Текст книги "Долина дикарей"

Автор книги: Терри Донован

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– С вами все хорошо? – заглядывая Гизелле в лицо, поинтересовалась беременная женщина.

– Все хорошо! – кивнула принцесса.

Женщины отвели Гизеллу и Конана к дому через несколько улиц. Внутри было чисто и удивительно тихо. Кроме того, пахло приятными благовониями. Гизелла сразу ощутила разницу между этим запахом и запахом, который исходил от нее, и почувствовала себя отвратительно грязной. Ей захотелось окунуться в бассейн, полный прозрачной теплой воды – и чтобы ее умащали юные служанки с проворными руками, и чтобы за занавесью сидели музыканты и играли умиротворяющие богов мелодии. Она на мгновение прикрыла глаза, представив все это – и вдруг почувствовала во рту мерзкий вкус крови. Она чуть не вскрикнула.

Конан дотронулся до ее плеча, почувствовав ее взволнованное состояние. Она не понимала, откуда эта кровь, но это совершенно точно была не ее кровь.

– Нет, нет, – Гизелла дернула плечом. – Оставь меня. Я в полном порядке. Ничего не нужно.

– Ты уверена? – спросил Конан.

Гизелла не удостоила его ответом. Через небольшую прихожую они попали в спальню. Здесь словно был другой мир. Словно вокруг не было ни гор, ни селения с полудикими крестьянами, оторванными от остального мира, словно они просто заглянули в одну из спален дворца в Шадизаре. На кровати под узорчатым балдахином лежали подушки. Множество разноцветных подушек – с рисунками и без, большие и маленькие, плоские и пухлые.

– Зачем столько подушек? – удивилась принцесса.

– Это подушки из приданого всех наших девушек, еще не выбравших себе возлюбленного, и они хотят, чтобы ваши благоуханные сны прочитали подушки, ради счастья и благополучия, – сказала беременная женщина.

– Но я не смогу спать на всем этом приданом! – воскликнула Гизелла. – Это все, конечно, очень хорошо, и я оценила ваше гостеприимство и отношение ко мне, но мне ведь нужно где-то прилечь, а я не вижу свободного местечка на этой кровати!

– О, принцесса, мы тотчас все уберем! Только вы хотя бы прикоснитесь ко всем подушкам. Мы вам будем их подносить, а вы прикасайтесь!

– Дурацкое занятие! – заявила Гизелла, но все же выполнила просьбу.

Не так уж это было и трудно. Она прикасалась к подушкам даже с удовольствием, ибо все они были разными, все были произведениями искусства, весьма примитивного, но яркого, необычного и радующего взор.

Закончив глупый обряд, крестьянки откланялись и ушли. Гизелла и Конан остались в одиночестве. Конан присел на огромный сундук, разрисованный символическими облаками, и с любопытством взглянул на принцессу. Сквозь окна, занавешенные кисеей, едва пробивался холодный вечерний свет, окутывая Гизеллу флером таинственности, что делало ее еще более соблазнительной.

– Интересно, зачем боги послали тебе меня? – задумчиво спросил Конан.

– Ты ошибаешься, варвар! – возмущенно воскликнула Гизелла. – Не меня тебе, а тебя мне! И что это ты здесь сидишь? Я хочу остаться в одиночестве! – сказала она ледяным тоном, высоко вздернув подбородок.

Она снова стала надменной принцессой.

– Я буду спать возле двери, если что, – вставая с сундука, сообщил Конан, и вышел в прихожую.

Гизелла захлопнула за ним дверь.

25

Птица долетит из Долины ветров до Шадизара за пару колоколов, но людей затерянной в горах Долины ветров и людей Шадизара, одного из самых великолепных городов мира, разделяет расстояние неизмеримо большее. Люди не птицы, летать не умеют, и когда единственный путь в долину был прегражден лавиной, дорога в большой мир оказалась закрытой. С тех пор минуло двести лет. Поговаривали, что есть еще один путь из Долины ветров через горы, точнее – под горами.

