Текст книги "Долина дикарей"

Автор книги: Терри Донован

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

«… и увидел прекрасную женщину вместо безобразной твари. Приблизился к ней и узнал в ней свое творение. И тотчас возжелал ее, предстал перед ней и соблазнил ее. Ибо не может ни одна земная женщина противостоять чарам небесного бога. Вошел в нее глубоко, как змея входит в нору. И от него родила она девять сынов. Девять мужчин, прекрасных, как сама, и сильных, как он».

Потом они принялись повторять фразу: «Вошел в нее глубоко, как змея входит в нору» и стали касаться ног Гизеллы. Она задрожала от отвращения.

Над ее головой протянули веревку, и на этой веревке она увидела один из кожаных чехлов, составлявших одежду дикарей. Прикосновения к ногам стали более продолжительными и влажными. Запах возбужденных мужчин стал гораздо сильнее. К первому чехлу присоединился второй.

Палка матери племени снова свистнула в воздухе, сбивая каплю.

Хор мужчин все быстрее и быстрее произносил фразу: «Вошел в нее глубоко, как змея входит в нору». Слова слились от быстроты в бессмысленный тревожный гул.

На веревке появился третий чехол.

Сердце Гизеллы билось, как у зайца, убегающего от тигра, вот-вот готовое вырваться из груди, когда она вдруг руг услышала знакомое рычание.

– Твари! – раздался голос Тахора. – Ублюдки! Эта дева – моя!

Гизелла даже обрадовалась этому голосу. Лучше смерть, чем позорная жизнь матери пещерных дикарей!

Послышались звуки борьбы Они, то отдалялись, то приближались. Вопли дикарей были не менее громкими, чем рычание Тахора.

Гизелла увидела тень руки, а потом и саму руку с жутким костяным ножом с зазубринами. Нож в темных разводах, не иначе от крови, был занесен над ее лицом. Гизелле хотелось закричать, она зажмурилась и сильно дернула головой – и в этот момент нож опустился.

Гизелла не почувствовала боли. С ужасом она открыла глаза и обнаружила, что может открыть и рот. Камня, завернутого в лоскут вонючей кожи, во рту больше не было. Гизелла закричала.

– Тише! – послышался голос матери племени.

Костяной нож снова поднялся и опустился. Гизелла смогла повернуть голову.

– Беги! – сказала мать. – Ты должна бежать!

И она быстро разрезала остальные путы. С болью в спине и шее, Гизелла поднялась на своем ритуальном ложе.

Тахор метался по пещере, убивая пещерных дикарей. Как выяснилось, это было не так просто сделать. Дикари обладали почти невозможной прыткостью. Они прыгали по пещере, словно блохи, и при каждом удобном случае разили зеленокожего демона – дубиной или камнем.

– Быстрее, дура! – поторопила мать и в подтверждение своих слов столкнула Гизеллу с ложа.

Гизелла упала на теплый песок, приземлившись на четвереньки, словно кошка, и едва не уткнулась носом в разодранный труп дикаря. Но это оказался не совсем труп. Он еще дышал. У него не было правой руки, а он продолжал цепляться за жизнь.

За принцессу он тоже решил уцепиться. Приподнявшись на левой руке, он зарычал, харкая кровью, и попытался отхватить у Гизеллы кончик носа. Она отпрянула, невольно ударив умирающего в челюсть. Он стукнулся головой о песок и затих.

– Kxapy! – завопила мать племени.

Гизелла обернулась. Женщина лежала на стволе дерева в таком же положении, как и Гизелла несколько мгновений назад. Бедра ее при этом двигались, словно она уже принимала в себя великого любвеобильного бога. Она протянула руки к грудям и расстегнула ремень, удерживающий их. И груди сверзились по обе стороны, как полупустые бурдюки.

– Kхapy! – завопила женщина еще громче.

И зову вняли. Так, по крайней мере, показалось Гизелле в первый момент. Из темноты вылетел обнаженный мужчина и упал в объятья матери. Она закричала от страсти и прижала его к себе. Но тут же сбросила вниз, обнаружив, что у него нет головы.

