Текст книги "Голая королева"

Автор книги: Татьяна Гармаш-Роффе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Кис ее поблагодарил.

– Короче, – продолжала Катя, – директор ресторана сначала их взять-то взял, но контракт с ними не продлил. Нашел, что не так уж они хороши, видать. И Марго с Алей решили уволиться и уйти с этой группой. Марго уже к тому времени чуть не «менеджером» у них стала, нашла им какие-то еще контракты. А Аля так… На побегушках, наверное. Что она там еще с ними могла делать? И зачем уволилась из ресторана? Может, одна боялась остаться, без Марго, – с явной неприязнью предположила Катя. – А может, еще какая-то причина, не знаю. Она мне вскоре перестала писать. Год прошел или даже больше, как она вдруг мне написала, что сменила адрес, что учится на курсах секретарш и работает. Адрес новый просила никому не давать, если спрашивать будут. А потом она встретила Мурашова, он вам уж, наверное, сам рассказал.

– Почему вы решили, что Алина сбежала от Марго? Может, она просто переехала…

– Как – почему? Она мне сама так написала! – возмущенно воскликнула Катя. – Я хорошо помню, так прямо и написала – «я от них сбежала»!

– Она вам причину указала?

– Да я ведь вам сказала, что от таких, как Марго, надо держаться подальше! Аля наконец поняла это!

– Я бы хотел узнать, Катя, как Алина это объяснила сама…

– Так то же самое! Что я была права! Что этот образ жизни ей не нравится! С Марго, с музыкантами этими… Еще она написала, что она не жалеет, что это был для нее опыт, который не позволит ей сделать ошибки в новой жизни… Что она теперь знает жизнь и так далее.

– И что означает «сбежала»? Тайком, что ли?

– Именно! Никому не сказала, собрала свои вещи и переехала по новому адресу.

– Вы знаете почему? Почему не сказала никому?

– А что, по-вашему, Марго способна ее понять? Марго – она примитивная, как инфузория. Ей объяснять – замаешься. Только скандал может устроить, и все. Да и эта свита ее, музыканты… Они бы не отпустили Алю.

– Они ее пытались искать? К вам кто-нибудь обращался за ее адресом?

– Ко мне – нет. У меня никто не спрашивал.

– Понятно. Так, значит, по-вашему, до встречи с Мурашовым у Алины не было никакого друга, никакого мужчины? Никаких брачных предложений?

– По крайней мере, она мне ничего такого не писала.

– Вы только переписывались все это время? Не встречались?

– Виделись, когда она уже с Мурашовым познакомилась. Я на свадьбе у них была тоже.

– А после ее замужества?

– Я два раза ездила к ним, у них на даче останавливалась. Первый раз через полгода после свадьбы. А второй – еще через год.

– И с тех пор вы не встречались?

– Нет. Только переписывались.

– Какое у вас впечатление, счастлива она в браке?

– Не знаю. Аля вообще очень странная. То она такая тихоня, всего боится, то вдруг решит, что знает, как надо поступать, – и поступает, советов не слушает. Решила замуж выходить за Мурашова. Я, конечно, понимаю, партия хорошая, но я ей говорю: «Ты хорошо подумала? Ты его-то любишь?» И знаете, что она мне в ответ? «Какая разница, – говорит, – в семейной жизни не это главное». А что, интересно, главное? И это Аля, которая всегда мечтала о настоящей любви, о такой, знаете, как в романах! Я даже боялась за нее – где найдешь в наше время настоящую любовь, возвышенную! Смотрите, на экранах только что делается – от манекенщиц всяких, моделей там, проходу нет! Как будто красивое лицо и длинные ноги – самое главное! Кого сейчас интересуют душа, благородство, ум, искренние чувства? Эх, что и говорить…

– Так Алина вам сказала, что любовь – это неважно? – вернул Катю к теме Кис.

– Да. Я тогда удивилась… Ну, думаю, должно быть, у нее новая теория! У нее все время какие-то теории. Например, одно время она считала, что настоящую любовь надо заслужить. Не перед человеком, которого ты полюбишь, ты его, может, даже пока и не встретила, а так…

– Перед богом, что ли? – попытался помочь ей Кис.

– Нет. Ну что-то вроде того, что хорошее притягивает к себе хорошее. Она этими мыслями со мной только делилась, больше ни с кем. Кто бы ее еще мог понять!

– А какие у нее еще были «теории»?

