Текст книги "Силы небесные, силы земные"

Автор книги: Татьяна Гармаш-Роффе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 3

Хлопнула входная дверь: девчонка сбежала из квартиры. Арсений выбрался наконец из скользкой лужи, почти вслепую добрался до ванной, пустил воду и, стащив перчатки, долго промывал глаза, пока резь не утихла. Посмотрел на себя в зеркало: ёпт, глаза красные, как у кролика-алкоголика… Ладно, не смертельно, пройдет.

Он стащил полотенце с держателя, вытер руки и принялся было натягивать перчатки, как увидел, что они в пене и геле. И не только они – вся его одежда. Арсений аккуратно обмыл перчатки и куртку, насухо вытер, – насквозь вещи не промокли, повезло, все-таки кожа высшего качества. Джинсы он, смочив полотенце, просто обтер.

Вернувшись в гостиную, он осторожно обошел благоухающее месиво – запахи-то все знакомые – и уселся на старинный маленький диванчик с выгнутыми спинками по обеим сторонам, будто двое должны сидеть на нем лицом друг к другу. Мебелюшка эта «козеткой», кажется, называется. Она выглядела антикварной, но плотный шелк обивки был новым, на красном дереве – ни царапинки. То ли мебельщица козетку отреставрировала, то ли сама соорудила…

Сбежала, ну и ладно. Он ее найдет, если понадобится. Вот понадобится ли?..

Он был сильно разочарован: во время борьбы она потеряла линзу, и оказалось, что она кареглаза. А ему нужна шатенка с голубыми глазами! Как та.

Его идеал. Его русалочка.

Он сидел на козетке и думал. Он не торопился – был уверен: она напугана и не скоро отважится вернуться домой. А полиция сюда не придет, даже если она заявила. Он знал, как это происходит: заявление у нее примут, но никто и пальцем не пошевелит. Покушение – не преступление, трупа нет, изнасилования нет. Никто не пойдет ночью в ее квартиру осматривать место нападения.

Ну а если вдруг… Он услышит лифт, у него прекрасный слух (а стенки в панельных домах чуть толще картона), – и успеет уйти.

А пока ему нужно принять решение. Поэтому он сидел и размышлял. Все в ней, абсолютно все – кроме цвета глаз – совпадало. И рост, и нежно-чувственная форма губ, и волосы, и…

И, самое удивительное, – имя.

Он ощутил, как в нем снова поднимается мощная волна желания. Ведьма, ведьма, прикинувшаяся той, которая ему нужна!

Но она – не та. С ней ничего не получится. Так что не стоит и время на нее тратить.

Он натянул перчатки, встал, осмотрелся. Квартира двухкомнатная, но комнатенки смежные. Там, в глубине, тесная спаленка, больше похожая на альков; комната побольше выполняла функции и гостиной, и кабинета: справа от входа козетка с маленьким столиком перед ней, тоже красного дерева, напротив красиво выложенный искусственный камин, над ним большой экран телевизора; слева старинное бюро с множеством ниш и ящичков. На столешнице ноутбук. Квартирка ладная, как ее хозяйка, и такая же чувственная. Откуда пришло ощущение чувственности, он не понимал, но оно было явственным.

…А может, получится? Она вызывает у него желание – почему же не получится?

Так это сейчас, когда в нем еще не остыл жар… А потом – случится облом, стыдный облом.

А если она будет в линзах своих голубых? Он может заставить ее надеть, когда она окажется в его власти! Чем не решение?

Да, но он-то будет знать, что на самом деле глаза у нее карие… Ничего не выйдет.

Душистое месиво на полу еще колыхалось и пенилось. В прихожей валялась ее сумочка, рядом – ключи от квартиры. Он чуть не подобрал их, но вовремя раздумал. Она – не та. Она ему не нужна. Пусть дальше занимается своими деревяшками. Он даже, пожалуй, ей пару богатых клиентов подбросит… Да, это мысль. Так он будет держать руку на пульсе, на случай…

Он осторожно вышел из квартиры, тихо захлопнул дверь. Машину – специально приобретенный на чужое имя подержанный «Фольксваген», ничем не примечательный, – он благоразумно поставил за три дома отсюда. Проскользнув дворы тенью, он уселся за руль, завел мотор и направился в центр города. Возбуждение не утихало, порожденное той, которая ему не подходит…

Значит, нужно найти подходящую! Ту, с которой получится. Ту, чье тело примет его возбуждение и удовлетворит его страсть. Должно повезти, не может быть иначе. Он прекрасен и совершенен, ему все всегда удается! У него есть лишь один недостаток, один, и он отравлял ему жизнь, но он научился с ним справляться. Для этого нужна только девушка, напоминающая его русалочку. И он ее найдет!

