выбралась из прохладного салона автомобиля и устремилась к входу.

– Вы так и не вернулись на совещание, – сказал Дин.

– Меня вызвал Маркетт.

– Он мне рассказал.

Она остановилась и взглянула на него.

– Что рассказал?

– Что один из ваших старых знакомых оказался на свободе.

– Да, это так.

– И вас это потрясло.

– Маркетт и это вам рассказал?

– Нет. Но, поскольку вы не вернулись на совещание, я предположил, что вы очень расстроились.

– Нет, просто у меня были другие дела. – Она прошла вперед.

– Вы возглавляете это расследование, детектив Риццоли! – крикнул он вслед.

Она остановилась и обернулась.

– Почему вы считаете нужным напоминать мне об этом?

Он медленно приблизился к ней, встав почти вплотную. Возможно, намеренно. Они стояли лицом к лицу, и, хотя она никогда бы не призналась в этом, щеки у нее предательски вспыхнули под его пристальным взглядом. И дело было не в его физическом превосходстве; она вдруг поймала себя на том, что находит его привлекательным. Эта реакция показалась ей чуть ли не извращением, учитывая, какие чувства она к нему испытывала прежде. Она попыталась избавиться от наваждения, но оно уже выпустило когти и цепко держало ее.

– Это расследование потребует вашего полного внимания, – сказал Дин. – Послушайте, я понимаю, что вы расстроены из-за побега Уоррена Хойта. Такое чепэ выведет из себя любого. А вас так может просто подкосить...

– Вы меня плохо знаете. И не пытайтесь стать моим психологом.

– Я просто хотел узнать, хватит ли у вас сил на это расследование. Или, может, есть какие-то другие вопросы, которые вам нужно решить в первую очередь?

Ей все-таки удалось справиться с волнением. И даже вполне спокойно задать вопрос:

– Вам известно, скольких людей Хойт угробил сегодня утром? Троих, агент Дин. Мужчину и двух женщин. Он перерезал им глотки и просто ушел. Как всегда. – Она подняла руки, и он уставился на ее шрамы. – Эти сувениры он оставил мне в прошлом году, перед тем как перерезать мне горло. – Она опустила руки и усмехнулась. – Так что вы абсолютно правы. У меня есть к нему вопросы.

– Но ведь у вас есть работа. Здесь и сейчас.

– Я ее делаю.

– Вас отвлекает Хойт. Он будет мешать вам.

– Единственный, кто мне мешает, – это вы. Я даже не знаю, чем вы здесь занимаетесь.

– Это межведомственное сотрудничество. Разве вы против?

– Сотрудничество получается односторонним, причем пока только с моей стороны. А какая польза от вас?

– А чего вы ожидали?

– Ну, для начала расскажите, в чем состоит интерес Бюро. Прежде оно не вмешивалось ни в одно из моих расследований. Почему вдруг Йигеры? Что вы знаете о них такого, чего не знаю я?

– О них мне известно ровно столько же, сколько вам, – ответил он.

Правда ли это? Она не знала. И никак не могла понять, что на уме у этого человека. А внезапно проснувшийся интерес к нему еще больше ее запутал.

Он посмотрел на часы.

– Уже начало четвертого. Нас ждут.

Агент Дин направился к зданию, но она не сразу последовала за ним. Какое-то время Риццоли стояла, потрясенная собственной реакцией на Дина. Наконец, набрав в грудь побольше воздуха, она двинулась на очередную встречу со смертью.

* * *

По крайней мере на этот раз ее желудок избежал потрясений. Ощущения, которые обрушились на нее во время вскрытия Гейл Йигер, были далеки от тех, что она испытывала сейчас, при осмотре второго комплекта останков. Между тем Корсак все-таки принял меры предосторожности и подложил под нос ментоловую пластинку. Кости скелета лишь кое-где были покрыты обрывками тонкой кожи, и, хотя запах все равно был не из приятных, Риццоли вполне могла обойтись без раковины. Она была полна решимости не повторять вчерашних ошибок, тем более в присутствии Дина, который стоял прямо напротив нее и мог наблюдать за выражением ее лица. Она стойко держалась, пока доктор Айлз и судебный антрополог доктор Карлос Пепе распечатывали коробку и аккуратно выкладывали останки на покрытый простыней рабочий стол.

