Текст книги "Вновь обретя веру (ЛП)"

Автор книги: Тэмми Фолкнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Тэмми Фолкнер
ВНОВЬ ОБРЕТЯ ВЕРУ

(Братья Рид #3.5)

Оригинальное название: Finally Finding Faith by Tammy Falkner

Серия : The Reed Brothers / БратьяРид

Номер в серии : 3.5

Переводчик : Катерина Матвиенко

Редактор: Лина Зянгирова

Вычитка: Олеся Норицына

Обложкой занималась Олеся Норицына.

Переведено специально для группы http://vk.com/translation4you

.

Дэниел

Я вхожу в тату-салон, и над дверью звенят колокольчики. Большая красная светящаяся вывеска гласит, что он открыт и принадлежит семье Рид. Смахиваю снег с волос и пытаюсь согреть дыханием ладони. На улице чертовски холодно. Сейчас полночь, а это значит, что в Нью-Йорке наступило тридцать первое декабря. И холод в это время в порядке вещей. До Нового года всего лишь сутки, и у меня есть только двадцать четыре часа, чтобы наполнить жизнь воспоминаниями. Потому что к тому моменту, как куранты отсчитают последнюю секунду две тысячи тринадцатого года, дела из моего списка должны быть выполнены. Я достаю из кармана лист бумаги и быстро пробегаюсь по нему глазами.

Набить татуху

Проехаться по снегу в карете, запряжённой лошадьми

Посетить Бродвейский театр

Купить горячие каштаны у уличного торговца

Съесть полукилограммовый гамбургер у «Рокко»

Выпить горячий шоколад на скамейке в парке

Починить часы

Осматриваюсь вокруг. Замечаю стену, увешанную огромным количеством необычных эскизов, а также направляющуюся ко мне женщину, которая немного похожа на фею. На ней одежда в ретро стиле, а волосы уложены в модельную причёску шестидесятых годов. Судя по бейджику, её зовут Фрайди. И это имя ей подходит.

– Чем могу помочь? – на выдохе спрашивает она.

У неё усталый вид, и я тут же задаюсь вопросом, что такого могло с ней произойти, если в её глазах поселилось подобное выражение. Но не осмеливаюсь спросить об этом.

– А Среда и Четверг[1] остались дома? – вместо этого слетает с моих губ.

Девушка выгибает правую бровь и снова смотрит на меня. Мне тут же хочется взять свои слова обратно. Но потом она начинается смеяться. Не просто хихикать, а заливаться смехом, схватившись за живот. А когда успокаивается, манит меня пальцем, предлагая следовать за ней. Фрайди устраивается за столиком и, как только я занимаю место напротив, спрашивает:

– Смею предположить, что ты здесь для того, чтобы сделать татуировку?

Я оглядываю помещение.

– На самом деле я думал, что здесь бордель. Нет?

Я пытаюсь подняться, но мой дурацкий протез ноги портит всё представление, когда с лязгом ударяется о стол. Я морщусь.

– Ты в порядке? – тихо спрашивает она.

Фрайди не опускает взгляд на мою ногу, а смотрит мне в лицо. В то время как большинство людей, по крайней мере, посмотрело бы в ту сторону.

– Да, – огрызаюсь я.

– Ну, если ты ищешь бордель, мы ничем не можем тебе помочь, – говорит Фрайди.

Она смотрит в сторону мужчин, набивающих татухи. Это крупные блондины, и вид у них немного пугающий. К тому же они, похоже, не оценили мою шутку, чего не скажешь о Фрайди.

Она понижает голос до шёпота:

– В последний раз, когда я пыталась здесь торговать своим телом, мальчикам это не понравилось, – смеётся она.

Выражение лиц у мужчин становится ещё более суровым, и я задаюсь вопросом, не пора ли мне на выход.

Я опускаю взгляд на наручные часы. Не знаю почему, но я всё ещё смотрю на них. Они не ходят со времён взрыва в Афганистане, забравшего жизни всех моих друзей, мою ногу и моё здравомыслие. Но по-прежнему ношу их, словно надеюсь, что однажды они снова пойдут. Однако этому не бывать. Моя жизнь кончена. Точнее, это произойдёт завтра в полночь. Я перевожу взгляд на настенные часы. Двадцать три часа и пятьдесят две минуты отделяют меня от момента, когда я закончу то, что начала судьба. Я исправлю её ошибку.

Фрайди машет руками у меня перед лицом, возвращая к реальности.