Но крестьяне не были столь отважными, чтобы попытаться проверить это. Из глубин земли время от времени появлялось нечто опасное – жуткие пещерные дикари, похищавшие детей безлунными ночами, или еще более жуткие создания преисподней, от одного вида которых у слабого человека могло остановиться сердце.

Но самыми опасными среди всех были создания, обликом подобные человеку, только во всем превосходящие человека. Человек по сравнению с ними был всего лишь жалкой пародией на самого себя, едва походил на человека. Ибо эти существа из иного мира показывали, каким должен быть человек. И облик обычного мужчины или женщины казался чем-то неправильным, словно они были не людьми, а куклами, созданными недостаточно умелым мастером. Но все же они были людьми, а эти существа, превосходящие человека, людьми не были.

Так считал Керземек, который надеялся состариться главой общины. Люди верили ему, и он не разочаровывал людей. Правда, до того, как он впервые встретил подобных подземных демонов, он не думал об этом. Но когда, поспешив вместе с остальными на зов дозорного, увидел, что один был подобен женщине удивительной красоты, а другой – великолепному и сильному мужчине, – он понял, что все, что до этого исходило из подземного мира, было всего лишь детскими кошмарами.

Доверчивые соплеменники Керземека даже и не подозревали, с какой жуткой силой столкнулись. Не видели за привлекательными оболочками мерзейшей сути.

И Керземек не решился открыто сказать всем, что думает о гостях. Он опасался, что люди испугаются, возникнет страх, а этим тварям из преисподней только того, наверняка, и нужно. Человеческий страх вызовет в них ответную реакцию, побудит сбросить оболочки, и тогда их будет уже ничем не остановить. Мысль об этом была для Керземека невыносима. Этого нельзя допустить.

Он решил действовать по-другому. Предупредив Гилвана и заручившись его согласием, Керземек отправился в дом своего отца.

Пустой дом на окраине Долины ветров. И вернулся на праздник в общинный дом далеко не сразу. Так как непросто приготовить то, что поможет вернуть демонов в преисподнюю.

Это было тайное знание, хранившееся в их семье с незапамятных времен, и Керземек всегда считал, что совершенно бесполезное. Он еще помнил палку отца, которой он пользовался, чтобы побудить сына к изучению науки. И до встречи с демонами Керземек считал, что наука не пошла ему на пользу, хоть отец и употреблял палку чересчур часто.

Чтобы приготовить снадобье, Керземек использовал слизь с жабьей кожи, крыло летучей мыши, шесть видов грибов, светящихся в ночи, ножки цикад, стрекочущих в полнолуние, и мочу годовалого ребенка.

Когда он вернулся в дом праздника, демонов там не было. Но все вели себя так, будто они присутствовали. Люди радовались и веселились изо всех сил. Керземек не стал ни у кого спрашивать, где демоны, но дурные предчувствия охватили его.

К счастью, они не оправдались. Демоны вскоре появились. Они вели себя, как люди. Ничто не выдавало их истинной сущности. Но на рукаве платья женщины-демона виднелись следы крови.

Керземек, побледнев от ужаса, повернулся к ним спиной и дрожащими руками подвинул к себе поднос с пустыми кубками. Затем взял вино в глиняной бутылке, откупорил ее и сделал большой глоток. Вино оказало на него благотворное действие. Он все еще был бледным от ужаса и чувствовал такой холод, будто все его внутренности превратились в лед, но руки больше не дрожали.

Керземек разлил вино по кубкам, незаметно добавив сонный яд, временно повергающий в черную пустоту, который должен был на несколько часов отправить демонов в путешествие их тела. Путешествие в абсолютной темноте: спящим от этого сонного яда ничего не снилось.

Он подозвал девочку, дочь своего брата, ласково погладил ее по голове, и вручил поднос.

– Иди, отнеси вино гостям. Гости не должны испытывать жажду! – сказал он.

Девочка схватила поднос и, едва не упав, со всех ног бросилась к демонам, не подозревая, что несет отраву.

Керземек с тайной радостью наблюдал, как они пьют. Он успел как раз вовремя. Промедли он еще немного – и ничего бы не вышло. Ибо не успели демоны допить, как к ним приблизились молодые женщины и увели их отдыхать.

