Текст книги "Невеста вечности"

Автор книги: Татьяна Степанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 21
Евсевия

Настоятельница Высоко-Кесарийского монастыря игуменья Евсевия находилась на обследовании в институте сердечно-сосудистой хирургии имени Бакулева.

После анализов и исследований лечащий врач сообщил ей, что в скором времени назначит консилиум ведущих кардиохирургов. Игуменья Евсевия восприняла это внешне спокойно, но сразу же из врачебного кабинета отправилась в часовню, построенную при кардиоцентре, и погрузилась сосредоточенно в молитву.

Она горячо, истово молилась о процветании и благополучии вверенного ее заботам монастыря.

А еще она молилась о здравии. О своем здоровье.

Пожилая, очень тучная – с каждым прожитым годом, с каждым месяцем она чувствовала, как дряхлеет тело. То, что раньше казалось таким привычным, обыденным – подъем по ступенькам, прогулка, долгое стояние во время церковной службы, теперь дается с трудом и сопровождается слабостью, одышкой, болями за грудиной.

Проблемы с сердцем начались несколько лет назад. Она сделала шунтирование, однако не слишком удачно – после него относительно спокойных выпало всего-то четыре года. И вот снова встал вопрос об операции. Но теперь прибавились осложнения – не только возраст, но и диабет.

Игуменья Евсевия молилась о здоровье, о том, чтобы будущий консилиум прошел успешно и не приговорил бы ее к чему-то худшему.

Одна в пустой больничной часовне она молилась, молилась. Чтобы стало хоть чуточку полегче, чтобы сердце не прокалывало острой иглой, предупреждая о новом приступе, чтобы одышка хоть немного ослабела.

Игуменья Евсевия была очень тучной вовсе не из-за неумеренности в еде. Нет. Во время монастырских трапез с сестрами она ела всегда почти одно и то же – кашу и тушеные овощи. Всегда ограничивала себя в пище. Но вес становился все больше и больше. И виной тому была скапливающаяся в теле, в тканях, вода. Сердце работало плохо, и от этого ноги распухали, как кувалды.

Почти каждый месяц игуменья вынуждена была ездить к врачу и делать уколы лазекса, которые выгоняли избыток воды из тела.

Плоть дряхлела, старость наступала семимильными шагами.

Прожитая жизнь оставалась где-то там…

Но порой, как вот сейчас, прошлое напоминало о себе даже в молитвах. Пробивалось сквозь жаркие слова долгих молитв, как трава сквозь асфальт…

Красная ковровая дорожка, из тех, которые когда-то назывались кремлевскими…

Ноги в изящных туфлях на невысоком каблуке, такие стройные ноги с тонкими щиколотками… Никаких отеков, никаких распухших уродливых лодыжек – прекрасные ноги. Это она идет, быстро ступая по красной ковровой дорожке…

Запах духов. Это «Poison»… тогда, в восьмидесятые, этот парфюм сводил с ума…

Дверь в кабинет, обитая темной кожей, – приемная пуста, следующая дверь – и просторный кабинет.

Он стоит у окна и не слышит, как она тихо появляется на пороге.

Нет, конечно же, слышит, потому что ждет. Оттого и услан секретарь куда-то с бумагами…

Она подходит, и он заключает ее в объятия. И она обвивает его шею руками. Они уже не молоды… Да, даже в то время они уже не молоды – взрослые, солидные люди, но чувства…

Тот их поцелуй у окна в кабинете…

Красная кремлевская дорожка уходит из-под ног…

Кружится, кружится голова и мир… этот божий мир…

Игуменья Евсевия – тучная, пожилая, семидесятипятилетняя – низко склонила голову, прося прощения за все, за все. И за это тоже.

Прошлое… вся та жизнь… он…

Сейчас это лишь призрак, тень тени, по сути, уже ничто…

И если эти грешные воспоминания порой возвращаются даже во время молитв, это ничего не значит. Это уже даже не соблазн. Это все суета, прах и томление духа.

Дух томится в дряхлеющем больном теле и просит лишь одного – чтобы тело это еще послужило. Ну, хоть немного. Чтобы тело это не болело, а выздоровело, пусть и не надолго.