– Когда она решилась к Марго ехать, я ей напомнила про все эти ее рассуждения. А она мне заявила, что теперь она поняла, что стремиться общаться только с хорошими людьми – это род гордыни. Надо быть терпимой к слабостям… Так, кажется. Да, я даже ее спросила: «Так ты меня бросаешь и уезжаешь к Марго, чтобы не быть гордой?»

– Значит, когда она замуж выходила за Мурашова, у нее была, по вашему мнению, не любовь, а теория?

– Я не могу вам точно сказать. Она за то время, что мы не виделись, изменилась, стала не такая, как раньше. Стала будто больше уверена в себе, все время улыбалась, так, знаете, немножко иронично. Вроде над собой ирония или над всеми – не поймешь. Как бы все в шутку делает. А ты ломай голову: любит – не любит, всерьез говорит или нет!

– Ну, а по вашим ощущениям? Слова словами, но ведь что-то можно и почувствовать? – наводил Кис.

– Ох, вы меня замучили. Не знаю я. И по ощущениям – не знаю. Со стороны все вроде бы нормально, хорошая такая пара, внимательные друг к другу. Муж у нее человек очень приятный, вежливый, настоящий джентльмен. Да вы и сами, верно, видели?

– Ну подумайте, Катя, влюбленные люди то взглядом перекинутся, то дотронутся, то улыбнутся. Такие мелкие знаки особенного внимания. Не замечали?

– Могу вас заверить, друг на друга они не кидались. Аля вообще не такая, как эти все, которые на улицах чуть не любовью занимаются, напоказ, как животные. Да и муж ее – человек воспитанный.

– Хорошо, – сдался Кис, чувствуя, что он не сумеет объяснить Кате предмет своего вопроса, – хорошо, а вот скажите мне, изменились ли их отношения со временем? От вашего первого приезда до второго?

Катя задумалась, созерцая грязный столик.

– А ведь, пожалуй, вы правы… – произнесла она наконец. – Действительно правы… Я теперь понимаю, что вы имеете в виду. Что-то у них таки изменилось. Не сумею вам в словах выразить, но изменилось. Как, знаете, вроде выключили что-то или занавес опустили, как в театре…

– Будто спектакль закончился, вы хотите сказать?

– Это, может, чересчур сильно сказано, что спектакль, но сравнение ваше похоже… Вроде как роли свои сыграли – и разошлись. Каждый в свой угол. Только «да, дорогой», «да, дорогая» – и все.

– Как по-вашему, могла Алина уйти от мужа?

– Это было бы очень глупо.

– Я понимаю, Катя, это ваше мнение, – начал терять терпение Кис, – но я хотел бы узнать – Алина могла бы это сделать?

– От нее никогда не знаешь, чего ждать. Это такая тихоня, знаете, в тихом омуте черти водятся. Могла, наверное. Она советов не ждет и не слушает. Если б слушала, столько бы глупостей не наделала! А потом, чего вы спрашиваете? Она ведь таки уже ушла, как я вас поняла? Так чего ж теперь спрашивать!

– Верно. Но я должен проверить все возможности. Как вы думаете, Катя, если Алина решила уйти от своего мужа – это в ее характере уйти вот так, не сказав ни слова, ничего не объяснив, просто исчезнуть?

– А как она, по-вашему, сделала с Марго? Так и сделала!

– Ну это разные вещи – то подруга, а то муж.

– Ну, не знаю. Аля на все способна.

– Она оставила свою машину. И драгоценности тоже не взяла. Что вы мне на это скажете?

– С нее станется!

– То есть вас это не удивляет?

– Меня уже ничего не удивляет.

– Скажите мне, Катя, вы бы к коричневой юбке взяли темно-синюю сумку?

– Темно-синюю?

– Да, с белой каемочкой.

– А кофточка какая?

Кис достал из кармана бумажку:

– Бежевая. Майка. Трикотажная.

– Это Аля так была одета?

– Аля.

– Ну, смотря куда. Если в магазин – то мне все равно, какого цвета. А если в гости… С белой каемочкой?

– Я уже все понял, Катя, спасибо.

– Нет, не взяла бы, наверное…

– Спасибо, я уже понял.

– Хотя смотря какого оттенка…

– Вы мне уже ответили на мой вопрос, я уже вполне удовлетворен вашим ответом, спасибо, Катя! Скажите мне лучше, куда она могла отправиться, по-вашему?