Он посмотрел на часы: далеко за полночь. И завел в поисковик ключевые слова: «москва центр кафе рестораны ночные». Получив результаты, он отсеял дорогие заведения – те, где могли тусоваться его знакомые.

После отсева осталось не так уж мало. И он, припарковав машину на одной из центральных улиц – в ночные часы это не представляло проблемы, – отправился пешком. Заходил в ночные заведения, зорко окидывал взглядом залы и шел в следующие. До тех пор, пока не увидел ее, официанточку, голубоглазую шатенку с премилой родинкой на щеке.

Сочетание каштановых волос со светлыми глазами встречается довольно редко, но он всегда знал: боги ему помогают. Что за боги такие, он никогда не задумывался, но был уверен: они так же прекрасны, как он. По большому счету только красивые, совершенные люди имеют право на жизнь. Остальные, уродливые и убогие, должны умирать в утробе своих уродливых матерей. Но естественный отбор в нынешнее жалостливое время не работал. Жалостливые люди выхаживали всякое отребье, чтобы оно потом гадило всему человеческому роду своей умственной и физической неполноценностью. Будь его воля, он, как в древней Спарте, скидывал бы убогих с высокой скалы…

Впрочем, они все равно вымрут. Бездарная внешность соответствует бездарной сущности, и жизнь рано или поздно выбрасывает таких за борт. Боги их не любят. Это ему всегда все удавалось – потому что боги считали его равным.

Так вышло и сегодня. Он постоял у двери, наблюдая, и быстро понял, как себя вести. Лишняя сотня «без сдачи», несколько игривых слов – и все, она млеет. Он – красавец, перед ним любая дрогнет. Но этого мало – нужен еще намек, что она может – о, да-да, она может! – обольстить его, такого красивого! И, конечно же, такого богатого. Да еще и щедрого, ха!

Эта курья порода мозгов не имеет. Имела бы, так хоть чуток призадумалась: какого хрена такой красавец и богач тут передо мной выделывается? Кто я – и кто он?

Но у курьей породы нет мозгов – вместо них похоть и жадность. Стоит сыграть на них умело – и все, кура-дура твоя.

Приготовления не заняли у него много времени: проверил, хорошо ли держатся усики с бородкой, снова нацепил кепку с длинным козырьком; достал из «бардачка» и водрузил на палец массивный золотой перстень: если кто что и запомнит, то именно эти детали, – приметы, по которым его никогда не найдут.

Войдя в бар, он взял со столика меню с перечнем напитков, быстро просмотрел. Затем направился к шатенке. «Валентина», было написано на ее бейджике.

– Добрый вечер, – произнес он бархатным баритоном (девушкам почему-то особенно нравятся бархатные баритоны), – Валентина. У меня небольшая проблема: мне нужен вот этот сорт виски, – он указал на самый дорогой напиток, – нераспечатанная бутылка, с собой. Но тут значится, что его нет! Это правда? Я очень надеюсь, что вы… – тут он посмотрел ей прямо в глаза, чуть улыбнулся, – вы поможете эту проблему решить.

У нее передний зуб с щербинкой. Это оскорбляло его эстетический вкус. Но сейчас ему не до изысков. У нее каштановые волосы и голубые глаза – сойдет в качестве «Скорой помощи».

– Вы очень красивая девушка, вы это знаете?

Она не была «очень красивой» – она была с натяжкой миловидной, – но курьей породе врать легко.

Она вспыхнула, кокетливо и неуверенно кивнула. Типа знает, конечно, но как-то не до конца, поэтому комплименты приветствуются.

