Текст книги "Подсказка из прошлого (СИ)"

Автор книги: Татьяна Лисицына

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 2

Звонок телефона оборвал мои воспоминания. Отец сказал, что пора идти на завтрак. Спорить не стала, пусть зайдет, здесь и поговорим. Конечно, ни о какой еде и подумать невозможно. Я умылась холодной водой и причесалась. Из зеркала на меня смотрело чужое постаревшее лицо с притаившейся в глазах болью. Приводить себя в порядок было некогда. Открыла дверь отцу, посторонилась.

– Что с тобой? – на суровом неприветливом лице отца не было ни тени сочувствия.

– Мне надо тебе кое-что рассказать.

Молча прошли в комнату. Я опустилась в кресло. В горле ком, во рту привкус крови не могу ни слова сказать.

– Да что с тобой, наконец?

Прочистила горло.

– Произошло несчастье, кто-то убил Андрея.

– Откуда узнала?

– Не важно, – я почувствовала, что по щекам все-таки потекли слезы. Неужели в своей ненависти отец зашел так далеко, что ему не жаль единственного внука?

– Ну что ж, – Роман Федорович сцепил пальцы, – не могу сказать, что я огорчен так же, как и ты. Видимо, этот мерзавец еще кому-то перешел дорогу, что меня не удивляет. Надо констатировать факт, что его смерть значительно все упрощает. Я думаю, что самое лучшее для нас сейчас уехать. В Париже им будет трудно нас достать.

Я с болью посмотрела на отца: он выглядел собранным и деловым, словно во время заседания.

– А ты не считаешь, что мы обязаны помочь следствию? В конце концов, Андрей был твоим единственным внуком. Других у тебя не будет.

Губы отца сжались в тонкую полоску.

– О чем ты говоришь?! У моего брата не было родных детей. Уж не знаю, что тебе натрепал этот ублюдок и почему ты ему поверила?

Я снова всхлипнула и отвернулась. Отец протянул мне чистый носовой платок.

– Да что с тобой, Элоиза? Не знаю, что ты там себе навыдумывала, но уверяю тебя: он интересовался тобой только из-за денег. И не будь так глупа, приводи себя в порядок и собирай вещи. Я иду заказывать билеты. Но сначала нужно позавтракать.

Голос отца доносился издалека. О чем он? Почему не оставит меня в покое? У меня нет сил разговаривать. Мне кажется, что с момента, когда я услышала, что Андрей мертв, жизнь остановилась.

Настойчивый голос отца пробился через заторможенное сознание, и смысл, наконец, дошел до меня. Вернуться домой. Зачем? Чтобы снова стать послушной игрушкой в его руках, выполнять бесчисленное количество поручений, организовывать званые обеды и следить, принимает ли он прописанное врачом лекарство?

Не выйдет. Я стала другой за это время. Совершенно не преследуя такой цели, Андрей научил меня жить. К тому же я должна найти убийцу. Кому, вообще, понадобилось его убивать? У него не было врагов.

– Я не вернусь домой, отец, – тихо, но уверенно говорю я.

– Что значит, ты не вернешься домой?

– То и значит, – я смело встретила стальной взгляд, перед которым с детства трепетала. Надо же, перестала бояться. Хватило двух месяцев, чтобы избавиться от его влияния. – Я хочу остаться в Москве.

– А как же твоя работа? Твои друзья? Я не смогу обходиться без тебя. Ты не можешь так поступить!

Я усмехнулась.

– Это твоя работа, я всего лишь выполняла функции твоего личного помощника. Ты всегда говорил, что я хороший исполнитель, но не имею своих мозгов. Исполнителей сколько угодно. Легко найдешь замену. А насчет друзей? Это твои друзья, с которыми я вынуждена общаться, ну а тебе, – я скользнула взглядом по его наглаженной рубашке, дорогим запонкам и часам, стоящим целое состояние и добавила то, о чем не могла бы сказать раньше, но часто думала, – Тебе давно пора жениться. Я не могу всю жизнь ухаживать за тобой.

