Текст книги "Подсказка из прошлого (СИ)"
Автор книги: Татьяна Лисицына
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 6
Третий бокал вина примирил меня с самой собой, и я даже решилась вновь вернуться к истории нашей семьи. Я задала Андрею тот же самый вопрос, на который не ответил мой отец.
Андрей рассматривал вино в бокале на свет и не спешил отвечать. Я разозлилась.
– Ну, почему ты тоже не отвечаешь? – не выдержала я.
– А кого ты еще спрашивала?
– Отца.
– Понятно. Он не расскажет. А то, что могу рассказать я, тебе не понравится.
– Почему ты так об этом заботишься?
– Не знаю. – он пожал плечами. – Я сегодня пришел к выводу, что у нас странные отношения, тебе так не кажется? – Андрей смотрел на меня в упор, на тарелке остывал жареный цыпленок, до которого он даже не дотрагивался.
– Ты считаешь, что у нас есть какие-то отношения? – не знаю, что заставило меня произнести эту фразу, но как только она вырвалась, я уже пожалела. Однако, Андрея это, к моему счастью, – а ведь я безумно хотела, чтобы у нас возникли отношения, и злилась на себя за это, – не смутило.
– Мне так кажется. Ты и твой отец мои враги, но я не могу бороться с тобой.
Наверно, я покраснела, моя природная сдержанность мешала мне сказать: «И я тоже не могу бороться с тобой», но вместо этого я задала вопрос, который мучил меня целый день и на который я так и не получила ответа от отца.
– Что произошло между твоим дедом и моим отцом? Неужели они так и не встретились из-за того, что Степана считали предателем? Предпринимал ли твой дед какие-то попытки, чтобы помириться с семьей?
– Будет лучше, если я расскажу тебе об этом там, в нашем доме. Если ты, конечно, готова снова переступить его порог.
Я замолчала, раздумывая. По спине пробежал легкий холодок, а сердце тревожно забилось. Вернуться туда, прикоснуться к тайне и снова сходить с ума? Весь этот длинный день я только и старалась выбросить из головы мои ощущения, мои страхи. Я вновь видела себя на коленях в церкви, а к моим ногам падала фотография Степана. Я попробовала взять себя в руки. Возможно, все это мне показалось, и Степан мне просто кого-нибудь напоминает.
– Хорошо, – согласилась я.
Нам принесли счет, я машинально протянула руку к сумке.
– Нет, Лиза, ни в коем случае. Не знаю, как у вас во Франции, но у нас принято, что мужчина платит за даму, которую пригласил.
Я пожала плечами, не желая спорить. В Париже мои знакомые вовсе не возражали, когда я предлагала заплатить. Вероятно, считали, что я не обеднею и были, конечно, правы. Тем более, оказалось приятно, что Андрей вел себя иначе. Возможно, если бы я жила в Москве, моя личная жизнь сложилась бы. При условии, что мои знакомые были бы похожи на него.
Мы вышли на улицу, я поежилась: после душного кафе на улице казалось свежо. Андрей достал из багажника мотоцикла потертую кожаную куртку и протянул мне. Я с благодарностью надела ее на мой костюм, стараясь не думать о том, что выгляжу нелепо. Куртка хранила запах туалетной воды Андрея, и мне стало уютно. Бог мой, я влюбилась окончательно и бесповоротно. И где же мне найти силы, чтобы держать все в себе?
– Ты готова? – Андрей обернулся через плечо.
– Да, – я обхватила его руками, стараясь не обращать внимания на поднявшееся внутри предательское желание.
Мы подъехали к нашему особняку очень быстро – дороги освободились, Андрей гнал, как сумасшедший. Я крепко прижалась к его спине, обхватив за талию. Особняк освещался только фонарем с улицы. Даже в комнате сторожа на первом этаже не светилось маленькое окошко.
– А что там сегодня никого нет?
