Текст книги "Весеннее пробуждение"
Автор книги: Тери Дж. Браун
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Она отодвинулась, Эндрю поставил свою ношу на столик и повернулся к жене, раскрыв руки для объятия. Пруденс кинулась к нему, и он подхватил ее и закружил по воздуху.
Затем поставил на ноги, нагнулся и поцеловал в губы. Отодвинулся и сделал глубокий вдох.
– Боже, как же я скучал. Мне повезло, получил увольнительную на два дня. Командир назвал меня везучим сукиным сыном и велел убираться, пока он не передумал. Я не стал испытывать судьбу и выяснять, вдруг он меня разыгрывает.
Пруденс прижалась к мужу. Сердце ее трепетало от счастья, и она не могла выговорить ни слова.
Сейчас, после новостей от Виктории, можно наконец-то сообщить Эндрю о ребенке. Пруденс стоило немало усилий хранить свою беременность в тайне от мужа.
Но эта мысль вылетела из головы в тот же миг, когда Эндрю накрыл ее губы своими и поднял ее на руки.
– Я скучал, – повторил он, направляясь в спальню. Его щеки заливал румянец, и Пруденс рассмеялась. Только ее застенчивый муж мог до сих пор краснеть при мысли о супружеской близости. – Ты смеешься надо мной?
Опустив ее на кровать, он начал стаскивать рубашку.
– А как же продукты, что ты принес? – сквозь смех спросила Пруденс.
– Ничего с ними не сделается.
Эндрю лег возле нее, и вскоре Пруденс и думать забыла обо всем, кроме поглотившей их любви.
Некоторое время спустя супруги, обнявшись, улеглись рядом, и Пруденс натянула на себя и Эндрю лоскутное одеяло. Похолодать еще не успело, но и теплым октябрьский полдень никто бы не назвал. Когда жар страсти поостыл, она начала замерзать. В голове промелькнула мысль, не заметил ли Эндрю, что она немного округлилась.
Она повернулась к нему. Эндрю лежал с закрытыми глазами, и Пруденс пристально посмотрела на него, словно хотела запомнить каждую черточку. Горбинка на носу, тень щетины на подбородке. Она протянула руку и провела пальцем по его щеке.
В ответ на прикосновение Эндрю крепче прижал ее к себе и приоткрыл глаза:
– Мой командир был прав.
– В чем? – Пруденс удобно устроилась под мышкой Эндрю.
– Я везучий сукин сын. Сначала меня собирались отправить во Францию, вместе с пехотинцами, но в последний момент перевели на запасные конюшни Первого королевского драгунского полка.
Почувствовав неловкость, Пруденс прокашлялась:
– Но это же хорошо, правда?
– Конечно, я гораздо охотнее буду работать с лошадьми, чем сражаться. Меня все равно могут послать во Францию или в Африку, но не на передовую. Просто я все время думаю о том, сколько людей, с которыми мы вместе проходили учения, отправят на фронт. – Эндрю на миг замолчал. – И почему меня единственного выбрали для работы на конюшнях.
Пруденс беспокойно зашевелилась в объятиях мужа, думая о полученной от Виктории записке, которая лежала в кармане кардигана. Она знала, что Эндрю тяжело далось решение жить на деньги жены. Как же он отреагирует, если узнает о ее вмешательстве? Она с помощью связей добилась отмены его отправки на фронт, а ведь он хотел послужить родине и записался добровольцем.
– Возможно, кто-то узнал, что ты поступил в ветеринарный колледж? И я уверена, в твоем личном деле указано, что ты вырос на ферме. Так что ничего удивительного.
– Может быть. С другой стороны, половина людей из моего отряда выросли на ферме, так что вряд ли дело в этом. – Эндрю неожиданно нахмурился. – Что это?
Пруденс замерла пойманной мышкой. На секунду она испугалась, что муж увидел записку, но тут же одернула себя за глупость.
– Что?
Эндрю указал в другой конец комнаты.
– Это. – Продолжая хмуриться, он приподнялся на локтях и сел на кровати.
Пруденс проследила за его пальцем и наконец-то поняла, что он имеет в виду.
Колыбель.
– А как ты думаешь? – осторожно спросила она.
