Текст книги "На рандеву с тенью"

Автор книги: Татьяна Степанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Да, жалко мужика, – сказала она. – Почернел весь с лица. Похудел очень. Я его в прошлом году видела, когда приют городской открывали. Он один из его спонсоров был. Такой барин, все шутил… А сейчас словно привидение. Он вообще-то не жадный – на город, на благоустройство, на благотворительность много тратит.

– Что за приют? – машинально спросила Катя (думала она о другом).

– Приют, точнее, коррекционная школа для безнадзорных, брошенных детей с отклонениями. У меня по делам, ты же видела, в основном несовершеннолетки проходят. И таких тоже немало, ущербных. – Краснова вздохнула. – Мы с ОППН (отдел предупреждения преступности несовершеннолетних) надеялись, что приют хоть какие-то проблемы с безнадзорностью решит.

– Да, это хорошо, – Катя невпопад ответила. – И все-таки… Самого главного, за чем туда так авантюрно отправились, мы не сделали. Ни словом со Шведом о Коровиной не перекинулись! Зато услышали местные байки.

– Ты же сама видела, сколько там было народа, – Варвара пожала плечами. – Невозможно было его там допрашивать при всех. Да и пьяный он был. А между прочим, если чисто внешне, этот Швед вполне ничего. Жалко, что алкаш, а так – и мускулатура, и глаза красивые. И тельняшка. – Она усмехнулась: – Десантник.

– Не знаешь его?

– Нет. По-твоему, у нас тут все друг друга знать должны?

– Ну мало ли. – Катя пожала плечами. – А поговорить с ним было бы довольно любопытно. Быть может, ему что-то известно о причине, толкнувшей Коровину и остальных в подземелье.

– Пока познаний своих он, даже если что-то ему и известно, не обнаружил. Иначе рассказал бы Гордеевой, и у них был бы какой-то план поиска. А пока, даже я это поняла сегодня, плана у них никакого нет. Ищут на авось, ходы обследуют. А ходов там этих тысячи. И не очень-то из кожи лезут. Ты видела? Костерок, пивко, ароматерапия, сказки на сон грядущий. Словно на природе отпуск проводят, отрываются вдали от цивилизации. Странно, что там совсем ребят нет. Впервые такой стройотряд студенческий вижу.

– Да, мне все это тоже бросилось в глаза. Правда, об их работе, возможно, мы судим как дилетанты. Им же тоже отдых нужен. Ведь внизу так жутко, как в могиле. – Катя поежилась. – А насчет сказки, рассказанной на ночь…

– Это про Луноликую?

– Ну да. Знаешь, она совсем не производит впечатления старой легенды. – Катя оживленно повернулась к Красновой. – Старые сказки не содержат столько жестокости: брат публично изнасиловал сестру, она его едва не зарезала, он содрал с нее кожу, а потом кожу содрали и с него. Брр! Для русской православной былины про татарское нашествие это, знаешь ли, как-то чересчур. Сдается, это более позднее сочинение. Спелеологический фольклор?

– Татары в наших краях действительно проходили, и не раз. Мы же, Спас-Испольск, находимся в ожерелье ополья вокруг Москвы. Южные рубежи княжества городок наш из века в век защищал. И камень тут добывали. – Краснова встала и взяла сумку: пора было выходить из автобуса. – Мы это еще в школе на уроках краеведения учили. Господи, как поздно! Завтра точно на работу проспим.

– Это я, Варь, виновата, втянула тебя в авантюру. И все зря.

– Нет, почему же, было довольно занятно, – Краснова усмехнулась. – А знаешь, когда эта тварь, ну птица-то в лесу закричала и когда Женька завыла ей в ответ, у меня прямо мороз по коже… Что за птица, интересно?

– Сова? – неуверенно предположила Катя.

– Не-а, вряд ли. Совы ухают, а тут вой… Вообще на птицу непохоже. Совсем.

Глава 13
ОПЕРАТИВНЫЕ МЕРОПРИЯТИЯ

– Чем сложнее дело кажется вначале, тем проще и заземленнее оказывается его мотив. Так чаще всего и бывает. – Геннадий Обухов притормозил у красного светофора.

На тихих улицах Спас-Испольска движение даже в вечерние часы пик было таким редким, что светофоры на перекрестках казались ненужной для городского бюджета роскошью.

