Текст книги "Искра для соломенной вдовы"
Автор книги: Татьяна Веденская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
Глава 2
Показывающая, насколько разрушителен стресс
Руслан не требовал исполнения взятых на себя (на меня) обещаний. Он не требовал их исполнения до самого февраля. Он звонил, мы болтали, я рассказывала ему о своих успехах, особенно в сфере отъема у народа прибылей. Он смеялся и давал дельные советы. Он сказал, например:
– Оля, а почему ты ничего не хочешь делать в Интернете? Ты так хорошо и со знанием дела рассказывала о своих исследованиях.
– Но это же уже делает САИН.
– И что? Идея-то твоя, а они наверняка без тебя ее запорют. Если бы они там были умными руководителями, заботящимися о развитии своей фирмы, то знали бы, что исключив из дела креатив, они его убивают. Это закон. На креативе все держится.
– Они там заботятся только о себе.
– Тогда тем более ты можешь создавать что-то подобное. Наверняка пойдет, надо только сайт раскрутить. А там, глядишь, придумаешь что-нибудь еще. С тебя станется. – В общем, его советы действительно были ценными хотя бы потому что он так откровенно в меня верил, что я тоже проникалась этой уверенностью. Однако с котиком он меня не знакомил, водил по ресторанам и целовал в щечку раз в неделю. Я уже начала звереть от его любви к стандартным методам, когда он наконец разродился предложением посетить его дом.
– Как ты смотришь на то, чтобы отведать моей фирменной домашней кухни? – спросил он меня напряженным голосом. Я почувствовала прилив невероятного счастья оттого, что он все же хочет меня как женщину. И оттого, что он такой прекрасный человек, так красиво и необычно ухаживает за мной. Это вам не сальные обжимания в Арбатских подворотнях и быстрый секс на даче у друзей. Передо мной первый раз в жизни настоящий принц, который старается не спугнуть меня слишком быстрым напором. Как будто московскую женщину моего возраста и статуса можно испугать быстрым напором. Особенно, если учесть сроки моего вынужденного полового воздержания.
– Я смотрю положительно. И я так много слышу про твоего безобразника-кота, что уже изнываю от желания…. – тут я специально сделала двусмысленную паузу, – с ним познакомиться. – По-моему, исчерпывающе. И он тоже это понял, заехал за мной на своей теплой и чистой, пахнущей одеколоном больших мальчиков машине, и повез меня навстречу блаженству.
– Вот тут я и кукую в одиночестве, – развел он руками, стоя посреди двадцати метрового холла квартиры, таящей в себе еще непонятно сколько комнат. Холл-гостиная сиял простотой и хорошим вкусом. Бежевые стены с пятнами изящных авангардистских картин, стойка домашнего кинотеатра с колоннами рассредоточенных динамиков, светло-бежевый кожаный диван, в который хотелось провалиться навсегда. Зеркало шкафа-купе бликовало, визуально еще больше увеличивая пространство. Около широких окон (их было почему-то два подряд) высилась роскошная зеленая пальма.
– Прошу, раздевайся, присаживайся. Что-нибудь налить.
– Да, – выдохнула я. В такой обстановке я готова находиться только пьяной. Иначе я откажусь отсюда уходить и опозорю себя навсегда. Пока Руслан бестолково носился по квартире, пытаясь изобразить из себя кулинара, я набиралась. Мне было предложено многое.
– Вот вино, красное или белое? – я молчала и смотрела на барную тележку, из которой торчала куча разнокалиберных горлышек.
– А может, тут где-нибудь прячется мартини?
– Конечно. Вот, держи. – Он протянул мне бутылку.
– Спасибо, – я оглянулась, прикидывая, есть ли тут бокал или мне можно и из горла.
– Извини, – смутился он, побежал за бокалом, вынул из моей руки бутылку и налил.
– А сока нет?
– Есть тоник, – обрадовался он. Интересно, он полагал, я стану квасить мартини, не разбавляя? Через некоторое время он расслабился, принял на грудь для пущей смелости и накормил меня недопеченным переперченным мясом. В качестве гарнира мне была предложена консервированная кукуруза. Я жевала этот не перемолотый тар-тар и старательно контролировала выражение абсолютного счастья на лице. В конце концов, ради этого мужчины я готова на все, а не только на то, чтобы слопать сырое мясо. И под хорошую выпивку оно вовсе не так плохо идет.