Мне показалось, что отец задохнется от гнева. Во всяком случае, из его горла послышались булькающие звуки. Тема личной жизни находилась под запретом ни один десяток лет. После смерти матери мы жили вдвоем, и, насколько я знаю, у него не было увлечений, несмотря на то, что многие женщины пытались понравиться ему. Но он казался холодным, как льдина, о которую разбивались даже самые красивые и уверенные в себе. Было бы забавно взглянуть на женщину, которой увлекся бы мой отец.

– Что ты себе позволяешь?! – наконец выкрикнул он.

– Почему за тридцать лет, которые мы прожили вдвоем, у тебя не появилось желания создать новую семью? Я бы хотела, чтобы кто-нибудь научил тебя улыбаться.

– Ты же знаешь, что я не выношу… – уголок его рта задергался, и мне стало его жаль. В конце концов, у меня никого нет, кроме этого пожилого мужчины, который по-своему любит меня.

– Знаю, извини, – я дотронулась до его руки, но он поспешно отдернул ее. В наших отношениях не было места прикосновениям. Он никогда не целовал меня. И раньше мне бы не пришло в голову взять его за руку. Просто Андрей сумел растопить мою ледяную холодность. Общаясь с ним, я изменилась, и сейчас, глядя на отца, ужаснулась, что была точной копией своего родителя. Совершенно правильно, что у меня нет детей. Таким как я и мой отец, лучше не оставлять потомства. Несмотря на наше фамильное богатство и прекрасное образование, мы всего лишь душевные уродцы, не любящие никого и ничего, в том числе и себя. Пройдет ни один десяток лет, пока я научусь любить людей. А мне уже сорок, возраст, больше подходящий для воспитания внуков, чем для вынашивания отпрысков.

– И что ты будешь делать в Москве? – презрительно-насмешливый голос отца отвлек меня от грустной философии.

– Не знаю. – я не успела подумать, чем буду заниматься. Смешно сказать, но, несмотря на работу в компании отца я, кажется, ничего не умею.

– Ты так себя так ведешь, потому что считаешь, что у тебя есть деньги. А если я скажу, что лишу тебя наследства? – в голосе отца зазвучали металлические нотки. – Ты же знаешь, что у тебя нет своих счетов. Всегда боялся, что какой-нибудь олух воспользуется твоей доверчивостью и охмурит тебя.

А вот сейчас он затронул тему, которую не выносила я. В свои сорок лет ни разу не была замужем, да и уж, наверно, и не выйду. Слишком поздно, чтобы приноровиться к другому человеку. К тому же вряд ли судьба еще порадует меня встречей с кем-то подобным Андрею.

– Ну, как видишь, олуха не нашлось, – как можно спокойнее сказала я.

– Но у тебя нет своих денег, Элоиза. Не думай, что если ты решишь остаться в Москве и бросить меня, я буду содержать тебя. Сама – значит, сама.

Я рассмеялась, хотя, наверно, мой смех прозвучал сродни рыданию. Кажется, к сорока годам женщине положено реализовать себя на работе, иметь взрослых детей и солидного мужа. Конечно, что-то может отсутствовать, но чтобы, как я, не иметь абсолютно ничего? Даже денег, в наличии которых мне бы и в голову не пришло когда-либо сомневаться. Какая же я дура, что позволяла отцу контролировать мою жизнь.

– Не понимаю причины твоего смеха?

Я встала с кресла. Откуда-то у меня появились силы, и я твердо решила, что останусь здесь и найду убийцу Андрея.

– Мне, кажется, нам уже не о чем разговаривать. Ты уезжаешь, я остаюсь.

– Какая же ты идиотка!

Отец вышел из комнаты с прямой спиной, не удостоив меня даже взглядом, словно я была одним из его партнеров, с которыми он безжалостно расставался, стоило им совершить какой-нибудь промах.

* * *

Наскоро одевшись, я свернула в ближайший переулок, еле сдерживаясь, чтобы не побежать бегом. Впервые осмелилась ослушаться своего родителя, впервые сделала свой выбор. Вы можете смеяться. Кто-то умеет поступать по-своему с малолетства, а кто-то проживает лучшие годы под гнетом отца. Ну что ж?! Говорят, что в сорок лет жизнь только начинается. И некоторое время назад я могла бы с этим согласиться, но сейчас, когда Андрея нет, все кажется бессмысленным и пустым.