Обухов покосился в зеркало на сидящих сзади Колосова и Лизунова и продолжил:

– Сейчас потолкуем по душам с господином Баюновым-Полтораниным. Правда, я не рассчитывал, что он так быстро отыщется.

– А чего его искать-то? – Лизунов пожал плечами. – Он ни от кого не скрывается. Претензий официальных у нас к нему нет. Он с начала мая в «Сосновом бору» коттедж снимает. Почти безвылазно там живет, никуда не ездит.

Светофор зажег зеленый свет.

Они ехали именно в «Сосновый бор», ехали на вишневом «Мерседесе» РУБОПа, оставив свои потрепанные тачки во дворе ОВД.

То, что Баюнов-Полторанин отыскался столь оперативно, особенно Никиту не напрягало. В маленьких городках все на виду. Даже бандиты. Формально лидер местной ОПГ был чист перед законом, и уклоняться от встречи с начальником местного отдела милиции ему было не резон. Лизунов позвонил в администрацию «Соснового бора» и эффектом внезапности пользоваться не стал. Колосова во всем услышанном о Баюнове удивило другое.

– А с кем он живет? – спросил он Лизунова. – Жена, дети?

– С сыном, парнишкой лет пяти. Говорят, он болен чем-то. И с тещей.

– С кем?! Шутишь? – ухмыльнулся Обухов.

– Его жена бросила. Он ее в благодарность, что сына родила, на Канары повез, а она там хвост налево. Так у нас в городке поговаривали. Нашла там себе иностранного какого-то хахаля, замуж за него вышла. Сейчас в Нью-Йорке живет. А сына Баюнову оставила. Ну а бабка, теща-то, души во внуке не чает. Дочь после развода знать не хочет, живет у зятя бывшего, за ребенком смотрит. И Баюнов к ней с полным уважением, наши рассказывали. У него, насколько мне известно, из родственников близких никого, как он из тюрьмы освободился.

– Идиллия какая, надо же, – снова ухмыльнулся Обухов.

Колосов промолчал. О Баюнове они дорогой узнали от Лизунова еще немало полезного. Что основной сферой интересов некой «компании», им возглавляемой, является гостиничный бизнес, что отель, где старшим референтом службы безопасности официально числился убиенный Клыков, по наведенным в налоговой полиции справкам тоже принадлежит «компании» Баюнова. Что совсем не случайно и то, что Баюнов поселился именно в «Сосновом бору», – его и Олега Островских связывают не только официальные отношения владельца отеля с богатым постояльцем, но и более тесные, неформальные, когда одна из сторон играет роль охраняемого объекта, а другая – надежной полукриминальной крыши на страх всем потенциальным конкурентам.

Прежде чем свернуть с шоссе к комплексу отдыха, Лизунов на минуту попросил Обухова остановиться возле бара «Пчела». В сам бар они заходить не стали, к их машине подошел охранник, который тут же по приказу Лизунова сбегал за управляющим баром.

– Быковский у вас тусуется? – коротко спросил его Лизунов.

– Нет, дня два уже как не появлялся. И не звонил ни разу.

– И ты ему, Сеня, не звонил? Неужели?

– Почему? Мы звонили, мобильник его что-то заблокирован, в «Звезде» его несколько дней никто не видел. Понятия не имею, где он.

– Если объявится Бык, скажи, что я его спрашивал.

«Какой ты грозный, Пылесос, у себя на участке, – подумал про себя Колосов. – Как работу с контингентом поставил, ай-яй-яй… Так он тебе и позвонит, держи карман шире».

О Леониде Быковском, по словам Лизунова, в городе было давно всем известно, что он «полностью прогнулся под Баюна». Официально он работает администратором секции восточных единоборств в местном спортклубе «Звезда», ему двадцать восемь лет, из особых примет у него – сломанный в драке нос, и последнее время его видели на улицах городка и у местной бильярдной на машине марки «Сааб-9000».

– И куда это Леньку черти унесли? – Обухов переглянулся с Лизуновым, когда они отъехали от «Пчелы». – Сразу после гибели дружка? – Он сделал жест: а что я вам говорил, а?