– У Тимура неожиданно оказались неотложные дела, и он позвонил мне, чтобы я попросил дядю Сашу выйти вместо него.
– И…
– Я не передал ему этого.
– Почему?
– Потому что хочу, чтобы мы пришли туда вдвоем, и чтобы нам никто не мешал. Понимаешь? К тому же дядя Саша все равно уехал на дачу. Так что придется мне сегодня дежурить.
– То есть мы будем там одни?
Андрей усмехнулся.
– Наверно.
Я снова почувствовала, как беспокойно забилось сердце. На этот раз не от предчувствия того, что мы останемся там вдвоем, а от его странного «наверно». Что он имел в виду? Я зябко передернула плечами, вспомнив упавшую фотографию.
Андрей включил свет и снял сигнализацию.
– Ну что, пройдемся по дому или будем сидеть здесь? – он кивнул на старенький диванчик, где спали сторожа. – Или, может, выпьем для храбрости? У дяди Саши в загашнике есть водка.
– Не стоит. – я первой шагнула из маленькой затхлой комнаты в темный коридор. За спиной раздался смешок Андрея.
– Я знал, что тебя снова потянет сюда.
– Нетрудно догадаться, – съязвила я, входя в темную комнату. Свет с улицы проникал сквозь незанавешенные арочные окна, на потолке плясали тени от проезжающих автомобилей.
Андрей включил свет, и гостиная, обнажив неотциклеванный паркет и старую потертую мебель, сразу потеряла свое очарование.
И вдруг я вспомнила свой сон. Но этого не может быть! Я потрясла головой, отгоняя навязчивую мысль. В том сне я спрятала письмо в тайнике. Какое письмо? Зачем? Я попыталась подумать о другом. Но у меня ничего не вышло. Невидимая сила меня влекла в ту комнату.
В конце концов, я сдалась. Ничего не случится, если проверить. Подошла к камину и, присев на корточки, стала шарить рукой внизу. Одна из мраморных плиток, которой был облицован камин, отошла, и я, засунув руку в образовавшееся отверстие, вытащила конверт.
Медленно поднялась. Андрей смотрел на меня, и я могла бы поклясться, что в его глазах промелькнул страх.
– Откуда ты узнала об этом? – почему-то шепотом произнес он.
– Сегодня мне приснился сон, – также тихо ответила я. Мои руки дрожали: конверт упал на пол. Андрей поднял его и протянул мне. Письмо из прошлого.
Я развернула листок. На нем не было слов, лишь чертеж, а точнее план. В левом верхнем углу стоял крестик. Больше ничего. Андрей взял план у меня из рук и стал внимательно рассматривать.
– Как ты думаешь что это? – спросила я.
– Наверно, тайник Петушинских. Ничего другого мне не приходит в голову.
– Правильно, тайник, – подтвердила я его предположение. – Но где может быть это место?
– Похоже на подвал, – предположил Андрей. – Вот, смотри, здесь нарисовано что-то похожее на трубы.
– Ты был в подвале?
– Да, однажды, когда прорвало батарею.
– Мы можем сейчас пойти туда?
– Если там не заперто.
– Даже если заперто, придется сломать замок. Другого такого удобного случая может не представиться.
– Ты знаешь что в этом тайнике?
– Нет. Но если хорошо подумать, там должны быть драгоценности. Что обычно прятали богатые во времена революции, опасаясь раскулачивания?
– Звучит убедительно. Где-то здесь в подсобке должен быть фонарь. – Андрей быстро вышел, а я закрыла глаза, стараясь ни о чем не думать. Тихий мелодичный звон привлек мое внимание. Я прислушалась. Звон доносился со стороны обеденного стола. Я подошла ближе. В комнате никого не было, кроме меня. На старинной скатерти на месте писателя стояла маленькая фарфоровая чашка, которая дрожала, словно по ней кто-то постукивал серебряной ложечкой.
– Кто здесь?
