Текст книги "ДНК неземной любви"

Автор книги: Татьяна Степанова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

ГЛАВА 3
ДОМАШНИЕ РАДОСТИ

Бурый плюшевый мишка умильно таращился, сидя на крышке старенького пианино. На шкафу дежурил целый выводок кукол – тех самых, еще с «раньшего времени», облаченных в костюмы народов СССР – кукла-украинка, кукла-узбечка, пупс-молдаванин в крохотной бараньей папахе.

Комната светлая, с высоченным потолком и эркером, занятым диваном, покрытым ковром. В оные времена места было бы вдоволь, но не сейчас, потому что в середине комнаты воцарился огромный круглый стол. А на столе чего только нет, ой, мамочка моя родная, – сколько же всего приготовлено и выставлено в качестве угощения: и студень домашний, и заливное из судака, и треска под маринадом, и селедочка под шубой, и салат оливье, и винегрет, огурцы соленые, помидоры, зелень и, конечно же, пироги.

О, пироги на этом домашнем, хлебосольном столе: румяные, пышные, с хрустящей корочкой, с потрясающими начинками – мясом, капустой, яблоками, морковью, грибами – были такие... такие пироги... что Катя Петровская, капитан милиции, криминальный обозреватель пресс-центра областного ГУВД, моментально забыла обо всех своих диетах, о всех клятвах самой себе – не переедать лишнего – и решила попробовать все. ВСЕ отведать на этом восхитительном и вкусном столе, похожем на скатерть-самобранку. Ибо в доме – праздник. А она... она безумно соскучилась по праздникам и по вот таким веселым, домашним, шумным застольям, где только друзья и хорошие знакомые.

– А теперь тост! – долговязый блондин в очках поднялся со своего стула. – У меня тост, прошу всех дорогих гостей выпить за...

Блондина звали Митя, фамилия его, кажется, Федченко. Но это Катя узнала уже здесь, в квартире в сталинском доме на площади Гагарина, куда – честное слово – попала совершенно неожиданно для себя.

Вроде и не собиралась в гости!

Этот день – четверг – был спортивным днем в Главке. Вообще со второй декады июля после целой серии громких дел, молва о которых до сих пор еще не улеглась и будоражила умы, в работе наступило небольшое затишье. Начался отпускной сезон. Катя и сама подумывала о том, чтобы через пару недель отправиться в отпуск. Муж, Вадим Кравченко, именуемый на домашнем жаргоне Драгоценным В.А., все еще находился за границей со своим работодателем, лечившимся в разных клиниках Европы. Катя уже как-то даже устала скучать. Ладно, перемелется... К тому же с начала лета на работе происходили такие события, что и подумать о чем-то личном некогда было. И вдруг бац! – и полный штиль. Пауза наступила...

ПАУЗА... пауза...

А тут еще и жара. Днем до тридцати, ночью душно, как в бане. Сотрудники Главка дружно писали рапорты на отпуск, в розыске все подернулось пылью и ленью, из происшествий сплошная рутина, ни одного стоящего убийства, чтобы делать репортаж для криминальной полосы.

И вот в четверг, когда столбик термометра уже к десяти часам утра дополз до 31 градуса, кому-то из министерского начальства пришла гениальная идея устроить на подмосковной тренировочной базе соревнования по профессиональному многоборью. А это кросс десять километров, эстафета-преследование, стрельба по мишеням и потом соревнования по самбо и боксу.

Министерские, естественно, лишь кликнули клич, состязаться в многоборье с Житной явились только отдельные представители, отдуваться, как всегда, пришлось областному Главку и Петровке, 38.

Катю, как криминального обозревателя пресс-центра, отрядили вместе с телевизионщиками освещать это эпохальное событие.

Кросс в десять километров по жаре, эстфета-преследование по пересеченной местности...

– А как вы думаете, они ж кадровые офицеры, как они будут в таких условиях особо опасного преступника брать? – В качестве комментария один из министерских (сам не бежавший кросс, а наблюдавший за соревнованиями как зритель из спасительной тени) выдал это Кате командирским тоном. – Ничего, ничего, подраспустились. Пора и жир согнать лишний с личного состава, тяжело в учении, легко в бою.

