Текст книги "Ведь я еще жива"

Автор книги: Татьяна Гармаш-Роффе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

IV

…Мне снилось, что кто-то долбит мой ледяной гроб. Это Игорь! Конечно, разве могло быть иначе? Он пришел, он спасет меня! Игорь, я здесь!!! Разбей этот проклятый ящик, совсем непохожий на хрустальный гроб из сказки… «И встает она из гроба. – Ах!.. и зарыдали оба».

Я протянула свои связанные руки к Игорю, моему спасителю. Ах, и…

…И я очнулась от боли: пальцы мои ударились о металл. Я поняла, отчего мне снилось, будто мой гроб долбят: это я сама во сне билась о стенки тесной холодильной камеры морга.

Игоря тут нет, разумеется… Он меня никогда не найдет. Кому может прийти в голову искать живую девушку в морге?!

Никому. Даже такому умному человеку, как Игорь.

Холод сводит мое тело. Хотя я в куртке и в сапожках, но они уже не защищают. Действие снотворного, видимо, ослабело, – отчего я и проснулась, – но холод медленно сжимает меня своими жесткими ледяными объятиями, усыпляет, гасит сознание…

Сколько прошло времени с тех пор, как меня запихнули в этот ящик? Наверное, немного, раз я еще жива… Тут каким-то образом можно дышать, как ни странно. Вероятно, холодильник для трупов вентилируется…

Я бы сказала, что я «похолодела» при мысли, что рядом со мной, в соседних отсеках, лежат трупы, – но холодеть дальше было некуда.

Ночь сейчас или день? Если прошло немного времени, то еще ночь. Меня ведь привезли в морг ночью…

Кричать я все равно не могу, мой рот заклеен, но вдруг кто-нибудь услышит мой стук? Хотя ночью тут, наверное, никого нет… А если и есть, то кто? Тот дядька, который запихнул меня в этот ящик?!

Если бы тут кто-нибудь был, он стук уже услышал бы.

Если бы кто-нибудь хотел меня отсюда вызволить, то уже бы вызволил.

Игорь!!! Найди меня!!! Я не хочу умирать!!! Как же я буду любить тебя, если умру?!

…Игорь. Ярко-синие глаза, темные волнистые волосы, которые я так люблю ворошить… Мне даже показалось, что пальцы мои ощутили, как пряди скользят между ними, а подушечки уткнулись в то сокровенное, почти интимное тепло, которое царит у корней волос…

Пальцы мои, конечно, ничего не могли ощутить, даже если бы Игорь оказался здесь, – они окоченели. Но, как ни странно, в них вдруг закололо, зачесалось, будто они и впрямь попали в тепло, и по ним, а потом выше, по кистям, по рукам, по плечам, побежала горячей волной кровь…

Игорь, это, оказывается, совсем не метафора, когда говорят, что мысль о любимом человеке согревает! Я тебе обязательно расскажу об этом, Игорь!

Если я когда-нибудь выберусь из этого ящика живой.

…Когда я увидела Игоря в первый раз, он мне показался таким… И слов-то не подберешь. Симпатичным? Приятным? Да, и симпатичным, и приятным, только это ничего не объясняет. Просто мне захотелось еще раз на него повнимательнее посмотреть, и я поторопилась вернуться к нему за заказом.

Наверное, я поставила его в неловкое положение. На лице проскользнуло едва заметное выражение растерянности. У него – я сразу догадалась! – денег хватало только на кофе и пирожные – видно, не ожидал, что у нас такие высокие цены. Но он молодец, нашелся быстро и спокойно сказал, что уже поужинал… И я вдруг обрадовалась тому, что он сказал это так спокойно, с легкой усмешкой. Не люблю людей, которые чувствуют себя униженными из-за нехватки денег. Да и вообще униженными. Неважно отчего.