Сколько там осталось до крайнего срока…

Здоровье – это залог всего, но понимаешь это только тогда, когда этот залог уже утрачен.

Матушка Евсевия продолжила истово молиться о здравии. И с каждым мгновением молитвы ее становились все настойчивее.

А воспоминания – они словно линяли, как краски осени за окном кардиоцентра имени Бакулева.

Ту красную кремлевскую дорожку давно съела моль…

А он, с кем у нее был в прошлом долгий служебный роман… что же случилось с ним?

Глава 22
Внучка

Утром Катя явилась на работу и опять упрямо занялась своими обычными текущими делами криминального обозревателя пресс-службы. Она работала весьма плодотворно, написала пару репортажей для интернет-изданий и отправила их по электронной почте. Пальцы ее порхали по клавиатуре ноутбука, набирая текст, умные мысли выстраивались в стройный ряд предложений.

Но все это не означало того, что она…

Ах, конечно же, она ждала.

Андрей Аркадьевич Страшилин появился в кабинете пресс-центра около полудня – без стука. Он закрыл дверь и прислонился к ней своей широкой спиной – в костюме, плащ скомкан под мышкой, руки в карманах брюк. Идеально выбрит, но галстук чуть съехал набок, и аромат мятной резинки свидетельствует о многом лучше всяких слов.

Катя оторвалась от своей писанины.

– Ну все, все, – сказал Страшилин, – пардон, тысяча извинений.

Катя молча взирала на него.

– Да, да, виноват. Гадкий я. А вам, Катя, спасибо.

– Да не за что, – ангельски ответила Катя.

– Так выручили меня вчера. Машину вы водите тихонько, точно она хрустальная. Ну и заодно теперь знаете – где живу, как живу.

Кате вспомнился попугай-фантом.

– На колени вчера перед вами там не падал, нет? – спросил Страшилин.

– Нет, – Катя фыркнула. Как хотелось быть серьезной, неприступной, ледяной, но ее опять душил смех.

Андрррррррюша крррррррасавец!

– И то хорошо. Вот дурак. – Страшилин потер лицо ладонью.

– В общем, я теперь знаю, чего от вас ждать, – сказала Катя.

– И чего?

– Загогулин, – Катя сложила руки на груди. – Служебной деятельности это мешать не должно – такое мое условие.

– Принято. Работаем дальше совместно? – спросил Страшилин.

– Вы старший группы, я лишь приданные силы.

– Ага, понятно, – он кивнул. – Продолжаем разговор. Утром кое-какие новости пришли.

– Какие? – Кате сразу стало интересно.

– По приюту монастырскому. Оказывается, все воспитанницы этого приюта – девочки из семей, чьи родители находятся в тюрьме за уголовные преступления, а также рожденные в тюрьме, от кого матери-заключенные отказались.

– Это, наверное, такая социальная направленность их деятельности – помогать заключенным и их детям и сиротам.

– Да, как мы узнали в районной администрации, организацией приюта и всеми связанными с этим вопросами занималась непосредственно сестра Римма. Она привлекала спонсоров, там у них солидное финансирование налажено. Ничего такого в этом нет – сейчас многие монастыри приюты патронируют. Одно необычно: сестра Римма – простая послушница и ворочает такими делами.

– Может, у нее есть связи?

– Интересно, что это за связи такие, – хмыкнул Страшилин, – но мы с вами сегодня займемся другим.

– Чем?

– На Трубную сейчас поедем. Внучка Уфимцева Елена так никаких откликов на смерть деда до сих пор и не сделала. Повестку ей в дверях оставляли наши сотрудники – не явилась, не позвонила даже. А соседи утверждают, что в квартире она, вечерами слышат они то музыку, то телик.

– Вы говорили.

– Более чем странное поведение для родственницы, – заметил Страшилин. – Я на Трубную прямо сейчас, вы со мной?

Катя закрыла ноутбук и взяла свою репортерскую сумку.

От Никитского переулка, где располагался главк, до площади Трубной совсем недалеко. Страшилин сверился с адресом, и они завернули во двор хорошо отремонтированного дома старой постройки. Катя отметила: дом явно элитный, в самом центре.