Андрей! До сих пор не верится, что это могло произойти с тобой. С тобой, так любящим жизнь, как дай Бог каждому. Как правило, люди редко оказываются довольны. Мы всегда хотим большего: больше денег, больше любви, больше развлечений. Нам не приходит в голову, что счастье вовсе не в этом. Мы не умеем получать удовольствие от начала нового дня, не обращать внимания на погоду или на то, есть ли с тобой рядом кто-то, разделяющий твое одиночество. Это не главное. Наступило утро – и ты живешь. Слишком просто, чтобы говорить об этом, и слишком сложно, чтобы однажды проснуться и почувствовать себя счастливым, несмотря ни на что.

* * *

Мысль, что я когда-нибудь останусь без денег, никогда не приходила мне в голову. Моя семья, еще с позапрошлого века считалась состоятельной. Когда в России произошла революция, дед успел переправить свои капиталы во Францию. Отец, считая себя французом, потому что родился в Париже, ненавидел Россию всем своим сердцем, и для этого была особая причина. Причина, из-за которой в нашей, известной своим первым в России банкирским домом, в семье Петушинских произошел раскол.

Я огляделась. Куда же я иду, не разбирая дороги? Меня не покидало ощущение, что я должна что-то сделать. Высветившаяся передо мной вывеска «Раффайзен банк» направила мои мысли в нужное русло. Деньги. Я должна снять оставшиеся деньги с кредитной карточки, пока ее не заблокировал мой отец. Нисколько не сомневалась, что он сделает это в надежде на то, что я вернусь исполнять его поручения, как побитая собачонка.

Я не вернусь. Если не ошибаюсь, на моем счету должна оказаться солидная сумма, которую отец перечислил на расходы адвокату. А деньги сейчас мне очень пригодятся, чтобы прожить в Москве, пока я буду проводить собственное расследование.

Я подошла к окошку и протянула кредитную карточку симпатичной девушке.

– Я бы хотела снять некоторую сумму.

– На входе есть банкомат, – равнодушно заметила она, ткнув куда-то за окно длинным ногтем, покрытым красным лаком.

– Мне бы не хотелось делать это на улице, – тихо сказала я.

Она с неудовольствием посмотрела на меня и взяла карточку.

– Какую сумму вы желаете снять?

– Всю, – выдохнула я, мысленно подгонял ее. Мой отец мог в любой момент заблокировать счет.

После некоторых манипуляций с картой на ее кукольном, накрашенном личике отразилось нечто, похожее на уважение, впрочем, быстро сменившееся завистью. Она внимательно посмотрела на меня, что-то прикидывая.

– В нашем банке нет столько наличности. Нужно заказывать заранее.

– Хорошо, тогда откройте новый счет на мое имя и перегоните туда деньги. Это вы можете сделать? И побыстрее, я тороплюсь.

– Да, сейчас.

У нее на столе зазвонил телефон, и она с кем-то долго разговаривала, а я чувствовала, что начинаю терять терпение.

И все-таки Бог оказался на моей стороне, и мы успели перевести деньги на мой новый счет. Я выбросила карточку в урну и испытала тайное злорадство, что в этот самый момент отец получил сообщение о том, что с моей, а точнее с его карты, перечислены все деньги.

Я вышла на улицу и вновь бесцельно побрела, пока не оказалась на Патриарших прудах. Боль от утраты вновь захватила меня. Больше никогда мы с Андреем не придем сюда и не посидим здесь на скамейке.

Я вытерла скатившуюся по щеке слезу. Куда же мне пойти? В отель возвращаться не хотелось. Мой взгляд упал на открытую веранду рядом с рестораном. Спустилась по ступенькам к самому пруду, села за столик и заказала пиво. Официант принес запотевший бокал. Было еще слишком рано для посетителей, я сидела совершенно одна и думала, что делать дальше. А потом мои мысли вернулись к тому дню, когда отец отправил меня в Москву.

* * *

Когда Роман Федорович вошел в кабинет, где я работала, мой взгляд метнулся на часы, висевшие на стене. Неужели уже пришло время ланча? Только я могла сварить ему тот кофе, который ему нравился. Еще одна почетная обязанность, которую навесил на меня отец, несмотря на то, что это должна делать секретарша.