– Ох, что вам сказать? Аля со мной все меньше и меньше делится своими мыслями и планами. Раньше она мне все рассказывала, всем со мной делилась… А теперь даже не предупредила, что Алекса собирается бросить…

У Кати положительно была потрясающая способность переводить разговор на себя. Но Кис давил подступающее раздражение, испытывая скорее жалость к этой нескладной девахе, чем неприязнь.

– Так вы думаете, что она просто ушла от мужа?

– Не пойму я вас, Алексей Андреевич, вы ведь мне сами так и сказали!

– Вообще-то я сказал, что она исчезла. Но, судя по всему, ушла она сама, добровольно…

– И потом, что еще могло произойти? Что, ее могли похитить?

– Это ее муж так думает, но я, признаться, сильно сомневаюсь.

– Вот видите. У нее врагов нет. Ее всерьез-то никто не воспринимает – она безобидная, как птичка. И к тому же жаловалась она мне в письмах, что у нее жизнь пустая, скучная. Так и ушла, наверное! Глупо, конечно, опять она советов моих не послушалась, а я ей говорила, не валяй дурака, у тебя все есть, о чем другие только мечтать могут…

– Могла она, по-вашему, вернуться к прежней компании? Вам неизвестно, Алина с ними не возобновляла контакт?

– Аля – нет… – Катя усмехнулась. – А вот они – да!

Она кинула на Киса взгляд, который можно было бы назвать торжествующим. Кис, поглядывая на ее возбужденное лицо, ожидал продолжения, но и Катя ждала вопроса. Тогда он его задал:

– Что вы этим хотите сказать?

– То, что я была права! – выпалила Катя. – Я ее сразу предупредила, что нельзя с Марго связываться, хорошего не жди!

Она замолчала, смакуя собственную правоту, и Кису снова пришлось отвлечь ее от сладостного самосозерцания:

– Я вас правильно понял: Марго возобновила контакт с Алиной?

– Именно. И знаете зачем? Чтобы выпросить у Али обноски! Видно, совсем плохи ее дела!

– Да как же Марго ее нашла? Ведь, как вы сказали, Алина сбежала, адреса не оставила и со своей стороны контакт с бывшей подругой не возобновляла?

– Не знаю. Аля мне только написала, что Марго каким-то образом нашла ее адрес и прислала ей письмо.

– Письмо!.. И в письме попросила вещи?

– Ну да. Написала, что просит Алю помочь ради старой дружбы или что-то в этом роде.

– И примерно когда Аля получила это письмо, вы знаете?

– Пару месяцев назад, по-моему.

– А нынешний адрес Марго вам неизвестен? Может, она живет на прежней квартире? Аля не упоминала?

– Нет. Не знаю, знает ли Аля, а я не знаю. И знать не хочу, прошу заметить.

– Заметил. Что еще было в письме Марго?

– Я уже не помню точно. Но смысл у Марго был такой, что нехорошо, мол, старых друзей забывать, смотри, в гости к тебе придем всей компанией…

Кису не хотелось признаваться, что он читал письма Кати к Алине. Но в ее письмах не было никаких комментариев типа «я тебя предупреждала и была права», что ему показалось довольно странным. Он решил зайти с другой стороны:

– Кроме писем, вы еще как-то общаетесь? Перезваниваетесь?

– Иногда. Но если вы имеете в виду, что она мне что-то еще по телефону говорила, то нет. По телефону – это так, про здоровье, про родителей моих спрашивает и так далее. Аля, во всяком случае. У нее там этот секретарь все время вертится, подслушивает. Так что у нас с ней исключительно светские разговоры. Я, конечно, другое дело, я могу себе позволить что-то сказать, он же не слышит. А Аля только на вопросы отвечает. Вот, например, несколько дней назад я ее спрашиваю: «Как там Пасечник, все еще побирается, обноски выпрашивает?» А Аля мне в ответ: «И не только». Понимаете, она из-за секретаря так отвечает, не хочет вслух говорить. Ну, я догадалась: «Что значит «не только»? – говорю. – Неужто ты ей и деньги даешь?» Ну, Аля подтвердила… Я ей, знаете, прямо так и сказала: «Да гони ты эту дрянь Марго, не давай ей ничего! Я тебя еще тогда про все предупредила, когда ты к ней в Москву собралась уезжать? Предупредила! Может, ты наконец советы научишься слушать? Так вот, мой тебе совет: гони Маргошку, и баста!» Так и сказала ей, что вы думаете!