– Нехилое местечко, – отметил и Страшилин и нажал кнопку домофона, вызывая консьержа, – ого, да тут везде во дворе камеры понатыканы. Это надо запомнить, возможно, пригодится.

После переговоров с консьержем они вошли и поднялись на лифте на шестой этаж.

Дверь квартиры, обитая черной кожей. Страшилин нажал на звонок.

Нет ответа.

Он снова позвонил. Никто не открывает.

Тогда он начал трезвонить что есть силы, потом застучал в дверь кулаком:

– Откройте! У вас вода течет! Вы заливаете соседей внизу! Откройте сейчас же, мы из ЖЭКа и станем дверь ломать!!

Катю насмешила эта беспардонная ложь. Однако, как ни странно, простейший способ сработал. Щелкнул замок, и дверь приоткрылась.

Страшилин тут же сильно толкнул ее рукой, в которой держал удостоверение.

– Следователь по особо важным делам, а это из полиции. У нас к вам срочное дело.

Катя увидела на пороге худую высокую девицу с темными волосами, непричесанными, рассыпавшимися в беспорядке по ее костлявым плечам.

– Елена Уфимцева?

– Да, я.

– Вы получили нашу повестку?

– Нет, я…

– Может, в квартире все-таки поговорим, а не на пороге? – Страшилин потеснил ее в прихожую.

Катя огляделась – большая, даже роскошная четырехкомнатная квартира, но сумрачная, неубранная, прихожая-холл захламлена какими-то коробками, вещами, скомканной бумагой.

Запах пыли и застарелого пота.

Она оглядела Лену Уфимцеву – юное создание, на лице – одни глаза. И в этих глазах сейчас дикая, почти паническая тревога. Чего она так боится, эта девушка?

– Мы расследуем убийство вашего деда Ильи Ильича, происшедшее в «Маяке». Мы звонили вашему отцу за границу, он сказал, что свяжется с вами, Лена. Мы оставляли вам повестку дважды. Но от вас никаких известий. В повестке указан телефон, вы даже не позвонили. Не приехали в ваш загородный дом в поселке «Маяк».

– Я… я не могла приехать. Я плохо себя чувствую, я болею, – сказала Лена… Леночка Уфимцева.

– Что ж, болезнь есть болезнь, – кивнул Страшилин, – но ведь убили вашего деда.

– Я никуда, никуда не выхожу, – голос Леночки шелестел, как мятая бумага.

– Даже в магазин за продуктами? – спросила Катя.

– Я сейчас все заказываю по Интернету.

Катя увидела на подоконнике коробки из-под пиццы и пустые картонные стаканы из-под кока-колы.

– Лена, когда вы виделись с дедом в последний раз? – спросил Страшилин.

– Не помню уже.

– То есть как это – не помню?

– Давно, – Леночка повернулась и пошла на кухню, – очень давно мы не встречались.

На кухне тоже невообразимый беспорядок, отметила Катя. Горы немытых тарелок и снова коробки из-под пиццы, пластиковые пакеты, стаканы, сумки.

– Как давно? Месяц, год?

– Много лет, – ответила Леночка. – Что вам нужно от меня? Зачем вы пришли? Я его не убивала.

– Мы вас пока и не обвиняем.

– Я вообще никуда не выхожу из дома. Я так живу.

– А вы что, нигде не работаете? – спросила Катя.

– Сейчас нет.

– А на какие же средства вы существуете?

– Отец мне деньги присылает.

– Вы живете тут совсем одна? – спросил Страшилин.

– Да, у меня никого нет.

– А приятель, парень?

– Нет у меня никакого приятеля! – в голосе Леночки появились истерические нотки. – Вообще я не понимаю, что вам нужно от меня?

– Мы расследуем обстоятельства убийства вашего деда. Вы не хотите знать, что случилось в вашем доме в «Маяке»?

– Нет, у меня с дедом ничего общего. Я никаких дел с ним не имела и иметь не хочу. Отстаньте от меня.

– Отец с вами связывался?

– Кажется, звонил, я видела звонок на мобильнике.

– И вы что, не стали разговаривать с отцом?

– Я была занята.

– И не перезвонили даже, не узнали, в чем дело?