Никита молча наблюдал за коллегами. На лицах обоих – и Обухова, и Пылесоса – уже замечались слабые признаки оперативного вдохновения. О своих разговорах с судмедэкспертом и об обследовании места происшествия он пока не заикался. Решил оставить до разговора с Баюновым. Пока он еще не делал для себя никаких выводов из увиденного и услышанного. Однако сразу же после возвращения в отдел (как раз перед встречей с Катей) он позвонил по мобильному в Раменское. И по результатам звонка решил, что с отъездом из Спас-Испольска может не торопиться.

За окнами машины по обеим сторонам шоссе мелькали сосны. Они свернули с магистрали, проехали километра два и уперлись в металлическую ограду «блокпоста»: ворота, видеокамеры на гранитных столбах. Из кирпичной сторожки показался охранник в красивой черной форме с серебряными нашивками. Форма была весьма стильной, но отчего-то смахивала на эсэсовскую. Охранник узнал Лизунова.

– Езжайте по второй аллее мимо кортов к полю для гольфа, – сухо сказал он. – Он там.

– У нас раньше работал в отделе инструктором спортподготовки, потом уволился, сюда пришел, здесь платят хорошо, – сообщил о нем Лизунов.

– Сотрудничает? – деловито осведомился Обухов.

– Н-нет.

– А зачем ты это поощряешь? Почему, если содействие не оказывает, до сих пор лицензии не лишен?

Они ехали медленно: сосновая аллея, красочный цветник – оранжерея, гигантский аквариум – здание для боулинга. И – щит-указатель с подробной картой местности. Они притормозили, и Колосов прочел: «Добро пожаловать в «Сосновый бор»! Мы обещаем вам великолепный европейский отдых в самом живописном уголке Подмосковья. В вашем распоряжении лучший в России отель пять звезд с номерами класса люкс и суперлюкс, а также крытый аквапарк с полным комплексом услуг, боулинг, залы для конференций и банкетов, тренажерный центр, американский и русский бильярд, теннисные корты, бары, рестораны русской, французской и японской кухни, картодром, бассейны, сауны, катание на лошадях, спутниковое ТВ, военно-спортивная игра «пейнтбол-рейнджер», а также первый в Подмосковье гольф-клуб».

Они повернули согласно указателю и ехали по сосновому парку все дальше и дальше от центрального корпуса. Среди хвойных крон показался одноэтажный кирпичный коттедж с черепичной крышей, а за ним поле с подстриженной травой. Их встретил дежурный администратор гольф-клуба, но они отказались от его сопровождения, вылезли из машины и по полю пошли к одной из игровых площадок. Баюнова они увидели издали. Он играл в паре с охранником, одетым в черную униформу. Играл крайне неумело. Правда, и охранник играл не лучше. Никита понял: Баюнов взял в руки клюшку, что называется, ради понта. Вряд ли у него имеется собственное гольф-снаряжение, скорее позаимствовал его напрокат – в клубе.

За игрой молча наблюдал белобрысый мальчик лет пяти. Он сидел на кожаных баулах для клюшек, брошенных на траву. Заметив незнакомых мужчин, он забеспокоился, побежал к отцу. Баюнов потрепал его по затылку, охранник тут же взял мальчика за руку и отвел в сторону.

– Добрый вечер, – поздоровался Лизунов.

Было видно, что они с Баюновым друг друга знают. И довольно неплохо. Колосов и Обухов кивнули.

– Добрый, – Баюнов-Полторанин окинул их быстрым взглядом: кто такие? Откуда?

Двойная фамилия и кличка Баюн, на взгляд Никиты, этому человеку совсем не шли. Перед ними был плотный, рыхлый сорокалетний мужик. Виски его тронула первая седина, лицо было смуглым, угрюмым и, в отличие от расплывшейся фигуры, худым, почти изможденным. На лице этом Никита не заметил ни тени вальяжности, превосходства или хамства, а только лишь сосредоточенность и какую-то безысходную, тяжелую печаль. Лицо Баюнова преображалось, лишь когда он обращался к сыну.

– Новости уже, наверное, знаешь, – констатировал Лизунов.

– Какие новости? – Баюнов неловко держал в руках клюшку-паттер из черного дерева с металлической головкой. Они стояли в десяти шагах от лунки.

– Значит, новостей не знаете? – спросил и Обухов. – Не в курсе?

