Текст книги "Силы небесные, силы земные"

Автор книги: Татьяна Гармаш-Роффе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Татьяна Гармаш-Роффе
Силы небесные, силы земные

А. М. Чарному, моему отчиму, главному патологоанатому МПС, и его друзьям-коллегам посвящается

 
Я люблю тебя, царевна,
Я хочу тебя добыть,
Вольной волей иль неволей
Ты должна меня любить.
 

А. К. Толстой

Две вещи оправдывают существование человека на земле: любовь и творчество.

И. Бродский

Часть I
Июнь

Глава 1

Сумерки, истома, пряный воздух расцветающего лета.

Хочется любви. Любви, а не замуж…

Но Алле надо замуж. Поскорее и за богатого.

Они дошли до двери ее подъезда. Теперь то ли прощаться, то ли пригласить Виктора к себе… Пусть сам начнет. Напросится на чашку… или рюмку. А она сделает вид, что поверила, будто речь и впрямь о чашке-рюмке.

Да, пусть сам. Так будет проще.

… Честно говоря, Алла даже не надеялась, что понравится ему. Красавчик, и явно богат: щедро угостил ее в ресторане, за все заплатил. И до дома на такси довез. «Моя тачка в ремонте», – сказал. Девки на него гроздьями готовы вешаться – во время ужина так и крутились, так и вились вокруг, надеясь привлечь к себе его внимание, и плевать им, гиенам, что он с девушкой! А вот выкусите, ему понравилась – Алла! Пусть и не такая красавица, но симпатичная, и фигура хорошая, и волосы на загляденье – длинные, волнистые… На нее всегда парни смотрят! Да только не те, что нужно… А Виктор – как раз то самое. Мечта, а не мужчина.

Надо его удержать во что бы то ни стало. Правильно повести себя сейчас, чтобы он и завтра захотел с ней увидеться. Завязать отношения, в общем.

Да как, блин? Алла надеялась, что инициативу проявит он, а она еще и поломается в меру… Но он стоял и молчал у двери подъезда, опустив руки. Только, наклонив лицо свое красивое, рассматривал ее, будто о чем-то хотел спросить. И все никак не спрашивал…

Что-то в нем было непривычное. Вежливый очень. Руки не распускал, целоваться не лез, неприличных разговоров не заводил. Прям аристократ. В переписке он казался куда смелей! О таких вещах спрашивал, мама не горюй! Фотографию обнаженную просил. Когда она отказалась, стал вопросы задавать про ее тело… Говорил, что хочет представить. Что мечтает увидеть наяву. А то в переписке, типа, это как во сне…

Потом в ресторане вдруг спросил с задумчивым видом: «Ты веришь в настоящую любовь?» Алла ему улыбнулась нежно и ответила: «Конечно!» А чего еще сказать?

Он в ответ выдал что-то такое, мол, люди принимают за любовь потребительское отношение. Типа они не хотят отдавать себя, хотят только получать. Он это так печально сказал, будто за все человечество переживал. Алла даже растерялась. Да кто же отдавать хочет? Никто! Все хотят получать.

– Знаешь, это такие материи… я в них не разбираюсь, – весело ответила она, чтобы положить конец странному разговору.

Он просто кивнул.

А теперь, у подъезда, и вовсе умолк. Самой, что ли, предложить ему подняться? Такого парня надо держать обеими руками, это редкая удача… Или лучше попрощаться сейчас? Не такая, мол, я девушка, чтобы сразу. И номер телефона ему дать.

Ну а вдруг не позвонит? Нельзя так рисковать…

Молчание, однако, затягивалось. Алла все никак не могла придумать, как лучше себя повести. Отец всегда говорил, споря с матерью: «Мужика можно удержать только постелью! Не дала баба – и до свидания, другую найдет!» Но мать считала, что мужику надо «поохотиться». Потому девушке сдаваться сразу нельзя, следует его поводить, поморочить как следует…

Алла не знала, кто из них прав. Ей не хотелось ни охотиться, ни удерживать. Не встретила она пока такого, чтобы захотелось. Но родители наседали. Она еще школу не успела закончить, как они принялись талдычить о выгодном замужестве. По их мнению, девушка – товар скоропортящийся, отчего надо себя продать побыстрее и подороже, конечно. А в том, что ни к чему иному Алла не приспособлена, – в том никто не сомневался. Даже она сама.

