Текст книги "Рейтинг темного божества"

Автор книги: Татьяна Степанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Колосов, чувствуя себя марсианином в этом калейдоскопе вселенского размножения, глянул на ту, что стояла перед ним: невысокая смуглая женщина лет двадцати шести. Черные волосы распущены по плечам. Синяя шелковая пижама с красными китайскими драконами – широкие рукава, глухой ворот-стойка, но спереди все застегнуто только на одну пуговицу – остальные оборваны. Видна полоска смуглой кожи, болтающиеся завязки шелковых пижамных штанов, смуглые маленькие босые ступни. Быстрый настороженный взгляд как выстрел в упор: длинные, в полщеки ресницы, сухой лихорадочный блеск глаз.

В комнате были расстелены циновки-татами. Валялись разноцветные подушки. На низком лаковом столике у окна в бронзовой курильнице чадили благовонные палочки. У стены сбоку стоял небольшой сундук, покрытый куском золотой парчи. Среди подушек были разбросаны компакт-диски, бумажные салфетки, сломанный веер и дистанционные пульты. В углу на подставке притулился телевизор.

– Вы что, тут живете? – вырвалось у Колосова.

– Это моя комната. Вы хотите посмотреть комнату брата? – ее голос прозвучал глухо.

Она провела его в глубь квартиры, открыла дверь в комнату Неверовского. Тут все было вроде бы намного привычнее – диван, стеллажи, набитые книгами, кресло, письменный стол с компьютером. Над диваном висел большой деревянный крест, сколоченный грубо и неумело из неструганых досок. Деревянные и такие же грубые, самодельные кресты поменьше размером были приколочены над притолокой двери. Выйдя снова в прихожую, Колосов увидел, что деревянными крестами усеяна вся правая стена, не занятая встроенным шкафом для верхней одежды. Над входной дверью висело дешевое позолоченное распятие из пластика, из тех, что продают в церковных лавках. Позолота местами облезла и облупилась.

– А зачем столько крестов? – спросил Колосов.

Сестра Неверовского не ответила. Молча прошла в свою комнату. Легко опустилась на пол, на татами, бросила вошедшему следом Колосову бархатную подушку. Он окинул взглядом акварели, постеры, листы картона и ватмана, вставленные в рамы под стекло.

– Нехилый вернисаж. Что ж это у вас – там символы святые, христианские, а тут такие вот картинки…

– Вы пришли из-за Алексея? – спросила Неверовская.

– Из-за его убийства. Вы знаете, где обнаружено его тело? – Колосов встал напротив нее. Садиться, по-китайски поджав ноги, на подушку ему как-то не улыбалось. С языка так и рвался уж совсем неприличный вопрос: «А где же вы тут спите, девушка, среди всего этого разнообразия?» Из каждого угла, с каждой стены пялились традиционные и нетрадиционные парочки, продолжая азартно наяривать так и разэтак.

– На кладбище за городом. Мне об этом ваш сотрудник по телефону сказал. Молоденький такой паренек, судя по голосу, – голос самой Неверовской звучал очень тихо.

– Мы ищем убийц вашего брата. Вы готовы помочь нам?

– Чем я могу вам помочь? – на Колосова уставились темные глаза. В них не было ни страдания, ни печали, ни горечи невосполнимой родственной утраты – лишь немой вопрос: зачем вы здесь? Что вам от меня-то надо?

– Вы сестра Алексея, близкий ему человек. Вы жили вместе, в одной квартире, хотя и в таких вот разных комнатах, – Колосов снова окинул взглядом стены, чувствуя, что еле-еле справляется со всевозрастающим возбуждением – черт, так и до греха недалеко с этой полуодетой босоногой девицей!

– Что вы хотите знать?

– Ну, во-первых, самое главное – что заставило вашего брата на ночь глядя поехать на это кладбище в Мамоново-Дальнее?

– Этого я не знаю.

Она не спросила «а где это – Мамоново-Дальнее?», и эту деталь Колосов сразу для себя отметил.

– Женя, у вашего брата были враги?

– У кого их нет?

– Ну, встречаются такие счастливые бесконфликтные люди. Вы, например.

