Текст книги "Из дневника"

Автор книги: Теодор Герцль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

{147} Велика сила, которая кроется в борьбе за свободу, но еще мощнее месть за поруганный народ.

Пусть первый национальный протест зажжет огонь во всех сердцах еврейской молодежи и пламенное желание неустанно бороться за еврейскую свободу. Пусть горит этот святой огонь в еврейских сердцах нашей молодежи и кровью защитит знамя народной чести!

Да здравствует борьба за еврейскую свободу!

Долой рабство нашей скитальческой жизни, тысячелетнего галута!"

Варшавские рабочие-сионисты

("Отповедь". Слово в защиту сионизма. Изд. группы студентов-сионистов. 1903 г.).

Эта листовка была нелегально размножена группой студентов-сионистов. И сам поступок Дашевского, и его одобрение сионистскими кругами ясно показали Плеве, что сионизм – это бродильный чан национального движения, в котором еврейская молодежь заражается гордостью и активностью, и что новое еврейское поколение уже не будет мириться с преследованиями, притеснениями, дискриминацией и унижением.

Глава десятая

РУССКОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО И СИОНИЗМ

1. Циркуляр Плеве о сионизме и еврейском национальном движении

Через два с половиной месяца после Кишиневского погрома, в конце июня 1903 года. Плеве разослал всем губернаторам и градоначальникам циркуляр с подробными инструкциями относительно сионизма и {148} еврейского национального движения в целом. Хотя циркуляр был "совершенно секретный", окольными путями он попал в руки представителей еврейской общественности и был тайно размножен на гектографе.

Как уже говорилось, циркуляр появился после того, как Плеве убедился, что российские сионисты не собираются подчиниться грубой и жестокой силе, обращенной против евреев. На это с предельной ясностью указывала месть Дашевского подстрекателю Крушевану и предшествовавший ей отказ минских сионистов во главе с Шимшоном Розенбаумом снять с Плеве обвинение в том, что он главный виновник погрома.

Циркуляр от 24 июня 1903 года за номером 6142 ("Еврейская старина", VIII. Петроград, 1915.) свидетельствует о том, что министр внутренних дел был хорошо осведомлен о положении в сионистском движении и что в его распоряжении имелась подробная и точная информация обо всех сферах деятельности сионистских организаций в России.

Он, например, знал, что сионисты стремятся воспитывать евреев, особенно молодежь, в национальном духе и хотят задержать процесс ассимиляции в среде еврейской интеллигенции. А ведь именно это прямо противоречило политике царского правительства и намерениям Плеве – привести образованную часть еврейского населения к обрусению, а не поддающиеся ассимиляции массы заставить тем или иным путем эмигрировать из России. В своем антисемитском циркуляре Плеве, прежде всего, подчеркивает опасность национально-воспитательной работы сионистов.

Циркуляр о сионизме и еврейском

национальном движении

1903

(См. предыдущую сноску.)

М.В.Д. Департамент полиции по особому отделению. 24-го июня, №6142.

{149}

Губернаторам, Градоначальникам и Обер-полицмейстерам.

В имеющихся в департаменте полиции сведениях о так называемых сионистских обществах усматривается, что таковые, поставив себе первоначальной целью содействовать переселению евреев в Палестину для создания там самостоятельного еврейского государства, ныне осуществление этой мысли отодвинули в область далекого будущего и направили свою деятельность на развитие и укрепление национальной еврейской идеи, проповедуя сплочение в замкнутые организации евреев в местах их нынешнего пребывания. Направление это, будучи враждебно ассимиляции евреев с другими народностями, усугубляя между первыми и последними племенную рознь, противоречит началам русской государственной идеи, и потому не может быть терпимо. Вследствие сего, признавая необходимым дать вопросу о сионистских организациях надлежащее разрешение, покорнейше прошу Вас, Милостивый Государь, сообщить мне безотлагательно подробные сведения о существующих во вверенном Вам районе сионистских кружках и соображения Ваши об их значении с точек зрения государственной и национальной. Находя однако неотложным, до разрешения поставленного нами на очередь вопроса, принятие мер к предупреждению и пресечению утверждения начал сионистских организаций и развития сионистского движения во вредном направлении, считаю долгом в руководство Вашего Превосходительства преподать нижеследующие указания:

1) Пропаганда идеи сионизма в публичных местах и на собраниях общественного характера должна быть воспрещена. В этих целях надлежит препятствовать деятельности специальных агитаторов, так наз. "магидов", разъезжающих по городам и местечкам и произносящих в синагогах и на общественных собраниях речи для привлечения слушателей, особенно из числа простонародья, в ряды сторонников сионистского движения. {150}

2) Точно также подлежат запрещению, насколько деятельность их проявляется публично в сходках, собраниях и прочих сборищах, уже существующие сионистские организации, раскинутые сетью по всей России, включая Сибирь, губернии Царства Польского, Кавказ и русские среднеазиатские владения.

3) Выезды для каких бы то ни было целей представителей и участников сионистской организации (районы, на которые поделена сионистами вся Россия), кружков и различных поместных и избирательных групп не должны дозволяться.

4) Всякие не разрешенные правительством среди публики сборы для недозволенных к ввозу в империю (№ 92, отд. I. Собр. узак. и распор. правит. за 1902 г.) акций и временных свидетельств Еврейского Колониального Банка в Лондоне, а также сборы на пополнение Национального Еврейского Фонда, учрежденного там же, производимые в некоторых городах поголовным обходом всего местного еврейского населения, должны быть немедленно прекращаемы при получении сведений о таких сборах. Лица, стоявшие во главе таких сионистских организаций, должны быть обязываемы подпиской отказаться от руководства движением и прекратить всякие денежные сборы. Находящиеся в их распоряжении суммы, как полученные путем неразрешенных правительством сборов, следует направлять на еврейские благотворительные учреждения (напр. существующее в Одессе Общество вспомоществования евр. земледельцам и ремесленникам Сирии и Палестины). Акции и временные свидетельства Евр. Колониального Банка, а также квитанции о взносах в Национальный Еврейский Фонд подлежат конфискации, а лица, занимающиеся распространением означенных выше документов, должны быть обязываемы подпиской отказаться от такой деятельности. Последняя представляется тем более вредной, что плательщиками в сионистские кассы являются преимущественно неимущие классы еврейства. {151}

5) Надлежит также иметь наблюдение за устройством сионистами новых и уже существующих еврейских школ (хедеров), библиотек-читален, субботних школ для взрослых в целях изучения древнееврейского языка, публичных чтений по истории еврейства и т. п. учреждений. Еврейские школы, разрешаемые правительством к открытию в удовлетворение вероисповедных потребностей еврейского населения империи, не должны под руководством сионистских деятелей получать характер учреждений для развития национальной обособленности русского еврейства.

6) При представлении на утверждение центральных органов М.В.Д. кандидатов на выборные должности в еврейских общинах, в особенности на должности раввинов, надлежит прилагать собранные на месте сведения о степени причастности представляемых кандидатов к сионистским организациям.

Министр Внутренних Дел

Плеве".

Дух циркуляра и его цель достаточно прозрачны: запретить и пресечь всякую сионистскую деятельность, если она направлена не на немедленный выезд евреев из России, а на распространение еврейской национальной идеи среди еврейского населения в пределах Российской империи.

Поэтому Плеве согласен, чтобы средства из сионистских касс были переданы Одесскому комитету, поощряющему эмиграцию евреев в Палестину. Ему также хорошо известно, что подавляющее большинство жертвователей в сионистские кассы принадлежит к малоимущим слоям. Но не печальное их положение заботит министра, а то, что из-за пожертвований это положение еще более отягощается и, следовательно, усиливается недовольство жизнью в России, так что в итоге евреи превращаются в революционный "пороховой погреб" внутри государства.

Что касается сионистских школ типа реформированного хедера, вечерних школ для взрослых по изучению языка иврит и еврейской истории, то они увеличивают число носителей национального еврейского {152} сознания, не ускоряя при этом их эмиграции в Палестину.

Нет сомнений, что Плеве был известен лозунг Герцля насчет "завоевания общин", и поэтому он категорически требует от местных властей, чтобы при утверждении кандидатов, особенно раввинов, на еврейские общественные должности учитывалась мера их принадлежности к сионистскому движению.

Изданием этого циркуляра Плеве хотел окончательно парализовать сионистскую работу, которая и прежде не была легальной, но не пресекалась правительством из расчета, что она поощрит исход еврейских масс из России.