– Ау-у, – тянет она.

– Извини, – судорожно вздыхая, бормочу я.

Так легко потеряться в воспоминаниях. В криках. В боли. В хаосе. Я смотрю в её прекрасное лицо.

– Я хочу набить татуировку, – говорю я. – Часы, наверное. Чтобы показывали полночь. И взрывающиеся вокруг фейерверки.

Фейерверк. Бомбы. Какая разница?

Она кивает.

– Это мы можем.

И начинает рисовать на листке бумаги. А спустя несколько минут разворачивает рисунок ко мне. Получилось чертовски идеально.

– Такие? – спрашивает она.

Я киваю, так как едва ли в состоянии говорить. Ведь когда это время покажут настоящие часы, я умру.

– Идеально, – с хрипотцой говорю я.

И опускаю взгляд на свои часы. Я всегда так делаю, когда нервничаю. Хоть и не ожидаю, что они снова пойдут.

Фрайди кричит через плечо, и один из мужчин отзывается. Он расчищает стол и жестом подзывает меня к себе. Девушка показывает ему эскиз, и тот кивает, закусывая губу.

– Без проблем, – говорит он. – Только эта будет последней на сегодня. – Он усмехается мне. – Дома в кровати меня ждёт горячая девушка.

– Ну надо же, – щебечет Фрайди. – И меня, – улыбается она мне.

Один из мужчин, самый крупный, игриво толкает её в плечо.

– Ты мечта любого мужчины, Фрайди, – говорит он, а затем протягивает руку мне. – Пол, – представляется он. После чего снова обращается к Фрайди: – Перестань, а то ещё парень решит, что у него есть шанс присоединиться к вам. – Прищурившись, он наклоняется ко мне. – Даже не мечтай, – говорит он тихо. – Я подкатываю к ней уже несколько лет. – И показывает мне присаживаться. – Где будем набивать? – спрашивает Пол, в то время как тот, на чьём бейджике написано «Пит», моет руки.

Я закатываю рукав. Плечо – одно из немногих мест на моём теле, где нет шрамов от ожогов.

– Здесь? – говорю я.

– Лучше снять, чтобы ткань не мешала, – говорит Пит, показывая на мою рубашку.

Я боялся этого, но ведь сегодня мой последний день на Земле. Да и кому какая разница, как выглядит моя грудь? Потянувшись к рубашке, стягиваю её через голову, как делают все мужчины, и тут слышу, как ахает Фрайди при виде моей обнажённой груди. Хотя выглядит она куда хуже, чем есть на самом деле.

– Извини, – бормочет Фрайди, когда Пол бросает взгляд в её сторону.

Она садится напротив меня, и её глаза наконец-то опускаются на тонкий отрезок из титана, виднеющийся над самым ботинком.

– Что произошло? – тихо спрашивает она.

Пит переносит рисунок на мою руку, а затем начинает вводить чернила под кожу. Это почти не больно.

– Взрыв, – отвечаю я со вздохом.

– Было страшно? – выдыхает Фрайди.

Она подпирает подбородок рукой, опершись локтем о стол.

Я киваю.

– Очень. Все из моего отряда погибли. – Я поднимаю штанину. – Я же потерял ногу и получил множественные ожоги. Но выжил.

– Вселенная наверняка припасла для тебя что-то очень хорошее, – говорит она.

Пол фыркает.

– Фрайди, пожалуйста, – предостерегает он.

Я должен был умереть вместе с ними.

– Сомневаюсь. Через сутки я уезжаю, – лгу я. Ну, в каком-то смысле это ложь. Хотя в ней есть и доля правды. – Хочу присоединиться к своей команде.

Лицо Фрайди озаряется радостью.

– Должно быть, ты очень этого ждёшь.

Ага. Это всё, чего я ждал в течение очень, очень долгого времени.

Я хочу сменить тему разговора, так как думаю о списке в моём кармане.

– Ребят, вы не в курсе, где здесь можно найти мастерскую часов? Кого-то, кто сможет починить наручные часы?

Парни переглядываются, и один из них произносит:

– «У Генри»?

– Не знаете, они завтра открыты? – спрашиваю я. – Ну, уже сегодня.

Мне нужно починить часы к завтрашнему вечеру. Вернее, к полуночи. Этот пункт есть в моём списке.

– Позвони ему, Пол, – говорит Пит.

Он достаёт из кармана мобильный и бросает его Полу. Тот шутливо жонглирует им, пока Пит не прикрикивает на него.

