Текст книги "Метрополис. Индийская гробница (Романы)"

Автор книги: Теа фон Харбоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

ГЛАВА VI

Владельца Иошивара по неизвестным причинам звали Сентябрем.

Никто из посетителей Иошивара не мог пожаловаться на малейшую невежливость хозяина, но только особых гостей удостаивал он провожал до самой улицы.

К таким гостям относился и Георг. Быть может, испытывал Сентябре уважение к белому шелку, который скрывал истомленное, мучимое болезненной дрожью, тело этого его посетителя. Быть может, боялся он, этот молодой человек с зеленоватым лицом упадет еще в самой Иошиваре и подаст повод к неприятным пересудам.

Так или иначе он провожал его тысячью поклонов, и ладони его при каждом поклоне расправлялись и сжимались вновь, как щупальца в ожидании последнего «на чай».

Георг остановился и посмотрел на Сентября.

Его охватило такое отвращение, что потемнело в глазах. Он опустил руку в карман – за последними деньгами.

Ему попалась узенькая записочка. Он посмотрел на нее неподвижным взглядом. «Геймердинг, улица 90, дом № 7, 7 этаж» значилось там.

У подножия лестницы поджидал белый автомобиль, о котором весь Метрополис знал, что он принадлежит сыну Джо Фредерсена. Георг подошел. Шофер приложил руку к козырьку.

Георг сам открыл себе дверцы, но запнулся. Кто-то схватил его за руку, в которой он держал еще бумажку.

В мягких подушках белого автомобиля сидел Олерт, и его узкая рука сдавила, как клещи, безвольную руку Георга.

– Не делайте шума. Входите, – сказал Олерт тихо.

Георг послушался. Дверцы за ними захлопнулись. Человек, сидящий возле Георга, надавил пуговицу звонка, и автомобиль бесшумно поехал.

– Еде человек, платье которого вы носите? – спросил Олерт.

Георг смотрел на него пустыми глазами. Он абсолютно не понимал, чего этот человек хочет от него. Он расслышал его слова, но вопрос показался ему бессмысленным.

Рука его, сжимаемая все крепче и крепче, невольно выпустила бумажку. Она упала на пол! Георг хотел нагнуться, чтобы поднять ее, но другой опередил его.

Он бросил взгляд на бумажку, посмотрел на Георга. И высвободил его руку, точно поняв, что этот опустошенный человек, глаза которого горели нестерпимой мукой, был неспособен к какому бы то ни было сопротивлению.

Он вынул портсигар, старательно вложил туда бумажку, где рукою Фредера написан был адрес Геймердинга, и снова спрятал его.

Олерт ставил свои вопросы в деловом тоне, без жесткости. Он старался объяснить раздавленному человеку, что его образ действий в эту ночь не будет иметь для него дурных последствий. Он просто вернется к своей машине и позабудет, что когда-либо оставлял ее. Вот и все. Он удивился, что обещание полнейшей безнаказанности не произвело никакого впечатления на рабочего № 11.811.

ГЛАВА VII

В этот же час Геймердинг открыл Фредеру двери своей квартиры, безмолвно изумляясь его костюму.

Фредер заметил это, улыбнулся.

– Где Георг? – спросил он. Он еще не выспался.

– Кто? – спросил Геймердинг несколько невнимательно. Он ожидал Фред ера и не ложился спать…

– Георг, – повторил Фредер, счастливо улыбаясь своим усталым ртом.

– Кто это? – поинтересовался Геймердинг.

Фредер посмотрел на него с недоумением.

– Молодой рабочий, которого я послал к вам.

– Никто не приходил ко мне!

Фредер молча смотрел на Геймердинга.

– Я просидел всю ночь на этом стуле. Я ни на мгновение не сомкнул глаз, никто не приходил сюда…

Фредер все еще молчал.

– Господин Фредер, – осторожно осведомился Геймердинг. – Почему на вас этот костюм?

– Георг носил его, – ответил медленно Фредер. – А я дал ему свой… Я нашел его за машиной в подвале Новой Вавилонской башни, занял его место и послал его сюда.

– Быть может, он придет еще, – предположил Геймердинг.