Ответом мне было легкое дуновение ветерка, которое в пустом доме с закрытыми окнами показалось мне крайне странным.
– Кто здесь? – повторила я еще громче, оглядываясь по сторонам.
Чашка перестала дрожать, в комнате погас свет. Я закричала и бросилась к выходу, наткнувшись на Андрея. Мое тело сотрясала дрожь, и я была готова убежать подальше от этого дома с привидениями. Андрей быстро включил свет и прижал меня к себе. Всхлипывая, я рассказала ему, что произошло.
– Лиз, я тебе уже говорил… Но ты не хотела верить. Похоже, ему не очень-то нравится, что мы затеяли, и он пытается нас предупредить. Может, нам лучше оставить эту идею с подвалом?
Я стиснула зубы и отстранилась.
– И все же надо проверить существует ли этот тайник. Иначе не успокоюсь. Как можно остановиться на полпути?
– Хорошо. – Андрей подошел к столу. – Где план?
– Я положила его на стол.
Андрей посмотрел на стол, нагнулся и посмотрел под ним.
– Здесь нет. Ты точно положила на стол?
– Точно.
На всякий случай мы тщательно обследовали комнату, но листка нигде не было.
– Все это странно! Здесь же никого, кроме меня не было, – раздраженно сказала я. – Наверно, его сдуло. Здесь был какой-то ветерок. – от одного воспоминания я покрылась мурашками. Меня не оставляло ощущение, что мы не одни.
– Значит, это был снова он. Пытается нас предупредить.
– Да был ли, вообще, этот конверт или мне все почудилось? – вскрикнула я, не обращая внимания на слова Андрея.
– Лиза, все в порядке. Просто дедушка не хочет, чтобы мы обнаружили тайник.
– Дедушка не хочет, – повторила я. – Но почему? Он-то уж вряд ли сможет воспользоваться этими драгоценностями.
– Не будь циничной. Возможно, он не хочет, чтобы мы ворошили прошлое. Вдруг там есть какое-нибудь письмо или что-нибудь в этом роде, – Андрей не смотрел мне в глаза. Мне казалось, что он что-то знал и не договаривал.
– Да что за глупости?! Мы пойдем в этот подвал или нет? – взвилась я. – Хотя… Честно говоря, я не помню, где стоял этот крестик.
– Я помню.
– Хорошо. Тогда давай спустимся вниз и проверим, иначе я поверю в то, что сошла с ума.
Мы шагнули из дома в темноту сада. Андрей шел первым, освещая путь фонариком. Замок на подвале висел лишь для вида, и Андрей легко открыл дверь. Еще раз оглянулся на меня, словно хотел спросить, стоит ли ворошить прошлое и медленно начал спускаться вниз.
Глава 7
– Извините, вы не знаете, где дом Булгакова? – услышала я женский голос.
Несколько секунд ушло на то, чтобы вернуться в реальность. Оказывается, я до сих пор сижу и вспоминаю. Так погрузилась в прошлое, что забыла обо всем. Я медленно повернула голову и обнаружила на краешке скамейки девушку лет семнадцати. Интересно, когда она села рядом со мной? Я этого не заметила.
– Что вы спросили?
– Дом Булгакова…
Ах, да. Здесь есть дом Булгакова. Андрей мне его показывал. Мы собирались его посетить.
– Большая Садовая, дом десять, – машинально ответила я.
Сколько же я просидела здесь? Достала из сумки мобильный. Всего два часа. Надо как-то жить, что-то делать. Меня вновь охватило чувство утраты, к которому теперь примешалась ненависть. Кто мог убить Андрея? Кому была выгодна его смерть?
Встала со скамейки и сделала два больших круга вокруг пруда, продолжая думать. Внезапно поняла, что мне нужно сделать. Нужно срочно бежать на квартиру Андрея и переговорить с бабой Настей. Возможно, я узнаю что-то новое. Вытащила из кармана мобильный телефон, чтобы предупредить о своем визите, но передумала: если я позвоню в дверь, она не сможет меня не впустить.