– С чего вы взяли, что у меня нет врагов? – выбившаяся прядь упала Неверовской на лицо, она тряхнула волосами, запустила пальцы в их темную гущу. Перед Колосовым мелькнули кисти ее рук – на смуглых запястьях багровели шрамы заживших бритвенных порезов. Она перехватила его взгляд и быстро потянула вниз шелковые рукава пижамы.

– Так, вот оно как, значит…– Колосов прошелся по комнате. – Так кто же эти люди – враги вашего покойного брата?

– Я не знаю.

– Вы же его родная сестра. Кстати, он ведь был когда-то женат, нет?

– Когда-то был, – Неверовская по-прежнему отвечала очень тихо, – она бросила его, предательски бросила. Ей подвернулся иностранец, голландец. Он преподавал у них на факультете. Она уехала с ним на ПМЖ. Сейчас в Амстердаме – вам ее не достать.

– А стоит доставать бывшую жену?

– Ну, когда кого-то убивают, допрашивают всех.

– Я вот с вас начал, Женя. Давно вы живете вместе с братом в этой квартире?

– Пять лет, как отец умер. Алексей после развода вернулся сюда.

– Чем он вообще занимался? Чем зарабатывал на жизнь?

– У него была своя фирма.

– И чем же эта фирма занималась? – спросил Колосов.

– Продюсерской деятельностью, устройством зрелищных мероприятий, – на этой в общем-то обычной фразе голос Неверовской как-то странно дрогнул. – А вы разве не знали?

– Нет, я от вас впервые про это услышал. Какой же адрес у фирмы?

– Это почти рядом. Улица Дмитрия Ульянова, 9, там у Леши был офис.

– Вы помогали ему?

– Нет, я ему… я сначала помогала… немного, – голос Неверовской снова дрогнул. – Но эта работа не по мне.

– Что, хлопот много? Разъездов?

– Да, хлопот было много, – у нее вырвался истеричный смешок, – слишком много.

– Мы обнаружили «Фольксваген» вашего брата недалеко от кладбища. Скажите, а кто-нибудь из его знакомых или друзей ездил на внедорожнике?

Она не ответила.

– Что, трудный вопрос? – спросил Колосов.

– Я не знаю. Я плохо разбираюсь в машинах.

– Может, в татуировках разбираетесь? Что за картинка у него была выколота на предплечье?

– Это так, глупость. Ошибка юности.

– И поэтому ваш брат пытался избавиться от нее, свести?

Она снова промолчала.

– Когда вы видели брата в последний раз?

– Накануне вечером.

– Он что, не ночевал дома?

– Не ночевал.

– И вас это не удивило?

– Он мужчина, хозяин своей судьбы.

– Хозяин… Да вам самой-то жалко его? Жаль хоть чуть-чуть? Или совсем все равно? – Колосов резко наклонился к ней. – Эй, вы, очнитесь. Хоть на этот-то вопрос не соврите – брата жаль или плевать на то, что его зарезали там, на кладбище?!

Она низко опустила голову – темные пряди волос коснулись татами. Она словно не желала, чтобы он увидел выражение ее лица.

– Я ничем не смогу вам помочь, – прошептала она, – даже если бы и очень хотела. А ему помочь вы вообще бессильны.

– Я должен найти его убийц, – сказал Колосов.

Она вздрогнула.

– С чего это вы решили, что… что их было несколько, а не один? – спросила она.

– Потому что картина места убийства об этом свидетельствует. Ваш брат не говорил, что собирается ехать в Мамоново-Дальнее?

– Нет.

– Ну, может быть, у вас там, на местном кладбище кто-то похоронен?

– Нет-нет, у нас там никто не похоронен, вы что!

Колосов отшатнулся – ее реакция была неописуемой. Она вскочила на ноги, точно ее подбросила пружина. Смуглые щеки ее покрыла мертвенная бледность.

– Что с вами? Успокойтесь. Я просто спросил – мало ли. Может, брат ваш поехал тетушку покойную проведать и на какое-то хулиганье случайно наткнулся, – он плел это, внимательно следя за выражением ее лица. – Сейчас кого только не носит по заброшенным кладбищам… Значит, никто не похоронен.

– Нет, я же говорю вам – нет!

– Да я понял, понял, успокойтесь… А что, брат ваш, Алексей, был очень религиозен?

Она молчала.

– Или у него это хобби было такое – кресты из досок сколачивать? – Колосов ждал ответа – напрасно. – Ну, Женя, что же вы молчите? Опять трудный вопрос?