Фредер покачал головой.

– Нет, нет, он должен был быть здесь уже много часов назад… Если бы его узнали, когда он покидал Новую Вавилонскую башню, он вернулся бы ко мне, ведь я был за его машиной. Трудно представить себе, но это так: он не пришел.

– Было много денег в костюме, которым вы обменялись с ним?

Фредер подумал. Затем он кивнул головой.

Геймердинг пожал плечами, точно теперь все было ясно.

– Я не знаю пути, каким вы хотите идти, Фредер, сказал он вполголоса. – Но, кажется, я отгадываю его. Как грустно, что с самого начала человек, которому вы хотели сделать добро, так плохо вел себя.

– Быть может, это хорошо, – ответил Фредер, не оборачиваясь. – Потому что я ведь никогда не жил с людьми.

– Разве не было ни одного человека среди ваших друзей, Фредер?

– Я не имею друзей, Геймердинг, и, что много хуже, я не имею друга… У меня были товарищи по играм… Но друзья? Нет, Геймердинг!

Он обернулся к Геймердингу, который смотрел на него с тоскою и нежностью.

– Да, сказал он мягко. – Тебе бы я доверился. Я хочу говорить тебе «ты», Геймердинг, называть тебя «другом» и «братом» – потому что мне необходим человек, который бы пошел со мною моей дорогой – веря и не сомневаясь – до конца света… Хочешь быть им?

– Да! – Да?

Фредер подошел к нему и положил обе руки на его плечи. Он заглянул ему в лицо.

– Ты говоришь: да? Знаешь ли ты, что это значит – для тебя и для меня?

– Да, я знаю.

Фредер долго смотрел на него.

– Хорошо, сказал он, наконец. – Благодарю тебя. Я должен сейчас идти, Геймердинг. Я пойду к матери моего отца, мне надо принести ей кое-что святое для меня. Но еще до вечера я снова буду здесь. Я застану тебя?

– Конечно. Я буду ждать.

Они пожали друг другу руки, и Фредер ушел. Геймердинг проводил его до ворот.

* * *

Он услышал, как постучали в дверь. Стук повторился, но не сделался громче. Не стал он громче и на третий раз – но именно это то усиливало впечатление неотвратимости. Ясно было, что не стоит больше притворяться глухим.

– Кто там? – хрипло спросил Геймердинг. Он спросил только, чтобы выиграть время – чтобы перевести дыханье, что было очень необходимо ему. Он не ожидал ответа и не получил его.

Дверь раскрылась.

В дверях стоял Олерт.

– Добрый день, – вежливо поздоровался он.

Геймердинг тяжело дышал.

– Не хотите ли сесть, господин Олерт?

Олерт не ответил. Он наклонился и поднял черный капюшон, забытый Фредером. Он спокойно рассматривал его изнутри, снаружи. На капюшоне было напечатано: 11.811.

– Где господин Фредер, Геймердинг?

Геймердинг пожал плечами.

– Я не знаю, – сказал он несколько охрипшим голосом, – что означает этот вопрос?

– Я, быть может, задал его неудачно, – любезно согласился Олерт.

– Я должен был спросить, где человек, который последним носил этот капюшон?

– Не знаю.

Олерт утомленно улыбнулся.

Геймердинг продолжал:

– Но если бы я и знал, вы бы тоже не выведали этого из меня.

Олерт продолжал улыбаться.

– Вы правы, – вежливо согласился он. – Извините! Разумеется, вы не знаете, где господин Фредер, не правда ли?

– Не знаю.

– В самом деле?

– Да.

– Так как… – протянул Олерт. – Жаль…

Он положил капюшон на стол.

– Вы позволите? – вежливо осведомился он, садясь.

Геймердинг кивнул головою.

Олерт сел, предложил хозяину папиросу, закурил сам. Он рассеянно оглядел комнату.

– У вас славно, – сказал он, с удовольствием откидываясь в комфортабельном кресле. – Я понимаю, что вам трудно будет расстаться с этой квартирой.

– Я и не собираюсь вовсе, – сказал Геймердинг.

Олерт закрыл глаза.

– Нет… Еще нет… Но скоро.