– Похоже на… – Эндрю запнулся и потрясенно повернулся к жене. – Неужели? Ты?..
Пруденс покраснела и опустила глаза:
– По правде говоря, да…
Эндрю вскочил с постели:
– Почему ты мне не сказала? Что, если мы навредили ребенку? – И в ужасе уставился на живот Пруденс.
Она расхохоталась, чувствуя безмерную радость. Все, через что ей пришлось пройти: горе от потери сэра Филипа, боль после предательства Ровены, смятение и сердечная рана из-за расставания с Себастьяном, – все было не напрасно, если сейчас судьба подарила ей это счастье. Однако миг блаженства тут же омрачился мыслью, что ей до сих пор приходится таить секреты от мужа.
Уголки губ Эндрю задрожали и поползли вверх; глядя на жену, он не мог удержаться от робкой улыбки.
– Наверное, я выгляжу смешным, но откуда мне знать? Я ведь еще никогда не ждал ребенка. – Взгляд карих глаз вдруг посерьезнел. – Ох, любовь моя, что за время мы выбрали, чтобы подарить жизнь ребенку?
Пруденс села на кровати и протянула ему руки:
– Я считаю, что это лучшее время. Что еще мы можем противопоставить войне, смерти и разрушению, если не надежду, которую несет в себе новая жизнь? – Она улыбнулась. – И не бойся, мы не навредим ребенку. А сейчас иди сюда. Я замерзла!
Они уютно устроились под одеялом, и вскоре Пруденс начала одолевать дремота. Сначала она еще думала, что хорошо бы встать и разобрать принесенные Эндрю продукты, но желание уснуть в нежных объятиях мужа оказалось сильнее, и она погрузилась в сон, надеясь, что ничего не успеет испортиться.
Во сне ее преследовали вспышки выстрелов и отголоски яростных криков. Проснулась она словно от толчка, чувствуя, как бьется сердце. Некоторое время прислушивалась, напряженно замерев в постели, но, что и следовало ожидать, в темной квартире царила тишина. Рядом еле слышно посапывал Эндрю.
Пруденс тихонько выбралась из кровати и натянула халат. Мягко прикрыла за собой дверь спальни, прошла на кухню и, включив небольшую лампу над столом, начала разбирать принесенные Эндрю покупки. Среди свертков оказался маленький пакетик с кофейными зернами, и она решила сразу же перемолоть их. Зажав мельницу между колен, она крутила ручку, с наслаждением вдыхая заполнивший кухню аромат свежемолотого кофе. Пруденс думала о том, что уже многому научилась. После свадьбы она не умела ничего: ни готовить, ни стирать, ни заниматься уборкой. Сейчас домашние дела уже не пугали ее, как прежде. К сожалению, знакомство с обязанностями хозяйки дома не прибавило к ним любви, но Пруденс научилась ценить свой труд. Она поняла, что лучше уметь смолоть кофе и приготовить обед, чем не уметь ничего.
По дороге домой Эндрю купил буханку свежего хлеба, круг сыра стилтон, несколько чудесных спелых яблок и бутылку эля. Очевидно, он не рассчитывал, что в его отсутствие в доме найдется еда. Пруденс и правда предпочитала перекусить чем-нибудь возле уличного лотка или пообедать с Кейти, чем готовить дома. Ей не хотелось затевать столько хлопот ради себя одной. Тут Пруденс с радостью и некоторой опаской бросила взгляд на свой живот. Если подумать, то она уже не одна.
Она нарезала хлеб и яблоки. Сыр был мягким и теплым; если намазать его на хлеб, получится вкусный ужин. Она надеялась, что Эндрю останется доволен простым угощением.
– Передать не могу, как чудесно быть здесь, рядом с тобой, в нашем маленьком доме.
Услышав голос Эндрю, Пруденс с улыбкой повернулась. Он стоял в дверном проеме, прислонившись к косяку. Он был в одних брюках, и Пруденс невольно залюбовалась его мускулистым торсом. Немногие слуги могли похвастать таким прекрасным сложением, однако проведенная на ферме юность закалила Эндрю, одарив его великолепной фигурой, и Пруденс наслаждалась его сильным телом.
– Может, наш брак и начался несколько необычно, но, по-моему, нам удалось создать замечательную семью, правда?