– Я не знаю, я ничего не знаю, – она закрыла лицо руками. – Что вы мучите меня… Подите вы все от меня! Я не знаю даже, как мне дальше жить, что делать вот с этим вот, – она неожиданно с силой ударила стиснутыми кулаками по коленям. – Позвонили, сказали – вашего брата убили, Лешу убили… У меня свет в глазах померк, сердце остановилось. А они теперь являются, лезут с вопросами… Нужны ему теперь ваши вопросы? Помогут они ему теперь? Воскресят его? Да вообще, что вы можете? Что вы понимаете в этом? Вы же даже не представляете себе, с чем столкнулись. Вам и во сне такое вряд ли приснится…

– Я не могу представить себе пока только одного: почему вы категорически не желаете отвечать ни на один мой вопрос?

– Я не отказываюсь. Я просто ничем уже не могу ему помочь. Все, все погибло. Слышите вы, погибло!

Она не сказала «помочь вам», она сказала «ему», и это тоже Колосов отметил про себя, как некую особенность этого странного разговора.

– Я забрал из квартиры архив Неверовского, – сообщил он Кате. – Сестра его не возражала. Пару записных книжек и второй мобильный телефон. Посмотрим, может быть, это что-то даст.

– По-твоему, почему она не пожелала разговаривать? – спросила Катя.

– Меня не покидало ощущение, что она чего-то боится. И вместе с тем не хочет, чтобы я это заметил. А когда я упомянул про кладбище, она аж в лице изменилась. Нет, что-то тут не так с этой девицей Женей… И квартира у них чудная – с одной стороны, выставка как в публичном доме, а с другой – распятие над входной дверью, кресты. Гремучая смесь какая-то. Это видеть надо – я для описания даже слов не подберу.

– Кресты над дверью, по поверью, прибивают или рисуют для защиты, – заметила Катя.

– От кого?

– От нечистой силы, от демонов.

– Ты хочешь сказать – они оба шизанутые или сектанты?

– Ничего я не хочу сказать, – Катя вздохнула. – Поездку я нашу с тобой вспоминаю. Думаю, не только в сауну, но и в Мамоново-Дальнее нам не раз еще возвращаться придется.

– Между прочим, я тут любопытную историю про это Мамоново слышал, – Колосов хмыкнул. – В кабинете у шефа подслушал – ему Бекасов Пал Дмитрич звонил, ветеран, фронтовик.

– Знаю его отлично. Ходячая энциклопедия нашего главка на все времена.

– Он рассказал, что еще в годы войны… Точнее летом сорок первого, когда немцы к Москве рвались, туда был сброшен десант парашютный, причем не армейский, а какой-то спецдивизии СС. С точки зрения тактики и стратегии – демарш совершенно бессмысленный вроде бы. Это юго-восточное направление. Там наши истребительные отряды стояли и полк специального назначения НКВД – прикрывали весь квадрат заповедника. Так что эсэсовцев этих всех, едва они приземлились, порубили в капусту. Бекасов говорит – почти все они в общей могиле были похоронены прямо там, на краю кладбища. Так и осталось тогда загадкой, что тому десанту понадобилось в августе 41-го в нашем Мамонове.

– Там же в нескольких километрах пороховой завод. Они были диверсанты и хотели его взорвать, – сказала Катя.

– Они-то, конечно, были диверсанты. Но завод, – Колосов вздохнул, – завод, между прочим, построили только в пятьдесят шестом году.

ГЛАВА 14
ПРАВНУК КОМАНДАРМА И ЕГО ДЕВУШКА

Когда вы входите под своды легендарного дома, о котором столько читали и слышали и мимо которого вам прежде доводилось лишь проезжать, следуя на очередной вызов дежурного по рации, то вольно или невольно вы испытаете чувство волнения – вот он, оказывается, каков этот дом на Набережной, где жили люди, имена и деяния которых вас заставляли зубрить еще в той, советской школе.