– А что Алина?

Катя пожала плечами и ничего не ответила, отчего-то покраснев.

– Значит, секретарь подслушивает разговоры?

– Так мне Аля сказала.

– Если он подслушивает по параллельному аппарату, то ваша конспирация ничему не служит – он слышит вас обеих!

– Не знаю, Аля не говорила как. Просто у нее доверия к нему нету. Противный тип, замечу между прочим. Так на меня посмотрел, когда я пришла! Вроде как на мне этикетки вывешены, а на них цена каждой вещи. И презрительно отвернулся – недостаточно дорогая цена, видать… Я бы на Алином месте нажаловалась на него мужу да и выгнала бы его к черту. А Аля говорит: «Противный – не доказательство. А жаловаться на него не за что. Он ведет себя безупречно». Ну выдумала бы, что он к ней в отсутствие мужа приставал! Тоже мне, премудрость великая! Но она не хочет – слишком порядочная. А какой, скажите мне, смысл быть порядочной с непорядочными людьми?.. Поэтому мы все в письмах друг другу пишем. Так что давайте-ка я лучше принесу вам их. Если они вам помогут Алю найти – то в добрый час. А найти ее надо, и поскорее, а то опять глупостей наделает. Уйти от такого мужа – ну скажите мне, это же уму непостижимо! Ради чего, я вас спрашиваю? Куда? Я всегда за нее беспокоилась, она ведь как ребенок! Вечно идеи какие-то, вечно решения принимает самые несуразные!

Катя подняла свое грузное тело из кресла и отправилась за письмами Али.

Глава 14

…Пять минут протекли с убийственной медлительностью, напрягая их тяжелое молчание каждым содроганием стрелки. Аля судорожно искала какую-нибудь разрядку, понимая, что пребывание с Филиппом наедине было опасным.

– Я есть хочу, – сказала она небрежно. – Давай поедим, а?

Филипп подумал.

– Вообще-то я тоже хочу есть… Посмотрим, что тут у них можно найти.

Они мирно подкрепились найденными консервами, словно ничего особенного не происходило, словно они были добрые друзья, которые делят не первую и не последнюю трапезу. Аля не была голодна, она так нервничала, что ее даже подташнивало, но сделала вид, что голодна, и ела с наигранно-беспечным, здоровым аппетитом, лишь бы как-то заполнить опасное время наедине с Филиппом.

Ее актерские усилия имели неожиданный положительный результат: холодящий спазм в животе начал понемногу рассасываться, отпускать. Аля даже повеселела.

Она вымыла тарелки и чашки, чувствуя на своей спине взгляд Филиппа. Закончив, она повернула к нему честно-сонное лицо со слипающимися глазами.

– Я хочу спать, Филипп, я умираю, как хочу спать!

Он колебался. Ему не хотелось ее отпускать.

– Скоро уже звонить, – неуверенно сказал он.

– Еще не скоро, Филипп, еще почти полтора часа есть. – У Али язык с трудом поворачивался. – Я этой ночью почти не спала… – сонно лепетала она.

Филипп глянул на нее и согласился.

– Ладно, иди спи. Около трех я тебя разбужу.

«Да, у меня несомненно талант», – подумала Аля и произнесла вслух:

– Ты милый, – и пошла, покачиваясь, наверх. – А ты что будешь делать? – спросила она с лестницы.

– Тоже спать.

Поднявшись на чердак, Аля некоторое время прислушивалась – никаких признаков, что Фил намерен войти к ней, не было. Судя по всему, он действительно хотел спать и растянулся на диване в гостиной.

Вот так, все запросто удалось. Аля забралась на тюфяк и села, прислонившись спиной к стенке и подобрав под себя ноги, накрыв их краем широкой юбки. Сначала поесть, потом поспать – что может быть естественней? А время идет себе, идет, опасное время наедине с бывшим любовником… Главное, не сфальшивить – она и не сфальшивила. И вот, пожалуйста, ее оставили в покое…

Надолго ли? Алина была уверена, что Филипп не простил ей побега. Он был абсолютным собственником – совсем не такой, как Алекс, который всегда предоставлял ей свободу (ненужную ей, впрочем). Алина должна была принадлежать Филиппу целиком – каждая клеточка ее тела и каждая минута ее жизни, каждый ее взгляд и каждая ее мысль.