А в Игоре ощущалась какая-то уверенность в себе. Он не застеснялся и в то же время недовольства ценами не высказал… Был у меня как-то клиент, который забрел к нам случайно и, увидев цены, разразился целой речью по поводу буржуев и воров, поминая Сталина и советскую власть. Дурак, конечно, даже спорить с ним нет смысла, но все-таки нельзя же смешивать всех подряд только на основании денег! Наши клиенты – это молодые люди, они сами делают свою карьеру, своими талантами и своими трудами зарабатывают деньги!

Я хорошо это знаю, потому что вижу и слышу их разговоры. У них настоящий энтузиазм в глазах горит, когда они говорят о своих проектах! Настоящий, творческий!

Другое дело, что с ними будет дальше, когда денег станет много? Когда все уже будет ими куплено, когда желания удовлетворятся? Как я прочитала в одном труде по социологии, собирая материал для будущей книги: «Люди стремятся разбогатеть, чтобы лучше жить, но качество жизни повышается с увеличением богатства лишь до некоторого предела».

До некоторого. Что тогда останется от их увлеченности? Что они примутся обсуждать? У кого «Мерседес» мерседеснее?

Вот ради чего я пошла работать в этот ресторан: чтобы узнать, как будут эволюционировать их души.

Игорь был иным. Он пришел сюда один и ни с кем никакие проекты не обсуждал. Просто сидел, слушал джаз и думал о чем-то своем. Я даже решила, что он не начинающий бизнесмен, а скорее начинающий писатель… Или ученый… Оттого и денег нет!

В общем, приглянулся он мне, и я с сожалением подумала, что раз для него наш ресторан дорог, то он сюда больше не вернется. Хотя все же ждала его…

И он пришел! Через неделю. И сел за тот же столик. Я сразу поняла: специально, чтобы его обслуживала я!!!

Я не стала скрывать, что рада его видеть. И все время застревала возле него: мы о чем-то говорили, шутили… На этот раз он взял салат, горячее и даже бокал красного вина – наверное, получил какие-то деньги, а мне его заказ давал возможность подходить к нему несколько раз. Даже наша начальница стала хмурить брови, указывая глазами на других клиентов, ждавших меня.

Игорь это заметил. И предложил мне продолжить нашу беседу в каком-нибудь другом кафе, когда у меня будет свободный вечер!

Я обрадовалась. Он не мог, конечно, знать, что у начальницы ко мне отношение особое: она одна знала истинные причины моей работы в ресторане. Знала, что я заработка не ищу и работаю здесь ради наблюдений для моей будущей книги. И что пригрозить мне увольнением или лишением премии она не может по той простой причине, что меня это не волновало. К тому же она чисто по-человечески мне симпатизировала, сочувствовала моей затее исследовать менталитет будущих миллионеров (или миллиардеров?) и охотно делилась со мной мыслями, когда нам удавалось остаться в ресторане вдвоем, после закрытия. Мы пили кофе с ликером в ее кабинете и рассуждали. Ее интересовала почему-то моя судьба.

«Ты чудо, Кристинка, ты сама по себе богатство, – говорила она, потягивая ликер, – но сейчас они, эти молодые мужики, увлечены собственным «творчеством», как ты это называешь, и им не до того, чтоб разглядывать твои таланты: они упиваются собственными! Сейчас им нужна жена-нянька, которая будет подтирать за ними, пока они со своей бизнес-музой общаются. А когда это самое бизнес-творчество принесет им огромные бабки – тогда им станет нужна вывеска. Вроде галстука престижной марки. Телка на выход, которую они купят за ту же цену, что и галстук… Вот я и боюсь, что пролетишь ты, Кристинка. Из тебя ни нянька, ни телка не выйдет – тебе нужен мужчина, который ценил бы тебя, сокровище редкое, – а где ж такого взять?!»

Я ей возражала, что в ресторане я не для поиска жениха, а для сбора материала к книге. Она только улыбалась скептически и не очень трезво похлопывала меня по спине…

В общем, с хозяйкой «Регтайма» у меня сложились отношения особые, о которых никому знать было не положено.