– Грязная псина! – произнес голос Тахора, и он возник над распростершейся на стволе дерева матерью.

Она снова закричала. Теперь – от ужаса. И это уже был последний ее крик. Хвост Тахора вонзился в нее так же глубоко, как змея входит в нору, но слишком быстро, грубо и слишком глубоко – через мгновение он вышел у нее из шеи.

– Ты этого хотела, тварь? – осведомился Тахор, но ответа, конечно, не мог получить.

Гизелла опомнилась и полезла в какую-то дыру в стене пещеры. Тьма вокруг была теплой и влажной. Гизелла почувствовала странное возбуждение, вдвойне странное после того, что только что случилось. Она ждала, что хвост Тахора обовьется вокруг ее ног и вытянет наружу, но этого не произошло. То ли в пылу битвы Тахор не заметил бегства принцессы, то ли у него были особые планы. Гизелла подумала, что смысла в ее бегстве немного. Вряд ли она действительно сумеет выбраться из горы. Разве что погибнуть самостоятельно или еще ненадолго отложить мучительную смерть, которую ей обещал Тахор.

Становилось все жарче и труднее дышать. Голова сделалась тяжелой, как снаряд для баллисты. Гизелла уже подумывала, не повернуть ли ей обратно, как вдруг впереди забрезжил неясный свет, словно от неплотно закрытой заслонки печи. Гизелла остановилась. Вполне может быть, что она добралась до преисподней, хоть Диомад и отрицал её существование, как реального места. Ну, или, по крайней мере, до неугасимого пожара в пустотах земли. Во всяком случае, любопытно посмотреть, что там.

Гизелла поползла еще медленнее и осторожнее, иногда ощупывая стены лаза кругом. Вскоре сделалось настолько светло, что она смогла разглядеть черную поверхность стен, искрящуюся мелкими вкраплениями минералов.

Она услышала прерывистое шипение, словно на сковородке жарилось мясо. Так и должно быть в преисподней. Гизелла проползла еще немного, соблюдая осторожность, но вдруг обнаружила, что находится на краю обрыва. Сердце Гизеллы подпрыгнуло к горлу, а потом спряталось где-то внизу живота.

Лаз заканчивался в почти отвесной стене, которая уходила вниз на неизвестно какую глубину. На дне пропасти текла огненная река, служившая единственным источником света здесь, и определить расстояние до нее не представлялось возможным. Ибо Гизелла никогда прежде не видела огненных рек, и не знала, какой ширины они обычно бывают.

Она ожидала, что сумеет разглядеть на берегах реки тварей наподобие Тахора или той жабы с паучьими лапами, сражаясь с которой он упустил Гизеллу. Но, как ни старалась, ничего не увидела. Берега были пусты. Шевелилась только сама река.

Это было заметно по перемещению светлых, темных и полностью черных пятен, которые наползали друг на друга, кружились, сужались, расширялись. Она, эта огненная река, текущая по дну подземной пропасти, была похожа на текущую по дощатому полу эшафота кровь детоубийцы.

Когда-то в детстве, совсем еще маленькая, едва умеющая говорить, но не знающая, что говорить, Гизелла увидела казнь. Казнили ужасного преступника, умертвившего своих детей из-за того, что после смерти жены он не желал себе никакой обузы. Гизелла узнала это потом, спустя много лет, а тогда она просто видела, как на площади, на большом эшафоте, при скоплении огромной толпы, расчленяют человека. Словно вошь, словно мерзкое насекомое. Преступника казнили четверо палачей, сдирая с него, живого, кожу при помощи специальных ножей. Они сдирали ее маленькими кусочками, падающими на пол, смешиваясь с кровью, которая текла багровой рекой, сверкая на солнце.

Гизелла задрожала от отвращения, снова испытав потрясение, заставившее ее навсегда отказаться от общения с толпой. Она не появлялась ни на официальных аудиенциях, ни на праздниках. За это сестры и братья называли ее отшельницей.

Она на мгновение прикрыла глаза, чтобы попытаться избавиться от ужасного воспоминания, а когда открыла их, то новый ужас предстал перед ней. Прежде она не заметила ужасных тварей, но они были. Обитатели огненной преисподней поднимались по стенам. Поднимались к Гизелле.

