Текст книги "Роддом. Сериал. Кадры 1–13"

Автор книги: Татьяна Соломатина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

« Беременность вторая. Тридцать девять – сорок недель. Роды на дому. Ущемление последа. Кровотечение в третьем периоде родов. Дефект последа…»

Записав протокол операции «Ручное отделение остатков», Татьяна Георгиевна расписала назначения и поставила размашистую подпись.

Принять душ, переодеться и на обход. А где чей Вася и почему бог, желая наказать женщину, лишает её остатков разума, – не её дело.

– Татьяна Георгиевна, вас зовут в приёмное. Женщина с улицы поступила. Необследованная. Подозрение на преждевременную отслойку плаценты.

В час дня Татьяна Георгиевна вышла из операционной.

В три снова туда вернулась. Полное предлежание плаценты. Планировали кесарить завтра. Вступила в роды. Так что в операционную не просто отправились, а помчались галопом. Аллюр «три креста», блин!

В пять привезли ещё одну отслойку.

В семь – релапоротомия со второго этажа. Гематома послеоперационного шва. Кровотечение в брюшную полость.

В девять – в малой операционной первого этажа крованул поздний аборт.

В одиннадцать – экстренно кесарили женщину с анатомо-функциональной несостоятельностью рубца на матке.

В час ночи Татьяна Георгиевна вышла с Аркадием Петровичем перекурить. Пока они вдыхали никотин пополам с морозными февральскими звёздами, на её законном месте припарковалась старенькая «БМВ» Маргариты Анд-реевны. Такая старенькая, что уже не хлам, а практически vintage [7]7
  Винтаж( фр.vintage) – многозначный термин. В данном контексте – старинные, хорошо сохранившиеся и функционально пригодные механизмы и инструменты.


[Закрыть]. Один шаг до antique.

– Тань, сейчас одна моя баба в роды вступила. Помнишь, краевое предлежание последа? В общем, она сюда едет. Ну и я, разумеется, приехала. Она с тобой на роды договаривалась. Это я так… Если ты забыла. Хорошо, что ты ещё домой не ушла.

– Да уж! Хорошо. Лучше не бывает! Хорошо, что у меня из живых сожителей только кактус – и тот на фотографии. – Татьяна Георгиевна плотнее закуталась в синий халат и сильно затянулась сигаретой. – Краевое предлежание? Даст бог, обойдёмся без операционной. Всё равно наборов не осталось.

– А у меня – медикаменты все на месяц вперёд исчерпаны, – спокойно констатировал Аркадий Петрович.

– Тань! Всё у нас нормально с медикаментами в отделении. Я забыла тебе сказать, да и некогда было… Сегодня тот Волков, что ООО «Мандала», приезжал…

– Какое-какое ООО? – чуть не проглотил сигарету анестезиолог.

– Всё бы вам только пиздихаханьки, Аркадий Петрович! А Волков, между прочим, хороший человек! Мужчина в самом соку. Вдовец, а не какой-то женатик! – Она значительно посмотрела на анестезиолога и даже ему подмигнула, косясь на подругу. – Букетище роз этой дуре, – кивнула она на Татьяну Георгиевну, – привёз. Духи дорогущие и бутылку приличную. Ты пока в операционной, Тань, была… – извиняющимся тоном продолжила старшая.

– Ну и где мои букеты-конфеты? – заранее предполагая ответ, спокойно перебила заведующая.

– Где-где!.. У главной медсестры больницы сегодня день рождения. Чего добру пропадать? Зачем тебе цветы-духи? А конфет не было!

– Как это конфет не было?! Без конфет – какой минет!

– Заткнитесь, Аркадий Петрович!

– Хоть бы бутылку оставила! – уже в голос смеялась Татьяна Георгиевна. – Нам с этим озабоченным ночь коротать!

– Я не озабоченный! А конфетно-букетный период, он так потому и называется, что…

– Всё, хватит! А ты – прекратить ржать! Это у тебя нервное! – отругала Маргарита Андреевна подругу. – Сейчас сюда роженица прикатится. Пить вредно! Пить на работе – вредно вдвойне!

– Мне нужны цветы-духи! – застонала Татьяна Георгиевна. – Я – же-е-енщина!

– Ты не женщина. Ты – заведующий отделением. Заведующая… К тому же ты сама того мужика отшила. Аркаша, ты не в курсе? Она такого крутого мужика отшила, дура! Свободного мужика, неженатого!

– Марго, заткнись! – Татьяна Георгиевна была равнодушна, как ночное небо у них над головами. – Все уже всё поняли.

