Текст книги "Лейла. По ту сторону Босфора"
Автор книги: Тереза Ревэй
Жанр:
Прочие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Но я же знаю, что тебе со мной хорошо, – проговорил он, дыша рядом с ее щекой. – Ты не притворяешься со мной. Я это знаю.
Ему хотелось ее поколотить. По телу женщины пробежала дрожь. Он догадался, что ей, наверное, страшно. Бледная улыбка осветила черты Нины, не отражаясь в глазах.
– Обычная физиология, – с издевкой сказала она. – Зачем же отказываться от наслаждения? Это было бы абсурдно, разве нет?
«Может ли мужчина этим удовлетвориться?» – задался вопросом Луи, пораженный безразличием. Он не был создан для формальных отношений, хотя и боялся признаться себе в этом. Он тайно ждал от Нины иного. Он корил себя за то, что оказался смешным. Как не презирать такого жалкого типа, который выпрашивает любовь? Любовь никогда не подают, как милостыню.
Она сняла рубашку. Ее грудь была слишком тяжела для женщины ее возраста. Кое-где на белоснежной коже была мраморная сетка растяжек. Он подумал, не было ли у нее ребенка. Она не носила обручальное кольцо, но у ростовщиков Галаты их было так же много, как меховых шуб.
Раздевшись, она легла рядом. Луи поднялся, молча порывшись в карманах, извлек несколько купюр и бросил на полку рядом с подсвечником. Выходя, он не закрыл за собой дверь.
Глава 11
Стамбул, апрель 1919 года
– Да за кого она себя принимает? – вопрошала Роза супруга. – У меня было назначено собеседование с преподавателем Марии, но мне дали понять, что с ней можно встретиться сейчас или никогда. Впервые мне ставят ультиматум. Я считаю, что это весьма грубо, разве не так?
В этот день Луи вернулся в конак раньше обычного. С приездом жены он больше не находил здесь того спокойствия, которое ему раньше так нравилось. Роза искала любой повод, чтобы выплеснуть негатив. Она оказалась более требовательной, чем та женщина, которую он помнил. «Разве только я уже не столь терпелив, как раньше», – думал он, присаживаясь на край кровати.
– У тебя пыльная форма! – запротестовала супруга. – Мне удалось заставить их принести стул. Не без труда, конечно. Слуги не понимают и слова цивилизованного языка и косо на меня смотрят. В особенности черный. У меня от него мурашки по коже.
Луи вздохнул.
– Роза, эти служанки – турчанки. Они стараются понять тебя. Наше присутствие повлекло за собой серьезные перемены в доме. И для Али Ага это тоже довольно сложно.
– Только подумать, он – евнух! Это дикость. И мне вовсе не нравится, что Мария будет жить с ним рядом. К счастью, малышка еще ничего не понимает в таких вещах.
– Послушай, это не заразная болезнь, – рассердился Луи. – Евнухи сераля – особые персоны с особым статусом. Ни сами евнухи, ни так называемые рабыни не соответствуют тому, как их описывают западные писатели в своих дрянных романчиках.
Роза поправила прическу. В зеркале отражалось недовольное лицо мужа. Его поведение не слишком удивляло. Восток кружил мужчинам голову. Здесь все было иначе. Женщины, свобода нравов, экзотика, климат, чувство безнаказанности, ведь они находились далеко от своих близких… Как не поддаться всякого рода слабостям? Ведь не зря европейцы воссоздавали за границей модель западного общества, защищенного от влияния извне. Англичане ничего не изменили в поведении индийцев, и они не селились рядом с местными. Увы, французы имели репутацию более толерантных людей.
Молодая женщина поправила гранатовые серьги, слегка пощипала себя за щеки, чтобы придать им немного краски. Она пыталась справиться с разочарованием, которое вселял в нее муж последнее время.
– Похоже, ты стал экспертом по османским традициям, – съязвила она. – У тебя всегда на все готов ответ. Что касается меня, то кажется вовсе неуместным, что бывшая рабыня диктует мне правила. Но ты прав, я должна быть снисходительна. Что можно говорить о манерах этой бедной женщины? Только Богу известно, через какие несчастья ей пришлось пройти.