– Меня это не касается, – сказала Леночка, – меня все это не касается.

– И даже похороны деда?

– Он был старый. Пришла пора умирать.

– Его убили, – жестко сказал Страшилин, – а вы как-то слишком холодно к этому относитесь.

– Никак я к этому не отношусь вообще. Слышите? Оставьте меня в покое. Я не хочу с вами разговаривать.

Катя молча наблюдала за этим, так сказать, «допросом». Допрос явно не клеился. Во всем – особенно в обстановке этой донельзя запущенной, когда-то очень благополучной, роскошной квартиры – ощущался резкий диссонанс. Лена Уфимцева на контакт не шла. Катя даже подумала: все ли в порядке с головой у этой внучки? Что это – душевная болезнь или такой странный образ жизни?

– Значит, вы никуда не выходите из своей квартиры? – спросила она мягко. – А почему, Лена?

– Не хочу.

– Даже когда погода хорошая, солнечная – не гуляете?

– Нет. Что на улице мне делать?

– Но дома же скучно все время одной сидеть.

– Мне не скучно. Нет, мне совсем не скучно, – Леночка тоже вроде как смягчилась.

– А по магазинам или с подружками куда-то?

– У меня нет подруг. Я от них избавилась. А магазины… все же в Интернете можно купить. Все домой привезут.

– Да, это удобно, – согласилась Катя. – И вчера вы тоже дома сидели?

– Да.

– Значит, вы слышали, как пришли наши сотрудники, звонили в дверь, оставили вам повестку?

Леночка низко нагнула голову. Она молчала.

– Слышали и решили никого не впускать, – подытожил Страшилин. – А третьего дня вечером?

– Я же говорю вам – я всегда дома. Я всегда тут. – Леночка обвела рукой кухню. – Я позвоню папе, ладно… Но туда, в наш дом, не поеду. И на похороны не пойду. Я сейчас больна. Я не могу никуда ходить. И делать ничего не стану.

– Девчонка с большим приветом, с тараканами в голове, – заявил Страшилин, когда они покинули эту печальную квартиру в великолепном отреставрированном доме на Трубной. – Только этого нам не хватало в деле – полоумной подозреваемой.

– Возможно, дело не в психике, – сказала Катя. – Квартира явно принадлежит ее родителям. Интересно, если это правда, что они с Уфимцевым годы не встречались – в чем причина? Старик жил один в загородном доме. И заметьте, никто из свидетелей не может вспомнить, чтобы Уфимцев когда-либо говорил о внучке. Ни соседки, ни монахини.

– Только один Горлов о ней вспомнил. – Страшилин оглядел дом. – Тут везде камеры и дальше по Трубной. Может, это нам поможет кое-что прояснить. Надо заняться этим немедленно. Раз чертова девка не желает разговаривать, мы попробуем посмотреть с помощью уличных камер, что тут происходило во дворе в день убийства.

Глава 23
Видеоряд

И Страшилин занялся уличными камерами, не откладывая дела в долгий ящик. Катя лишь дивилась – как быстро, оперативно и слаженно он все сумел организовать. Ведь обычно все мероприятия оперативно-технической проверки – это не так уж и скоро, это дорого, в этом всегда задействовано немало сотрудников.

Но у Страшилина, видимо, имелся дар пробивать для следствия нужные вопросы. По пути с Трубной в главк на Никитский он названивал по телефону на Петровку, 38, в техническое управление, в территориальные управления центра столицы.

Потребовалось всего два часа – и вот они из главка уже отправились к спецам в технический отдел обработки видеоинформации, потому что записи с камер Трубной площади и всего прилегающего к ней района, датируемые днем и вечером убийства в «Маяке», были уже изъяты и подключены к специальной поисковой программе.

Кате всего дважды приходилось посещать технический отдел обработки информации, и она всегда поражалась – как там все наворочено и укомплектовано.

Когда они со Страшилиным приехали, компьютер уже вовсю обрабатывал видеоряд в рамках заданного периода времени.

Катя смотрела на стену из мониторов – там все быстро мелькало. Хотелось закрыть глаза, но…

– Время 17.30 указанного числа. Камера подъезда дома на Трубной, – сообщил сотрудник отдела, – взгляните-ка на этот монитор.