– Да. Все бабы дуры! – философски заключил Аркадий Петрович. – Они только Вась любят. Васи до-о-обрые! – проблеял он.

– Кстати, о Васях… Появился? Я на его бабу сегодня уйму медикаментов списала.

– Не появился. Он же Вася… Это вам не цветы, духи, бутылки от крутых Волковых. – Маргарита Андреевна прищурилась на Татьяну Георгиевну.

– Зайцевых… – задумчиво пробубнила та. – Все они Зайцевы. Хоть с духами, хоть без.

– Марго, кофе сваришь? Что-то я замёрз, – выпустил дым в звёздное небо Аркадий Петрович.

– Сварю. Всё, быстро зашли в приём! Вон блатной клиент уже подруливает.

– Я сразу анестезистку вызову, ага? – утвердительно уточнил анестезиолог. – Всё равно кровотечение будет.

– Типун тебе на язык!

– Да я бы рад! Но раз уж понедельник не задался… сама знаешь.

– Знаю. Иди уже!

Кадр пятый
Блатной клиент

– Здравствуйте, Степан Михайлович! – засуетилась услужливой егозой Маргарита Андреевна, открывая дверь в приёмный покой кряжистому мужику, поддерживающему под белы рученьки охающую супругу. – Как вы, Юленька?!

– Ох! Ох-ох-ох! Фу-у-уф! Схватки, Маргарита Андреевна! Больно!

– Ну, ничего, ничего, солнышко! Сейчас доктор вас посмотрит, и в предродовую! Там мы по венке коктейльчик пустим. Энергетически-спазмолитический, и станет полегче, полегче! А потом и эпидуралочку…

– Никаких, Маргарита Андреевна, коктейльчиков! Ох-ох-ох!.. Никакого обезболивания! – недовольно профырчала Юленька, усаживаясь на стул. – Мы же с вами договаривались! Абсолютно естественные роды!

– Так, ну а что же такого противоестественного в витаминчиках и спазмолитиках? – щебетала птичкой Маргарита Андреевна. – А эпидуралочку вы и сама захотите. Чуть попозже…

– Делайте всё, как она захочет! – высокомерно, тоном, не терпящим возражений, наказал кряжистый мужик, лет на двадцать старше своей Юленьки.

– О! А вот и Татьяна Георгиевна! Сейчас всё будет хорошо! – расплылась мармеладом старшая акушерка обсервации, узрев заведующую. – Принимать, Татьяна Георгиевна? В родзал, Татьяна Георгиевна?..

Акушерка приёмного вопросительно смотрела на заведующую обсервацией.

– Не торопитесь, Маргарита Андреевна. Прошу вас лечь на…

– Юлия! Меня зовут Юлия! – охнула молоденькая дама. – Зачем лишний раз на кресло? Не буду я никуда ложиться! Там, в родзале, меня и посмотрите.

– Юля, позвольте мне решать, где вас смотреть и какой из осмотров лишний, договорились?

Маргарита Андреевна делала из-за спин четы «многозначительные» глаза. Но Татьяна Георгиевна и не подумала сменить тон:

– Вы контракт на роды не заключали, так что я могу сейчас вызвать дежурного врача, если вас не устраиваю. Да и то не факт, что он оставит вас рожать именно здесь. Отправит вас по району.

– Чё-та я не понял! – вскинулся кряжистый мужик. – Маргарита Андреевна сама отговорила нас от контракта. Сказала, что только лишние деньги выкидывать, а вы и так всегда здесь.

– Маргарита Андреевна у нас вообще много говорит. Лишнего. В том числе про деньги! – поморщилась Татьяна Георгиевна, представляя, как ей в очередной раз выписывает лещей начмед. А она – в очередной же раз! который?! – выдаёт люлей Марго, а той – как с гуся вода. – Вы у меня не наблюдались, ни разу не осматривались. О том, что у вас краевое, – мне известно только со слов нашей многоопытной Маргариты Андреевны. Так что… – Татьяна Георгиевна вопросительно посмотрела на кряжистого мужика.

– Степан Михайлович.

– Так что, Степан Михайлович, решайте прямо здесь и сейчас – или ваша Юля меня слушается, или я вызываю ответственного дежурного врача, и далее решает он.

– Маргарита Андреевна рекомендовала вас как отменного специалиста…

– Ой-ой-ой, опять начинается! – заохала Юлия.

– Юля вас слушается! – моментально выкрикнул кряжистый Степан Михайлович.

Маргарита Андреевна перешла на посыл Татьяне Георгиевне пассов руками.