Керземек вздохнул с облегчением и допил вино из горлышка. Гилван подошел к нему. На юношу было страшно смотреть. Должно было случиться что-то ужасное, чтобы он так выглядел.

– Гилван, что с тобой? – спросил Керземек.

– Она съела мышь, – тихо ответил Гилван.

– Наша так называемая принцесса, я тебя правильно понял? – еще более тихо, почти без голоса, одними губами, сказал Керземек.

Гилван кивнул.

Керземек откупорил еще одну бутылку и протянул юноше. Гилван взял, но выпить не спешил, глядя в стену пустыми глазами.

– Я ведь говорил тебе, – произнес Керземек.

– Я не понимаю. Она ведь так похожа на человека, – задумчиво сказал Гилван, потом приложился к бутылке – и столь надолго, что Керземек даже забеспокоился, как бы юноша не захлебнулся.

Он притронулся к его плечу и слегка надавил на него пальцами. Гилван отнял бутылку ото рта. Выражение лица у него было, как у только что проснувшегося мальчика-подростка.

– Не понимаю, – еще раз сказал Гилван.

– Тебе сейчас и не нужно понимать. Позже ты поймешь, что я был прав. И насколько я был прав. Ты поймешь, каким могло быть наше будущее, если бы я вовремя не распознал опасность. Но это потом, а сейчас созови своих ребят, у нас скоро будет важное дело. Ждите меня у башни.

Керземек снова отправился в дом своего отца. Надо было все сделать самому, чтобы не возникло неожиданностей.

Он взял два прочных холщовых мешка, новеньких, пахнущих льном, приятных на ощупь. Жалко было их использовать для такого дела. Керземек мял ткань пальцами и вдыхал запах. Но выбора все равно нет, ничего более подходящего не имеется.

С решительностью и усердием рыбака, поймавшего крупную рыбу, Керземек скатал мешки и перевязал их прочной веревкой.

Когда он появился у дозорной башни, он был таким же решительным. Гилван и трое его приятелей уже ждали. Как оказалось, они не понимали, что тут делают, для чего они понадобились в то время, когда все нормальные люди спят. Керземек с укором посмотрел на Гилвана, а затем объяснил, зачем они собрались ночью.

Юноши попытались возражать, но Гилван подтвердил странные слова Керземека.

– Она сожрала мышь! – сказал Гилван.

Это убедило юношей. Девушки, питающиеся мышами, не вызывали у них никакой симпатии.

Керземек отдал им свернутые мешки и пошел налегке, стараясь выглядеть уверенней, чем был. Он первым вступил в дом, где отдыхали демоны, притворявшиеся людьми, но остановился перед спальней, едва не наступив на кого-то, лежащего перед дверью.

– Ну что там такое? – встревожено спросил Гилван.

Керземек наклонился.

– Это демон, мужчина, – сказал он. – Интересно, почему он не внутри, не с ней?

– Он выглядит слишком тяжелым, – заметил один из приятелей Гилвана.

– Он и есть тяжелый. Для этого я вас и пригласил, – объяснил Керземек. – Потащите вчетвером. И его меч тоже, нельзя оставлять здесь проклятого оружия. А девушку возьму я.

26

Гизелла с трудом осознавала, что делает, едва могла понять, где она и что с ней происходит. Ум, которым она всегда так дорожила, изменил ей, сквозь него пробежала огромная трещина, а потом еще одна, и еще – и ум развалился на части, как ком земли.

Жуткие силы овладели принцессой. Когда после засыпания в теплой мягкой постели под невесомым покрывалом из многослойного шелка она очнулась в сырой холодной пещере внутри грубого холщового мешка, эти силы очнулись вместе с ней. Они заставили ее мгновенно напрячься и одним движением разорвать мешок и путы. Она даже не понимала, что в нормальном состоянии не смогла бы этого сделать – она считалась хрупкой и нежной девушкой. Она вскочила на ноги, сразу осознав, что снова голая. Она зарычала и сплюнула, потом посмотрела на другой мешок. Там было что-то живое. Гизелла присела над ним на корточках и принюхалась. Мужчина. Большой и сильный. С горячей вкусной кровью. Память прежней нежной девушки подсказала – Конан. И чувства вспыхнули в принцессе с новой силой. На несколько мгновений она опять стала утонченной царской дочерью, надменной, гордой и умной. Темные жуткие силы отступили. Гизелла закричала и отпрянула от мешка.