Я быстрым шагом шла по Малой Никитской, когда в голову мне пришла одна мысль. В своей теории я исходила из того, что у Андрея не было ничего ценного, из-за чего он мог стать жертвой. Не было до тех пор, пока мы не нашли тот тайник в подвале. Я вздрогнула. Возможно, кто-то узнал о старинных драгоценностях. Или Андрей, несмотря на то, что мы договорились держать это в тайне, поделился с кем-нибудь? Меня до сих пор охватывает трепет, когда я вспоминаю, как мы достали тот небольшой сундучок и открыли его: кольца с бриллиантами, золотые браслеты, ожерелья из драгоценных камней. Похоже, здесь были собраны фамильные драгоценности всех женщин династии Петушинских, которые пролежали под землей с рокового семнадцатого года. За ними так никто и не вернулся.
Открыла баба Настя. Почему-то мне показалось, что, увидев меня, она хотела захлопнуть дверь, но передумала. Но так и не пригласила меня войти.
– Мне очень нужно с вами поговорить, – тихо сказала я и добавила: – Это касается Андрея.
– Господи, ну кому же понадобилось убивать его? – запричитала она, когда мы оказались на кухне.
– Вот поэтому я и здесь.
– Ты? – баба Настя вытерла глаза краем фартука и уставилась на меня. – Почему ты?
– Для меня это важно. И к тому же, вы можете не поверить, но я… – здесь я запнулась, признания мне всегда нелегко давались, – Я любила Андрея. И я скорблю вместе с вами. Но сейчас не время. Пока здесь не было обыска, я хочу поискать какие-нибудь доказательства в его вещах, бумагах. Возможно, найдется какая-нибудь ниточка. Разрешите мне посмотреть его комнате.
Баба Настя удивленно смотрела на меня.
– Ты любила Андрея? Но ты и он… Он же рассказывал, что твой отец…
– Да, все верно. Но между нами с Андреем не было вражды. Мы вместе хотели разобраться в истории нашей семьи, – я понизила голос. – Пожалуйста, поверьте мне. Я все объясню.
Баба Настя пропустила меня вперед. Я сняла туфли и пошла знакомым коридором, кусая губы, чтобы не расплакаться. Мне так и казалось, что Андрей сейчас выйдет меня встречать.
Я вошла в его комнату Андрея и огляделась. Все было так, словно он вышел ненадолго и сейчас вернется. Знакомый запах одеколона. Услышала за спиной слабый стон. Баба Настя прислонилась к стене и закрыла глаза. Испугавшись, я подвела ее к дивану и усадила.
– Где у вас валокордин или что-то успокоительное? Я принесу.
– Не надо. Сейчас пройдет. Сердце болит. За что нам такое горе? Андрюшеньке ведь только тридцать исполнилось. Мы его день рождения отмечали месяц назад. Я пирог испекла. Его любимый. С вишней.
Баба Настя снова расплакалась, а я, усадив ее на диван, стала выдвигать ящики стола. На самом деле, я не знала, что ищу, просто надеялась на то, что какие-нибудь записи натолкнут меня на след. Необходимо узнать, говорил ли кому-нибудь Андрей о нашей находке.
Мое внимание привлек небольшой коричневый блокнот. Я быстро перелистала его. Обычный блокнот, где мелким каллиграфическим почерком Андрея выписаны цитаты из разных книг. Наверно, я закрыла бы его, если бы в середине не был вложен листок. К своему удивлению обнаружила адресованное мне письмо.
Милая Лиза!