– Тебе нравится?
– Очень. Просто невероятно вкусно. Никогда такого не пробовала.
– Что же ты не скажешь, что оно не получилось, – откинулся на диване и расхохотался он.
– А я люблю чуть-чуть недожаренное. С кровью.
– Ах ты, хищница, – вдруг подскочил он ко мне и обняв, развернул к себе. Он держал мое лицо в своих руках и смотрел в глаза. Я постаралась придать взгляду глубину и таинственность, изобразив то, что описывают термином «с поволокой». Но сердце застучало, все женские органы завибрировали. Первородный инстинкт закричал внутри – это он, ты никого никогда не видела лучше. Давай, давай! Таким только и можно давать!
– Я тебе нравлюсь? – прошептала я, не отрывая глаз.
– Очень. Ты такая…
– Какая?
– Теплая, родная. Глаза просто фантастика. Так и хочется схватить тебя в охапку и утащить за собой. – Он поцеловал меня. Он поцеловал меня, ура. Я опять целуюсь, и притом с мужчиной, звонков от которого я жду целыми днями. Я дергаюсь от каждого звонка, как малолетняя дурочка, влюбленная в учителя физкультуры, и бегу к телефону, сшибая кривящуюся Шурку, считающую, что любовь в моем возрасте – это извращение.
– М-м-м. Поцелуй еще, – мурлыкала я и он прижал меня к себе. Он целовал шею, губы, нос, перебирал руками волосы.
– Дай-ка я на тебя посмотрю. Скажи, тебе так приятно или это просто много мартини?
– Хорошо, – шелестела я и тянула к нему руки. С ума сойти, мы целовались и обнимались, наверное, весь вечер. Я содрала с него рубашку и безостановочно водила ладонью по его груди, восторженно пища:
– Какой ты большой, какой сильный. Я просто не верю.
– Сему не веришь, – игриво спросил он и запустил руку мне под блузку. Я была довольно сложно одета, потратив весь день на создание наилучшего ракурса меня как одетой, так и разной степени раздетости. А это было не так просто. И в чулках, заканчивающихся на бедрах ажурной резинкой, было бы довольно холодно, если бы не его автомобиль. Но зато теперь мне было не стыдно за грудь, которая легла к нему в руки. Он целовал меня и гладил грудь, перемещаясь с нее периодически на уже обнаженную спину.
– Какая у тебя великолепная грудь, – прорычал он, посасывая мой розовый сосок. Что правда – то правда. Грудь знатная, высокая, полная, с маленькими розовыми сосками. Самой нравится. Но его плечи, его руки, огромные, с небольшой порослью волос. Я теряла рассудок, у меня кружилась голова. Руслан потихоньку стащил с меня юбку и я сполна насладилась эффектом ажурных чулок.
– Вот это да. Как же такая потрясающая женщина могла оказаться свободной. – Я всегда знала, что стремление женщин во что бы то ни стало исхудать лишено смысла. Руслан ощупывал мои окорока так, словно не бывало на свете занятия приятнее. Однако я в результате его активных телодвижение уже практически полностью потеряла контроль над собой.
– Я хочу тебя! – раздалось около моего слухового аппарата. Я затрепетала и на полном серьезе ответила взаимностью. Остатки одежды слетели с меня и я принялась отдирать от Руслана намертво приросшие к нему брюки. Нет, не умею я находить взаимопонимание с мужскими ширинками. Слава Богу, он справился сам, не отрывая взгляда от меня, старающейся прикрыть все, что он нараздевал. Ему так откровенно нравилось то, что он видел, что я краснела и возбуждалась.
– Какой ты красивый!
– Ну, конечно. Обычный мужик, просто большой.
– Прекрати меня дразнить. Тебе наверняка это всю жизнь твердят.
– Моя бывшая жена твердила, что я лишь чуть-чуть лучше, чем орангутанг.