Уже на эстафете Катя обратила внимание на некоего капитана Белоручку, о нем то и дело объявляли по громкоговорителю: идет вторым, вот вырвался вперед. Но в суматохе нельзя было толком ничего понять, следовало ожидать финиша, а он где-то там, далеко – за леском, куда Катя, облюбовавшая себе место в тени рядом с судейскими, так и не добралась. Потом начались соревнования по стрельбе. И снова фамилия героического капитана Белоручки звучала во первых строках.

И это было чертовски досадно! Потому что, как узнала Катя, капитан Белоручка (ну и фамилия!) был с Петровки, а значит, являлся вредным конкурентом всех тех героев областного Главка – из ГИБДД, патрульно-постовой, из розыска и вневедомственной охраны, – которых Кате и предстояло славить на страницах ведомственной печати.

Однако и в стрельбе из табельного оружия вездесущий капитан с Петровки показал один из лучших результатов, и по сумме набранных очков в многоборье вышел в лидеры.

Катя своим репортерским чутьем поняла, что родной Главк с треском продувает соревнования. Черт, ехали в такую даль, в Павловский Посад, на тренировочную базу и чтобы вот так бездарно проиграть Петровке... вечным соперникам...

Она спросила, на каком же таком поприще трудится славный капитан Белоручка?

И получила ответ – занимает должность инспектора по особо важным делам в МУРе, в отделе убийств.

Ага, ну, конечно... там ребята крутые сидят... Катя совсем расстроилась. А наши-то что же, родные, из Московской области? Где наши-то орлы? Вот сейчас соревнования начнутся по самбо и по боксу, неужели и тут уступят?!

Среди участников соревнований по самбо капитан Белоручка не числился. И область в этом виде спорта в грязь лицом не ударила.

Боксеры сначала тоже показали себя хорошо. Катя от души болела за своих, исписала целый блокнот, нащелкала снимков, охрипла от радостных воплей.

А потом в боксе объявили показательное выступление. От области на ринг выходил мастер спорта майор Жужалев из вневедомственной охраны – богатырь, а от Петровки – капитан уголовного розыска Белоручка.

Катя ожидала увидеть этакого Голиафа. Поэтому сначала даже не обратила внимание на имя капитана, а когда осознала...

– На ринг приглашается капитан милиции Лилия Белоручка!

Лилия? Какая лилия?!

Вышел не Голиаф, явился Давид. Точнее, этакая крепко сбитая плечистая кубышечка – амазонка с короткой стрижкой «под мальчика», в синей майке, в черных спортивных шортах «Адидас» и в боксерских перчатках!

Катя уронила свой репортерский блокнот.

На мгновение потеряла дар речи. Оказывается, это девица выиграла у ее областных коллег кросс в тридцатиградусную жару и эстафету-преследование, это девица показала лучший результат в стрельбе и теперь вышла один на один против могучего майора Жужалева на ринг?

– Лиля, давай! – не помня себя от восторга, завопила Катя, пугая разомлевшего от жары представителя министерства. – Лиля, давай, жми! Покажи им всем! Покажи этим мужикам! Лиля, я за тебя!

Капитан Белоручка обернулась в сторону судейской трибуны, увидела Катю, размахивавшую сорванной с головы бейсболкой, и подняла руку в перчатке. Сделаю, что смогу, ты только болей за меня, подруга!

Странно, как порой люди становятся друзьями – достаточно одного взгляда, одного слова.

Гонг!

Впервые Катя болела не за своих, не за область, а за Петровку, 38.

Майор Жужалев по сравнению со своим противником выглядел настоящим великаном. Капитану Белоручке на голову надели шлем, сунули в рот загубник, затянули шнурки перчаток и...

Она подлетела, закружила вокруг майора, как злая оса. Град ударов – бац, бац, бац! Уклонилась, присела, снова уклонилась и... получила удар.

Кате стало плохо. Разозленный первой неудачей майор Жужалев пошел в наступление, тесня маленькую фигурку в угол, махая кулачищами...

– Они же в разной весовой категории, что это за бой? – затормошила Катя представителя министерства.

