Текст книги "Утро после «Happy End»"
Автор книги: Татьяна Веденская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)
– Или приведет на твое место любовницу! – хлопнула себя по лбу (по крайней мере, мне так показалось) Динка.
– Может, нас выгонят из этой квартиры? – теоретизировала я.
Те, кому приходилось жить на съемных квартирах, прекрасно меня поймут. Переезд – это всегда своего рода разрушенная башня и полное разрушение старого. А для человека, которому приходится переживать этот кошмар с той или иной периодичностью, переезд напоминает маленький дефолт. Страшно подумать, надо собрать все вещи, сувениры, подарки, посуду, любимый торшер, не забыть собаку, нанять грузовик, проследить, чтобы грузчики не сперли чего-то, от потери чего уже нельзя будет прийти в себя. Потом надо некоторое время жить среди коробок, не имея ни малейшего представления, где у вас зубные щетки, дезодорант, постельное белье и красный костюм. Но самое сложное – это объяснить предыдущей хозяйке, что сталось с ее ремонтом и почему мы не должны и не будем оплачивать пеню за сгрызенные плинтусы, разодранные около туалета обои, поцарапанный пол (потому что мы переставляли шкаф). Я лично не встречала ни одной хозяйки квартиры, которая не провожала бы меня причитаниями.
«Ай, люди добрые, что ж это делается! У меня ж тут был евроремонт! Гобелены! Рубенс в оригинале! Все же пропало! Все, что нажито непосильным трудом», – стонут эти ушлые дамы. В первые разы, учитывая мой тогдашний возраст и неопытность, им действительно удавалось вытрясти из меня на прощанье энную сумму «за ущерб». Но потом Костя мне объяснил, что евроремонт – это нечто иное. А оплачивать обои, которые рвали еще задолго до нас, просто глупо и незаконно.
– Ты только не лезь, и все будет нормально, – с некоторых пор стал говорить он. Уж не знаю, что он делал с хозяйками, но все они стали вежливо прощаться со мной, сетуя, что волею судеб нам надо расстаться.
– И что? – оборвала меня Дудикова. – Если гроб и башня – это про переезд, я настоятельно рекомендую тебе смириться и собирать манатки.
– Почему? – опешила я.
– Потому что это наименьшее из зол. И тогда нечего гневить бога. Переедешь, и все успокоится.
– В принципе да, – согласилась я.
На этом мы и порешили. Что скоро переезд. Я даже сообщила об этом Косте, после чего он нахмурился, потер лоб и спросил.
– Еще раз объясни, почему мы должны переехать?
– Потому что мы гадали, и там вышла разрушенная башня и гроб, – настороженно поясняла я.
Костя с жалостью оглядел меня с ног до головы:
– Малыш, а может, еще поживем? Мне что-то не очень хочется менять адрес. Давай, вы с Диной теперь погадаете на кофейной гуще. И все исправите, – противным гнусавым тоном закончил он. И расхохотался.
– Смеешься? – обиделась я. – Вот так всегда! Ты не уважаешь мои знания. Не веришь в интуицию. А вот когда гром грянет, я буду смеяться последней.
– Твоей Аллочке надо на вокзалах работать! – продолжил веселиться супруг. – Не понимаю, что она делает в вашей скучной организации. Она бы стала миллионершей, предсказывая переезды!
– Это не она! – пыталась отбиться я. Впрочем, за четыре года я успела убедиться, что с Костей спорить бессмысленно.
– Нет?! А кто? Динка твоя? Ну, ей-то уж точно пойдет цветастый платок. И куча детей за спиной.
– Отстань! – не выдержала я и расплакалась.
Мне вдруг стало так обидно и грустно, что слезы полились просто рекой. Я плакала-плакала, потом даже местами выла, а Костик сначала попытался призвать меня к совести и гражданскому самосознанию (разве так может себя вести взрослая женщина), а потом испугался и принялся отпаивать меня водой из-под крана.
– Ну, что ты. Ну, успокойся. Я же пошутил! Все будет хорошо, – качал он меня в своих объятиях. А я теребила себя, думая, что вот я тут пытаюсь избежать какой-то страшной катастрофы, а никому нет до этого дела, никто меня не лю-у-у-у-бит.