– А разве сейчас не поздновато для звонка? – спрашиваю я, переводя взгляд с одного на другого.

– У жены Генри два года назад случился удар, и поэтому сейчас, чтобы он мог о ней заботиться, они работают каждую свободную минуту. Так что он, скорее всего, ещё не спит. В противном случае Пол просто оставит сообщение. – Он пожимает плечами. – Попробовать всё равно стоит.

Пол кивает, и как только ему кто-то отвечает, на его лице расплывается улыбка. Он рассказывает, что у меня сломались часы. А затем прикрывает микрофон мобильного и смотрит на меня.

– Можешь подойти к ним, когда мы закончим? – спрашивает он. – Генри ещё не ложился.

Я киваю.

– Конечно.

Пол говорит ещё с минуту, а затем кладёт трубку.

– Как она? – спрашивает Пит.

Пол качает головой.

– Не очень хорошо, и она уже готова сдаться. Иногда я думаю, что она держится только ради Генри, – вздыхая, говорит он. – Я запишу тебе адрес. Это прямо за углом, в подвале.

Он протягивает мне листок, когда Пит заканчивает татуировку. Я смотрю на неё с улыбкой. Она великолепна. Что ж, один пункт из списка выполнен.

– Там ты найдёшь Фейт, – говорит он. – В мастерской часов.

– Веру[2]? – чуть ли не фыркая, переспрашиваю я.

Во мне не осталось веры. Ни единой капли.

– Фейт – внучка Генри. Она помогает ему заботиться о его жене и работает в мастерской в его отсутствие. – Он показывает рукой, что она ему по плечо. – Рыжая крохотуля. И чертовски милая. Этакая скромная, но сексуальная библиотекарша.

– Фейт – девушка? – спрашиваю я.

Это не какое-то мифическое состояние бытия?

Пол медленно кивает.

– Ох, ладно, – тихо говорю я.

Я бы предпочёл поговорить с девушкой, чем говорить с кем-то о вере, надежде, Боге или о чём-то в этом духе – о чём-то, чего я лишился. Расплатившись, я направляюсь к выходу. У дверей Фрайди дёргает меня за рукав. Когда я опускаю взгляд, она встаёт на цыпочки и целует меня в щёку.

– На удачу, – тихо поясняет она.

– Спасибо, – из-за вдруг возникшего в горле кома хриплю я.

Пит натягивает пальто.

– Пройдусь с тобой до Генри. В нашем районе в это время суток лучше не ходить в одиночку.

Он переводит взгляд на Пола, который, я уверен, приходится ему братом. Они очень похожи, но тот, что покрупнее, настолько широк, что может заслонить собой дверной проём. И его улыбка не такая лёгкая, как у Пита.

– Проводишь Фрайди домой? – спрашивает Пит у Пола.

Пол шутливо ворчит и обнимает Фрайди.

– Если нужно, – говорит он, проводя рукой по волосам девушки.

Она хлопает его по запястью, пока Пол не выпускает её из объятий. Встав напротив него, Фрайди глубоко вдыхает. Пол, будто смутившись, опускает на неё взгляд. Девушка делает ещё один вдох, и улыбка смягчает выражение её лица. Пол снова притягивает её к себе.

– Готова? – спрашивает он.

Фрайди кивает, и её щёки покрывает румянец.

– Не нужно меня провожать, если думаешь, что я приглашу тебя войти, – игриво говорит она.

– Однажды, Фрайди, тебе не придётся выбирать, приглашать меня войти или нет.

Она замирает, и её дыхание немного ускоряется.

Проходя мимо, Пит ударяет меня в плечо.

– Готов? – спрашивает он. Я киваю, засовывая руки в карманы. – До завтра, – бросает он через плечо.

– Большие планы на новогоднюю ночь? – спрашиваю я, когда мы ступаем на тротуар.

Снега стало ещё больше, и я натягиваю капюшон. Спотыкаюсь на снегу, и Пит сбавляет шаг. Он не упоминает о моей ноге, а просто идёт дальше.

– Спасибо, – бормочу я.

– За что? – спрашивает он, глядя мне в лицо.

– Просто так, – отвечаю я.

Быть может, я просто навоображал себе, что он подстроился под меня. Я так волнуюсь о моей инвалидности, что иногда думаю, будто другим тоже есть до этого дело.

– Завтра мы с моей девочкой будем смотреть фейерверк, – говорит он.

– Сегодня, – опустив взгляд на свои сломанные часы, поправляю я.