Они были похожи на черепах, у которых вместо ног имелись щупальца, и не четыре, а множество. Гизелла не смогла сосчитать их. Щупальца извивались как змеи в любовном экстазе, ни мгновения не находясь в покое. Глаза этих тварей были открыты и не мигали.

Гизелла вспомнила отрывок из книги о чудесах, которую она любила читать перед сном в присутствии своей любимой служанки Мариссы, которая держала светильник:

«Когда они достигли верхней преисподней, называемой так, потому что она находится наверху, над большой преисподней, которая, в свою очередь, располагается над глубокой преисподней, самым ужасным было то, что они увидели много необычных животных. Ибо большинство этих животных – чудовища, имеют вид страшный и свирепый. Ибо питаются другими живыми существами и никогда не спят. Чудовища, которые не спят, суть наиболее отвратительны человеку. Ибо спящие чудовища могут иногда быть не опасны человеку, чего нельзя сказать о неспящих».

Это они! Неспящие твари!

Гизелла всегда считала эту книгу странной и фантасмагорической. Ей казалось, что тот, кто написал ее, был безумен, ибо только безумцу могут сниться такие страшные сны. Но это были не сны.

Гизелла хотела двинуться назад, но обнаружила, что ей не на что опереться. Кроме того, из-под груди Гизеллы сыпался черный песок, и она медленно, но верно, сползала вниз, ибо лаз имел некоторый уклон. Когда она дернулась, песок посыпался еще больше. Она закричала и забила ногами, как пойманная рыба хвостом, но, как и следовало ожидать, это только ускорило ее скольжение к пропасти. Тщетно она ломала ногти о камень. Кругом не было ни одной щели, за которую можно было бы зацепиться.

А твари внизу остановились, сообразив, что еда сейчас сама свалится к ним, и не надо затрачивать лишних усилий. Они раскрыли рты, оказавшиеся неожиданно большими, и принялись приседать, как будто в ритуальном танце. На самом деле никакой это был не танец. Гизелла однажды видела, как подобным образом приседала саранча перед полетом. Зубы ужасных тварей напомнили Гизелле о специальных ножах для сдирания кожи с детоубийцы. Она закричала и снова дернулась. И оказалась по пояс над пропастью. Больше ничто не удерживало ее в лазе, и она упала навстречу открытым ртам неспящих подземных чудовищ. Но рты так и не дождались. Вокруг талии принцессы неожиданно что-то обвилось и потянуло наверх. В первый миг она подумала, что досталась на ужин какому-то удаву, но это был не удав. Черный волосатый хвост, голый на кончике, будто у крысы.

– Хотела сбежать от меня? – раздался знакомый голос.

Тахор! Гизелла готова была обнять его, настолько была рада, что избежала участи приговоренного за детоубийство.

– Так просто вот взять и разом покончить с собой? А как же все те муки, которые я тебе обещал? – поинтересовался Тахор.

И странно, но в его голосе принцессе почудилась даже какая-то нежность, или это всего-навсего была страсть палача к предуготовленной жертве?

Руки Тахора развернули Гизеллу лицом к нему и поставили на твердую почву. Она оглянулась через плечо. Обитатели огненной преисподней снова устремились вверх, быстро перебирая щупальцами.

– Похоже, нам следует продолжить разговор в другом месте, – заметила Гизелла.

Тахор отодвинул принцессу в сторонку и склонился над пропастью.

– Ты права! – воскликнул он, но вместо того, чтобы перебросить пленницу через плечо и уносить ноги, вдруг быстро вскинул руки и прыгнул вниз.

Так, по крайней мере, показалось Гизелле. От неожиданности она едва не устремилась вслед за ним, но тут ее кто-то схватил за руку, грубо и сиильно. Но это было прикосновение не демона, а человека.

Гизелла обернулась. Конан! А она уже считала его погибшим!

В руках у Конана был посох с черепом. Посох матери пещерного племени.