Даже не знаю, зачем я пишу. Все равно никогда не рискну отдать тебе это письмо, но мне нужно выразить свои чувства хотя бы на бумаге. Лиза! Сколько нежности в твоем имени, наверное, поэтому я люблю называть тебя так. И мне все равно, что ты Элоиза Петушинская. Итак, Лиза, я все понимаю, между нами пропасть и старая семейная история. Ты богата, а я беден. Ты воспитана во Франции, а я в России. И я могу себе представить тот круг, в котором ты привыкла жить. Я не гожусь для тебя по всем статьям. Кто я? Бедный учитель математики, претендующий на наследство Петушинских, к которому, я не имею прямого отношения. Но мне самому ничего не нужно. Если только для тебя. Помнишь, как у Высоцкого «Дом хрустальный на горе для нее…». Но я ничего не могу тебе предложить. Кроме себя. Кроме любви. Итак, я осмеливаюсь написать: Лиза, я люблю тебя, хотя точнее будет: Элоиза, я люблю вас.
И все-таки Лиза лучше. Роднее. Но тебе не нужна моя любовь. Ты боишься любви и бежишь от нее всю свою жизнь. Знаешь, а ты, вообще, трусиха. Прости меня, любимая, за такую фамильярность. Но ты боишься быть красивой, боишься выражать свои чувства и мысли. В тебе есть какая-то внутренняя несвобода, вот почему я всеми силами стараюсь раскрепостить тебя. Когда ты уедешь из России, мне будет приятно осознавать, что я хотя бы в чем-то оказался полезным.
Ты уедешь, а я останусь. И все будет кончено. Не буду врать, что ты – моя первая любовь, не первая, но от этого не менее сильная. Ты не любишь меня. Хотя иногда мне кажется, что я тебе нравлюсь, и ты могла бы завести со мной роман. Но я не гожусь для романов. Я хочу просыпаться с тобой и обнимать тебя во сне. Но никогда не буду. Потому что признание мое, нелепое и высокопарное, так и останется на этом листке.
Бог знает, сколько раз я собирался сказать о своей любви, но в последний момент я видел РАЗНИЦУ между нами. Выхода нет, даже, если ты меня полюбишь. Я не смогу жить на твои деньги, а ты не сможешь жить со мной в коммуналке.
Итак, Элоиза. Лиза. Я люблю тебя. И что же мне делать? Иногда, когда ты случайно прикасаешься ко мне, я схожу с ума. Как мне хочется пойти в твою гостиницу и подсунуть под дверь это письмо. И пусть будет то, что будет, но ты будешь это знать. Но я, конечно, этого не сделаю… Единственное, о чем я осмеливаюсь молить Бога, пусть он задержит тебя в Москве подольше.
Мне хотелось бы подписаться – твой Андрей, но я не твой и никогда им не буду.
Поэтому просто – Андрей.
Письмо выпало у меня из рук, и я зарыдала. Теперь уже баба Настя прыгала вокруг меня, пытаясь напоить меня то водой, то валерианкой. Я отталкивала стакан, мне не хотелось успокаиваться. Как глупо. Оказывается, Андрей тоже любил меня. И мы могли быть счастливы. Могли, если бы я не оказалась такой трусихой. Я не позволила нам быть счастливыми. Заметив, что он пытался мне что-то сказать, намеренно уходила от разговора. Боялась его слов, губ, взглядов. И самое страшное: боялась показаться смешной. Наверно, умерла бы от стыда в тот же миг, если бы узнала, что он изменяет мне с какой-нибудь девчонкой вроде Варьки. И далась же мне эта Варька. Я вздохнула и вытерла слезы. Наверно, все-таки подействовало то питье, которое я все-таки выпила. Повисла пауза. Баба Настя, сложив морщинистые руки на коленях, тоже ушла в свои мысли. В конце концов, я решила отдать ей письмо. Почему-то вдруг мне захотелось поделиться с ней тем, что Андрей любил меня.
– Прочтите, – я протянула ей листок из блокнота, исписанный мелким красивым почерком.
Старушка затрясла головой, отодвигаясь.
– Пожалуйста. Прочтите. Тогда вы все поймете.