– Ох, точно, – улыбаясь, говорит он. – Сегодня. – Он выдыхает морозное облачко. Вдруг Пит останавливается и сворачивает, а затем начинает спускаться по лестнице. – Ты идёшь? – спрашивает он, в то время как я стою, глядя на него, как на идиота.

– Мы на месте, – поясняет он.

Я медленно спускаюсь по ступеням. Мне тяжело подниматься и спускаться по лестницам, поэтому, если бы Пита здесь не было, я бы просто пропрыгал этот путь на одной ноге. Так было бы проще, чем медленно спускаться, преодолевая лишь одну ступеньку за раз. Хотя и не грациозно.

Зайдя в дверь, мы оказываемся в подвале, заполненном часами. Тут и дедушкины часы, и часы с кукушкой, и настольные. Где-то сверху грохочет поезд метро, и, услышав этот звук, я улыбаюсь.

– Здесь классно, правда? – спрашивает Пит.

В самом деле, это самое удивительное место, которое я видел за последние лет десять.

В дальней части комнаты стоит длинный стол, за которым сидит пожилой мужчина, а вокруг него разложены различные шестерёнки и другие детали. Он смотрит в увеличительное стекло, а само рабочее пространство утопает в ярком свете ламп. Мужчина не обращает на нас внимания, и Пит окликает его по имени.

– Генри! – зовёт он громко.

Мужчина смотрит на нас поверх оправы очков.

– Пит, – произносит он, откладывая инструменты и вытирая с рук смазку. – Какой приятный сюрприз.

Пит подходит, чтобы пожать мужчине руку, но тот вместо этого притягивает Пита в свои объятия.

– Рад видеть тебя, Генри, – говорит Пит. – Как Нэн?

Генри качает головой, и его взгляд становится рассеянным.

– Держится, – отвечает мужчина.

Пит сжимает плечо Генри.

– По крайней мере, она дома, – продолжает Генри. Посмотрев на меня, он указывает на Пита. – Этот молодой человек и его братья помогли мне переставить мебель, чтобы я мог забрать Нэн домой.

Пит молча опускает взгляд.

Генри протягивает руку.

– Я Генри, – говорит он. – А тебя как зовут?

– Дэниел, – отвечаю я. – Извините, что побеспокоил вас в такое позднее время, но Пит сказал, что вы можете помочь мне с часами.

Я снимаю их с запястья и протягиваю ему.

Старик поправляет на носу очки и пристально рассматривает их со всех сторон.

– Они старые, – говорит он. – И не могу сказать точно, работал ли я когда-нибудь с такими.

Они принадлежали моему дедушке.

– Как думаете, вам удастся их починить? – спрашиваю я.

Генри подходит к ближайшему столу и открывает ящик, разглядывая шестерёнки так, будто знает, какие ему понадобятся.

– Возможно, – бормочет он.

Вдруг со второго этажа доносится звук глухого удара, и мужчина вздрагивает. Положив мои часы на стол, он направляется к лестнице.

– Нужна помощь? – спрашивает Пит.

– Дедушка! – зовёт женский голос с верхней ступеньки лестницы.

Пожилой мужчина спешит вверх по лестнице, Пит следует за ним. И они оба пропадают из виду. Я рассматриваю часы, которые необходимо починить, и, засунув руки в карманы, обхожу помещение. Здесь только одна, ничем не разделённая комната. Над головой с грохотом проносится поезд метро, и я чувствую, как уголки моих губ поднимаются в улыбке.

Дверь наверху открывается, и раздаются лёгкие шаги спускающегося по лестнице человека. Затем я вижу пушистые домашние тапочки и полосатые пижамные штаны, а после – самую зеленоглазую и самую красивую девушку, которую я когда-либо видел.

Фейт

Я спотыкаюсь о нижнюю ступеньку, и он протягивает руку, чтобы поймать меня. Его немного шатает, и он хромает, но он всё равно сильный и крепкий. Такое впечатление, будто мужчина скорее сам упадёт, чем позволит упасть мне, и это так странно...

– Извините, – бормочу я, хватаю свой свитер и надеваю его, чтобы прикрыться.

Следовало бы одеться, а не спускаться в одной пижаме, но у меня просто не было сил. Я постоянно работаю, а если меня и сменяет дедушка, то я в это время забочусь о Нэн. Чувствую себя так, будто не спала несколько дней. Хотя, может, это и в самом деле так. Я до смерти испугалась, когда Нэн упала, пытаясь встать с кровати. Мне нельзя было засыпать. Следовало бодрствовать, чтобы приглядывать за ней. Я знала, что дедушка внизу. Ему тоже иногда нужен перерыв. Днём он всё так же работает швейцаром в жилом комплексе. А в свободное время чинит часы. А ещё он любит Нэн.