– Думаю, что с хорошей прической и правильным макияжем, – строго произнес он, – вы могли бы претендовать на обложку журнала…

Он назвал популярный мужской журнал, и девушка уже принадлежала ему. Она была готова ехать на край света, лишь бы попасть на обложку и в постель красавца, в силах которого изменить ее жизнь.

Но край света не входит в его интересы, ему нужна лишь ее квартира.

…Уходил он оттуда, полный отвращения и сожалений. Ничего у него не получилось, ничего. Сбой. Омерзительный, унизительный. Никакого кайфа не получил, ритуал исполнил не полностью и кое-как и даже для своей русалочки подарка не прихватил… Он испытывал такую невыносимую брезгливость – к ней, к себе, к целому миру, что желал только одного: уйти поскорее. Уйти и забыть.

…Всю сознательную жизнь Арсений жил с чувством, что его предали. Его, совершенного, не имеющего ни одного изъяна! Лишь один маленький, но подлый сбой отравлял ему существование, унижал его в собственных глазах…

Но только в собственных. Никто о его дефекте не знал, ни одна душа. Чтобы избежать расспросов и подозрений – отсутствие подружек их провоцировало, конечно, – он позиционировал себя как истинно религиозного человека, ожидающего «знака свыше», чтобы выбрать свою «единственную», и не разменивающегося на «скотский трах». К тому же благодаря отличной памяти он умел к месту приплести цитату из Библии. Ему верили. Сочетание очаровательной светскости с религиозностью придавало ему особый шарм и глубину. В его кругу это вызывало почтение и даже, как ни странно, подражание.

Впрочем, ничуть и не странно, поскольку глупость человеческая не имеет пределов – хоть каждый раз удивляет. Безмозглые, не имеющие собственных мыслей людишки. Вчера они снимали каждую путану в баре, а сегодня в религию ударились и ждут «знака свыше», как он. Какой там знак и откуда должен взяться, они не ведают (он-то его выдумал, лапшу навесил на уши!), но иным удавалось даже развод с супругой в летах и женитьбу на молоденькой куре списывать на «знак свыше»!

Публика хавала. Может, на самом деле и не верила, но богатство респектабельно, имеет власть над быдлом, и никто не смел задавать провокационные вопросы. Так что им удавалось вполне удачно ему подражать, а подражание возвращалось к нему в виде дани восхищения.

В общем, внешне Арсений был благополучен, беспорочен и, конечно же, прекрасен. Но сам-то он знал о своем изъяне, вот в чем проблема! И это знание отравляло ему жизнь. Унижало, сбрасывало с пьедестала.

Он не мог допустить подобного унижения. И для этого ему нужны были девушки с голубыми глазами и каштановыми волосами: с ними у него получалось. С ними он мог забыть о своем подлом дефекте.

Но сегодня его дважды подставили: сначала у одной оказались не голубые глаза, потом у другой…

У другой все было на месте. Это его мысли были не на месте! Вопреки всему, он хотел ту, кареглазую…

Глава 4

В такси Лия засомневалась. Не то чтоб она опасалась Феликса, нет. Но разве она опасалась того красавца, с которым столкнулась у двери подъезда?!

Опасалась, вдруг поняла она. Опасалась, но убедила себя, что не следует. Что мужик красивый и приличный. Что ему нет нужды охотиться на одиноких девушек по ночам.

И правильно рассудила, между прочим! Только она для нормального человека рассудила. А этот – ненормальный. Вряд ли он убийца, зато насильник наверняка. И Лия бы непременно сообщила в полицию, если бы… Если бы не та история. И если бы верила, что будет толк.

Она посмотрела на своего соседа по сиденью: он спал, привалившись головой к окну. Да, Бобрик ведь с работы возвращался… Он врач, у него дежурства, он устал. А теперь снова едет на работу, чтобы ей помочь. Разве не странно, что один человек хотел ей причинить зло – просто так, ни за что; а другой – делает добро, и тоже просто так, ни за что? Вроде воспитывают всех в детстве одинаково, всех учат хорошему – если не родители (они всякие бывают), то в школе, даже в детском саду. Или дело не в воспитании, а в генах? Ведь ясно же, что красивому парню легко с девушками, выбор у него большой, – значит, ему нужно именно насилие!.. Или всему виной наркотик? Наркотики меняют сознание, и даже приличный человек может под его действием стать агрессивным… Значит, когда он придет в себя, он сам ужаснется?