Что не мешало ей хмурить брови, видя, что я торчу у столика Игоря, несколько пренебрегая обязанностями по отношению к другим клиентам.

Ну что ж, работа есть работа, она права. К тому же перед девочками она не могла показывать свое исключительное отношение ко мне. Зато ее нахмуренные брови помогли Игорю быстро принять решение! И пригласить меня встретиться с ним в другом месте! А то сколько бы еще раз он ходил сюда и тратил свои скромные сбережения ради встречи со мной!..

А в том, что это ради встречи со мной, я уже не сомневалась…

На первое свидание я собиралась, как Золушка на бал. Только ровно наоборот: в отличие от сказочной «замарашки», у меня было слишком много платьев! И я никак не могла решить, какое из них выбрать. Я долго металась по комнате, распахивая дверцы шкафов. Как одеться?!

У меня имелись недорогая одежда, сумки и обувь – все то, что я купила, чтобы не выдавать свое социальное положение. Но Игорь небось захочет меня пригласить в место не дешевое, чтобы произвести впечатление…

И мне тоже хотелось произвести впечатление! Мне хотелось надеть на себя самое красивое, самое изящное, самое женственное, чтобы понравиться ему, чтобы выглядеть максимально эффектно!

Но, как назло, все это «самое-самое» было дорогим. Жутко дорогим!

Что же мне делать?!

Я все металась от вешалки к вешалке в гардеробной комнате, выбирая и отвергая вещи. Ох, и нелегкая эта роль – Золушки! Одно дело быть Золушкой, и совсем другое — делать вид…

В конечном итоге я сумела найти компромисс. Подобрала себе на вечер туалет, который шел мне, выгодно подчеркивая достоинства моей фигуры, но при этом ни на одной детали не видна была марка – ни на кофточке, ни на юбке, ни на пальто.

Все это было очень важно. Во-первых, не смутить Игоря, который явно жил на довольно скромную зарплату. А во-вторых, я не хотела выглядеть «дорогой девушкой». И для этого у меня имелись весьма веские причины…

V

Игорь понял, отчего шеф спросил про мачеху: решил, что папа женился после развода, и теперь новая жена… Понятно, в общем.

Но все было куда хуже на самом деле. Отец его был женат только один раз.

На Жанне.

…В его детских воспоминаниях мама почти не присутствует. Она обитала где-то на периферии его жизни, изредка возникая в сфере его детского восприятия мимолетом, пролетом, – сказочная Жар-птица. Такая же яркая и неуловимая. Она ассоциировалась у маленького Игоря с праздником, с редким и чудесным ощущением красоты и счастья, недоступного в повседневности… Не то чтобы повседневность его была унылой, но все же рядовой. И отсутствие в ней матери оборачивалось для мальчика не столько тоской ее отсутствия, сколько праздником ее редкого присутствия.

С Игорем сидела няня, бывший научный сотрудник, папа с ней когда-то работал. Человек добрый, строгих душевных правил, всесторонне образованный, она в перестройку попала под сокращение, а в предпенсионном возрасте это был конец. Папа спас ее, взяв в дом, на зарплату, а она спасла папу и Игоря: у них в доме наконец появилась заботливая женщина.

Мама хозяйством не занималась. Она ничем не занималась. Разве что собой. Вставала она поздно, долго слонялась по квартире в пеньюаре, ни с кем не разговаривая, – по пробуждении у нее отчего-то всегда случалось хмурое настроение; затем она лениво завтракала; потом одевалась и исчезала на всю оставшуюся часть дня. Приходила она, когда Игорь уже спал, отчего он ее почти никогда не видел.

Софья Борисовна, няня, заменила ему мать практически во всех ее функциях. Все его детские сказки, все его разбитые коленки, все его проверенные уроки, зоопарк и цирк – все это была «няня Соня».

А мама была «Жанной», так она велела звать себя сыну.