– Да что с тобой такое? – разозлился Костя, когда я пошла на второй круг рева. – Может, тебя облить ледяной водой?
– Обидеть художника может каждый! – насупилась я. Но на всякий случай поутихла. Зачем завинчивать гайки? С Кости станется. Обольет, а потом еще скажет, что это было для моего блага.
– Ну, вот и славно. Пойдем-ка, я положу тебя спать, – деловито отряхнул руки мой благоверный и оттащил меня с кухни на кровать, где, немного постояв в нерешительности, надумал ко мне присоединиться.
После чего мне временно стало все равно, какая такая катастрофа поджидает меня за углом и куда мне придется из-за этого переезжать. Потому что с тех пор, как я перестала «задерживаться» на работе, несколько раз в неделю по вечерам «ездить к Динке» и выскакивать из дому каждый раз, когда на моем мобильнике высвечивалось «Денис», наши отношения с Костей стали гораздо теплей. Уж не знаю, с чем это связано. Возможно, с тем, что момент примирения совпал с Новым годом, придав особую праздничность нашим постельно-домашним выходным. А может, и Динка права, говоря, что Костя вдруг понял, почувствовал, что я снова полностью его. И ничья больше. А может, просто миновал какой-то кризис, о которых так много пишут психологи.
– В семейной жизни кризисов – как в лесу сыроежек, – радостно заверила меня Дудикова, когда мы с ней обсуждали этот парадокс Константина. – Это – первый. Но ты не сомневайся, будет и второй.
– Утешила, – усмехнулась я.
Кризисы, конечно, неприятная штука, но надо сказать, что внимание, которое мой муж вдруг начал на меня изливать, оказалось не только приятным, но и очень неожиданным подарком. Я даже начала подумывать, что не так уж и плохо было все, что случилось. Да, с точки зрения моего грехопадения все было ужасно, но… Все же кончилось! А теперь мой Костик ведет себя как ангел, спустившийся на землю. Да и я не собиралась его больше обманывать и намерена хранить ему верность.
– Больше никогда? – хмыкала Динка, слыша от меня подобные вещи. – Знаешь, сколько раз я такое слышала?
– Сколько? – неуверенно переспросила я. Мне было как-то неуютно понимать, что таких, как я, много.
– Когда люди не могут оплатить услуг, они тоже бегают и говорят, что больше никогда не будут лечиться в кредит. И ничего – приходят и лечатся. Потому что лечиться, не заворачивая каждый раз после пилинга или эпиляции в кассу – это приятно.
– И что? – разозлилась я.
– А то! Измена – это тоже своего рода счастье в кредит, – умничала Динка. – Ты получаешь эмоции, за которые потом придется платить чувством вины. Но в самом процессе тебе так хорошо, что о последствиях просто не думаешь.
– Гадюка, – разрыдалась я. Потому что мысль, что мир устроен таким нелицеприятным образом, почему-то расстроила меня. Очень расстроила.
– Слушай, а почему ты все время ревешь? – удивилась Динка. – Стресс?
– А то! Все жду этот ваш гроб с разрушенной башней, – пояснила я ей свое поведение.
Динка задумалась.
– Нет. Я тебя разную видала. И в горе, и в радости. И в большом горе, – напряженно кусала губы она. – Да о чем мы говорим! Я тебя видала, даже когда ты пыталась сдать на права.
– Я бы попросила! – моментально ощетинилась я.
Дело в том, что это была слишком болезненная тема. Когда-то, когда мы с Динкой только начинали наше победное шествие по Москве, у нас была золотая мечта. Мы хотели заполучить под собственные попы по четыре колеса. Для чего ходили даже в автошколу, где нас пытались научить тормозить за двадцать сантиметров до бетонной стены, настраивать радиоприемник на нужную частоту и материться в открытое окно. Программу автошколы я прошла на ура. Хотя толку от этого было мало. Далее следовал собственно экзамен, где оказалось, что мое умение строить глазки не срабатывает, а грузный гибэдэдэшник с явными признаками аритмии совершенно спокоен к женским коленкам. Единственное, что его возбуждало, – триста долларов, при виде которых он давал права всем желающим.