– Я думал, нельзя судить людей, ничего о них не узнав.
– Луи, я не сужу, я констатирую факт. А рабство противоречит моим принципам. Нельзя за миг перестать быть рабом. Это накладывает отпечаток.
– У османов слово «раб» не является синонимом бесчестья, – продолжал он. – Талантливые христианские дети из завоеванных Портой стран, которые становились янычарами, могли рассчитывать на должность визиря, а черкешенки или грузинки из гарема часто использовали плен как возможность получить достойное воспитание. Случалось даже, что родители сами отдавали детей, чтобы воспользоваться шансом. Если девочки хотели, они получали вольную после нескольких лет службы, получали приданое и выходили замуж. Здесь с рабынями никогда не обращались как с низкими существами. По социальной иерархии с ними обращаются с бо́льшим почтением, чем со свободными служанками.
– Полная бессмыслица! Сомневаюсь, что женщина ценит то, что не может высказать свое мнение касательно будущего замужества.
– Ты думаешь, французский крестьянин спрашивает мнения у дочери, перед тем как выбрать ей мужа?
Раздраженная, Роза повернулась спиной к супругу, чтобы тот застегнул ей платье. Луи принялся выполнять задачу. Его пальцы задержались на затылке женщины, там, где каштановые волосы непослушно выбивались из-под строгого пучка. Супруга поспешила отстраниться. Ей было тяжело привыкнуть к физической близости после стольких лет разлуки. Луи изменился. Черты лица стали резче, взгляд потускнел. На теле были следы от ран, о которых он не любил рассказывать. Иногда у нее возникало впечатление, что она обнимает чужого человека. Чужого, слишком смелого, как ей казалось.
– Что касается ее невестки, то я даже не знаю, что думать, – продолжила она, словно ничего не случилось. – Эта Лейла-ханым никогда не улыбается.
«Как же я ее понимаю!» – подумал Луи, всматриваясь в холодное лицо жены. К счастью, дочь была очарована Востоком. Луи был рад, когда обнаружил веселую девочку, которая краснела по любому поводу и в которой осталось достаточно детской искренности, чтобы горячо обнимать отца.
– Полагаю, что я готова, – сказала Роза.
На ней было серое шерстяное платье с воротником-шалью. По краю юбки средней длины шла бархатная кайма. Наряд был элегантным, но строгим. Роза отличалась вкусом и, имея талант модистки, сама шила платья по выкройкам, купленным в женских магазинах. «Жаль, что она похожа на учительницу», – с сожалением подумал Луи.
Она остановилась, закусив губу.
– Ты уверен, что не можешь пойти с нами?
– Не волнуйся, дорогая, – успокоил супруг. – Там будет Лейла-ханым, и вы хорошо проведете время. Это умная и внимательная женщина.
– Откуда ты знаешь? Я думала, что мусульманские женщины говорят только со своим мужем и ни с кем из чужих мужчин, тем более с христианином. – Она смерила его подозрительным взглядом.
– У нас с ней особые отношения с тех пор, как мой шофер сбил ее сына. И потом, ты увидишь, что некоторые турчанки намного образованнее, чем основная масса европейских женщин. Ее свекровь почитает старые традиции, но дамы из общества открыты Западу. Мне приходилось встречаться с такими женщинами на официальных приемах. Когда они путешествуют за границу, то одеваются так же, как и ты. Они образованные и обожают Францию. Им тоже нравится Пьер Лоти! Вот уже общая тема для разговора, ты так не считаешь?
– То, что мне нравится творчество писателя, вовсе не значит, что я разделяю его мнение. Лоти не является одним из тех, кого можно рекомендовать. Ему приписывают слишком вольное поведение.
В голове Луи возник образ обнаженной Нины, капельки пота на ее коже, животе. У него закружилась голова. Три недели назад приехала Роза, и он посчитал делом чести больше не появляться у русской. Их ссора очень его ранила. И он больше не курил опиум на улочке позади мечети Сулеймана.