Их любовь самая нереальная из всех, что мне встречалась. Даже по сравнению с моим замужеством. Когда Нэн была в центре сестринского ухода, дедушка приходил туда и каждую ночь спал в кресле рядом с её кроватью, объясняя это тем, что не мог спать без неё, поэтому не видел смысла ночевать дома. Я переехала к ним, чтобы дедушка мог забрать её домой. Уж не знаю, помогаю я им или только мешаю. Но, находясь здесь, чувствую себя лучше. Ну, не считая тех случаев, когда делаю что-то не так – например, засыпаю в неподходящий момент.

Мужчина кашляет в кулак. Должно быть, я ушла в себя. Дедушка говорит, я часто так делаю. Это одна из причин, почему у меня получается чинить часы. Это кропотливая и скрупулёзная работа, которая помогает мне на время сбежать от этого мира.

– Не хотела на вас свалиться, – говорю я, и мои щёки заливает румянец.

Он красивый. Очень красивый. У него каштановые волосы и глубокие шоколадно-карие глаза. Часть его лица скрыта щетиной, и он не улыбается. Почему он не улыбается?

Мужчина опускает руку, чтобы поправить штанину, и мне становится виден кусочек метала, уходящий в ботинок. Я поднимаю взгляд на его лицо и понимаю, что он наблюдает за мной. Так вот почему он не улыбается? Не зная, что ещё сделать, я протягиваю ему руку и представляюсь:

– Фейт.

Он принимает мою руку и нежно её сжимает, наши взгляды встречаются, и я замечаю крохотную искорку в его тёмных глазах. Но она исчезает так же быстро, как и появилась.

– Дэниел, – отвечает он. – Наверху всё нормально? – Его взгляд обращается к закрытым дверям.

– Нэн пыталась встать и упала.

Я качаю головой. Разум Нэн всё ещё ясный, но тело её не слушается, и она до сих пор не в полной мере осознала это.

– Пит уложит её в постель.

Я смеюсь. Этот парень умеет найти подход к девушкам.

– Риды, – говорит он. – Они кажутся очень милыми.

Я закатываю глаза.

– Когда они впятером оказываются в одной комнате, это немного подавляет.

Когда-то я была влюблена в Пита, но потом он встретил Рейган, и они так до безумия идеально подходят друг другу, что я быстро затолкала свои чувства подальше.

– Впятером? – спрашивает он, почёсывая голову. – Думаю, я видел только двоих.

Я начинаю перечислять, загибая пальцы:

– Пол, Мэт, Логан, Сэм и Пит, от старшего к младшему. Сэм и Пит близнецы, хотя Сэм клянётся, что старше на восемь минут.

Я подхожу к столу, на котором дедушка оставил часы Дэниела.

– Твои? – спрашиваю я, надевая очки и опускаясь на стул, а затем наклоняю дедушкин светильник к часам.

Разглядывая их, я понимаю, что в состоянии их починить, хоть никогда и не работала с подобными.

– Они принадлежали моему деду.

Я поднимаю на него взгляд.

– Что случилось?

Он смотрит куда угодно, только не на меня.

– Взрыв. В Афганистане.

– Это там ты получил ранение? – спрашиваю я, в то время как мой разум уже полностью погрузился в работу над часами.

– Ага, – отвечает он на выдохе.

– И что, часы перестали работать после взрыва? – спрашиваю я, пытаясь понять, в чём причина неисправности.

Потому что шестерёнки прокручиваются, когда я проворачиваю их вручную.

– Для меня всё перестало работать после взрыва, – говорит Дэниел.

В его голосе вдруг слышится печаль, и я поднимаю на него взгляд.

– Что ты имеешь в виду?

– Часы, – поясняет он, хотя я более чем уверена, что он говорил о своей жизни. – С тех пор они не работают.

– Мм-хмм, – протягиваю я, вынимая шестерёнки и другие детали, а затем раскладываю их перед собой на столе.

– Уверена, что тебе следует это делать? – спрашивает он.

Подойдя ближе, мужчина отодвигает стул. Он словно беспокоится, и теперь, когда он так близко, я начинаю немного нервничать. Хотя дедушка и Пит находятся прямо над нами.