– Приехали, – произнес водитель, обернувшись к ним.

Феликс поднял голову, помотал, стряхивая дремоту. Впереди видны были каменные ворота. Точнее, ворота железные, но в каменном высоком заборе. А справа что-то вроде пропускного пункта.

Феликс расплатился, и они вышли. Он провел Лию через этот пункт, разбудив охранника, который мирно почивал в своей будке, и они оказались в довольно большом парке. В конце просторной дороги смутно белело большое здание, но Феликс направился не к нему, а по узкой, плохо освещенной дорожке куда-то в бок.

Лия спрашивать не стала, просто шагала рядом с ним. Вскоре показалось приземистое здание, а там и вывеска обнаружилась…

«МОРГ», было написано на ней. Лия встала как вкопанная. И этот – он тоже извращенец?! Зачем он ведет ее в морг???

– Ты чего? – посмотрел на нее Феликс, увидев, что она остановилась.

– Куда мы идем?

– Ко мне на работу, – он не удержался и зевнул.

– Ты работаешь в морге?!

– В патологоанатомическом отделении. Сделай еще четыре шага вперед, и ты увидишь надпись, она чуть дальше.

– И что ты… и кем ты работаешь?

– А, извини, не представился: я прозектор.

– Той тетке в магазине ты сказал, что врач!

– Так я и есть врач.

– Для мертвых, что ли?

– Эй, да ты испугалась!.. – Он остановился, развернулся лицом к ней. – Лия, мы идем ко мне, на мое рабочее место, где я займусь твоей разбитой щекой, десной, зубом. Если боишься и не доверяешь мне, можешь уйти, я тебя не держу. Я немного подзарядил мобильник, пока был дома, давай вызывать такси.

Похоже, он рассердился. Она бы на его месте тоже рассердилась: тащиться ночью, жертвуя сном, чтобы помочь человеку, а человек этот в последний момент струсил. Неприятно, да. Но он ведь не знает, что с ней случилось… Он не представляет, как ей теперь страшно: она больше не умеет отличать нормальных людей от психов! У них на лице, к сожалению, это не написано.

Хотя… Она ведь толком лица нападавшего и не видела! Только заметила, что красивый, вот и все. Потом уже не до разглядывания было… А если бы она смогла заглянуть ему в глаза еще в подъезде, то, возможно, увидела бы в них что-то страшное, нечеловеческое? И сразу бы все поняла?

– Извини, – примирительно произнесла она. – Пойдем. Не обижайся, ладно?

Она взглянула Феликсу в глаза. Они оказались очень человеческими. И еще сонными. И никакого мужского интереса к ней в них не имелось. Совсем никакого, даже странно, но Лию в данный момент это устраивало, великолепно устраивало.

– А я чего, похож на обиженного? – Феликс улыбнулся.

– Вроде нет… – Она ответила на его улыбку, и у нее разом на душе полегчало, хоть и не совсем понятно, отчего. – Ты на сову похож. Или на филина.

– Это еще почему? – удивился он.

– Глаза раскрыл пошире, чтобы не заснуть! – засмеялась Лия.

– Это точно… Филин Феликс, неплохо звучит, а? Ну, пошли. Если боишься морга, можешь за мою руку держаться. Но мертвые люди тебе зла не причинят. Зло могут причинить только живые.

Лия, поколебавшись, просунула свою руку под Феликсову, и они двинулись дальше.

Он открыл входную дверь электронным ключом, включил свет. Они прошли по длинному коридору мимо ряда закрытых дверей, на которые Лия поглядывала с опаской. Наконец Феликс распахнул одну из них. К ее облегчению, за ней обнаружился обычный кабинет.

– Присаживайся. Я сейчас все приготовлю.

Он вымыл руки (в кабинете находилась раковина), затем натянул перчатки. Они были тонкими и резиновыми, но Лия почему-то сразу вспомнила черные кожаные перчатки насильника, и ей стало не по себе.

– Не бойся, больно не будет, – по-своему понял Феликс метнувшийся в ее глазах страх. – По крайней мере, не очень… Я осторожно.