Кровь! Она только что думала о Конане, своем друге, как о сосуде с кровью. Она хотела его, но не как мужчину, а как пищу. Она хотела есть!

И едва Гизелла подумала об этом, как голод охватил все ее существо, а с ним вернулись и силы тьмы, делающие ее нечеловеком. Но Гизелла не хотела этих сил, и на этот раз они не сумели полностью завладеть ею.

И все же часть ее существа была захвачена. Боль, а не кровь текла по ее венам. И боль горячая, словно огонь.

С ужасным стоном Гизелла отпрянула от мешка и бросилась прочь на четвереньках. Потом поднялась, но не полностью. Она словно забыла, как следует двигаться человеку. Руки у нее стали будто тяжелыми и тянули к земле. Она бежала, сгорбившись, словно человекообразная обезьяна из Кешана, которую однажды привезли во дворец бродячие стигийские фокусники. Но она была гораздо свирепее, чем кешанская обезьяна.

Гизелла поняла это, когда столкнулась с пещерными дикарями. Она услышала их издалека. Они общались между собой, громко улюлюкая, рыча, блея, свистя и издавая еще какие-то звуки. Наверное, их язык по большей части состоял из подражательных слов, и они разговаривали об охоте. Но это Гизелла решила потом, а когда она услышала их, только одна мысль возникла у нее в голове. Мысль, не принадлежащая человеку. Мясо! Оно идет, разговаривает, и его наверняка легко поймать. Гизелла сделалась тихой, как кошка, крадущаяся за мышью. Впрочем, некоторый опыт в мышах у нее действительно был, только она забыла об этом. Она ступала осторожно, тело ее стало гибким и пластичным. Дикари вышли прямо на нее. Они мало чем отличались от тех, которые собирались сделать ее матерью. И оказалось, что они не только вопили, но еще и размахивали руками и ногами, давая друг другу затрещины и пинки.

Гизелла забралась на камень, возле которого они должны были пройти, и слилась с тенью. Хотя, пожалуй, юные дикари не заметили бы ее, даже если бы она просто стояла в проходе перед ними. Они чересчур были заняты собой. Когда она прыгнула на них, то не сдержалась и слегка взвизгнула. Один из дикарей поднял лицо. Или, скорее морду, потому что он больше был похож на пса, чем на человека.

Маленькие глазки стали чуть больше, когда увидели свирепую обнаженную женщину, которая летела на него, и совсем не для объятий. Она ударила его ногами в живот, одной рукой вцепившись в волосы, а другой выдавливая глаз. Он закричал, а в следующее мгновение уже визжал как поросенок, потому что она откусила ему нос.

Разложив визжащую добычу на земле, придавив ей горло коленом, Гизелла огляделась. Пещерные твари, отдаленно напоминающие людей, стояли вокруг нее, от неожиданности даже не пытаясь убежать. До их маленьких умов все никак не могло дойти, что они стали жертвами.

Слишком уж непохожа была Гизелла на охотницу. Тем более, но хищника. У нее были руки и ноги, как у них, и груди, как у их общей матери. Только они не свисали до живота, словно пустые кожаные бурдюки, а были округлые и небольшие.

– Кхару! – совсем некстати выкрикнул один из дикарей.

Гизелла зарычала и вскочила на ноги. Зря он это сказал. Она не знала, что это значит. Не знала даже в своем разумном человеческом состоянии. Но это слово было плохим. Оно отозвалось в Гизелле воспоминанием о боли.