– Да она у тебя дура.
– Это точно, – он подхватил меня на руки и куда-то потащил. Не скажу, что ему было легко. Все-таки почти восемьдесят кило.
– Куда мы идем? – тихонько поинтересовалась я.
– В этом доме есть отличная спальня. Там гораздо удобнее заниматься тем, чем мы с тобой планируем.
– А чем мы планируем?
– Мы планируем… Я планирую отнести тебя в кровать и трахать до самого утра.
– Я за.
– Это радует, так как я не сторонник насилия. – Его глаза мерцали, он дрожал. Я так давно не находилась в объятиях огромного и совершенно голого мужчины с упирающимся мне в бок членом, что от радости даже рассмеялась.
– У меня есть презервативы, – вдруг сказал он. – Ты не против?
– Нет, – как я могла быть против. Он абсолютно прав. Он не знает, что я не спала ни с кем уже больше года. Я про него знаю только, что он развелся. Но вот его любовницы оставались за бортом моей осведомленности. Однако использование презерватива мне предлагали впервые. Ни Серый, ни Лукин такими мелочами не напрягались. Я вдруг как-то растеряла половину возбуждения. Мои попытки его реанимировать разбивались о картину Руслана, натягивавшего явно маленькую липкую скользкую штуку себе на член. Судя по увиденному, его инструмент тоже не одобрял процедуры. Я тут же бросила думать о себе и принялась помогать Руслану всем, чем только могла. И далее мы несколько часов пытались за уши притянуть друг к другу желание, презерватив и половой акт. К нашему прискорбию, этого так и не получилось. Руслан, обессиленный борьбой за свое здоровье, перестал хотеть что-либо вообще. Смотреть мне в глаза от избегал. И даже после того, как я предложила сделать перерыв, ничего не изменилось.
– Давай сделаем перерыв?
– Давай перекусим?
– Давай выпьем?
– Давай потанцуем? – все это Руслан воспринимал с заинтересованностью олигофрена. И вот наконец он изрек.
– Не могу. Я десять лет спал только с этой стервой и, видать, разучился пользоваться этой резиной.
– По-моему, она не того размера.
– Я уже совсем как старый больной импотент, – раздался крик его раненой мужской души.
– Вовсе нет, я же видела, что с потенцией у тебя полный порядок. – Попыталась я его утешить. Но утешений, тем более от меня, свидетельницы его позора, он не жаждал.
– Да брось, давай просто отдохнем и повторим все без резинки. Я не спала ни с кем уже год. А до этого спала только с мужем. Шанс, что я больна – минимален, – это было глупо. Но мне так не хотелось завершить такой прекрасный вечер таким обломом, что я ляпала всякие глупости. Руслан странно так на меня посмотрел и подвел итог:
– Хватит. Ничего не получится. Давай я провожу тебя домой, – я обреченно начала одеваться. Сейчас он войдет со мной в лифт, галантно подержит дверцу автомобиля, довезет до дома в медведково и больше никогда не наберет мой номер. Хотелось рыдать.
– Прости, что все так вышло, – сказал он после того, как проделал все вышеописанное.
– Ничего же страшного не произошло.
– Конечно, – согласился он, а я прямо увидела, как он стирает мой номер телефона изо всех книжек.
– Руслан, я хочу, чтоб ты знал. Я очень, очень, очень хочу чтобы ты позвонил мне снова. Пожалуйста. Я буду очень ждать.
– Конечно, Оля, обязательно, – сказал он так, что я поняла – все, конец. Я закрыла дверь и в слезах смотрела с балкона, как он отъезжает от дома и исчезает за поворотом.