Баюнов тяжело глянул на него, сказал нехотя:

– Мне позвонили с рецепции, сказали – приедут из милиции. Ну? Приехали. Дальше что?

– Дальше убийство Клыкова. Знаете такого? Или впервые слышите? – Обухов с любопытством смотрел, как охранник пакует клюшки в чехол. Поманил его пальцем, а когда тот подошел, вытащил из чехла одну из клюшек – ниблик, взвесил на руке, примерил для удара.

– Ну, знаю такого. – Баюнов говорил без всякого выражения.

– И знаешь, что замочили его. Твоя работа? – Лизунов прищурился.

– Нет.

– А чья же? – Обухов по-хозяйски вытащил из чехла оранжевый мячик. – Чья?

– Я его не убивал.

– Ну, не сами, конечно. – Обухов кивнул, быстро скользнул взглядом по клюшке, мячику, лунке, дорогому белому спортивному костюму Баюнова и остановился на его сыне, который, задрав голову, тревожно смотрел на них. – Зачем такому, как вы, умному, бывалому человеку, отбывавшему срок, и неоднократно, делать это собственноручно? Можно просто кому-нибудь позвонить, намекнуть. И… был Клыков – и нет его.

Баюнов молчал, причем так, что явно давал понять: они несут несусветную чушь.

– Нет, Никита, ты видишь? – Обухов неожиданно обернулся к Колосову, стоявшему чуть в стороне. – Как это в старом фильме было? «Вы же знаете мой метод. Я никогда ни в чем не признаю себя виновным».

– А тут пока не в чем признавать себя виновным, – Колосов посмотрел на Баюнова. – Даже если Клыков убит вами, у нас нет доказательств.

Повисла крохотная зловещая пауза. Лизунов нарушил ее первый, весьма фальшиво засмеявшись.

– Ну, ты меня, Виктор, знаешь. И я тебя знаю не первый год. Оба мы не вчера на свет родились. – Фраза прозвучала как липкий шаблон из милицейского боевика, но, видимо, только шаблон мог донести до лидера местной ОПГ то, что хотел сказать ему начальник местной криминальной милиции. – Пока ты меня не доставал, я к тебе тоже особо не цеплялся. Так? Так. Но Клыкова я тебе на тормозах не спущу. Учти.

– Да не трогал я его, – раздраженно огрызнулся Баюнов. – Можешь думать что хочешь. Наплевать. Я до него пальцем не коснулся.

Они беседовали просто, без обиняков, как свои люди. Никита видел это. В маленьких городках не валяют ваньку друг перед другом, когда дело идет о таком дрянном деле, как умышленное убийство. Лизунов-Пылесос давно уже, несмотря на свой относительно юный возраст, усвоил, как именно должен говорить начальник милиции о нераскрытом преступлении с местным преступным авторитетом. Все дело и вся хитрость были в шаблонах и традициях.

– А кто же его тогда прикончил? Кто? – холодно рявкнул Лизунов. – Он же твой был, в доску твой, с твоих рук ел.

– Понятия не имею. Поклясться, что ли?

– Здоровьем сына? – Это тихо, вкрадчиво ввернул Обухов. – Славный какой мальчишечка. Только вот, – он ласково погладил белобрысую головку ребенка и затем поднял глаза на потемневшее лицо Баюнова, – только в мамочку, наверное, пошел, вроде на тебя не очень похож?

Скулы Баюнова стали коричневыми. На коже проступили пятна, их очень трудно было принять за румянец – даже ярости.

– Уходите, – отрывисто приказал он охраннику. – Шура, иди домой, ладно? – А ты? – Мальчишка еще сильнее заволновался.

– И я. Сейчас. Уведи же его, – повторил он охраннику. – Два раза просить?

Тот хотел взять ребенка за руку, но мальчик не дался, спрятался за отца.

– Да погоди ты. – Лизунов нахмурился. И это «погоди» относилось не к Баюнову и не к охраннику, а к Обухову. – Когда ты, лично ты узнал, что Клыков мертв?

– Сегодня утром, – ответил Баюнов после паузы.

– А ты в курсе, что Ленька Бык слинял? В офисе его нет, в «Пчеле» два дня с собаками ищут.

Баюнов молчал.

– Он мог это сделать? Ну, поссорились они там, не поделили что-то. Без твоего ведома мог?

