Текст книги "Содержанки"
Автор книги: Татьяна Веденская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 3, в которой фигурирует мой шкаф-купе фирмы Mr. Doors (11500 $ США)
О том, что я не умерла и не попала в рай, отчетливо свидетельствовала продолжающаяся острая боль в спине. Конечно, возможно, это был и не рай, а ад – ведь такие женщины, как я, на райские кущи претендовать не могут. Но в этом случае ад был декорирован и стилизован под мою собственную квартиру. Отключение, произошедшее со мной, было полным и всеобъемлющим. Я не знала, что именно случилось, сколько времени я провалялась в обмороке и что вокруг творилось, пока я не могла контролировать происходящее.
– Марина! – воскликнула я, вдруг вспомнив все, и тут же принялась ощупывать свое лицо. Насколько обстоятельства позволяли, я проверила целостность кожного покрова. Все было на положенных местах. Кислоту на мое лицо не выливали. Уже неплохо. Да и Марины рядом со мной уже не было. По полу тянуло сквозняком, входная дверь осталась чуть прикрытой. Где же она, Мариночка? Сбежала, испугалась? Кого – меня? В обмороке я страшна!
– Очухалась? – раздался уже ставший знакомым пренебрежительный голос над моей головой.
Марина не сбежала, она снова нависла надо мной. Ну что за дикую краску для волос она использует! Все пережгла начисто.
– Ну… почти, – пробормотала я, раздумывая, что задумала эта неприятная женщина.
Но она, к сожалению, не дала мне достаточно времени на раздумье и бросилась ко мне. У нее в руках была какая-то то ли сумка, то ли пакетик. Я внутренне сжалась и пожалела, что очнулась от обморока. Хорошо бы снова отключиться.
– Помогите! – попыталась я закричать.
– Заткнись ты, дура, – рявкнула Марина и рывком перевернула меня на спину.
Боль была такая, словно меня живьем разорвали напополам.
– Убивают! Спасите! – шипела я, потому что голос вдруг тоже пропал.
Марина немного помедлила, потом я почувствовала что-то холодное на спине, и с меня слетела футболка. Марина срезала ее ножницами.
Я похолодела окончательно. Она пришла, чтобы меня убить. Цинично и жестоко.
– Где болит? – вдруг спросила она. – Тут?
– А-а-а! Да! – рявкнула я, так как она ткнула прямо в самый центр пульсирующей боли, от которой хотелось на стенку лезть.
– Слышала такое слово – люмбаго?
– Нет, а что это?
То, что она говорила со мной, я сочла за хороший знак. Человека, которого начинаешь воспринимать лично, труднее прикончить. Я вспомнила, как это говорили в фильме «Молчание ягнят». Жуткая вещь про маньяка, который держал своих жертв в старом колодце, а потом убивал и срезал с них кожу, из которой шил себе платье. Так вот, там психологи из ФБР уверяли, что, если убийца подружится с жертвой, убить ее будет намного труднее. Правда, там же маньяку было глубоко наплевать на то, что ему говорят. Он хотел платье и больше ничего. А что нужно Марине? Моя голова на блюде?
– Вдохни поглубже, – зловеще бросила она. – Будет больно.
– Не надо! Прошу, Марина. Тебя же вычислят, я умоля… а-а-а-а! – Острая пронизывающая боль заставила меня прикусить до боли губу. Потом вдруг что-то случилось. Что-то хорошее и прекрасное случилось со мной – мне стало вдруг хорошо. Время остановилось, воздух застыл и стал прозрачнее. Я сделала глубокий вдох и простонала.
– Легче? – спросила Марина.
– О да! – прошептала я, прикрыв глаза.
Боль отступила и теперь лишь едва ощущалась. Я не решалась, конечно, на эксперименты. Лежала, не шевелясь, но даже и так было понятно, что Марина сделала мне какой-то волшебный укол. В воздухе остро запахло какими-то лекарствами, спиртом. Я почувствовала, как крепкие Маринины руки подхватили меня за плечи. Она помогла мне перевернуться и перебраться на диван.
– Я сделала тебе новокаиновую блокаду, но это не выход. Тебе надо с йогой завязывать.
– Спасибо!
– Да ну тебя к черту. Отвечай еще за тебя. Я тебя и пальцем не тронула, а ты уже коньки отбрасываешь? Э, нет, так дело не пойдет. Угораздило меня притащиться именно в этот момент. – Голос Марины, хоть и все еще злой, звучал теперь по-другому.
