Текст книги "Игрок поневоле"

Автор книги: Терентий Гравин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Когда мы приблизились к столу и обозрели расставленные на нём яства, бренные мысли о женщинах моментально вылетели у меня из головы. Мозг рухнул в урчащий желудок и нисколько не возражал грядущему пиршеству. Поэтому ничего не оставалось, как скомканно, без должного пафоса объявить:

– Господа и товарищи… мм, приступаем! Приятного аппетита!

И усевшись первым, потянулся рукой за салфеткой.

Глава 15
Отчаянный штурм

Как раз в этот момент послышался женский контральто с верхней ступеньки хорошо видимой нам лестницы:

– Ну что же вы, господа! Не могли простить даме двухминутное опоздание?

Лучше бы я не смотрел наверх, а сразу набросился на еду. Но мозг-то был в желудке, и голова шевельнулась самопроизвольно. После чего сознание совершило оверкиль в своих предпочтениях: испарились мысли о бренной пище, и вся плоть потянулась в сторону спускающейся к нам с небес женщине. Ведьма успела всё. И самое главное – сменить свой костюм на платье. Хотя в голове не укладывалось, как такое можно успеть за беспредельно мизерное время. Уж я-то помню, сколько часов тратили на подобное приведение себя в порядок мои прежние подруги. Да и родные сёстры им в этом мало уступали.

Ну и всё остальное у сияды оказалось в изумительном порядке, начиная от идеальной причёски и заканчивая качественно накрашенными ноготками на руках. Тут уже без бытовой магии явно не обошлось. Не удивлюсь, если и на ножках успела сделать педикюр. А уж как она спускалась вниз, как плыла и как виляла нужными частями тела! Лучшие топ-модели Земли просто удавились бы от зависти! Ну а я…

…Хорошо, что я сидел. И хорошо, что разум ещё оказался не погребён под лавиной яств и обещанного ему алкоголя. Потому что, добравшись до головной части туловища, разум тут же стал рассылать во все участки тела нужные команды-напоминания:

«Урод!» Очнулся, быстро! Вспомни, как ты выглядишь на самом деле, урод! И не забывай, что эта потаскушка попросту коллекционирует мужчин, и в лучшем случае даст вначале попользоваться собой, прежде чем выкинуть на свалку своей жизненной биографии и забыть навсегда! Урод! Пора ужинать!»

Помогло. Я опустил взгляд на стол, подхватил салфетку и только потом заметил продолжавших стоять товарищей:

– Санёк, ты настолько потерял аппетит? И ты, Димон, не задерживай ужин. Тебе сегодня меня ещё магии обучать.

Зашевелились. Малой сел. Тоже цивилизованно подхватил салфетку. Воспитание так и просматривается, несмотря ни на что.

Рыцарь попытался выглядеть джентльменом: дождался прибытия дамы, подвинул стул, а я этим воспользовался:

– Но раз уж стоишь, сгоняй в бар и возьми нам чего-то крепенького. Надо же выпить за твою удачу во время схватки с паскудным богомолом!

Получив такое разрешение, паладин мигом забыл свои разглагольствования о вреде алкоголя, вспомнил о твари на рынке, малость выпал из оцепенения, вследствие обозрения нереальной красоты, и таки потопал в сторону зависших над баром крабов. Тогда как я обратил свой взгляд прямо на зависшую рядом со столом фейри. Если я не ошибался, то это была наша шеф-повар:

– Уважаемая Тьюша, твоё дело уже почти решилось положительно. Но можно мы о нём расскажем чуть позже? Иначе слюной сейчас подавлюсь…

– Естественно! – отозвалась та с явным облегчением в голосе. – Вначале трапеза, а потом уже разговоры. Иначе – никак.

– Тогда будь добра, по мере снятия пробы ты хоть немного рассказывай о каждом блюде. Интересно ведь.

Я опрокинул себе из салатницы добрую часть первого из салатов. Уселся и Димон, из внушительной бутыли разлив нам по стаканам жидкость, весьма напоминающую по запаху, цвету и консистенции цветочный ром. Дама тоже не отказалась от предложенной порции, ну и названому племяннику я разрешил по доброте душевной глоток, полтора. И начался пир в некоторой степени. Потому что в стенах данной гостиницы мы чувствовали себя в совершенной безопасности. Ни о каком дежурстве или несении вахт не могло быть и речи, а раз так, то можно и расслабиться.

