Текст книги "Мир, где все наоборот"

Автор книги: Татьяна Коган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 12

Лиза плакала горько и безутешно, приютившись в своем любимом круглом кресле в кухне. Уже рассвело, сквозь жалюзи просачивались тусклые лучи, день обещал быть пасмурным. Вчера она вернулась домой поздно, но спать не легла. Так и прорыдала всю ночь.

Какой унизительной была встреча с Джеком! Лиза почти прямым текстом сказала приятелю, что готова с ним переспать, а он даже не смог отшутиться. Молчаливая реакция была красноречивей любых слов. Лиза знала, что так и случится. Пусть она и утратила контроль над эмоциями, но мыслить не разучилась. Она прекрасно понимала, что не нравится Джеку, но искренне недоумевала – почему. Ведь она недурна собой, умна, темперамента. Что еще нужно мужику? Отчего он из раза в раз воротил нос? Пытался прикрыться страхом потерять ценного друга и этим лишь сильнее ее унижал. Настоящая причина, по которой Джек не реагирует на ее знаки внимания, куда банальнее: ему она просто не нравится. Он не воспринимает ее как сексуальный объект.

О, как же Лиза ненавидела Джека! Будь на его месте кто-то другой, она давно бы придумала способ получить желаемое. Но он является единственным человеком, способным противостоять ее искусным манипуляциям. Джекил был достойным соперником, не уступающим, а где-то и превосходящим Лизу. Если бы она не испытывала к нему болезненной влюбленности, то они, пожалуй, могли бы тягаться на равных. Но сейчас фора была у Джека, и Лиза безнадежно проигрывала.

Поначалу ей казалось, что она окунется в новый чувственный опыт и, вдоволь накупавшись, выйдет из игры за мгновение до проигрыша. Лиза была уверена, что справится, ибо нет такой ситуации, из которой она не вышла бы победительницей. Расчеты ее подвели. Когда поняла, что нужно спасаться, было поздно. Она крепко увязла в топком болоте, столь желанном для миллионов и столь омерзительном для нее. Она всегда с пренебрежением взирала на глупцов, добровольно прыгавших в трясину неразделенной любви, чтобы нахлебаться горьких эмоций. И вдруг сама оказалась на их месте. Все глубже погружалась в вязкую теплоту, не чувствуя ни сил, ни желания выбраться.

Она придумывала сотни оправданий холодности Джека, внушала себе, что сможет убедить его наплевать на любые причины и поддаться чувству. Тот факт, что никакого чувства, кроме дружеского, он не испытывает, Лиза решительно отвергала и продолжала звонить и приезжать к нему в гости. Вчерашняя встреча расставила все точки над «i». Стало невозможно и дальше обманываться, надеясь на взаимность. Если раньше Джек демонстрировал равнодушие или недоумение, то теперь едва скрывал раздражение, изрядно утомившись от ее атаки.

«Высказать ему все в лицо? Заявить, что так больше не может продолжаться, и потребовать незамедлительного ответа?» – Лиза натянула плед повыше и прикрыла глаза, сосредоточившись на мысленной дискуссии.

«Но что высказать-то? Что я влюбилась, как девчонка, и хотела бы от Джека такой же реакции? Он не тупой и понял это едва ли не раньше, чем я сама. Свой ответ он уже давно дал. Просто этот ответ я предпочитала не замечать. Еще бы, Мы, королева Елизавета, не способны принять отказ. Не в нашем это разумении. Нам надо получить желаемое во что бы то ни стало, причем целиком и сразу. Вот и обломайтесь, ваше величество». – Горькая усмешка исказила ее красивые губы. Слезы высохли, забитый нос начал понемногу дышать. Лиза высморкалась, открыла жалюзи и с безразличием уставилась в окно.

Блеклое небо висело неподвижным выцветшим куполом, который хотелось сорвать, разодрать на ошметки, как старую тряпку, чтобы не загораживало прозрачную высь. Над крышей соседнего дома кружили птицы – живые черные точки на сером безликом фоне. Лиза без интереса смотрела на их полет, покуда одна из птиц не отделилась от стаи и не двинулась в сторону наблюдателя.

«Заметила, что ли?» От нечего делать она принялась следить за вороной.