Она молчала, я же лежала и думала о том, какая странная штука жизнь. И о том, что нужно куда-нибудь записать это слово – люмбаго. Что это за зверь? Надо будет посмотреть в Интернете. Надеюсь, это лечится. В любом случае у меня теперь есть идеальная отмазка от всех видов физических нагрузок. Да я теперь сама себе яблок в дом не подниму – пусть все Свинтус таскает… То есть, конечно, со Свинтусом тоже что-то надо делать. Раз уж в моем кресле сидит его жена. Но что мне с ней делать, я на самом деле не представляла.
– Ты что, врач? – спросила я.
Марина посмотрела на меня, и что-то в ее взгляде было такое… жуткое. Усталость, помноженная на отчаяние и бессилие. Взгляд бездомной больной собаки, притаившейся зимой в теплом подъезде. Что ж такое со Свинтусовой женой? Женам положено быть румяными, улыбчивыми и довольными. У них-то все должно быть прекрасно. Не жизнь, а сказка. Впрочем, по Марине этого никак не скажешь.
– Я была врачом. Теперь вот не пойми чем занимаюсь. За всякими молодыми тварями бегаю. А зачем, кто бы еще сказал. – Марина скользнула по мне взглядом. – Тебе надо бы еще но-шпу выпить. Диклофенак есть? Если нет – купи.
– Спасибо тебе.
– Всегда пожалуйста. – Она горько усмехнулась.
Я покачала головой. Повисла пауза, в течение которой, могу поклясться, мы с Мариной думали об одном и том же – о том, как это все странно.
– Н-да… – пробормотала я.
Марина усмехнулась, и я против воли тоже ухмыльнулась.
– Дебильная какая ситуация, да? – бросила я нейтрально-дружелюбным тоном.
– Да уж, – согласилась она.
– Ты, должно быть, меня ненавидишь, – предположила я.
На сей раз пауза была долгой, очень долгой. Потом Марина встала, прошлась по гостиной, взяла в руки мои (то есть свои) часы, покрутила их в руках и поставила на место.
– Нет, не думаю.
– Правда? – удивилась я.
– Я тебя не знаю. Ты мне вообще никто, – задумчиво пробормотала она, рассматривая мои стены и полки.
– Это правда.
– Я ненавижу что-то, очень, очень сильно ненавижу. Но не могу понять теперь, что именно. Меня просто трясет от ненависти, – призналась она. – Я была уверена, я думала, что ненавижу тебя. Еще утром я была готова тебя четвертовать. Но вот смотрю на тебя и понимаю, что ты мне вообще-то безразлична.
– Может, ты ненавидишь его? – брякнула я и тут же пожалела.
Маринин взгляд потемнел, лицо исказила судорога. Она так странно посмотрела на меня, словно снова вернулась к обдумыванию вопроса: выкинуть меня из окна или оставить. Она отвернулась, так ничего не сказав.
– А у тебя тут пыль. – Марина провела рукой по моей полке с дисками и показала мне ладонь.
Я поперхнулась. Ровно таким же жестом пыль проверял Свинтус.
– У меня убираются по вторникам и пятницам.
– Кто? – полюбопытствовала Марина. – Нянька?
– Нянька? Нет. Уборщица. То есть домработница.
– И Вася платит? – поразилась Марина.
Я кивнула. Рассказывать всей правды о своей домработнице я не стала. Ни к чему Марине все знать. Кто много знает, скоро состарится, а Марине еще больше стариться никак нельзя.
– Удивительно! – Марина покачала головой. – А меня пилит, пилит, достал уже. Говорит, что раз уж я сижу у него на шее, то от меня должна быть хоть какая-то польза. Ты видела его шею? На чем там сидеть, там и шеи-то нет!
– Это точно, – усмехнулась я. Разговор становился просто абсурдным, но шеи у Свинтуса действительно не было. Вся ушла в плечи и часто болела.
– Польза! – фыркнула Марина. – Раньше от меня было много пользы. И тебе вот сегодня от меня есть польза, верно?
– О да! – воскликнула я, потирая спину.
– Ненавижу пилеж. Значит, тебя он не пилит. Почему?
– Меня он не успевает пилить, – пояснила я.
– В смысле? – удивилась она. – Вы что, все время только трахаетесь? Ни минутки свободной?
– Потому что его пилю я. Закатываю истерики.
– Специально? – уточнила Марина.
