Текст книги "Соблазненная дьяволом"
Автор книги: Тереза Медейрос
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Я не могу упрекать их за то, что они волнуются. Не чайник же они свой любимый потеряли. Синклер уже более двадцати четырех часов удерживает в своих лапах мисс Марлоу, и не мне напоминать вам, насколько безжалостным может быть этот человек. Очень прошу вас простить мне мое нетерпение, но семья мисс Марлоу не понимает, почему вы не вызвали представителей закона. Я, если хотите знать, тоже этого не понимаю.
– Да потому что я представитель закона! – гневно воскликнул граф, повернувшись к Йену со свирепостью, свойственной скорее человеку вдвое моложе его. Его некогда затуманенный взор под полуопущенными веками теперь горел яростью. – И всем, вплоть до самого Эдинбурга, известно это, включая наглого ублюдка Синклера. И только убийство одного из них, из англичан, заставит красные мундиры вмешаться в нашу вражду. Для них для всех мы всего лишь кучка непослушных детей, дерущихся за свою любимую игрушку. Они просто погладят нас по голове и отправят каждого своей дорогой в надежде, что в конце концов мы уничтожим друг друга, и тогда они могут вмешаться и забрать все игрушки.
– В таком случае, что вы намерены предпринять?
– В данный момент? – Граф повернулся и снова стал смотреть на горную вершину, как будто и не было никакого взрыва гнева. – Ничего. Я отказываюсь доставить удовольствие Синклеру, понимая, что с помощью его ничтожного заговора ему удалось превзойти меня. Если бы я уже не выплатил ее отцу ту невероятно большую сумму его долга, большую часть которой, как я подозреваю, он уже спустил за игровым столом, я бы позволил Синклеру удерживать эту девушку, поскольку не испытываю к ней большой эмоциональной привязанности. За пару недель я вполне мог бы найти себе другую невесту. Все, что для этого требуется, еще одна поездка в Лондон и еще один отчаявшийся, без гроша в кармане, папаша.
Граф был опекуном Йена с тех пор, как его родители погибли во время нечастного случая с каретой. Ему тогда было девять лет. У него было достаточно времени, чтобы привыкнуть к бессердечности двоюродного дедушки, и он давно перестал тосковать хоть по каким-то проявлениям теплоты и любви. Но даже он не смог сейчас удержаться и не вздрогнуть, услышав бессердечные слова графа.
Интуитивно понимая, что надежнее всего взывать не к благополучию девушки, а к гордости дядюшки, Йен сделал еще один шаг в его сторону и, понизив голос, сказал:
– Если эти дикари изнасилуют или убьют вашу невесту, вряд ли это благополучно отразится на вас. Обвинять станут не Синклера и его клан, а вас, милорд. А когда новость достигнет Лондона – поверьте моему слову, это в конце концов произойдет, – даже самого отчаявшегося отца невозможно будет уговорить отдать в ваши руки свою дочь. Ведь вы не гарантируете сохранить ее живой до брачной ночи.
Завершив свой страстный монолог, Йен затаил дыхание, ожидая, что дед в очередной раз гневно набросится на него, разразившись бранью.
Но на этот раз старик, казалось, на самом деле обдумывал его совет.
– В таком случае мы подождем следующего шага Синклера, – на мгновение поджав тонкие губы, сказал граф, – как я и планировал. Поскольку ты, кажется, все уже испортил, я сам навещу ее родителей и скажу им, что у нас связаны руки, пока мы не получим от этого негодяя требования выкупа. Только тогда мы сможем решить, как действовать дальше.
Воодушевившись свежей идеей, дядюшка взял свою трость, стоявшую на медной подставке, и бодро вышел из кабинета. Йен направился было за ним, но, прежде чем отойти от окна, его взгляд привлек великолепный вид, открывавшийся там. С небес начинали опускаться сумерки. Собирающиеся тени набросили на самую вершину горы тонкую бледно-лиловую вуаль.
В отличие от дядюшки Йен, когда это возможно, старался избегать этого вида. Впервые появившись в замке Хепберна в десятилетнем возрасте, бледный, худой, оторванный от жизни, Йен втайне мечтал побродить по скалам и пещерам горы также дико и свободно, как один из орлов, паривших над ее величественной вершиной. Но дядюшке быстро надоел путавшийся под ногами ребенок, и он отправил его в школу. Летом и большую часть каникул Йен проводил в городском доме графа в Лондоне под равнодушным присмотром то одного дворецкого, то другого.