Шестидесятилетний, сгорбленный словно гном, доктор Пепе радовался как ребенок, когда увидел скелет, и разглядывал его так, будто весь он был из золота. В то время как Риццоли видела перед собой лишь грязные кости, бесформенные словно ветки деревьев, доктор Пепе различал и лучевые кости, и локтевые суставы, и ключицы, которые он быстро идентифицировал и выкладывал в анатомическом порядке. Вскоре на столе обозначился вполне узнаваемый силуэт. Позвоночник, скрепленный из двух частей, образовал центральную ось, и к нему уже прикрепились ребра, грудина, полое кольцо таза, своей формой чем-то напоминавшее королевскую корону. Кости рук имели окончания, похожие на грязные камешки, но на самом деле именно эти крохотные косточки и обеспечивали рукам их волшебную подвижность. В глаза сразу же бросился след от старой травмы: стальные хирургические спицы в кости левого бедра. В изголовье доктор Пепе поместил череп и фрагменты челюсти. Сквозь слой грязи поблескивали золотые зубы. Наконец все кости были выложены.

Однако в коробке еще что-то оставалось.

Он перевернул ее вверх дном, вываливая на поднос остатки содержимого. Посыпались пыль и листья, клочья спутанных темных волос. Он направил луч лампы на поднос и, вооружившись щипчиками, начал рыться в мусоре. Уже через несколько секунд он нашел то, что искал: крохотное черное зернышко, похожее на рисовое.

– Куколка, – сказал он. – Часто путают с крысиным пометом.

– Я бы так и подумал, – согласился Корсак. – Вылитые крысиные какашки.

– Их здесь полно. Нужно просто знать, что ищешь. – Доктор Пепе вытащил еще несколько черных зернышек и отложил их в сторонку. – Семейство каллифориды.

– Чего? – не понял Корсак.

– Падальная муха, – пояснил Габриэль Дин.

Доктор Пепе кивнул головой.

– Это оболочка, в которой развивается личинка падальной мухи. Они похожи на коконы. Перед вами – кокон личинки третьей стадии развития. Отсюда они вылетают уже взрослыми мухами. – Он вооружился лупой. – Эти уже пустые.

– Что это значит? – спросила Риццоли.

– Это значит, что мухи их уже покинули.

– А каков период развития каллифоридов в этой местности? – поинтересовался Дин.

– В это время года – примерно тридцать пять дней. Но обратите внимание, как эти две куколки различаются по цвету и окраске. Они ведь принадлежат к одному и тому же виду, а оболочка разная.

– Два разных поколения? – предположила Айлз.

– Я тоже так считаю. Но мне интересно, что скажет по этому поводу энтомолог.

– Если каждому поколению требуется тридцать пять дней для созревания, – заметила Риццоли, – не значит ли это, что мы говорим о семидесятидневном сроке их пребывания на открытом воздухе? Тогда получается, что жертва пролежала там именно столько времени.

Доктор Пепе взглянул на разложенные кости.

– То, что я вижу, не противоречит посмертному периоду продолжительностью в два летних месяца.

– А можно поточнее?

– По скелету точнее нельзя определить. Возможно, этот человек пролежал в лесу месяца два. А может, все шесть.

Риццоли увидела, как Корсак закатил глаза, разочарованный приглашенным экспертом.

Но доктор Пепе еще только начинал делать выводы.

– Особь женского пола, – методично произнес он, разглядывая кости. – На первый взгляд, ростом не выше пяти футов одного дюйма. Очевидны зажившие переломы. Старый перелом бедренной кости, с хирургическими спицами.

– Похоже на стержень Штейнмана, – сказала Айлз, указывая на поясничный отдел позвоночника. – И видно хирургическое сращение L-2 и L-3.

– Множественные повреждения? – спросила Риццоли.

– Да, жертва, похоже, перенесла тяжелую травму.

Доктор Пепе продолжил инвентаризацию костей.

– Отсутствуют два левых ребра, а также... – Он углубился в изучение крохотных кистевых косточек. – ...три кости запястья и большинство фаланг пальцев левой руки. Похоже, какой-то хищник полакомился.

– Сандвич из руки, – ввернул Корсак.

Никто не засмеялся.

– Длинные кости все на месте. Как и позвоночные... – Доктор запнулся и, нахмурившись, уставился на шейные позвонки. – Подъязычная кость отсутствует.