Он повернул лампу, осмотрел зуб и десну внутри, пощупал, мягко надавливая, снаружи, послушал, как Лия тихо ойкает, – после чего заявил, что трещины в кости, скорей всего, нет, но на внутренней стороне щеки есть небольшой разрыв, который может зажить и сам, но лучше его зашить.

– Зашить? Иглой?!

– Ты предпочитаешь вязальным крючком? – хмыкнул он, доставая из шкафа большую коробку, из которой извлек упаковку с одноразовым шприцем.

– Мне не смешно!

– Куда тебе, трусиха. Открывай рот, анестезию сделаю.

– Зачем?!

– Зуб буду вырывать.

– Какой зуб, ты о чем?! – вскочила Лия.

– Да шучу, господи боже мой. Анестезию, чтобы не было больно, когда щеку стану зашивать. Там всего-то два стежка надо сделать. Или ты предпочитаешь без анестезии?

– Садист.

– Ты настоящих садистов не видела, деточка, – Феликс дурашливо клацнул зубами.

«Видела, – подумала Лия. – Не далее как сегодня…» По лицу ее пробежала тень.

– Ты что, действительно боишься? – вдруг посмотрел на нее серьезно Феликс. – Ну конечно, дурак я, ты же пережила сегодня нападение… Слушай, хочешь, сначала выпьем? Тебе надо расслабиться немножко. У нас тут спирт есть, я…

– Спирт? Ты что, я не могу!

– Плохая привычка перебивать старших. Дослушала бы и узнала, что я собираюсь из него водочку сделать. Путем разведения водой. Будет как настоящая, даже лучше.

Лия засомневалась. Нервы у нее и впрямь натянуты до предела, но…

– Я опьянею на пустой желудок.

– Я же не напиться предлагаю, дурашка! Просто немножко выпить. Мне тоже ни к чему перед хирургическим вмешательством… спокойно, это шутка! Кстати, у меня тут что-то съестное есть, чтобы закинуть в пустой желудок.

Феликс снял перчатки, открыл ящик стола, пошарил и выудил оттуда упаковку баранок, пакетик крекеров и коробку с пастилой.

– Мой руки и накрывай на стол, – распорядился он. – А я химией займусь.

Через несколько минут на краю письменного стола, высвобожденного из-под бумаг, стояли картонные тарелки с «закуской» и мензурки с тепловатой «водкой».

– За твой зуб!

Теплая водка показалась Лие отвратительной на вкус, зато внутри у нее будто мгновенно развязался узел.

– Надо же, – удивилась она, – на меня никогда алкоголь так быстро не действовал.

– Это потому, что она теплая, всасывается быстро.

– Ты ее подогрел, что ли?

– При смешивании спирта с водой выделяется тепло, такая химическая реакция.

– У меня в животе тоже химическая реакция с выделением тепла, кажется.

– Тем лучше. Бери крекеры, у тебя же голодный желудок.

– Не желудок голодный, а я!

– Вы с желудком на пару. Ты мне расскажешь, что с тобой случилось, или будем о погоде говорить?

Лия замешкалась с ответом, и Феликс продолжил:

– На улице прекрасная погода. Блещут звезды и сверкает молния.

– Одновременно?

– Ну да. Я создаю предмет для дискуссии. Ты мне возразишь, что так не бывает, а я стану доказывать, что бывает. Вот и поговорим. Больше не о чем ведь.

– Ладно, перестань.

– Перестал. Хочешь вторую мензурку?

– А станет еще лучше?

– Ага, и анестезия не понадобится.

– Это опять шутка?

– Что с тобой случилось, Лия? Кто на тебя напал?

Она пригубила из мензурки, поставила ее на стол, отломила кусочек пастилы.

– Скажи, зачем тебе знать?

– Я любопытен от рождения.

– Любопытство – порок.

– Значит, я порочен от рождения.

– Да ну тебя. Несерьезный ты.

– … от рождения!

Лия улыбнулась, вздохнула поглубже и принялась рассказывать.

– Так ты его оставила в своей квартире?! – поразился Феликс, когда Лия закончила свой рассказ.

– Нет, мне надо было любезно попросить его пройти к выходу! – съязвила она.