Дом на Набережной встретил Никиту Колосова совсем не так, как дом Неверовского на Ленинском проспекте. Во дворе царила чинная тишина, в лужах купались голуби, предчувствовавшие наступление жары. Из арки, как из пещеры, тянуло прохладой. Колосов подъехал со стороны набережной и оставил машину на стоянке у моста. Брел не спеша – время до встречи с Федором Стальевичем Федаем, дядей погибшего Валерия Федая, еще оставалось. Он остановился у парапета. За рекой высилась бело-золотая громада Храма. Дом отбрасывал тень на набережную, на речной причал, на пришвартованный возле него экскурсионный теплоходик. Но тенистая громада не достигала противоположного берега Москва-реки. Там было солнечно, и в прогретой солнцем воде струилось отражение белых стен и золотых куполов.

Колосов поймал себя на том, что думает вовсе не о предстоящем допросе свидетеля, а о том, что сейчас в данную минуту видят его глаза. И мысли все были какие-то непривычные – слишком уж красивые, возвышенные, сентиментальные. Он стряхнул их усилием воли, закурил и, обогнув Театр эстрады, прошел вдоль фасада, обращая внимание на каждую памятную мраморную доску. Возле доски с профилем командарма, правнук которого встретил свою смерть в жарко натопленной сауне бывшего порохового завода, он постоял. Кругом были лишь серые стены, гранит набережной, асфальт, запах бензина.

И здесь, как и в доме на Ленинском, дверь в квартиру ему открыла женщина – точнее, совсем молоденькая девушка. У нее были темные кудряшки и смешные веснушки на носу. Но эти веснушки и кудряшки никак не вязались с горестным выражением ее заплаканного опухшего личика. Колосов представился.

– Дядя Федя тут, ждет вас, – сообщила девушка. – Они все тут. С Фаиной Захаровной, бабушкой Валеры, плохо – у нее сейчас врач, наверное, в больницу отправят. А маму Валеры вчера увезли – острая сердечная недостаточность. Подождите, пожалуйста, я ему скажу, что вы пришли.

– А вы кто, девушка? Как вас зовут? – по-свойски спросил Колосов.

– Я… я никто, то есть я дружила с Валерой, мы учились в одном классе когда-то. – Она смерила Колосова взглядом и шмыгнула как мышка за дверь.

Он остался в огромной прихожей – зеркало, дубовые шкафы, бронзовая люстра и под самым потолком лосиные рога, источенные жучком. Створки боковой двери распахнулись, и на пороге возник седой краснолицый мужчина в спортивном костюме.

– Вы ко мне? Из уголовного розыска? – спросил он густым генеральским басом. – Прошу в кабинет моего покойного брата.

«Брат покойник, прадед покойник, правнук – тоже покойник, – подумал Колосов, – и маршал Тухаческий, что жил в соседнем подъезде, – тоже покойник». Он еще подумал: «А вот предложили бы мне пожить в таком доме-мемориале, согласился бы?» Вопрос так и остался нерешенным.

– Проходите, молодой человек, – Федор Стальевич провел его в большую комнату с книжными шкафами до самого потолка и огромным письменным столом. На всех вещах лежал отпечаток прошлого. На столе под стеклом, словно намеренно, кем-то был забыт календарь 82-го года. Туркменский ковер на полу пестрел потертостями и проплешинами. У стола громоздилось кожаное кресло эпохи сороковых. А с огромного портрета над бюро сурово смотрел красный командарм, герой гражданской войны. Колосов видел лысый череп, лихие усы, нахмуренные брови, орден на гимнастерке и темные провалы глаз – под взглядом командарма неуютно было жить на белом свете даже в доме на Набережной под такой близкий бой курантов на Спасской башне.

– Валера покончил с собой или его убили? – спросил Федор Стальевич Федай, доводившийся командарму внуком.

– У нас есть некоторые основания подозревать, что это было убийство, – осторожно ответил Колосов. – В сауне, где все произошло, ваш племянник был не один.

– Что, все наркоманы, как и наш Валерка?

– Валерий был наркоманом? – Колосов включил диктофон во внутреннем кармане куртки.

– Позор нашей семьи и ее горе… Был, был он наркоманом, что проку теперь скрывать? Доскрывались до того, что… – Федор Стальевич махнул рукой и отвернулся.

В этот момент в дверь робко заглянула девушка, что впустила Колосова в квартиру.

– Даша, что там? – спросил Федор Стальевич. – Госпитализация?

– Нет, электрокардиограмма ничего такого страшного не показывает – доктор сделал Фаине Захаровне еще один укол.

– Ну иди, Даша, спасибо.

– Можно я останусь? – тихо спросила девушка.