Секретный антисионистский циркуляр Плеве вызвал сильную тревогу и подавленность среди российских руководителей движения, и некоторые из них обратились к Герцлю, прося предпринять какие-нибудь шаги, дабы отвести беду.

2. Приезд Герцля в Россию

Герцль несколько раз пытался получить аудиенцию у царя Николая II. Тяжелое положение русских евреев, наглядно продемонстрированное Кишиневским погромом, заставило его возобновить усилия. В мае 1903 года он по дипломатическим каналам подал прошение об аудиенции у царя, и снова оно было отклонено.

В конце июня до него дошло известие о секретном циркуляре Плеве, направленном на полное запрещение сионистской деятельности в России (запрет на продажу акций Колониального банка был наложен еще ранее). Герцль вновь решил добиваться приема, если не у царя, то хотя бы у его министров. Через члена Большого сионистского исполкома варшавского адвоката Ясиновского он познакомился с г-жой Корвин-Пятровской, жительницей Петербурга. Эта польская аристократка, проявлявшая, благодаря Ясиновскому, интерес к сионизму, была в дружеских отношениях с Плеве и сумела получить для Герцля приглашение на прием к министру внутренних дел. В своем дневнике Герцль {153} благодарно называет ее "добрая старушка, госпожа Корвин-Пятровская". По ее рекомендации он был принят Плеве 8 августа, на следующий же день после приезда в Петербург.

Визит Герцля человеку, в котором все видели главного виновника Кишиневского погрома, вызвал в то время досаду и гнев в различных кругах еврейской общественности, и не только у антисионистов. Далеко не все сионисты отнеслись к этому визиту положительно. Были такие, кто расценил его как оскорбление, нанесенное национальному достоинству евреев и чести сионистского движения. Герцль не остался к этому равнодушен. Но как политик в современном понимании данного слова Герцль считал себя не вправе уклониться от этой тяжкой миссии, хотя с личной точки зрения ему было бы куда приятней не вступать в контакт с Плеве.

Своим критикам Герцль отвечал: а разве наш учитель Моисей не отправился к фараону? (Аналогичным образом осуждали тридцать лет спустя и д-ра Хаима Арлозорова за его переговоры с гитлеровским правительством о переводе имущества немецких евреев в Палестину (так называемый "трансфер"); а после основания Государства Израиль его правительство подверглось с разных сторон нападкам за соглашение с ФРГ о репарациях и компенсациях. Разница, правда, в том, что "трансфер" и репарации дали практические результаты, в то время как беседа Герцля с Плеве не могла тогда привести к ним.).

Герцль знал, что среди ведущих сионистов России не все одобряют его обращение к Плеве, есть противники этого шага. Но он не видел другого пути, хотя вовсе не был уверен в успехе.

В день приезда в Россию (7 августа) он записывает в дневнике: "О моей поездке товарищам не было сообщено, но всюду, куда эта весть доходила, меня ждали: в Варшаве, в Вильно.

Их положение настолько плохо, что я, бессильный, кажусь им спасителем". Эти слова дневника являются документальным свидетельством того, как сильно Герцль сомневался в пользе своей поездки в Россию.

{154}

3. Беседы Герцля с Плеве

Герцль был принят Плеве дважды, оба раза для продолжительной беседы. Однако министр воздержался от разговора о Кишиневском погроме. Он коснулся положения евреев в России в целом. Разговор велся по-французски. Начал Плеве:

"Я дал согласие на эту беседу, господин доктор, по вашей просьбе, чтобы мы могли придти к взаимопониманию в вопросе сионистского движения. Отношения, которые установятся между императорским правительством и сионизмом и которые могут быть, я не говорю исполнены симпатии, но отношениями, основанными на взаимопонимании, зависят от вас".

На что Герцль заметил: "Если отношения будут зависеть только от меня, ваше превосходительство, то они будут отличными".

Плеве продолжал: "Для нас еврейский вопрос – это не вопрос жизни и смерти, но, во всяком случае, достаточно важный. Мы трудимся, дабы изыскать для него по возможности хорошее решение...