Но ей хотелось любви…

Прагматизм родителей принял такой размах, что Алла стала подозревать: уж не намерены ли они поскорее дочь из дома выпихнуть, в руки мужа сбагрить? Отец с матерью подались после дефолта конца девяностых в Москву из Калуги – там у них был небольшой бизнес, стройматериалы. Дефолт сожрал почти все. Распродав остатки, они выручили кое-какую сумму и решили: в столицу! Только там делаются настоящие деньги!

И точно, поначалу дела пошли в гору. Они купили ларек на ярмарке, потом другой, а вскоре и третий. Откупались, конечно, как положено: от рэкета, от чиновников, от ментов. Надеясь, что все эти спиногрызы однажды наедятся досыта и отвалятся, оставят их в покое. Однако вышло иначе. На место старых вымогателей – нажравшись, они шли выше, на новые уровни, атаковать новые хребты, – заступали следующие. Голодные, злые. И снова кричали: дай! отстегни!

Ничего не кончалось, все становилось только хуже. И теперь вот последний ларек у них отбирают. Пивом запретили торговать, сигаретами…

Алла стала обузой для родителей. И они всеми силами настраивают ее на выгодный брак. И, похоже, разочарованы, что год спустя после окончания школы она все еще не нашла себе подходящего жениха… Уж не мечтают ли и сами сесть на шею ее будущему богатому мужу? Хрен их знает. Могут. Они думают, дочка ничего не понимает, – да как же ей не понимать, если она с ними выросла? И все их расчеты-просчеты всю жизнь слушала?

– Ты что-то задумчива стала, русалочка…

Виктор дотронулся до локона Аллы, ласково отвел от лица. Алла неожиданно ощутила волнение, впервые за весь вечер.

Какой красивый парень, блин, телевизор по нему плачет! А он не в телевизоре, он тут, с ней, с Аллой, у ее обшарпанного подъезда! И смотрит выжидающе… Хватать его надо! Хватать, пока не поздно! У него карточка «голд», Алла видела, он в ресторане расплатился, – а такие только у богатых бывают!

Она представила, как обзавидуются девчонки, когда увидят их вместе, и сладость разлилась по ее телу.

– Я бы пригласила тебя… На чашку чая, – поспешно уточнила она. – Но я вообще-то с родителями живу.

На самом деле родители уехали на дачу, квартира была пуста. Эту фразу Алла закинула, как удочку: хотела посмотреть, как Виктор отреагирует.

– Я бы с удовольствием… чаю, – улыбнулся он. – На дорожку. Мне ведь сейчас обратно ехать…

– А ты где живешь? В центре? – жадно поинтересовалась она в надежде услышать какой-нибудь аппетитный адрес.

– За городом, – Виктор не стал распространяться. – А родители твои разве не на даче? – с легкой усмешкой спросил он. – В такую-то погоду?

Он протянул к ней руки и осторожно ее обнял.

Наконец-то!

– Знаешь, я тоже потребитель, – прошептал он, целуя ее. – Я тоже ищу в любви наслаждения… для себя…

Как будто Алла думает о наслаждении! Ей остро нужен муж. Богатый! Ну, чтоб не жадный еще, чтоб деньги давал. Будь он страшный и старый, она и то согласна! А уж когда такой красавчик, как Виктор… Если о наслаждении говорить, то вот оно, настоящее: ловить на себе восхищенно-завистливые взгляды подружек!

Она почувствовала в его теле легкое подрагивание. Парень настроен чисто-конкретно. Дождалась, слава богу!

И в то же мгновение Алла внезапно ощутила боль в низу живота, будто кто-то мазнул раскаленной кистью справа налево.

Месячные приближаются, сообразила она. В такие дни у нее всегда болел живот, секса совсем не хотелось. И ничего не хотелось. Только принять обезболивающую таблетку и зарыться в постель, под теплое одеяло… При одной мысли о сексуальном контакте ее мутило, а живот восставал резкой болью.

Но не объяснишь же парню – подожди, мол, еще несколько дней! Нет, его надо брать сейчас, сию минуту!

Что ж, она притворится. Не впервой. Будет симулировать восторг и оргазм – пусть думает, что он лучший. На мужчин это очень действует. Даже на тех, у которых нужный орган едва стоит. Вот ведь странность: мужчина ведь сам видит, как его «машинка» подкачала! Но нет, верит вранью, верит лживым комплиментам – таким лживым, что даже Аллу тошнит…

– Ладно, пойдем. Но только на чашку чая! – кокетливо засмеялась она.