Баюнов отрицательно покачал головой.

– А с вашего ведома? – снова вклинился Обухов. – Сделал бы легко, да?

– Где он может быть сейчас, тебе известно? – Лизунов словно не слышал подвоха коллеги.

– Понятия не имею.

– А зачем Клыков оказался здесь, в городе? Ведь он вроде бы прежде сюда к тебе не приезжал? Или приезжал?

Никита (в допрос он не вмешивался – какой смысл?) наблюдал за ними со стороны. И выводы по ходу беседы делал следующие: на их «что», «как» и «почему» этому типу наплевать и растереть. Быть общительным и откровенным насчет убийства он явно не намерен. Он их ни капли не боится. Но при этом болезненно, до странности болезненно реагирует на любое их замечание о ребенке.

– Он ко мне приезжал, – сказал Баюнов. – Все равно ты это установишь, если целью задашься. Он приезжал сюда, в «Бор». Доволен? Все ко мне?

– А зачем? – спросил Лизунов.

– Это наши дела. Гостиничный бизнес.

– Бизнес? У вас? – Обухов вроде несказанно удивился. – Да ну? А что же, если у вас бизнес, вы, гражданин Баюнов, себе такие длинные каникулы здесь, в этом европейском раю, устроили? С какого числа вы тут баклуши в гольф бьете?

– Я здесь с двадцать девятого апреля. – Баюнов положил руку на плечо сына.

– И на заднице все здесь на одном месте сидишь. Редко выезжаешь, носа за ворота не кажешь. – Лизунов усмехнулся. – Скрываешься, что ли, от кого?

– А ты что, за мной следишь?

– Ну зачем? Просто фигура ты у нас заметная. Слухи ползут по городу: Баюн живет в «Бору», у Островских на харчах. Наверняка от кого-то прячется.

– Не ваше дело, хочу – и живу. Еще вопросы есть?

– У меня один вопрос. – Лизунов грозно возвысил голос: – Кто Клыкова прикончил? Кто, если не твои… – он смачно выругался. – Сам же хвалился, что я, не знаю? Граница на замке, чужих мы к городу и близко не подпустим.

– Я его не трогал, сколько раз тебе повторять?!

– Когда видел его в последний раз?

– На той неделе, что ли… Кажется, в начале недели.

– Он сюда приезжал?

– Не я же к нему поеду? – Баюнов это произнес по-королевски надменно.

– А до этого, раньше?

– Довольно часто бывал. У нас были чисто деловые отношения.

– Знаю я ваши чисто деловые. Когда приезжал, здесь останавливался, в отеле?

– Один раз, а потом на квартире у Быковского, они корешатся. А здесь номера дорогие.

– В курсе. В дешевых ты не живешь. С каких таких доходов все это оплачиваешь только.

– Не считай чужих денег… Пылесос.

Никита смотрел на них: да, ничего не скажешь. Свои люди. В доску свои, хоть и враги. Так всегда и бывает в маленьких городках.

– Смотри. Хоть одну улику на тебя найду – посажу. И не надейся, что отмажешься, как те – Луконенко и вся эта ваша остальная гниль.

– Здравствуйте вам, – Баюнов мрачно усмехнулся. – Мы, мы, все одни мы. Те-то приехали, а кричишь – чужие сюда не суются.

– Те! Тогда! А к кому они приехали-то? К тебе и приехали. Что-то не поделили вы, сразу за стволы. – Лизунов говорил все это тоже насмешливо и почти в рифму.

– Я с ними не встречался. И ты это знаешь. Я тут был. А там была просто пьяная драка. Мальчишки нажрались. Щенки.

– Учти, я тебя предупредил: за Клыкова, хоть малейшая зацепка будет, сядешь.

– Учту. Все? – Баюнов поднял на руки ребенка, развернулся и пошел через поле к зданию клуба. За ним плелся охранник, неся тяжелые чехлы с клюшками.

– Что это за история с дракой? – быстро спросил Обухов. – Клыков там был?

Лизунов нехотя пояснил: был инцидент в бильярд-баре со стрельбой. Оружия не нашли, показаний никто не дал, всех выпустили. Что тогда в баре Быковский был, это точно, хотя вроде он и ни в чем не замешан, его даже не задерживали. А был ли там Клыков… Ну, если и был, его тоже не задержали и не засекли даже.