– Ложитесь на кушетку, Юля, – смягчила тон заведующая.

После серии охов и ахов акушерка приёмного с помощью кряжистого мужика и совершенно ненужных телодвижений Маргариты Андреевны уложила Юлю на кушетку. Татьяна Георгиевна прослушала сердцебиение плода.

– Записывай, измеряй, переводи в родзал.

– Какие показания к обсервации писать?

– Алчность Маргариты Андреевны в тротиловом эквиваленте! – Увидав, как юная девчушка в кокетливом белом халатике вытаращила глаза, она тут же добавила: – Грамотная акушерка, дорогая моя, всегда показания к обсервации найдёт! Где обменная карта?

– Вот! – протянула молоденькая акушерка Татьяне Георгиевне помятый лист формата А4.

– Да тут половины анализов нет! – изучив бумаженцию, резюмировала Татьяна Георгиевна. – Пиши: «недообследована». Почему же вы, Юлия, не сдавали ни ВИЧ, ни РВ? Наберите у неё кровь на ВИЧ и РВ! – приказала заведующая персоналу.

– Я вам что, бомж? – возмутилась ухоженная Юлия. – И у меня лишних вен нет!

– Ни у кого лишних вен нет. Все давно уже анатомами посчитаны! И вы что, считаете, что только бомжи ВИЧ-инфицированы? Что только деклассированный элемент подвержен сифилису? И что французское нижнее бельё – надёжная защита от инфекций, передающихся половым путём?

«Вот зачем мне это надо?!» – не слушая развёрнутый ответ пациентки на предмет её верности и преданности глубокоуважаемому Степану Михайловичу, размышляла Татьяна Георгиевна. «Вот зачем? Денег и правда более чем достаточно – права климактерическая Елизавета Петровна с её яростной завистью. Другое дело, как даются эти деньги, ну да это ладно… Но вот зачем? Почему она сейчас не дома? Зачем берётся за девицу, ни разу прежде ею не виденную? Недообследованную? Маргарите хоть кол на голове теши – у неё клиентуры по сарафанному радио, и всех на старую подругу волочёт. Иди домой, Таня! Вызови ответственного дежурного врача – и иди! А что дома? Дома – уютно, красиво. Шкафы забиты тряпками и сапогами. Один из лучших способов женской сублимации – тряпки. И сапоги. А также ботинки, туфли, ботильоны, балетки… Одних меховых жилеток – штук шесть. И зачем? Всё равно самый востребованный ею наряд – зелёная пижама, самое надеваемое „пальто“ – белый халат, самая употребляемая обувь – белые тапочки, прости господи. Моющиеся. Недавно вон опять купила горчичные замшевые штаны, стоимостью в пять таких Юль. И обувку им – штанам, а не Юлям – в тон. Ни разу не надела! Правда, что ли, с Волковым этим свиданкнуться? Впрочем, скоро у Сёмы защита, вот на банкете и выгуляются обновки, включая шубку-свитер, пусть бабьё в муках корчится. Всё радость. Впрочем, сомнительная и быстро проходящая. Вот если… И почему она замуж не вышла и детей не родила в конце концов?! Ещё не поздно, кстати…»

– Тань! – отвлекла от посторонних мыслей старшая акушерка отделения. – Ты чего столбом застыла? Идём выйдем, пока её оформляют…

Подруги накинули байковые синие халаты и вышли в морозный синий вечер. Очень удобные эти синие байковые халаты. Для выхода в синий морозный вечер. Сливаешься с вечером… И с мыслями о себе.

– Ты чего шоу устраиваешь? – с места в карьер накинулась Маргарита Андреевна, затягиваясь сигареткой. – Алёна!!! – заорала она в приоткрытые двери приёма. – Принеси нам с Татьяной Георгиевной кофе!

– Никакого шоу я не устраиваю, Марго. Ты просто задолбала уже со своими клиентами. Акушерки родзальные твои, разумеется, съедят, что старшая тут чуть не каждую смену с блатняками околачивается. И Семён Ильич мне ничего поперёк не скажет из-за старой дружбы и прочей моей анатомо-функциональной пригодности… Ты не хихикай мне тут! Распоясалась ты совсем, Марго!.. Никто нам ничего не скажет, но все нас с тобой просто-таки ненавидят. Молодняк стонет, что в обсервации никто, кроме заведующей, в родзал не допускается. И знаешь?.. Они правы! Только так не специально получилось. Как-то так вышло, что у меня ничего, кроме этой долбаной работы и кучи тряпья, выходящего из моды в три раза быстрее, чем мне обламываются поводы его надеть, и нет!