– А в профессиональных условиях весовые категории часто бывают разные. Вы что, коллега, первый год служите, что ли? Когда на задержание выезжают, о равных условиях не вспоминают. На войне как на войне. Да вы за Лилю Ивановну не переживайте, она опытный боец, не в таких переделках бывала. Полгода на Кавказе служила в Ингушетии, в сводном отряде.

Бац! Среди града хаотичных ударов майор схлопотал неожиданный и болезненный прямой хук в челюсть. Замотал головой, пошел ва-банк и напоролся на целую серию ударов в корпус. Капитан Белоручка молотила его, как тренировочную «грушу» – удар, удар, удар...

Еще один удар в челюсть заставил маойра Жужалева застыть посреди ринга, он не рухнул, но качался, как дуб, и... И его тренер бросил на ринг полотенце. Бой закончился. Не нокаутом, но поражением.

Капитана Белоручку сразу же окружили коллеги. Победа!

После вручения призов Катя подошла к ней. С букетом цветов, в спортивном «Адидасе», мокрая от пота и ужасно счастливая, она выглядела совсем пацанкой, стриженой пацанкой... Только вот эти взрослые складки у губ и лучистые морщинки, едва заметные, правда...

– Поздравляю вас, Лиля! – Катя была искренней в своей радости. – Задали вы им всем жару, и нашим тоже... Я Екатерина Петровская, работаю в пресс-центре, можно сделать с вами интервью?

– Да ты кричала звонче всех там, я только тебя и слышала, – Белоручка (она доходила высокой Кате до плеча) хлопнула ее по-свойски. – Ну, привет, будем знакомы. Сейчас девчонки подойдут, наши из секретариата и из информационного центра, они со мной в эстафете бежали, если уж писать, то обо всех, не только обо мне.

Откуда-то налетело столько девиц! В спортивных костюмах, счастливые, хохочущие.

– Лилька, ну ты молодец, мы так за тебя переживали!

– Лилька, Митя звонил пять раз, у него там дома все готово, ждет с пирогами!

– Ждет с пирогами? Ага... дай-ка мобилу, – капитан Белоручка приклеилась к мобильнику. – Привет, солнце мое! Ну, конечно, как всегда, все в ажуре. Я кто у тебя? То-то... Первое место по количеству очков! Митька... ой, брось, только снова не начинай... Ну ты просто... ну ладно, я тоже тебя очень люблю! Все, едем, через час будем дома, встречай с шампанским!

Она взмахнула мобильником.

– Все ко мне обмывать победу... Девчонки, там «рафик» стоит, все садимся, а это... корреспондентка с Никитского переулка, областная, где? Катя! С нами поедешь! Немножко посидим, выпьем рюмашку... Там тебе твое интервью и готово будет на блюдечке!

Вот так нежданно-негаданно Катя и попала к капитану МУРа Лилии Белоручке домой в гости. Она и не подозревала, прологом к каким событиям станет этот веселый вечер с застольем в квартире на площади Гагарина, выходящей окном-эркером прямо на памятник.

– А теперь тост! – долговязый блондин в очках поднялся из-за стола. – Девочки, у меня тост, выпьем все вместе...

«Какой он милый, домашний, интеллигентный, – подумала Катя. – Однако с капитаном Белоручкой у них такая забавная чудная пара...»

– А это вот Митька мой, Митька, иди сюда, познакомься – это корреспондентка из нашей газеты Катя, статью про меня напишет, как я там на нашей милицейской олимпиаде зажигала! – В тесной прихожей, куда после долгого пути наконец-то прибыла вся шумная и многолюдная ватага, Лиля Белоручка подтолкнула к Кате этого самого молодого человека в очках.

Он был в домашнем переднике, с перекинутым через плечо кухонным полотенцем. В квартире аппетитно пахло жарким и сдобой.

– Здравствуйте, проходите, очень приятно – Дмитрий Федченко, – блондин протянул Кате руку. – Девочки, кому надо умыться с дороги – ванная прямо по коридору, сейчас будем за стол садиться. Лилечка... поди сама на кухню, глянь... к заливному я купил два вида хрена. А насчет пирогов меня твоя соседка тетя Маша консультировала, так что все вроде нормально.