Во время семейного ужина после долгой разлуки, убаюканный любезной беседой с супругой и дочерью, он испытал чувство полного покоя. Ему внушала спокойствие мысль о том, что он снова будет играть знакомую роль отца семейства, которую от него все ждали. Он пообещал себе, что о лихорадке последних нескольких месяцев, о некоторых отступлениях от общепринятых норм он разве что будет вспоминать в старости. «Но спокойствие также может быть саваном», – предательски прозвучало в голове.
– Ты восхитительна, – серьезным тоном произнес он, словно пытаясь убедить себя в этом.
Роза подозрительно посмотрела на мужа. Эта женщина никогда не умела принимать комплименты. Для этого ей не хватало естественности, что было недостатком и в постели.
В этот самый момент в другом крыле дома Лейла в отчаянии ходила по комнатам. Поведение свекрови не предвещало ничего хорошего. Гюльбахар-ханым пустила в ход все средства. Из гостиной исчезли малейшие намеки на современность. Даже сигареты не имели права здесь находиться. Бо́льшая часть женщин сераля не курили, но Гюльбахар никогда не контролировала это. Лейла подозревала, что свекровь злорадствовала, когда устанавливала новый декор, словно минировала территорию.
Француженка привезли с собой три чемодана и с порога выдвинула множество требований. С первых дней из-за недоразумений она довела до слез служанку, кухарка была в крайнем отчаянии. Даже Али Ага не мог скрыть свой гнев. Луи Гардель попросил Лейлу разрешить супруге нанести визит вежливости хозяйке дома, надеясь восстановить гармонию между двумя группами, которые делили кухню и прислугу.
«Если бы Селим был здесь, он бы разрядил обстановку!» – с сожалением думала Лейла. Но судя по энтузиазму его писем, парижская жизнь пришлась секретарю падишаха по душе. Он даже намекал, что останется там до весны. Лейла спрашивала себя, требовала ли того служба или это собственный выбор супруга. Селим не унаследовал от матери склонность драматизировать события, зато порой мог быть не менее эгоистичным, чем Гюльбахар.
Взволнованная малышка Перихан сидела по-турецки рядом с бабушкой. Ахмет, тщательно причесанный, с важным видом спокойно ждал гостей. Он мечтал встретить белокурую девочку, которую заметил, когда та гуляла с матерью в саду. Лейла с нежностью наблюдала за сыном. Тот был крайне впечатлительным. А вот Перихан никого не боялась. Настоящая девчонка-сорванец.
– Ханым Эфенди, будьте снисходительны, прошу вас! – умоляла Лейла свекровь.
Гюльбахар холодно улыбнулась:
– Послушай, я не имею ничего против этой несчастной гяур, которая считает, что может отдавать приказы в моем доме, хотя она и ей подобные – лишь пыль под нашими ногами.
Лучшие подруги Гюльбахар одобрительно закивали. Лейла опустила глаза, чтобы скрыть раздражение.
– Мы не можем настраивать этих людей против себя. Ситуация в стране не улучшается. Снабжение все хуже и хуже, атмосфера в городе очень напряженная. Капитан Гардель, по крайней мере, любезен с нами и не желает нам зла.
– И что с того? – возмутилась Гюльбахар. – Женщины нашей семьи предоставлены самим себе. Кто сможет нас в чем-то упрекнуть?
– Союзники всех подозревают в шпионаже, – раздраженно произнесла Лейла. – Они не считают, что женщины – наивные существа. Они полагают, что женщины ответственны за свои поступки.
Гюльбахар недобро посмотрела на невестку.
– Мы не нуждаемся в мнении Запада, чтобы понять, чего стоим. Со смертью Сулеймана Законодателя матери султанов были наделены важными политическими функциями. Нам не в чем завидовать Екатерине Медичи или Елизавете I, королеве Англии. Впрочем, мы, мусульманские женщины, не нуждаемся ни в законах, ни в указах, подтверждающих наш статус. Свою роль мы получили от Аллаха, хвала Его имени!
Лейла подумала, что свекровь обладала всеми качествами, чтобы стать валиде-султан[32]32
Валиде-султан – титул матери правящего султана.