– Будешь кофе? – я привычно метнулась к кофеварке.

– Сядь. – он махнул рукой. – Нужно поговорить.

– Да? – Я послушно опустилась на стул, быстро перебирая в уме те просчеты в работе, которые могла допустить. Неужели это из-за нашего нового клиента, с которым была недостаточно внимательна? Или я не успела проверить оплату счетов?

– Элоиза, ты едешь в Москву.

– В Москву? – как попугай повторила я, потому что много лет мечтала об этом, но каждый раз у отца находилась веская причина, чтобы меня не отпустить. Я читала все, что могла достать о России. Эта странная огромная страна будоражила мое воображение. Возможно, в этом виновата моя мать с ее рассказами. Моя бедная мамочка, которая так и не смогла прижиться в чопорном Париже. Слишком часто я заставала ее за рассматриванием старых фотографий, слишком часто ей снились сны, после которых она плакала. Конечно, она задыхалась с моим деспотичным отцом, который всю жизнь считал, что облагодетельствовал ее. Всю жизнь, до тех пор, пока не нашел ее мертвой в их супружеской кровати, когда она выпила упаковку снотворного.

Думаю, отец чувствовал себя виноватым. После ее смерти он совсем замкнулся и стал обращаться со мной еще строже, чем раньше.

Роман Федорович сел напротив меня и нетерпеливо застучал пальцами по столу, это означало, что он волновался.

– Конечно, было бы лучше поехать мне, – наконец, начал он. – Но ты знаешь, сколько у меня переговоров. Надеюсь, ты справишься. Имей в виду, это дело чести нашей семьи. Сейчас, когда Сергей умер, надо заявить о своих правах на наследство. Иначе это сделает его гаденыш, которого он усыновил.

– Зачем ты так, отец? – удивилась я.

– Надеюсь, ты помнишь, что мой братец Степан опозорил нашу семью и примкнул к революционерам? Он, видите ли, считал, что иметь капитал неприлично, верил в эти бредовые идеи марксизма-ленинизма о братстве-равенстве. В общем, эта история глубоко ранила моего отца. Я уже не говорю о его матери, которая не смогла пережить такого предательства.

Я хорошо помнила эту давнюю историю, хотя в моей семье о ней говорили редко. Но уж если вспоминали, то каждый раз с ненавистью, несмотря на прошедшие годы.

– Неужели вы так и не встречались с братом? – осмелилась спросить я.

– С кем? С этим подонком? О чем ты, Элоиза? Я ненавижу эту страну за то, что она сделала с нашей семьей.

Я вздохнула, думая о том, что наша семья, несмотря на революцию, осталась богата.

– Ладно, объясняю суть дела. Сергей, уж не знаю какими путями, смог оформить на себя особняк, который построил еще твой дед Федор для своей семьи. Как только в России случилась перестройка, я всеми путями пытался вернуть наш дом. Мои люди работали над этим вопросом. И вот однажды мне сообщили, что особняк выкуплен какой-то фирмой. Я продолжил расследование и обнаружил, что учредителем этой фирмы является Сергей. Ты можешь представить себе весь цинизм положения?

– Может быть, Степан пожалел, что связался с революционерами и поссорился с семьей? – заметила я, продолжая думать не о выкупе дома, а о том прошлом, которое не давало всем покоя.

– Не выдумывай! – оборвал меня отец. – Степка был еще щенком, когда все это произошло. Он и понимать ничего не мог в то время. Да и с годами не поумнел. Но это не важно. Наша задача вернуть фамильный дом. Они там музей какого-то писателя, кстати, тоже революционера, устроили. В нашем-то доме?!

Тогда нас прервали. Отец ушел на переговоры, а я стала готовиться к отъезду.

Глава 3

После изумительной прогулки по ночной Москве, Андрей привел меня к отелю «Марко Поло». Мне не хотелось уходить, несмотря на усталость. Казалось, никогда в жизни я не была так счастлива. Мне понравилась Москва и, к своему ужасу, я осознала, что за несколько часов успела влюбиться в Андрея. И это было так не похоже на меня и так опрометчиво.