– И полицию не вызвала. Ты сумасшедшая! Он за это время может всю твою квартиру вынести!

– Там из ценностей только мебель… Я реставратор мебели, у меня есть дорогие предметы… Но не станет же он выносить стулья ночью?

–  Реставратор мебели?Мне почему-то казалось, что это профессия не для юных дев.

– Я тоже так раньше думала… А ты не видел передачу «Личности»? Я там рассказывала о своей работе.

– Нет, Лия, у меня нет времени на телевизор… И как ты дошла до жизни такой?

Она улыбнулась:

– Вообще-то у меня образование юридическое. Незаконченное, правда. Я бросила университет на четвертом курсе, когда отец заболел. Он у меня известный краснодеревщик. Много лет делал небольшие вещи на заказ под старину, реставрировал антиквариат. Я ему с детства помогала, все свободное время с ним в гараже проводила – папа там мастерскую оборудовал. Мне все было интересно, я полюбила запахи дерева, лаков, олифы, политуры… Мне нравилось, как папа называл это: «лечение». Он не употреблял слово «реставрация», он говорил: «сейчас будем лечить этот столик»… Папа меня пристрастил к своему ремеслу, но я всегда думала, что не смогу им заниматься: мебель слишком тяжелая для женщины. Но у папы открылась болезнь Паркинсона. Стали дрожать руки, уменьшилась точность, а некоторые виды работ требуют прямо-таки ювелирной точности! Сначала я помогала ему в свободное время, а потом совсем учебу бросила. Теперь папа полностью отошел от дела, я переняла всю его клиентуру. А для манипуляций с тяжелыми предметами наняла одного парня, таджика, из дворников. Ему нравится мне помогать…

– Не жалеешь, что бросила юридический?

– Нисколько.

– Профессия прибыльная, говорят.

– У меня профессия творческая, это куда интереснее. И потом, работать на себя – это свобода.

– Трудно не согласиться… Но меня вот что…

– А ты? Почему стал заниматься такой… таким… Таким делом?

– Лия, тебе никогда не приходило в голову, что перебивать собеседника – это проявление эгоизма? Хочешь говорить только о том, что интересно тебе!

– Не приходило. А ты – зануда.

– Ладно, я зануда, извини. Привык к строгости научных прений.

– Ты занимаешься наукой?

– Состою в обществе патологоанатомов, пишу статьи, иногда выступаю… Лия, если тебе действительно интересно, чем я занимаюсь, то я тебе расскажу, обязательно. Но сейчас меня заботит другое: он мог тебя увидеть в передаче! И нападение в таком случае не случайность!

– В передаче не называли мой адрес!

Феликс как-то странно посмотрел на нее и встал. Обошел стол, включил компьютер, подождал, пока загорится экран, и что-то напечатал.

– Смотри. – Он уступил Лие место перед монитором. – Фамилию-то твою в передаче называли, так?

На экране висел «Яндекс», а в окошке поиска стояло: «найти адрес по фамилии». Внизу располагался список ссылок и значилась цифра в 5 миллионов.

– То есть пять миллионов сайтов, на которых можно найти адрес любого человека?! – поразилась Лия.

– Нет, большинство из них не имеют отношения к делу – мотор поиска «поймал», к примеру, аналогичный вопрос, заданный на каком-то форуме. По иным ссылкам попадаешь к мошенникам, которые предлагают заплатить за услугу. Но с десяток нормальных сайтов есть. Плохих и неполных, однако твой адрес может в них оказаться. Я знаю, потому что недавно пытался найти одного своего детского друга… А есть еще платные справочные, «левые» базы данных, где можно узнать твой адрес всего лишь по фамилии!

– Но зачем ему, Феликс? Зачем красивому мужику узнавать мой адрес и тащиться на окраину города, когда он любую снимет в два счета?

– Ты красивая девушка, но…

– Не настолько красивая, чтобы…

– Опять ты меня перебила. Дай договорить, черт побери!

– Ну?

– …но красивых девушек много. Есть причина, по которой он выбрал именно тебя.

– А если он просто ненормальный?

– Даже у ненормальных есть какие-то мотивы для поступков.