[Закрыть], которая имела бы в своем распоряжении ключи власти в серале.
– Вы говорите о своей роли, Ханым Эфенди? Большинство турецких женщин не исполняют ни одной! Они – пленницы замужества, от которого не могут абстрагироваться, поскольку не способны сами себя защитить. Им вдолбили в голову добродетели кротости и смирения. И только качественное образование поможет женщинам переступить семейный круг.
Подруги свекрови ошеломленно глядели на невестку Гюльбахар.
– Мир изменился, – пылко продолжила Лейла. – Ответственные люди должны защищать своих детей, вручив им достойное оружие, чтобы обеспечить прогресс.
– Хорош же прогресс! – горько рассмеялась Гюльбахар.
– Посмотрите на уничтожение мусульманского населения во время войны на Балканах, мировой войны, на хаос русской революции… Да, отныне женщина должна быть независима, потому что судьба слишком часто бросает ей вызов и она вынуждена рассчитывать только на себя. Хватит витать в облаках!
Лейла сама удивилась своей наглости. Вот уже несколько месяцев она испытывала странное возбуждение, причину которого никак не могла понять и которое, казалось, держало ее за горло.
– Вижу, что ты продолжаешь читать книги Халиде Эдип и Фатмы Алийе[33]33
Фатма Алийе Топуз (1862–1936) – турецкая писательница-романистка, борец за равноправие полов. Считается первой женщиной-романисткой как в Турции, так и во всем исламском мире.
[Закрыть], – заметила Гюльбахар, с презрением произнося имена феминисток. – Из-за того, что ты слишком много размышляешь, ты забываешь об истинной глубокой природе существа. Только семья укрепляет общество! Матери – его основа, и их место дома. Вы же, интеллектуалки, вы хотите бросить бедных женщин на улицы, на фабрики, где они будут подвержены всякого рода искушениям, станут игрушками различных пороков, как эти жалкие русские женщины. Ты действительно этого хочешь?
Лейла вызывающе на нее посмотрела. Свекровь упрекала в том, что она много читает, но именно благодаря образованию современная мысль упорно делала свое дело со времен первых реформ Танзимата[34]34
Реформы Танзимата – эпоха реформ в Османской империи в 1839–1976 гг. Тогда была принята первая османская конституция.
[Закрыть]. Ее собственная семья, в которой были и журналисты, и преподаватели университетов, способствовала переменам. Она никогда не откажется от этого открытого в мир окна! У Лейлы было ощущение, что все стремительно меняется, а она беспомощна, закрыта в доме, словно наказанный ребенок. Когда ей хотелось что-либо обсудить, она встречалась с Орханом, но он часто пропадал в городе, и женщина не знала, где и почему.
Спор внезапно прекратился благодаря появлению Розы Гардель и ее дочери Марии. Женщины встали и склонились в грациозном теменна[35]35
Теменна – восточное приветствие.
[Закрыть], слегка касаясь рукой пола, затем сердца, рта и лба.
Роза Гардель замерла на пороге, ошеломленная роскошью ковров, фарфора и перламутра, сверкающих люстр, пурпурных подушек, вышитых серебром. Француженку поразили длинные платья с изысканной вышивкой и сияющие пояса женщин. Просторный зал благоухал ароматом ладана. Молоденькие служанки с тюрбанами, украшенными жемчугом, одетые в широкие штаны, завязанные на лодыжках, в болеро и кружевные жабо, терпеливо ждали в стороне. Возле серебряной жаровни, наполненной горящими углями, две служанки держали поднос, покрытый вышитой золотом скатертью, на котором стояли маленькие кофейные чашки. В глубине комнаты из маленького фонтана струилась вода.
«Вот это и есть гарем, – подумала Роза. – Оранжерея сладострастия, где жены и сожительницы одного-единственного мужчины проводят время в ожидании, пока тот соблаговолит их призвать. Интересно, темнокожие – в прошлом рабыни? Были ли они освобождены, как полагает Луи? А если нет? Предложить им бежать?». Раздираемая противоречивыми чувствами – восхищением и страхом, – она не знала, что думать. Луи подтвердил, что у Селим-бея только одна жена, как и у большинства турок, которые уже давно не придерживались полигамии, это было не в моде. Да и слишком дорого обходилось содержание нескольких жен, между которыми, согласно законам шариата, должно быть равенство как в материальном, так и в эмоциональном плане.