– Слыхала? – Лиля уже свойски подмигнула Кате. – Хозяйственный мой Митька, тоже в статье про него можешь написать – я без него никуда, я без него, как без рук тут, дома, а готовит он как! Сейчас сама узнаешь, как он готовит. Напиши в статье – особенно пироги ему удаются.

За круглым столом Дмитрий Федченко оказался единственным мужчиной и тамадой, остальные все были женщины, как поняла Катя – коллеги капитана Белоручки по спортивной команде с Петровки, 38 – из самых разных служб.

Пока пили за победу на соревнованиях, за бой на ринге, за тренера, Катя успела узнать от соседки слева, что «Лиля с Митей скоро должны пожениться, а так вместе они уже почти год», что «парень положительный, не пьет, не курит, йогой занимается, ради хорошей зарплаты теперь работает в фирме, делает все, абсолютно все по дому, потому что сама знаешь, какая у Лильки в уголовном розыске работа собачья».

– Девочки, у меня тост! – Дмитрий Федченко снова поднялся. – Выпьем же...

– За любовь! – закричали со всех сторон.

– Да, за любовь, за удачу, за такой вот тесный круг друзей, – Дмитрий снял очки. – И как сказал поэт: «Друзья, в сей день благословенный забвенью бросим суеты. Теки вино рекою пенной в честь Вакха, муз и красоты!»

Все начали чокаться бокалами с шампанским, а Дмитрий Федченко взял капитана Белоручку за руку... за ту самую руку, которая всего пару часов назад в боксерской перчатке так неистово и азартно молотила по своему противнику на ринге, и галантно поцеловал.

Растроганная Катя положила себя еще салата оливье, он казался ей очень вкусным, как и все на этом столе.

«Интересно, каким майонезом Митя салат заправляет? Оливковым или провансаль? Ну и парочка... хотя почему нет? Он такой забавный и Пушкина вон наизусть читает... А наши-то областные продули соревнования... Сколько в этой комнате игрушек... Наверное, все ее, капитанские... еще с детства... медведь какой смешной на пианино... Интересно, а как этот Митя пироги защипывает сверху, что они такими аккуратными треугольничками выходят и начинка не высыпается?»

Мыслей у Кати роилось много, но шампанское, что так и текло рекой за столом, мало-помалу делало свое дело. И скоро от всех мыслей осталась одна – маленькая, но емкая: как же тут хорошо...

Плюшевого медведя пересадили на диван, открыли пианино, и «к роялю» сел Дмитрий Федченко. Он лихо сбацал цыганочку, а потом «Подмосковные вечера», и все девчонки с Петровки, 38 – из секретариата, информационного центра, из штаба, из розыска и УБЭП, все, кто бежал эстафету и стрелял в тире за столичный Главк, запели. А после, конечно, спели «Орел степной, казак лихой» и «А я люблю женатого» и затем еще «Миллион алых роз» и «Мы едем, едем, едем, в далекие края»…

Ночь, теплая июльская ночь опустилась на площадь Гагарина и на сияющий огнями Ленинский проспект.

– Кать, домой-то доедешь? – заботливо, однако слегка заплетающимся языком спросила капитан Белоручка, когда все уже сытые-пьяные, счастливые, охрипшие, усталые во втором часу двинули в прихожую.

– Я такси вызвала, – Катя жестикулировала мобильником, – Лиль, спасибо большое, ты просто молодец... Дала жару нашим... так им и надо, тоже мне мужики, опера, гренадеры... ты, Лиля, просто герой!

– Тихо, тихо, мы вас сейчас с Митькой проводим.

– Н-ни за что, там такси ждет. Спасибо за прекрасный вечер. Лиля, у меня твой телефон, я тебе позвоню, как статья будет готова. Митя, спасибо, приятно было познакомиться!

– Взаимно. Как сказал поэт: «Ребята, давайте жить дружно!»

В такси по дороге с площади Гагарина к родной Фрунзенской набережной Катя все вспоминала ринг. Гонг! Удар, еще удар... на ринге отчаянно дралась и боксировала ярая амазонка... Пироги сыпались дождем с ночного неба, с пылу с жару... Плюшевый медведь щурился умильно, махая пухлой лапкой... Тост за любовь!

Все хорошо...