Весь следующий месяц я старалась делать все, чтобы только не думать о том, что Руслан потерян. После недельного изматывающего гипноза телефона, когда каждый звонок оборачивался трагедией, потому что это звонит не он. Кто угодно – мама, дочь, подруга, старый друг-художник – но не он. После этого я начала убегать из дома только для того, чтобы этого телефона не видеть. Я уезжала ночевать к Юльке Ерошиной только потому, что дома не могла уснуть. Либо изучала все повороты и изгибы нашего старенького дискового аппарата, глядя на него сквозь призму наполненного коньяком бокала, либо истерично слушала, работает ли он, просила подруг перезвонить, чтобы узнать, слышен ли у нас звонок. А потом рыдала в ванне, или, скорее, скулила, как побитый замерзший щенок, брошенный посреди ледяного поля. Руслан не звонил. А я его любила. Черт его знает, как так вышло, но факт был очевиден. Каждый миг нашего знакомства, каждую его улыбку, каждое слово я запечатала в сердце. А теперь, когда все эти богатства оказались не при делах и их требовалось выкинуть, это причиняло мне ужасные страдания. Как будто я сама по доброй воле ампутировала себе руку, ежедневно, кусок за куском. Руслан не звонил весь февраль и я, чтобы не сойти с ума и хотя бы днем имитировать нормальную жизнь, ходила и работала. Работала, как остервенелая лошадь. Как будто кто-то запустил меня по кругу и забыл остановить. Я пила, плакала и много работала, чтобы забыться. И надо сказать, это дало свои плоды. К середине февраля я нашла сразу и офис, и помощника, и идею. Как-то Бог, забирая одно, дает многое в другом. Он отнял у меня Руслана, не мог там сверху помочь справиться в нужный момент с эрекцией. А взамен я получила симпатичный офис неподалеку от метро Белорусская. В глубине маленьких перепутанных улиц, наполненных ароматом шоколадных конфет Большевички, в маленьком розовом домике с коваными воротами и вахтером на входе, для меня нашлись две маленькие смежные комнатки на первом этаже. Из окна было видно дерево и кусок помойки. Прямо в день, когда я поехала смотреть офис, мне позвонил мужской голос и предложил себя в качестве маклера с небольшим, но хорошим опытом. Я всхлипнула (из-за того, что и это был звонок не от НЕГО) и предложила встретиться при просмотре офиса. Пусть сразу видит, с кем имеет дело и не строит больших планов. Кстати об офисе. Единственным действенным способом его найти оказалась подача соответствующего объявления в газете. Практически сразу я получила несколько обнадеживающих предложений, но это, на Белорусской, было лучше всех. Там было уютно, там был выделенный Интернет и там была мебель. Подержанная и казенно-желтая. Но расходы на мебель было неплохо исключить из списка трат. И так их было слишком много. Я приехала на Белорусскую, осмотрелась. Минут через десять туда же подъехал Алексей Степанченко, мой будущий партнер и помощник. Мы как-то сразу поняли друг друга.
– Добрый день. Вы Ольга Николаевна?
– Да, – подтвердила я и испугалась. Алексей был молод, всего лет двадцати пяти, не больше. Джинсы, кожаная куртка, узкое лицо, худой, словно воробушек на тонких длинных ножках. Он вызвал у меня скорее приступ материнской любви, нежели желание собеседовать, проверять и ловить на чем-то.
– Вы сказали, что предлагаете партнерство. В чем оно заключается? – он жевал жвачку. Интереса в глазах было немного.
– Я хочу сделать фирму, маленькую, как вы понимаете, которая будет обслуживать моих клиентов по рекомендации, но это второе.
– А первое?
– Я хочу сделать интернет-проект. Агентство Недвижимости он-лайн.
– У многих агентств есть сайты. Я работал в МИЭЛе – там прекрасный сайт.
– Да, верно. Но я хочу немного другого. Я попытаюсь поэтапно завоевать публику сети, оказывая услуги прямо через Интернет. Консультируя через чат-окна, это что-то типа Аськи, только без инсталяции. Размещать частные объявления, заявки. Предлагать на сайте выбор риэлтера.
– Интересно. – Вдруг отреагировал он.
– Конечно. – Загорелась я, – мы разместим на сайте фотографии всех риэлтеров из числа тех, с кем мы работали. Тех, кто делает дела честно и без набросов в наглую.
– И дадим аннотацию к каждому, предложим выбор.
– И им не придется увольняться из своих агентств, они просто будут получать дополнительно клиентов как члены нашего сайта.
– Клуб профессионалов, – сгенерировал он.
– Клуб профессиональных риэлтеров «Ковчег», – подредактировала я.