Триста долларов мне было жалко, и я решила рискнуть. Меня посадили за руль старенькой «шестерки», Динку, которая была следующей, посадили на заднее сиденье еще с одним любителем бесплатных прав. Дальше я лихо завела двигатель, в течение минуты умудрилась набрать скорость сорок километров в час, после чего (не сбавляя скорости) попыталась развернуться. Вылетела на встречную полосу, а дальше (по рассказам очевидцев) бросила руль, закрыла глаза руками и принялась визжать. Все, как и положено блондинке. Дудикова сидела с белым, как снег в Альпах, лицом. Гибэдэдэшник орал. От столкновения с летящим по встречной полосе джипом нас спасло только чудо и изворотливость водителя упомянутого джипа. Он, кстати, потом показал, что настоящий профессионал – матерился из открытого окна так, что уши вяли даже у гибэдэдэшника. Я была практически первой и единственной, кому он отказался дать права даже за триста долларов. Хотя Динке он их прекрасным образом продал. Так что, как вы понимаете, я не очень любила об этом вспоминать.
– А, брось! Даже тогда ты не плакала, – сказала Динка.
– Я тогда находилась в шоке. Я была счастлива, что меня выпустили из машины. И что этот добрый человек на встречной все-таки смог меня объехать, – пояснила я.
– Неважно. Но столько слез, сколько ты пролила в этом январе, я не видела у тебя никогда.
– Может, это совесть? – предположила я. – Все-таки, как ни крути, я очень виновата.
– Перед кем? – не поняла подруга. – Перед Денисом?
– При чем тут Денис? Я о Косте!
– Ну, судя по тому, как Костя скачет вокруг тебя, он более виноват, чем ты. Не знаю, правда, почему.
– Тогда что? Психология? – поникла я.
В принципе, если уж быть до конца честной, то с того самого момента, что я рассталась с Денисом, я была сама не своя. Я много плакала. Я плохо спала. Мне не хотелось работать (впрочем, это можно вычеркнуть, потому что работать я вообще не любила).
– Гормональное? – предположила Динка.
– Ты что, считаешь, что я больна? – ужаснулась я. И тут же в голове заработала неумолимая логика. – А что? Если я больна, то с гробом все понятно. Старая жизнь точно кончится. И башня разрушающаяся – это подходит. Точно! Я больна!
– Дура! Ты дура! – заорала Динка.
Но меня уже было не переубедить. Я, как и герои незабвенной книги «Трое в лодке, не считая собаки», нашла у себя симптомы всех возможный заболеваний. Я нашла уплотнение в груди. Мне определенно показалось, что мои волосы начинают выпадать. У меня болел живот. И спина. И вообще все. Все болело. Причем от мыслей болело еще сильнее, а местами начинали болеть те органы, о существовании которых я раньше даже не догадывалась.
– Я умираю, – трагичным шепотом сообщила я Динке, которая после этого примчалась в наше кафе взъерошенной и разъяренной и потребовала от меня индульгенции на проведение медицинской экспертизы.
– Поедешь со мной, – заявила она.
– У меня работа, – слабо пискнула я.
– Не е… – матерно выразилась Динка и не дала мне даже допить кофе.
В результате я безвозмездно (т. е. даром) была исколота, осмотрена со всех сторон (ухо, горло, нос, грудь и все остальное), после чего поняла, насколько круто иметь в друзьях бухгалтера медицинского центра.
– УЗИ я ей бесплатно не сделаю, – категорически упирался Петр Исмаилович. С меня все равно деньги снимут! И за реагенты заплатите!
– Я вам такой НДС организую – пальчики оближешь, – била без промаха Динка. – А что, ей надо УЗИ?
– А как вы хотели, деточка?! Без УЗИ это все – лирика!
– Хорошо, – вздохнула Динка. – Заплатит.
– Я? – начала было я, но осеклась. Уж за одно УЗИ не заплатить, когда Динуля пляшет вокруг меня такого гопака, – согласитесь, это было бы свинством.
– Завтра, в десять. Натощак, – вздохнул Петр Исмаилович. – Я распоряжусь.
– Спасибочки, – залебезила Динка.