В руках у дикарей были палки, но они явно забыли об этом. Гизелла кинулась к выкрикнувшему плохое слово. В последний момент ой вспомнил, что нужно обороняться и попытался защититься палкой. Но это только облегчило Гизелле задачу. Она продолжила движение палки, только не в том направлении, в котором хотел владелец. Он так и не понял, что вошло ему в шею над кадыком и лишило его жизни. Этого Гизелле показалось мало, и она вогнала палку еще дальше, с такой силой, что сломала шейные позвонки, и голова мертвеца оказалась у него между лопаток.

От ужаса остальные дикари, наконец, пришли в себя и пустились в бегство. Гизелла выдернула палку из жертвы и облизала с нее кровь. Труп упал к ее ногам.

Она чувствовала сильное возбуждение и радость. Она жаждала убивать.

Дикарь с откушенным носом решил последовать за сородичами. Но он почти ничего не видел из-за боли, крови, залившей лицо, и непривычного отсутствия одного глаза. Он даже вскочил на ноги, но не рассчитал своего следующего шага и сильно ударился об оказавшуюся у него на пути скалу.

Гизелла подоспела вовремя, чтобы не позволить ему упасть. Она подхватила бедолагу под мышки и нежно прижалась к его затылку, мурлыча как кошка. Дикарь неистово, с воплями дергался, потому что, несмотря на всю свою глупость, понимал что эта нежность не матери к сыну, а хищника к жертве. Нежность, с которой едок подносит ко рту сочащийся кровью кусок слегка обжаренного на костре свежего мяса.

Но всей его молодой дикарской силы оказалось недостаточно, чтобы вырваться из рук существа, еще недавно бывшего нежной и утонченной царской дочерью. А когда Гизелле наскучило наслаждаться беспомощностью жертвы, она впилась зубами в его сонную артерию и перекусила ее.

Юноша дернулся еще несколько раз и затих.

Гизелла удерживала его тело и пила кровь, пока не насытилась. Потом отпустила – и мертвец упал, громко стукнувшись головой о камень.

Ну ладно, пора заняться остальными, решила Гизелла. Хороший охотник никого не упускает. Она нагнала троих дикарей в большой пещере, с текущим у стены ручьем. Это напомнило ей о пещере с дырами-колодцами из верхнего мира, и о Тахоре, который кидался камнями. На полу было множество камней вполне подходящего размера и формы. Гизелла подняла один из них.

Тахор хорошо умел это делать, а сумеет ли она? Во всяком случае, она может попробовать.

Кидая камень, она вскрикнула. Дикари, находящиеся у темного проема выхода из пещеры, остановились и обернулись. И это было очень кстати. Потому что как раз в этот момент камень, брошенный Газеллой, находился на излете, и не достиг бы цели, если бы цель сама не поспособствовала этому.

Камень поразил одного из дикарей в голову. Видимо, поразил основательно, потому что дикарь сразу же упал. Второй склонился над ним, пытаясь привести в чувство. Он тряс его и что-то орал. Третий попятился и скрылся в темном Проеме. Гизелла неторопливо подняла с земли еще один камень. Треугольной формы, с острыми углами.

На этот раз цель была поражена без всяких усилий с ее стороны. Но не так эффективно. Камень ударил дикаря в плечо. Он упал, но тут же вскочил на ноги. Кровь текла по его руке. Он зарычал, сжав кулаки, наклонился и поднял камень, а потом с воплем бросился к Гизелле. Гизелла тоже завопила в ответ – и бросилась навстречу.

В последний момент перед столкновением с рычащим дикарем, Гизелла подпрыгнула и пнула ногой в перекошенное от гнева лицо. Удар был достаточно сильным, чтобы дикарь опрокинулся на спину. Раздался хруст. Из-под, лежащей под неестественным углом головы потекла кровь. Рот пещерного юноши был по-прежнему открыт, но из него не исходило ни звука. Вообще, кроме тяжелого дыхания Гизеллы. и обычных пещерных шумов, ничего слышно не было.

Гизелла посмотрела на проем, в котором скрылся последний из дикарей. Добытое мясо, лежащее у ее ног, будило густым ароматом аппетит, но охотничий азарт все еще был сильнее. Возле второго трупа Гизелла почуяла запах мочи. Последний дикарь обмочился от страха. Более яркий след невозможно было оставить. Яркий и зовущий. Даже если бы Гизелла не хотела убивать, она бы сделала это просто из инстинкта. Она сорвалась. с места и побежала, не в силах преодолеть искушение.