11

Следуя за дикарями и Тахором, едва сдерживая ярость, Конан добрался до священной пещеры как раз тогда, когда женщина с большими грудями освободила Гизеллу для того, чтобы занять ее место. Битва дикарей с Тахором была в самом разгаре.

– Kxapy! – призывала женщина, устроившись на обрубке дерева, разведя ноги и поводя бедрами. – Кхару!

Но мужчинам пещерного племени было не до этого. Они были увлечены только двумя, тесно связанными между собой целями – убить зеленокожего демона и выжить самим.

Появилась и третья цель, но ее заметили не все. И не сразу. Только после того, как двое погибло, увернувшись от Тахора и напоровшись на меч черноволосого гиганта.

Он убивал менее эффектно и гораздо медленнее, но был так же опасен, как демон. Люди пещерного племени впали в панику.

И, тем не менее, никто не сбежал. Ни Конан, ни Тахор не задавались этим вопросом, но суть была в том, что подземные дикари находились в святая святых своего дома, бежать было некуда, ибо эта пещера и была их первым и последним прибежищем. Во всем виновата была их глупая вера. Они быстро гибли под ударами двух врагов, не замечающих друг. друга.

Раздался женский крик, отвлекший Конана и чуть не стоивший ему жизни. Хорошо, что дикарь споткнулся о камень и удар его дубины пришелся по пустому месту. Он не ожидал этого, и его повлекло вслед за дубиной, под меч киммерийца, до которого как раз дошло, что кричала не Гизелла, а грязная женщина с большими грудями. Увидев, что ситуация сложилась в его пользу, он быстро довел дело до финала, срубив противнику голову.

И тут же вынужден был упасть на землю, чтобы избежать удара хвоста Тахора. Хвост пронесся над ним, зацепив какого-то дикаря наверху, ломая ему шею. Мертвое тело с лицом, обращенным к затылку, свалилось на Конана. Он выскочил из-под него и разрубил грудь другому дикарю, который держал увесистый камень над головой и вопил от ужаса.

Тахор склонился над женщиной, разодранной едва ли не надвое. Она, в некотором смысле, была еще жива. Тело дергалось в предсмертных конвульсиях.

– Ты этого хотела, тварь? – спросил демон у мертвой женщины, почти уткнувшись носом в ее развороченное горло.

Конана вполне устраивало, что Тахор не видит его. И киммериец хотел бы, чтобы так и продолжалось. Поэтому снова вжался в землю, слившись с окружающими камнями.

В пещере повисла тишина. Кажется, пещерное племя полностью было мертво. В короткое время оно скопом пересекло рубеж смерти, оправившись за предел существования. Наверное, так для них было лучше. Вместе не так скучно и грустно в мрачной стране мертвых. И можно, по крайней мере, никому не завидовать.

Конан лежал среди камней и слышал тяжелое и шумное дыхание Тахора. Он принюхивался к выходам из пещеры, выслеживая свою сбежавшую пленницу.

Наконец, он принял решение и скрылся в одном из проходов. Подождав некоторое время, Конан встал и выпрямился во весь рост. Запах крови витал в пещере. Сладостный для избранных и гнетущий для большинства.

Сказители на рынках рассказывают, что в чертогах Ареса, как называют его одни, или Одина, как называют другие, всегда стоит запах крови, ибо истинные воины, пирующие с богом войны за длинным дубовым столом, пьют не вино, а кровь. Сладкую кровь своих врагов.

– Настало время расплаты! – сказал шамкающий голос на коринфском языке.

Это было настолько неожиданно и настолько не вязалось с окружающим, что Конан не поверил своим ушам. Похоже, удар камнем по голове не прошел бесследно, подумал он.

– Ты убил всех моих братьев! Зря я не добил тебя прежде! Но теперь, когда мы остались одни, я убью тебя, мерзкий подонок! Ты ответишь за все! – продолжал голос.

Конан огляделся и увидел говорившего, который сидел на корточках на верхушке камня почти под самым потолком. Кожа у него была красной и бугристой, как будто его недавно сварили. Из приплюснутого вогнутого носа торчали клочья седых волос. А изо рта торчали волчьи клыки. В руках он держал посох с черепом, Это был тот самый посох, которым потрясала женщина с большими грудями, когда Конан потерял сознание.