Я поднимаю на него взгляд.

– Ты же хочешь починить часы, не так ли? – спрашиваю я.

Дэниел кивает.

– Больше всего на свете. – И вздыхает. – Мне кажется, что в тот день время остановилось и больше никогда не продолжит идти вперёд.

Я киваю, хотя не смотрю на него. Он сказал мне больше, чем хотел, и, боюсь, остановится, если поймёт, что я и в самом деле его слушаю.

– Ты потерял друзей?

Я продолжаю работать над часами, разбирая их деталь за деталью.

– Я потерял всех из моего отряда. – Его голос становится хриплым, и он пытается прочистить горло. – Всех до единого. Я потерял всех и всё.

– Где твоя семья? – спрашиваю я.

Я чувствую тёплый порыв воздуха от его мощного выдоха.

– Их больше нет.

Наконец-то я поднимаю на него глаза.

– Мне жаль.

Он кивает. Затем встаёт и начинает наматывать круги по мастерской. Час спустя я собираю его часы и завожу их. Они должны работать. Но не тут-то было. И я понятия не имею почему. Вздыхаю.

– Что-то не так? – спрашивает он, стоя за моей спиной.

Я чувствую тепло от его дыхания на затылке, и волоски у меня на руках встают дыбом.

– Всё нормально, – говорю я, снова начиная их разбирать. Оглядываюсь на него через плечо: – Ты спешишь?

Он пожимает плечами и садится возле меня. Взяв ручку, начинает раскручивать её на столешнице. Я перевожу взгляд на него.

– Извини, – застенчиво говорит Дэниел и останавливает ручку, прижав её рукой к столу. – Так ты живёшь здесь? – спрашивает он. – В Нью-Йорке? Всё время?

Я киваю, продолжая разбирать часы. Как и все старые часы, они состоят из шестерёнок. Уверена, я поставила детали на свои места и они должны работать именно так. Они не повреждены и не поломаны. И я ничего не пропустила. Ничто не вышло из строя в результате взрыва.

– Ага, – быстро отвечаю я.

– И всегда здесь жила? – спрашивает он.

– Нет, – бормочу я. – Переехала сюда, когда заболела бабушка. Раньше я жила во Флориде.

– Тебе здесь нравится? – задаёт он вопрос.

Я пожимаю плечами.

– Везде по-своему хорошо.

– Почему ты не замужем? – спрашивает Дэниел.

Я поднимаю на него взгляд.

– С чего ты так решил?

Он усмехается, но веселье не отражается в его глазах.

– Потому что ни один мужчина в здравом уме не отпустил бы тебя так далеко.

Я резко поднимаю голову. Он встаёт и снова начинает ходить кругами, словно вовсе не он только что говорил такие проникновенные слова.

– Не понимаю, о чём это ты, – бормочу я.

Дэниел подносит ладонь к уху и, усмехаясь, наклоняется ко мне.

– Ты что-то сказала? – спрашивает он.

– Неважно.

Взглядом я нахожу его рот. Он облизывает полную верхнюю губу, и я заставляю себя посмотреть на что-то другое.

– Что-то не так? – спрашивает он, переводя взгляд на мой рот, и подходит ближе.

Он что, хочет меня поцеловать?

Я снова смотрю на часы, сбрасывая с плеч свитер, поскольку в помещёнии вдруг стало жарко.

– Нет, – отвечаю я.

И осматриваю детали часов, разложенные по всему столу. Дверь наверху открывается, и спускается Пит. На полпути он замедляется и переводит взгляд с меня на Дэниела.

– Что я пропустил? – усмехается он.

– Заткнись, – ворчу я.

– Ох, – выдыхает Пит.

Затем кивает и стукает меня по плечу, проходя мимо. Я рычу на него, и он начинает смеяться.

– Как Нэн? – спрашиваю я. – Всё ещё расстроена?

– Если и так, то только из-за того, что ты винишь себя, – отвечает он и треплет мне волосы своей большой медвежьей лапой. – Не будь так строга к себе, – тихо говорит он. – Это могло случиться с каждым.

Я киваю, закусив нижнюю губу, чтобы не разрыдаться. Нэн так стремительно полетела вниз. У неё всё ещё случаются микро-удары, после которых она становится всё слабее и слабее. Мы не так уж много можем для неё сделать, кроме как быть рядом и стараться предоставить ей наибольший комфорт.

– Она говорила о каких-то старых часах, – произносит Пит, поднимая пакетик с чипсами, которые я не так давно ела, и принимается их доедать.