Она нагнала дикаря достаточно быстро. Он находился в круглой пещере, потолок которой терялся во тьме. Словно это было дно глубочайшего колодца. Над юным дикарем и вокруг него стены поросли какими-то уродливыми черными растениями с нераскрывшимися бутонами цветов. Стебли были похожи на хвосты обезьян.

Юноша пребывал в каком-то странном положении. Обычно люди не могут прилипать к скале спиной. Он находился на высоте в два своих роста, ноги его ни на что не опирались, руки свободно свисали вдоль тела, а голова опущена на грудь – лица не было видно.

Гизелла остановилась. Что-то здесь было не так. У принцессы сейчас не имелось человеческого разума, она не могла логически мыслить, сопоставляя факты, но и разум зверя оказался достаточным, чтобы учуять опасность. Как осторожный хищник, Гизелла подкрадывалась, бесшумно ступая, вся подобравшись, готовая в любой момент быстро отступить.

Правая нога юноши вдруг резко дернулась. Он застонал, поднял голову, и Гизелла увидела, что у него изо рта торчит какой-то черный отросток, мало похожий на человеческий язык.

Гизелла остановилась и склонила голову набок. Она была в недоумении. Гизелла отчетливо чувствовала угрозу, но не могла понять, откуда она исходит.

Гизелла пристально смотрела на юношу, слишком пристально – настолько, что перестала обращать внимание на то, что у нее под ногами. А зря – если бы она посмотрела вниз, то заметила бы, что песок под юношей подозрительно шевелится, и песчинки перекатываются без видимой причины.

На юноше была безрукавка из сильно облысевшей пятнистой шкуры барса, стянутая жилами, пропущенными крест-накрест через ряды отверстий – явно не дикарская одежда, скорее всего неправедная добыча из похода в поднебесный мир.

С удивлением Гизелла смотрела на то, как жилы растягиваются и скользят вдоль отверстий. Она не могла понять, что происходит. Тело юноши раздувалось. Не так, как происходит при дыхании. Гораздо медленнее. Человек не может так дышать. Потом жилы стали лопаться. Наружу полезла бледная плоть, поросшая черным волосом, Юноша раздувался, словно глубоководная рыба, которую вытащили из воды.

Гизелла вдруг почувствовала, что на нее кто-то смотрит. Она отвела взгляд от юноши, чтобы оглядеться, и обомлела от ужаса. То, что она вначале приняла за нераскрывшиеся бутоны цветов, вовсе не было цветами. Теперь бутоны раскрылись – и стало ясно, что это глаза. Круглые глаза на стебельках, которые торчали из стен пещеры. Они внимательно наблюдали за ней.

Краем глаза Гизелла увидела, что живот юноши лопнул. Но оттуда полезли не внутренности. Потому что обычные человеческие внутренности не могут извиваться сами по себе.

Не отдавая себе отчета, что делает, Гизелла шагнула вперед, чтобы пристальнее разглядеть эти странные внутренности. Она содрогалась от отвращения, но животное любопытство гнало ее вперед. Наверное, бабочки летят на свет и гибнут в пламени свечи по той же самой причине. Она ступила на что-то живое и мягкое. Песок под ней закружился множеством мелких воронок и оттуда полезли тонкие щупальца. Гизелла застыла от ужаса, не в силах ни пошевелиться, ни даже закричать. Щупальца принялись обвивать ее ноги, словно лианы, ползущие по дереву.

Гизелла, наконец, закричала. И в этот момент что-то схватило ее сзади и вырвало из щупальцев. Гизелла продолжала кричать. Ибо то, что схватило ее, не было рукой человека. Оно было похоже на змею – с жесткими черными волосами, голое на конце.

Хвост Тахора! Гизелла снова была во власти демона! Словно все, что недавно было – Конан, земной мир, крестьяне Долины ветров, ее неожиданное превращение в кровожадное чудовище и эта жуткая тварь в пещере, которая едва не сожрала ее, – на самом деле оказалось всего-навсего сном.