– Мы ее не нашли, – сказала Айлз.

– Вы хорошо искали?

– Да. Я даже возвращалась на место и повторно все осматривала.

– Ее могли сожрать лесные хищники, – предположил доктор Пепе. Он вытащил одну лопатку, которая торчала из-за плеча. – Видите здесь V-образные укусы? Возможно, следы от собачьих клыков. – Он поднял взгляд. – Голову нашли отдельно от тела?

– Да, она лежала в нескольких шагах от туловища, – ответила Риццоли.

Пепе удовлетворенно кивнул.

– Типично для собак. Для них голова как большой мяч. Игрушка. Они катают ее по земле, но не могут прокусить, как, скажем, горло или бедро.

– Постойте, – вмешался Корсак. – У нас тут что, Фифи и Ровер?

– Все животные, и домашние, и дикие, ведут себя одинаково. Даже койоты и волки любят играть с мячиками, совсем как Фифи и Ровер. Поскольку эти останки лежали в городском парке, окруженном домами, домашние собаки наверняка частенько наведывались туда. Но у них тоже есть инстинкт хищника. И они с удовольствием вгрызаются в любую плоть: филейные части, хрящи, ребра и мелкие косточки. И, разумеется, они разрывают все оставшиеся мягкие ткани.

Корсак в ужасе смотрел на него.

– У нас с женой есть маленький хайленд-терьер. Пожалуй, больше я не позволю ему лизать мне лицо.

Пепе взял в руки череп и метнул насмешливый взгляд в сторону Айлз.

– Ну что, устроим экзамен, доктор Айлз? Помучаю вас так же, как вы мучаете своих студентов по патологоанатомии. Мучаете ведь?

– Да уж, – призналась Айлз. – Они вздрагивают, когда видят меня в аудитории. Знают, что о пустяках я не спрашиваю.

– Ну, а теперь я вас помучаю, – усмехнулся доктор Пепе. Расскажите-ка нам об этом индивидууме.

Она сосредоточилась на останках.

– Резцы, форма нёба и длина черепа позволяют сделать вывод о принадлежности к европейской расе. Череп небольшой, надбровные дуги минимальные. Далее смотрим таз. Входные размеры подлобковая область – все указывает на то, что перед нами белая женщина.

– А возраст?

– Имеется неполное эпифизарное сращение подвздошного гребня. Артрических изменений позвоночного столба нет. Это молодая женщина.

– Согласен. – Доктор Пепе взял в руки челюсть. – Три золотые коронки, – заметил он. – И большая амальгамовая пломба. Вы делали рентген?

– Йошима сделал сегодня утром. Снимки можно посмотреть на экране.

Пепе подошел к экрану.

– Залечены два корневых канала. – Он показал на снимок челюсти. – Похоже, что они запломбированы гуттаперчей. И посмотрите сюда. Видите, корни зубов с седьмого по десятый и с двадцать второго по двадцать седьмой короткие и тупые? Здесь хорошо поработал ортодонт.

– А я не заметила, – призналась Айлз.

Пепе улыбнулся.

– Рад, что смог поучить вас хоть чему-то, доктор Айлз. А то уж я начал ощущать собственную никчемность.

Агент Дин сказал:

– Выходит, перед нами женщина, у которой были средства, чтобы оплатить работу стоматолога.

– Причем очень дорогую работу, – добавил Пепе.

Риццоли вспомнила Гейл Йигер и ее красивые ровные зубы. После того как сердце перестает биться, а плоть разлагается, только по состоянию зубов можно отличить бедного от богатого. Те, кто едва сводит концы с концами, не обращают внимания на дырку в зубе или неправильный прикус. Характеристики этой жертвы становились все более узнаваемыми.

Молодая женщина. Белая. Обеспеченная.

Пепе отложил челюсть и переключил внимание на туловище. Какое-то мгновение он изучал деформированную грудную клетку. Потом поднял ребро, приложил его к грудине и оценил угол, образованный двумя костями.

– Pectus excavatum, – произнес он.

Впервые на лице Айлз отразилось разочарование.

– Я даже не обратила внимания.

– А как насчет большеберцовых костей?

Она шагнула к изножию стола и взяла одну из самых длинных костей. Рассматривая ее, она все больше хмурилась. Потом схватила другую такую же кость и положила рядом.