– Правда. Садись. Кофе почти готов. Есть хочешь?
– Умираю от голода. – Глаза мужа загорелись.
Пруденс вспыхнула. Она знала, на что намекает Эндрю.
– Когда тебе нужно возвращаться в часть?
Эндрю вздохнул, присел за стол и обнял ее за талию. Пруденс поставила перед ним тарелку.
– Утром на поезд.
– Так скоро?! Ты же только что приехал! Я думала, тебя отпустили на два дня!
– Так и есть, но дорога до Плимута займет почти целый день. Давай не будем вспоминать о плохом, только о хорошем. Лучше поговорим о ребенке.
Пруденс разлила по чашкам благоухающий кофе.
– А что говорить? Ведь я его еще не видела и ничего не могу о нем сказать.
– О нем? – распахнул глаза Эндрю. – Ты уверена, что это мальчик?
– Тебя так легко провести! Откуда же мне знать?
Он поднялся со стула:
– После захода солнца стало прохладно. Подбросить в печку угля?
– Подбрось, если замерз. Хотя угля осталось маловато, а я не успела запастись. Первое похолодание в этом году.
– Тогда я лучше надену рубашку.
– Должно помочь, – улыбнулась Пруденс.
Эндрю скрылся в спальне.
– Тут все так разбросано, будто ураган сдул с тебя одежду, – засмеялся он.
– Так и было, – фыркнула Пруденс, доливая в опустевшие чашки кофе и ставя кофейник на плиту. – Принести воскресную газету? Ей уже несколько дней, да и новости невеселые, но мы могли бы почитать о чем-нибудь, кроме сводок с фронта.
В спальне воцарилась неожиданная тишина. Пруденс испугалась. Нет. Пожалуйста, только не это. Она развернулась к двери – там стоял Эндрю с листком бумаги в руках.
Записка Виктории.
– Что это?
Пруденс замерла, слыша, как колотится сердце. Она отчаянно всматривалась в лицо мужа, пытаясь понять, что он чувствует, но оно оставалось непроницаемым.
Отрицать очевидное было бессмысленно, и она перешла в наступление:
– Я попросила Викторию узнать у Колина, нельзя ли перевести тебя на безопасную службу. Ведь тебе нравится ухаживать за лошадьми.
– Как ни странно, на учениях обнаружилось, что я меткий стрелок. Но дело не в этом. Когда ты собиралась мне рассказать? – (Пруденс почувствовала, как в горле нарастает комок.) – Или ты так и собиралась скрывать это до конца?
Не отрывая глаз от вытертого красно-бежевого ковра на полу, она едва заметно покачала головой. Она чувствовала себя провинившейся школьницей, пойманной с поличным.
– Значит, ты обратилась к своим всемогущим заносчивым друзьям и попросила их убрать от греха подальше твоего деревенского дурня-конюха?
– А что еще мне было делать?! – выкрикнула Пруденс. – Смотреть, как ты идешь на фронт, бросив меня одну с ребенком?
На щеках Эндрю заходили желваки, но он смолчал. Потом глубоко вздохнул и сказал:
– Да, на самом деле именно этого я от тебя и ожидал. Так вынуждены поступать женщины по всей Англии – да что там, по всему миру. Почему ты должна стать исключением? Почему я должен прятаться от борьбы, когда моим соотечественникам приходится сражаться в грязи и крови? Или ты хотела, чтобы я прикрывался твоими юбками?
Пруденс шагнула к нему со сжатыми кулаками:
– Нет. Я хочу, чтобы ты выжил. Чтобы вернулся ко мне живым и здоровым! Все равно кому-то надо присматривать за конюшней, так почему не тебе?
– А почему именно мне? Потому что ты решила разыграть из себя бога?
Никогда еще она не видела Эндрю таким злым и расстроенным. Сердце ее оборвалось, и ребенок выбрал именно этот ужасный момент, чтобы впервые заявить о своем присутствии. В животе что-то заколыхалось, словно бабочка расправляла крылья. Она хотела поделиться этими чудесными ощущениями с Эндрю, но отвращение на его лице остановило готовый сорваться с губ радостный вскрик. Гнев, смятение и страх поднялись на поверхность, и Пруденс в порыве бессильной ярости резко смахнула со стола кофейную чашку. По полу разлетелись мелкие осколки.