– М-да, это нужно прояснить. Фрукт этот ваш Баюн, дерзкий. – Обухов смотрел на поле для гольфа. – Ну ничего, я особенно и не ждал, что он проявит к нам чуткость. Будем плотнее работать. Кое-что уже ясно.

– Что ясно? – хмуро спросил Лизунов.

– Ну хотя бы то, что этот Баюнов – примерный папаша. – Обухов покосился на молчащего Колосова. – Я же говорил вам: идиллия.

На обратном пути в отдел в салоне «Мерседеса» играла классическая музыка. Обухов, по его собственному признанию, слушал в дороге только радиостанцию «Орфей».

– «Половецкие пляски», – просветил он своих спутников. – Мощь какая! Дичь, степь, воля… Знаешь, Аркадий, какая мысль мне сейчас пришла? – обратился он к Лизунову. – Начнем, пожалуй, вот с чего: поднимем в кадрах из архива личное дело на того вашего бывшего, кто сейчас в «Бору» ворота открывает. Завтра, как он смену сдаст, привезете его ко мне. Я здесь заночую, у вас. Наверняка есть и другие, кто сначала где-нибудь у нас работал – во вневедомственной, в патрульной, ГИБДД, а потом в «Бор» подался. Установим пофамильно, поднимем дела, ну и буду с ними беседовать. Не маленькие, поймут, что к чему, иначе… О том, что там вокруг Баюнова происходит в этом чудо-парке, мне нужна самая полная информация. Любой ценой.

Лизунов вздохнул. РУБОП, что скажешь! Свои методы, свои подходы ко всему. Даже к тем, кто живет в маленьких провинциальных городах, где все друг друга знают.

Никита в мыслительный процесс коллеги не вмешивался. Слушал «Половецкие пляски». У него крепла странная уверенность: даже если Генка завербует половину персонала «Бора», даже если в число его информаторов попадут личные охранники Баюнова, дело это с мертвой точки не сдвинется, потому что… Он не знал почему, но чувствовал, что это так.

Во дворе отдела их встретил помощник дежурного. Доложил Лизунову обстановку по форме, потом обратился к Колосову:

– Никита Михайлович, а к вам из Раменского приехали. Кинолог с собакой. В розыске дожидаются. Сказали, вы их срочно вызвали. Дело неотложное?

Никита глянул на часы: без четверти восемь. Вечер подкрался совершенно незаметно.

Колосов звонил в кинологический питомник, находившийся в Раменском, и просил прислать дежурного кинолога с собакой, способной работать в несколько нестандартных условиях. В питомнике подумали и обещали прислать сотрудника. И вот обещание сдержали.

– Поедем на моей машине, тут недалеко. Успеем до темноты, – сказал Никита кинологу – молоденькому сержанту в форме. Пес – серая, похожая на волка остроухая овчарка – смотрел на него выжидательно. – Привет, – Никита кивнул и псу. Как-никак сотрудник, коллега, причем весьма заслуженный.

– А собака-то для чего? – спросил Обухов. Никита коротко объяснил: «Еще раз повторно хочу обследовать место убийства».

– Да мы там вроде все дважды осмотрели, – Лизунов пожал плечами. – Ну, тебе видней. В помощь дать кого?

Колосов отказался: сами справимся. Услышал краем уха, как Обухов бросил в пустоту что-то о «воспалении уязвленного профессионализма».

В эту минуту в конце коридора Никита увидел Катю. Вместе со следователем Красновой она закрывала на ключ дверь кабинета. На плече следователя Красновой болталась увесистая спортивная сумка.

Кинолог уже ждал его возле машины. Никита открыл дверцы своей «девятки», и пес тут же нагло, по-хозяйски, запрыгнул на заднее сиденье.

– Фонарь может потребоваться, если до темноты не управимся. – Сержант посмотрел на небо. – А какой давности след?

Никита ответил:

– Предположительно трехдневный, но, может, и старше.

– Ладно, попробуем. – Кинолог обернулся к собаке: – Попытка не пытка.

Овчарка басовито рявкнула и… – Никита был готов поклясться – ухмыльнулась.