Тахор закинул принцессу на плечо и выбежал из пещеры. Гизелла зарычала и попыталась изогнуться, чтобы укусить демона в шею. Но он держал ее крепко, так что у Гизеллы ничего не вышло.

Добравшись до следующей большой пещеры, Тахор сбросил ношу с плеча на землю и наступил принцессе ногой на живот. Гизелла отчаянно рыпалась, царапая ногу демона, но тщетно.

– Вечно мне приходится вытаскивать тебя из чьей-то пасти! А ты вечно неблагодарна! – проворчал он и засмеялся.

Особых причин для смеха у него не было, и ему этого и не требовалось. И такой знакомый, отвратительный булькающий звук неожиданно вернул Гизелле человеческое сознание. Она прекратила сопротивляться и улыбнулась.

– Ну, вот мы и снова встретились, – сказал Тахор. – Я знал, что ты вернешься.

Руки Тахора подняли Гизеллу и развернули лицом к нему. Улыбка принцессы повергла демона в изумление.

– Чему ты улыбаешься? – спросил он.

– Я улыбаюсь, потому что ты снова сделал меня человеком! – сказала Гизелла.

И принцесса тоже засмеялась. Но это был совсем другой смех, не имеющий ничего общего со смехом демона.

27

Гилван ворочался без сна. Долина ветров погрузилась в глубокую тихую ночь. Керземек ушел в дом жены, а Гилван лежал в общем мужском доме, неподалеку от выхода и прислушивался к звукам снаружи.

Он постоянно возвращался мыслями под землю. К двум мешкам, которые остались лежать под сталагмитовыми сводами. Особенно к меньшему из них, в котором, связанная по рукам и ногам, находилась прекрасная обнаженная принцесса, погруженная в ядовитый сон. Гилван хотел оставить ей хотя бы нижнее платье, но Керземек сказал, что нельзя давать демонам ничего человеческого, земного, пусть оно останется на земле, а под землю пусть вернется демоническое. Два мира не могут существовать в одном. Два мира должны быть разделены – и только тогда может быть достигнуто равновесие.

Но в душе Гилвана не было равновесия. Распаленное юношеское воображение рисовало ему ужасные сцены. Он представлял себе огненноглазых подземных чудовищ, которые подбираются к мешкам, шевеля длинными усатыми, словно у крыс, носами, принюхиваясь и пуская мутные слюни.

Кем бы ни были гости, они все-таки были гостями. Они пришли в селение и не причинили никому вреда. А мы поступили по отношению к ним подло. Мы совершили тяжкий грех, и неизвестно, чем это обернется в будущем. Нельзя ведь избежать воздаяния за грехи. Следует погасить огонь греха добрым делом. Даже к демонам следует проявлять сострадание. Все достойны его. Нужно развязать пленников, чтобы оставить им хотя бы один шанс на выживание.

Мучаясь кошмарными видениями окровавленных мешков и разбросанных вокруг частей когда-то целого и соблазнительного тела, Гилван ворочался в полусне, пока вдруг громко не залаяла собака. Наверное, псу тоже приснился страшный сон.

Гилван тихонечко собрал свою одежду и пробрался между спящими. Доски предательски скрипели, но злоупотребившие священными напитками молодые люди спали крепко.

Наступало утро. Разбудив нескольких собак, зашедшихся лаем, Гилван вышел из селения, поднялся по террасам вверх, вспугнув пару крупных птиц, спустился по едва заметной тропинке к расселине и протиснулся в нее. Через несколько шагов в камне была щель, обрамлявшаяся вьющимися травами. Гилван встал на четвереньки и вполз. Узкий лаз вел в пещеру овальной формы, напоминающую половинку яйца, разрезанного вдоль, здесь потолок был достаточно высоким, чтобы можно было выпрямиться в полный рост.

Это были удивительные пещеры. Обычно пещеры – царство тьмы, но эти были особенные. В них всегда было светло.