В ужасе от собственной вспышки она уставилась на пол. Эндрю развернулся и, не говоря ни слова, скрылся в спальне.
Она принялась осторожно собирать осколки и вытирать лужу. По лицу текли слезы. Она как раз заканчивала уборку, когда в кухню вернулся Эндрю, уже полностью одетый.
– Куда ты? – закричала Пруденс.
В груди холодным комом шевелились страх и раскаяние.
– Пройдусь, – коротко ответил он. – Мы сейчас слишком расстроены, чтобы что-то обсуждать. Вернусь за вещами позже.
В глубине души Пруденс хотелось расплакаться и не отпускать его, но внутренний голос продолжал упрямо настаивать, что Эндрю сам виноват. Зачем он решил вступить в армию? Бросить ее в ожидании ребенка. Ведь она ни в чем не виновата. Она всего лишь пыталась помочь ему, уберечь от опасности. Какое ей дело до его глупой гордости, если речь идет о сохранении жизни?
Пруденс дождалась, пока Эндрю не выйдет за порог, вбежала в спальню и бросилась на кровать, где еще совсем недавно они были так нежны друг с другом.
Она рыдала навзрыд, презирая себя за омерзительные всхлипывания, но не могла остановиться. Всего год назад она жила в прекрасном доме, в семье, где ее любили, а слуги предупреждали все ее желания. Жизнь текла размеренно и была полна удовольствий: музыка, книги, светские рауты, походы в музеи. Но самое главное – кто-то постоянно был рядом. А сейчас Пруденс осталась одна, ей очень страшно, и единственный человек, на которого она могла полагаться, решил ее бросить. Как бы ни старалась Пруденс поставить себя на место Эндрю, происходящее выходило за грань ее понимания.
Должно быть, она заснула, потому что проснулась от стука входной двери. Пруденс замерла с колотящимся сердцем. Неужели Эндрю ушел, даже не попрощавшись?
Затем она услышала, как он тихо двигается по комнате, собирая вещи, но продолжала лежать и терзаться нерешительностью. Подняться и умолять о прощении? Но за что? Она сделала все, что в ее силах, лишь бы уберечь отца своего ребенка. За что ей извиняться?
Эндрю вошел в спальню и встал рядом с кроватью. Пруденс зажмурилась, затаила дыхание и продолжала лежать, свернувшись клубочком. Тут она почувствовала, как он коснулся ее плеча и наклонился. Эндрю легко поцеловал ее в щеку, и она не выдержала. Схватила его руку в свои и прижала к губам. Нельзя допускать, чтобы ссора стала последним воспоминанием перед разлукой.
Свободной рукой Эндрю провел по ее волосам и отстранился, ласково, но настойчиво. Он уходил, и Пруденс ничего не оставалось, как отпустить его.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Ровена стояла со скрещенными на груди руками на пороге ангара и наблюдала, как механики из поселка проверяют аэроплан. Она уже успела его осмотреть, но, судя по всему, мужчины не считали, что ей можно доверить подготовку к полету. Ну и пусть.
По правде говоря, когда механики соглашались подготовить аэроплан к перелету в Кент, они не знали, что за штурвал сядет женщина, но все равно это не давало им права относиться к ней с неуважением. Ровена подозревала, что на ее просьбу ответили согласием лишь потому, что один из работников помнил ее с тех пор, когда она приходила с Джонатоном.
Вещей в дорогу она взяла немного – только самое необходимое в небольшом саквояже – и впервые надела мягкие хлопковые брюки, которые пришлось заказать у местной швеи, после того как камеристка леди Шарлотты наотрез отказалась их шить. К брюкам девушка подобрала теплую шерстяную куртку, а волосы собрала в пучок и заправила под воротник. Дополняли образ летный шлем и очки. Выбранная одежда была практичной и соответствовала случаю, так что Ровена не собиралась обращать внимание на мнение кучки местных невежд.
Когда на прошлой неделе она позвонила мистеру Дирксу и спросила, нельзя ли оставить «Виккерс» в его ангаре, он обмолвился, что с тех пор, как началась война, никак не может найти опытных пилотов для переброски самолетов. Диркс хотел перегнать стоящие в ангаре аэропланы на завод, чтобы потом переправить их военным.