Все отлично...

И ничто не предвещало беды...

ГЛАВА 4
БУЛЬВАРЫ

Если взглянуть на карту центра Москвы, то они заметны сразу, эти узкие зеленые ленточки – столичные бульвары.

Излюбленные места в городе коренных москвичей! Нигде, как здесь, разве еще только на Тверской улице или на рынке в спальном районе можно наблюдать за нравами, какие сценки порой разыгрываются на тенистых аллеях бульваров, какие персонажи столичной хроники бредут нога за ногу по бульварам – на рассвете, днем, на закате.

А вот по ночам...

Но об этом позже...

Самый демократичный из московских бульваров, конечно же, Чистопрудный. Летом – в полуденный зной и по вечерам публика гужуется возле пруда. Молодые мамы с детьми – увы, детей что-то все меньше, меньше на бульварах... Молодежь, ну эта всегда всем довольна, даже тем, что особо некуда податься, когда пусто в кармане. Сидят на лавочках с бутылками пива парочки в обнимку. Джинсы, рваные на коленках, белые застиранные майки, вьетнамки на босу ногу, пестрые рюкзаки в стиле этно – смех, смех, поцелуи взасос... Молодость на бульварах, в гостиницу бы податься, но там такие цены, сразу о любви забудешь. Так, на пиво есть пока, хватает, а там заработаем – хотя кто знает теперь, заработаем ли...

Вон алкаши под липой на скамейке в холодочке – тем вообще все до фени. Но нет, что-то жарко обсуждают. Ага, почем водка станет. Говорят, опять указ вышел или Дума постановила... мол, «дешевле восьмидесяти рублей – ни-ни». А брали раньше и по сорок, и по тридцать... Мишка Хромой, правда, с такой водки дураком стал... А Култыгина сразу в Боткинскую увезли, помер там, не приходя в сознание. Но это дело житейское, все там будем. А водка-то была по тридцать, а теперь дешевле восьмидесяти и не жди, не надейся...

У афиши театра «Современник», смотрящего фасадом на Чистые пруды, пенсионерки что-то старательно переписывают себе в блокнотики. Ага, поклонницы таланта. Театр состарился, и они, зрители, вместе с ним, но все равно пишут, фиксируют – репертуар на сентябрь, вывесили уже. Хотя театр этим летом здесь и радует зрителей, иди вон в кассу, бери билет, и не надо в очереди всю ночь стоять. Но старушки только вздыхают, вспоминают молодость, как стояли еще там, на Маяковке, возле старого здания театра, а потом и тут тоже, на Чистых прудах. И как потом Ефремов ушел во МХАТ... А теперь вот афиша, и билетов полно, боже ж ты мой, как бежит время...

Как оно мчится на столичных бульварах...

И одновременно стоит на месте...

А по ночам… но об этом опять же чуть погодя...

У ресторана «Ностальжи» припаркован чей-то синий «Порше» с открытым верхом, трамвай номер 39 штурмует толпа, хлынувшая от метро, бронзовый памятник Грибоедову смотрит вперед, в сторону Рождественского и Трубной.

А дальше – Петровский бульвар, его что-то все роют, роют, копают, золото, что ли, там ищут, клады – зимой начали, летом все никак не кончат, и гулять там никто не гуляет по аллеям, потому что мало радости гулять среди канализационных труб и ям.

На Страстном все спешат к Пушкинской, к Тверской, никто и по сторонам-то не смотрит.

И только воробьи на горячем асфальте...

Порх! И взметнулись веселой стайкой...

Сели на гигантский рекламный щит дома, что на углу Пушкинской. Все воробьям видно сверху, людишки, как блохи, снуют, машины, машины, машины...

Говорят, и тут будут «подземку» копать, как и на Манежной...

Ну, тогда и смерть нам всем, воробьям, центр наглухо встанет.

А мы улетим, мы улетим, откочуем – есть ведь другие города и страны – Париж, Рим, например... Слышали, что в Риме-то произошло? Не слышали? А мы все равно туда улетим.

Это людишкам там внизу колупаться придется, пусть и колупаются. А мы свободные птицы, воробьи...