– Почему ковчег?
– Это наше название, – пояснила я. Так мы с Алексом начали работать вместе. Как и почему он на меня повелся, непонятно. До него я встречалась с несколькими маклерами, но никому из них не было интересно развивать новое дело вместе со мной. Одни боялись бандитов, другие налоговой, третьи риска и финансовой неопределенности, я ведь не платила зарплату. В общем все по разным причинам оказались трусами. Я их не осуждаю, их интересовал только объем заказов от клиентов и возможность крутить клиентов за моей спиной. К концу февраля мы с Алексом стали практически неразлучны. Он прекрасно владел компьютером и мы вместе с ним нарыли в ресурсах сети бесплатные шаблоны для изготовления сайтов.
– Вот это да! – отрекомендовал мне свою находку Алекс.
– А что, нормальные шаблоны? Сайт с них можно сделать нормальный?
– Да те же самые шаблоны, что и у программистов.
– Вот уроды. А такие деньги ломят.
– Пятьсот баксов за сайт из одного массива текстов. И без права администрирования. – Иногда у меня возникало ощущение, что мы с Алексом говорим на своем, птичьем языке, понятном только нам. Но еще он прекрасно заменял меня на переговорах и показах квартир, я прекрасно заменяла его при работе над сайтом. Не сказать, чтобы от этого всего у нас с ним прибавилось денег, но… Первый договор, тот, который я заключила с знакомыми Ирины, заканчивал он, и перед международным днем признания женщин за людей мы с ним поделили пять штук. Ему полторы, как маклеру, мне три с половиной, как боссу. Забавно – я босс. И как хороший босс, я тут же эти деньги вложила обратно в дело. Начала давать рекламу и ежедневно уговаривать тех немногих смельчаков, что позвонили в никому не известный малюсенький (даже в измерении газетных объявлений) Ковчег. Чудеса вежливости и профессиональности вкупе с полным сервисом и принятием на себя всех расходов дали свои плоды. Мы заключили еще два договора. Не так много, но до конца сезона продержимся. А там, глядишь, и Интернет даст свои всходы. Не зря же я, в конце концов, трачу кучу денег на баннеры и ссылки. Не зря же уговариваю всех знакомых маклеров запечатлеться у нас на сайте. Упрашиваю, обещаю халяву, успех и всенародную славу. К концу марта у меня, наконец, появилось ощущение, что я владею маленькой перспективной фирмочкой с динамично изменяющимися показателями. На большом, вызывавшем у меня душевный трепет и восторг, сайте висели фотографии семи маклеров. Каждого из них я отнесла бы к разряду лучших. Лучших для клиентов, так как Лукин тоже был лучшим в ИНКОРСе. Избави Бог мою фирму от таких лучших.
Глава 3
Доказывающая, что аккуратность – путь к счастью
Моя дорогая мамуля с удовольствием наблюдала весь февраль, как я страдаю от неразделенной любви. Я выслушивала от нее:
– А что ты хотела? В твоем возрасте не так просто завязать длительные отношения.
– В каком таком моем возрасте? – интересовалась я.
– Женщины под сорок… – тут я взвивалась. Мне нет еще и тридцати пяти, но моей мамочке хотелось бы, чтобы я состарилась как-нибудь в скоростном режиме и присоединилась к ней. Мы бы вместе мазались бесполезными кремами от морщин, повышая самооценку, пили бы бальзамы от всех болезней и щебетали целыми днями.
– Ой, что-то сегодня у меня давление скачет.
– А у меня что-то нервишки пошаливают.
– И суставы крутит.
– Говорят, завезли новое лекарство от печени. Поедем, купим? Можем устроить маленький праздник: бульон, ферменты для пищеварения, в качестве аперитива бальзам из алтайского гербария на спирту, на закуску гепатопротекторов. И коктейль от давления, от бляшек, для повышения иммунитета.