– Вот, это Даша, невеста Валеры. Думали свадьбу осенью сыграть, – обернулся Федор Стальевич. – Обратите внимание – редкая девушка. Даже пагубные наклонности Валеркины ее не оттолкнули… Вот какая любовь, обратите внимание. Настояла, чтобы лечиться начал, чтобы с героином своим проклятым завязал, с плесенью этой наркоманской отношения порвал – все ее, Дашуткина, заслуга. Наша семья так ей благодарна была…

– Федор Стальевич, что вы, – пискнула Даша, – я к Валере очень хорошо относилась, сил не было смотреть, как он гибнет, роняет себя.

«Что-то непохожа она на влюбленную невесту, потерявшую жениха, – подумал Колосов, – но ревела до моего прихода в три ручья – это точно. Впрочем, кто этих баб поймет, что они на самом деле думают и кого любят!»

– Вы знали, что Валерий едет в Скарятино в сауну? – спросил он Федая.

– О его планах и намерениях мы давно уже ничего не знаем и не слышали. Он жил здесь, в квартире своих предков, как жилец, – Федор Стальевич снова махнул рукой, – после смерти моего брата Оля – это жена брата – с ним просто не справлялась. Он жил, как хотел, делал, что хотел. Бросил институт. Сколько бы я не возражал, они, и в первую очередь Оля, сделали все, чтобы отмазать его от армии.

– Федор Стальевич! – воскликнула Даша.

– А это истинная правда. Пусть вот майор из уголовного розыска слышит – это правда горькая и беспощадная. И в ней я вижу корень и первопричину всего того, что дальше произошло с моим племянником. В нашем роду не было дезертиров! – Федор Стальевич стукнул кулаком по письменному столу. – Никогда не было. Может, мы и ошибались, и много грешили, и жили в плену ложных призрачных идеалов, но предателей и дезертиров в этом доме никогда не водилось!

– С кем дружил, с кем общался Валерий? – спросил Колосов.

– С кем дружит наркоман? С теми, у кого можно достать – купить, выклянчить дозу. Сюда, в этот дом, он никого из своих приятелей не водил. Совесть не позволяла.

– Но ведь ваш племянник решил порвать с наркотиками. Он лечился, посещал реабилитационный центр.

– Даша – святая душа настояла, упросила его, а я устроил, денег дал на оплату лечения. Все коту под хвост. Походил он туда, потом бросил.

– Но он же нашел… Федор Стальевич, вы несправедливы, он же хотел как лучше, он нашел замену! – воскликнула Даша.

– Это эсктрасеншу-то? Дарья, не смеши людей. Разве можно сравнивать? Врач Бухгольц – опытный невропатолог с тридцатилетним стажем его наблюдала, доктор Сухарский, специалист, врач, известный на всю страну, им занимался. А тут какая-то полуграмотная знахарка, какая-то там целительница-самоучка!

– Валерий лечился у экстрасенса? – спросил Колосов.

– Да, нашел себе какую-то доморощенную знахарку. Сейчас пруд пруди этой нечисти развелось.

– Ее данные, адрес?

– Не знаю я адреса, никогда подобной публикой не интересовался.

– Валера ездил на сеансы в Зеленоград, – сказала Колосову Даша. – Всю зиму ездил. Он был на эмоциональном подъеме, говорил, что ему все это очень помогает, что его уже совершенно не тянет колоться. Федор Стальевич не прав – насколько я знаю со слов Валеры, эта женщина не доморощенная знахарка. Она очень сильный экстрасенс с мощным энергетическим полем и настоящий целитель. И она не брала с него платы за лечение, в отличие от вашего знаменитого доктора Сухарского.

– Вот поговори с нынешней молодежью, – Федор Стальевич покачал головой. – Эх, Дарья, что ты понимаешь, о чем судить берешься?! И твоя доля вины во всем случившемся есть – ты безоглядно потакала Валерке, так же как мать его безголовая, глупая потакала!

«Вроде бы пять минут назад он эту девицу хвалил, а теперь обвиняет, – подумал Колосов. – Вот и разберись в логике внутрисемейных отношений».

– Вы несправедливы, Федор Стальевич, – сказала Даша страстно. – У вас на все один рецепт лечения – армия. А есть люди, не созданные для этого!

– Такие люди кончают, как мой любимый племянник, предварительно опозорив и обгадив свою собственную семью, страну и историю!