В ресторане «Пушкин» обедают. Сколько черных машин около ресторана. И напротив, в «Макдоналдсе», тоже обедают. Полна коробочка там и вечный жареный картофель и соус сырный...

По Тверскому бульвару вниз, к Старому Арбату, что никогда не спит. И бронзовый Пушкин, как и бронзовый Грибоедов, взглядом провожает...

На Тверском бульваре и на Старом Арбате по вечерам что-то много пьянчуг. На Арбате летние кафе, пивные – это понятно. Но что же это спать-то многие с Арбата идут сюда, на Тверской, на скамейки?

Милиция, конечно, столичная бдит... Но их вон, милицию-то, по телику в блин сейчас размазывают, мол, такие-сякие, взяточники, мздоимцы. Хотя какая с нищего алкаша мзда? Но, может, он лишь притворяется нищим, у него это бизнес такой уличный – клянчить, а у самого особняк в Жуковке?

Ох, кто поймет столичную жизнь? Люди не понимают, куда уж воробьям разобраться. Сели себе на ветку и чирикают... на голову прохожим гадят, озорничают, безобразники.

А по ночам...

Нет, это не на Тверском, это дальше...

Снова вниз, вниз, все дальше по аллеям, мимо Арбата, мимо Большой Никитской – на Гоголевский бульвар.

Место тихое, место славное. Пьянчуг почти нет, что им тут делать, вдоль бульвара цепь уютнейших магазинчиков, бутиков модной одежды. Вон там был магазин цветочный «Царство Флоры» – его закрыли, потому что с ним связана одна темная кровавая история[1]1
  Подробно об этом читайте в романе Т. Степановой «Царство Флоры», издательство «Эксмо».


[Закрыть]... Но тогда всех поймали, посадили, в общем, не так уж и давно дело было...

На Арбате вот совсем недавно история приключилась со стрельбой, город от слухов едва не распух, но тоже вроде как-то все[2]2
  Подробно об этом читайте в романе Т. Степановой «Три богини судьбы», издательство «Эксмо».


[Закрыть]... Лишь круги, круги по воде... По Москве-реке...

А Гоголевский бульвар, он какой-то особый. Вон на той стороне французское кафе «Жак», и там вечно битком набито в тесном зальчике за столиками, и на скатертях можно рисовать, потому что бумажные. И курить можно, и вообще – маленький Париж, Большие бульвары.

Популярности кафе бешено завидуют все фешенебельные заведения общепита, расположенные на Гоголевском. Особенно зло и остро завидуют в ресторане «Беллецца», что по-итальянски «красавица» означает. «Беллецца» занимает весь первый этаж роскошного старинного особняка, что на углу бульвара и Колымажного переулка. Рекламировали, позиционировали ресторан, как VIP, но то ли денег пожалели, то ли сразу баллов недобрали в столичном кулинарном рейтинге. Короче говоря, вложили много, а «отбили» мало. И это несмотря на хорошего шеф-повара (не итальянец, русский дядя Ваня, но всю жизнь проработал сначала в советском, потом в российском посольстве в Риме), несмотря на помпезный дизайн зала, бархатные диваны и кресла, хрустальные люстры и живую музыку по вечерам. Собственный маленький оркестрик, где подрабатывают музыканты из консерватории, до которой рукой подать, – на Никитской. Музыка всегда хорошая, проверенный репертуар на средний возраст – классика, танго, венские вальсы, а посетителей мало. То ли планида такая коммерческая – не в масть... то ли еще что-то...

На той стороне бульвара, на Сивцевом Вражке, окопалась целая орда конкурентов. Кафешки, все кафешки, туда только молодежь ходит, бельгийская пивнушка в подвале, там тоже всегда весело, китайский ресторанчик, скромно спрятавшийся в арке. Там цены, там веселье, особенно в пятницу вечером и в субботу – до самого закрытия. А чуть дальше, в Чертольском переулке, ночной клуб «Яма», куда, кажется, вообще никого не пускают, кроме каких-то уж совсем загадочных личностей, подруливающих к бронированным дверям на таких крутых тачках...

На углу Сивцева Вражка и бульвара – небольшой особнячок, отреставрированный, нарядный. Театр-кабаре, афиши дорогие, кричащие «Трагикомическая артель», «Следите за репертуаром!».