Роза не могла отвести глаз от статной женщины, единственной, кто остался сидеть, скрестив ноги, на невысоком диване. Она никогда не встречала личности столь яркой, как эта дама. Опаловая кожа, брови дугой, тонкий нос, красиво очерченные губы. На атласном наряде бирюзового цвета переливались вышитые бабочки, образ довершали серьги из крупных сапфиров. Дама пристально смотрела на француженку. Взгляд был спокойный и явно недружелюбный. Голубизну глаз подчеркивала четкая линия косметического карандаша. «Ничего общего с рабыней, а вот с королевой – много чего», – подумала Роза. Чувствовала себя француженка неловко.
Бросив взволнованный взгляд на мать, Мария поспешила сделать реверанс.
– Мама, подарки, – прошептала она.
Роза словно вынырнула из транса:
– Мадам, мы с дочерью благодарим вас за приглашение. Позвольте преподнести вам несколько презентов.
Луи был бескомпромисен, давая понять: на Востоке дарить – означает жить. Это целое искусство. Не задеть малоимущих слишком скромным подношением, не оскорбить богатых слишком шикарным презентом.
– Мне известно, что вам нравится рисовать Босфор, – продолжила она, отчеканивая каждый слог, поскольку сомневалась, что дама бегло говорит по-французски. – Я привезла эти акварельные краски из Франции.
Лейла следила за реакцией свекрови. Невестка догадалась, что французская гостья отказалась от красок в пользу Гюльбахар. Молодая турчанка была тронута вниманием. Покраснев, Мария в свою очередь вручила игрушки, которые выбрала для Ахмета и Перихан. Малышка сразу же поблагодарила белокурую девочку и увела с собой на подушку, где уже восседала ее фарфоровая кукла.
Гюльбахар-ханым церемонно приветствовала иностранку. Ради забавы она поблагодарила Розу длинно и цветисто, чтобы у гяур не осталось сомнений в совершенном французском черкешенки.
– Будьте добры, присаживайтесь, мадам, – в завершение сказала она, указывая на кресло рядом с собой и недалеко от двери, что было знаком уважения.
Лейла облегченно вздохнула. Первый барьер преодолен. Служанки подали мармелад, завернутый в сыр, и мармелад в кунжутных семечках, и сладости с медом и миндалем. Кофейный церемониал под руководством Гюльбахар был исполнен по всем правилам. Беседа касалась безобидных тем. Турчанки приветливо улыбались, каждая рассказывала истории на мелодичном французском языке.
Супруга капитана Гарделя сидела с плотно сжатыми коленями, скрестив щиколотки. Бледное без макияжа лицо и скромное серое платье делали ее похожей на выпавшего из гнезда птенца. Казалось, Гюльбахар была поражена. Как она может вести борьбу на равных с таким безликим существом? Сдерживая смех, Лейла, кашляя, отвернулась.
– Мадам, надеюсь, что вам по вкусу скромность моего дома, – неожиданно заявила свекровь. – Мне бы очень хотелось, чтобы ваше пребывание с нами, каким бы коротким оно ни оказалось, было для вас приятным. Я специально проинструктировала своих людей на этот счет. Думаю, стоит им простить их промахи.
Ложь этой колкости бросалась в глаза, Лейла была поражена провокационным тоном свекрови. Согласно традиции, Гюльбахар-ханым должна была продемонстрировать сдержанность, скромность и деликатность, что демонстрировало бы дружелюбие.
– Ваш дом прекрасен, мадам, – вежливо ответила Роза. – Различаются всего лишь наши привычки.
– Ах, вот как? – ответила Гюльбахар, делая вид, что сожалеет. – Запад декларирует мифический образ турецкой женщины. Нас считают пленницами, охраняемыми свирепыми чернокожими, которые суют нас в мешки и швыряют в Босфор. Но поверьте, дорогая мадам, наши будни намного прозаичнее… Так что вы говорили?