После ухода матери из семьи Софья Борисовна стала в доме полноправной хозяйкой, выполняя с той же добросовестностью, с которой раньше занималась наукой, все функции женщины в семье – кроме функции жены. С папой они просто дружили. Как-то папа сказал ей, Игорь слышал: «Ты можешь не беспокоиться за свое будущее, Сонечка. Я больше никогда не женюсь, и у Игорешки не будет мачехи, а тебя отсюда не выживет новая хозяйка!»

Игорь тогда, помнится, порадовался за няню Соню. Он не хотел бы, чтобы ее кто-нибудь «выжил» из их семьи. Он ее любил.

– Нет, Алексей Андреевич, – потер лоб Игорь. – У меня мачехи нет. Только мама… Отец женился на ней, когда она была еще студенткой. Его студенткой. Тогда, до перестройки, быть профессором и доктором наук считалось престижно… И платили хорошо. Его направление в молекулярной биологии было очень перспективным, так что даже в те годы папа зарабатывал вполне прилично. А уж потом тем более… Но родители давно развелись.

Хм, нестыковочка вышла. Некая Софья Борисовна, отправившаяся за покупками, ввела детектива в заблуждение.

– Как ее звали, твою маму?

– Жанна. Почему «звали»? Ее и сейчас так зовут… Она жива и здорова.

– Вы общаетесь?

– Нет. Просто имя ее иногда мелькает в светской хронике…

Когда Игорю было двенадцать с половиной лет, Жанна заявила отцу, что уходит. К более красивому и более богатому.

Игорь слышал этот разговор – случайно, нечаянно: слишком громко родители разговаривали. Слишком бурно. Позабыв о сыне.

Игорь проснулся, разбуженный их громкими голосами. И вышел из своей комнаты. Дверь в родительскую спальню была приоткрыта, но Игорь заходить не стал. Он притаился в коридоре, с изумлением и горечью слушая взрослые слова.

Жанна сидела на подоконнике и болтала ногой. Красивой ногой, обтянутой в белые лосины. Тогда в моду вошли эти обтягивающие трикотажные штанишки, и Жанна их носила… Это было очень эффектно: белый шелковистый трикотаж на ее стройной загорелой ноге.

Отец как раз в тот момент спросил:

– Ты вышла за меня ради денег и моего положения?!

Жанна ответила:

– Конечно, Виталик! А ты только сейчас догадался? Бедный, бедный дурачок… Ты в зеркало смотришь иногда? У тебя хилое тельце, а в последнее время ты стал лысеть и живот начал выпирать. У тебя узкие плечи, у тебя нет мышц, и не было никогда, ты маленького немужского роста. Как ты мог верить, что тебя может любить и желать женщина???

Игорю показалось, что он получил пощечину. Хлесткую, звонкую, с оттяжкой, с наслаждением, – они получили ее оба, он и его отец. До сих, вот до этих самых пор он никогда не смотрел на отца глазами, которые оценивали бы его по росту, количеству мышц или волос на голове. Для него он был ученым, страстно любящим свое дело, что придавало ему особый ореол чего-то высшего, за пределами мерок роста, возраста и прочих внешних данных. К тому же папа был очень добрым, щедрым во всем, кроме времени – его отнимала наука, к чему Игорь относился с пиететом. Он был веселым, любил шутки, он очень много знал, много читал, судил обо всем с пониманием дела и живостью ума… Папа был личностью. И Игорь уже в свои юные годы умел это ценить. Или просто его так воспитали, папа и няня Соня: личность – это главное. Внутри главное, а не снаружи. В уме, таланте, щедрости, а не в деньгах и не в спортивной фигуре…

И сейчас, когда он услышал слова Жанны, он едва не покачнулся. Это был безжалостный взгляд на его отца – взгляд Женщины. Полный яда и презрения.

Значит, на его папу можно вот так смотреть? Вот такими глазами?!

Самое ужасное заключалось в том, что в ее словах была правда… Жесткая и справедливая.