– Прекрати издеваться, – кричала моя мать, когда слышал от меня подобное. Каюсь, на фоне личной драмы я становилась все более зловредной и ехидной. Меня вполне устраивало, что даже после самого насыщенного рабочего дня, лишенная еды, испытывающая постоянный стресс, я засыпал через пять минут после того, как снимала сапоги, ела за двоих и не толстела сверх положенных мне природой восьмидесяти кило. А еще, я вообще не понимала значение слов – магнитные бури, боли на погоду, женские недомогания. До климакса было далеко, настроение было боевое. Все это деморализовывало мою маму. Она любила болеть и жаловаться, но еще больше она любила, жалеть и лечить. И вот, после многомесячного ожидания: ну, когда же я наконец нажрусь таблеток из-за неразделенной любви и она примется меня героически откачивать, она поняла – не дождется. Работа – лучшее лекарство, когда хочется выть. Руслан не звонит? Пойди и составь из пяти чужих договоров на услуги один свой и, считай, минус пять-шесть часов есть. Вспомнила, с каким лицом он вез тебя домой? Пойди и дай рекламу в шесть-семь печатных изданий, расположенных в разных концах города. Вдруг подумалось, что не иначе, как из-за твоих постаревших жировых складок случился эротический облом Руслана? Хочется покопаться в себе? Пойди и покопайся в бухгалтерской документации. Вот поистине сфера, исцеляющая все. Как можно страдать, если после проведения одной простой операции типа оплаты рекламного места я должна была изготовить незнакомые мне накладные, фактуры, отчеты… Или получить, а не изготовить? А если получить, то что в них проверить? А еще мне в аудиторской консультации сказали завести книгу покупок и продаж, непонятно чего. И еще вести непонятный баланс. Да, Я не спорю, все это – работа бухгалтера, но у меня его не было. Я искала его, а пока использовала бумажную тмутаракань для релаксации. И маме это совсем не нравилось. Тогда она решила наехать на мою работу.
– Сколько можно работать, если мы все равно живем в помойке.
– Почему? – не поняла я.
– Я хочу вернуться на Покровку. Ты столько работаешь, что должна зарабатывать достаточно.
– Достаточно для чего?
– Для выплаты кредита.
– О чем ты? Пока фирма не выйдет на нормальные обороты, я не желаю слышать о Покровке.
– А я ничего не желаю слышать о твоей дурацкой работе.
– Ах так? Но деньги мои ты берешь с удовольствием.
– А я сижу с твоими детьми. Я их кормлю.
– А я отвожу Аньку в школу и таскаю сумки с продуктами.
– На машине.
– Которая ломается через раз!
– Ты не участвуешь в домашних делах.
– Я?
– Да! Вспомни, когда ты последний раз убиралась? Оглянись вокруг – мы живем в пещере циклопа! – я оглянулась. Квартира, и без того не представлявшая из себя чудесного пристанища усталого путника, действительно как-то сильно заросла.
– А почему вам не приходит в голову разобраться немного? – я заинтересовалась происходящим.
– А почему в детской все валяется на полу? Одежда? Она больше Шурке не нужна? – поддела я ногой ее лучшую блузку.
– Нужна. Но у них упала стенка в шкафу. И полка упала.
– Это что же они такое делали, если у них развалился шкаф?
– Почему сразу они, – занервничала мама. – Может, он сам развалился, от старости.
– Ага. И проломился посередине двери он сам. – Я пошла дальше.
– А почему у нас вообще весь дом в руинах?
– А потому что ты ничего не видишь, кроме своей работы. – Она была права. Я, честно говоря, не люблю, когда маман права. Как-то это неправильно.
– А вы не могли хоть немного держать себя в руках? Кто теперь шкаф чинить будет? – спросила я, но понимала, что некому. Никто, кроме меня. И я подумала, если мой дом, который не совсем, правда, мой, будет разрушаться на глазах, то к концу аренды я останусь должна не только за свои проблемы с любителем пиццы Серым, но и за эту ущербную хатку. Подобное развитие событий меня не устраивало совершенно.
– Знаешь, маман, я готова исполнить одну твою мечту и лично привести в порядок этот сарай, в котором вы барахтаетесь. Но прошу помнить следующее – я не несу ответственности за то, что могу там повыбрасывать или покалечить.
– Да выкидывай хоть все, – одобрила покладистая мать мой порыв.