– До свидания, Лиза, – его мягкий голос обволакивал и успокаивал. – Надеюсь, мы еще встретимся. Что ты делаешь завтра?

– Завтра, – повторила я, словно старалась что-то припомнить, хотя на самом деле просто пыталась скрыть радость: ведь я, наверно, понравилась ему, если он хочет со мной встретиться. – Завтра у меня деловая встреча днем, а потом свободна.

– Ты здесь в командировке?

Весь вечер у меня чесался язык, рассказать Андрею какое отношение я имею к особняку Петушинских. Я вздохнула. Дольше скрывать не имело смысла.

– Мне нужно кое в чем признаться. Дело в том, что Федор Петушинский мой дедушка, – начала я. – По лицу Андрея сразу пробежала тень, он выпустил мою руку и отшатнулся, словно он получил пощечину.

– Я должен был догадаться. Элоиза, Париж. Какой же я дурак. А я ведь подумал, что вы и на самом деле заинтересовались музеем. – Андрей снова перешел на «вы», словно и не было вечера, проведенного вместе. – Так неужели все это было игрой? Зачем вы это сделали?

Я молчала: тоненькая ниточка симпатии между нами порвалась, и после моего признания новый знакомый видел во мне только врага, который хотел лишить его наследства.

– Но это же вы пригласили меня осмотреть дом. Знаете, мне даже не пришло в голову, что вы и есть тот самый человек, который… – я замялась. – Я даже имени вашего не знала.

– Неужели? – Андрей прищурился. – Вы не знали моего имени?! Ваш отец никогда не упоминал его в разговоре?

– Нет.

– Не врите.

– Я не вру.

На самом деле мой отец называл его обычно «подонок» или «урод».

Андрей покачал головой. Он избегал смотреть мне в глаза, вид у него был, как у обиженного ребенка, – он хотел сделать приятное, а его обманули, но я ни в коей мере не хотела его обидеть. Но нужные слова не шли у меня с языка. Я, в общем-то, черствый человек, жалеть не умею. Извиняюсь с трудом, – отец внушил мысль, что мы особенные. Пауза затянулась, и когда я начала, было уже поздно.

– Поверьте, Андрей, я…

Он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза.

– Не надо, Элоиза. Я все понял. Ваша роль была сыграна мастерски. Хотя не знаю, зачем вы так старались. С вашими-то деньгами вы можете устанавливать собственные правила. Возможно, правда, что вам, как и многим богатым дамочкам стало скучно, и вы решили развлечься. Всего вам хорошего. Увидимся у адвоката.

Он повернулся и исчез в темноте, прежде чем я успела что-то сказать. Вздернув подбородок, я вошла в отель, стараясь не расплакаться. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь увидел слезы «богатой дамочки».

Я проснулась от звонка. Женский любезный голос, сообщил, что меня ждут в вестибюле.

– Кто? – удивилась я.

Она прикрыла трубку и спросила:

– Как вас представить? – пауза. – Вас хочет видеть Андрей.

– Скажите, что я сейчас спущусь, – бросила я в трубку и бегом побежала в ванную. Сборы заняли у меня всего пять минут. Так я боялась, что он уйдет.

– Лиза!

– Андрей!

– Простите меня. Я не спал всю ночь. Я думал о вас, о нашем вечере. Я понял, что вы не смогли бы притворяться.

– Мы уже решили, что будем на «ты», – мягко сказала я, стараясь не смотреть на него слишком преданно и не улыбаться так глупо.

– Да, но тогда я не знал, кто вы.

– А мне показалось, что вы не делаете различий между людьми.

– Это так. Но ведь мы оказались врагами. А я меньше всего хотел бы этого. Зачем Роман Федорович послал вас?

– Вы жалеете, что встретились со мной?

Наверно, мой голос звучал так жалобно, что его лицо просветлело, а губы дрогнули в мальчишеской улыбке.

– Мы условились на «ты».

– Но я тогда не знала, что мы враги.

Андрей засмеялся, взял мою руку и поцеловал.