– Как это ничего?! Ты квартиру сама купила. И машину…

– Ага. И дачу, и клячу… Вот только мужика в придачу не сторговала ещё.

Санитарка приёмного вынесла кофе и услужливо подала сперва заведующей, затем – старшей акушерке.

– Мы уже отправили эту Юлю к вам в родильный зал! Её муж тоже хочет.

– Если всё ещё хочет – значит, получит! – хихикнула Марго.

– Да нет. Он в родзал с ней хочет.

– У нас родильный дом, ориентированный на партнёрские роды, – Татьяна Георгиевна отхлебнула горячего кофе. – В чём проблема?

– Но у них нет контракта!

– У нас родильный дом, ориентированный на партнёрские роды в любом случае, – спокойно повторила Татьяна Георгиевна. Хотя ещё лет десять назад стала бы вопить на санитарку за такое несколько не соответствующее табели о рангах поведение.

Маргарита Андреевна, властно глянув на молоденькую санитарочку, скомандовала:

– Переодень мужика и пусть катится к своей жене.

Дождавшись, когда Алёна скроется за дверью, старшая акушерка вновь накинулась на подругу:

– А ты что, уложила бы её на кресло в приёмном? Правда?

– Что я, дура полная, с неизвестно каким предлежанием плаценты в приёмном на кресле смотреть?! Хотя… Операционная в пятнадцатиминутной досягаемости. И даже ближе. Так что… Так что, Маргарита Андреевна, чтобы мне больше не было баб с бухты-барахты! Хотят у меня рожать? Знакомь заранее… И от контрактов всех подряд не отговаривай, будь любезна!

– Нам же с тобой больше достанется!

– Меня Семён Ильич и так каждый раз физией в иконостас тычет, когда у меня договорные, но не контрактные роды!

– А он что? Всё ещё каждый раз может?! – восхищённо ахнула акушерка.

– Может.

– И чего вы с ним не поженились?

– Того.

– Слушай, а вы с ним всё ещё…

– Гораздо реже, чем принято полагать в нашем милом коллективе.

– И как часто?

– Вот прицепилась! Раз в год! На Восьмое марта! И ещё три раза. Когда не остальные триста шестьдесят один.

– А что жена?

– Жена всё так же. Ты всё и обо всём знаешь, чего лишний раз говорить? Марго! Пошли работать! Я бы, может, выгуляла сегодня свою одёжку, если бы ты мои цветы-духи не передарила главной медсестре. И не приволокла мне бабу с проблемами плацентации. Очень вовремя, да. Как раз когда весь день прошёл под знаком кровотечений. Так что на тебе, дорогая подруга, лежит вина за мою загубленную личную жизнь. Сегодняшним вечером как минимум.

– Ты сама тому Волкову сказала, что занята на все оставшиеся вечера твоей жизни. Я подслушивала. Так что – сама дура, нечего на меня валить!

– Пошли вкалывать!

В родзале Юлия охала и ахала. Кряжистый Степан Михайлович чувствовал себя не в своей тарелке. Ещё бы! Ох уж эти экономные небедные люди! Заплатил бы за контракт – так и родзал был бы поуютнее, на втором этаже. А тут пусть спасибо скажет за отдельную предродовую. А что в другой девочка корчится и по стеночкам со схватками ползает – так пусть перед ней извинится за то, что он здесь. И не надо на неё криво смотреть!

– Анечка, идёмте на кресло! – исключительно из-за иррациональной вредности, а не от жалости к «ничьей» Анечке пригласила Татьяна Георгиевна первой на осмотр молоденькую роженицу.

– Схватки регулярные, по тридцать пять – сорок секунд через три-четыре минуты! – доложила дежурная акушерка, подавая стерильные перчатки. – Открытие шесть сантиметров, воды целы.

– Может, того? Вскроем плодный пузырь? – вопросительно шепнула дежурная акушерка.

– Вы куда-то сильно торопитесь? – высокомерно изогнула бровь Татьяна Георгиевна. – Или дежурный врач куда-то сильно торопится? Лично я никуда не тороплюсь. Пусть девочка рожает без ваших форсирований. Как вы себя чувствуете, Анечка? – нежно обратилась заведующая к ахающей девочке двадцати одного года.

– Нормально всё, Татьяна Георгиевна! – мужественно ответила тощенькая соплюха, сползая с кресла. – А можно вы у меня роды будете принимать, а не дежурный врач?

– А чем вам дежурный врач не угодил?

– Он неласковый.

– Я тоже неласковая.