– Федор Стальевич, погодите, – Колосов сделал примиряющий жест, – я вот о чем хотел спросить… у вашего племянника была машина?

– От моего покойного брата ему «Волга» осталась, гараж тут вот во дворе. Он на «Волге» не ездил, гнушался – старая, не престижная. А гараж сдавал – тут «новые русские» какие-то въехали в третье парадное. Между прочим, деньги с них получал и клал в свой собственный карман, да.

– А вы не видели – может, он на машинах каких-то своих знакомых ездил? Например, на «Форде», внедорожнике?

Колосов задал этот вопрос, потому что менеджер – бухгалтер скарятинской сауны Захарова опознала на фото именно Валерия Федая. Он был тем самым брюнетом, который звонил ей и привозил деньги за аренду сауны. И приезжал он, судя по всему, на том самом «Форде Экспедишн», на котором вечером в сауну приехала вся их компания в составе шести человек.

– Это джип, что ли? – вместо Федая-старшего спросила Даша.

– Ну да, почти что джип-внедорожник.

– Да, пару раз он приезжал ко мне на такой машине – синяя, большая, как грузовик, с темными стеклами. Сказал, что это машина его друзей.

– Значит, все же были друзья, – обрадовался Колосов.

– Я их не знаю, – ответила Даша. – Он про них ничего не рассказывал. Раз обмолвился, что его с ними познакомил Саша Иванников.

– Это кто же такой?

– Это его приятель. Они познакомились в центре «Надежда».

– Что, тоже бывший наркоман?

– Вы что? Да я за него поручиться могу, – вспыхнула Даша. – Он горным слаломом занимался, его в Олимпийскую сборную должны были включить.

– А, ты про этого колченогого, – хмыкнул Федор Стальевич. – Вранье это, по-моему, все было – сборная, спорт. Просто парень сделал все, чтобы увильнуть от…

– От армии? – Даша вскочила. – Федор Стальевич, извините, вы, конечно, намного старше меня, и у вас огромный жизненный опыт, но… Неужели вы не понимаете, что вот так нельзя? Так невозможно!

– Он что, этот Иванников, травму серьезную перенес? – быстро спросил Колосов. – Ноги ломал?

– Да, он сильно разбился, когда они на Домбай ездили. Перенес несколько операций. Он страшно переживал, что в большой спорт ему дорога закрыта, начал пить. Его, как и Валеру, устроили на курсы реабилитации в «Надежду», чтобы поправился, пришел в себя. Он славный парень, несчастный только вот… А про его травму вы откуда знаете?

– Даша, Федор Стальевич, прошу прощения, что заставляю вас на это смотреть, но… На этом вот снимке, кроме Валерия, вам еще кто-нибудь знаком? – Колосов выложил на стол фотографии с места происшествия.

Их реакция была разной: Федай-старший, увидев голый труп племянника на кафельном полу, отвернулся. Вытащил столбик нитроглицерина и высыпал себе на ладонь две таблетки. Руки его дрожали. Даша не вскрикнула, не охнула даже, взяла фотографии, поднесла близко к глазам.

– Нам сказали, что их нашли повешенными. А тут они лежат, – шепнула она.

– Это уже после. Мы их сняли, – Колосов смотрел на ее лицо – веснушки на нем теперь смахивали на пятнышки грязи.

– Это Саша Иванников, – Даша провела пальцем по изображению бритоголового с татуировкой. – Значит, и он… и его тоже… А этого вот я тоже видела, – она ткнула в толстяка. – Мы как-то договорились с Валерой встретиться в кафе, и они приехали вместе на том самом синем джипе, про который вы спрашивали. Его, кажется, зовут Андрей, но Валера называл его просто Грач – «Закажи экспрессо, Грач. Скачай мелодию, Грач» – это прозвище такое…

– Он еще что-нибудь про этого Грача говорил? – Колосов не решался забрать у нее страшные фото.

– Нет. Или же… я сейчас вспомню…

– Может быть, говорил, где они познакомились?

– Нет. Он говорил, что они ездят вместе на аэродром Южный возле Быкова, – Даша разжала пальцы, и снимки спланировали на стол. – Там аэроклубы. Этот Грач там что-то организовывал, шустрил… Он фанател от Мэрилина Менсона и увлекался Каббалой.