– А, знаешь что, Лиза, к черту все это. Сегодня хороший день, светит солнце. Пойдем завтракать. Здесь рядом есть кафе, где варят чудесный кофе. А пирожные просто восхитительны.

В этом был весь Андрей. Он всегда старался решить проблему мирным путем.

– Конечно. Я только поднимусь за сумкой. Ты не исчезнешь так же внезапно, как появился?

Он покачал головой и уселся на диван.

Проходя мимо девушки за стойкой, я поймала ее взгляд, устремленный на Андрея, – она не сводила с него глаз. Девушка показалась мне хорошенькой, и я вдруг почувствовала себя старой. В номере перед зеркалом я рассматривала свое лицо и не находила в нем ни одной привлекательной черты. Ну, может, только глаза. Я вздохнула: и в молодости не была красавицей, а уж теперь-то и вовсе. Пригладила выбившийся из пучка завиток и поправила лацкан пиджака кремового цвета. Посмотрела еще раз на свое отражение: пожалуй, единственный плюс в том, что с возрастом я не поправилась.

Конечно, когда я вышла, Андрей стоял у стойки, и девушка кокетничала с ним. Он улыбался, слушая ее болтовню. Я подумала, что она, наверно, уже сунула ему свой телефон. Они казались мне такими молодыми и беззаботно-счастливыми. Как бы я хотела отдать свои сорок лет скучной обеспеченной жизни и начать все заново. Если бы кто-то знал, как я завидовала этой девчушке, которая с завистью бросила взгляд на мое дорогое кольцо, когда я отдавала ей ключ от номера. Эх, милая, если бы ты знала, как ценна молодость и свобода. И если бы ты получше узнала мою жизнь, то перестала бы завидовать.

Мы допивали по второй чашке кофе, когда мне позвонил адвокат, с которым вел дела мой отец, и с которым я должна была встретиться в Москве и сообщил, что заболел. Он очень просил дождаться его выздоровления, потому что потратил столько времени на наше дело и точно знал, как его выиграть. Он говорил что-то еще, но я не слушала. Задержка давало мне время разобраться и сделать собственные выводы. Возможно, мой отец будет искать кого-то другого, но за это время я смогу провести собственное расследование. Андрей оказался мне совсем не таким, как утверждал отец. Он совершенно не был похоже на человека, который обманным путем решил завладеть чужой недвижимостью. И вообще, во всей этой истории что-то не сходилось. К тому же я по-прежнему не понимала, зачем нам этот особняк в Москве, фамильный дом, в котором ни я, ни мой отец никогда не жили и жить не собирались, у нас двоих и так слишком много недвижимости.

Я бросила телефон в сумку и посмотрела на Андрея, деликатно отвернувшегося к окну.

– Звонил Владимир Петрович, наш адвокат – начала я.

Андрей нахмурился.

– Во сколько встречаемся?

– Владимир Петрович сломал ногу, поэтому встреча откладывается.

– Мне жаль, но передышка нам кстати, правда? – он коснулся моей руки. – Нам нужно узнать друг друга лучше.

Бог знает, что он вкладывал в эти слова, но мое глупое сердце уже забилось. Я отхлебнула кофе, чтобы он не заметил моего смущения.

– Лиза, я не хочу бороться с тобой. И, тем не менее, я не могу позволить твоему отцу выиграть это дело. Если он получит этот дом, он продаст его или сдаст в аренду какому-нибудь банку и здесь больше не будет музея.

Я знала, что Андрей прав, хотя мой отец терпеть не мог подобные заведения. Он всегда говорил, что только чудаки ходят смотреть на чужие носки, выставленные на всеобщее обозрение. И, вообще, какое дело в какой постели спал, например, Лев Толстой? Читайте его книги и не лезьте в личную жизнь.

– А если, предположить, что особняк достанется тебе, что ты с ним сделаешь? – спросила я, впиваясь глазами в лицо Андрея.

– Оставлю все как есть. Единственное, что хотелось бы присматривать за особняком. Возможно, я нашел бы спонсоров, здание давно не ремонтировалось.

– Ты хочешь оставить в нем музей?