– Нет, Татьяна Георгиевна! О вас на форумах только хорошие отзывы, а про Михаила Вениаминовича пишут, что он, вы уж простите… «мясник». На том форуме, где я беременная тусовалась, его даже в чёрный список занесли. Только вы ему не говорите!

– Ох уж этот Интернет! – улыбнулась Татьяна Георгиевна. – И почему же Михаил Вениаминович мясник? Что пишут?

– Пишут, что деньги берёт, а сам грубый и больше ни разу в палату не заходит. Рыжая нямка написала, что у неё после родов кровотечение было, она Михаилу Вениаминовичу написала sms-ку, а он даже не ответил. И чистил её другой врач, кто-то из послеродового. И что вообще он не только грубый, но и халат у него грязный, и он всё время как бы сморкается, харкается и всё время, простите, яйца чешет…

– Кто-кто написала? – автоматически переспросила Татьяна Георгиевна.

– Рыжая нямка. Ну, никнейм такой. Вообще-то она Катя.

– Понятно.

А про Михаила Вениаминовича всё было понятно давным-давно.

Он был каким-то родственником Елизаветы Петровны. И выкинуть его из отделения не представлялось возможным. По той же причине – родства с профессором – Семён Ильич иногда подписывал контракты, которые Михаил Вениаминович приводил «на себя». Но тут сегодня, слава богу, она, Татьяна Георгиевна, царь и бог. А Михаил Вениаминович – всего лишь дежурный врач отделения обсервации. Девочка поступила по «Скорой». Денег у неё на контракт нет. У этой девочки вообще денег нет. И муж у неё какой-нибудь мальчик-палочка. Перепуганный, бледненький, курит под приёмом. Зато никнейм наверняка типа Demon@da. «Вася», одним словом. Не то, что этот противный сноб Степан Михайлович, зажавший на контракт. Такие и рассчитываться не слишком спешат. Ну да у Марго не забалуешь. Она своего «блатного клиента» в железном кулаке держит. Никто не уйдёт обиженным.

– Не волнуйтесь, Анечка. Я тут сегодня всю ночь.

– Так вы примете у меня роды?! – обрадовалась юная Анечка, мужественно передыхая схватку. – Круто! А я про вас хорошее на нашем форуме напишу. У нас так принято – писать отчёты про роды.

– Делать вам явно нечего, раз отчёты есть время писать после родов… Разумеется, приму, не волнуйтесь.

– Ой, мы вас отблагодарим!

– Не стоит, Аня.

– О вас так хорошо отзываются на форумах! – снова завела она шарманку. – И девочки друг у друга спрашивают, сколько вы берёте, и все довольны, говорят, что вы никогда не называете сумм, кто сколько даст…

– Аня, идите в предродовую. Хочется лежать – лежите. Хочется ходить – ходите. Если что – все здесь.

Очень хотелось узнать, что же ещё пишут о ней в том Интернете. Но Татьяну Георгиевну жутко взбесило вот это «кто сколько даёт». Как будто о побирушке речь, а не о враче высшей квалификационной категории. Всё это интернетовское new age чуть что – сразу кивает: «А у них в Америке!..» А у них в Америке врач – белый человек. С приличным белым годовым доходом. Да, страховка на риски в акушерстве дорогая, но она того стоит. «А у них в Америке», живи она в Нью-Йорке, так с её опытом в ремесле давно бы уже квартиру на Ист-сайд купила, ту-бедрум, сри-басрум. А то и вовсе – в Вест. А тут «сама» однушку приобрела. Подвиг. Экономический, блин, прорыв. Чего замуж не пошла? А куда в той однушке в приличном районе муж поместится? Не говоря уже о детях. За счастье жить не в Бирюлёво рассчитываешься квартирой в приличном районе, размером с дворницкую. Зато вполне по ценам Вест-сайда. Москва, ага. «– Вы где живёте? – В Чайна-тауне! – Как же вас, приличную белую женщину, занесло в Чайна-таун?!» – вспомнила Татьяна Георгиевна свой забавный диалог с акушером-гинекологом из Нью-Йорка. Дело было в Сиднее. Никак профессор Елизавета Петровна не могла забыть, что Татьяна Георгиевна полетела на FIGO [8]8
  FIGO – международная федерация акушеров-гинекологов. Съезды FIGO проводятся в разных странах мира, преимущественно цивилизованных.


[Закрыть]. Мало того, что забыть не могла, так у профессорши псевдореминисценции [9]9
  Псевдореминисценции– изменённые, ложные воспоминания. Конфабуляции– воспоминания о том, чего не было.