Когда ему исполнилось семнадцать, дядюшка вызвал его назад в Шотландию и отправил в Сент-Эндрюс. Йен раздался в плечах, но оставался таким же бледным и оторванным от жизни парнем, что сделало его желанным объектом для насмешек со стороны более мускулистых и менее развитых интеллектуально одноклассников.
Однажды промозглым осенним днем трое из них по очереди толкали Йена на зеленой лужайке колледжа Святого Сальватора.
– Оставьте парня! – послышался приказ.
Они перестал и тузить Йена и все как один, не веря собственным ушам, повернулись, чтобы посмотреть на молодого человека, который стоял в тени каменной арки как раз под башенными часами. Он был высок и широкоплеч, только вот одежда оказалась поношенной и слишком короткой для его длинных ног. Плохо постриженные густые темные волосы лезли в светло-зеленые глаза, которые он прищурил, явно предупреждая обидчиков.
Главный из мучителей Йена, неуклюжий мальчишка по имени Бартимус с икрами, напоминавшими стволы деревьев, и заплывшей жиром шеей фыркнул, явно недовольный необходимостью искать новый объект для своих хулиганских выходок, выступил вперед.
– Иначе что будет, горец? Заставишь нас есть хаггис [8]8
Шотландское блюдо.
[Закрыть]? Или забьешь до смерти своей волынкой?
Когда Бартимус со своими друзьями с грозным видом двинулся в сторону незнакомца, у того на губах заиграла ленивая улыбка. Странное дело, от этого его вид, наоборот, стал намного свирепее.
– Думаю, что волынки не потребуется, парни. Исходя из того, что я увидел, вы трое вполне способны поколотить друг друга и без моей помощи.
Недоверие этой троицы переросло в возмущение, они обменялись взглядами и все как один бросились на новичка. Йен бросился за ними, не понимая, что будет делать, но ему не хотелось, чтобы незнакомец пострадал из-за него. Он успел сделать всего лишь несколько шагов, как послышался первый удар кулака, а за ним – громкий визг.
Йен остановился как вкопанный, открыв от изумления рот.
Оказалось, что поражение потерпел не новичок, а нападавшие на него мальчишки. И проделано это было без использования тех изящных приемов, исполнение которых Йен наблюдал во время посещения боксерского клуба Джентльмена Джексона в Лондоне. Здесь все произошло с безжалостной точностью, объединившей в себе безудержную импульсивность с грубой силой. К тому времени, когда незнакомец разделался с мальчишками, весь их грозный вид и важная походка куда-то исчезли, теперь они едва держались на ногах.
Охая, потирая болезненные ушибы и прикрывая разбитые носы, компания заковыляла прочь, явно подыскивая какой-нибудь уединенный уголок, где можно осмотреть синяки, подальше от любопытных зевак, которые собрались сразу же после первого удара. Кроме содранных костяшек пальцев их противник нисколько не пострадал.
У Йена взбунтовалось чувство гордости. Он с обиженным видом посмотрел на своего спасителя и, наклонившись, стал собирать рассыпавшиеся книги.
– Имей в виду, мне не нужен защитник. Я сам могу о себе позаботиться.
– О да, ты бы прекрасно с этим справился. – Незнакомец убрал с глаз упавшие волосы. – Я так полагаю, что после того, как эти трое разобьют тебе губы и поставят синяк под глаз, ты дашь им такой нагоняй, который они никогда не забудут.
– Йен Хепберн, – выпрямился Йен, протягивая незнакомцу руку и сдерживая улыбку.
Молодой человек на мгновение замешкался, по лицу пробежала хмурая тень, но потом все же грубо потряс протянутую Йеном руку.
– Большинство моих друзей зовут меня просто Син. – Он окинул печальным взглядом древние каменные стены, окружавшие двор колледжа, и едва слышно пробормотал: – Или по крайней мере могли бы так называть, если бы в этой забытой Богом тюрьме у меня были друзья.
Приободрившись, что нашел родственную душу, которая ненавидит Сент-Эндрюс так же сильно, какой сам, Йен уже не пытался сдерживать улыбку.
– Боюсь, ты не сможешь завести много друзей, если все проблемы стараешься решать кулаками. – Йен покачал головой, изумляясь мастерству, с которым его новый знакомый управлялся этими кулаками. – Как ты научился это делать?