Говорить он кончил как раз в тот момент, когда Конан заметил его. Пару мгновений они пялились друг на друга, а потом клыкастый дикарь прыгнул на Конана.

Как оказалось, он был, пожалуй, самым быстрым и вертким из всего племени, и отлично управлялся с посохом, как с пикой. Он сделал вперед молниеносный выпад. Конан увернулся, но был весьма удивлен стилем боя пещерного человека. Это не был стиль дикаря. Он дрался, словно танцевал. Так дерутся актеры на сцене театра, увлекаясь больше красотой жеста, нежели его эффективностью.

Череп скользнул по камню и посыпались искры. Хоть он и выглядел, как обычный человеческий череп, но на самом деле был из металла:

– Ты трус, раз бегаешь от меня! – издевательским тоном воскликнул клыкастый.

– Я никуда не бегаю, просто ты не можешь в меня попасть! Да ты не попал бы даже в слона с одного шага! – в тон ему крикнул Конан и хохотнул, чтобы еще подбавить масла в огонь.

Он хотел разозлить противника. Впрочем, противник поступал точно так же. В этом смысле они друг друга стоили,

– Но ты не слон. Ты всего-навсего заяц, который скачет в разные стороны, не решаясь вступить в схватку с рысью! Ты мышь, бегущая от кота! Ты муха, бьющаяся в паутине!.. – разглагольствовал дикарь, наступая.

– Попробуй меня убить, а не болтай попусту! – воскликнул Конан.

И пропустил резкий выпад. Череп боднул его в плечо, так что Конан крутанулся на месте, потеряв равновесие, и получил добавочный удар другим концом посоха под колени.

– Ты уже мертв! – заорал дикарь.

Конан упал на колени, а потом вынужден был упасть на спину, чтобы уклониться от следующей атаки. Этот дикарь был удивительно быстр!

Но он не учел, что противник ловко умеет управляться с большим мечом, и не совсем так, как общепринято. Он собирался ударить со всей силы металлическим черепом в лицо Конана, дабы превратить его в кровавое месиво, но киммериец молниеносным движением поднял меч с земли и разрезал ему щиколотку. Лезвие было настолько острым, что глубоко вошло в кость.

Раздался треск, дикарь завопил от боли и свалился, выронив посох. Конан поймал падающий посох, вскочил и еще раз воткнул свой меч во врага. На этот раз в живот, пронзив печень. Клыкастый дикарь застонал и прокусил собственный подбородок, оттуда полилась кровь, а на лбу дикаря выступила испарина.

Он умолк, тяжело дыша. Потом спросил громким шепотом:

– Кто ты? Я хочу знать твое имя.

– Конан. А ты?

– У меня нет имени. Собственного имени. А называли меня множеством разных имен, лучшим из которых было «человек».

– Похоже, ты хочешь выговориться перед смертью, – сказал Конан. – Я с удовольствием послушаю тебя.

– Послушай, Конан. Ты не пожалеешь! Потом ты добьешь меня, но сейчас мне так много нужно сказать. Просто потому, что я устал от молчания. Здесь не принято говорить. Хоть и у всех есть языки. Они только поют бессмысленные песни и бормочут бессмысленные молитвы. Поэтому я не говорил слишком долго. Не знаю, сколько именно. Здесь нет счета времени. Может, я здесь всего лишь год, а может десять лет. Но разве для мертвеца есть разница? Я – изгой. Меня ненавидят друзья и презирают враги. А теперь я хочу умереть. Даже если бы я убил тебя… Я бы все равно потом покончил с собой.

– Ты в надежных руках, – заверил Конан. – Да и дальнейшая моя помощь, если честно, тебе уже не требуется. Ну, только если ты побыстрее хочешь отправиться на тот свет.

Клыкастый дикарь помотал головой.