Геймердинг стоять неподвижно. Внезапно он выпрямился.

– Что собственно вам угодно? – спросил он раздраженно. – Что это должно означать?

Сначала казалось, что Олерт не слышал вопросов. Затем он медленно, но ясно ответил:

– Я хочу узнать, сколько вы возьмете, чтобы отказаться от своей квартиры, Геймердинг?

– Когда?

– Сейчас.

– Что это значить: сейчас?

– Сейчас значит: в течение часа.

По спине Геймердинга пробежали мурашки. Он медленно сжал кулаки.

– Уйдите отсюда, сказал он беззвучно. Уйдите. Сейчас же. Сию минуту.

– Квартира очень красива, – сказал Олерт. – Вам не охота отказаться от нее. Это квартира на любителя. Кроме того, у вас не остается времени упаковать свои сундуки. Вы возьмете с собой только то, что понадобится вам в первые же сутки. Ваше путешествие, покупки, жизнь ваша в течение года – все входит в цену квартиры. Что же стоит ваша квартира, Геймердинг?

– Я выброшу вас на улицу, – лепетал Геймердинг. – Я сброшу вас с седьмого этажа – через окно. Через окно – если вы сейчас же не уйдете сами.

Олерт спокойно смотрел на него и покачал головою с выражением человека, у которого понапрасну отнимают время. Он медленно продолжал:

– Вы любите женщину. Она не любит вас. Женщины, которые не любят, обходятся дорого. Вы хотите купить эту женщину. Хорошо. Это устраивает цену квартиры. Жизнь на Адриатическом море, на Тенерифе, на хорошем пароходе, совершающем кругосветное путешествие, женщина, которую каждый день приходится покупать заново, – понятно, Геймердинг, квартира будет стоить не дешево. Но, откровенно говоря, я должен иметь ее, значит я должен заплатить.

Он сунул руку в карман и вытащил пачку банкнот. Он пододвинул их к Геймердингу.

Геймердинг засмеялся. Он не сдвинулся с места. Он не взглянул на деньги.

Олерт огорченно пожал плечами и вынул еще пачку банкнот.

Геймердинг отвратительно выругался, схватил деньги со стола и бросил их в лицо своему собеседнику.

Олерт спокойно положил их на стол и вытащил третью пачку.

– Хватит? – спросил он сонно.

– Нет! – рассмеялся Геймердинг.

– Правильно! – сказал Олерт – Совершенно правильно. Почему бы вам не воспользоваться обстоятельствами. Такой случай не представляется дважды в жизни. Не упускайте его, Геймердинг, если вы не дурак. Между нами: красивая женщина, о которой мы давеча говорили, уже осведомлена и ожидает вас возле аэроплана, который готов к поездке. Хотите в пять раз больше, если вы не заставите ждать красивую даму?

Геймердинг дрожал всеми членами.

Олерт покачал головою.

– Вы, кажется, не поняли, по чьему поручению я здесь. – Но это ничего. Сейчас вы поймете. У меня здесь чековая книжка за подписью Джо Фредерсена. Мы проставили на первом листке сумму вдесятеро большую, чем прежние. Ну, Геймердинг?

– Я не хочу, – повторял Геймердинг, дрожа.

– Нет… Еще нет… Но скоро… – откликнулся Олерт.

Геймердинг не отвечал. Он уставился на лист бумаги.

Но он видел лишь подпись «Джо Фредерсен».

Олерт встал. Он указал своим узким указательным пальцем, на подпись чека:

– Этот человек не желает, чтобы его сын сегодня вечером нашел вас здесь, Геймердинг.

На висках Геймердинга выступил пот. Его замечательные глаза были полузакрыты.

– Решено? – спросил Олерт.

– Да, – прошептал Геймердинг. Олерт, казалось, не ожидал ничего другого. Он спокойно вынул перо и проставил на чеке цифру.

– Вот, – сказал он деловито. Геймердинг поднял голову, увидел чек и машинально протянул за ним руку.

Но он не взял его, потому что в ту же секунду глаза его упали на кое-что другое: на черный капюшон, какой носили рабочие Метрополиса. Геймердинг схватил его обеими руками, он посмотрел на Олерта и прыгнул к двери, точно дичь от охотника.