Далее она провела краткий инструктаж, зачитала мне нотацию на тему того, что будет, если я просплю и не приеду. Поэтому в десять ноль-ноль я тряслась, как осиновый лист, около кабинета врача. А уже ровно через сутки знала все – и про гроб, и про разрушенную башню, и про причины моих слез. Про все.
Глава 2
Бабка надвое сказала
Вся эта история с Денисом разделила мои отношения с супругом на время «до» и время «после». И дело не в том, что Костя стал как-то не так относиться ко мне, а также не в том, что я стала как-то не так относиться к нему. В целом наши отношения в семье даже улучшились. Но теперь я смотрела на него другими глазами. «До» я была уверена, что Костя будет всегда и между нами будет вечный незыблемый мир и покой. «После» я поняла, что все может кончиться в любую минуту. Причем из-за меня.
Потому что в Косте было намешано гораздо меньше провокационных черт, взрывных ингредиентов характера, которые могли разорвать в клочья наше семейное счастье. Костя меня по-прежнему любил. Он разговаривал со мной (что само по себе удивительно). Разговоры наши, правда, не всегда были душевными. Иногда они все же сводились к пресловутому «передай солонку», только длиннее, изысканнее. Но все же мы могли вместе посмотреть какой-то фильм, могли пойти и погулять в парке. Я стала делать самые изысканные блюда, чтобы Костя сидел и сыто улыбался, демонстрируя всем своим видом, что жизнь удалась. Мне хотелось заполучить некоторую фору в сражении с самой собою. Я надеялась, что количество поданных деликатесов будет чем-то вроде баллов в компьютерной игре. Десять баллов – дополнительная жизнь. Ведь всем известно, что один из самых действенных и эффективных механизмов управления мужской душой – кулинария.
Если бы меня спросили, я бы посоветовала всем ярым сторонникам женских прав и прочим феминисткам, прежде чем выходить на какой-то там митинг, испечь много ароматных слоеных булочек с вишней или наделать целую гору мант. Потому что, накормив мужскую половину мантами, из них можно вытрясти все, что угодно. Но феминистки меня не слышат. Они хотят, чтобы мужчины к ним даже не подходили, даже не смотрели в их сторону. Хотя это и странно. Все женщины, которых я знаю, так или иначе мечтают о семейном счастье, о тихих домашних вечерах под бормотание телевизора. Про стакан воды, который будет кому подать. Но, собравшись вместе, эти дамы требуют, чтобы мужчины не открывали перед ними двери и не подавали пальто. И отказываются потакать мелкобуржуазным мужским слабостям типа любви к вкусной (и не всегда здоровой) пище.
– Почему это женщина должна готовить ужин? Пусть мужчина готовит женщине ужин!
– Равные зарплаты!
– Женщина за рулем лучше мужчины, это всем известный факт. Запретить анекдоты про блондинок!
– Какое мне до всего этого дело? – недоумеваю я. У меня всего один-единственный мужчина. Он вовсе не принц, и у него море недостатков. Но ведь и я не принцесса. А после этой истории с изменой и говорить не о чем. Он о ней не знает, но я-то знаю! Это как подтяжка лица. Ты можешь быть уверена, что твоя кожа после нее выглядит прекрасно. Что следы операции совершенно не видны, а результат просто потрясающий. Но каждый раз, когда кто-то смотрит на тебя как-то не так, насмешливо или с какой-то невысказанной, потаенной мыслью, ты думаешь: знает. Сволочь, как-то догадался. Что-то нашел. Вот так и я, глядя на улыбающееся после медовых медальонов из свинины Костино лицо, радовалась – не понял. Не знает. Все в прошлом. А когда он отворачивался от меня в постели, угрюмо (как мне казалось) сопел и засыпал, даже меня не поцеловав, я нервничала. Знает. Догадался. Почувствовал. Но время, говорят, все лечит. Скоро, я думаю, мне станет уже все равно, знает Костя об измене или нет. Время все покроет легкой дымкой, сквозь которую любой грех покажется нереальным. Наверное, даже мне самой. И все-таки было что-то у меня в душе, что после этой истории с Денисом исчезло. И я, вопреки всякой логике, страдала без этого. Оказалось, что это было важным, нужным, чуть ли не главным.