– Конечно. Хочу, чтобы учителя по-прежнему приводили туда школьников. Я бы даже отменил входную плату. Кроме того, я бы поставил еще несколько стендов, чтобы рассказать об истории дома, о семье Петушинских, о которой сейчас очень мало информации. Наверно, здесь мне бы потребовалась твоя помощь. Ну и, конечно, мне бы очень хотелось рассказать историю Степана.

– В нашей семье Степана, твоего деда, считали предателем и старались о нем не говорить. Хотя я уверена, что он верил в то, что делал, если решился пойти против своей семьи, к которой был привязан.

– Степан жил этим, – грустно подтвердил Андрей. – Он не сомневался, что революция изменит мир и до конца дней сожалел, что так и не смог найти способ попросить прощения у родных. После перестройки дед понял, что ошибся в революции, мы вернулись к капитализму, с которым он боролся. Он говорил об этом чуть ли не со слезами, считая, что ему была отпущена такая длинная жизнь, чтобы испить чашу страданий до дна. Когда в девяностые годы оказалось, что можно чуть ли не за копейки приобретать недвижимость, отец смог взять особняк сначала в аренду, а потом и вовсе переоформить право собственности на себя.

Я молча слушала его, думая о Степане. Откуда же у меня все-таки это чувство, что я его знала.

– Степан когда-нибудь приезжал в Париж?

– Конечно, нет. До перестройки у нас был «железный занавес».

– Но некоторые же ездили, например, в командировки?

– Его бы никогда не выпустили, потому что у него были родственники за границей. В тридцатые годы он все время боялся, что за ним придут, но все обошлось.

Я верила каждому слову Андрея, – не был Степан ни подонком, ни предателем. Жаль, что его постигло такое разочарование в деле, ради которого он пожертвовал семьей.

Андрей отвлекся на звонок мобильного телефона, а я вновь вспомнила те странные ощущения, которые испытала в музее: расположение комнат, которое я без труда нарисовала, фотографию Степана, упавшая мне под ноги. Вечером я долго вглядывалась в его лицо, напрягая память, но, видимо, обстановка в номере гостиницы мало способствовала этому. Возможно, что-то я смогу понять, если еще раз приду туда. От одной мысли руки покрылись мурашками. Андрей положил телефон в карман и пристально взглянул на меня:

– Что ты почувствовала вчера, когда мы вчера были в доме? Сейчас ты можешь об этом рассказать?

– Я уже тебе говорила: у меня возникло дежавю, – нервно улыбнулась я. – Мне показалось, что я очень часто бывала в этом доме, приходила к Степану. Когда увидела его портрет, поняла, что знаю этого человека. Так что уже начинаю думать, что потихонечку схожу с ума.

– Лиза, с тобой все в порядке. Просто Степан, как бы это тебе сказать, он существует. – чашка с остатками капучино выпала из моей руки и разбилась на полу. К нам быстро подскочила уборщица и начала вытирать коричневую лужицу.

– Существует?! – почти выкрикнула я, не обращая никакого внимания, что посетители за соседним столиком поглядывают в нашу сторону. – Что ты имеешь в виду? Ты же сказал, что он умер.

– Я имею в виду его душу.

– Душу?

– Да, душу. – Андрей смотрел на меня с вызовом. – Его душа осталась там, в этом доме. И вполне возможно, поэтому и упала его фотография, когда ты вошла. Наверно, дед хотел показать тебе, что он здесь. Возможно, он ждет тебя, чтобы объясниться. Ведь ты Петушинская.

Ждет, чтобы объясниться? Да как такое может произойти?!

– Мне нужно на воздух, – пробормотала я и, выскочив из кафе, почти бегом побежала в сторону гостиницы.

Андрей догнал меня уже на углу. Я хотела убежать от него, от себя, от всего того, что мучило меня и не давало покоя. Я привыкла жить обычной жизнью. Мой каждый день был похож на предыдущий: работа, дом, забота об отце. В Москве со мной начали происходить вещи, суть которых я не могла уловить и боялась в них разбираться.

– Лиза, я не хотел вас напугать, – когда Андрей волновался, он всегда переходил на «вы». – Вы должны сами прийти к этому.

Я резко остановилась, и он чуть не налетел на меня.

– Прийти к чему?