– И лекарства, имей в виду.
– Лекарства выкидывать нельзя!
– Я не гарантирую. Я не говорю, что обязательно выкину, но могу. Это понятно? Что нужно попрятать особо любимые таблетки.
– Я больной человек, как ты так можешь? – оскорбилась она.
– Вот я и говорю, прячь дозняк. А то может и не достаться. И, между прочим, наркоманы тоже больные люди. И тоже сидят на колесах.
– Прекрати, – заорала она. Я, довольная эффектом, продолжила.
– Требование второе. Я не желаю таскать пылесос под твои вопли, что я тебе мешаю … что-нибудь там важное делать. И музыку я тише делать не буду. Так что, если ты желаешь уборку а-ля Оля Петрова – завтра, прямо с утра ты эвакуируешься и возвращаешься только после обеда, чтобы забрать с продленки Шурку и пойти за Анькой.
– А я и так к Марине Степановне собиралась, – заверила меня довольная мать.
– И детей предупреди, чтоб раньше времени не сунулись.
– Хорошо – хорошо, – умиленно щебетала мама. Уж она-то знает, что такое эти мои стихийные уборки. Стихийные не потому, что случаются в непредсказуемый момент, а потому что похожи на цунами. Тайфун «Ольга Петрова» начался двенадцатого марта, во вторник, в девять часов утра. Я хотела бы запечатлеть это число в своей памяти навсегда. Но в то утро я, ни о чем не подозревая, сплавила мамашу с детьми в места лишения свободы (школа, сад, Марина Степанова, с которой мамочка на брудершафт будет набираться здоровьем и силами, попивая спиртовые эликсиры радости). Обычно я убираюсь медленно и неторопливо, раскладывая вещи на места, разбираясь и никуда не торопясь. А куда торопиться, если можно потом закончить, перенести часть дел на завтра? Но не теперь. На завтра у меня была запланирована куча дел. И собеседование с секретарем, он нужен он нам был давно, но надежда на то, что мы потянем его зарплату, появилась только теперь. И переговоры о расселении, и составить проект одного договора купли-продажи для сделки. А еще мне заплатили за юридическую проверку квартиры, как настоящему юристу, так что упасть в грязь лицом было никак нельзя. И, если честно, я и сегодня не больно-то была свободна. Но я решила – уж если я не могу навести порядок в собственном доме, то о каком порядке в делах можно вести речь. Так что, на все про все у меня было буквально несколько часов. Я собралась, вдохнула поглубже и приступила.
– Логично предположить, что все, лежащее на полу никому не нужно, – и я щеткой на длинной ручке принялась выметать изо всех углов и из под кроватей все, что там есть. В квартире гремело Лав-радио, слезные баллады сменялись ритмичными опусами о том, как именно, в какой позе, с кем, или с чем… А диджеи призывали любить всех без разбора, любить просто во имя любви, чтобы настал мир во всем мире.
– Господи, неужели же это все – никому не нужно? – поразилась я. Куча выметенного заняла весь коридор.
– Нет, не правильно, – задумалась я. – Надо все-таки отделить вещи от грязи.
– А можно свалить все тряпки, имеющие право называться чистыми (ну хоть условно, у нас же есть преступники, осужденные условно), на кровать. Грязное – в ванну, замочить все вместе, заодно от порошка и ванна подчистится. Можно ливануть хлорки, все побелеет.
– Ага, – ответила я сама себе. Все побелеет, включая все Шуркины блузки и… ой, откуда тут мои трусы? А лифчик? Нет, хлорку не надо. – Я заскакала по квартире. Уборка, как приступ эпилептического припадка, начинала управлять мной, вместо того, чтобы, что я управляла ею. Почему-то я решила не ограничиваться подметанием и протиранием пыли.
– Надо разобрать вещи в шкафах, – зачем-то приперло мне, и я вытряхнула на кровать скомканные и сваленные в кучи вещи из шкафов. Да, неужели это я такая свинья? Полочная разделительная полоса между бельем, колготками, свитерами и брюками стерлась, как будто ее и не было. Грязные вещи перемешались с чистыми.