Договорить он не успел. Ровена не раздумывая предложила свою помощь. Мистер Диркс из приличия начал было возражать, но девушка продолжала настаивать, и он с видимым облегчением согласился, зная, что Ровена блестяще справится с задачей.
Когда механики закончили осмотр, аэроплан выкатили на поле. У Ровены пересохло во рту, ладони вспотели. Перед самостоятельными полетами она всегда нервничала. Начало лета она провела в Сюррее и поднималась в небо почти каждый день. Получение летной лицензии заняло чуть больше месяца, и Ровена вошла в избранный круг британских женщин-пилотов. Жаль, что триумф слегка омрачался невозможностью разделить его с Джоном.
День выдался ясным и свежим, и Ровена обрадовалась, что надела шарф. С северо-востока дул легкий ветер, но у побережья он, без сомнения, усилится.
Она подошла к «Летучей Алисе» и только тут осознала, что забыла захватить деревянный ящик для инструментов, который использовала как подставку, чтобы забираться в кабину. Судя по ухмылке на лице одного из мужчин, эту промашку заметила не она одна.
Ровена нетерпеливым жестом указала другому мужчине, чтобы тот подсадил ее. Он помог ей забраться в кабину, задержав руки на ее теле чуть дольше, чем это требовалось. Девушка залилась краской и с трудом сдержала желание залепить ему пощечину. Да как он смеет? На лице мужчины отразились смешанные чувства. Было заметно, что он не только взволнован от прикосновения к знатной особе, но и горд тем, что сбил спесь с этой нахальной девицы в штанах. Механик оглядел товарищей в поисках одобрения и грубо хохотнул.
Девушка протянула руку за саквояжем и, получив его, нагнулась к мужчине. Тот придвинулся, чтобы лучше слышать, сальная улыбка по-прежнему не сходила с его губ.
– Как вы смеете, ничтожество. Мой дядя вас в порошок сотрет.
Механик отступил от самолета и пожал плечами, хотя Ровена видела, что угроза подействовала.
– Не думаю, что хозяину поместья понравится, что его племянница расхаживает по округе, разодетая, как уличная девка.
Ровена вспыхнула, понимая, что он прав.
– Запускайте пропеллер, – отрезала она.
Мужчина ответил пренебрежительным салютом и направился к носу аэроплана.
Пропеллер запустился не сразу, и в ожидании Ровена делала глубокие вдохи, чтобы успокоиться. Не стоит отвлекаться на всякие глупости за штурвалом, мало ли что может случиться в полете. От аварий никто не застрахован.
Девушка опустила летные очки и внимательно осмотрела приборы перед собой. Не сложнее, чем в ее «Виккерсе». Манометр давления масла, спидометр, указатель давления топлива. Красные отметки на спидометре показывали максимальную скорость и минимальную критическую скорость, при которой самолет перестанет слушаться пилота. Пока Ровена занималась рутинной, но важной проверкой, пульс ее участился. Слишком долго она не поднималась в воздух. Готовясь к полету, она уже не испытывала зависти к наполненной смыслом и высокими целями жизни Виктории.
Она нажала педали руля, и самолет, набирая скорость, покатил по полю. От тряски застучали зубы. Ровена потянула на себя штурвал. Нос аэроплана задрался, и сердце воспарило вместе с ним.
Она летела.
Стоило самолету подняться в воздух, и все волнение как рукой сняло. Ровена поглядывала краем глаза на спидометр и наслаждалась видом исчезающей внизу земли. Крылья качнулись – порыв ветра отнес самолет вправо, но Ровена не дала машине сбиться с курса и поднялась еще выше. Когда аэроплан достиг нужной высоты и скорости, девушка выровняла нос и заложила вираж, чтобы стрелка компаса указывала на юго-восток.