– Нет, еще немного… Я родился таким. С этой кожей, которая не похожа на человеческую. Меня убили бы сразу, но мать спрятала меня, сказав, что я умер. Я жил в хлеву со свиньями и овцами и питался в основном тем же, чем они. Но я всегда хотел быть человеком. Не знаю, откуда во мне эта блажь. В безлунные ночи я выходил наружу – и слушал человеческие речи, которые удавалось мне услышать. Особенно я любил лежать под окнами монастыря, где жили ученые люди. И вот однажды я решил странствовать и не вернулся к утру в хлев. Мать решила, что меня разорвали волки или убили пещерные люди. Я украл одежду, которую сушили после стирки, и притворился странником. Я побывал в Аренджуне и Шадизаре. Я видел рынки и дворцы. Я видел прекраснейших женщин, но не смел к ним прикоснуться. Рай был вокруг меня, но сам я был адом. Чтобы защитить себя, я учился сражаться у странствующих актеров из Кхитая. Я ни разу не разговаривал с ними, но наблюдал за всеми их представлениями, следуя за ними из города в город, из села в село. И долгое время это помогало мне. Но однажды я убил пьяного задиру, который оказался переодетым в лохмотья, гуляющим сыном какого-то знатного вельможи. И так вышло, что из-за меня под пытками погибло много достойных и невинных людей. И я сказал себе, что мне нужно уйти из мира людей и больше никогда не возвращаться. Я решил сам пойти в преисподнюю, но по дороге наткнулся на пещерное племя. Я думал, что они убьют меня, но они, видя мое уродство, приняли меня за своего, и я стал их братом, а их мать стала и мне матерью. Но теперь у меня нет братьев и матери. Я снова одинок… Даже еще больше одинок, чем в хлеву, где вместе со мной жили овцы и свиньи.

Он замолчал, тяжело дыша. Потом закрыл глаза. Пожалуй, он все сказал, решил Конан, и хочет, чтобы ему помогли уйти. Он подождал еще немного, но никаких возражений или просьб от поверженного врага не последовало. Поэтому Конан выдернул меч из живота странника и одним ударом отсек ему голову. Он завершил свой путь, не самый худший из Путей, которым предназначено ходить людям.

Шаманский посох с металлическим черепом показался Конану неплохим оружием, и он прихватил его с собой, Он запомнил, в каком из проходов скрылся Тахор, и направился за ним. Проход был широким и высоким. Где-то впереди имелся источник кроваво-красного света, и стены искрились вкраплениями минералов.

Конан двигался осторожно, но быстро. Не следовало больше терять времени. И без того, он упустил порядочно времени, сражаясь с клыкастым странником.

История, которую рассказал странник в награду за свое убийство, была, конечно, занимательной. Но Конана гораздо больше волновали не истории, а живые люди. Особенно, если они были противоположного пола, молоды и красивы. С обладанием красавицей не сравнится ни одна, даже самая увлекательная история.

К любовному пылу примешивался еще и другой пыл. Конан терпеть не мог не добиваться цели. А он потратил на эту цель уже достаточно времени и сил и рисковал жизнью. Но когда Конан увидел Тахора, то сразу понял, что ошибся, направившись за ним по следу.

Гизеллы с демоном не было. Он стоял один, окруженный красным сиянием, склонив голову вниз, занятый чем-то так сильно, что не почувствовал запаха подкрадывающегося к нему человека. Конан быстро сообразил, что это за красное сияние вокруг Тахора. Зеленокожий демон стоял у выхода из пещеры. Только куда вел этот выход? Конан осторожно подобрался ближе, и разглядел; что перед Тахором пустота. Пожалуй, это был неплохой шанс. И медлить не стоило.

Конан поудобнее перехватил шаманский посох и принял как можно более устойчивое положение, так чтобы вложить в удар всю силу разбега и собственного веса.

Он уже было начал бег, распрямившись в первом толчке, как мощная пружина, но вдруг увидел Гизеллу в объятиях Тахора. Она прильнула к демону, вися над пропастью.

– Хотела сбежать от меня? – спросил Тахор пленницу. – Так просто вот взять и разом покончить с собой? А как же все те муки, которые я тебе обещал?

И Тахор поставил принцессу перед собой на твердую почву.

Гизелла оглянулась через плечо и посмотрела вниз.

– Похоже, нам следует, продолжить разговор в другом месте, – сказала она.