Немного побыв с нами и пересказав с десяток рецептов, фейри улетела на кухню и появлялась потом только спорадически. От выпивки отказалась, но не потому что ей нельзя вообще или вредно, а по той причине, что «…на работе не полагается». На это я поощрительно хмыкнул, подвигая свой стакан к рыцарю:

– А мы – не на работе! Ха-ха! Нам можно!

К концу первого часа я заметил сильно смягчившуюся восторженность Чайревика к нашей красавице. Он словно продолжал обожествлять баронету, но делал это уже не так рьяно, не так отчаянно-решительно. А ведь в этом было что-то неправильное. По моим многолетним наблюдениям, большинство мужчин по мере опьянения всё больше себя чувствовали героями и настоящими покорителями женских сердец и как раз после горячего готовы были показать себя неистовыми, боевыми жеребцами. Не скажу, что и я относился к той категории мужчин, потому что на любое застолье старался приходить с женщиной-подругой, чтобы потом не метаться в поисках заслуженной услады. Но сейчас и сам ощутил неожиданную лёгкость и независимость от явно напускаемых на нас со стороны ведьмы чар. Или она сама, выпивши, расслабилась, или на нас алкоголь действовал совершенно не в той, традиционной форме, но привычный эффект не создавался.

Как бы там ни было, атмосфера за столом стала наиболее простецкой, доверительной и дружественной. Мы даже не заметили, как перешли на весёлый, без всякой глубины и ширины треп, который ни к чему не обязывает и никого не напрягает. Пошли в ход шутки, самые лучшие и ходовые анекдоты, да и коротенькие жизненные истории, рассказанные о себе, шли на ура. До пошлостей и скабрезностей не доходило, всё-таки почти несовершеннолетний за столом, хотя единственная среди нас дама порой проходилась по самой границе между приличиями и распутством.

Но так даже интереснее получалось. Словно интимные намёки давали свободу фантазии и никакими моральными рамками её не ограничивали.

К середине второго часа настроение было преотличное настолько, что даже просьба, прозвучавшая от рыцаря, показалась естественной:

– Слышь, Гром, а давай мы с тобой магией завтра с утра займёмся? До рассвета? На свежую голову? Я тебя разбужу, и мы тут, никому не мешая… а?

Меня удивило выбранное место:

– Почему не в комнате?

– Можно и там, – легко согласился наш главный маг команды. – Хотя в большом зале лучше, аура более подходящая для прокачки и проверки потоков… О! Анекдот про большое помещение вспомнил…

Так мы и веселились. Я как-то не обратил внимания на несколько новых доз крепкого рома, вплеснутых в стакан Пятницы. Вот малец и упился. И обвинение со стороны сияды прозвучало вполне справедливое в мой адрес:

– Твоё упущение, Максим-Адриано! – При этом она сама выглядела пьяненькой и весьма интересно тыкала в мою сторону указательным пальчиком. – Раз уж ты его племянником своим признал, то вся ответственность воспитания – на тебе. И вынос тела, хи-хи, тоже!

Малой и в самом деле уже лыка не вязал, упираясь руками в стол и не в силах толком на ноги подняться. Несмотря на такое зрелище, настроение у меня не испортилось, и, легко подхватив парня на руки, я поволок его в сторону лестницы.

– А мы взрослые, мы можем ещё выпить! – услышал я за спиной авторитетное заявление Димона Чайревика. – Нам полагается! Давай… – Он перешёл на громкий шёпот: – пока его нет!

Это он про меня так? Боится моего гнева или даму подпоить пытается?

– А-а-а-а… – послышались возражения от баронеты. – Давай!

Ну ничего, я быстро. Пришлось Саньку уложить и хоть частично раздеть, потому и задержался. Когда вернулся в трактир, рыцарь, опять возомнивший себя русским, пытался обучить сияду «чудесной старинной песенке», как он сам высказывался. Как ни странно, заявка соответствовала содержимому: рыцарь довольно лихо и громко затянул песню «Эй, мороз, мороз!».