– Что? Драться? – Син пожал широкими плечами, словно расправляться с тремя противниками без особых усилий было для него ежедневным занятием. – Там, откуда я приехал, если человек не может драться, он не выживет.
Йен задумчиво нахмурился. Ему всегда приходилось полагаться на собственную сообразительность, чтобы выжить. Может, настало время принять во внимание и другие возможности.
– Можешь научить меня?
– Как драться?
Йен кивнул.
– Думаю, да. – Син окинул его критическим взглядом. – Для своего роста ты немного худощав, но это излечивается несколькими полными мисками пюре из репы и картофеля, – криво ухмыльнулся Син. – Пока не нарастим мясо на твоих костях, могу научить тебя нескольким грязным приемчикам, которые заставят этих придурков подумать дважды, прежде чем цеплять тебя.
– Я могу заплатить тебе, – сказал Йен, глядя на поношенную одежду Сина.
– Держи свои деньги при себе, Йен Хепберн, – решительным голосом заявил Син, и улыбка пропала с его лица. – Я не какой-нибудь попрошайка паршивый, и мне не нужна твоя милостыня!
С этими словами он резко повернулся и пошел прочь.
– Если ты слишком гордый, горец, – крикнул ему в спину Йен, чувствуя раздражение, – тогда, может, и я научу тебя чему-нибудь полезному в ответ… Например, как правильно говорить.
Син остановился и медленно повернулся к Йену, сжимая пальцы в кулаки. И хотя Йен испугался, что сейчас последует удар этих грозных кулаков, но с места не сдвинулся.
– Э, парень, – ухмыльнулся Син, – а с чего это ты решил, что я захочу учиться болтать, как какой-то напыщенный джентльмен, который тарахтит так, как будто ему в задницу трость вставили?
– Это был английский? – заморгал глазами Йен. – Может, мне надо было вызваться переводить для тебя, а не учить, как говорить правильно? На этой тарабарщине ты говоришь довольно бегло.
Йен почувствовал, как расплываются в улыбке его губы, когда Син показал ему жест, не требующий перевода.
Сейчас улыбка исчезла с его лица вместе с воспоминаниями того рокового дня, а Йен продолжал стоять перед окном в кабинете графа. Пока он предавался воспоминаниям, последние лучи дневного света уступили место синевато-пурпурным оттенкам сумерек и Йен увидел в стекле отражение своего задумчивого лица.
Он уже не был тем бледным и худым мальчишкой, он стал мужчиной, с которым надо считаться. Благодаря тому парню он знал, как использовать и кулаки, и разум, чтобы выжить. Но он все так же, как тот одинокий девятилетний мальчик, который приехал сюда в надежде найти дом и семью, оставался на побегушках у деда, продолжая быть марионеткой в его деспотичных прихотях.
Йен смотрел на гору, вспоминая мальчишку, который родился, чтобы стать его врагом, но очень короткое время был его другом, и понимал в душе, что нигде в мире ни один из них не сможет спастись от ее могущественной тени.
Глава 11
Когда луна уже высоко стояла в ночном небе, Джейми натянул поводья. В его объятиях, словно в люльке, покачивалось прижавшееся к груди безвольное тело. Эмма не жалуясь вынесла нечастые остановки и быстрый темп езды, которого они придерживались весь день, но когда Джейми почувствовал, что она все слабее держит его за талию, ему пришлось пересадить ее вперед.
Эмма выразила свой протест против перемены мест недовольным стоном и сердитым взмахом ресниц, но тут же, как сонный котенок, прижалась к его груди. Как ни старался Джейми ровно сидеть в седле, выбившиеся из кожаного шнурка непослушные локоны все же умудрялись щекотать его нос. Для него оставалось загадкой, как после утомительного дня, проведенного в седле, Эмма умудрялась пахнуть свежо, словно лилия, умытая нежным весенним дождем.
Она пошевелилась и опять застонала. Джейми заставил лошадь перейти с легкого галопа на шаг, не обращая внимания на нетерпеливые взгляды его людей. Ему вдруг расхотелось разбивать лагерь на ночь. Эмма перенесла утомительный день в седле, но он не был уверен, что переживет еще одну ночь, зная, что она спит где-то рядом.
Он надеялся, что его сердитый взгляд положит конец разговорам, но Бона, который поравнял свою гнедую лошадь с Джейми и бросил осторожный взгляд на спавшую в его объятиях Эмму, этот взгляд не остановил:
– Мне кажется, хорошо, что девочка сейчас отдыхает, а?