– Откуда вы это знаете? Это Валерий вам говорил?

– Валера мне не говорил ничего. Это Грач сам тогда в кафе хвастал, что купил зверски дорогой билет на Менсона. А на запястье носил красную шерстяную нитку с узелками: сейчас во всех журналах пишут, что это оберег каббалистов.

– Мода, мода такая пошла – это ж надо! – воскликнул Федай-старший. – Дарья, а ты была, оказывается, в курсе всех Валеркиных дел. Что ж ты все отнекивалась, когда мы с его матерью тебя спрашивали?

– Я не отнекивалась, Федор Стальевич, я…

– Молчи. Все вы так молодые. Старшее поколение для вас – враги, чужие. Все таитесь, молчите как партизаны… А в подъезд зайдешь – у ящиков презервативы использованные валяются! – Лицо Федая покраснело. – Вы вот жили, секретничали вовсю, любились по углам, таились. А хоронить-то нам, старикам, придется. Вас, молодых, нам, старикам, – легко ли это!

– Федор Стальевич, с вами сейчас тоже будет плохо. Я от бабушки Фани доктора позову, – Даша метнулась из кабинета.

– На … мне твой доктор! – зарычал Федай-старший. – Во, майор, видел? А знаешь, кто она такая, знаешь, чья кровь в ее жилах течет? Опанасенко-Крижановского – героя легендарного, что вместе с Фрунзе и дедом моим Перекоп брал. Дед ее с Иосифом Виссарионычем в одном президиуме сиживал, правду не боялся говорить Усатому, за что сроком в лагере и ссылкой сполна расплатился. Как же мы на нее надеялись! Думали, опора нашему разболтаю в жизни будет, рука об руку вместе пойдут, а она… она, майор, – мы вчера только с Олей, женой брата моего покойного узнали, – в прошлом году аборт от Валерки сделала. Побоялась от наркомана родить!

– У вас есть пара часов свободных? – спросил Колосов Дашу уже в прихожей. – Проедемте со мной в прокуратуру, ваши показания запишет следователь. Они очень важны для следствия.

Она не стала отказываться. Схватила сумку, скинула тапки, сунула ноги в кроссовки, натянула джинсовую куртку.

– Вы правда собирались с Валерием пожениться? – спросил ее Колосов в лифте.

Она пожала плечами:

– В последние полгода мы редко виделись. Он все где-то пропадал. Потом вдруг возникал – звонил, появлялся.

– Он употреблял миристицин?

Ее глаза округлились от удивления:

– А что это такое?

– Да так, муть одна, – Колосов не стал просвещать ее насчет вытяжки мускатного ореха. – Может, когда обмолвился, что нашел более легкий заменитель героина?

– Он окончательно порвал с наркотой, – сказала Даша. – Он дал мне честное слово, что завяжет. И потом я знаю – он сам этого очень хотел… Эти сеансы у целительницы ему правда помогли. Он говорил, что стал совсем другим человеком, совершенно переродился. И я ему верила, он мне не врал. Я сама видела – он сильно изменился за эти полгода.

– Изменения были в лучшую или в худшую сторону?

Она снова пожала плечами:

– Мы стали редко видеться – это было, наверное, плохо, но… В нем появилась какая-то новая энергия, он очень окреп физически и духовно. И потом, я видела – это всецело им завладело. Он не мог уже этому противиться.

– Что это? – спросил Колосов. – Я что-то, Даша, вас не очень понимаю.

– Ну, это самое, то, что вытеснило наркоту. Он нашел для себя какую-то замену. – Даша на секунду умолкла, а потом продолжила: – Когда нам позвонили из милиции и сказали, что он… что его вынули из петли, Ольга Александровна, его мама, страшно закричала. Они все – она, Федор Стальевич, бабушка Фаня, думали, что он покончил с собой, наложил на себя руки. Они до сих пор в этом убеждены. Только вы им не верьте.

– Почему?

– Потому что он совсем не хотел умирать. Он хотел жить, хотел быть успешным и богатым человеком, а не люмпеном-наркоманом. Он вообще не собирался умирать, ему только всегда было любопытно…

– Что любопытно? – спросил Колосов.

– Ну, что его может ожидать там, – Даша ткнула куда-то себе под ноги. Там ничего не было, кроме пола старого лифта и темной шахты. Двери лифта открылись на первом этаже.