Государство российское обязано стремиться к тому, чтобы все народы, населяющие его, были как одно целое. Мы, конечно, понимаем, что не сумеем исключить из жизни все религиозные и языковые различия. Мы, например, вынуждены согласиться, чтобы старая скандинавская культура продолжала существовать в Финляндии как самостоятельное целое, однако мы обязаны требовать от всех народностей нашего государства, и то же самое от евреев, патриотического отношения к России, как к незыблемой основе. Мы хотим ассимилировать их в нашей среде, и для этой цели у нас есть два пути: высшее образование и материальное благосостояние. Тот, кто выполнил определенные условия, связанные с двумя этими путями, – тот получает у нас гражданские права, т. к. мы можем предположить, что, ввиду своего образования и приличного положения, он предан существующему строю. Однако эта ассимиляция, которой мы желаем, продвигается медленно".

{155} Ассимиляцию, как основное средство разрешения еврейского вопроса в России, Плеве неоднократно выдвигал от имени правительства в беседах с разными лицами еще до приезда Герцля и после него. Но при условии такого подхода была совершенно непонятной антиеврейская политика русского правительства в сфере образования и права на жительство.

Ведь устанавливая скудную "процентную норму", закрывающую еврейской молодежи доступ в средние и высшие учебные заведения, правительство отдаляло, а не приближало евреев к русской культуре, – так же как и запирая их в тесной черте оседлости. Плеве, понимая это противоречие между его словами и политикой правительства в отношении евреев, добавил:

"Верно, что блага высшего образования мы можем предоставить лишь ограниченному числу евреев, ибо в противном случае у нас очень скоро не станет должностей для христиан.

Я также не закрываю глаза на тот факт, что материальное положение евреев в черте оседлости весьма плохое. Признаю, что они там живут, как в гетто, но тем не менее пространство это все-таки обширное – тринадцать губерний. И вот в последнее время положение ухудшилось из-за того, что евреи примкнули к революционным партиям. Ваше сионистское движение поначалу было для нас приемлемо – пока работало на поощрение эмиграции. Разъяснять мне характер движения вам нет нужды, ибо перед вами человек, уже знакомый с вашим учением. Однако со времени конгресса в Минске (Плеве имел в виду Минский съезд сионистов России) мы наблюдаем большие перемены.

О палестинском сионизме говорят меньше, нежели о культуре, организации и еврейском национализме. Нам это нежелательно. Мы особенно заметили, что ваши руководители в России – а это в своем кругу в высшей степени уважаемые люди – не слушаются должным образом вашего венского комитета. Ему подчиняется, пожалуй, только один Усышкин".

Передавая в дневнике содержание беседы с Плеве, Герцль замечает: "Про себя я поразился такой {156} осведомленности, показавшей мне, насколько серьезно он изучил вопрос". Вслух же он ответил тогда Плеве: "Ваше превосходительство, все руководители в России верны мне, хотя порою и оспаривают мои рекомендации. Важнейший среди них – профессор Мандельштам из Киева". И снова Герцль был вынужден изумиться, когда Плеве сказал: "Но Коган-Бернштейн! Он совершенный его противник! Кстати, нам известно, что он направляет против нас из-за границы газетную войну".

Герцль ответил, что в это ему просто не верится, так как за границей этот человек почти неизвестен, у него нет ни связей, ни полномочий. Что касается сопротивления, которое главы российских сионистов оказывают ему самому, то Герцль сравнил это с явлением, знакомым еще Христофору Колумбу: когда прошло несколько недель, а земли все не было видно, матросы начали роптать.

В сионистском движении министр наблюдает не что иное, как бунт матросов против своего капитана. Поэтому стоило бы, чтобы Плеве помог добраться до земли, тогда бунт тотчас прекратится... На вопрос Плеве, в чем же должна заключаться помощь правительства, Герцль ответил следующими тремя пунктами:

1. Правительство России ходатайствует перед турецким султаном о даровании евреям "чартера" на заселение Палестины, за исключением святых мест. Страна останется под верховной властью султана, администрация же перейдет в руки переселенческого общества с достаточным капиталом, которое будет создано сионистами. Оно будет вносить в казну Оттоманской империи ежегодную согласованную плату взамен налогов.

2. Русское правительство окажет эмиграции евреев финансовую поддержку.

3. Русское правительство облегчит законное распространение в России сионистских организаций, в основе которых будут лежать принципы Базельской программы.