[Закрыть]начались. Вот уже сколько лет визжит, что Татьяна Георгиевна попала туда благодаря её усилиям. Как же! Благодаря своим. Причём – в койке начмеда. Сёма её с собой взял, чтобы оторваться на оупен-эйре. Вдали от жены и деток. Зачем ей эти отношения? Уже давным-давно всё по инерции. Всё реже и реже… Ночная жизнь, мешанина из обрывков дум. Порядочные жёны и матери все по койкам уже почивают. Говорят, чем тише спишь, тем дальше выглядишь. Интересно, на что она сейчас похожа в зеркале? Лучше не смотреть… Квартиры, блин. «У них в Америке…» Про машины лучше вообще промолчать. Даже в мыслях. Надо бы как-то набрать своё ФИО в Интернете. Почитать, что дамы пишут. Как-то… Как-нибудь потом. Когда время будет…

– Когда вы уже, наконец, посмотрите Юлю?! – подошёл кряжистый мужик к Татьяне Георгиевне.

Ох, как она не любила эти требовательные директивные нотки! Да перед любой Анечкой она уже безо всяких денег расстелется. Исключительно за тёплое отношение и веру. Доброе слово и акушеру-гинекологу приятно!

– Тогда, когда, наконец, запишу историю. Не волнуйтесь вы за свою Юлию. У неё родовая деятельность ещё нерегулярная. Маргарита Андреевна, положите девочку на кресло! – негромко крикнула она старшей акушерке. Та сидела в предродовой, на краешке койки, и шептала Юле нежные слова, и гладила по животу… Отрабатывала грядущий гонорар, засранка. То, что Маргарита Андреевна профессионал экстра-класса и таких акушерок уже днём с огнём – то им плевать. А вот за эти «пузики-лапочки»…

– Мы готовы, Татьяна Георгиевна!

Ага. А ещё за это «мы». «Нас тошнит», «нам больно», «мы хотим по-большому!». Не тошнит Маргошу. И не больно ей. И свои физиологические желания она давно вслух не озвучивает. Но знает струнки, лиса, ох знает…

Татьяна Георгиевна пошла в смотровую.

Стандартная процедура. Надеть перчатки. Обработать наружные половые органы дезинфицирующим раствором. Внутреннее акушерское исследование…

– Ой, больно-больно-больно!!! – капризно загундосила роженица. Кряжистый Степан Михайлович, стоящий тут же и заглядывающий под руки, поморщился.

– Вы аккуратней там!

– Мои два пальца, Степан Михайлович, тоньше вашего полового члена! – рявкнула Татьяна Георгиевна. – Надеюсь, что тоньше! – не удержалась она от ехидства. Да, грубо. Нет, ну а какого чёрта тут совать голову чуть не в… Дома не насовался? – Степан Михайлович, или вы мне доверяете безоговорочно, или даёте советы. Или вы и правда полагаете, что за столько лет работы я не научилась делать то, что делаю, – аккуратно? Отойдите, пожалуйста. А ещё лучше – выйдите в коридор. Вы партнёр по родам жене. А не военный советник гражданскому врачу. Понимаете? Вы тут не для того, чтобы контролировать мою работу, а для того, чтобы ей, – она ткнула подбородком в кряхтящую Юлию, – было легче.

– Хорошо! – раздражённо буркнул Степан Михайлович. – Я выйду!

– Вот и прекрасно!.. Юля, расслабьтесь, пожалуйста!.. Так. Хорошо. Маргарита Андреевна, подайте мне пулёвку.

Старшая акушерка обсервации мигом подала инструмент и даже бровью не повела, не то что вопросов задавать не стала. Только глянула слегка вопросительно на подругу.

– У вас, Юля, не краевое предлежание плаценты, а боковое [10]10
  Неполное предлежание плаценты разделяют на краевое и боковое предлежание. При краевом нижний край плаценты находят на уровне края внутреннего зева. При боковом – край плаценты частично перекрывает внутренний зев. Наряду с плацентой в обоих случаях определяются плодные оболочки. Клинически вариант предлежания плаценты можно определить только при раскрытии маточного зева на четыре-пять сантиметров. Поэтому отличить краевое от бокового можно непосредственно в родах.


[Закрыть]. Открытие у вас уже четыре сантиметра, несмотря на нерегулярные схватки. Вы понимаете меня, да?

– Н-н-не очень! – обеспокоенная роженица даже забыла, что нужно охать и ахать. Да и муж вышел в коридор, нечего зазря актёрское мастерство тратить. – Что-то серьёзное?