– Чистая совесть? – уточнила Дудикова, пока мы с ней сидели и ждали узиста.
– Даже не знаю. Для меня совесть – это что-то про тетрадку с двойкой, которую я спрятала от мамы.
– Тетрадки не актуальны. У тебя типичный комплекс раскаяния. Слушай, может, тебе пойти к психологу?
– Пойти, – покорно кивнула я. Мне было все равно. Я не очень-то верила, что психолог может мне чем-то помочь. Но очень хотелось какого-то чуда. Хотелось, чтобы в один момент по хлопку волшебника все между мной и Костей стало как раньше. Вернее, чтобы я внутри стала прежней. Чистой, что ли?
– Как раньше? – удивилась Динка. – Тебе же раньше все жутко не нравилось?
– Теперь мне кажется, что это была такая ерунда, – вздохнула я. – Зато теперь мне все нравится. Кроме себя самой. А ты понимаешь, я хочу себе нравиться. Я вообще, можно сказать, местами себя крепко люблю. И мне себя жалко. Очень.
– Плакать будем? – улыбнулась Динуля.
– Только потом, – кивнула я. – Когда ты, наконец, отвяжешься от меня со своими оздоровительными процедурами.
– Прудникова кто? – вышла из кабинета фотомодель в белом халате. Девушка, ноги которой возбуждали даже меня. Она никак не могла быть простым земным человеком, работающим в поликлинике. У меня немедленно начался приступ комплекса неполноценности.
– Я! – отрапортовала я.
– Проходите, – строго кивнула барышня.
– А ее анализы пришли? – спросила Дина.
– Посмотрим, – кивнула сказочная принцесса, неведомым ветром занесенная в медцентр.
– Наверное, у вас здесь просто сказочные зарплаты, – шепнула я Динке на ушко.
– Почему? – удивилась она.
– Такие красотки у вас! Они должны секретаршами у олигархов ходить. В мини-юбках.
– Это медсестра, – шикнула на меня Дина и пихнула в спину. – Лиль, я зайду с ней? Она у меня девушка морально неустойчивая, сбежит в окно. А так я ее вам подержу.
– Это незаконно, – пискнула я, но моя дорогая кобра принялась паясничать и демонстрировать свою мощь на практике, держа меня под локти.
– Иди-иди!
– Гестапо. – Я сделала героический вид, подняла голову и гордо пошла вперед.
– Лилечка, посмотрите ее карту, – прогнусавил приятно земной, со всклокоченной бородкой и седой лысиной еврей-доктор. Вот интересно, почему в докторах государственных клинических больниц может быть кто угодно, но в дорогущей Динкиной конторе – обязательно сын Израиля? Но вслух я этого не сказала.
– Н-да, – покачал головой специалист, читая какие-то бумажки.
Он внимательно посмотрел на меня поверх очков. Я мгновенно испугалась и похолодела.
– Что такое? Я больна? Тяжело?
– Раздевайтесь! – строго оборвал меня доктор. И дальше проделал все непонятные манипуляции, ясно давая мне понять, что говорить со мной не о чем, что с его медицинской точки зрения я безнадежна. Практически недочеловек.
Потом мне разрешили одеться и долго что-то писали в карте.
– Ну-с, – потер он ладони. И принялся рассказывать всю правду, почему-то обращаясь не ко мне, а к Динке. Так что я имела возможность все услышать, переварить, как-то осознать. Но именно это у меня и не получилось. Я сидела, словно оглушенная. Только один раз встряла в их с Динкой мирную беседу с вопросом:
– Когда?
– В начале декабря, – с готовностью ответил врач.
– А вы уверены, что именно в начале декабря? – ахнула я.
– А вы уверены, что нет? – прищурился врач. Я поникла. – Можете идти.
– Спасибо, Марк Соломонович, – кивала головой Динка, выводя меня из кабинета, как с поля боя. Я не сопротивлялась. Я, можно сказать, была контужена.
– Ну, дела! – даже не пытаясь что-то там смягчить или улучшить, причмокнула подруга, усадив меня в кресле коридора. – Приехали.
– Что теперь делать? – чуть не рыдала я.