Олерт опередил его, и руки Геймердинга потянулись к его горлу.

Тот опустил голову. Он выбросил руки вперед, точно щупальца полипа. Они крепко держали друг друга, они боролись пылающие и холодные, как лед, безумные и осторожные…

Но бешенство Геймердинга не могло противостоять непоколебимой жестокой холодности его противника. Внезапно, точно у него сломался коленный сустав, Геймердинг как-то весь опустился… упал…

Олерт разжал руки и посмотрел на побежденного противника.

– Довольно? – спросил он сонно.

Геймердинг молчал… Он машинально шевелил правой рукой. Во время всей ожесточенной борьбы он не выпускал из рук черного капюшона, который носил Фредер.

– Вставайте же, Геймердинг, – сказал Олерт. Он был очень серьезен, немного даже грустен. – Можно мне помочь вам? Дайте мне руки. Нет, нет, я не отниму у вас капюшона. Я боюсь, что мне пришлось сделать вам очень больно. Я не хотел этого. Но вы заставили меня.

Он невесело усмехнулся, глядя на вставшего Геймердинга.

– Хорошо, что мы раньше пришли к соглашению относительно цены за квартиру, – заметил он. – Мне кажется, сейчас она обошлась бы гораздо дешевле… Когда вы собираетесь уйти?

– Сейчас, – сказал Геймердинг.

– Вы ничего не берете с собой?

– Нет.

– Вы хотите идти так, как вы сейчас? Со следами борьбы, рваный, взлохмаченный?

– Да…

– Вежливо это по отношению к даме, которая ждет вас?

В глазах Геймердинга сверкнул огонек.

– Если вы не хотите, чтобы я убил ее, как пытался убить вас, – отошлите ее до моего прихода.

Олерт промолчал. Собираясь идти, он взял чек, сложил его и сунул в карман Геймердинга. Геймердинг не противился.

ГЛАВА VIII

– Я к вашим услугам, господин, – предупредительно произнес Сентябрь.

Ротванг не дал себе труда ответить на его поклон.

– Мне надо поговорить с вами о деле, Сентябрь.

Лицо хозяина Иошивара расплылось в улыбку.

– Не угодно ли вам все же присесть, господин?

– Спасибо, нет. У вас в доме уже около полугода находится девушка, которую постоянные ваши гости называют Нинон.

Сентябрь насторожился.

– Да.

– Я хочу говорить с ней.

– Сейчас?

– Сейчас.

Сентябрь осторожно усмехнулся и пожал плечами.

– Нинон… это Нинон, заметил… И у нее бывают капризы. Трудно отдавать ей приказания.

– Я не намерен беседовать с вами. В этом свертке завернуто платье. Пусть девушка придет ко мне в этом платье…

– Сюда?

– Да.

– Она заупрямится, – сказал Сентябрь.

– Она не станет упрямиться, – ответил Ротванг.

И он оказался прав. Не прошло и десяти минут, как дверь, в которую ушел Сентябрь, вновь открылась, чтобы впустить Нинон. Нинон, красивое, накрашенное личико которой выглядывало из маленького белого воротничка платья, похожего на одеяние монахини. Нинон, на голове которой светлые волосы сияли, как золото. Нинон, которая была серобледной под своими румянами.

– Что должна означать эта комедия? – спросил её голос, который когда-то пел, как голос птицы, но сейчас звучал уже надтреснуто и грубовато.

Ротванг, казалось не собирался отвечать ей. Он рассматривал девушку с испытующей деловитостью и, наконец, кивнул головой.

– Ты очень похожа на свою сестру.

Глаза девушки забегали по комнате.

– У меня нет сестры, – сказала она шёпотом.

– Ты старшая дочь Грота? – спросил Ротванг.

Девушка не сказала ни да, ни нет, она дышала часто, точно зверь в западне, поджидая момент, когда можно будет вырваться.

– До недавнего времени, – продолжал Ротванг, – тебя называли Аннетт. Когда отец твой, чьей любимицей ты была, приходил домой, – это, правда, случалось редко, – он любил называть тебя «птичкой». Он гордился тобою, Нинон, – правда?