Виктор начал срывать с нее одежду уже в прихожей, причем столь стремительно, что Алла не успевала вставить и слово протеста. «Бешеный какой», – подумала она, но ей это польстило: выходит, она довела мужчину до безумия! Оставив на ней только нижнее белье, он потащил ее в комнату.

– Не в эту! Это родительская, моя вон там!

Но он будто не слышал.

– Пойдем, русалочка, пойдем, насладимся, – пробормотал он, не ослабив хватки.

– Подожди! – попыталась умерить его пыл Алла: он слишком сильно сжимал ее запястье. – Ты мне делаешь больно! И это не моя комната!

Распахнув дверь ногой, он толкнул девушку на двуспальную кровать, встал над ней на колени, сжав ими ее бедра. Ее руки он не выпускал из своих. Он тяжело дышал, а глаза его бегали по телу Аллы, будто что-то высматривая.

– Почему ты называешь меня русалочкой? – Голос Аллы немного дрожал, ей стало не по себе.

Виктор вдруг расслабился, отпустил ее руки и нежно улыбнулся.

– Потому что ты живешь в воде. Кто же ты тогда, если не русалочка?

– Я не живу в воде! Что ты несешь?!

– И волосы твои чудесные играют в волнах…

Аллу вдруг захлестнула волна отвращения, смешанного с ужасом. Боль снова горячо полоснула низ живота.

– Знаешь что? Ты сумасшедший! Пусти меня. Я не хочу. Я тебя на чайпригласила!

Он склонился к ее груди, принялся целовать и облизывать ее кожу.

Она попыталась отпихнуть его – не тут-то было. Виктор снова поймал ее ладони, крепко сжав их в одной своей руке, а другой, извернувшись, достал из заднего кармана черных джинсов розовые наручники с перышками, которые в одно мгновение оказались на ее запястьях.

– Тихо, тихо, не шуми…

Он содрал с нее последнюю одежду, трусики и лифчик, взвизгнула молния на его джинсах.

– Тихо, тихо, вот так… не сопротивляйся, хуже будет… Мы должны насладиться, русалочка… Мы насладимся… О, о-о-о, вот!.. Вот так… Умница…

Он двигался между ее бедер, тяжело дыша. Алла благоразумно решила не сопротивляться. Парень псих, а то и вообще маньяк… Может убить, если ему перечить!

Она закрыла глаза и постаралась расслабиться. Боль в низу живота нарастала, и Алла пару раз вскрикнула, – но, кажется, это прошло за ее половой энтузиазм.

Он постанывал все громче, а Алла молила бога, чтобы все поскорее закончилось и он убрался из ее квартиры. А раньше, чем он уберется, она закроется в ванной. Сумочку схватит по дороге, в ней телефон. Если этот псих вздумает ломиться к ней, она вызовет полицию!

…Она не сразу поняла, отчего ей стало так трудно дышать. Когда же догадка пронзила ее сознание, то уже ни звука не могло вырваться из ее гортани.

Последнее, что уловил ее погибающий слух, – это торжествующий вскрик оргазма убийцы, донесшийся с планеты, которую покидала ее душа.

Глава 2

Сергей Громов хмурился, читая рапорт. Костик – хоть уже майор, а все Костик, потому как давний друг и товарищ (хоть зануда изрядный, да кто ж не без греха), сидел напротив.

– Маньяк, говоришь, – отложил рапорт Громов.

– Ну, парни из Южного РУВД так подумали, потому нам информацию передали. Жертва изнасилована, задушена. Да еще эти треугольники на коже…

– Ты проверял, есть ли похожие дела по другим районам?

– Гоше поручил. Пока результатов нет, видимо, а то б уже доложил.

– Что означают треугольники на теле? В Южном догадки какие-нибудь есть?

– Кабы были, они бы с нами поделились. Небось рады нам спихнуть дело с перспективой на висяк.

– Кактус тебе на язык.

– Хе.

– Забирай у них дело и тело.

– Уже едут, ваше благородие.

Серега (хоть уже и полковник, но для своих все Серега) зыркнул на товарища: тот улыбался. Надо же, Костик шутит! Не часто с ним это случается.

– В лото выиграл? – хмыкнуло «благородие».

– Серег, я, кажется, жениться собираюсь…

– Опа! Это надо обмыть. Расскажешь, кто эта отважная женщина, готовая тебя терпеть всю оставшуюся жизнь!

– Во блин, все настроение испортил.