Тахор отодвинул принцессу в сторонку и склонился над пропастью. Удобный момент настал. Конан снова бросился вперед, и его таран в виде металлического черепа толкнул зеленокожего демона в спину с такой силой, что он взмахнул руками и полетел вниз.

Гизелла пошатнулась и едва не устремилась вслед за демоном, но Конан схватил ее за руку, с силой сжав ее. Принцесса обернулась. Улыбка появилась на ее прекрасном лице. Затмив призрачный красный свет, словно во мглу преисподней заглянуло само солнце!

– Конан! – сказало солнце. – Я думала, ты погиб.

– Ну, убить меня еще никому не удавалось, – ответил Конан и посмотрел в пропасть.

Тахор повис на середине, опутанный щупальцами жутких подземных созданий, похожих на черепах. Он отчаянно сопротивлялся, и, несмотря на попытки чудовищ сожрать его, им пока не удалось отхватить ни одного кусочка. Единственное, что им удавалось, так это кусать самих себя, ибо Тахор весьма ловко уворачивался от кинжалоподобных зубов тварей, подставляя их собственные щупальца.

– Он позаботится о себе сам, – сказал Конан. – А нам нужно поискать выход.

На мгновение он встретился взглядом с взглядом зеленокожего демона. В них сквозили ненависть и гнев, которых хватило бы, чтобы повергнуть в панический ужас добрый десяток офирских гвардейцев. Но Конан лишь ухмыльнулся. Взглядов он не боялся. Каких бы то ни было.

В темноте хода послышался пронзительный вопль. Конан напрягся и перехватил посох двумя руками, но в следующий миг расслабился. Он узнал этот вопль. Призыв знакомой обезьяны. Потом она сама вышла на свет. Вид у нее был весьма усталый.

Она протянула передние лапы к Конану, как ребенок, который хочет к отцу на руки. Киммериец поднял ее перед собой. Обезьяна продолжала что-то лопотать на своем языке, то и дело, обнажая маленькие клыки и поводя глазами.

– Жаль, что мы не понимаем тебя, малыш, – вздохнул Конан.

Зверек вдруг замолчал, словно понял, что разговаривать с этими людьми бесполезно, и заворочался в руках Конана, прося опустить его на землю. Оказавшись на земле, он указал маленьким черным пальцем вглубь хода и направился туда.

– Надеюсь, твоя обезьяна знает, куда идет, – сказала Гизелла,

– Я тоже, – ответил Конан и, подняв принцессу на руки, пошел вслед за обезьяной.

12

Мать Тахора, умирая, оставила ему в наследство только свое тело, но тело вполне роскошное. Она была женщиной тучной, и в ней было много мяса и жира, этого хватило, чтобы вскормить быстро растущего сына. Кроме того, в пещере было холодно, и мать сумела сохраниться съедобной достаточно долго, чтобы сын окреп и научился добывать пищу самостоятельно. Когда от матери еще немного оставалось, он уже понемногу разнообразил свой стол летучими мышами, змеями и насекомыми. Он даже не стал грызть ее череп, а некоторое время носил с собой, соорудив тесемку из змеиных кож и надев себе на шею. Он был хорошим сыном, и никогда бы не догадался, что его кормление и взросление весьма серьезно отличаются от свойственных человеку.

Но все равно это было хорошее кормление! И оно дало отличные результаты. Тахор вырос быстрым, сильным и ловким. И умел справляться с любыми опасностями. Почти с любыми. До поры до времени он считал, что со всеми, которые исходят от живых существ, кем бы они ни были.

Но выяснилось, что есть исключение. Некоторые особо коварные люди, это раз, и пещерные огненные спруты, два.

Щупальцев было слишком много. Тахор справлялся с десятком одних, но за это время десяток других уже держал его.

Он начал уставать, несмотря на всю свою демоническую мощь. Но сдаваться не собирался. Слишком ужасна для бессмертного существа перспектива оказаться разорванным на мелкие кусочки и съеденным.

В конце концов, один из огненных спрутов все-таки добрался до Тахора. Длинные, похожие на кинжалы, зубы впились в бедро демона и выдрали немаленький кусок мяса. Тотчас другие спруты попытались отнять у сородича добычу и ослабили напор на Тахора.