Когда-то пещеры ничем не отличались от других, но двести лет назад в Долине ветров появился чародей. Он был то ли из Вендии, то ли из Кхитая, и пытался найти вход в преисподнюю, чтобы вызволить оттуда свою рано умершую возлюбленную. Говорили, что он сам отправил ее туда, чтобы получить весомую причину отправиться вслед за ней, а подлинной его целью были тайные знания древних демонов, найти которые можно было только в аду. Он привез в большом сундуке несколько сотен светящихся улиток, чтобы не пользоваться огнем. Таковы были требования его магии и веры.

Он ушел вглубь пещер, но так и не вернулся оттуда. Говорили, что он стал учеником повелителя преисподней, и забыл не только о поднебесном мире, но и о себе, и о своей возлюбленной. Повелитель ревнив и никого от себя не отпускает. А светящиеся улитки расплодились и заполнили пещеры.

Из глубин неожиданно донесся какой-то протяжный звук. Конечно, может быть, это был всего-навсего подземный обвал, но Гилван сразу решил, что это вопль голодного демона. Он крепко ухватился за рукоять своего единственного оружия. Обоюдоострого длинного ножа, доставшегося ему от предков.

По мере того, как Гилван спускался, сердце его билось все сильнее и сильнее. Он чувствовал, как от ужаса холодеет спина. Ноги становились все более вялыми. Походка стала, как у деревянного человечка.

Наклонная шахта уходила вглубь очень далеко и заканчивалась почти такой же по форме пещерой, что и наверху, только раза в полтора больше. С потолка пещеры свисали сталактиты, неприятно напоминающие обломанные зубы.

Гилван остановился, прислушиваясь. Что-то в этом месте изменилось с прошлого раза. Но что могло измениться всего лишь за несколько колоколов? Или это только пустые страхи?

Почва была какой-то странной. Ощущение было такое, будто стоишь на спине быка. Она будто бы слегка двигалась. Но в неверном свете от улиток невозможно было понять, действительно ли она двигается. Дрожащими руками Гилван вытащил нож из ножен. И в то же мгновение песок исчез.

Дальше все стало происходить очень быстро. Гилван прыгнул назад. Он даже не ожидал в себе такой силы и прыти. Но удивляться было некогда. Страшная костяная маска приближалась к нему, а из нее тянулся толстый обрубок, будто огромная чудовищная пиявка. И слышался быстрый треск, словно внутри большого барабана скакала стая саранчи.

Гилван ткнул ножом в обрубок, но лезвие не достигло цели. Тварь подалась назад, а потом юноша увидел гигантскую паучью ногу, занесенную для удара. Он вскрикнул и попытался бежать. Но нога все-таки достала его. Он упал лицом вниз, ударившись о камни, и увидел собственную кровь.

– Прости, – прошептал он, неизвестно к кому обращаясь, и зажмурил глаза, приготовившись к боли и смерти.

28

Снежные обезьяны обычно живут на поверхности скал и никогда не спускаются глубоко в пещеры. Они довольны жизнью и по-своему счастливы. Они ведут спокойный образ жизни и не стремятся что-либо изменить. Таково большинство обезьян, но не все. У большинства обезьян нет имени. Поскольку язык их очень примитивен, так же как и разум. И у них нет необходимости обращаться друг к другу по имени. Но некоторые обезьяны, чем-нибудь отличающиеся от других, получают имена, как клички.

На человеческом языке невозможно передать, как по-настоящему звучало имя этой обезьяны, рот человека не в силах правильно произнести его. Кроме того, обезьяний язык использует еще и жесты, к которым большинство людей не способно. А передавать жест в словах, тем более, бессмысленно. В переводе это имя значило – Лунь.

Хищная белая птица, охотящаяся в основном на мышей, ящериц и лягушек.

Зверек родился не таким, как все. Все были с серой шерстью, которая у взрослых становилась седой, грязно серой, а у него шерсть была белой, без единого темного волоска. В играх его сторонились, а если взрослая обезьяна наказывала за что-нибудь детей, то прежде всего и больше всех доставалось ему, даже если он не принимал никакого участия в общих шалостях.