Какое-то время птица бесцельно меняла дислокацию: то отдыхала на крыше, то прохаживалась по скользким перилам балкона. А потом неожиданно подлетела к Лизиному окну и уселась на пластиковый отлив. Сложила крылья, покрутила черной головой и, разглядев за стеклом силуэт, вперила в него блестящий круглый глаз.

Немая сцена длилась несколько секунд, ворона взирала на человека, человек – на ворону. После чего птица, очевидно, что-то для себя решив, недовольно каркнула. Лиза рассмеялась – внезапно и истерически. Заметив движение в комнате, ворона отступила на два шажка и наклонила голову, будто раздумывая: улететь или остаться.

Хозяйка квартиры постучала по стеклу, прогоняя нежданную гостью. Та шевельнула угольными крыльями, но с места не тронулась.

– Never more? – спросила Лиза и дернула за ручку, открывая окно с твердым намерением выгнать пернатую тварь со своей территории. Такого активного противодействия ворона не ожидала. Она снова каркнула – на этот раз обиженно – и улетела.

Лиза вздохнула: решались бы все проблемы так же быстро и легко…

С момента убийства мужа прошел год. Лизавета думала, что, избавившись от неусыпного контроля супруга, она обретет желанную свободу, станет спокойнее и счастливее. Она воспользовалась правом круга, правом попросить у друзей любую помощь. Пришлось пойти на некоторые ухищрения, чтобы выглядеть в глазах товарищей не циничной стервой, посылающей мужа на смерть, а жертвой, долго терпевшей его издевательства. Пустить пыль в глаза получилось не идеально, и все-таки достаточно убедительно для того, чтоб привести приговор в исполнение. Даже Глеб, выступавший громче всех против убийства, в конечном итоге не дернулся, сделал все по плану. Чувство долга – чудесный рычаг для воздействия на человека. В свое время Лиза убедила Макса отдать почку для пересадки Глебову брату, благодаря чему впоследствии Глеб не посмел выйти из игры. Ведь долги нужно отдавать, не так ли?

Мужа расстреляли возле подъезда собственного дома, когда он садился в машину, чтобы ехать в аэропорт. Находившийся рядом водитель, заслонивший собой хозяина, тоже погиб. Глупый мальчишка. И не спас никого, и сам умер. Лиза недолго оплакивала бессмысленную смерть невинной жертвы. Каждый сам выбирает свою судьбу. Не полез бы на рожон, ходил бы сейчас живой и здоровый. Однако ж он предпочел здравомыслию сомнительный героизм. И получил в итоге по заслугам.

Да. С момента убийства мужа прошел год. От его неусыпного контроля она избавилась, но спокойнее и счастливее не стала. Первое время дневала и ночевала в офисе, вникая в дела и проблемы, о которых и не подозревала, – Андрей Гончаров прекрасно управлял собственным бизнесом. Но теперь ответственность легла на плечи вдовы, и она до последнего верила, что справится не хуже его.

Нескольких месяцев работы на износ хватило, чтобы осознать свою некомпетентность в финансовой сфере. Корпорация Андрея Гончарова трещала по швам и теряла позиции на рынке. Специально нанятые консультанты работали плохо, опытный руководитель сразу бы заподозрил нечистую игру, но Лиза была слишком вымотана. Прошло немало времени, прежде чем она набрала новый штат помощников. Дела шли на поправку, но крайне медленно и неуверенно. Нужно было хотя бы немного приблизиться к прошлогодним показателям, чтобы появился шанс продать бизнес за достойную сумму. Пока покупатели предлагали ей смешные деньги. Отдавать за бесценок шикарное наследство Лиза не собиралась, хотя и понимала, что с каждым днем риск остаться у разбитого корыта увеличивается.

Громко зазвонил мобильный. Она дотянулась до телефона и с отвращением посмотрела на дисплей: опять с работы! Как они все ее достали! Ни минуты покоя! Хотелось расслабиться в объятиях любимого мужчины, пригреться на его груди робкой куропаткой, позабыв о всех тревогах. Лиза отключила телефон и швырнула его в сторону. Проклятая жизнь. Все пошло наперекосяк, когда возникло это нелепое непрошенное чувство! Да к кому? К другу детства, брату фактически.