– Вот почему я ношу только два костюма! – поняла вдруг я. Я просто боюсь лезть на полку с вещами и стираю прямо с себя! Позор, это же ведь я, воспитанная так, чтобы одни колготки не носить два дня подряд!
– Это все из-за отсутствия стиральной машины, – парировала я себе, извлекая из-под упавшей с плечиков дубленки колготки, которые я упаковала валяться, не вынимая из них трусов.
– Фу, как ты могла?
– Я устаю, – обиделась на придирчивую совесть я. – Я пашу, как лошадь.
– Это твои проблемы. Иди и стирай теперь все.
– Хорошо… И пусть все окрасится и я все выкину. – Я побросала в ванну еще порцию вещей, не тянувших даже на звание очень условно чистых. Это все были отъявленные рецидивисты.
– Да что же это за дом, – поразилась я, когда поняла, что вместе с тряпками, игрушками и очистками от жвачки, мандаринов (зимние солнышки, которых я накупала достаточно, чтобы эти бесполезные в бытовом применении существа – мои дочери, усеяли их очистками все занимаемое нами пространство в пятьдесят квадратных метров), конфет, сырков… По-моему, они за весь период зимовки не выкинули ни одного клочка чего-либо, всю эту честь оставили мне. Но ничего, чем хуже, тем лучше. Злее буду. Так вот, я поняла, что вместе с этим хламом я вымела часть субстанции, именуемой «паркетная доска», и к этому я готова не была. Пол в детской сиял черными дырами. Справедливости ради – все же в основном под лакированными дощечками была основа – широкая шершавая доска. Но в паре мест зазияли и ямы до самой стяжки, прямо как в прихожей.
– Что ж за умелец клал сей верх полового искусство. Паркет самораспаковыващийся! Самоисчезающее половое покрытие! А как, спрашиваю я вас, я буду пылесосить? А мыть? К концу моего аврала мы можем остаться и вовсе без пола. – Я разгорячилась. Трудности меня последнее время не пугали, а воодушевляли. Я прикрыла кучу условно чистого шмотья на кровати парадной скатеркой, белой и в цветочек, и принялась утыкивать паркетины обратно. Мне стало жарко и я разоблачилась до трусов и походно-полевого лифчика. Все мое белье можно разделить на две неравномерные части. Первая часть – парадные комплекты – куплены в очень дикой орхидее. Бешеные деньги, особенно если измерять по весу, так как весу у комплектов не было никакого. При этом прозрачные кружевные тесемки несли мою грудь, словно Атланты – небо. Тяжело, конечно, но ни шагу назад. Позади Москва. А трусы, при их полном визуальном отсутствии, подчеркивали округлость попы и скрывали под обильными кружевами складку живота. Я долго после двух родов мечтала от нее избавиться, но повторить подвиг Ларисы Долиной и прочих небесных жителей не смогла. Я предпочла ежедневному изнасилованию себя на тренажерах декорирующие кружевные трусы. Так вот, этих мегатрусов и мегалифчиков у меня было всего числом три. При этом, один комплект, матово-бежевый, под загар, полностью дискредитировал себя при Руслане. Я его больше не могла одеть, так что реально два. А вот остальная, более объемистая часть моего ящичка для исподнего занимали хлопковые трусы – недельки. Они смотрелись как Тара после нашествия Янки на Джорджию, зато не кололи попу кружевами и были теплыми. Лифчики под мою грудь все как на подбор походили на комплект из двух половников без ручек. Вот именно во втором, походно-полевом варианте я и продолжила напольные работы. Правда, елозить по полу в одних трусах, пусть даже и просторных, было неправильно. Я поняла, что так сотру себе коленки.
– Как посмотрят на женщину за тридцать, если у нее коленки замазаны зеленкой? – подумала я и одела мамины панталоны. Пусть занозы впиваются в этот образец чулочно-бетонного производства отечественных фабрик. Тут не то, что занозы, тут и швейная игла могёт и поломаться. В общем, процесс пошел. Я налепила на канцелярский клей все найденные паркетины. Пусть подержатся хоть день. Меня в их опадании уже никто не сможет обвинить. Я перекинулась на белье.