Июльский полдень, тишина, сразу видно, что «Трагикомическая артель» готовится к новому сезону, труппа где-то на «чесе» в нефтегазодобывающем Ханты-Мансийске, касса закрыта, в фойе у мраморной лестницы с новыми золотыми перилами гудит пылесос. И тут же в дверях крепкий, осанистый, еще не старый, хотя и седовласый мужчина в черном костюме, при галстуке неторопливо раскуривает сигарету, смотрит на улицу, словно прикидывая – выходить ли на солнцепек или же чуток обождать.

– Сан Саныч!

– Вас слушаю.

– Хорошо, что я вас застал. Сегодня после обеда пожарная инспекция придет, так уж вы покажите им все, ладно? Все, что мы сделали за эти три недели, все точно, как и было нам указано. Я бы сам с ними разобрался, да не могу, времени нет, в аэропорт Домодедово спешу, Говорунова встречать.

– Не беспокойтесь Константин Петрович, все будет нормально. Сумеем договориться. Я этих «тушил» как облупленных знаю.

Осанистый мужчина в черном костюме, Александр Александрович Колобердяев, – не актер, не худрук, но личность в «Трагикомической артели» уважаемая – отличный завхоз, мастер на все руки: в случае чего и за электрика, и за слесаря, и за сантехника, и за шофера, а порой и по ночам еще подрабатывает охранником. Правая рука исполнительного директора артели Константина Петровича Мартова.

Мартов, в тертых джинсах, в белой рубашке, на шее золотая цепочка болтается, промокает вспотевшее лицо бумажной салфеткой.

– Жара какая.

– Завтра, говорят, еще жарче будет, я прогноз слышал. Но обещали грозу. – Колобердяев почтительно, следуя на пол-шага сзади, провожает Мартова до дверей театра, наблюдает, как тот садится в свою машину.

– Грозу? Вот черт! Еще рейс отложат.

– Так то ночью. Ну, счастливого пути, привет Говорунову.

Выправка у Сан Саныча Колобердяева почти военная, хотя служил он в армии очень давно, срочную. И было это... дай бог памяти сколько же лет назад? Жизнь за шестой десяток круто перевалила, но по-прежнему в строю, по-прежнему работает, жить-то на что-то надо, не на пенсию же сквалыжную... Ну, конечно. Это не то, что прежде было...

Эх, вот раньше как работали! Колобердяев снимает пиджак и перекидывает его через руку. Как, помнится, ждали нового посла в Риме, он, Колобердяев, его встречал на машине в римском аэропорту вместе с секретарями, помощниками, атташе, короче говоря, со всем штатом посольства. Ну и что, что простым водителем, он тогда, в 82-м, в нашем посольстве в Италии тоже пять или семь должностей совмещал – и все по хозяйственной части. Молодой был, энергия через край ключом била.

А теперь вот пенсионер, эхе-хе... И эта вот артель, актеришки, правда, тут есть и эти, как их там – звезды нынешние, что по сериалам мелькают. Антреприза... Это все Мартов Константин своими стараниями, своей жилкой коммерческой сумел сколотить, создать, артель-то прибыль дает, и немалую, в театральный сезон своим хозяевам...

Но прежде-то, прежде... в Риме, в посольстве, ох и жизнь была, высокая жизнь, со смыслом... Кто это на себе прочувствовал, тот знает, подтвердит. Вон шеф-повар, например, Шуляк в ресторане «Беллецца», что на той стороне бульвара. Кому Иван Германович, а нам он так просто Ваня... В нашем посольстве в Риме пятнадцать лет на кухне у плиты простоял, теперь вот в ресторане... А кто устроил его туда – он, Колобердяев...

Пойти, что ли, сходить туда, на этот, как его... бизнес-ланч? До пожарников еще далеко, они после обеда нагрянут. Ресторан с двенадцати открыт, но считай что до пяти там вообще никого никогда, залы пустуют. А Ваня-повар вкусы его знает, несмотря на всю свою эту итальянскую кулинарию – макароны там да феттучинни – рюмочку водки ледяной всегда нальет, пирожками угостит с мясом да супчику, бульончику с потрошками, с корешками...