По дороге сержантик травил байки о своем питомце: на работе – зверь и чужих не любит, но добр и мягкосердечен с каждой бродячей кошкой. Не было случая, чтобы какую облаял или порвал. Сейчас живет в питомнике. У кинолога на квартире, где пес жил с самого рождения, – прибавление семейства, у сестры родился ребенок. Родители считают младенца и собаку несовместимыми. И зря. Имеет медали, весной выиграл областные соревнования. Один только есть крупный недостаток – пьет.

– То есть как? – опешил Колосов.

Кинолог пояснил: девять лет уже псу, а это зрелость, а потом, нагрузки на работе большие, кормежка не ахти, хоть и кормит его он из своей зарплаты. Сердце начало пошаливать. Ветеринар приказал добавлять ему в воду несколько капель валокордина. Пес сначала воду эту не пил, а потом пристрастился. Сейчас так втянулся, что прямо требует несколько капель чистого допинга себе на язык. Колосов не поверил: дудки, загибаешь, сержант. Кинолог достал из нагрудного кармана форменной куртки пузырек с валокордином. Пес тут же заволновался, заскулил, умоляюще затявкал. – Потом, после работы, – кинолог погрозил ему пальцем. – Я ж говорю – алкаш.

К мосту подъехали, когда уже сгущались сумерки. На дороге ни единой машины. Внизу у речки звонко квакали лягушки, тучей роились комары.

Они спустились. Никита указал кинологу на поломанные кусты, за которыми скрывался предполагаемый вход в каменоломни. Кинолог отстегнул поводок. Собака настороженно обнюхивала влажную землю. Кинолог скомандовал «вперед» и вслед за собакой полез в кустарник.

– Никита Михайлович, а тут, и правда, нора… нет, берлога целая!

Собака злобно и глухо залаяла.

– Ну что там? – спросил нетерпеливо Колосов.

– Ход ведет вниз, кажется, там глубоко, я говорил, что фонарь потребуется.

Никита протянул ему карманный фонарь: имел привычку всегда возить с собой в машине. Он тоже попытался продраться через кусты за кинологом. Ветки цеплялись за джинсы, куртку, норовили ткнуть в лицо. Пятно света от фонаря выхватило желтые глинистые своды подземного хода. Собака возбужденно ворчала, но в «нору» не шла. Когда кинолог за ошейник попытался пропихнуть пса дальше внутрь, он заупрямился еще сильнее. Было ясно: без надежной, крепкой веревки вглубь лучше не соваться.

Они вылезли, отряхивая глину. Кинолог снова взял собаку на поводок и скомандовал «ищи». Овчарка засуетилась, затем, держа морду низко к земле, выбралась из зарослей и затрусила рысцой по берегу ручья. Описала восьмерку вокруг места, где нашли труп Клыкова. Заворчала злобно. Шерсть у нее на загривке поднялась дыбом. Она резко рванула поводок и повела их по кромке берега.

Они бежали следом за собакой минут десять, и все в одном направлении. Вдруг собака метнулась вправо, к хвойным зарослям. За ними на полянке оказалось нечто вроде придорожной свалки: железки, коробки, пластиковые бутылки, мешки. Овчарка заметалась по поляне, затем нырнула в густой подлесок. По тому, как уверенно она шла, было ясно: она взяла какой-то след. Но что это был за след, они понятия не имели. Однако брал он свое начало в подземном участке катакомб, проходил через место убийства и вел…

Кругом был лес, лес, лес. Машина осталась на шоссе, их разделяло с ней уже около километра. Вдруг посреди леса перед ними вырос высокий бетонный забор. Собака пробежала вдоль него и остановилась, вернулась, залаяла.

Было уже почти совсем темно. Никита посветил фонарем.

– Перемахнешь? – спросил он кинолога.

– Угу, легко. И его подсажу, – он кивнул на пса. – А вы страхуйте. Не волнуйтесь, он не кусается. А что это за место?

Колосов посветил вокруг – лес. В Спас-Испольске полно огороженных участков. Это могла быть территория чьей-то виллы, коттеджа, дома отдыха, но скорее всего это был…

– Кажется, мы у «Соснового бора». Давай посмотрим, что за забором.

Преодоление препятствия оказалось делом непростым. Собака, в принципе, понимала, что от нее требуется. Но совершенно не хотела оправдывать унизительную поговорку: «как собака на заборе». Наконец, с грехом пополам, с глухим рычанием, лаем, чертыханием, руганью, они все же перелезли.