– Так скажем, боковое предлежание чуть хуже, чем краевое. То, что у вас хорошее открытие без регулярной родовой деятельности, – тоже не так хорошо, как может показаться. Я вам сейчас вскрою плодный пузырь…

– Зачем вскрывать мне плодный пузырь?! Я читала в Интернете, что все врачи в роддомах только и делают, что вскрывают плодные пузыри, чтобы женщина быстрее родила. Чтобы спать пойти!

– …Я вам сейчас вскрою плодный пузырь, Юля, – спокойно продолжила Татьяна Георгиевна, переждав гневную тираду, – потому что амниотомия [11]11
  Амниотомия– акушерская операция искусственного разрыва плодного пузыря.


[Закрыть], Юля, прекращает дальнейшую отслойку плаценты. А у вас она уже есть. – Татьяна Георгиевна, произведя манипуляцию, положила браншу пулевых щипцов в лоток, аккуратно вынула руку и показала роженице. – Видите?

– Кровь! Вы меня порезали?!! – захныкала неугомонная Юля.

– Нет. Не порезала. Это подкравливает ваша начинающая отслаиваться плацента. При таком, боковом, предлежании плацента реагирует на схватки и раскрытие шейки матки именно так – начинает отслаиваться. Во время растяжения нижнего сегмента и его сокращений плацента, не обладающая способностью сокращаться, отстаёт материнской поверхностью от плацентарной площадки. В месте нарушения связи между маткой и плацентой вскрываются пазухи межворсинчатых пространств, и начинается кровотечение. Я ясно излагаю? Это элементарная механика, Юля. То, что эластично и способно расширяться, рвёт плотно прикреплённое к нему неэластичное и расширяться не способное. Амниотомия и разрыв плодных оболочек прекращают дальнейшую отслойку и способствуют опусканию в малый таз головки плода. Головка плода прижимает отслоившийся участок плаценты и останавливает кровотечение. Чем раньше выполнена амниотомия, тем меньший участок плаценты отслоился, и, значит, вашему ребёнку всё ещё есть чем дышать. Маргарита Андреевна, вы уже сделали кардиотокографию плода?

– Да. Как в танке! Пока всё отлично.

– Вот! Чтобы и дальше у вашего ребёнка всё было отлично, я и выполняю амниотомию, Юля. Теперь всё понятно? Понятно, что вы индивидуальны, что бы там ни писали в Интернете?

– Всё равно, я так и знала, что в родильном доме мне вскроют плодный пузырь! – Юля заплакала.

– Маргарита Андреевна, помогите женщине встать с кресла, объясните ей, что схватки могут усилиться, и расскажите её мужу, почему мы вскрыли плодный пузырь, – вздохнула Татьяна Георгиевна.

– Хорошо!

На Марго можно было положиться.

Татьяна Георгиевна пошла к себе в кабинет. Некоторое время заполняла статистические талоны. Затем прошлась по двум этажам отделения. Если уж где-то и был её дом – то здесь. О чём-то поболтала с беременными. Выслушала жалобы родильниц. Поднялась на пятый этаж, отчитала курящего с анестезистками Михаила Вениаминовича… Нет, пора уже Семёну Ильичу что-то сделать с этим… «мясником»! Совсем от рук отбился. Устроил ей, заведующей, истерику! Он-де имеет право роды принимать, чего он просто так на дежурстве болтается?! Так принимай! Сиди в родзале! Истории родов не заполнены, обход не сделан. «Я обошёл ответственных!» Ответственных он обошёл! Разумеется, без неё отделение не развалится… Она развалится без отделения. Себе-то можно признаться? Хоть себе-то можно не лгать?! Как бы хотелось сейчас рвануть на какие-нибудь беззаботные острова, залечь на пляже с книгой. Купаться, загорать, пить-есть-спать и ни о чём не думать… Но такое счастье подвалит не скоро. Только когда родильный дом закроют на помывку. Не может она всё это оставить. И не из-за любви к отдельным конкретным Анечкам, Юлям и иже с ними. Уже давно она перестала воспринимать отдельных женщин – только отдельные клинические ситуации. Как можно, не любя каждую конкретную деталь, любить своё дело?.. Наверное, только так и можно.

– Татьянгеорна! Маргарита Андреевна к телефону! – запыхавшаяся санитарка вбежала в буфет, где только-только присела заведующая, вспомнив, что сегодня ещё не ела. Такой овсянки, как здесь, ни на одних островах не разыщешь!

– Иду!

– Тань, спускайся срочно, – тихо, но значительно прожужжала в телефонную трубку Марго. – Что-то кровит эта Юля. И сердцебиение плода уже того… Приглушенное. С эпизодами тахикардии и аритмии.