– Это еще почему?
– Ну, став утром свидетелем твоего поцелуя, – пожал плечами Бон, – я стал подозревать, что на грядущую ночь ей потребуются все ее силы.
Джейми продолжал смотреть прямо вперед, не желая слушать поддразнивания Бона и думать о тех восхитительно порочных образах, которые родились у него в голове.
– Она, возможно, поначалу будет немного брыкаться, – невзирая на каменный профиль Джейми, весело продолжал Бон, – но как только ты приучишь ее к седлу, можешь гарцевать на ней, сколько захочешь. Если почувствуешь, что устал и понадобится помощь, хочу, чтоб ты знал, можешь на меня рассчитывать. Только свистни, и я буду необыкновенно счастлив…
Джейми протянул руку и сомкнул пальцы на шее Бона, оборвав его на середине предложения. Продолжая одной рукой удерживать Эмму, он наклонился к кузену, заглянул ему прямо в глаза и сказал:
– Ценю твое предложение, но не думаю, что потребуется твоя помощь. Ни сегодня ночью, ни в любую другую ночь.
Он отпустил Бона, поразив его таким взглядом, от которого наверняка стало бы стыдно самому дьяволу, потом снова подхватил поводья и сосредоточил внимание на дороге.
Продолжая смотреть на Джейми так, как будто он поддал ногой покалеченного котенка, Бон потер шею, где остались следы от кончиков пальцев.
– Нечего быть таким вспыльчивым, ясно? А то можно подумать, что это из-за невесты Хепберна, находящейся в твоей власти, становишься таким раздражительным.
– Да, именно так и подумают, – загадочно ответил Джейми и ударил поводьями по спине лошади, чтобы спастись от проницательных глаз кузена.
Эмме, наверно, было бы намного труднее продолжать притворяться спящей, если бы широкая грудь Джейми Синклера не оказалась такой соблазнительной подушкой. Она закрыла глаза, расслабив руки-ноги, и каждый тяжелый шаг лошади продолжал мягко укачивать ее в руках Джейми.
Она очнулась от короткого сна как раз в тот момент, когда Джейми недвусмысленно отказывался от грубого предложения своего человека. Такая примитивная демонстрация грубой мужской силы вызвала предательскую дрожь в позвоночнике Эммы. К сожалению, сразу за этим она ощутила волну презрения к самой себе.
Не важно, насколько нежно он держал ее в своих руках или насколько решительно защищал ее, ей ни в коем случае нельзя забывать, что Джейми Синклер ее враг. Может, он просто хотел смутить ее своей небольшой любезностью. Вместо того чтобы приютить ее в своих руках, другой бы человек на его месте связал бы ее запястья и привязал к лошади сзади, заставив ее идти следом, пока она не рухнет от усталости. По крайней мере так было бы легче ненавидеть этого человека, с нарастающим отчаянием подумала Эмма, презирать его зато, что он такой злобный негодяй.
Она будет просто законченной дурочкой, если по ошибке примет алчность за благородство и отвагу. Джейми уже признался, что она намного важнее для него живая, чем мертвая. Если он и хотел защитить ее от похотливых намерений своих людей, то только чтобы сохранить ее в целости и сохранности, пока не получит выкуп у Хепберна. Она для него как племенная лошадь, которую надо продать подороже.
Это горькое напоминание только добавило ей смелости. Не годится ей еще одну ночь проводить в компании Джейми Синклера или в его объятиях. Если она надеется вырваться из его тисков, сохранив чувство гордости и не потревожив сердце, ей нельзя тянуть время и ждать, пока ее жених выкупит или спасет ее. У нее нет другого выбора, кроме как опять взять свою судьбу в собственные руки, как только представится такая возможность.
И на этот раз у нее нет права на ошибку.
«Если ты попытаешься снова сбежать, я просто могу решить, что твоя невинность представляет большую ценность для меня, чем для графа».
Эмма вздрогнула, вспомнив слова Джейми. И это была не пустая угроза. Он обладает властью и может погубить ее. И не только для ее жениха, но и для любого другого мужчины тоже. Если он сдержит свое обещание, ни один добропорядочный мужчина не захочет иметь с ней дело. И ни одна приличная женщина никогда не пригласит Эмму в свой дом. Остаток своей жизни она проживет как привидение, слоняющееся на задворках общества, презираемая и невидимая.