– Не знаю, – подруга задумчиво почесала ручкой за ухом. – А ты уверена, что не уверена? В смысле, что не знаешь, чей?
– Уверена, – кивнула я. – Не знаю.
– Писец!
– Он, – не спорила я.
Господи, какая банальная история! Ну прямо как у мексиканского сериала! Оказалось, что я вот уже больше двух месяцев как беременна. Я – беременна! И самым дурацким, самым нелепым во всем этом было то, что я не знала от кого.
– Как же так? – не унималась Динка.
– А так. Это с одинаковой степенью вероятности может быть как Костин ребенок, так и Денисов. Потому что если, как утверждает этот твой доктор, зачатие произошло в начале декабря, так я тогда спала с обоими.
– Да? – прикусила губу Динка.
Думала она довольно долго. Я бессмысленно водила глазами по стене, вычитывая какие-то таблички про витаминизацию и вакцинацию населения. Минуты текли плавно, как река, которой не мешает ни один камень. Потом Динка зачем-то кивнула и уточнила. – А с кем больше?
– Что больше? – переспросила я, потому что любезное подсознание (видимо, чтобы противостоять шоку) уже увело мои мысли далеко-далеко. К тому, что надо бы, конечно, пить витамины каждый день и бегать в парке, чтобы беречь здоровье…
– С кем ты больше спала в начале декабря? – отрезвила меня подруга.
Я чуть не закашлялась. Думать о произошедшем мне не хотелось.
– Больше? В том-то и ужас, что именно с конца ноября и вплоть до разрыва с Денисом они оба были активны, словно у них обоих случились магнитные бури, – раздосадованно воскликнула я.
– Ладно, не надо подробностей, – покраснела Динка. Ее скудная личная жизнь сводилась к случайному сексу, мимолетным романам и постоянному ожиданию ПП, в существование которого она не очень-то и верила. Она была взрослой женщиной, поэтому уже догадалась, что мужчины (как и женщины) обязательно содержат в себе непоправимые изъяны, исключающие возможность получить звание Прекрасного Принца. Так что она предпочла оставить тему частоты моей бурной личной жизни.
– Может, как-то на УЗИ повнимательней посмотреть? – предложила я. – Может, они скажут, на кого он похож?
– Дурында. Там только муть одна видна. Количество пальцев да как сердце бьется.
Я встрепенулась.
– Сердце? Оно что, уже бьется? Ты врешь!
– Да ты чего?! У тебя беременности уже девять недель! Там уже вообще все бьется, почитай журнальчик для беременных, – едко заявила подруга.
– Что же делать? – всплеснула я руками. Потому что до этого момента у меня в голове звенело набатом слово «аборт». А теперь, когда вредная Дудикова сообщила мне, что у моего (первого в жизни, между прочим) ребеночка бьется сердце, слово это (аборт) вдруг начало таять и сдуваться ветром.
– Можно сделать ДНК-тест. Хочешь? – осторожно поинтересовалась она.
– ДНК? А можно? – обрадовалась я.
– Конечно. Надо будет взять немного околоплодной воды, а у Кости под каким-то предлогом выцыганить кровь.
– Интересно, как ты это себе представляешь? – не поняла я. – Я прихожу, кормлю его ужином, а потом говорю: «Дорогой, не отольешь ли мне немного крови? Я стала вампиром».
– Почему? – горячилась Динка. – Мы все равно будем делать ему анализы, как отцу. Заодно я договорюсь, чтобы сделали ДНК-тест. Правда, он опасен для плода.
– Что значит опасен? – моментально ощерилась я. Инстинкты, о которых я даже понятия не имела, вдруг накрыли меня все сразу. Я совершенно нелогично почувствовала, что это маленькое, что у меня внутри, – самое важное, самое непонятное и уникальное, что только может быть на свете!
– Ну, есть определенный процент. Все-таки это проникновение в околоплодные воды, – пространно пояснила Дина. Я ничего не поняла. Но это уже было неважно.
– А ему будет больно?
– Кому? – чуть не подавилась подруга.
– Ну, малышу.
– Да он еще вообще ничего не понимает.
– А ты говорила, сердце бьется! – разочаровалась я.
– Бьется, – подтвердила Динка. – Но все равно.