– К тому, что Степан существует, и что вы с ним связаны. Ваш приезд не случаен. Я почти уверен, что дедуля хочет что-то сказать.

– Да что ты несешь?

– Поверь мне, Лиза. Просто поверь.

Вид у Андрея был несчастный, но он не сдавался, хотел меня убедить.

– Послушайте, Андрей. Мне кажется, что мы не должны затрагивать эту тему. Если вы хотите, чтобы мы общались.

Внезапно я поняла, что именно сейчас была копией своего отца. Точно таким же холодным тоном, он запрещал мне говорить о матери. Именно поэтому я тоже стала обращаться к Андрею на «вы». Хотела поставить его на место.

Андрей с удивлением смотрел на меня.

– Знаете, Лиза, я никак не пойму: какая же вы настоящая. Впадаете из искренности в надменность так легко, словно в вас борются два человека. Будьте сама собой.

– Держите при себе ваши дурацкие советы! – холодно заметила я.

– Ладно. Я вам надоел?

Я сразу пришла в себя: он выглядел обиженным.

– Господи, конечно, нет, – на моих глазах выступили слезы. Кажется, в этом городе я превращаюсь в истеричку. – Я просто не могу сейчас думать об этом. Я материалистка. Я тело. Я не верю, что душа существует. Есть только эта жизнь, а после – ничего. А ты вгоняешь меня в разлад с самой собой.

– Прости, – Андрей достал из кармана платок и протянул мне. А потом сделал именно то, что я хотела: он обнял меня. – Я не буду говорить об этом, пока ты сама не захочешь. Пойдем, посидим на скамейке на Патриках. Я люблю Пруды по утрам – в это время там почти никого не бывает.

Я сидели у самой воды, наблюдая за парочкой белых лебедей, окруженных свитой рыжих уток. Я спросила его, почему, если все-таки дом достанется ему, он не будет его продавать.

Андрей улыбнулся.

– Меня не интересуют деньги.

– Не интересуют деньги? – удивилась я. – Ты хотя бы представляешь, сколько может стоить этот особняк в центре Москвы? Ты мог бы обеспечить себя на всю жизнь.

– Зачем мне это? У меня нет семьи, а мне самому вполне хватает того, что я зарабатываю.

– Но ведь когда-нибудь ты захочешь иметь семью, детей. Ты нравишься женщинам. Я видела, как они на тебя смотрят. – от вылетевшего помимо моей воли комплимента пришлось прикусить язык. Веду себя так, словно имею на него какие-то права. Да что он может подумать?!

– У меня была когда-то семья. Но моя жена не захотела жить в коммуналке.

– Это ерунда. С тобой можно жить где угодно.

Я сказала это так горячо, что Андрей недоверчиво покосился на меня, подумав, не издеваюсь ли я над ним.

– И все-таки единственная женщина, которую я любил, не смогла. Она стала настаивать на размене, а я не мог это сделать из-за соседей.

– Они были против разъезда?

– Я не стал и никогда не стану их спрашивать. Я считаю их своей семьей. К тому же они уже старенькие и скоро за ними понадобится уход.

– То есть ты хочешь, чтобы потом после их смерти тебе досталась вся квартира? Ну что ж, это разумно.

Андрей посмотрел на меня с таким презрением, что я опять пожалела о своих словах.

– Да как ты могла такое подумать?! Я же сказал, что они моя семья.

– Прости. Ты связался не с тем человеком, я слишком эгоистична.

Он взял в ладони мое лицо и долго смотрел на него. В этом жесте не было ничего сексуального. Скорее он хотел заглянуть внутрь меня. Понять меня. Понять, почему я стала такой.

– Ты хорошая, – сказал он, наконец, отпуская меня. – Просто не знаешь себя. А потом, извини меня, прожить всю жизнь с таким чудовищем, как твой отец и не перенять что-то у него невозможно.

Я хотела бы обидеться на его слова, но не могла: знала, что он прав. Именно поэтому и ушла из жизни моя мать. Она не смогла найти в себе сил, чтобы жить. Даже ради меня. И я ее не обвиняю.

– И все же, Андрей, неужели ты не смог найти какой-нибудь компромисс с женой? Объяснил бы ей, как тебе дороги эти люди.