Эмма напряглась, когда лошадь остановилась. До нее донеслось ободряющее позвякивание сбруи и уздечек вместе с облегченными вздохами и веселыми шутками людей Джейми, когда они начали спешиваться. Должно быть, все решили, что пора устроиться на ночлег.
Эмма зевнула и пошевелилась, делая вид, что только что проснулась после спокойного сна. Они остановились посреди огромного верескового поля, с одной стороны которого росли деревья. Над землей, мерцая под мягким светом луны, стелился легкий туман.
Эмма думала, что Джейми сгрузит ее с лошади и бесцеремонно поставит на ноги, как это уже произошло накануне на поляне. Но вместо этого он осторожно спешился сам, удерживая Эмму на лошади, а потом взял ее на руки.
Когда он опускал ее на землю, ее тело дюйм за дюймом скользило по телу Джейми. Эмма потрясенно распахнула глаза. Его закаленное в битвах тело находилось в таком же возбужденном состоянии, как и тогда утром при пробуждении. Он говорил, что это намного мучительнее, чем получить пулю в лоб. Эмма откинула голову и встретилась с его взглядом из-под полуприкрытых век. Она больше не могла притворяться сонной или наивной.
Осознавая, что его люди бродят поблизости, Эмма понизила голос до напряженного шепота:
– Мне показалось, ты говорил, что такое случается только по утрам. И что ко мне это не имеет никакого отношения.
– Я лгал. – Джейми смотрел на нее сверху, на его выразительных губах не было и следа улыбки. – В обоих случаях.
Огромные теплые руки Джейми по-прежнему удерживали Эмму, и большие пальцы находились всего в нескольких дюймах от мягкой округлости ее груди. Она пристально вглядывалась в глубину его глаз, размышляя, как холодный лед может гореть так жарко, что грозит сжечь весь ее страх и опасения. В этот момент бежать от него ей хотелось не больше, чем ему – освобождать ее.
И именно это придало ей смелости схватиться дрожащими пальцами за рукоятку пистолета, одним ровным движением вытащить его из-за пояса бриджей Джейми и ткнуть дулом в его грудь.
Глава 12
Странная тишина между Джейми и Эммой быстро привлекла внимание его людей. Добродушные подшучивания резко стихли, уздечки выскользнули из замерзших пальцев, потухли улыбки и окаменели подбородки.
Когда Эмма медленно повернулась, нацелив дуло пистолета прямо в сердце Джейми; в руках его людей, словно по взмаху волшебной палочки, появилась дюжина пистолетов, с одинаковой точностью нацеленных на Эмму. Ей следовало знать, что они убьют ее за него.
Эмма видела их, но не спускала глаз с Джейми. За его спиной стояла лошадь, ему некуда было бежать.
– Опустите оружие, – скомандовал он своим людям.
И хотя его взгляд по-прежнему был устремлен на Эмму, они все понимали, что эту команду он отдал им.
– Но, Джейми, – тихо сказал гигантских размеров человек с неровным шрамом на щеке, – а что мы должны делать, по-твоему? Просто стоять рядом и целовать друг другу задницы, пока эта девка отправит тебя на тот свет?
– Опустите оружие! – гаркнул Джейми. – Это не просьба.
Обменявшись полными сомнения взглядами, его люди нехотя подчинились приказу. Они опустили пистолеты, но держали их наготове по бокам.
Эмма стала отступать назад и не останавливалась, пока между ними не оказалось добрых десять шагов. Она надеялась, что, находясь подальше от него, сможет обдумать все более точно. Но невидимая нить его взгляда по-прежнему связывала их вместе, и Эмма практически не слышала собственных мыслей из-за сумасшедшего стука сердца в груди.
Ей нужна лошадь. Она уже убедилась, что спуститься с горы пешком нет никаких шансов. Но с лошадью и преимуществом…
Но она не успела сформулировать свой план до конца. Джейми раскинул руки, словно хотел сделать себя еще более соблазнительной мишенью.
– Итак, что ты собираешься делать теперь, девочка? – Вкрадчивые нотки в его голосе только усиливали его хриплую притягательность. – Взять меня под стражу и передать властям? Или застрелить?
Эмма еще крепче сжала рукоятку пистолета. К ее собственному ужасу, это действие нисколько не уменьшило дрожи в руках, наоборот, они стали дрожать еще сильнее.