Плеве выразил принципиальное согласие с этими тремя пунктами и добавил, что деньги для финансовой {157} поддержки придется брать из налогов, которые платят евреи.

13 августа Герцль во второй раз встретился с Плеве. Во время этой беседы министр заявил, что император крайне разгневан тем, что имеют дерзость говорить, будто русское правительство участвовало в погроме или хотя бы терпимо к нему относилось. Император как глава государства хорошо относится ко всем подданным. Далее Плеве сказал:

"Не хочу отрицать, что положение евреев в Российской империи не слишком завидное. Да, будь я евреем, я, вероятно, тоже был бы врагом правительства. Однако мы не можем поступать иначе, чем до сих пор, и поэтому для нас было бы весьма желательным создание самостоятельного еврейского государства, способного принять несколько миллионов евреев. В то же время мы не хотим удалить всех наших евреев. Обладателей высокой интеллигентности – а вы являетесь лучшим доказательством, что таковые среди вас имеются, – мы желаем сохранить для себя.

В отношении высшей интеллигенции не делается никаких различий, религиозных или национальных. А вот от евреев слабой и низкой интеллигентности и от малоимущих мы хотели бы избавиться. Кто способен ассимилироваться, того мы хотим оставить у себя. Мы не питаем ненависти к евреям как таковым".

(Примерно через два месяца после беседы Герцля с Плеве, в конце октября 1903 года, известный английский еврейский деятель и журналист Люсьен Вольф посетил Россию и был также принят Плеве. Содержание их беседы о положении евреев в России было опубликовано лишь в 1916 году. Плеве почти в точности повторил сказанное им два месяца назад Герцлю, например, о необходимости ассимилировать представителей крупной интеллигенции, а также о больших трудностях разрешения проблемы малоимущих евреев и т. д. Об отношении министра к сионизму Люсьен Вольф писал: "Господин Плеве сказал мне, что русское правительство было бы довольно, если б оттоманское правительство разрешило въезд евреев в Палестину. Господин Плеве не возражает против чистого сионизма. Но он испытывает опасения, что политический сионизм окажется в конечном счете миражем. Тем не менее, он не будет мешать распространению сионистской идеи, при условии, что она поощрит евреев к эмиграции. Кроме того, сионистские идеи могут внутри России с успехом конкурировать с социалистическими").

{158} Тогда Герцль попросил Плеве облегчить положение евреев, остающихся в России, по крайней мере, расширением черты оседлости и включением в нее Курляндии и Риги (Прибалтийского края Российской империи), а также разрешением покупки земли для сельскохозяйственных надобностей внутри черты. Плеве обещал отнестись положительно к этому.

В этом обращении Герцля проявляется его забота о евреях России, чье тяжелое положение, в особенности после Кишиневского погрома, потрясло его. Он приехал в Россию в сущности для того, чтобы исхлопотать у представителей власти разрешение на сионистскую работу, однако счел нужным просить об облегчении судьбы евреев на месте, потому что не тешил себя иллюзиями о возможностях сионизма оказать настоящую и немедленную помощь русским евреям, обнищавшим и преследуемым, вынужденным массами эмигрировать (По данным исследования В. Каплун-Когана (на немецком языке) о еврейском эмиграционном движении в год Кишиневского погрома (1903-1904) из России эмигрировали в США 77.544 еврея.).

В этом кроется и объяснение драматического шага Герцля на Шестом конгрессе (см. далее), который расколол сионистское движение и привел его к кризису (Писатель и журналист Бен-Цион Кац, встречавшийся с Герцлем в Петербурге после его визита к Плеве, высказывает любопытное предположение, что рекомендацию Уганды, хотя бы в качестве "ночлежного приюта" (по выражению Нордау), Герцль вынес на Шестой конгресс, отнюдь не имея в виду ее буквальный смысл, а только в виде политического маневра, рассчитанного на Плеве.

Герцль, безусловно, не думал, говорит Бен-Цион Кац, будто в Уганду поедет из России много евреев. После визита к Плеве Герцль провел в Петербурге неофициальную встречу с группой еврейских литераторов, в которой участвовали Бен-Цион Кац, д-р Л. Кацнельсон (писатель Буки-Бен-Иогли), Саул Гинзбург, Л. Рабинович, Ю. Бруцкус, Ш. Розенфельд, Л. Сев из редакции "Восхода", а также сионистский деятель из Либавы

д-р Нисан Каценельсон, сопровождавший Герцля в качестве советника в продолжение всей его поездки по России.