– Хватит, мне надоел этот разговор! Это ведь только твое предположение – что он меня видел в передаче, раскопал мой адрес и прочее! А на самом деле он, может, просто шел мимо, увидел одинокую девушку и решил воспользоваться ситуацией! Со своей подругой поссорился и был зол на весь женский род, к примеру! Или наркотики принял! Я не знаю, как выглядят наркоманы, но алкоголем от него не пахло, это точно…

Феликс только головой покачал. Подошел к окну, приподнял жалюзи. На улице светало. Шел дождь, месил серое тесто утра.

– Давай-ка твоим зубом займемся. Садись на тот стул.

Он снова принялся мыть руки и произнес, не оборачиваясь:

– В полицию все же надо сообщить.

Лие вдруг показалось, что он старше, чем она предположила. Что-то очень взрослое было в его интонации.

Она не ответила, и Феликс, все так же не оборачиваясь, спросил:

– Или у тебя какие-то проблемы с полицией?

Она поняла, откуда эта «взрослая интонация»: Феликс решил, что ее уже когда-то задерживали… за что-то.

«Проблем с полицией» у нее не имелось. Ее никогда не задерживали, не арестовывали.

И все же проблема имелась. Только другого рода.

Тогда ей было пятнадцать лет. Она возвращалась от подруги, шла к метро через парк за стадионом «Динамо» – стояло лето, светлынь, даже солнце еще не село! Однако аллея была почему-то пустынна. Кто-то шел за ней – она уловила шаги краем уха, но не придала этому значения: мало ли кому с ней по пути, кому нужно к метро…

Сбоку, на газоне, что-то цвело бледно-розовым и нежным, и Лия, заинтригованная, остановилась перед кустом, пытаясь определить его ботаническую принадлежность.

Сейчас, вспоминая этот момент, Лия вдруг поняла: она остановилась перед кустом не только потому, что он ее заинтересовал. Она ощущала опасность, исходившую от шагов позади, и хотела их переждать, – в надежде, что они прозвучат мимо…

Не вышло. Ее обхватили мужские руки, в щеку дохнуло крепким перегаром: «Тихо, не рыпайся!»

Она ударила нападавшего мужчину локтем, но он лишь еще крепче ее перехватил и потащил на густо заросший газон.

– Я только полапаю, – просипел он, – не сопротивляйся…

Но Лия сопротивлялась изо всех сил. Дважды ей удалось вырваться – дважды он ее настигал, сбивал с ног, валял по земле и лез под майку, пытаясь расстегнуть лифчик. «Дай полапаю, я не буду тебя насиловать, не псих в тюрьме сидеть – только полапаю, слышь, дай…» – дышал он ей перегаром в лицо.

На аллее появились люди, и Лия, совершив новое отчаянное усилие, вырвалась, бросилась к ним. Троица – две женщины, один мужчина – смотрела на нее с неподдельным изумлением и, пожалуй, с некоторым отвращением… Еще бы: на лице, руках и коленях у Лии земля, трикотажная майка измята и перекручена… Но эти люди быстро взяли в толк, что случилось с девочкой. Мужчина даже попытался поймать насильника, но того уже и след простыл.

Компания довела ее до Ленинградки, поймала такси и сопроводила в ближайшее отделение милиции. Дали показания как свидетели и оставили Лию на попечение стражей порядка, пожелав ей удачи.

От звонка родителям Лия всяко пыталась отбрыкаться: мама же сердечница, ее может убить это происшествие!

Но ей не вняли, позвонили домой. К счастью, трубку снял папа. И сказал, что немедленно приедет.

Однако ждать его милиционеры не стали, принялись расспрашивать Лию. Она, несмотря на смущение и стыд, все описала честно, как просили. Но они все спрашивали и спрашивали, уточняли детали, о которых ей трудно было говорить… «Да, лифчик хотел… расстегнуть… Руку просунул…» – она заливалась краской, но отвечала: в милиции ведь надо отвечать.

К первым двум ментам подошел еще один, потом еще двое, и все они сгрудились вокруг Лии, жадно ловя каждую новую подробность. Она видела, как менты рассматривали ее – грудь, губы, – будто представляли себя на месте этой гнуси, которая напала на нее. Они завидовали насильнику! Они хотели бы оказаться на его месте!