– Может, я просто хочу, чтобы ты знал, какие чувства испытывает человек, когда в его сердце нацелен пистолет.
– Пистолет Хепберна нацелен в мое сердце двадцать семь лет. Мне эти чувства хорошо знакомы.
Уголком глаза Эмма уловила, как один из людей Джейми украдкой попытался приблизиться к ним. Она взмахнула дулом пистолета в сторону кучку людей, заставляя их оставаться на месте.
– На вашем месте я бы не стала испытывать судьбу. Возможно, вас это удивит, но я умею пользоваться пистолетом. И если уже пятидесяти шагов я попадаю в фазана, то в вас точно не промахнусь. – Пока она наблюдала за нервными взглядами в свою сторону, в голову ей пришла еще мысль, – А кто из вас Бон?
Люди замерли на несколько секунд, словно парализованные, а потом все как один подняли свободные руки и указали на жилистого мужчину в середине толпы, похожего на эльфа. Тот быстро поднял руку и показал на парня, стоявшего рядом с ним.
Эмма, прищурив глаза, изучала его. Он был похож на самого маленького котенка в помете. Его черные, коротко стриженные волосы торчали во все стороны, как будто вместо расчески его лизнула гигантская кошка. Заостренный подбородок украшала тонкая темная бородка. Когда все расступились, оставив его один на один с кровожадным взглядом Эммы, он одарил ее застенчивой ухмылкой, обнажая полный рот кривых зубов.
– Р-рад познакомиться, миледи, – заикаясь и нервно приседая, произнес человек.
И это было больше похоже на реверанс, чем на поклон.
– А мне знакомство с вами не доставляет ни малейшего удовольствия, – сообщила Эмма. – Вы говорили какие-то ужасные вещи обо мне мистеру Синклеру. Вы мне совсем не нравитесь. Я думаю, что сначала убью вас.
– Но, девочка моя, – землистое лицо Бона побелело, – я ничего не имел в виду, сказав эти слова. Я всего лишь шутил, да. За все те годы, что я находился с Джейми, я никогда не слышал, чтобы он поднял руку на…
– Бон! – рявкнул Джейми. – Хватит!
Бон бросил в его сторону беспомощный взгляд, явно стараясь решить, кого злить опаснее всего: Джейми или эту девицу со стальным взглядом, у которой в руках пистолет. Потом перевел взгляд на Эмму, вскинув руки в мольбе.
– Да я ничего, кроме уважения, к такой девице, как вы, не испытываю. Можете спросить здесь любого, и вам сразу ответят. Если кто-то в этих краях и знает, как обращаться с леди, то это я. Ну что, разве не так? Малькольм? Ангус? – с грустью обратился он к стоявшим рядом с ним мужчинам, одного из которых он только что пытался выдать за себя.
Эмма с любопытством взглянула на парней. Малькольм и Ангус были не просто братьями, они были близнецами. У обоих были длинные растрепанные волосы, полные губы и очень интересные, немного необычные черты лица. Это только подчеркивало, что между привлекательностью и простотой существует очень тонкая грань.
– Бон говорит святую правду, миледи, – убедительно кивнул головой Малькольм, а может быть, Ангус. – Ну вот прямо на прошлой неделе он хвастался, как обхаживал ту трактирщицу в Инвергарри.
– Это правда, мисс, – с убедительной искренностью согласился Ангус, или это был Малькольм. – Бон клялся, Что обращался с ней хорошо. И, судя по тем пронзительным визгам и стонам, что доносились с сеновала на конюшне до раннего утра, он не просто хвастался.
Все вокруг захихикали и стал и толкать друг друга локтям и. Бон заохал и посмотрел на пистолет, который все еще без толку находился у него в руке, словно раздумывал, не застрелиться ли самому раньше, чем это сделает Эмма.
– Я не стану винить тебя, девочка, если ты застрелишь Бона, – подал голос Джейми, сложив руки на груди. – Черт, я бы и сам его давно застрелил, если бы он не был моим кузеном.
– Нет! – возмутился Бон, обиженно взглянув на Джейми.
– Но я считаю своим христианским долгом предупредить тебя, – как ни в чем не бывало продолжал Джейми, – что в моем пистолете только одна пуля. Нас двоих ты застрелить не сможешь. Боюсь, тебе придется выбирать, дорогая моя.