– Нет. Не все равно. И потом, допустим, я сделаю тест. И что?
– Как что? – досадовала Динка. – Будет ясность.
– И? И что мне потом делать с этой ясностью? – упиралась я.
– Ну, если это Костин ребенок, то все прекрасно и…
– А если нет? Если не Костин?
– Тогда можно будет сделать аборт. Правда, уже несколько поздновато, – размышляла Динка. – Слушай, а ты вообще почему не дернулась, когда месячные не пришли? Ты раздолбайка. Дотянула!
– А они вроде даже и пришли. Мне так показалось. Что-то, во всяком случае, точно было. А аборт я в любом случае делать не буду, – заявила я. – В любом.
– Серьезно? – вытаращилась на меня Дудикова. – Все ясно. Ты сошла с ума. Алло! Ты живешь на съемной квартире. Не уверена, что ребенок от мужа.
– Ну и что! – уперлась я. – Никаких тестов, ничего.
– Тогда приготовься к долгой тяжелой осаде, – разозлилась Динка.
– Я не знаю, что делать. – Я разревелась, распугивая Динке всех посетителей. Надо же, вот накрыло! Говорят, что есть такое явление, как эхо войны. Когда все уже кончено, но последствия продолжают накрывать. В лесу находят землянки с останками солдат. Дети играют в гильзы от снарядов, а иногда находят даже настоящие гранаты-лимонки. Кто-то подрывается на мине, о которой забыли или просто не знали, где она лежит и ждет своего часа. Вот это как раз про меня. Это я подорвалась на мине, о которой напрочь забыла за годы таблеток и прочей контрацепции.
– Слушай, а давай думать, что он от Кости. И все! – рационально мыслила Динуля. Ее лицо просветлело, было заметно, что ее внутреннее я договорилось с таможней.
– Ага! – всхлипнула я. – Я с Костей почти пять лет живу, и ничего. Ни разу. А с Денисом не провела и полугода. И ты думаешь, что он – от Кости?
– Неважно, что думаю я, – строго уточнила она. – Важно, что думаешь ты. И он. Важно, чтобы ты и он были уверены, что это ваш ребенок. Особенно он.
– О господи, – воскликнула я и продолжила реветь.
– Ты пойми. Денис ведь – не негр преклонных годов и не друг степей калмык. И на китайца не тянет. Так что ребеночек в любом случае будет нашей расы. А если и не будет похож на Костю, то можно говорить, что он пошел в деда по твоей линии. Кто его видел, этого деда?
– Ну, в принципе… – вяло согласилась я.
Мы еще попереливали из пустого в порожнее, однако и через час ничего лучшего, чем спустить все на тормозах, мы не придумали. Потому что любые варианты, которые вносили ясность в вопрос пресловутого отцовства, имели побочный эффект в виде задачки «что делать», если это действительно окажется ребенок Дениса.
– Вот потому-то это и должен быть Костин ребенок. Из него получится прекрасный отец. И Костя никогда не будет тебя бить, – резюмировала подруга.
Я разозлилась. Как будто сейчас самое время прикидывать, с каким из мужчин мне будет легче жить на свете!
– Да я бы все отдала, лишь бы это и в самом деле был Костин ребенок! Но это, скорее всего, не так.
– А ты не настраивай себя негативно! – разглагольствовала Динка.
– Да при чем здесь настройки! – билась я в истерике. – Ты только и можешь, что давать советы. А потом объяснять, почему все пропало и ничего не получилось.
– Да я-то здесь при чем? – справедливо возмутилась Динка.
Но мне уже было не до справедливости. Мне срочно потребовался крайний. Прямо сейчас. И я, естественно, его нашла в ней.
– Ты, ты меня с ним познакомила! Ты дала ему мой телефон. А ведь он так удачно тогда его потерял!
– Значит, я – причина всех бед. Может, и в постели с ним я тебя держала? – разъярилась Дудикова.
– Не держала! – кивнула я, отдувая ото лба челку, которая вдруг стала меня раздражать. – Но сама ты ничего не делаешь, только смотришь!
– Это еще почему? – хмурилась Динка.