Девушка смотрела на него и дрожала, как травинка.

– Мой отец послал вас сюда за мною? – спросила она.

– Нет, Нинон. Твой отец не знает, где ты, и, боюсь, если бы он узнал – то ни от этого элегантно обставленного дома, ни от тебя самой много бы не осталось. Я пока что и не намерен дать знать твоему отцу, какое ремесло выбрала его старшая дочь. Потому, что ты нужна мне, Нинон, и мне было бы жаль, если бы он до времени задушил тебя своими руками.

Дыхание девушки становилось спокойнее.

– Я полагаю, – продолжал Ротванг, – вы, сестры, никогда не любили друг друга.

– Нет! – быстро и раздраженно произнесла девушка, – так не любили, что я не дождусь момента, когда сброшу с себя её серые лохмотья.

– Тебе придется привыкнуть носить их, Нинон… потому что ты будешь играть роль своей сестры.

Нинон насторожилась.

– Что это должно означать? – спросила она.

– Буквально то, что я сказал.

– Роли святых не идут мне, – коротко и угрюмо бросила девушка.

Я знаю это, Нинон. Я и не хочу сделать тебя святой. Я хочу лишь облик святости. Ты должна походить на сестру, как одна капля воды на другую, но в тебе маленькая святая должна обратиться в великую грешницу.

Он подошел к девушке и посмотрел ей прямо в глаза, которые широко открылись перед ним – дерзкие и холодные.

– Я думаю, что ты зла, что тебе весело и приятно творить зло. Или тебе не забавно губить людей? Когда ты лежишь и мечтаешь – не тянешься ты разве за жестокой, разрушительной властью? Когда ты рассматриваешь свое прекрасное тело – в зеркале ли из стекла или в зеркале человеческих глаз – не желаешь ты разве пройтись средь людей, как чума, неизбежная, все сокрушающая, ненасытная убийца.

– Что знаешь ты о моих снах? – спросила девушка с пересохшим ртом.

– Несомненно слишком мало, – ответил Ротванг и улыбнулся. – Но достаточно, чтобы понять, каким чудесным инструментом ты будешь в руках человека, который, как и ты, делает злое. Мы заключим с тобою договор, Нинон. Ты должна быть моим инструментом, ты должна быть безусловно послушна, но лишь мне одному. И я обещаю тебе, что немало злых твоих снов сбудется наяву. Правда, я не могу обещать тебе весь мир. Но Метрополис – исполинский город, и, думаю, тебе будет заманчиво взволновать его, выбить его из колеи – одной лишь своей бесстыдной улыбкой, созданной, чтобы сводить людей с ума.

Ротванг замолчал и внимательно посмотрел на девушку, которая кусала свои накрашенные губы.

– Ну? – спросил он.

Она бросила на него быстрый взгляд.

– Я хотела бы иметь время подумать, – сказала она неспокойно.

– Это невозможно! Да или нет?

– Я собственно даже не знаю точно, о чем идёт дело.

– Об осуществлении твоих злых и смелых снов, Нинон.

Она с недоверием наблюдала за его улыбкой.

– А что получу я, если соглашусь? – спросила она наконец.

– Это будет зависеть от тебя… Пока – уверенность, что я не скажу Гроту, твоему отцу, что сталось с его «птичкой» Нинон.

Молодая девушка провела рукою по лбу.

– Я согласна, – произнесла она надломленным голосом.

– Браво, Нинон! Значит, нам остается только сговориться с уважаемым господином Сентябрем… Заметь себе, Нинон, что это я покупаю тебя у него.

– Я замечу это себе, – ответила Нинон. – Я непременно замечу это.

* * *

Фредер и Мария сговорились встретиться в старой церкви. Но Мария не приходила.

Фредер терпеливо, хоть и удивлённо, ждал. Он ждал долго, долго, и старые башенные часы равнодушно отбивали время.

– Почему оставила ты меня одного? – спрашивало его сердце.

Уже начиналась служба. В церковь устремились потоки людей. И Фредер боролся с безумным желанием спросить каждого из этих людей, не знает ли он, где Мария и почему она заставила его напрасно ожидать ее.