Нет! Несправедливая! Ему хотелось кричать. Не может быть, чтобы это было правдой! Папа не такой!

А какой? – вкрадчиво спросил его голос внутри. Посмотри на него: так ведь и есть. Обрюзгший, полысевший. Мужчина глазами Женщины. Ее жестоким, требовательным, ничего не прощающим взглядом.

Ему стало страшно. В прихожей висело зеркало, большое зеркало, во весь рост. Игорь к нему приблизился. В полумраке на него смотрел красивый мальчик, высокий для своих лет, спортивный. На душе немножко отлегло. Ему никто никогда не скажет таких убийственных слов!

И вдруг ему стало стыдно. Появилось чувство, будто он предал отца. В мыслях предал. Смалодушничал! Ведь главное внутри, а не снаружи!

– Но ты ведь говорила… – донеслось до Игоря, – что любишь… Что я личность… И что остальное не имеет значения…

Папа растерянно лепетал. Краска прилила к щекам мальчика. Отец вел себя стыдно. Он не должен таких слов говорить! Словно он ее упрашивает! Ему нужно сейчас… нужно… нужно ей на дверь указать! И сказать ледяным тоном, как в кино: убирайся вон!

– Мало ли что я говорила! Мне надо было выйти за тебя замуж, чтобы обеспечить себе положение в обществе, вот и говорила.

– Ты мне с самого начала лгала?!

– Конечно, – фыркнула Жанна, поведя плечом. – Причем так лгала, что сама поражалась, как фальшиво выходит. Актриса из меня никудышная, я была неубедительна… Не понимаю, как ты мог принять мои слова за чистую монету!

– Но ты же говорила… Как же я мог тебе не верить? Мне никогда не приходило в голову, что ты способна меня обманывать…

– Ты хотел верить, Виталя! И не хотел правды! А ведь она была всегда рядом с тобой, стоило лишь посмотреть в зеркало! Но ты не хотел знать, что ты смешон со своим худосочным тельцем, своей бородкой и вялыми мышцами! Если бы тебе хватило мужества, ты бы этой самой правде вместе с зеркалом посмотрел в глаза. И стал хотя бы заниматься спортом! Ладно, рост бы не исправил, но фигуре придал бы подобие мужественности! А в постели? Ты никогда не задавался вопросом: удовлетворяешь ли ты меня?

– Но ты ведь говорила, что тебе хорошо со мной!..

Голос отца совсем сник. И Игорь вместе с ним. Все эти слова – и матери, и отца – погребали его под собой, как пепел Везувия Помпеи.

– Опять двадцать пять! Говорила. И что? Слова, слова… Обманывала. А ты должен был сам соображать! Ты кончал через десять минут! Что, ложь моя была слишком сладкой? Правду не хотелось видеть? А какой женщине понравится десятиминутный секс? Ты книжек не читал? Ты фильмов не видел? Об этом и говорят, и пишут повсюду, о сексе! Просто ты не хотел знать. Тебе нравилось думать, что все и так прекрасно! Потому что тебя избавляло это от усилий. А ведь мог бы все улучшить, и тело, и секс, – для этого существуют и упражнения, и препараты!

– Это нечестно, Жанна! Ты затаила все это, а я тебя любил! Ты должна была мне сказать, подтолкнуть, направить… Я бы тогда…

– Не смеши меня! Я миллион раз намекала. Я уходила от тебя к любовникам. Но ты не хотел ничего понимать! Ты и здесь делал вид, что веришь мне, когда я тебе внаглую врала про «подругу». – Жанна презрительно качнула ногой. – А почему? Да потому, что тебе было так удобнее! Это избавляло тебя от критического взгляда на себя. И от усилий, чтобы ситуацию изменить. Тебе бы пришлось тогда подвинуть свою ненаглядную работу, урывать от нее время, чтобы делать из себя мужчину. Знаешь, что я тебе скажу, Виталя? Ты послушай меня внимательно, может, хоть на будущее сгодится… Когда не хочешь видеть правду о себе, то уже никогда ничего не исправишь в жизни. Чтобы исправить недостаток, нужно сначала признать, что он у тебя есть. Но когда врешь себе, что недостатков у тебя нет, то и исправления быть не может!!!