– Да ладно, Костик, я ж прикалываюсь…

Через некоторое время явился Гоша, самый молодой опер отдела, да не с пустыми руками: выявил в базе нераскрытых преступлений два похожих ОПД (оперативно-поисковых дела).

– Тоже изнасилование с удушением. И женщины одного типа, голубоглазые шатенки, – подал он полковнику распечатки. – Одна в Восточном округе проживала, другая в Центральном.

– Почему нам дела не передали сразу?

– А вы их спросите.

Как ни любил Сергей Громов свою работу, как ни хотел бы вставать грудью на защиту чести полиции, – он знал, увы, что много тупых и бестолковых в нее набилось. Спрашивать у них бессмысленно.

– А треугольники на коже есть?

– Тут вот… – Гоша повернул распечатки к себе, – написано: «удушение с последующей порчей тела». Кто-то шибко грамотный расстарался, – хихикнул он. – Ну, я подумал, что похоже на наш случай. Ведь вырезанные треугольники – это тоже порча тела, верно? А в другом сказано, – Гоша ткнул пальцем в одну из строчек, – «посмертный узор из геометрических фигур».

– Прям поэт, – хмуро отозвался Громов.

Поручив затребовать оба дела, найденные Гошей, он уселся за стол в своем кабинете и углубился в чтение папки, которую принес ему Костик.

Жертву, Аллу Усенкову, нашли вчера утром родители, вернувшись с дачи. Девушка лежала в ванне, наполненной доверху, волосы колыхались в зеленоватой душистой (из-за специальных солей) воде. На ее коже были вырезаны небольшие треугольники: один под левой грудью, второй в низу живота, над лобком, третий на пояснице. Зачем-почему, оставалось только гадать.

Эксперт в предварительном заключении указал, что если тело было погружено в горячую воду, то трудно будет установить, вырезаны они на живой девушке или после ее смерти, так как горячая вода могла повлиять на свертываемость крови. Кроме того, в воду добавлено немного хлорки, что окончательно уничтожило генетические следы, если таковые и были на теле.

Вскрытие еще не проводилось, и удушение пока, строго говоря, является версией, построенной на основании вполне явственных следов пальцев на шее жертвы.

Первые оперативно-разыскные мероприятия ничего не дали: никто из соседей не видел накануне вечером ни Аллу Усенкову, ни мужчину, вошедшего к ней или с ней в квартиру. Дверь не взломана – скорее всего, жертва пустила убийцу к себе добровольно, если только у него не имелось дубликата ключа. Обыск не выявил ни одного отпечатка.

Сыщики из РУВД прозвонили несколько номеров по мобильному Аллы – безрезультатно. Одни знакомые сокрушались при известии о ее безвременной кончине, другие остались равнодушны, но никто не был в курсе, с кем она встречалась. Лишь две девушки, сказавшиеся близкими подругами погибшей, заявили, что Алла искала себе богатого мужа, и они нередко ходили вместе в клубы, где гипотетический муж мог оказаться завсегдатаем. Тем не менее они не знали, нашла ли Алла подходящую кандидатуру, завязались ли у нее отношения, так как девушки не каждый раз выходили в свет вместе. Но полагали, что Алла бы непременно похвасталась, если б подцепила богача.

На этом работа РУВД заканчивалась: какой-то умник заподозрил почерк маньяка, и дело попало на Петровку к Сергею Громову. Хотя для одного дня работа ими была проделана немалая, уже хорошо.

Серега не сомневался: это почерк. Даже если бы не нашлось других дел, он бы счел, что это первое убийство серийника. У таких слишком много «тараканов» в башке – и все они разбегаются по строчкам полицейских отчетов. Эти странные треугольники на коже девушки – будем надеяться, он вырезал их посмертно… И ритуал погружения тела в ванну, хотя задушил он ее, скорее всего, в постели, во время или сразу после полового акта… И даже тот факт, что отпечатков не оставил: психи опасность своим звериным нюхом чуют и лучше любых нормальных умеют скрывать следы.

Громов снова подвинул к себе снимки. Треугольник, кажется, символ гармонии. Да, точно, он об этом читал: символ триединства: Отец, Сын и Святой Дух… или как-то так. А у масонов он считается единством неба и земли… нет, света и тьмы… А третья сторона еще что-то обозначает… время, что ли?

И еще важно, чтобы треугольник был равносторонним! – всплыло вдруг из глубин памяти. Громов снова посмотрел на снимки: точно, так и есть, все треугольники – равносторонние. За небольшой погрешностью, которую стоит отнести к нетвердости руки убийцы… К слову, это уже кое о чем говорит: убийца не медик и не мясник.