Но единственный человек, который мог бы ответить ему, стоял в это самое время перед Мариею и пробовал пробудить ее от оцепенения, в которое она впала после долгого беспамятства.

Ротванг наклонился над нею, её сходство с Гелль глубоко волновало его.

– Если ты не хотела уйти со мною, Мария, – сказал он нежно, – далеко, далеко от Метрополиса, уйти навсегда, я сегодня еще сказал бы тебе «пойдём».

Мария не двигалась. Ротванг хмуро усмехнулся.

– Ты осмелилась вступить в опасную борьбу, – продолжал он, – в борьбу с Джо Фредерсеном за его сына. Что сделала бы ты, дитя, если бы Джо Фредерсен пришел к тебе и сказал: «Отдай мне моего сына?»

Мария не двигалась.

– Он, быть может, спросит тебя: «Что тебе мой сын?» Если ты умна, ты ответишь ему: «То же, что тебе». И он заплатит тебе. Он не постоит за ценою, потому что у Джо Фредерсена один лишь сын…

Мария не двигалась.

– Земля велика. Мир красив. Его отец ушлет его далеко, и Фредер забудет тебя…

Мария не двигалась, но по её бледным губам скользнула улыбка.

Ротванг увидел эту улыбку.

– Откуда у тебя эта святая уверенность? Или ты думаешь, что тебя первую любит Фредер? Ты забыла Дом Сыновей, Мария? Там много женщин, много маленьких, нежных женщин, которые могли бы рассказать тебе о любви Фредера… Когда сын Джо Фредерсена будет праздновать свою свадьбу, это будет праздником для всего Метрополиса. Когда? Это решит Джо Фредерсен. С кем? Это решит Джо Фредерсен. Но ты не будешь его невестой, Мария, потому что в день своей свадьбы сын Джо Фредерсена давно забудет тебя.

– Никогда, – сказала Мария. – никогда, никогда.

И слезы великой нежности показались на её глазах. Она улыбалась.

Ротванг встал и отбросил стул.

– Откуда у тебя эта улыбка? – спросил он сдавленным голосом. И протянул свои руки к девушке.

Она хотела убежать от него, но он поймал ее и держал. Она отбивалась, как безумная.

– Фредер! – кричала она, – Фредер! Фредер!

И её отчаянный крик достиг ушей Фредера, который вышел из церкви и проходил мимо дома Ротванга.

Фредер застыл. Ему показалось, что он сходить с ума. Затем он быстро подошел к двери, ведущей к Ротвангу.

Он постучал кулаком.

В доме ничего не двигалось.

Он стал трясти дверь.

Она не поддавалась.

С налитыми кровью глазами он навалился на дверь своими сильными плечами, но в ту же секунду, она сама широко и бесшумно растворилась, открыв ему путь в дом.

И он бросился туда, он слепо бросился вперед. Дверь захлопнулась за ним. Он стоял в полной тьме. Он звал. Ему не отвечали. Он ничего не видел. Он нащупывал стены… ступеньки лестницы… Он взбирался наверх.

Внезапно – он остановился, как вкопанный – он ясно услышал звук: плач смертельно опечаленной женщины.

– Мария!

Фредер бросился вперед с удвоенной энергией. Он был уже наверху. Он раскрывал одну дверь за другой. Но нигде не было ни одного человека, ни одного живого существа. Обежав ряд комнат, он снова очутился на той же лестнице и спустился вниз, не зная зачем. Тупой страх гнал его вперед, жгучая, нестерпимая мука.

Когда он был уже внизу, он увидел в темноте коридора человека.

Это был Ротванг. Лицо его выражало изумление.

– О, Фредер? – сказал он спокойно.

Фредер бросился к нему. Одно мгновение казалось, что он хотел схватить за горло человека, который так спокойно стоял перед ним.

– Еде Мария? – вскричал он.

– У твоего отца, – ответил Ротванг с отвратительной улыбкой.

Фредер смотрел на него, точно получил удар по голове.

– Ложь, – пробормотал он.

Он сжал виски руками. Он чувствовал себя близким к безумию – и, быть может, был ближе к нему, чем он думал.