И как я ни удивлялся такому совпадению, мне пришлось подпевать. Потом спели романс «Клён ты мой опавший», слова которого рыцарь тоже угадывал заранее. Потом пили и опять пели. Причём такие песни, которых я вообще никогда не слышал в своей жизни. Память мне чужую наложили, что ли? Или я – это уже не я?

А потом как-то неожиданно Димон попытался встать на ноги и отправиться к бару за очередной бутылкой, но… споткнулся и упал. Да так и остался на полу, тщась встать хотя бы на четвереньки. Ещё и бормотал при этом с обидой:

– Кто это меня ударил? В лицо?.. Ну вот я вам сейчас… Гром! Иди сюда, тут драчка намечается…

Значит, всё-таки что-то соображал, раз меня позвал. Да и сияда, оглянувшись на горизонтально расположенное тело, с жалостью вздохнула:

– Я его сама в комнату не затащу… Может, ты ему поможешь дойти?

Чего это она вообще его собиралась «затаскивать», я не особо задумывался. Только и кивнул согласно, и, подхватив на плечо тело, начавшее напевать «Подмосковные вечера», спровадил его в отведённую данному постояльцу комнату.

А вернувшись за стол, обозрел вполне ожидаемую картину. Нашу дамочку тоже пробрало алкоголем до приличного нестояния. Она потирала виски ладонями и бормотала:

– Совсем, совсем забыла заклинание отрезвления… Ой, как неудобно!..

Я аккуратно коснулся её плеча:

– Дани, ты как? Сама дойдёшь в комнату к себе?

– Мм?.. Конечно, дойду!.. Ты за кого меня принимаешь…

Встать и в самом деле смогла почти ровно. Но начав передвигать ногами – так же ровно и стала падать лицом вперёд. Хорошо, что я был начеку и вполне ловко подхватил рухнувшую красавицу. Затем развернул её, схватил, как и положено в таких случаях, и, не слушая жалобного бормотания, что, мол, я сама, понёс наверх.

Тогда как Даниэлла опомнилась, решила меня пожалеть и обхватила руками за шею:

– Ты так надорвёшься, всех нас таская… Поставь меня, я сама! – Хотя сильные объятия утверждали скорей совсем противоположную просьбу. – Тебе ведь тяжело, ты устанешь!.. – шептала она.

И я в самом деле сильно уставал. Каждый последующий шаг мне давался с огромным трудом. А уж как я преодолел лестницу – вообще нереальная история фантастического перенапряжения. Причём не столько физического упадка сил я дождался, как именно морального, скорее даже любовного. Меня всего охватила волна страсти, трепетного порыва, желания слиться с этим прекрасным, желанным, таким податливым, льнущим навстречу телом. Уже почти ничего не соображая, я пинком ноги открыл третью по счёту дверь, занёс сияду в её комнату и на остатках сил бережно уложил на кровать. После чего, так и не вставая с колен, впился в её губы долгим, разум поглощающим поцелуем. А руки, словно живущие собственной жизнью, начали раздевать женщину моей мечты, мой выстраданный во снах и фантазиях идеал.

Когда наши губы на короткое мгновение разъединились, я услышал страстный шёпот своей возлюбленной:

– Ты и в самом деле меня любишь?

– Да! Да!!!

– И сделаешь для меня что угодно?

– Всё, всё, что не пожелаешь, моя повелительница! – И новый, ещё более продолжительный поцелуй. Руки, словно обезумевшие, дёргали на платье какие-то завязки, крючки и пуговицы, не в силах с ними сладить.

– Постой, милый, я сама, – на мгновение отстранилась Даниэлла от меня. Помогла расстегнуть платье где-то сбоку, и моя ладонь буквально обожглась о бархат её бедра. – Только не спеши… пожалуйста… И пообещай мне, что завтра сделаешь всё, что я тебя попрошу…

– Обещаю, моя желанная! Только скажи… только укажи…

– Хорошо, я тебе сразу скажу, сейчас… Слушай меня внимательно… Если ты меня крепко и по-настоящему любишь, убей завтра некроманта… Убей!..