Ласковые нотки в его голосе разозлили Эмму больше, чем любая грубая насмешка от одного из его людей. Эмма развернулась и направила пистолет прямо в сердце Джейми.
– Я не твоя девочка! И не твоя дорогая!
Эмма смотрела на Джейми, расправив плечи и высоко вздернув подбородок, и вдруг с удивлением поняла, что ее рука больше не дрожит. Впервые за очень долгое время она почувствовала себя полностью ответственной за свою судьбу.
– Я не принадлежу ни одному мужчине. По крайней мере пока.
Она наивно думала, что разоружила Джейми, но она не учла самое смертоносное оружие в его арсенале. Склонив голову набок, Джейми с ленивой улыбкой, от которой у Эммы свело пальцы ног, изучал ее.
– Если ты, девочка, хочешь и дальше продолжать в том же духе, боюсь, тебе придется меня застрелить.
Джейми отнял от груди крепкие руки и направился прямо к Эмме. На лицах людей вокруг застыли самые противоречивые чувства, от недоверия до тревоги, но Джейми не спускал глаз с Эммы.
Когда расстояние между его внушительной грудью и дулом пистолета сократилось, Эмму охватила паника. В это мгновение она поняла, что Джейми тоже игрок, как и ее отец. Спотыкаясь, она отступила на пару шагов назад, взводя курок большим пальцем.
Он все-таки подошел, решительный и бесстрашный, как огромный горный кот, крадущийся к полевой мышке. Поле зрения Эммы сужалось до тех пор, пока она уже могла уже пересчитать все ресницы, прикрывавшие полные энергии зеленые глаза Джейми. Глаза, которые закроются навсегда, если она поддастся на его провокацию.
Эмма крепко зажмурилась, чтобы не видеть лица Джейми, но все равно представила его лежащим в луже крови на холодной твердой земле. Она видела, как исчезают краски с его лица и оно становится бледным и восковым, как изображение на надгробном памятнике.
Пальцы на курке пистолета напряглись, но в тот момент, когда она нажала на него, Эмма почувствовала, как ее рука дернулась в сторону, словно по собственному желанию.
Она открыла глаза и обнаружила, что Джейми по-прежнему стоит на ногах, а в воздухе между ними висит едкое облако дыма. Сквозь звон в ушах Эмма все равно услышала восторженный свист, когда Джейми разглядел неровный кусок коры, который выпущенная пуля вырвала на ближайшей березе.
– Неплохо для стрелка-любителя. Или для женщины. По крайней мере ты не застрелила мою лошадь.
Рука Эммы безвольно упала вниз, плечи поникли от поражения. Она даже не протестовала, когда Джейми протянул руку и осторожно забрал из ее руки дымящийся пистолет. Он передал его одному из своих людей, освободив свои руки, чтобы заняться ею.
Эмма обхватила себя руками, защищаясь от удара, потому что понимала, что ее открытое сопротивление не оставило ему другого выбора, кроме как наказать ее перед всеми присутствующими. Этого требуют его характер и его гордость. «Я не заплачу, – безмолвно поклялась себе Эмма, хотя глаза жгли предательские слезы. – И не доставлю ему удовольствия, моля о пощаде». Что бы он ни сделал с ней, она заслужила это, за то что позволила несдержанности взять верх над собой и потеряла великолепную возможность сбежать.
Несмотря на все свое мужество, Эмма вздрогнула, когда Джейми поднял руку. Он замер, и она мельком увидела вспышку неподдельной ярости в его глазах. Но вместо того чтобы ударить ее, он просто схватил ее за запястье и потащил, заставляя следовать за собой.
Когда Джейми тащил ее сквозь толпу своих людей, у них был такой вид, словно больше всего на свете им хотелось взорваться триумфальными возгласами. Но они так и не осмелились это сделать. И только Бон выглядел подавленным, озорные искры в черных глазах-пуговках потускнели и превратились в тлеющие угольки.
Широкие шаги Джейми позволили им меньше чем за минуту добраться до края леса, отделявшего залитую луной вересковую пустошь. Эмма спотыкалась, но Джейми, не обращая внимания, продолжал идти, и у нее не оставалось другого выбора: либо ковылять следом за ним, либо он все равно потащит ее за собой. Когда их окутали зловещие сумерки, Эмма поняла, что очень сильно недооценивал а Джейми.
Никто не догадается, какое наказание уготовил для нее Джейми Синклер.