– Ложь! – повторил он, задыхаясь.

Улыбка Ротванга превратилась в гримасу.

– Я говорю тебе – она у твоего отца.

– Но, – пролепетал Фредер, – что же делает Мария у моего отца?

– Спроси ее сам, – сказал Ротванг, и что-то в этих словах и что-то, в его улыбке заставило Фредера быстро повернуться, броситься вдоль по коридору и распахнуть дверь дома.

Смех Ротванга провожал его…

Но Фредер уже не слышал Ротванга.

Он бежал и бежал. Он сталкивался с прохожими, слышал, как по его адресу отпускались проклятия, как над ним смеялись и пытались остановить его… Он был похож на привидение, когда наконец добрался до Новой Вавилонской башни, но он все же добрался, бросился в лифт, поднялся наверх… Боже, как все это было долго. Наверху – комната, которая вела в рабочий кабинет Джо Фредерсена. Комната была полна людьми, но он растолкал их и распахнул дверь в переднюю.

Она была пуста, но по ту сторону двери, ведущей в комнату Джо Фредерсена, звучали голоса. Голос его отца и еще один…

Фредер внезапно остановился. Казалось, что ноги его были пригвождены к полу. Лицо его было смертельно бледным, глаза налиты кровью, губы широко раскрыты.

Он оторвал, наконец, непослушные ноги от пола и распахнул дверь.

Посреди ярко освещенной комнаты стоял Джо Фредерсен и вплотную возле него женщина. На женщине было платье Марии. У неё были золотые волосы Марии. Она смотрела прямо в лицо Джо Фредерсена и весело смеялась.

– Вы будете довольны мною г. Фредерсен.

– Мария! – вскричал Фредер.

Он бросился к девушке. Он не видал своего отца. Он видел лишь девушку. Нет, даже не девушку, только злую усмешку на её лице.

Джо Фредерсен обернулся. Он закрыл девушку своими широкими плечами. Но Фредер не видел глаз своего отца. Он видел только препятствие меж собой и девушкой и с безумной яростью он бросился на это препятствие. Но оно оттолкнуло его. Безумные глаза Фредера облетели комнату. Он искал предмет, предмет, который помог бы ему устранить препятствие. Но он ничего не нашел, и тогда сам он бросился на, препятствие, которое стояло между ним и девушкой.

Он слышал свой собственный нечеловеческий крик.

А… вот оно – горло… Он схватил отца за горло. Его руки сжимали его.

Человек, стоявший перед ним, не защищался. Когда Фредер в своем безумии старался опрокинуть его, его тело наклонялось то направо, то налево. И каждый раз, когда это случалось, Фредер сквозь кроваво-красный туман узнавал лицо женщины, с жестокой улыбкой, которая облокотясь о стол со сверкающими глазами следила за отцом и сыном.

Голос его отца сказал:

– Фредер!

И звук этого голоса внезапно привел его в себя.

Он увидел лицо своего отца. Он увидел две руки, которые сжимали горло отца.

Это были его руки, руки сына. Они опустились, точно сломанные. Но пальцы остались напряженными, как когти, и Фредер смотрел на эти когти и бормотал что-то, напоминавшее и проклятия, и беспомощный плач ребенка, оставшегося одиноким на целом свете.

Голос его отца повторил:

– Фредер!

Никогда не было в его голосе столько доброты.

За ними открылась и быстро захлопнулась дверь.

Фредер оглянулся. Он показал рукою на дверь.

– Кто это был? – спросил он.

– Девушка?

– Да, девушка.

– Она – мой агент, Фредер.

Глаза Фредера стали стеклянными.

– Что ты говоришь? – пробормотал он.

– Что эта девушка – мой агент…

Фредер замолчал. Он разорвал рубашку на своей груди.

– Ты болен, Фредер, – сказал голос его отца.

Фредер улыбнулся, засмеялся. Он спрятал голову меж руками и громко смеялся. Он корчился от смеха.

– Прости мне, – сказал он, – прошу тебя, Бога ради, прости мне, отец, что я хотел убить тебя из-за твоей золотоволосой агентши.

Смех его потух. Его безжизненное тело упало на руки отца…