Поначалу она блаженно окунулась в его всепоглощающую любовь. У нее ее никогда не было – не то что всепоглощающей, а просто никакой любви. Филипп, казалось, встретился на ее пути для того, чтобы спасти ее, чтобы вернуть ей веру в любовь. В то, что близость между мужчиной и женщиной может быть полна наслаждения. Филипп был необыкновенно заботлив и нежен в постели, он был с ней – для нее, он ей служил… Причем так искусно и умело, что ей действительно удалось забыть прошлое.

Впрочем, это чересчур сильно сказано – «забыть»… Скорее, спасая свою психику, она просто старалась ничего не вспоминать, оставив в своей памяти наглухо задраенный сундук, в котором была чернота.

Только спустя месяцы она поняла, что попала в западню. Филипп не выпускал ее. Он контролировал каждый ее вздох. Чуть ему казалось, что она мыслями или взглядом отвлеклась от него, – начинался скандал. Это происходило всегда внезапно и всегда жестоко. На него накатывали приступы неуправляемой ярости – как на некоторых женщин накатывают приступы истерики, – и тогда он бывал страшен…

Алина помнила, как он в первый раз ее ударил. Это случилось через пару месяцев после начала их совместной жизни. Квартира, которую они снимали с Марго, была двухкомнатная…

…Это было ужасно. В соседней комнате громыхала кровать («сексодром» – называла ее Марго) под любовными баталиями Марго с Антоном. Ее стоны и его рычание долетали до них. Алина не могла отделаться от чувства, что она подслушивает.

И не могла заниматься любовью с Филиппом. Она тянула время. Он смотрел недоверчиво, когда она попыталась объяснить, в чем дело и что ее смущает. Он ей не верил. Он считал, что она ищет предлог, чтобы не быть с ним.

Алина не сумела убедить его, не смогла выразить запредельные для Филиппа ощущения некоей моральной нечистоплотности, которые она испытывала от этого параллельного секса. Он смотрел на нее тяжелым взглядом. «Ты все усложняешь, – сказал он. – Не строй из себя принцессу».

Как позже, несколько лет спустя, Георгий ей посоветовал «быть проще»…

Алина не понимала, что значит «быть проще» и «не строить из себя принцессу». Ей не нравилось так, и все! Но если она, изо всех сил барахтаясь и выныривая из мутных вод прошлого, окрашенных в тона насилия и нелюбви, сумела поверить в любовь, то она так и не научилась протестовать. Это оказалось труднее, чем любить.

Она молча пошла в ванную. И в коридоре столкнулась с Антоном. Антон был совершенно голым.

Алина остановилась, остолбенев. Антон окинул ее двусмысленным, понимающим взглядом и, по своей привычке, ухмыльнулся. И оттого, что ей стало неимоверно противно и стыдно от этих запараллельных половых актов, она растерялась окончательно. Вжавшись в стенку, давая пройти Антону, она смотрела на него, заливаясь краской и не зная, куда девать глаза, всю себя…

По лицу Антона, вдруг разом потерявшему ухмылку, она поняла, что сзади стоит Филипп. Алина обернулась. Филипп молча взял ее за руку, отвел в их комнату и, прикрыв за собой дверь, ударил.

Рука его была тяжелой. Он разбил ей губы.

Он посмотрел на нее несколько мгновений, заметно борясь с искушением ударить еще раз. Затем круто развернулся и отошел к дивану. Уселся, закинул ногу на ногу и с деланой небрежностью спросил: «Ну, и как тебе он?»

Ах, почему она тогда, сразу же, не повернулась и не ушла? Почему не выгнала его, не сказала, что ничего больше между ними не будет и не может быть?! Почему вместо этого она пыталась прилежно понять, чем заслужила такое обращение, и стала вникать: кто «он» и что значит «как тебе»?

Оказалось, что Филипп, наблюдавший за ее столкновением с Антоном со стороны, решил, что она с любопытством рассматривает его голое тело…

Алина принялась оправдываться (зачем, бог мой, зачем? Не надо было!)…

Филипп слушал ее лепет недоверчиво; потом лицо его смягчилось, он притянул ее к себе, стал просить прощения, ласкать… Потом было упоительно хорошо в его объятиях, и наутро все забылось – ну, не забылось, а отошло, как плохой сон.