Как обычно, ее переполняло ощущение, что все проблемы остались далеко внизу. К нему примешивались радость и спокойствие, каких она давно уже не чувствовала, пока ноги касались земли. Здесь, наверху, небо было синее, воздух свежее, а солнце светило ярче. Тут Ровена сама управляла собственной судьбой. Да, ей приходилось полагаться на исправность двигателя и благоприятную погоду, но в целом она рассчитывала только на себя и почему-то была уверена, что справится с любой неприятностью. На земле же она постоянно попадала в капкан нерешительности и сомневалась в своей способности сделать правильный выбор до такой степени, что вообще не могла ничего предпринять. Прошлой осенью стало еще хуже. Она поддалась поспешному порыву и выпросила у дяди разрешение взять в Саммерсет Пруденс. Решение привело к катастрофе. Пруденс попала в ужасную ситуацию, и в результате дружба между ними прервалась. А ведь Ровена ценила хорошие отношения с Пруденс чуть ли не выше всех остальных.
А потом, прекрасно понимая, что их отношения с Джонатоном не имеют будущего, она позволила ему соблазнить себя, и теперь, вполне естественно, он ее бросил.
Неудивительно, что она постоянно сомневается.
Но здесь, в небе, в полном одиночестве, Ровена чувствовала себя птицей, привольно парящей над утесами. В воздухе она становилась всемогущей. Смелой. Бесстрашной.
Ровена сделала глубокий вдох и позволила себе отдаться такому редкому в ее жизни чувству уверенности в себе. Перелет в Кент займет по меньшей мере два часа, а там еще предстоит найти завод мистера Диркса и посадочную площадку.
Что ж, по крайней мере, не придется волноваться о встрече с Джонатоном. Во время конной прогулки Кристобель рассказала, что он сейчас в Ларкхилле с третьей эскадрильей Королевского летного корпуса. Ровена старалась не задумываться о слухах, что вторая и третья эскадрильи занимаются в основном разведкой и прорываются глубоко в тыл врага, чтобы сделать фотоснимки.
После встречи у ангара она уже дважды каталась верхом с Кристобель. Ровена и сама не знала, зачем встречается с ней – то ли соскучилась по присущему девочке безрассудному, порой ставящему в тупик взгляду на жизнь, то ли ради редких новостей о Джонатоне. Кристобель иногда забывалась и пересказывала весточки от брата. Чувство вины вынуждало Ровену проявлять чрезмерную доброту. Она даже вызвалась прислать из Саммерсета кузнеца, когда выяснилось, что у Гренадина расшаталась подкова.
В телефонном разговоре с мистером Дирксом Ровена вскользь поинтересовалась заданиями Джона, но тот заверил ее, что понятия не имеет, чем занимаются летные эскадрильи. Ровена очень боялась, что служба Джонатона может быть опасной.
Под аэропланом парили чайки – значит, побережье совсем близко. Ровене еще не доводилось летать над водой, но она знала, что такой полет считается более сложным из-за внезапных воздушных потоков и изменчивых скоплений облаков. Ей уже давно хотелось попробовать, хотя инструктор Бруклендского аэроклуба решительно отговаривал ее от этой затеи. С другой стороны, он вообще не хотел обучать женщину. Только предложенная дядей круглая сумма смогла его переубедить.
Время пролетело незаметно. Так было всегда, когда Ровена поднималась в воздух. Судя по координатам, она уже подлетала к Кенту. Девушка отложила бортовой журнал и снизила высоту, чтобы оглядеться. Аэродром она заметила почти сразу и направила самолет туда. Бросила взгляд на золотые наручные часы – подарок тети на день рождения. Как раз вовремя. Мистер Диркс уже ждет ее.
Взлет и посадка считались самыми опасными этапами полета, и Ровена сосредоточилась. Как обычно в такие минуты, все чувства обострились, и она ощущала, как все ее существо наполняется жизнью. Подул северный ветер, так что пришлось потрудиться, чтобы удержать аэроплан на заданном курсе. Наконец колеса коснулись земли, от толчка клацнули зубы, но Ровена вздохнула с облегчением. Повернув нос самолета к огромному, крытому железом ангару, она увидела высокую фигуру. Мистер Диркс торопливо шагал к ней навстречу, не дожидаясь, пока аэроплан остановится.
Ровена протянула ему саквояж и начала выбираться из кабины. Диркс передал поклажу подошедшему с ним механику и бросился помогать ей.
– Как я рад вас видеть! – Он сдавил ее в медвежьей хватке, прежде чем поставить на землю, потом в изумлении оглядел с ног до головы. – Ба! Только поглядите на нее! Я бы в жизни не отличил вас от пилота!