– Ты дрянь, лживая дрянь! Ты мне лгала все эти годы!..

– Наконец-то дошло! Не забывай только, Виталенька, что все эти годы я растила ТЕБЕ сына… И ты, идиотище, все эти годы был слеп, самонадеян… И… и счастлив!!!

– Ты его плохо растила! Ты по мужикам бегала! Если бы не Соня, то…

Жанна изящно соскочила с подоконника.

– Как могла, так и растила! – произнесла она тем тоном, которым ставят точку в разговоре. – А ты и вовсе не растил, ты больше бегал по конференциям своим, никому не нужным. Теперь я долг выполнила, мальчик уже большой. Расти его дальше сам. Он мне в новом браке будет мешать. Ариведерчи, Виталик!

Игорь, оглушенный, вжался в стенку, невидимый в темноте коридора.

Это была казнь. Отцу и сыну.

На следующий день Жанна исчезла из их квартиры.

Жар-птица улетела навсегда, оставив за собой, как шлейф духов, чувство ущербности – отца, Игоря и всей их жизни.

Он много думал потом об услышанном разговоре. Взрослея, переоценивая и переосмысливая его из года в год. И чем больше думал, тем больше копилось у него холодно-яростного гнева к матери и тяжелого, душащего сочувствия к отцу за то унижение, за постыдную слабость и глупость, с которой он так подставился… Не только в том разговоре – во всей его жизни с ней.

Как ни странно, но куда меньше Игоря задели слова матери о нем самом. Он с усмешкой, хоть и недоброй, вспоминал: «Я ТЕБЕ растила сына», «Он мне в новом браке будет мешать». Никакой внутренней связи с матерью у Игоря не существовало изначально – ничего и не разорвалось, ничего и не болело.

…Утром после того разговора Игорь постарался сделать вид, что ничего не слышал. Что ничего не случилось. Когда папа сообщил ему об уходе Жанны, он только кивнул: ясно, мол. Ушла и ушла. Отец смотрел на него с плохо скрытым недоверием и подозрением, но Игорь оставался невозмутим.

Прошли годы. Они жили нормально, хорошо жили. С папой и няней Соней. Игорю было, кажется, семнадцать, когда он отважился спросить отца:

– Пап, как я понимаю, мама вышла за тебя из-за денег, да?

– Наверное, – неловко улыбнулся тот.

– Пап, а когда ты женился, ты не видел, что она ради них только?..

Отец помолчал. Игорь чувствовал, что он взвешивает слова, подбирая какие-то доступные разумению сына. По крайней мере, с точки зрения отца.

– Пап, я пойму. Скажи как есть.

Отец потрепал его затылок.

– Хорошо. Когда один человек обманывает другого, то в данной ситуации есть два действующих лица: один, который обманывает. Второй, которого обманывают. И в обмане виноваты оба.

– Я понял.

– Ты уверен?

– Конечно. Вина разделена на двоих. Ты ведь это хотел сказать?

– Не пойдет. Поверхностный ответ. – Отец всегда требовал от Игоря, чтобы он додумывал свои мысли до самой их «подкладки». – Вина обманщика не нуждается в комментариях, с ним все понятно. А почему виноват обманутый?

– Тебе нужно было не рассказывать, что ты богат! Вот это и есть твоя ошибка. Тогда она бы не стала тебя обманывать!

– Как же я мог не рассказывать? Во-первых, всем в институте было известно, что в моем научном направлении большие перспективы. Денежные. Во-вторых…

И он вдруг запнулся.

– Во-вторых, тебе хотелось ее привлечь своими деньгами… известностью… Да?

Отец не ответил.