Щупальцев, державших демона, поубавилось – осталось ровно столько, сколько было конечностей у него – шесть. И Тахор не преминул воспользоваться ситуацией. Одним резким движением он вырвался – присоски щупальцев чмокнули и выпустили его. И зеленокожий демон оказался в состоянии свободного полета вниз.

Наслаждался свободой он недолго. Ибо не успел даже как следует торжествующе воскликнуть, как с шумом плюхнулся в огненную реку раскаленной лавы. И если бы был человеком, то мгновенно сгорел. Но он человеком не был, поэтому только взвыл от страшной боли, когда огонь охватил всю его плоть, проникнув даже внутрь, превратив в живой язык пламени, и поплыл к берегу.

Лава намного вязче воды, поэтому Тахор плыл медленно, как будто во сне. Продолжая гореть и чувствовать нестерпимую боль. И он не знал, радоваться ли ему, что он бессмертный, или огорчаться и проклинать своего отца за то, что он сделал его таким.

Выбравшись на берег, Тахор пополз, оставляя за собой огненные следы. Горящий, расплавленный камень стекал с него. Тахор выглядел как сильно переваренная рыба. Жалкий, дымящийся скелет с ошметками плоти. Куски, которые он потерял, медленно подползали к нему и забирались на место. Кроме того куска, что съели огненные спруты. Он пока что был разделен на мелкие части, пережеван и проглочен. И все еще не выбрался наружу естественным путем.

Содрогаясь от боли, Тахор лег на спину и уставился на стену, с которой упал. На два отверстия в ней, с нижнего из которых он вытащил Гизеллу, стоя в верхнем.

«Коварный варвар с голубыми глазами! Ты отобрал мою Гизеллу, мою принцессу, но я с тобой еще встречусь, я еще посмотрю, какого цвета твоя кровь»!

Правда, желания пока не совпадали с возможностями. Наверх, к проходу в скале, по которому Гизелла сбежала с варваром, отсюда было не забраться. Погоню не возобновить. Жаль, что у Тахора нет крыльев или хотя бы присосок, как у огненных спрутов. След потерян, остается надеяться только на магические способы выслеживания, которыми владеет отец, или на вторую попытку. Однако получив такой убедительный жестокий урок, Гизелла, скорее всего, надолго спрячется во дворце, будет сидеть в собственных покоях, боясь высунуть наружу даже нос. А отец сказал, что она нужна ему немедленно, во что бы то ни стало.

Значит, остается единственная надежда. И надо поговорить с отцом. Другого пути все равно нет. Отец, конечно, будет крайне недоволен. И все муки, которые Тахор обещал Гизелле, достанутся ему самому.

Тахор со стоном перевернулся набок, потом оперся на руку и сел на колени, приняв позу, похожую на молитвенную позу стигийских жрецов. На лице его отражался красный свет текущей лавы. Он положил ладони на колени, обернул вокруг себя хвост и низко склонил голову.

– Отец мой! – тихо сказал он. – Прошу тебя о снисхождении. Окажи мне милость, внемли моему призыву. Поговори со мной.

Потом он распрямил хвост, поднял его и принялся раскачивать его из стороны в сторону, быстро вращая кончиком. Воздух отозвался вибрирующим звуком.

– Отец мой! – повторил Тахор. – Поговори со мной!

Отец, наверное, ждал, иначе не пришел бы на зов так быстро. Он явился в облаке красного света над потоком лавы. Он тоже выглядел как человек. Тахор был всего лишь его подобием. Но подобием, на которое пожалели материала и красок. Ибо, по сравнению с отцом, Тахор, даже в обычном своем виде, выглядел, как нищий по сравнению с царем. У отца было округлое тучное тело, лоснящееся от жира, огромные, лежащие на плечах уши, рот, как у лягушки, такого же, как он, размера, шесть длинных толстых рук, не имеющих локтей и кистей, гибких, словно змеи, и ноги, подобные слоновьим. Кожа была розовой, как у младенца, пупок глубоким, и на теле не имелось ни волос, ни родинок.