– Двустороннее genu varum, – взволнованно произнесла она. – Возможно, пятнадцать градусов. Не знаю, как так получилось, что я этого не увидела.

– Вы сосредоточились на переломе. Этот стержень слишком бросался в глаза. А искривление теперь редко кто замечает. Разве что такие старики, как я.

– И все равно непростительно. Я должна была сразу заметить. – Айлз замолчала, ее взгляд скользнул вверх, к грудной клетке. – Странно. Совсем не вяжется с состоянием зубов. Как будто мы имеем дело с совершенно разными людьми.

В их разговор вмешался Корсак:

– Может, поделитесь с нами своими соображениями? Что вам кажется странным?

– У этой жертвы отмечается genu varum, – начал доктор Пепе. – Проще говоря, О-образное искривление ног. Болыпеберцовые кости выгнуты на пятнадцать градусов. Это вдвое больше нормы.

– Ну и что вы так разволновались? Подумаешь, кривые ноги вовсе не редкость.

– Дело не только в кривых ногах, – объяснила Айлз. – Речь идет и о состоянии грудной клетки. Посмотрите, какой угол образуют ребра с грудной клеткой. У нее типичный pectus excavatum, или «грудь сапожника». Неправильное строение костей и хрящей вызывает такой эффект проваленной груди. Если этот провал значительный, могут появиться проблемы с дыханием, сердечной деятельностью. В данном случае он небольшой, так что, возможно, не вызывал никаких симптомов. Да и внешне это было вряд ли заметно.

– Это связано с атипичным строением костей? – спросила Риццоли.

– Да. Дефект костного метаболизма.

– О каком заболевании идет речь?

Айлз заколебалась и посмотрела на доктора Пепе.

– Что-то у нее рост маловат.

– Каков показатель Троттера-Глезера?

Айлз достала рулетку и измерила длину бедра и большеберцовой кости.

– Примерно сто пятьдесят пять сантиметров. Плюс-минус семь.

– Итак, мы имеем pectus excavatum. Двустороннее genu varum. Маленький рост. – Он удовлетворенно закивал головой. – Кое-какие выводы напрашиваются.

Айлз взглянула на Риццоли.

– У нее в детстве был рахит.

Рахит. Слово было почти забытое. Для Риццоли оно неизменно ассоциировалось с босоногим детством в трущобах, орущими младенцами и беспросветной нищетой. Иная эпоха, окрашенная в тусклые краски. Рахит – слово, которое совершенно не сочеталось с женщиной, имеющей три золотые коронки и выправленные ортодонтом зубы.

Габриэль Дин тоже заметил это явное противоречие.

– Я всегда думал, что причиной рахита является недоедание, – сказал он.

– Да, – подтвердила Айлз. – Недостаток витамина Д. Большинство детей получают его либо с молоком, либо на солнце. Но если ребенок недоедает или мало бывает на солнце, возникает дефицит этого витамина. Это влияет на метаболизм кальция и формирование костей. – Она сделала паузу. – Честно говоря, я впервые вижу такие четкие признаки рахита.

– Приглашаю вас на раскопки, – сказал доктор Пепе. – Я покажу вам множество таких примеров из прошлого столетия. В Скандинавии, на севере России...

– Но сегодня? В Штатах? – удивился Дин.

Пепе покачал головой.

– Совершенно нетипичный случай. Судя по деформации костей и маленькому росту, я бы предположил, что этот индивидуум проживал в бедности. По крайней мере в детстве и юности.

– Но это никак не вяжется с безупречным состоянием зубов.

– Вот именно. Потому-то доктор Айлз и заметила, что здесь как будто два совершенно разных человека.

Ребенок и взрослый, подумала Риццоли. Она вспомнила свое детство в Ревере, душный маленький домик, который арендовала ее семья. Там было так тесно, что ей даже негде было уединиться, поэтому приходилось забираться под крыльцо. Она вспомнила тот короткий период, когда отца уволили, испуганный шепот, доносившийся из родительской спальни, ужины из консервированной кукурузы и картошки. Слава богу, тяжелые времена длились недолго; через год отца взяли на работу, и на столе вновь появилось мясо. Но соприкосновение с бедностью навсегда оставляет след в душе и во многом определяет будущее: все трое Риццоли выбрали себе карьеру со стабильными заработками: Джейн – в правоохранительных структурах, Фрэнки – в военно-морских силах, Микки – в почтовом ведомстве.