На экране черно-белое изображение с уличной камеры. Катя увидела: вот дверь подъезда, того самого, который они посещали сегодня днем, открывается и…

Хрупкая женская фигурка в куртке, в накинутом на голову капюшоне худи появляется в поле зрения объектива.

– Укрупните, – попросил Страшилин.

Компьютер максимально укрупнил изображение – лицо.

– Елена Уфимцева собственной персоной. Капюшончик на глаза как надвинула, а? – Страшилин засунул руки в карманы брюк, расстегнув пиджак. – Так, пошла запись, и куда она, интересно, направилась тем вечером?

Изображения замелькали на мониторах, выстроился видеоряд – фигурка в куртке быстро пересекает двор дома и направляется в сторону Цветного бульвара.

– Тут изображения с камер домов и цирка на Цветном, – сообщил оператор, снова укрупняя видеоряд. – Вот она, ваш объект, – вот, вот и вот, идет вдоль Цветного бульвара.

– Там у нас станция метро, – сказал Страшилин, – ну-ка глянем камеры у метро.

Снова включился в обработку компьютер и выстроил на мониторах новый видеоряд.

– Ваша фигурантка входит в метро «Цветной бульвар», время 17.45.

Катя увидела на центральном мониторе укрупненное изображение – как обычно, много народу у выхода из метро, но компьютер, отсортировав видео, сам делает пометку, выделяя в толпе фигурку в куртке и капюшоне.

– Вот она, заходит в метро. Так, что делаем дальше? – Страшилин раздумывал лишь секунду. – Сейчас же связываемся с управлением полиции на метрополитене. Нам нужно отсмотреть их камеры за тот вечер.

Тут Катя подумала: ой, на это уйдет неделя. Мыслимо ли это – отсмотреть пленки метро, пропускающего вечером в час пик миллионы пассажиров?

– Придется немного подождать, я сейчас свяжусь с ними и все организую, – сказал ей Страшилин. – Вы, Катя, пока отдохните.

Катя подумала: где отдохнуть? В опертивно-техническом отделе на стуле?

Она вышла в коридор, у нее слегка кружилась голова – к работе компьютеров с видеорядом надо привыкнуть, потому что все стремительно меняется – возникает, исчезает, мелькает, укрупняется, убыстряется, затем замедляется и маркируется специальными видеопометками.

Она сидела в коридоре и мечтала: вот сейчас он там всех настроит, зарядит, даст следственные поручения, и они вернутся в главк. Через несколько дней придут результаты по запросу и…

– Так и есть, придется подождать до вечера, – объявил Страшилин, выходя в коридор с сигаретой. – Метро предоставит отсмотренные пленки к шести часам.

– Сегодня? – Катя чуть не упала со стула. – Андрей Аркадьевич, как вам это удалось так быстро…

– А, ерунда.

– Нет, это невозможно. Так не бывает, это за гранью фантастики.

– Я им наврал, что у нас срочный запрос ФСБ, возможно, лицо подозревается в террористической деятельности. – Страшилин глянул на часы. – Тут у них сносный буфет. Можем пока пообедать.

Они спустились в буфет. Катя могла, конечно, и в главк вернуться, и даже домой уехать – она мало верила, что полиция метрополитена сделает все так быстро. Это же титанический процесс! Но ей стало адски любопытно – чем же все-таки кончится сегодняшний авральный видеопоиск.

И как это Страшилину удается по телефону так беспардонно лгать насчет запроса ФСБ? Как ему это с рук сходит?

– Девчонка наврала нам, как и остальные свидетели, – подытожил Страшилин, уплетая в буфете яичницу с перцем и помидорами.

Катя взяла себе два сэндвича и кофе.

– Утверждает, что никуда не ходит. А сама куда-то отправилась в тот самый вечер на метро, – сказала она. – Квартира у нее похожа на помойку. Такое ощущение, что девчонка даже мусор не выбрасывает, живет как затворник. Но нет, оказывается.