– Я и есть пилот, – колко ответила Ровена и забрала у механика свой саквояж.
– Не хотел вас обидеть, моя дорогая. Выбор одежды вполне разумный. Просто вы застали меня врасплох.
Ровена сняла очки и шлем. Перед полетом она убрала волосы под ворот куртки, а теперь они развевались на сильном ветру, с которым ей пришлось бороться при приземлении.
Механики откатили аэроплан для осмотра, и мистер Диркс повел девушку к ангару. Ее спутник был огромного роста и со стороны казался неуклюжим, но Ровена прекрасно знала, насколько он на самом деле ловок и подвижен.
– Я так счастлив, что вы здесь, – произнес он с легким шотландским акцентом. – Спасибо, что переправили аэроплан. Ума не приложу, как бы я смог доставить его сюда без вас, а ведь сейчас каждая наша птичка на вес золота. Завод работает на полную мощность, но я могу производить в месяц лишь ограниченное количество. А парни бьют аэропланы быстрее, чем я их делаю.
Они вошли в огромный ангар, и мистер Диркс показал уборную, где можно привести себя в порядок.
Не обращая внимания на грязный пол и черные масляные пятна на фарфоровой раковине, Ровена быстро переоделась в темную шерстяную юбку, прихваченную именно для такого случая. Потом вынула из кармана расческу, причесалась и уложила волосы в узел. Она понимала, что хотя в присутствии мистера Диркса никто не посмел бы обидеть ее, но смущать рабочих, появившись на заводе в брюках, все-таки не стоит.
Мистер Диркс встретил ее появление улыбкой:
– Какая разительная перемена! Вы сейчас совсем другая. Пойдемте, я проведу вас по заводу перед чаем.
В ангаре рядами стояли самолеты в разной степени готовности. Ровена с удивлением заметила среди работников нескольких женщин.
Мистер Диркс обратил внимание на ее любопытство и улыбнулся:
– Приспособиться или умереть, дорогая моя Ровена. Мужчины нужны на фронте и для переброски аэропланов по нашим базам в Британии. Мы уже потеряли многих солдат, и я считаю своим патриотическим долгом предоставить работу их вдовам, если могу.
– Вы хороший человек, Дуглас Диркс, – улыбнулась Ровена.
После осмотра завода он отвез гостью на чай в «Ржавый якорь», небольшую гостиницу на окраине города. Обеденный зал показался девушке маленьким и обветшалым, но от доносившихся из кухни ароматов потекли слюнки.
– Получаете ли вы весточки от нашего мальчика?
Глядя в его добрые глаза, Ровена поняла, что он посвящен в ее отношения с Джонатоном. Ведь мистер Диркс не только работал вместе с Джоном, но и приходился старым другом его матери.
Девушка опустила взгляд на заляпанную белую скатерть.
– Нет. Мы давно с ним не разговаривали. – Она с укоризной посмотрела на собеседника. – И вам это прекрасно известно.
Мистер Диркс подавил вздох и подлил себе чая из принесенного официанткой треснувшего чайника.
– Я надеялся, что парень поумнеет. Уж не знаю, что между вами произошло, но одно знаю точно: когда находишь свою половинку, не стоит ее упускать.
– Видимо, не все так считают. Но что было, то прошло. Вы же знаете, что скоро состоится моя свадьба с лордом Биллингсли.
– Да, ваш дядя мне говорил.
– Для меня новость, что вы с ним такие близкие друзья. – Ровена воспользовалась моментом, чтобы сменить тему.
Мистер Диркс ухмыльнулся:
– Он вложил деньги в мою компанию. Граф Саммерсет – умный человек, хотя и напыщенный. Все понимает правильно.
Ровена удивленно вскинула брови:
– Кстати, как идут ваши дела? Вы говорили, что не можете угнаться за спросом.
Диркс неожиданно посерьезнел и покачал головой:
– Подготовка пилотов требует огромного количества самолетов. Мы теряем слишком много людей и машин из-за неопытности. Цифры просто чудовищные. Да, наука не стоит на месте, но испытание новшеств занимает слишком много времени. К тому же сложно сразу внести поправки в конструкцию аэропланов. Особенно сейчас, когда потребность в аппаратах так высока.