Но только спустя какое-то время повторилось, уже по другому поводу, но он снова ее ударил; потом это стало происходить регулярно…

И однажды Алина сбежала. Она знала, что Филипп ни за что на свете не отпустил бы ее добровольно. А она больше не могла так жить – ни с Марго, ни с Филиппом, ни вообще такой жизнью, в которой безделье перемежалось планами разбогатеть, алкоголь с наркотиками, секс – с побоями…

Ей хотелось нормальной, здоро€во организованной жизни, в которой есть дом, есть постоянная зарплата, есть семья… И если семья пока не была в ее власти, то остальное можно было устроить: это зависело только от нее, от ее дисциплины (которой Алине было не занимать) и ее работоспособности. И она начала жизнь заново.

Когда она встретила Алекса, она решила, что бог внял ее мольбам и в награду за ее старания послал ей этого человека.

В нем было все, чтобы осуществить ее мечту о семье.

Нет, тогда она еще не понимала, что бог вовсе не раздает подарки прилежным девочкам за хорошее поведение. Алекс оказался просто человеком, которому она попалась на дороге ровно в тот момент, когда ему надо было жениться. И о любви тут не могло быть и речи…

Аля вспомнила, как частенько, особенно после их свадьбы, она бросала взгляды на сосредоточенного за работой мужа, и ей безумно хотелось встать, приблизиться к нему, запустить свои пальцы в его каштановые вьющиеся волосы, развернуть это красивое, породистое лицо к себе, сесть к нему на колени, заставив отложить работу, впечатать поцелуй в его полные чувственные губы… Но она никогда не посмела бы этого сделать. Он работал; он был занят серьезными делами; он, в конечном итоге, если бы хотел, сам подошел бы к Але или позвал бы ее… Но он ее не звал – значит, не хотел отвлекаться. Не хотел Алю.

Что ж, она не станет навязываться. Она будет смотреть никому не нужный телевизор, пить свой холодный лимонный чай, отламывая кусочки шоколадного печенья… И будет играть роль примерной жены, будет заботиться о нем, появляться с ним в свете, ни на что большее не претендуя. Образец тактичности и ненавязчивости. Именно то, что Алексу нужно.

Он и сам такой: тактичный и ненавязчивый.

Слишком тактичный и слишком ненавязчивый.

Заботливый до приторности.

Внимательный до тошноты.

Словно он тоже взял на себя роль, но не справляется, переигрывает.

Роль?

Аля так удивилась этой мысли, что даже привстала с тюфяка.

Алекс?

Но зачем?!

А зачем она приняла свою роль? Ну, это понятно: ее с самого начала не отпускало чувство, что ее облагодетельствовали, что их неравное положение всем бросается в глаза; что все уверены, что с ее стороны это брак по расчету; что Алекс «пригрел» ее, потому что почувствовал, что она нуждается в поддержке… И коль скоро ему пора было жениться, он и выбрал ее, Алю, без роду без племени, «маленькую секретаршу», которая будет ему всю жизнь благодарна…

Поэтому Аля старалась всячески показать свою независимость, свою ненавязчивость; поэтому она старалась не воспользоваться через меру теми внезапными благами, которые ей дал Алекс, – материальными, социальными; поэтому она не любила выходить в качестве его жены; поэтому она крайне редко делала покупки для себя и вообще тратила деньги. Его деньги.

Ну а он – зачем? Алексу не нужно играть никакие роли! У него все в порядке, он хозяин положения, он «благодетель» – никаких комплексов, никакой нужды к кому-то приспосабливаться или что-то доказывать… Он сильный, он хозяин положения, он хозяин ее самой…

Или?..

Аля снова опустилась на тюфяк, подобрав колени.

Вот оно что… Он пытался показать мне, что он вовсе не хозяин! Ни мне, ни моему времени, ни моим чувствам, ни деньгам! Что я ему ничем не обязана!

Он просто-напросто дал мне свободу…

Которая мне не была нужна.

Но он этого не понял.

Аля, не замечая того, раскачивалась на соломенном матрасе из стороны в сторону, улыбаясь с горькой иронией.

«Бог мой! – думала она. – Какие мы оба милые, какие мы оба деликатные, какие тонкие: мы убили собственную любовь, потому что, едва она успела завязаться, как мы кинулись давать друг другу свободу и независимость!

И каждый из нас принял от другого этот жест как знак равнодушия, как знак нелюбви.

Потому что любовь – это добровольная несвобода, это зависимость, это право собственности. Это право выразить себя и быть понятым и принятым в своих притязаниях… От этого возникают свои проблемы в отношениях, но это уже другой вопрос.

Во всяком случае, это – любовь.

То, чего у нас нет».