Она посмотрела на скелет и сказала:

– Из нищеты в роскошь. Такое бывает.

– Прямо как у Диккенса, – заметил Дин.

– Точно! – воскликнул Корсак. – Малютка Тим.

Доктор Айлз согласно кивнула.

– Да, Малютка Тим страдал от рахита.

– А потом жил счастливо, потому что старый Скрудж оставил ему деньжат, – сказал Корсак.

Но ты не стала счастливой, подумала Риццоли, глядя на останки. Теперь уже это были не обезличенные кости; в сознании Риццоли начал вырисовываться портрет. Она представила себе девочку с кривыми ножками и впалой грудью, которая растет в грязи и нищете. Потом увидела ее уже подростком, в линялых поношенных блузках с разномастными пуговицами. Может, уже тогда было что-то необычное в этой девочке? Решимость в глазах, гордо вскинутый подбородок, словно заявляющие о том, что она достойна лучшей жизни и будет за нее сражаться?

Потому что женщина, в которую она превратилась, жила уже в совершенно другом мире, где за деньги можно было сделать себе ровные зубы и золотые коронки. Удача или тяжкий труд, а может, внимание нужного человека помогли ей подняться наверх. Но бедное детство навсегда осталось в ее костях, кривых ногах и проваленной грудине. Как и свидетельства некогда перенесенной травмы – спицы в левом бедре и поврежденный позвоночник.

– Судя по дорогостоящей стоматологии и возможному социальному статусу женщины ее отсутствие не останется незамеченным, – сказала доктор Айлз. – Она мертва вот уже два месяца как минимум. Есть вероятность того, что она уже включена в базу данных Информцентра.

– Да, в числе сотни тысяч других, – заметил Корсак.

Информационно-криминологический центр ФБР составлял базу данных по всем пропавшим без вести, и неопознанные останки можно было проверить на наличие сходных признаков.

– А у нас нет ничего? – спросил Пепе. – Может, какие-то открытые дела по пропавшим без вести?

Риццоли покачала головой.

– Нет, по Массачусетсу ничего нет.

* * *

Хотя и предельно уставшая, она все равно не могла заснуть. Один раз встала, чтобы проверить замки на двери и защелку на окне, которое выходило на пожарную лестницу. А через час послышался какой-то шум, и она представила, что это Уоррен Хойт идет по коридору, направляясь к ней в спальню со скальпелем в руке. Она схватила с тумбочки пистолет и стала напряженно вглядываться в темноту.

Взмокшая от напряжения, она все ждала, пока в дверном проеме обозначится фигура.

Но так ничего и не увидела, да и не услышала, кроме стука собственного сердца и громкой музыки, выплеснувшейся из окон промчавшегося по улице автомобиля.

Наконец она встала с постели и вышла в коридор, где включила свет.

Никого.

Она прошла в гостиную, зажгла свет и там. Попутно бросила взгляд на входную дверь и отметила, что цепочка на месте, а пожарный выход надежно заперт на щеколду. Она долго стояла и смотрела в пустоту, думая про себя: «Я схожу с ума».

Она плюхнулась на диван, отложила пистолет в сторону и сжала голову руками, словно пытаясь выдавить из себя мысли об Уоррене Хойте. Но он прочно засел в мозгах, как раковая опухоль, которая уже пустила свои метастазы. Лежа в постели, она думала не о Гейл Йигер и не о безымянной женщине, останки которой они только что изучали. И не о человеке, сорвавшемся с самолета, чье досье молчаливым упреком встречало ее каждый день на рабочем столе. Так много дел требовало ее внимания, но стоило ей закрыть глаза, как тотчас всплывало лицо Уоррена Хойта.

Зазвонил телефон. Она резко выпрямилась, чувствуя, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Ей пришлось сделать несколько глубоких вдохов, прежде чем снять телефонную трубку.

– Риццоли? – услышала она голос Томаса Мура. Она никак этого не ожидала и совершенно растерялась, поскольку вдруг поняла, как соскучилась. Всего год назад они с Муром вместе работали по делу Хирурга. Хотя их отношения никогда не выходили за рамки партнерства, они были в высшей степени доверительными, что не всегда бывает и в браке. Голос Мура напомнил о том, как ей сейчас его не хватает. И как остро она до сих пор переживает его женитьбу на Кэтрин.