Когда Буки-Бен-Иогли выступил в защиту "территориализма" (отказа от Эрец-Исраэль), Герцль дал ему резкую отповедь – в это время в кармане у него уже лежало английское предложение насчет Уганды. Герцль говорил о сионизме, как о спасении для еврейского народа. Когда же присутствующие стали ему возражать, что в Турции еще более дурные порядки, чем в России, Герцль вынул часы и твердо заявил, что "можно установить по часам время раздела Турции". Однако эти слова, сказанные еврейским литераторам, не могли быть сказаны Плеве.

Поэтому Герцль и поставил перед Шестым конгрессом вопрос об Уганде, дабы уверить русское правительство, что у сионистов есть реальные виды на отправку из России большого количества евреев. Это должно было облегчить сионистскую работу в России. По той же причине Герцль огласил на Шестом конгрессе в Базеле письмо Плеве к нему, где говорилось: если сионизм докажет, что способен облегчить эмиграцию русских евреев, то Плеве поможет этому движению. Отсюда Бен-Цион Кац приходит к предположению, что "вся история с Угандой имела целью выручить сионизм в России и убедить Плеве, с которым Герцль не мог говорить о разделе Турции, как он это сделал в разговоре с литераторами" (см. Б. Ц. Кац. "Еврейство в России пятьдесят лет назад", сборник по истории еврейства России, на иврите; "Хеавар", том первый, 1953 г.).

{159} В конце беседы Плеве обещал Герцлю сделать послабление сионистскому движению в России, если оно не будет заниматься внутренней политикой. Он также сказал, что русское правительство готово использовать свое влияние на турецкие власти, чтобы содействовать доступу евреев в Палестину. В качестве резюме Плеве вручил Герцлю письмо, которое могло рассматриваться как официальное правительственное заявление. Министр сообщил Герцлю, что показывал письмо царю и получил согласие последнего на отправку этого письма адресату. Поскольку Герцль считал исход переговоров с Плеве политическим достижением, а письмо – важным документом и так его позднее и {160} представил Шестому конгрессу, есть смысл привести его полный текст (из книги М. Медзини "Сионистская политика"):

"Министр внутренних дел

30 июля – 12 августа 1903 г.

Вы, господин Герцль, выразили желание, чтобы остался вещественный след нашей беседы. Охотно соглашаюсь с этим, дабы устранить все, что может дать место преувеличенным надеждам либо тревожным сомнениям.

У меня была возможность разъяснить вам точку зрения русского правительства на сионизм. Эта точка зрения легко может привести к необходимости переменить нашу политику терпимости на средства, вытекающие из надобности национальной самозащиты. Пока сущность сионизма выражалась в желании создать независимое государство в Палестине и пока он обещал организовать выезд из России некоторого количества русских подданных-евреев, русское правительство могло относиться к нему благожелательно.

Но с минуты, когда эта первичная цель сионизма кажется упраздненной ради элементарной пропаганды еврейской национальной обособленности в России, естественно, что правительство никоим образом не может терпеть это новое направление сионизма, результатом которого может стать появление групп, совершенно чуждых и даже враждебных патриотическим чувствам, слагающим мощь страны.

Поэтому доверительное отношение к сионизму может быть восстановлено лишь при условии, что он вернется к старой программе действий. В таком случае он сумеет рассчитывать на моральную поддержку с того дня, как часть его практических действий обратится на уменьшение еврейского населения в России.

Эта поддержка может быть облечена в форму заступничества за сионистских уполномоченных перед оттоманским правительством, облегчения работы эмиграционных обществ, а также поддержки их нужд, {161} разумеется не из государственных средств, а из налогов, взыскиваемых с евреев.

Считаю нужным добавить, что правительство России, будучи обязанным согласовывать свой образ действий в еврейском вопросе с государственными интересами, никогда не отходило от великих принципов морали и человечности. Не далее как в последнее время оно расширило право жительства в сфере округов, отведенных для еврейских масс, и ничто не препятствует надеждам, что развитие таких средств послужит улучшению условий существования евреев России, в особенности, если эмиграция сократит их количество.