Любовь занимала все ее мысли, сводила с ума, заставляла ненавидеть весь мир. Лиза ощущала себя маленькой глупой девочкой, решившей попробовать на вкус красивые железные качели. Идея была забавна, а зимний день так морозен. Язык примерз, девочке холодно и больно, и что самое обидное – оторваться невозможно. Чем активнее пытаешься это сделать, тем хуже становится. Тот, кто изобрел безответную любовь, был утонченным циником, более глумливую пытку для человека сложно придумать.

Лизе снились странные сны. Она просыпалась среди ночи и долго глядела в темный потолок, силясь разгадать призрачные образы из сновидений. Иногда ей казалось, что она почти улавливала их символическое значение, но к этому моменту веки тяжелели и тревожная нервная дрема спутывала ее мысли. Бывали утра, когда Лизе не хотелось вставать с постели, и единственное, что заставляло ее подниматься, – необходимость заботиться о дочери.

После смерти отца Настеньку словно подменили. Она часто плакала без видимых причин, отказывалась от еды и не интересовалась новыми игрушками. Раньше Лиза легко справлялась с ее истериками, интуитивно понимая их причину, подбирая нужные слова утешения. Но сейчас рыдания дочери не поддавались логике, и мать была не в силах успокоить родное чадо. Это нервировало, выводило из равновесия. Все чаще Лиза замечала, что испытывает раздражение к дочери. Все чаще няня оставалась сверхурочно, даря Настеньке внимание, не полученное от матери. Лиза по-прежнему любила дочь и отдала бы за нее жизнь, если бы понадобилось. Но потребности ежеминутно находиться рядом уже не испытывала.

– Доброе утро, Лизавета Матвеевна, – няня замялась на пороге кухни, не решаясь войти. Похоже, хозяйка пребывала не в лучшем настроении, а значит, тревожить ее опасно – наорет, чего доброго. Но Настене нужно приготовить завтрак, тут уж ничего не поделаешь. Кто-то же должен кормить ребенка. Не у всех в головах ветер гуляет. Свою работодательницу Зинаида Степановна недолюбливала и, честно сказать, не уважала. Особа самодовольная и агрессивная. Давно бы уволилась, кабы не высокая оплата. Да и к девочке она прикипела, жалко бросить. Покойный хозяин, царство ему небесное, хоть и воспитывал дочь в строгости и к сантиментам относился с прохладцей, а всяко был лучшим родителем, чем его супружница. Этой будто наплевать на ребенка. Она при живом-то муже Настене позволяла любые капризы, а теперь и подавно. Да разве ж можно так дитя воспитывать? Свободу нужно ограничивать, энергию направлять в познавательное русло. Иначе какой человек вырастет? Ветер, а не человек.

– Доброе утро. – Лиза тяжело вздохнула. – Настя уже проснулась?

– Да уж время десятый час, конечно, проснулась. – Осмелев, няня шагнула к плите и принялась греметь кастрюлями. – Сейчас вот кашу сварим, может, настроение улучшится. А то хнычет с утра.

Лиза помолчала, наблюдая за проворными движениями женщины, а потом с усилием поднялась с кресла:

– Зинаида Степановна, вы уж тогда сами с ней погуляйте после завтрака. Мне что-то нездоровится.

– Ну коль нездоровится, чего ж себя насиловать, – смиренно произнесла няня и поджала губы.

«Меньше надо забивать голову всякой ерундой и не стенать по ночам, как Ярославна. Тогда, глядишь, и силы для ребенка найдутся, – бормотала она про себя, помешивая манную кашу. – Выдумает себе проблемы, а потом сама себя жалеет. Дочку бы лучше пожалела, тьфу!»

Хозяйка подобрала с пола телефон и вышла из кухни. Зинаида Степановна проводила ее осуждающим взглядом.