– Мы в этом деле с самого начала наблюдаем, как люди нам лгут, тем самым искажая картину происшествия. Хотя возможно, что вся эта картина чрезвычайно проста. Но каждая новая ложь новых фигурантов или свидетелей лишь усложняет наше восприятие. Это вот мельтешение, которое мы сейчас наблюдали в ходе видеоряда, – хаос, вроде как полный хаос. А реальность проста – девчонка вечером покинула дом и поехала куда-то на метро. Так может случиться, что и реальность с убийством Уфимцева тоже чрезвычайно проста.

– Что вы имеете в виду? Что внучка убила деда? – спросила Катя. – Вы ее подозреваете? Но тогда получается, что это она оставила надпись на полу в целях инсценировки. А если это так, то, выходит, она отлично знала, как живет старик и что его посещают матушки-монашки из монастыря.

– Чем не версия, а? – усмехнулся Страшилин.

– Но у нас пять свидетелей – и монахини, и обе соседки утверждают, что никогда прежде не видели внучку в «Маяке» с дедом, – сказала Катя, – полное противоречие. Пусть даже тут ложь на ложь каждый накладывает со своей стороны по пока не понятным для нас причинам.

– Мотивы человеческого вранья могут быть самые разные, порой даже невинные, даже благие. Вот я сейчас подумал о соседке Балашовой. Она отлично знает, что Уфимцева навещали три монахини, но в разговоре с нами она и словом о том не упомянула. Рассказала лишь о незнакомце. О Горлове. А почему?

– Да, интересно, почему, как вы это объясняете?

– Возможно, потому, что она верующая и дочку маленькую свою в школу при приюте в монастыре водит. Она не хочет впутывать в дело об убийстве соседа монахинь – людей, к которым она расположена всем сердцем. Поэтому и молчит о них. Упоминает о госте-мужчине. Его она не знает и не жалеет, что он окажется впутанным в дело об убийстве.

– Да, вы правы, – согласилась Катя, – но о Елене Уфимцевой Балашова нам ведь тоже ничего не сказала. Совсем ничего.

– Надо запросить банк оперативных данных на эту девицу, пробить ее по нашей базе, – сказал Страшилин. – Видок у нее не ахти какой. Может, она в прошлом к наркотикам отношение имела? Папаша дипломат за бугром, такая роскошная хата – это ж золотая молодежь. А похожа она сейчас на бомжа.

В общем, вот так они мило беседовали в ведомственном буфете. К счастью, там не продавалось никакого алкоголя, даже пива.

Потом Катя ждала в одиночестве, коротая время с планшетом, пока Страшилин снова договаривался и улаживал поисковые запросы.

К шести выборку записей видеокамер метрополитена пригнали по электронной почте в оперативно-технический отдел!

– Станция «Цветной бульвар» – есть, объект зафиксирован, вот она, – оперативник вывел на монитор укрупненное изображение.

Электропоезд, толпа, и в толпе маркером обозначена уже знакомая фигурка. Все тот же капюшон худи на голове Елены Уфимцевой.

– Станция «Новослободская» – тут никаких совпадений компьютер при прогоне через программу не обнаружил, а вот станция «Проспект Мира». Есть, смотрите, вот она опять!

Катя снова увидела на сером фоне видеозаписи – поезд, толпу людей и помеченную маркером фигурку.

– Она садится в поезд в сторону «Бабушкинской», – сказал Страшилин. – Ехать там минут двадцать пять – тридцать. А что на «Бабушкинской»?

– К сожалению, просмотр пленок с «Бабушкинской» недоступен, там произошел масштабный сбой как раз в тот вечер. Мы не имеем нормального изображения.

Страшилин смотрел на экраны.

– От метро «Бабушкинская» отправляются автобусы в поселок «Маяк», – сказал он, – но проверить – доехала ли Елена Уфимцева в тот вечер до «Бабушкинской», мы не можем. Вот так всегда. Все идет, идет хорошо, и в самом важном месте облом.

Катя в глубине души не жалела об обломе. Она только дивилась масштабу проделанной за день грандиозной работы. Да, Андрей Аркадьевич, вы умеете организовывать крупные поисковые мероприятия.

– Ладно, в отношении этой девицы потянем с другого конца, – объявил Страшилин, – запросим нашу базу данных. В любом случае у нас теперь есть доказательства того, что в тот самый вечер она не сидела дома, как утверждает.