Я улыбаюсь. Когда они поженились, дедушка купил ей маленькие, но смешные часы, сделанные в Германии. Но им пришлось продать их, когда стало совсем туго с деньгами, лет тридцать назад. Дедушка обшарил весь интернет, пытаясь найти похожие.

– Он никогда не найдёт такие же часы, которые сможет себе позволить. Сейчас делают плохие часы, и они быстро ломаются. Но он не хочет покупать плохие. Он хочет подарить ей что-то действительно стоящее. Или ничего.

– О каких часах идёт речь? – спрашивает Дэниел.

– Это были немецкие часы компании «Блэк Форест», и когда они били время, из них выскальзывали танцоры и ездили туда-сюда перед циферблатом. – Я пожимаю плечами. – Это всё, что я о них помню.

– Речь о раритете? – спрашивает Пит.

Я киваю.

– Для дедушки они слишком дорогие. – Я бы хотела купить их, если бы только нашла такие и у меня была такая сумма. – Раньше Нэн придумывала любовные истории о том, что делали танцоры, когда возвращались в свой домик. – Я приподнимаю бровь, глядя на мужчин. – Судя по всему, внутри тех часов много целовались.

Между Нэн и дедушкой всегда была сумасшедшая страсть, и иногда я задаюсь вопросом, посчастливится ли мне ещё когда-нибудь испытать что-то подобное. Может, я жду любви, которая сравнится с их чувствами друг к другу. Не знаю. Но, судя по ухмылке Пита, лучше мне не развивать эту мысль.

– Генри был сексуально озабоченным, – поёт он игриво.

Я качаю головой, хотя в душе мне не хочется его ругать.

– Она снова начала говорить об этом несколько недель назад. Я знаю, он хочет подарить ей такие часы, но вряд ли ему выпадет такая возможность.

Из кармана Пита раздаётся сигнал телефона, и, усмехаясь, он очень быстро что-то печатает. А затем поднимает взгляд на нас.

– Рейган пишет, что мне придётся ночевать на улице, если я не вернусь домой в ближайшее время.

Я смеюсь.

– Думаю, тебе лучше поторопиться.

– Она меня любит, – говорит он.

И его глаза светятся от счастья. Пит спокойный и счастливый, и я за него очень рада. Он смотрит на меня.

– Сколько стоят такие часы? – спрашивает он.

– Больше машины, – отвечаю я. – Даже в нерабочем состоянии.

Он морщится.

– Да уж. Я тоже думал купить себе такие.

Дэниел протягивает руку.

– Спасибо, что помог найти мастерскую, – говорит он Питу.

– Эй, хочешь провести завтрашнюю ночь с нами? Можем вместе пойти смотреть на фейерверки.

Дэниел качает головой.

– В полночь мне нужно быть в другом месте, – говорит он. – Но спасибо за предложение.

Пит хлопает его по плечу, а затем чересчур крепко обнимает меня и уходит. До меня доносится его свист, когда он шагает по тротуару.

Закрывая крышку часов Дэниела, я поднимаю взгляд к нему.

– Они так и не работают.

Его рот вытягивается в прямую линию.

– Я надеялся, что кому-то удастся починить их до того, как станет слишком поздно.

– Слишком поздно для чего? – спрашиваю я.

– Для меня, – отвечает он.

– Для тебя никогда не будет слишком поздно, глупенький, – говорю ему я.

Дэниел

Зёрнышко надежды расцветает в моей груди. Я ни на что не надеялся уже очень давно. Рассеянно потираю грудь, пытаясь утихомирить душевную боль и участившееся сердцебиение. Я уже очень давно мёртв внутри, с тех пор как очнулся в больнице без ноги, без друзей и без будущего. Но сейчас вдруг чувствую, что могу стать свободным.

– Ты в порядке? – спрашивает Фейт.

Она встаёт и подходит ко мне, неуверенно протягивая руку, чтобы коснуться моего лица. Девушка смотрит мне прямо в глаза, и я хочу потеряться в ней и раскрыть ей все свои секреты.

– Всё отлично, – бормочу я, хотя это не так. И добавляю: – У меня ПТСР[3]. В худшем из его проявлений.

– После того случая? – ласково спрашивает она.

Я утыкаюсь лицом в её ладонь и нюхаю её, как котёнок, а она улыбается, позволяя мне это.

– После дозоров. После людских смертей. И лицезрения мёртвых тел. А также того, во что превратилась моя жизнь.