– Ты сама даже не решилась деньги отнести в свой долбаный паевой фонд, про который мне все уши прожужжала. Так и будешь сидеть и смотреть, как я мучаюсь!
– Отнесла! Ты дура. Только о себе и думаешь. Все потому, что мы, как ни встретимся, занимаемся только твоими делами! – разоралась на весь коридор своего учреждения подруга. Но главбуху никто не решился мешать. Орете? На здоровьичко!
– А вот и нет! Я всегда готова тебе помочь, выслушать, но ты никогда не делишься своими… что? Что ты сделала? – споткнулась я.
– ОТНЕСЛА!
– Что? Что отнесла? – тупила я. Говорят, что у беременных женщин мозг работает хуже из-за оттока крови к плаценте. Но не на девяти же неделях. Наверное, я просто тупая от природы. От этого и все мои проблемы.
– Деньги, балда. Там сейчас пятьдесят процентов годовых. Так что я-то как раз что планирую, то и делаю. И за тебя, курицу, пытаюсь спланировать хоть что-то.
– Спасибо, – растерянно кивнула я. Потом глубоко задумалась. – Отнесла все деньги? А не страшно?
– Что?
– Отдавать деньги в пирамиду?
– Нет, с тобой невозможно говорить. Ну, какая пирамида! Весь цивилизованный мир так живет. Это ж тебе не МММ с их тысячей процентов! Это серьезные люди, юридическое лицо с участием государства, иностранных инвесторов, – набросилась на меня Динка.
– Ладно-ладно. Не бей! Я тебе верю. И что? Когда ты деньги будешь получать?
– Всегда. Пока идет рост. А потом, если что, заберу!
– Все-таки ты настоящий воин! – восхитилась я. – Значит, считаешь, что Косте говорить ничего не надо?
– Да ты о чем? Он тебя на руках будет носить!
– С чего бы? Он о ребенке ничего не говорил. Может, он еще и расстроится, – предположила я.
– Вот увидишь, что нет. Уж твоего-то Костю я прекрасно знаю! – уверила меня Динуля.
Я посидела еще, чтобы хоть как-то привести себя в порядок, высушить слезы, которые все норовили потечь снова, а потом Дудикова проводила меня до метро и пообещала не обижаться на мои выпады.
– Это я из-за нервов, – жалобно пояснила я.
– На дураков не обижаются, – успокоила меня подруга и отпустила с миром переживать и переваривать все произошедшее в одиночку.
Я спустилась в переход. Постояла около телефонного аппарата, думая, не позвонить ли мне Косте прямо сейчас. Но представила себе, как он сидит в своем маленьком уютном офисе недалеко от набережной Москва-реки и напряженно думает, как ему отправить коробки с хрусталем в Уругвай, а контейнер с мебелью в Индию. Костя делал важное, нужное и непонятное дело, и я его за это очень уважала. И вот он пытается по-английски объясниться с индусами или уругвайцами, а тут я со своей сногсшибательной новостью. «Я беременна!» – «И что?» – «У нас будет ребенок!» – «Кто?» – «Ребенок! Ре-бе-нок»! – «Откуда? Не отвлекай меня всякой ерундой. Поговорим вечером».
Я поморщилась, отвела взгляд от таксофона и сделала еще пару шагов в сторону метро. Все-таки я была неадекватна, это точно. Я даже плохо представляла себе, куда мне идти.
– Свежий номер «Семь дней». Самые грязные подробности из жизни богатых и знаменитых! Все с фотографиями! Всего пятнадцать рублей, – раздался чей-то громкий голос прямо у меня над ухом. Я обернулась. Около стены бойко расположился продавец глянцевого счастья. Журналы любой тематики пестрили, заманивая прохожих яркими картинками и бессодержательным содержимым. Этот лоток предназначался не для тех, кто любит думать. Скорее для тех, кто возвращается с работы и думать как раз устал.
– А есть что-нибудь для беременных? – спросила я торговца раньше, чем успела сама себя остановить.
– «Лиза» «Мой ребенок», «Девять месяцев», «Мой кроха». Выбирайте, – огорошил меня он.
– Вот это выбор! А какой лучше? – засомневалась я.
– Возьмите вот этот. Там есть дневник беременной.
