Текст книги "Лемминг в короне (СИ)"

Автор книги: Татьяна Тихонова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

  Было морозно, серо, сыпал снег. Голые чёрные вершины курились.

  «Кунлелю сказал, если сегодня не остановит Ваню, то он уйдёт, – думал Тимофей Ильич. От дыма, запаха кож, лекарского снадобья и курящихся трав до сих пор мутило, – Ванька уходить, так и сказал».

  Старик выгнал всех на мороз. Охотники ушли направо, к побережью, Тимофей Ильич пошёл налево, вчера там видел много плавника.

  И обернулся.

  За спиной раздался глухой звук бубна. Когда Кунлелю бил в свой бубен, ты будто вставал на ходули. Мир становился зыбким, шатким, земля оказывалась далеко-далеко внизу, под облаками. Удары сыпались глухо, в такт сердцу, и оно замирало, шло тише, ещё тише. Очень хотелось домой, полететь, побежать, хоть бы мамонтом или леммингом.

  Горя уже не приходил в сознание. Врачи назвали это комой. Веня твердил, что Горя кит. Петрушин каждый день ходил в больницу, сидел рядом с Венькой. То задумчиво покачивался на своём плавающем табурете, то тревожно хватался за него и кружил по комнате.

  – Как же вас угораздило! – говорил он. – Как же так?! Теперь они оба там, в прошлом. Эх вы, мамонтоспасатели! А теперь что делать? Егора надо возвращать, только он знает дорогу назад. Ты говори с ним, говори, Вень.

  Трепал Веньку по голове и вскоре уходил.

  Веньке разрешили оставаться с другом. Он соскакивал ночью, всматривался в свете приборов и ночного освещения в лицо Гори и тихо звал его, и говорил, говорил. Про океан, про россыпи живых раковин на отмелях, про подводные города, где плавучие фонари светили день и ночь. А то вдруг отчаянно шептал:

  – Возвращайся, Горя. Как же я тут без тебя, без Ваньки?!

  И подозрительно шмыгал носом при этом.

  В землянке было дымно, тепло и тихо. Пахло кислым, горьким. Почему-то казалось, что полынью, горький её дух тянулся над тем осенним пожухлым полем, которым ехали совсем недавно. Коршун кружил в небе. Дорога не дорога, две колеи. Десять всадников, две повозки, две телеги с кухней, шатрами и одеждой тёплой – вот и весь обоз.

  Поле с ползущим по нему обозом качалось далеко внизу, облака водянистые и осенние, полные холодного моросящего дождя, плыли с севера. Над облаками шла бабушка поливать саженцы черники в оранжерее, мама что-то говорила, улыбаясь и неслышно, под облаками Ваня видел всадников, нашёл среди них себя, смеющегося и на Звёздочке, и русоволосую девчонку в заячьем полушубке, ехавшую рядом на Белом и что-то рассказывающую...

  Ваня рассмеялся и очнулся.

  В землянке никого не было. Огонь в очаге погас, вспыхивали лишь угли. Тянуло холодом от полога и отверстия в крыше. Ваня выбрался из кучи шкур, долго искал одежду. Нашёл свой полушубок, сумка с рисунками почему-то висела прямо над ним, над тем местом, где он столько провалялся в бреду. «Меня привязали будто», – усмехнулся Ваня, снимая сумку с кожаной петли.

  Выбравшись наружу, выкарабкавшись по крутому лазу в снегу наверх, Ваня рухнул в сугроб, ноги подкосились от слабости. Потом долго барахтался, проваливаясь и проваливаясь всё глубже. Порадовался, что не ушёл далеко, вернулся и долго искал вороньи лапы. Их ему показал Тимофей Ильич, когда собирались. Ваня тогда посмеялся этому странному приспособлению, и правда напоминавшему воронью лапу. А сейчас искал. Должна быть его пара, не может не быть... Нашёл. Они висели на той же петле, что и сумка с рисунками...

  А потом рисовал, пока не замёрз совсем на ледяном ветру. Сова белая уносила лемминга, вдали паслось стадо заснеженных зверей с витыми рогами. Всё подряд рисовал. Листки были усеяны набросками...

  Шкуры, мясо, жир, бивни моржей складывались в ледянку уже третий день.

  – Значит, назад пойдём, – сказал Тимофей Ильич. – Не знаю даже, что хуже -оставаться или идти назад. Но ещё сентябрь, лучше попытаться.

  Уже и в землянке был оставлен немалый запас. И вот вечером двенадцатого дня Кунлелю сказал:

  – Утро идти.

  Утро настало морозное. Приплюснутое солнце, огромное, ослепительное, висело невысоко. Краски чёткие и какие-то незабываемые заставляли Ваню смотреть и смотреть на горы и снег. Уходили вереницей, таща ледянку вместе с шестью собаками. Ваня жадно искал мамонтов, но их не было. Каждый день стадо уходило всё дальше вглубь долины, и вот теперь в самый последний день их не видно совсем...

  Через два часа погода сменилась, с севера потянулись облака. Замело, закружило позёмкой. Но метель всё не могла разыграться, Кунлелю смотрел на горизонт, качал головой и опять шёл.

  Ели мороженную рыбу, топили жир и грелись. Ночевали в ледянке. Утром опять шли, петляя между разводьями.

  До чистой воды добрались на следующий день. Ледянка полетела по воде, в семь вёсел. Вёсла мелькали слаженно, шкуры укутывали от брызг и леденящего холода. Смешалось море, небо. Только тяжёлый плеск волны по днищу, шуршание шуги, сиплое дыхание. Рывок за рывком. То впереди, то рядом шёл кит...

  Однажды Горя вдруг вздохнул, закашлялся и открыл глаза. Рядом, держа Горю за руку, чтобы не пропустить, когда тот очнётся, свернувшись на полу, на надувном матрасе из набора врача-спасателя спал Венька. Рука соскользнула, и Венька сунул её под щёку, так и не проснувшись. Подскочил он от голоса Гори. Тот, закрыв глаза, хрипло сказал:

  – Убили меня там, Веня. Гарпуном. Вытащили на берег. Я всё ждал, что Ванька придурок вернуться захочет, а он не захотел. Я, говорит, ещё чуть-чуть, Горя, тут поживу, можно? Тимофей Ильич на следующий год за яшмой собирается! Главное, говорит, Веньке скажи, что я вернусь... Я мельтешил у берега, фонтаны пускал, а он с обозом ушёл, с девчонкой этой. Только шаман знал, что я не кит, да Ванька, но они меня уже не видели. В море я со зла ушёл. Охотники из другой общины меня убили. А Ванька мамонта спас.

  – Ты не психуй, Горя, а то опять кома накроет! – возмущённо зашептал Венька, шаря кнопку, вызывая врача, удерживая Горю, чтобы не вставал. – Лежать, лежать, кому сказал! Главное ведь, что ты вернулся, и Ванька, значит, вернётся. Увидит этого... лемминга в короне, как обрадуется, и вернётся, а как же иначе! Мы же поклялись на Землю слетать, ты помнишь? Втроём!