Я опешила:
– В смысле?
– Ты что, истеричка? Или невротичка?
– Я похожа на невротичку? – хмыкнула я.
Марина вздохнула:
– Ты похожа на ту самую стерву из моих самых страшных кошмаров. Ту, которая приходит, чтобы разрушить все, что только осталось в жизни.
– Но я не хочу ничего разрушать, – огорчилась я. – Каждый выживает как может.
– Это точно. Каждый выживает. А это откуда? – Марина взяла с полочки около телевизора мою фотографию. Единственную, наверное, которая осталась у меня с юных лет. С младых ногтей, так сказать. Мне на ней было восемнадцать с половиной лет, и ноги еще не были сломаны, и я была тогда совсем другой. Тогда бы никому не пришло в голову назвать меня стервой.
– Это я с подругой была на одном концерте.
– Красивое платье, – сказала Марина.
– Шили на заказ, – пояснила я, утаив то, для чего на самом деле было предназначено то платье. Это уж точно Марине незачем знать. Меньше знаешь, крепче спишь. – Это было десять лет назад.
– Да? – Марина посмотрела на меня, потом на фотографию, потом опять на меня. – Я бы не сказала. Я бы там тебе дала лет двадцать пять. А сейчас бы и того меньше.
– Чудеса косметологии, – усмехнулась я.
Мы снова замолчали, на этот раз с какой-то неловкостью. Между нами повис вопрос, на который мы не знали как ответить. Продолжить дальше ругаться стало теперь положительно невозможным. Ну как после такой светской беседы можно вцепиться кому-то в волосы? Уместнее было разойтись и постараться забыть о существовании друг друга. Надо понимать, что как бы мы там ни относились друг к другу, ничего со сложившейся ситуацией мы сделать не могли. Если у меня в руках и были какие-то инструменты влияния на Свинтуса, то в Марининых руках имелась лишь дырка от бублика. Не просто же так она вместо того, чтобы закатить скандал своему муженьку, пришла воевать со мной. Умная женщина, не стала ставить мужу никаких ультиматумов. Глупо идти войной с одним только сачком для бабочек в руках.
– Странно, да? – пробормотала Марина.
– Да уж. Интересный разговор.
– У вас это с ним давно?
– Уже два с лишним года.
– Понятно.
Марина, было видно, не знает, что делать с этими ответами. И уходить она тоже почему-то не хотела. Что ж, я была ей обязана своим избавлением.
– Будешь чай? – Уж как минимум чаю же я могла ей предложить? – Или кофе? У меня кофе есть только без кофеина. А вот чай есть зеленый, в нем кофеина много.
– Я даже не удивлена, – хмыкнула она, но лицо ее просветлело. – Давай, что ли, действительно чайку попьем.
– Осталось выяснить только одно – способна ли я доковылять до кухни, – пробормотала я, делая неуверенную попытку подняться. Блокада действовала, спазма больше не было, хотя боль немного еще чувствовалась.
– Знаешь, ты пока ковыляй на кухню, а я все-таки схожу в аптеку. У меня в аптечке нету ни но-шпы, ни диклофенака. А тебе бы сейчас его вколоть не помешало.
– Ты всегда носишь с собой аптечку? – удивилась я.
Марина кивнула:
– Последствие моей врачебной практики. От того анестезиолога, каким я была, остался один пшик, но аптечку я всегда ношу с собой. Иногда может пригодиться. Однажды я даже успела снять одному мальчишке болевой шок. Он в аварию попал, весь был изломанный, врачей бы даже не дождался. А я мимо ехала, так что… В общем, так все с собой и вожу. Но диклофенак, знаешь, в перечень средств экстренной помощи не входит.
– Я не знаю, как тебя благодарить, – совершенно искренне сказала я.
Марина ушла, а я кое-как доплелась до кухни, налила себе стакан воды (из специального серебряного фильтра, конечно), выпила его и долго стояла, глядя в окно. С моего двадцать первого этажа вид открывался чуть ли не на половину города. Я искренне надеялась, что стройка, которую вели перед нашими окнами, не дорастет до моих высот и не отсечет от меня этот умопомрачительный вид, ради которого по большому счету я и выбрала эту квартиру. Надежд было мало – строители стучали, сверлили и копошились, как муравьи. Кто будет на «Юго-Западной» строить маленькое здание? Дураков нет. Уж строить так строить, этажей под сто, не меньше. У нас в корпусе было тридцать три этажа. Кто больше?