Овчарка секунду сновала в замешательстве, потом снова бодро натянула поводок. Лес – сосны, сосны, частый молодой ельник и вдруг – яркий свет мощного уличного фонаря. Хорошо освещенная асфальтовая дорожка. Да, это действительно была территория «Соснового бора». Только теперь они попали сюда с другой, противоположной главным воротам стороны. Колосов снова увидел корты. Они были хорошо освещены, там еще играли. Глухо стукал о гравий мяч.

Однако собака тянула их не к кортам, не к манежу и даже не к ресторану, откуда дразняще веяло ароматом жаренного на мангале мяса.

Они уже порядком выдохлись от этого спринта по пересеченной местности. Колосов скинул куртку, серая футболка под ней промокла на груди и спине. Он вспомнил плакат, виденный им здесь при въезде на территорию. Там говорилось об игре в пейнтбол. Возможно, этот участок парка специально для этого и предназначался. Собака нырнула в ельник и вдруг залаяла.

– Тихо, молчать, – скомандовал кинолог. Никита посветил фонарем.

Перед ними была снова поляна, но без всякого мусора. Под ногами пружинил мох. Никита посветил под ноги – следы конских копыт. Тут недавно прошло сразу несколько лошадей. Они приблизились к елкам, на которые ворчала собака. Колосов раздвинул ветки и увидел некое подобие лежки. Среди зарослей было расчищено место, набросаны ветки. Это напоминало ночевки, которые он не раз видел в подмосковных лесах. Их оставляли бомжи или кочующие цыгане. Но там всегда что-то указывало на присутствие человека – тряпки, пакеты, бутылки. Тут же была лишь примятая трава и куча елового лапника.

Дальше они не пошли. Колосову не улыбалось нарваться на охрану комплекса. Вернулись к забору, снова преодолели его и по шоссе дошли до машины. В отдел вернулись уже за полночь. Ночевать пришлось в тесной комнатушке отдыха при дежурной части. Собака храпела как сапожник, получив в награду шесть капель валокордина.

* * *

Утром на оперативке перед отъездом в главк Никита подробно рассказал Лизунову и о замечаниях патологоанатома, и о результатах осмотра места убийства Клыкова, и о странном следе, выявленном собакой.

– Я еще заключение судмедэкспертизы не читал, – признался Лизунов. – Руки не дошли.

Вопреки опасениям Никиты, ни упрямиться, ни возражать, ни отмахиваться от фактов Пылесос не стал. Спросил только:

– А у тебя есть какие-нибудь соображения насчет того, что ты видел?

Колосов покачал головой: нет.

– Обухов капитально тут у нас обосновался. Кабинет потребовал себе в пристройке, там, где ОВИР, телефон, туда к нему из их команды кое-кто сегодня приедет, – сообщил Лизунов, помолчав. – Спит и видит, как бы наблюдение за Баюном организовать. Только и Баюн не дурак, так он и дался ему под колпак.

– Ты говорил, пацан его чем-то болен? – спросил Никита. – Вроде непохоже. Быстрый такой, подвижный.

– Точно не знаю, что там у него, но в больнице он несколько раз лежал. Не у нас, в Москве, в каком-то институте.

– А владелец этого вашего рая для отдыхающих, Островских, с Баюновым где-нибудь вместе появлялся?

– Никогда никто их вместе не видел. Но это не значит, что они не общаются. У Баюна репутация аховая: три раза судим, черт его знает сколько раз подозревался. А Островских – человек в районе очень уважаемый. И когда в исполкоме работал, управленцем слыл сильным, ну а сейчас, как капитал приобрел, вообще… Он, между прочим, и для города много делает. Школу построил, приют для беспризорных, колледж – молодежь учить, чтобы персонал для отелей и домов отдыха под рукой был. Нам вон вытрезвитель новый отгрохал. – Лизунов невесело усмехнулся. – Поэтому на людях ему с Баюновым появляться не с руки. Зачем краснеть? Но это не значит, что они… Ну, ты понимаешь. Недаром Баюн у него виллу снимает. Вот платит ли – не могу сказать. Однако сейчас у Островских ситуация такая, что ему и не до Баюнова, и вообще ни до чего.