– О каких цифрах вы говорите? – неожиданно для себя заинтересовалась Ровена.
– Нам катастрофически не хватает опытных пилотов, чтобы тренировать новичков, перегонять самолеты на базы и проводить разведку. Слишком многие приходят необученными и погибают через несколько недель после поступления на службу. Причем их убивают не враги. Они гибнут из-за недостатка опыта.
От внезапной суровости в обычно жизнерадостном голосе Диркса у Ровены защемило сердце.
Она вспомнила, как готовилась к получению летной лицензии в окружении мужчин, разделяющих ее страсть к полетам. Сколько из них уже сложили головы, даже не успев толком изведать неба?
– Что можно сделать? – спросила она.
Подошла официантка и поставила на стол тарелку с сэндвичами.
– Боюсь, немного, – вздохнул мистер Диркс. – Необходимо объединить Королевский летный корпус и морскую авиацию под одним департаментом. А то слишком много путаницы, кому какие задания выполнять. Пока что наши усилия попросту дублируют друг друга.
– Разве не существует курса обучения для новых пилотов?
Диркс покачал головой, и Ровена заметила в его волосах серебристые нити, которых раньше не было.
– Все это требует времени и упорного стремления к одной цели. Наша отрасль еще не доросла до таких высот. Да что там говорить, некоторые государственные мужи до сих пор сомневаются в пользе аэропланов при ведении военных действий, черт их дери. Прошу прощения за грубость, мисс Бакстон. Порой я забываю, что разговариваю с дамой.
– Порой крепкие выражения простительны, мистер Диркс, – грустно улыбнулась Ровена.
– Это уж точно. Вот сейчас я просто в бешенстве, что не могу быстро перемещать аэропланы туда, где они нужнее. Вы же видели их в ангаре? Часть надо срочно переправить в Плимут, а еще два – в Гэмпшир, но правительство заставляет моих пилотов заниматься другими делами, и ребята освободятся только через несколько недель. В результате производство не двигается с мертвой точки.
Ровена выпрямилась, чувствуя, как участился пульс.
– Так давайте я их перегоню. Я смогу. Вы же знаете, что я справлюсь.
– Дело не в этом, – покачал головой мистер Диркс. – Конечно справитесь, я не сомневаюсь. Но должны ли вы? Вот в чем вопрос. А теперь давайте есть сэндвичи.
Пока Ровена кипела от злости, он спокойно принялся за сэндвич с огурцом.
– Назовите хоть одну причину, почему мне нельзя помочь вам.
– Я могу назвать целую уйму, – фыркнул мистер Диркс и принялся загибать пальцы. – Во-первых, ваш дядя уж точно будет против. Во-вторых, идет война и полеты над Британией могут стать опасными. И непременно станут. В-третьих, вам придется перегонять аэропланы на морские и воздушные базы, где полно армейских офицеров старой закалки, и им не понравится, что за штурвалом сидит молодая женщина. В-четвертых, возвращение в Кент будет во многом зависеть от этих офицеров, и вам придется провести с ними наедине несколько часов. Без присмотра.
– Неужели вы хотите сказать, что офицеры королевской армии способны вести себя не по-джентльменски? – возмутилась Ровена.
– Я говорю, что они увидят, как вы водите аэроплан, носите брюки и кожаную куртку, как мужчина. И это может подтолкнуть их совсем не к джентльменскому поведению.
Ровена сжала зубы и сразу вспомнила утренний эпизод в ангаре, когда она едва не ударила дерзкого механика, позволившего себе вольность. Но все равно необходимо найти какое-то решение. Несколько минут она ела молча, сосредоточенно размышляя. Ровена заметила, что Диркс пристально наблюдает за ней, словно ждет, когда она опровергнет его возражения. Почему ее сверстники-мужчины могут отправиться на фронт и повлиять на события в мире, а ей доступна лишь роль сиделки или добровольной помощницы в госпитале, которая приходит написать письма или почитать раненым солдатам? Ровена понимала, что, если война продлится долго, женщинам придется принять в ней более активное участие и не ограничиваться лишь необходимой помощью. Но это ужасно несправедливо, что Виктория чувствует свою причастность к общему делу, потому что любит и умеет ухаживать за ранеными, а Ровена и ей подобные остаются в стороне!