Главный вопрос, который меня занимал, касался моей совести. Хватит ли ее у меня или, вернее, достанет ли ее отсутствия, чтобы продолжить терзать Свинтуса теперь, когда я познакомилась с его женой. Не должна ли я теперь, как честная женщина, пообещать расстаться с нашим проказником навсегда? Смогу ли я спокойно спать, если этого не сделаю? Смогу ли я спокойно спать с ним?! В конце концов, Марина мне ничего плохого не сделала.
С другой стороны, такие, как Свинтус, на дороге не валяются. Это я вам говорю со всей ответственностью. Мужиков, конечно, полно. В том числе и мужиков с деньгами. И все они доступны для человека с интеллектом и длинными ногами, но… Всегда есть «но». И всегда есть разные уровни щедрости. Кто-то осыплет тебя бриллиантами, но они будут мелкими и не так их и будет много. Кто-то способен подарить тебе машину, перетянутую розовой ленточкой. Я, кстати, однажды такую получила. Сама машина слова доброго не стоила, какой-то Nissan, к тому же и не подаренный мне вовсе, а переданный во временное управление по доверенности. Но жест красивый, не спорю.
Но таких, которые бы были на двадцать с лишним лет старше, влюблены до дрожи, звонили бы по ночам, обещали бы убить – таких немного. К тому же чтобы соответствующие материальные возможности позволяли купить квартиру, оплачивать счета, поездки, бесконечные походы по магазинам. Домработницу, опять же. Понятное дело, что такие аттракционы невиданной щедрости не сохраняются вечно. Но пока костер горит, нужно успеть погреться основательно. За всю жизнь таких Свинтусов, может, удастся заполучить одного-двух. А жа́ра от этого огня любви должно хватить на всю жизнь, если загребать его правильно. И про пенсию нельзя забывать. Вопрос был непростой.
В ситуацию, в которой я оказалась, я попала впервые. Никогда еще ничьи жены не приходили ко мне с настойчивым желанием выкинуть меня из окна. Я пожалела, что не приобрела жилплощадь на первом этаже. Но даже если предположить, что меня одолеет неожиданный приступ человеколюбия и совестливости, я укажу Свинтусу на дверь и решу стать добропорядочным человеком и гражданином – с этим будут большие проблемы.
Свинтус, кстати, тоже совсем не дурак, не доверял моей бесконечной любви к его мужским достоинствам слишком сильно. Он, как ни крути, всегда был рационалистом и прагматиком. Только такие люди в нашей стране могут по-настоящему эффективно бороться с коррупцией, верно? И этот умный, закаленный в боях мужчина справедливо предположил, что некоторая моя финансовая от него зависимость может мое страстное чувство к нему изрядно укрепить. О том, чтобы заполучить меня в жены, Свинтус даже и не мечтал. Может, кому-то покажется странным, что я не стремилась к статусу законной половины. Если у кого-то есть вопросы на эту тему – пусть они внимательно посмотрят на меня и потом на Марину. Если за таких, как Свинтус, выйти замуж, жизнь станет несоизмеримо хуже. Если остаться в девках, то и собственность, и прочие движимые и недвижимые активы будут принадлежать только тебе. Я предпочитала оставаться в девках.
Но с собственностью были проблемы. Когда Свинтус после долгих и кровопролитных боев сдался и решил подарить мне квартиру, он умолчал о некотором обстоятельстве, которое вскрылось только при оформлении. Новостройка, весьма дорогостоящая и эффектная, отличное вложение и зарубка на старость. Свинтус оплатил ее только наполовину. Вернее, на две трети. В общем, он действительно оплатил четыреста тысяч из семисот, а на остальные взял да и оформил ипотечный кредит. На меня!
– Но как такое возможно? – таращилась я на бумаги. – Я даже не работаю. Я студентка!
– Да? И какого вуза? – искренне посмеялся моей шутке Свинтус.
– Но я не могу это оплачивать!
– Но Люлечка, кто же говорит, что платить будешь ты. Конечно, это целиком моя проблема. Мне просто так удобно. А в банке у меня знакомые, этот кредит – пустая формальность. Они будут с моего счета списывать деньги автоматически. Тебе совершенно не о чем беспокоиться, кроме разве что цвета ковра для гостиной.
– Да? – задумалась я.