Впрочем, толку от этого открытия мало.

Надо ли искать какой-то смысл в их расположении, послание маньяка? Или их порядок не важен, а важно количество? Их три – три фигуры из трех граней. Три на три – девять… И что дальше?

Чертыхнувшись, Сергей открыл поисковик в Интернете, завел слово «треугольник» и погрузился в чтение. Примерно через двадцать минут его затошнило от магии, символов, геральдики и прочих странных, на его вкус, вещей. И он набрал номер Киса.

Кис – то есть Алексей Кисанов – был давним коллегой и товарищем по сыскной работе на Петровке. В конце 90-х Алексей подался в диковинную тогда профессию частного сыщика и, вопреки прогнозам пессимистов, процветал на оном поприще из года в год. С тех пор Серега с Лехой много дел переделали вместе, много нечисти отловили совместными трудами. И выручали друг друга не раз, и прикрывали.

Они не были схожи ни характерами, ни методами расследования, но это им не мешало. Наоборот – помогало. Взаимодополняемость называется.

У Киса была одна черта, которая иногда раздражала, а иногда восхищала Серегу: он любил выстроить уйму версий, чтобы ничего не упустить, и не жалел тратить время на размышления. Тогда как Громов больше любил действие: он полагался на свое чутье и гнал, как хищник, по следу. В обоих методах имелись свои достоинства и, как водится, свои недостатки.

А еще у Киса была жена Александра, Серегина любимица. Когда-то Серега завидовал дружбану и сам был немножечко в Александру влюблен. К счастью, прошло. Остались дружеская привязанность и уважение. Уважение в том числе и профессиональное: будучи журналисткой, Александра обладала столь разносторонними и неожиданными познаниями, что к ней можно смело обращаться с любым вопросом. К тому ж она отличалась необыкновенной оперативностью: чего сама не знает – то разузнает в кратчайшие сроки.

Посему, кто бы из этой супружеской пары ни ответил на его звонок, толк выйдет.

Ответил Кис.

Серега изложил проблему.

– Идеи есть? – спросил, закончив.

– Есть. Давай посмотрим на дело так: маньяк не геометрические фигуры вырезал – он вырезал кусочки кожи, на которых что-то было. Например, татуировки.

– Хм… Не, Леха, не пойдет. Слишком маленькие треугольники для тату, поверь. Да и делают их напоказ, а у жертвы два треугольника на животе, одна на пояснице. Увидеть их можно только летом, на пляже.

– Пирсинг?

– Тот же ответ: места неподходящие.

– Ладно. Возможно, у девушки были бородавки?

– А на кой ему?

– Сам знаешь, какая-нибудь идея «очищения» тела, у психов часто встречается…

– Это мысль. Другие есть?

– Ну, родимые пятна.

– Три? По-моему, это слишком много. Обычно у человека бывает одно, максимум два…

– Или родинки.

– Тоже для «очищения»?

– В принципе, родинки обычно не ассоциируются с чем-то уродливым, как бородавки, но мы ведь имеем дело с испорченным мозгом…

– Еще чего-нибудь?

– Серег, я тут вижу два варианта: либо он чертил фигуры – и тогда надо разгадывать их тайный смысл, либо он вырезал вместе с кусочками кожи что-то, что на ней было. Вот и ищи.

– А почему треугольники?

– Да откуда же мне знать… Может, так было проще?

– В каком смысле?

– Ну представь себя на его месте…

– Не хочу.

– Придется. Вырезать ровный кружок на коже без навыков – а ты сказал, что в контурах есть погрешности, стало быть, навыков нет, – намного труднее, чем квадрат или треугольник.

– А зачем ему ровный?

– Возможно, он аккуратист. Не хотел уродовать тело.

– Признайся, ты пошутил?

– Вовсе нет. Он же псих, больной. И логика у него больная.

– Допустим… Тогда почему не квадрат?

– Когда его поймаешь, то и спросишь.

– Ну и черт с тобой, – поблагодарил друга Громов и отключился.

Часть 2
Июль

Глава 1

Он стоял у окна в темной комнате и смотрел на ночной город, сверкавший внизу огнями. В руке он держал большой пузатый бокал из простого стекла, на дне которого чернело вино. Иногда он приближал его к губам, вдыхал аромат – большие бокалы бережно сохраняют запах – и отпивал маленький глоток. Ванна его распарила, после нее он не оделся – так и стоял обнаженный, изредка бросая взгляд в какое-нибудь из многочисленных зеркал, украшавших стены комнаты, на свое отражение. Даже в полумраке было видно, как он прекрасен, и он казался себе античным богом, взирающим на землю сверху, со своего облака.