Роза откашлялась.
– Мне пришлось внести некоторые коррективы, и я хотела спросить у вас…
– Ваша дочь будет поступать в Нотр-Дам-де-Сион?[36]36
Орден Богоматери в Сионе (Notre-Dame de Sion) – католический религиозный орден, основанный в 1843 г. Основным назначением ордена было создание христианских школ для еврейских и мусульманских детей с их последующим обращением в христианство. В 1856 г. сестры ордена прибыли в Стамбул для организации французского лицея Богоматери в Сионе для девочек при семинарии церкви Святого духа конгрегации лазаристов. Во времена, описываемые в романе, – одна из элитных школ.
[Закрыть] – внезапно перебила Лейла, решив, что беседа скользнет на нежелательный путь. – У них отличная репутация. С давних пор французские школы пользуются большим авторитетом в Империи. Наша элита воспитывалась французами. Мой муж учился в Галатасарайском лицее[37]37
Придворная школа, открытая в правление султана Баязида II в 1481 г. В 1866 г. преобразована по образцу французской учебной системы и стала называться Султанская галатасарайская школа.
[Закрыть], и Ахмет туда отправится через два года.
Роза была немного сбита с толку, но не осмелилась не ответить молодой женщине.
– Да, я действительно выбрала эту школу для Марии, поскольку моя сестра Одиль служит в этой конгрегации[38]38
Конгрегация – в католической церкви: религиозная организация, непосредственно связанная с каким-либо монашеским орденом, имеющая свой устав и состоящая из священнослужителей и мирян.
[Закрыть]. К несчастью, сестра больше не живет в Константинополе, переехала в Измир, где жила до войны.
– Так вы связаны с нашей страной? – обрадовалась Лейла. – Вскоре вы, безусловно, сможете ее навестить. Весной Измир чудесен.
– Город греков и левантинцев, – проворчала Гюльбахар по-турецки.
Лейла нахмурилась.
– Война сильно потрепала бедных монахинь, – продолжила Роза, натянуто улыбаясь. – В 1914 году им дали сутки, чтобы покинуть Турцию, после чего пансионат был закрыт по приказу правительства. Лишь немногие получили право остаться следить за зданием, но некоторые были арестованы…
– Мне кажется, что несколькими веками ранее Французская революция поступила с ними таким же образом, – заметила Гюльбахар. – И довольно грубо, судя по тому, что мне рассказывали.
– Как это? – спросила Роза, застигнутая врасплох.
– Разве Франция не изгнала своих верующих? Сражались даже в ваших местах поклонения, – уточнила свекровь с притворным ужасом. – Многие нашли приют на нашей земле. И это не впервые в истории. Мы также приютили гугенотов, которых в свое время вышвырнул король Франции… Наши почтенные султаны отличаются давней традицией гостеприимно принимать всех гонимых, не разделяющих нашу веру.
Лейлу обдало холодным потом. Этого разговора нужно было избежать любой ценой. От служанок Гарделей молодая турчанка знала, что Роза очень набожная католичка, а значит, тема христианских меньшинств Османской империи – болезненный вопрос. Нельзя было допустить, чтобы женщины стали обвинять и поносить друг друга, вспоминая резню и с той и с другой стороны.
– Хорошо, – сказала Лейла, захлопав в ладоши. – Перихан, ангел мой, ты хотела прочитать стихотворение в честь наших гостей, не так ли?
Девочка немедленно вскочила и стала перед мадам Гардель. Гордо вздернув подбородок, малышка принялась читать наизусть басню Лафонтена, вкладывая в чтение весь свой пыл. Когда Перихан чуть помедлила в одном месте, Роза подсказала забытые слова.
Женщины аплодировали. Гюльбахар похвалила внучку, и та свернулась калачиком в ее объятиях. Казалось, буря миновала. Лейла обратилась к Всевышнему с молитвой и благодарностью. Молодая женщина еще не знала, что эта передышка окажется слишком короткой.