Выбора у меня не было. Удавка была натянута крепко и хорошо. Кредит за квартиру должен был быть погашен в течение пяти лет. Именно на такой срок Свинтус надежно подкрепил мои чувства, а что там будет через пять лет – он, видимо, не стал задумываться. За пять лет любая, даже самая красивая женщина может надоесть. В общем, пришлось мне все подписать. И на настоящий момент даже двух лет не прошло. Еще платить и платить, по шесть зеленых косарей в месяц, между прочим. Нет, благородство я себе позволить никак не могла. Оно мне было не по карману. Оставалось только урегулировать как-то этот вопрос с Мариной.
Она вернулась минут через двадцать – действительно быстро обернулась. Выяснилось, что аптека была у нас буквально во дворе. Наши бесконечные пространства первых этажей вообще чего только в себя не вмещали. И супермаркет, и какие-то пафосные магазины мебели и плитки, и салон красоты. Удобно. Значит, теперь еще и аптека.
– Ну, ты как? – спросила Марина, по-хозяйски выкладывая на стол приобретенные лекарственные препараты.
– Ничего, немножко больно, но терпеть можно. И хожу!
– Отлично, – обрадовалась она. – Слушай, а нет у тебя чего выпить?
– Выпить? Думаешь, нам не помешает дополнительная анестезия? – ухмыльнулась я.
Марина заговорщицки кивнула:
– Не знаю, как тебе, а мне не помешает точно, – заверила меня она, делая мне укол.
Я поднялась и достала, после некоторых раздумий, из холодильника бутылку вина с надписью «Альдзеро, 2000 год» на этикетке.
– У, хорошее вино! – воскликнула Марина, делая большой глоток.
Я тоже налила себе немножко. О том, что это за вино и насколько оно «хорошо», я предпочла умолчать. Мы посидели, выпили. Потом Марина написала, что и как мне пить после того, как она уедет. Я порезала на тарелку весь сыр, который у меня имелся в холодильнике. Есть хотелось, признаться, уже изрядно. Учитывая, что я до занятий спортом полтора часа не ем, а занятия спортом затянулись сегодня практически до вечера, я не ела долго.
– Тебе нужен хлеб? – спросила я. – У меня, кажется, был бездрожжевой.
– Господи, как же ты живешь? Неудивительно, что ты такая тощая.
– Не думала, что это плохо, – пожала я плечами.
Марина кивнула:
– Мне бы тоже пару килограмм сбросить.
– Пару? – подняла я бровь. – Надо быть самокритичнее.
– А с другой стороны, зачем? – спросила она, широким жестом разливая вино по бокалам – до краев. – Ну, похудею я. Ну и что? Не помолодею же? И от тебя этим не избавлюсь, и мучиться придется. Нет, я поесть люблю. И разве я так уж плохо выгляжу для своих лет? Вот сколько ты мне дашь на вид?
– На вид? – растерялась я.
Опасный вопрос. Свинтусу сорок девять, и, признаться честно, она выглядит вполне на этот возраст.
– Лет тридцать… пять?
Марина рассмеялась:
– Врешь!
– Не-а! – Я помотала головой и постаралась не цепляться взглядом к тому, как быстро и какими большими глотками Марина пьет вино. Она же, кажется, была за рулем? Впрочем, женам глав следственных комитетов все можно. Как и их любовницам.
– Ты его любишь? – вдруг спросила она.
– Кого? – Я поперхнулась и пролила часть вина из бокала на пол.
– Васю, – спросила Марина серьезно.
Она уже явно немного захмелела и была вполне готова, как мне показалось, благословить меня на счастливую и долгую с ним жизнь. Хорошая все-таки она баба, но какая ж глупая! Я расхохоталась.
– Нет, конечно. Ну ты и сказала. Люблю! При чем тут любовь?
– Нет? – Марина рассмеялась тоже, и мы чокнулись. – Тогда выпьем за любовь?
– Выпьем! – кивнула я.
– Ты можешь от него уйти? – наконец спросила она.
Вот и он, вопрос вопросов. Как объяснить Марине, что это ей ничем не поможет? Как объяснить так, чтобы она поняла, что выбора нет ни у нее, ни у меня.
– Кто это? – вдруг замерла она.
Я прислушалась и тоже услышала какие-то знакомые шорохи. В двери поворачивался ключ. Ключ от моей квартиры был только у Свинтуса. Значит, за дверью в эту самую минуту стоял он. А у меня тут на кухне сидит его захмелевшая жена? Положение! Интересно, почему он до сих пор не в квартире? Видимо, Марина, когда возвращалась из аптеки, закрыла дверь на щеколду. Значит, ключом не открыть.