Пару мгновений я находился в шоке, пытаясь понять, кто это там на меня так дико и свирепо орёт. А потом расслышал ругательства в своём сознании, которые через слово перемежались словом «Урод!». Команда-предупреждение подействовала. Я резко вырвался из объятий, выдернул руку, почти пробравшуюся в самое интимное место, и с недоумением пробормотал:

– Ты о чём?..

Всё-таки воля у меня сильная. И пойти против неё, даже в таком взведённом, умопомрачительном состоянии, я бы не смог ни при каких обстоятельствах. Свои действия, их последовательность я буду контролировать всегда, даже на смертном одре. И сейчас попытка жёсткого на меня влияния только разбудила придремавшее чувство противоречия. Такое редко случалось в моей жизни, чтобы меня пытались переубедить, изменить под влиянием гипноза или иных не совсем красивых средств. И всегда последствия были весьма плачевными для людей, пытающихся мною манипулировать.

Подобное произошло и теперь. Разве что убить я был готов не барона Брока и завтра, а данную женщину и сейчас. Немедленно!

Наверное, она увидела что-то такое в моих глазах, прочитала там себе приговор и попыталась улыбнуться так, словно ничего не произошло:

– Глупый!.. Ты устал!.. Спи…

И… Чанга бригасса! Японский городовой! И вротенборген! Но я заснул! Так и провалился в пропасть сна, утыкаясь лицом в обнажённую чуть ранее божественную грудь.

Сладостно?.. Или прискорбно?.. Или может вообще кошмарно?..

Ничего, разберёмся! Главное теперь выспаться, набраться сил и… проснуться.

Глава 16
О! Нет тебя страшнее – женское коварство!

Хотелось бы проснуться быстро, безболезненно, в полной боевой готовности. Но вместо этого приходил в себя так, словно в ушах вата, в глазах песок с паутиной, а во рту… Ну уж не женский сосок точно, как мне подкинула услужливая память картинку, на которой та самая вожделенная грудь упёрлась в моё звереющее лицо. Во рту – жутко неприятное послевкусие от выпитого вчера рома. И сухость Сахары. Пить хотелось так, что шершавый язык грозился поцарапать не только губы, но и зубы.

Общее состояние организма тоже удручало, находясь на отметке «неудовлетворительное». Причём не столько из-за похмелья, которое я и в жизни-то ни разу не испытывал толком, сколько по причине изнеможения и усталости. Словно на мне всю ночь кто-то ездил. А так как я чётко помнил произошедшее со мной до странного провала в сон, то соображал, кто мог меня довести до такого состояния. Помню у Булгакова в «Мастере и Маргарите» ведьма на свой шабаш летала, используя мужчину вместо метлы. Может, и со мной так же поступили?

Но в то же время имелась в сознании стопроцентная уверенность, что я просто спал. Никто со мной ничего не творил и уж точно на мне не катался. Разве только поправлял, чуть сдвигал да раздевал…

Раздевал?! Этот вопрос словно прочистил мои уши, и наконец стали разборчивы звуки ругани. Даже голос узнал, принадлежащий Димону Чайревику:

– …такое убивать надо! Стыд и срам! Уму непостижимо! Ты!.. Ты!.. Как ты допустила подобное с этим безграмотным мужланом? Отвечай!

И чуть позже – невнятный, растерянный женский лепет почти возле самого моего уха:

– Не знаю… Ничего не помню…

– Так он воспользовался твоим состоянием?! – орал рыцарь, не стесняясь перемежать нормальные слова нецензурными. – Предварительно напоил, как последнюю шлюху, и воспользовался?!

– Я бы попросила подбирать выражения! – стала злиться Даниэлла. – Что ты себе позволяешь в моём присутствии?!

– Ха! Да уж гораздо меньшее, чем ты позволила себе с этим…

Мне надоела подобная перепалка, я открыл глаза, раскрыл пересохший рот и прорычал:

– Хорош орать! – попытался подняться, опираясь на затёкшую руку, и понял, что на ней лежит головка сияды. Рассмотрел, что остальное её шикарное тело прикрыто одеялами, тогда как моё, совершенно обнажённое и существенно промёрзшее, выставлено напоказ. – А чего это мы?..