Фейт указывает на диван, что стоит в другом конце комнаты, и я опускаюсь на него с одной стороны. Девушка садится с другой стороны, подтягивая ноги так, что её ступни оказываются между нами, и стягивает со спинки дивана вязаный шерстяной плед, чтобы прикрыть им ноги. Она укрывает им и мои колени. Где-то в районе груди снова начинает болеть, и я потираю это место.

– Что-то болит? – спрашивает она.

– Всё, – произношу я тихо.

Я никогда не рассказывал об этом дерьме. Но Фейт задаёт вопросы, и она не мой командир или грёбаный психотерапевт, который хотел залечить меня до бесчувствия. Чтобы я забыл всё, что видел. Но я не хочу забывать. Мне нужно помнить, потому что если не я буду помнить их живыми, то кто тогда?

– В тот день время для меня остановилось, – говорю я и утыкаюсь лицом в ладони, сосредотачиваясь на дыхании.

– Тебе нужен бумажный пакет, чтобы подышать в него? – спрашивает Фейт.

Я смеюсь.

– Может, он понадобится мне чуть позже.

– Расскажи мне о том дне, – просит она.

Я качаю головой.

– Не могу.

– Почему? – шепчет она.

– Потому что вспоминать больно, – признаюсь я.

Хотя предпочёл бы промолчать.

– Они все мертвы? – тихо спрашивает Фейт.

Я киваю.

– Сколько их было?

Она поправляет плед, чтобы тот лучше меня укрывал, и я чувствую, как её ступня скользит чуть ниже моего бедра. Я улыбаюсь. Мне это нравится. Нравится намного больше, чем должно бы.

– Десять человек, – отвечаю ей.

– Как их звали?

Боль в моей груди становится невыносимой, а от возникшего комка начинает болеть и горло, потому что я не могу проглотить прошлое. Когда я перевожу взгляд на неё, то замечаю, что её глаза блестят от непролитых слёз. Блядь. Я её расстроил.

– Мне так жаль, – говорю я. – Мне не следовало обременять тебя этим.

– Нет, следовало, – произносит она с лёгким смешком. Этот переливающийся звук приятен, как перезвон колокольчиков в ветреный день на крыльце дома моей бабушки. – У меня всё равно нет других дел.

Мыслями я возвращаюсь в прошлое. Я всё ещё вижу их лица. Вижу, какими они были до и после взрыва. Как раз это и не даёт мне покоя.

– Джимми. Ему было девятнадцать, он любил играть в покер. И сколько бы раз мы не играли, он всё время побеждал.

Повернувшись ко мне лицом, она опускает голову на спинку дивана и уютно устраивается на подушках. А потом зевает.

– Кто ещё? – спрашивает она.

– Рон, Бобби, Дэвид, Джон и Дружище. Все родом из Теннеси, а познакомились в Бейсике.

– Дружище? – фыркает девушка.

– У него были огненно-рыжие волосы, и звали его Шеймус О'Мэлли.

– Дружище звучит намного лучше.

Она усмехается, и боль в моей груди становится сильнее.

– Алекс, который был той ещё занозой в заднице. Как-то он стырил мои тапочки для душа и спрятал их. Он не собирался их носить, просто не хотел, чтобы такая возможность была и у меня. – Я скучаю по его приколам. – Джефф, что был мне как брат. Я знал его дольше всех.

– А ещё двое? – спрашивает Фейт, подняв два пальца.

Я киваю.

– Рекс и Рик. Они были как близнецы – куда один, туда и другой.

Она кивает, удобнее устраивая голову на диване, а мне хочется, чтобы её голова лежала на моей груди, и я мог её чувствовать. Я хочу чувствовать её дыхание на своей коже. Блядь.

– Рик, как и я, пережил взрыв, – выпаливаю я.

Она поднимает голову.

– Я думала, ты сказал, что они все мертвы.

– Он, как и я, пострадал при взрыве, но, когда понял, что я потерял ногу, поднял меня и потащил, перекинув через плечо.

Меня мутит, и я подумываю, а не сделать ли перерыв, чтобы отойти и избавиться от содержимого желудка. Но вдруг Фейт пододвигается ко мне и кладёт голову мне на плечо. При этом она сдвинула ноги, и теперь они не касаются моего бедра, поэтому я кладу их себе на колени и укутываю в плед. Она сидит рядом со мной. Я чувствую, как бьётся её сердце в груди, прижатой к моей руке.