Плеве".

Письмо Плеве, как видно из его содержания, осложнило и сократило возможности легализации сионистской работы в России. Тем не менее, в нем есть некоторые послабления по сравнению с секретным циркуляром, приведенным нами ранее. Учитывая это, Герцль был вправе рассматривать итоги своих переговоров с Плеве как настоящее достижение...."

еще о сионистском движении:

http://ldn-knigi.narod.ru/JUDAICA/OPinsker.htm или на зеркалах:

http://ldn-knigi.by.ru/JUDAICA/OPinsker.htm

http://ldn-knigi.russiantext.com/JUDAICA/OPinsker.htm

Источник:

"Календарь Русской Революции" (1825 – 1905)

под общей редакцией В.Л. Бурцева

Изд. "Шиповник", Петроград – 1907 г. (1917г.)

С илюстрациями и фотографиями

Апрель

(наши пояснения и дополнения – шрифт меньше, курсивом)

{Х} – Номера страниц Старая орфография изменена.

6 Апреля 1903. Кишиневская бойня.

Кишиневская бойня, которой начинается новая полоса погромной политики правительства, находится в преемственной связи с погромами 80-х годов, происходивших при аналогичных условиях и носивших тот же характер. Как и тогда, погромы должны были сыграть роль отдушины для накопившегося народного недовольства и отклонить революционное брожение масс от правительства; как и тогда, беспорядки явно подготовлялись кем-то заранее; как и тогда, наконец, власти ничего не предпринимали для предотвращения погромов и открыто им потворствовали.

Однако, на ряду с общим сходством, между новейшими погромами и погромами 80-х годов имеется существенная разница.. Раньше всего, мотивы погромов сильно усложнились. В 80-х годах почти не было массового еврейского революционного движения, и правительство, желая отклонить от себя растущее недовольство масс, пользовалось евреями как козлом отпущения. Евреев обвиняли в том, что, "распространяя среди крестьянского населения уверения и слухи о возможных влияниях на правительственные органы, они (евреи) развивали в крестьянах убеждение, что Царская Воля в деле избавления их от еврейской эксплуатации не приводится в исполнение по проискам и интригам тех же евреев" (Из "Исторического обзора деятельности Комитета Министров". Т. IV. Стр. 183.). Погромы должны были, следовательно, с одной стороны, бросить в массы мысль об еврейской эксплуатации, с другой – укрепить в народе уверенность в силу и крепость правительственной власти. Этим путем население не только отвлекалось от революционного натиска на правительство, но и проникалось верой в доброжелательное отношение правительственной власти к народу.

{104} На деле, однако, расчеты правительства не оправдались; хотя бы поздно, хотя бы только для вида, но правительство вынуждено было защищать евреев, это значить укреплять в массах уверенность в слабости и коварстве правительства. "Это-то и грустно во всех этих еврейских беспорядках", отметил Александр III на отчете варшавского генерал-губернатора, в котором с циничной откровенностью указывалось, что "вынужденная роль защитников евреев от русского населения тяготила правительство".

Это противоречие, в связи с намечавшимся переходом от еврейских погромов к открытому возмущенно против властей, заставило правительство круто повернуть свою политику. Поощряемые вначале погромы стали жестоко подавляться и прекратились. Но с того времени условия сильно изменились: еврейские население перестало быть только козлом отпущения: – оно стало революционной силой.

Специфическое социально-экономическое положение евреев в их исключительное бесправие создали в еврейском народе благодарную почву для революционной и социалистической пропаганды. Meнее чем в десять лет революционное движение охватило самые широкие слои еврейского народа. Еврейское рабочее движение стало передовым революционным элементом в северо-западном крае и на юге России. Центральное правительство и местные власти, видевшие успехи еврейского рабочего движения и его революционизирующее значение, прониклись страшной ненавистью к еврейским революционерам; началась эпоха самых диких репрессий: массовые аресты, ссылка, избиение, наконец, сечение. Но репрессии только способствовали политическому воспитанно масс и укрепляли их революционную энергию. Тогда правительство решило утопить еврейское революционное движение в еврейских погромах. К постоянному мотиву погромов – отклонение от правительства недовольства народных масс – присоединились новые: месть еврейским революционерам и устрашение еврейского общества.