В комнате беззвучно работал телевизор, синими всполохами прорезая сумрак; на огромном экране сменялись лица, и ему казалось, что это восхищенная толпа проходит перед ним, как на параде, приветствуя свое божество.

Насладившись вином, видом города из окна и самого себя в зеркалах, он направился в спальню, чтобы одеться… И вдруг застыл перед экраном телевизора. Затем включил звук.

«…дерево пористо, оно живое, состоит из клеток, как любой живой организм. В теле дерева много воздуха, и там, запечатанный в его пузырьках, до сих пор хранится запах яичницы, приготовленной сто лет назад незнакомым вам человеком. Там запахи шампанского и рвоты, запахи горячего секса и болезней умирающего тела, запахи детского мыла и крови… Там запахи чужих жизней и чужих смертей, запахи радости и горя», – говорила молодая женщина, чье миловидное лицо привлекло к себе его внимание. Каштановые вьющиеся волосы – не слишком светлые, не слишком темные; голубые глаза; небольшой, хорошо очерченный рот, нежный и чувственный одновременно; и родинка у верхней губы… Еще одна на подбородке… Чудесная девушка.

Он подлил себе вина и сел на диван, стоящий напротив телевизора.

– Как поэтично, – кивнула ведущая. – Правильно ли я понимаю, что вы как реставратор антикварной мебели не рекомендуете ее покупать?

– Нет. Я говорю, что дерево – это летопись и архив, хранитель судеб и истории. Кому-то такая идея покажется прекрасной, даже величественной, а у кого-то вызовет брезгливость. Каждый решает сам. – Камера снова вернулась к девушке, и внизу появился титр с ее именем и фамилией. – Но я всегда помню об этом, когда работаю с мебелью.

– Говорят, вы творите чудеса. Это правда, Лия?

– Ну, не чудеса, а… – девушка немного смутилась. – Просто я работаю с мебелью очень бережно. Мне кажется, что дерево хранит души прежних хозяев. – Она неловко засмеялась, как это нередко случается с людьми, не привыкшими к вниманию телекамер и публики. – Покрывая его лаком, я их будто запечатываю, как запечатывают бутылку с посланием перед тем, как бросить в море…

Дальше он не слушал, только смотрел, как завороженный, на девушку-реставратора. Да, вот это то, что ему надо! И зовут ее так замечательно: Лия. Женщина его мечты, в прямом смысле слова.

Передача закончилась, пошли титры. Он набрал хорошо знакомый номер, без приветствия распорядился: «Лия Доминикянц. Адрес и телефон».

Текстовое сообщение с запрошенной информацией пришло через несколько минут.

Он быстро оделся, схватил ключи от машины. Время довольно позднее, вряд ли он сегодня ее увидит, но он был возбужден и не мог ждать. Ему казалось, что ноздри его уже чуют ее запах, что он уже взял след.

– До свидания, милая, не скучай без меня, – бросил он через плечо в темноту своей квартиры и вышел.

Ему повезло несказанно: Лия как раз расплачивалась с шофером такси. В руках сумка и нарядный пакет. Он был уверен, что она перед ним дрогнет – как все женщины, как всегда, – кокетливо заулыбается, начнет с ним заигрывать. Но она лишь бегло мазнула по нему взглядом у двери подъезда.

Он сделал галантный жест, когда она вытащила электронный ключ: мол, дамы вперед, – придержал перед ней дверь и вошел следом. Она еще раз бросила на него беглый взгляд, когда они подошли к лифтам, – женщинам постоянно твердят, что не следует входить в кабину с незнакомыми мужчинами, – и правильно, к слову! – но его шикарная внешность ее успокоила. Он ступил в кабину первым и нажал кнопку последнего этажа: ее квартира, с большой вероятностью, ниже. Не следует девушку напрягать раньше времени.

Расчет оказался верным: она вошла в лифт. И когда он прибыл на ее этаж, на седьмой, она не волновалась: ведь незнакомец не сделал ни одного пугающего жеста, а теперь и вовсе остался в кабине, собирается ехать выше…

Лия уже отпирала квартиру, когда он выскочил из кабины. Быстро зажал ей рот и впихнул в прихожую, наподдав дверь коленом.