Кажется, моё недоумение было воспринято как должное и сразу последовала явно заготовленная фраза со стороны сжавшейся красавицы:

– Не знаю, я ничего не помню. А ты?

Я пока отвечать не спешил.

– Прямо так ничего? – стал уточнять. – Совсем-совсем?

– Последнее, что помню, как ты стал помогать упавшему Димону. А потом и мне поплохело. Я уверена, здесь какой-то необычный ром. Вполне возможно, что и ядовитый для наших организмов.

Если верить моей ауроцепции, врала сударыня Дарзлей чуть ли не в каждом слове. Но ощущения-догадки, тем более в состоянии похмелья, к делу не пришьёшь. И я не придумал ничего лучшего, как подыграть ей. Ведь она, кажется, ударила меня не просто сном, она ещё и память последних минут нашего общения попыталась стереть и сейчас надеется, что я ничего не помню. Сейчас-то она ни в чём не сознается, всё свалит на алкоголь, а позже я всё выясню и сделаю должные выводы.

Ну и я пробормотал:

– Скорей всего, ром виноват… Я так вообще последнее, что помню, как относил в кровать Сандера-Сашу. И мне казалось, что после этого спать завалился…

– Да?! – взорвался внимательно прислушивающийся к нашим словам Чайревик. – А кто тогда тебя раздел и почему ты валяешься в таком виде именно в кровати её светлости?!

– В самом деле… кто? – взглянул на сияду, но та отрицательно помотала головой и отодвинулась от меня на край кровати. Тогда я взглянул на рыцаря: – Уж не ты ли? Помню, мы тоже частенько подобные шутки с упитыми друзьями устраивали… Вот смеху-то было! Особенно когда мы их после такой ночи заставляли жениться! Ха-ха! Мол, дети должны в браке родиться.

Судя по взглядам паладина, которыми он нас обжигал, и по его раздувающимся ноздрям, он нам не верил и готов был дальше продолжать скандалить, а то и в драку полезть. Ну и тон, каким он задавал вопросы, не предвещал ничего хорошего:

– И ты уверен, что между вами ничего не было? – сделал шаг к кровати, положив руку на рукоять своего меча. А на мне ведь никакой защиты, и легендарное оружие невесть где. – Чем докажешь свои слова?

– Во-первых, ты ей не муж, чтобы устраивать разборки, – заявил я как можно твёрже, стараясь в то же время разогреть тело напряжением мышц и готовясь в любой момент откатиться в сторону. – А во-вторых, давай осмотрим простыни. Уж всяко следы разврата на ней остались бы. И вообще, чего это ты на меня так пялишься? Или тебя мужчины больше привлекают, чем женщины?

Хоть этим удалось смутить паладина, который с фырканьем отвернулся в сторону, давая мне возможность встать и начать быстро одеваться. Таким образом я и согрелся, и тело защитил, и оружием кое-каким в виде ножей обзавёлся. А самое важное – обрёл полную уверенность в своих действиях и высказываниях:

– Даниэлла, вставай с кровати, мы с Димоном будем простынь осматривать.

А та уже кипела от бешенства:

– Может, вы вначале выйдете, чтобы дать мне спокойно одеться?!

– Нетушки! Вначале осматриваем простыню, – заявил я. – Не хочу быть впоследствии обвинён в отцовстве чужого ребёнка. Пусть даже этот ребёнок будет от моего лучшего друга Димона.

– Это как бы я мог?.. – растерялся рыцарь от такого наезда.

– Запросто! Пока мы спали, отравленные паршивым ромом, ты очнулся раньше, воспользовался беззащитностью женского тела и выполнил свой природный долг по продолжению рода.

– Пшли вон! Оба! – уже в истерике завопила сияда. – Безмозглые, невоспитанные хамы и грубияны!

После таких слов оставаться возле воспитанной дамы нельзя. Вот мы и двинулись на выход из спальни. Но я ещё раз внимательно успел осмотреть всю комнату. Платье огромной птицей раскинулось, и вроде как небрежно, на кресле. Но при этом нигде не было смято, и его положили так специально, а не спонтанно отбросили в сторону. Ну и нигде не заметил мелких деталей нижнего женского белья, а ведь они были на теле красавицы, я это точно помню, нащупывал и уже пытался снимать. Следовательно, она и под одеялами лежала нисколько не обнажённая и весь этот фарс устроила специально.