В такую жару?!

А там и пивко найдется из холодильника. И все за Ванин щедрый счет, в благодарность ему, Колобердяеву, за место.

В сумрачном зале «Беллеццы» работали мощные кондиционеры. Ресторан только открылся. Официанты – немолодые уже, в основном перешедшие сюда из «Праги», – откровенно скучали, потому как посетителей, кроме Колобердяева, не было никого.

В углу у рояля собирался на репетицию оркестр – скрипка, виолончель, мандолина. Музыканты Колобердяеву все знакомые, все таким способом подрабатывали, поправляли бюджет. Особо Колобердяев выделял виолончелистку Юлию Аркадьевну.

Привстал из-за столика, поклонился. Царственная женщина, телесами богатая. Сейчас-то вон на репетицию пришла в пестром сарафане, открывающем полные плечи, а как вечером наденет черное платье, поднакрасится, то...

На артистку Наталью Крачковскую похожа, у той, говорят, поклонников было – не счесть. А у Юлии Аркадьевны что-то нету поклонников, даром вес у нее аппетитный – за сто килограммов, есть за что подержаться, а ухажеров нет, ну возраст, конечно, возраст уже не тот, солидный возраст...

И как она ловко, несмотря на все жиры свои, с этой самой виолончелью управляется. Как заиграет, как заиграет... Ну, без мужа живет, зарабатывать надо самой, а на уроках музыки капитала не наживешь.

– Доброго здоровья, Юлия Аркадьевна!

– И вам того же, Сан Саныч.

К столику подошел повар Шуляк. Колобердяев, ободренный приветствием дамы, встретил его благодушно.

– Как жизнь, Ваня?

– Как зебра... Как обычно, Сан Саныч?

– Нет, жарко сегодня. Пива принеси холодного ну и закусить чего-нибудь легкого...

Через пять минут повар – сам Колобердяева обслуживал – вернулся с бокалом светлого пива, с тарелочкой с копченостями и своими фирменными неитальянскими пирожками.

Поговорили, вспомнили былое, как работали в «загранке», да что это значило тогда – работать в «загранке» – в восьмидесятых-то годах. Как нового, назначенного посла встречали всем посольским штатом. Колобердяев вздохнул – было время, послов встречали, а теперь вон Костька Мартов, шеф, тридцатилетний выжига, другого выжигу театрального, Говорунова, в аэропорту встречает. Тот с деньгами возвращается артельными, что за «чес» артисты на Севере заработали. На Северах-то этих вахтовый метод на буровых, на нефтяных, от тоски мужики там сатанеют. А тут артель артистическая им что-нибудь вроде мюзикла-бурлеска привезет с раздеванием, шоу по типу парижского кабаре с Бульваров.

Музыканты начали репетицию, и у Колобердяева тут же голова заболела. И даже полная Юлия Аркадьевна показалась не такой уж соблазнительной, а просто толстой, заплывшей жиром.

Охо-хо... А день такой длинный впереди, еще и эта чертова пожарная инспекция...

Инспекция нагрянула в три часа. И до самого вечера у Колобердяева не было свободной минуты. Все, все обошли и проверили. И зрительный зал, и гримерные, и все подсобные помещения, и постановочный цех, и в подвал спускались, и на чердак лазили, и сигнализацию по сто раз включали.

Потребовались недюжинные дипломатические навыки, настойчивость, мужество, если хотите, чтобы устоять под таким напором, не сдаться.

В восемь часов измочаленный Колобердяев выпроводил инспекторов. В десять ушли все, кто работал в здании. И Колобердяев – а это был как раз вечер его суточного дежурства уже в качестве охранника – запер двери. Достал из холодильника жареную курицу и бутылку водки. Это вам не бизнес-ланч фиговый, это вам русский ужин холостого человека. Водка...

Жена Агнесса никогда этого не понимала, потому и ушла, бросила... Водка... Когда в посольстве-то работал, конечно, не так пил, тогда боя-я-а-а-лись... А сейчас, сейчас никто ничего не боится, всем до лампы, до фонаря.

По телевизору показывали новости. Потом пошел фильм какой-то американский. И Колобердяев заснул в кожаном кресле. Он спал. И проснулся...