Описать преступника ее попросили только в конце, когда приехал папа, и трое тут же отошли от стола, у которого сидела Лия, а последний немедленно взял ручку, какую-то бумагу и строгим голосом спросил девочку: «Опишите его!»

Описать нападавшего толком она не смогла: тогда она носила очки, они с нее слетели при первой же атаке. Только сказала, что бритый наголо, лицо квадратное, а глаза голубые.

Уходила она из милиции с чувством гадливости. И с желанием больше никогда туда не возвращаться.

Однако две недели спустя ее пригласили в милицию снова – на опознание. Мужчину задержали при обстоятельствах, сходных с теми, что описывала Лия.

Перед ней приоткрыли дверь кабинета, дали заглянуть: за столом сидел милиционер, а у стола парень… Кажется, тот самый.

– Ну, это он на тебя напал? – спросил ее сопровождавший мент.

– По-моему, он.

– По-твоему?

– Понимаете, с меня сразу очки слетели, когда он напал… И потом, я не могла его разглядывать, я думала только о том, как от него защититься… Но я помню его глаза, они такие странные. Голубые и будто плоские… понимаете? Я никогда раньше не видела таких глаз – как две плошки, как нарисованные! Это он, я уверена!

– Слушай, девочка, – сказал ей мент, – парень тебе ничего плохого не сделал, он просто в подпитии был. А ты толком не видела и не помнишь, у тебя фантазии. Парень из-за них может сесть! Это ему поломает жизнь, сечешь?!

А ей, пятнадцатилетней девочке, это жизнь не поломает? Почему они хотят защитить его, насильника, – а не ее, жертву?

– Короче, не уверен – не обгоняй! Не то тебя же и засудят за ложные показания, сечешь?

… Это теперь, спустя двенадцать лет, Лия осознала: ее просто-напросто запугивали. Никто бы ее не засудил, это полный бред! Просто те менты сочувствовали не ей, а насильнику. И идти к ним снова она не желает. Ничем ей в полиции не помогут…

– Понимаю тебя… – произнес Феликс, когда она закончила свой невеселый рассказ. – Но все равно считаю, что заявление сделать надо. Ты уже взрослая, тебе двадцать семь… – Он поймал вопросительный взгляд девушки. – Ну, тогда было пятнадцать, плюс двенадцать лет прошло, ты сама сказала… Я, кстати, думал, что тебе двадцать два от силы, и то лишь потому, что ты про учебу в университете упомянула… Короче, ты взрослая, и даже если те чмошники до сих пор в твоем районном отделе работают, то ты уже изменилась. А может, и они изменились, с возрастом обычно люди умнеют… Ладно, тебе решать. Открывай рот, займемся твоей щекой, наконец!

– А ты мне обещал рассказать, почему выбрал такую профессию.

– Согласен, буду заговаривать тебе зубы.

Лия улыбнулась и открыла рот. Феликс направил свет в нужную сторону, набрал лекарство в шприц…

Бабушка его умерла бы, если б не московский патологоанатом, приехавший с семьей в деревню возле озера Селигер в отпуск и снявший по соседству дом. Феликс помнит: бабушка в то лето беспрестанно болела, держалась то за поясницу, то за живот, и ей становилось все хуже. Но никто не знал, отчего: несколько раз ее возили в больницу, однако врачи не могли найти причину. Тогда еще не существовало нынешних методов диагностики, а оборудование ближайшей больницы и вовсе устарело на полвека.

К концу лета у бабушки случился острый приступ, и шестилетний Феликс подумал, что она умирает. Он забился в угол и плакал. Мама побежала к соседям, за московским врачом. Он пришел, мгновенно поставил бабушке точный диагноз, дал какие-то таблетки из своей аптечки и, не ожидая приезда «Скорой» (когда она еще доберется до деревни!), повез бабушку на своем «Запорожце» в больницу к своему другу-хирургу…

Феликс детали помнил смутно, но, главное, бабушку тот московский врач спас! И именно благодаря тому, что поставил правильный диагноз. Трудное слово патологоанатомФеликс тогда и научился выговаривать. Оно казалось ему синонимом к слову «волшебник»…