Только непонятно: в сговоре с ней Чайревик или как обычный баран себя ведёт, направляемый опытным пастухом в нужное место? Причём пастухом ой каким коварным, опытным и шустрым. Не удивлюсь, если и наше опьянение – не вина загадочного и весьма приятного на вкус рома, а дело неких женских ручек. Или не ручек, а магических умений настоящей ведьмы.

В коридоре со страдальческим выражением лица нас поджидал Александр.

– Ну вот как можно с самого утра так скандалить, чтобы разбудить всех остальных постояльцев?

И он был прав на все сто! Спящих в гостинице больше не было. Поэтому я лишь ткнул рукой в паладина и пробормотал:

– Это всё он начал… – И двинулся в общий зал трактира, надеясь там утолить страшную жажду и позавтракать, как полагается.

Тогда как идущие за мною следом товарищи по команде затеяли громкую перепалку по поводу алкоголя. Димон ханжески взывал к юноше, требуя вообще прекратить употребление спиртных напитков. А мало́й в ответ вполне справедливо заявлял, что он уже и сам большой, а значит, вправе решать автономно: пить ему дальше или подшиваться. А потом в разных словах мусолил одну и ту же мысль, которая в грубой форме звучала примерно так: «Да ты, свинья, вначале на себя посмотри, прежде чем других поучать!»

Рыцарь мысль понимал прекрасно, сердился от этого ещё больше, призывал меня к участию в споре, апеллировал к моей совести и с упорством муравья вновь заводил очередную нотацию. Я же только отмахивался от претензий ко мне и размышлял о создавшемся положении:

«Что случилось бы, пообещай я сияде убить некроманта? Похоже, она была согласна мне отдаться для закрепления договорённостей. А если и тут попыталась бы обмануть? М-да, скорей всего, так и получилось бы… Всё равно усыпила бы, а потом утверждала, что я ею попользовался. Для чего? Загадка-с! Ну и другая сразу вырисовывается… Зачем, спрашивается, уничтожать некроманта? Чем он ей так насолил? Видеть его раньше она не видела и общаться с ним не могла. Значит, личная вражда исключается. Но тогда остаётся лишь ведомственный антагонизм. Возможно, что в Новой Византии эти два класса игроков находятся в состоянии жестокой войны, направленной на полное уничтожение друг друга. И не факт, что такое творится только в Новой Византии. Надо будет в обязательном порядке перед «выносом тела» из канцелярии поинтересоваться у этого некроманта, что он имеет против сияд или им подобных персонажей. Мне ещё потом неконтролируемой поножовщины в команде не хватало!»

Постепенно вокруг обстановка разряжалась. Товарищи перестали ругаться, появилась фейри Тьюша и приняла у нас заказ на завтрак. Затем и наша мадам с гордым и независимым видом спустилась в общий зал, демонстративно усевшись за отдельный стол. На ней красовался вчерашний костюм для выездки, но для себя я отметил.

«Сердится и… боится чего-то. Не верит моей «забывчивости»? Или опасается санкций против себя любимой? Вот уж недотрога выискалась!» – Последняя фраза у меня в сознании мелькнула с огромной, запоздалой досадой. Потому что я вдруг остро пожалел, что так и не пережил самого желанного и волнующего любовного приключения в моей жизни.

Хотя тут же себя оборвал, задумавшись на тему «А если бы совершил?». Тоже плохо. Мечта бы исчезла, развеялась, наступило бы разочарование, заела бы тоска… А так всё осталось как и прежде: мечта недостижима, ожидание будоражит кровь. Так что правильно говорят: все, что не случается – к лучшему! Да и поцелуи наши всё-таки состоялись, оставляя после себя самое приятное и волнующее послевкусие. И было в них что-то такое… настоящее, что ли, истинное…

Поэтому есть что хранить в памяти, и не надо порочить светлое воспоминание чёрными, вульгарными помыслами.