– Это кто? – тихо повторила вопрос Марина.
– Это твой муж! – одними губами пробормотала я.
На лице Марины тут же отразилась такая ужасная, жуткая гримаса – паника вместе с отчаянием, – что стало понятно: нужно что-то делать.
– Он не может быть в Москве! Он в Лондоне!
– Значит, тут Лондон! – фыркнула я, при этом хватая ее бокал и тарелку.
Я действовала быстро, соображая на порядок лучше, чем Марина. Бокал под воду, остатки сыра – в помойное ведро. Оглянулась, что еще? Сумку сунула Марине в руки.
– Что ты делаешь?
– Ты хочешь с ним увидеться? – спросила я.
Марина побледнела и замотала головой так, что ее пережженные волосы взлетали над ушами. Свинтус уже начал трезвонить. Нервничал. Знает, гад, что я не запираю дверь на щеколду. Думает, что у меня любовник. Сейчас будет орать и краснеть, потом придется замерять давление. Вот черт, что его принесло, не понимаю?
– Он меня убьет! – прошептала Марина.
– Меня тоже. Обе попадем. Иди за мной, только тихо, – пробормотала я, хватая Марину за руку. Мы тихо-тихо, крадучись, проскользнули в комнату, которая условно называлась моим кабинетом. Хотя никто не смог бы сказать для чего мне, иждивенке со стажем, нужен кабинет. В кабинете был стол, компьютер, покрытый пылью принтер, будуар и огромный зеркальный шкаф-купе. Фактически эта комната являлась моей гардеробной. Шкаф был реально большой. В таком «гробу» можно похоронить любые секреты, не то что припрятать на время вполне компактную жену товарища Свинтуса.
– Сиди и не жужжи, – шикнула я на нее и закрыла ее дверцей на рейлинге. Последний короткий взгляд по сторонам, затем я сгорбилась, поправила на себе разрезанную на спине футболку (это, кстати, потребовало от меня определенной ловкости) и застонала.
– Иду-у! Какого лешего, у тебя же есть ключи!
– Да что ты говоришь?! – раздался возмущенный громогласный раскат из-за двери.
Я потопталась еще минутку-другую, потом изобразила одышку и открыла наконец дверь. При виде разъяренного Свинтуса я невольно почувствовала неприятную волну страха. Мысль о сидящей в шкафу Марине меня нервировала. Ситуация была – дебильнее не придумаешь. Ладно бы действительно прятала мужика. Но нервничать, что любовник найдет в твоем шкафу свою собственную жену – что может быть более странным. Однако, как там ни крути, со Свинтусом шутки плохи.
– Ты что, издеваешься? – заорал он прямо с порога. – Ты почему полуголая? Ты что тут делаешь? Трахаешься?
– Затрахалась я уже, – простонала я. – До того дотрахалась, что пришлось «Скорую» вызывать. Ой, только не трогай меня! У меня блокада.
– Что? – замер в изумлении Свинтус.
Я прошлепала на кухню, двигаясь крайне медленно, жалостливо, но изящно. Свинтус, все еще полный недоверия, двигался вслед за мной. На кухне его ждали остатки ампулы этой штуки на «Д», которую Марина принесла из аптеки, несколько пачек с таблетками и ее рецепт. Я запоздало перепугалась, что Свинтус опознает почерк жены, но он, слава Аллаху, на бумагу даже не посмотрел. Грубым движением он сдернул с меня футболку, озадаченно прикоснулся к месту укола, там, где еще даже ватка осталась.
– Ай! Ты свихнулся? Больно же! – вскрикнула я, хотя больно-то уже мне не было. Все почти прошло.
– Ну-ка, ну-ка, – он поднял взгляд выше, прошелся пальцами по позвонкам.
Я еще раз вскрикнула. Но дело было сделано. Свинтус сел на стульчик, взял вино, отхлебнул прямо из бутылки и спросил.
– Что случилось? Нужен врач? Давай я вызову ребят. Тебе стоять-то можно?
– Можно, можно. Полный покой, никаких тяжестей и больше нельзя заниматься йогой. Это называется люмбаго.
– Это называется полная херняга, – бросил Свинтус, явно успокоившись. Главное, чтобы никто не позарился на принадлежащую ему женщину. А уж как чинить любимую игрушку – это он придумает. На то и голова.