Она вытащила из кармана цветастого застиранного, но чистого халата очки и начала читать. Потом мы сидели с ней вдвоем и молча вспоминали того, кого мы любили и потеряли. И я снова дала себе слово, что найду убийцу Андрея. Такой, как Андрей, должен был жить, чтобы приносить в этот жестокий мир тепло и счастье.
– Баба Настя, я понимаю, вам тяжело говорить об этом, но я вынуждена просить вас о помощи. Я должна найти того, кто это сделал.
– Но, наверно, милиция… Или как там это называется…
– Ваша милиция ничего не будет делать, – перебила ее я. – Она предпримет несколько шагов для отвода глаз, потом закроет дело. Баба Лиза покачала головой.
– Вы не знаете, что Андрей делал в музее?
– Конечно, знаю, – Баба Настя покачала головой. Мой-то, Саша, в этот день по графику был выходной, но Тимур попросил его поменяться. Ему куда-то надо было. А мы уже на дачу собрались ехать. Вот Андрей и сказал, что подежурит за него. Ему нравилось там бывать. Дом притягивал его. Хотя мой старик говорил, что там какие-то нехорошие вещи творятся по ночам. Будто бы в полночь слышится шум подъезжающей кареты. А еще он видел, как сам собой зажигается свет. Он, вообще, боялся этого дома.
Я вспомнила, как на столе задрожала чашка, и куда-то исчез план, который я нашла. Руки покрылись мурашками.
Мелодия Элтона Джона ворвалась в наш разговор. Я вздрогнула от неожиданности. Мелодия звонка Андрюшкиного телефона. На тумбочке у двери мелькал экран его «Нокии». Я подошла и быстро схватила трубку.
– Да, алло.
– Кто говорит? – спросил мужской молодой голос.
– Элоиза, – машинально ответила я, думая, что это кто-то из знакомых Андрея.
– Имей в виду, что тебе не стоит лезть в это дело, если хочешь еще пожить. Уж больно ты любопытна. Чем быстрее ты уедешь отсюда и обо всем забудешь, тем лучше!
Звонивший дал отбой. Его номер, конечно, не определился. Баба Настя испуганно смотрела на меня.
– Кто звонил?
– Ошиблись, – соврала я, пытаясь унять дрожь в коленках, понимая, что звонил убийца. Впервые в жизни я получила предупреждение.
Я крутила в руках гладкий черный слайдер. Вероятно, Андрей забыл его дома, когда пошел на это роковое дежурство.
– Я возьму этот телефон. Мне нужно выяснить с кем он общался последнее время. Потом, если не возражаете, передам его следователю.
– Хорошо, – кивнула баба Настя.
Я напряженно думала. Мне не понравилось, что Тимур отказался от дежурства. Это была первая зацепка.
– А этот Тимур не говорил, почему он не может дежурить?
– Кажется, сказал, что плохо себя чувствует. Точно не помню. Тогда это казалось не важным.
Я кивнула и вошла в меню «Нокии», чтобы просмотреть последние вызовы, но не нашла ничего странного. Никаких поздних и неожиданных звонков. Хотя возможно убийца звонил с телефона с антиопределителем, как это было сейчас, и его звонок не остался в памяти.
В дверь квартиры позвонили, и баба Настя тяжело поднялась с дивана.
– Пожалуйста, если это милиция, не говорите никому о мобильном и о нашем разговоре.
Я бросила телефон в свою сумку и спрятала письмо Андрея в карман джинсов. Но это оказалась Варька, которая вернулась из института. Мы столкнулись с ней в коридоре, она посмотрела на меня так, словно я была виновата в том, что Андрея убили.
Я выскочила из дома, не в силах больше справляться с ощущением безнадежности, которое нахлынуло на меня в доме, где он жил. Он больше никогда не войдет в квартиру, не улыбнется тем, кто его любит, не сядет на свое место у окна. Я шла, не понимая куда иду и зачем, настолько боль поглотила все мои чувства. На языке крутился один единственный вопрос: «За что?»