– Привет, Мур, – непринужденно произнесла она, стараясь не выдать своих эмоций. – Сколько у вас там времени?

– Около пяти. Извини, что звоню тебе в такую рань. Просто не хотел, чтобы Кэтрин слышала.

– Все нормально. Я не сплю.

Пауза.

– Ты тоже не можешь заснуть. – Это был не вопрос, а, скорее, утверждение. Он знал, что источник бессонницы у них общий.

– Тебе звонил Маркетт? – догадалась она.

– Да. Я все надеялся, что уже...

– Нет, ничего нового. Вот уже сутки, а сдвигов никаких.

– В общем, его след простыл.

– Начать с того, что следов он нам не оставил. Убил троих в операционной, обернулся невидимкой и скрылся из больницы. Полиция штата прочесала все окрестности, перекрыла дороги. Его физиономию показывают в каждом выпуске новостей. И ничего.

– Его может тянуть только в одно место. К одному человеку...

– Твой дом уже взят под наблюдение. Стоит только Хойту приблизиться, и мы его схватим.

Повисла долгая пауза. Потом Мур тихо произнес:

– Я не могу привезти ее домой. Буду держать здесь. По крайней мере я знаю, что здесь она в безопасности.

Риццоли уловила страх в его голосе, страх не за себя, а за жену, и с легким оттенком зависти подумала: «Каково это, когда тебя так сильно любят?»

– А Кэтрин знает о побеге? – спросила она.

– Да. Мне пришлось сказать ей.

– Ну и как она восприняла это?

– Лучше, чем я. По крайней мере это она пытается успокоить меня.

– Она уже пережила самое страшное, Мур. И дважды доказала, что она сильнее его.

– Она думает, что сильнее. Это-то и опасно.

– Ну, теперь у нее есть ты, – сказала Риццоли и подумала: «А я одна. Как всегда было и, наверное, будет».

Должно быть, он уловил нотки усталости в ее голосе, поскольку произнес:

– Тебе, должно быть, тоже чертовски тяжело.

– Я в порядке.

– Тогда, значит, ты легче воспринимаешь ситуацию, чем я.

Она рассмеялась, и ее чересчур звонкий смех резанул слух.

– Как будто у меня есть время переживать из-за этого Хойта. У меня тут других дел невпроворот. Мы нашли свалку трупов в Стоуни-Брук.

– И сколько жертв?

– Две женщины плюс один мужчина, которого убили при похищении. В общем, объявился еще один негодяй. Знаешь, Мур, это плохой признак, когда Цукер дает убийцам прозвища. Этого он назвал Властелин.

– Почему Властелин?

– Похоже, его заводит именно власть над людьми. Он полностью подчинил себе мужа жертвы. Ну, знаешь, у каждого маньяка своя «фишка».

– Все, как прошлым летом.

Только на этот раз тебя нет рядом, чтобы прикрыть меня. У тебя теперь другие приоритеты.

– Есть какой-нибудь прогресс? – спросил он.

– Пока нет. Все очень медленно. Слишком много игроков. Тут тебе и ньютонская полиция, и Бюро вдруг влезло.

– Что?!

– Да-да. Какой-то агент по имени Габриэль Дин. Говорит, что советник, а сам сует всюду свой нос. У тебя когда-нибудь было такое?

– Никогда. – Пауза. – Что-то здесь не так, Риццоли.

– Я знаю.

– А что говорит Маркетт?

– Ему деваться некуда, сверху пришла команда сотрудничать.

– А сам Дин что говорит?

– Он себе на уме. Знаешь, действует по принципу: «Я тебе расскажу, но потом мне придется тебя убить». – Риццоли сделала паузу, вспоминая взгляд Дина, прожигающий насквозь. Да, она не сомневалась, что Дин, и глазом не моргнув, спустит курок. – Короче, – сказала она, – Уоррен Хойт меня сейчас мало занимает.

– Зато меня занимает, – сказал Мур.

– Ладно. Если будут новости, я тебе первому позвоню.

Риццоли повесила трубку, и в наступившей тишине напускная храбрость, которую она только что демонстрировала Муру, разом исчезла. Она опять осталась одна со своими страхами, в квартире с запертыми дверями и окнами, и только пистолет составлял ей компанию.

Может, ты и есть мой лучший друг, подумала она и, взяв пистолет, понесла его в спальню.