– Звони, пусть разворачивают операционную…

– Приметы – это догма! – загрохотал неунывающий Аркадий Петрович. – Кровотечением начали понедельник – значит, до воскресного вечера лить будет!

– Чего довольный такой? – мрачно буркнула Татьяна Георгиевна.

– А что мне, плакать?! Хороший мужик Степан Михайлович – спонсор моего безумного дежурства! Ладно, пошёл я эпидуралку налаживать.

– Марго, разыщи Михаила Вениаминовича, пусть кровь закажет и тут, в родзале, неотлучно сидит. Только к Анечке его не подпускайте! – обратилась она уже ко всей смене.

Через час все были счастливы. Кроме Михаила Вениаминовича. Он не хотел заказывать кровь. Он хотел ассистировать. И не из любви к искусству, а потому что такие типажи, как Михаил Вениаминович, первое, чему научаются, так это важно сообщать таким, как Михаил Степанович, что без их помощи хирург бы не справился. Важная морда, толстые румяные щёки и какая-то врождённая непробиваемая наглость. Как Татьяна Георгиевна это всё ненавидела! А тут как раз в родзал зашёл молодой человек:

– Здравствуйте! Я врач-интерн! Я в физиологии дежурю, но там тихо, как в склепе. Мне сказали, у вас тут операция! Можно я третьим?

– Почему третьим? Будете вторым.

– Ах, как жаль, что с вами, Татьяна Георгиевна, мне не довелось быть первым!

Даже у акушерок и санитарок от такого пассажа челюсти отвисли. А Маргарита Андреевна схватилась за голову, ожидая бурной отповеди и отлучения наглеца от обсервационного родзала. Но Татьяна Георгиевна, взглянув на интерна, улыбнулась и сказала:

– Когда у меня был первый, вас, юноша, ещё и в проекте не было.

– Неправда! Вы моложе меня всего на некоторое не такое уж и значительное количество лет, а Галкин Пугачёву…

– Идите мойтесь, юноша!

– Меня зовут Александр Вячеславович!

– Идите мойтесь, Александр Вячеславович! В операционной-то хоть были?

– Обижаете, Татьяна Георгиевна! – весело зыркнул ярко-синими глазами интерн.

– Александр Вячеславович! Язык поломаешь! – прокомментировала старшая акушерка обсервационного отделения.

– Так он же без костей! Не поломается!

В операционной молодой человек был сосредоточен и сноровист. Знал, где, что и как лежит. Умело обращался с кранами-халатами. Без дела в рану не лез, работать не мешал.

– Вы работали? – спросила его после операции Татьяна Георгиевна.

– До академии. И во время. Фельдшером.

– Молодец. Вы мне нравитесь.

– Вы мне тоже! – не заржавело за нахалом.

Татьяна Георгиевна продиктовала ему диагноз и протокол операции.

– Запишите в журнал операционных протоколов. И сидите при ней, наблюдайте.

– Знаю, знаю! Третий период родов при плацентарной патологии…

– Вот и хорошо, что знаете.

Кряжистый Степан Михайлович был смене благодарен.

– Наверное, за то, что прооперировали! – засмеялась оставшаяся на ночь в роддоме Маргарита Андреевна. – Она такая противная, эта Юлька, просто жуть. Всего его изъела. Если мужика есть – он с ума сходит. Она ему на каждый пук всю беременность жаловалась. А в предродовой вообще чуть не до инфаркта довела. Так-то он нормальный. Да и вообще, такие бабы, как эта Юля, на голом месте в кесарево влетают. Так что ей сам бог велел, с её плацентой. Как раньше-то не закровила? Тьфу-тьфу-тьфу, вовремя…

– Марго! Чтобы больше мне никогда таких блатных клиентов! – в сотый раз строго сказала Татьяна Георгиевна.

– Тань, больше никогда! – в сотый же раз, честно глядя старой подруге в глаза, пообещала Маргарита Андреевна.

До утра Татьяна Георгиевна сидела в родильном зале. У Анечки началась вторичная слабость родовой деятельности. В восемь утра она, наконец, родила славную, хотя и крохотную девочку. Молоденький папаша был так счастлив, что свалился в обморок, и санитарка приёмного отпаивала его горячим крепким сладким чаем. Как только он пришёл в себя – сразу куда-то унёсся. Вернулся с огромным ворохом тюльпанов и раздавал цветы акушеркам, санитаркам и даже Татьяне Георгиевне досталось. Это было очень трогательно.