– Ты меня всегда учил, что главное внутри, а не снаружи. Но ты почувствовал, что такими ценностями ее не привлечь… И ты изменил себе, папа! Ты кинул ей кость, а она вцепилась в нее…

– Игорь, выбирай выражения! Это все же твоя мать!

– «Все же», – усмехнулся Игорь. – Мамочка, ау, где ты? Ха, что-то я не слышу ответа… Папа, какие выражения я должен выбирать? Разве это не так, не «кость»?.. Не говори только, что меня это не касается, что это ваша личная жизнь! Я имею право знать!

– Я не говорю этого, Игорь. Ты имеешь право знать, именно поэтому я стараюсь ответить на твои вопросы. Но это нелегко… Пока ты не влюбишься, ты не поймешь. Как теряешь голову, как на все готов и как веришь каждому слову, не подозревая, что оно лживо… Тем более когда знаешь, что ты – личность, что у тебя незаурядный интеллект, признанный во всем ученом мире талант, щедрая душа. Ты попросту не представляешь, как можно это не ценить, потому что сам ценишь личность в других! Ты уверен, что отношения между людьми строятся на этом, внутреннем. А внешнее – это так, завитушка, оправа. Приятная, но неважная… И когда тебе лгут, ловко повторяя твои же слова о ценности личности, ты веришь.

– Твоя вина в этом? Что ты поверил?

В глазах отца мелькнуло грустное сожаление, которое Игорь воспринял как подтверждение.

– Скажи, а красота женщины – это тоже «завитушка»?

– К чему ты клонишь? – насторожился отец.

– Ты меня извини, папа, но тогда выходит, что ты тоже купился на внешнее, на красоту, – со всей своей семнадцатилетней категоричностью заявил Игорь. – Ты тоже не разглядел ее личность!

Отец молчал. Игорь чувствовал, что он борется между желанием выглядеть в глазах сына правым и безгрешным и желанием быть честным. Честным, каким он всегда был, его отец.

И Игорь тоже, он боролся между желанием видеть своего отца правым, стереть из памяти те страшные, но по-своему, по-сермяжному справедливые слова, которые бросала ему в лицо пять лет тому назад мать, и желанием правды. Желанием, чтобы отец оказался честен, как всегда. Даже в таком трудном и жестоком для самолюбия разговоре.

– Да, – ответил наконец Виталий Федорович. – Красота, гармония черт нам почему-то кажется выражением гармонии души. Может быть, природа так и задумывала, только замысел ее не воплотился по каким-то причинам… Я был уже взрослый, умный мужик и должен был это понимать. Я мог это понять, если бы захотел. Но я… Я не хотел.

Отец, кажется, немного покраснел.

«Ах, обмануть меня не трудно, – я сам обманываться рад», – вспомнил Игорь стихотворную строчку, над которой уже не раз размышлял. Почему Пушкин был рад «обманываться»? Зачем ему? Зачем?!

Или он знал что-то такое о человеческой природе, чего Игорь пока не сумел понять?

Его пугала эта мысль. Она ему решительно не нравилась, эта мысль! Он не хотел хотеть обманываться!!!

Или фишка в том, что поэт точно знал, что обманывается?.. И потому позволял себе эту слабость, одновременно видя ее, как на ладони? Изучая ее, рассматривая, даже любуясь ею… А папа обманывался по-настоящему, не подозревая, не догадываясь… В этом вся разница, да?!

– Ты прав, Игорь, что спрашиваешь, – добавил отец после паузы. – Ты должен это знать. Чтобы не повторить моей ошибки.

Нет-нет, Игорь все переставил с ног на голову! Это Жанна виновата во всем! Обманывался папа или нет, главное в том, что его обманывали, и все, и точка!

Игорю хотелось, чтобы жизнь наказала ее за ложь, за унижение. Но, если можно доверять светской хронике, Жанна жила весело и беспечно.

С другой стороны, он не желал ей зла.

Все-таки она была его матерью…

И Жар-птицей.