Проходя мимо детской, Лиза остановилась. Настя сидела спиной к двери за маленьким столиком и рисовала. Светлая головка склонилась набок, а в озорных глазах наверняка застыло сосредоточенное выражение, какое бывало у ее отца. По мере взросления дочь все больше напоминала Андрея, пока только внешне. Кто знает, какой характер проявится со временем. Как любая мать, Лиза надеялась, что ребенок возьмет лучшее от обоих родителей, хотя в данном случае «лучшее» имело весьма субъективную природу. Она хотела подойти и поцеловать дочку, но удержалась: а вдруг та снова расплачется ни с того ни с сего, потом сиди, унимай ее. Лучше уж не трогать, от греха подальше.

Лиза набрала полную ванну воды, но так и не легла в нее, замерев у зеркала. Собственное отражение напугало ее: худая, изможденная женщина с тоской во взгляде не могла быть ею! И эти ужасные неестественно рыжие волосы смотрелись как дешевый парик на потрепанной проститутке. В кого она превратилась? Куда исчезла роковая красавица с горящими глазами и ехидной усмешкой? Говорят, любовь красит. Ложь. Любовь иссушает, высасывая молодость и энергию. А ты не замечаешь этого. Долго не замечаешь. Покуда однажды не увидишь в зеркале незнакомого человека.

Лиза сузила глаза, не предвещая собственному отражению ничего хорошего. Метнулась к шкафу, надела первое, что попало под руку, и выбежала из комнаты. В прихожей взяла с полки ключи от машины, отрывисто сообщила няне:

– Я по делам. Буду поздно, – и хлопнула дверью.

Спустя сорок минут она сидела в салоне красоты, а болтливый парикмахер с ухоженными руками и кокетливо повязанной на шее косынкой старательно наносил на ее волосы черную краску.

– Моя дорогая, я вам давно говорил, вы брюнетка, это ваш стиль. А все другое от лукавого.

Глава 13

Первый день весны выдался по-зимнему суровым. За окном лютовала метель, долбилась в стекла снежными кулаками. Ночь была в самом разгаре, но Егору не спалось. Он сидел на подоконнике, глядя на белую мглу, накрывшую город, и вспоминал Змейку. Она не появлялась уже неделю, не звонила и не брала трубку. Егор знал, что так будет, но надеялся – не столь скоро. Он почти не удивился, когда подруга исчезла. Прекрасное не задерживалось в его жизни. И, возможно, он сам был тому причиной.

Егор воспроизвел в памяти их последнюю встречу. Змейка пришла в гости, как всегда, с конфетами, но так и не съела ни одной. Была непривычно задумчива, долго молчала, выслушивая жалобы приятеля, и лишь к середине вечера немного оживилась. Хозяйка уже легла спать, кухня была свободна. Они сидели за столом, не зажигая света, и шепотом разговаривали. А потом Змейка неожиданно вскочила со стула и предложила:

– А пошли погуляем?

Выходить на мороз Егору не хотелось, он вяло пожал плечами, давая понять, что озвученная идея не вызвала у него энтузиазма. Девушка пристально посмотрела на него, села на стул, медленно сложила ноги по-турецки и тихо спросила:

– Ты не устал от самого себя?

Егор вздохнул: устал, и уже давно. Но что он мог поделать? Изменить себя? Стать лучше? Если бы он имел представление, как – давно бы попробовал. Вероятно, свои мысли он пробормотал вслух, поскольку Змейка незамедлительно откликнулась:

– Не надо становиться лучше. Нужно просто проявлять лучшее в себе. И не смей врать, что в тебе нет ничего замечательного. Ты уникален, как и остальные семь миллиардов человек. Каждому дается одинаковое количество талантов, одинаковое количество счастья. Просто кто-то пьет из источника, а кто-то сидит на камушке, как Аленушка, свесив голову и не рискуя зачерпнуть воды. – Она махнула рукой, раздражаясь все больше. – Вот скажи, неужели ты планируешь до конца своих дней проторчать в этой каморке? Неужели не хочешь хотя бы попытаться что-то изменить?

Егор не выдержал ее взгляда и отвел глаза, буркнув:

– Я пытался. Пока не понял, что это бессмысленно.

– Да почему бессмысленно? – горячилась Змейка. – Потому что у тебя не сразу получилось задуманное? Ну и что? Разве сам факт того, что ты преодолеваешь препятствия снова и снова, не вдохновляет тебя? Преграды и испытания, на которые ты жалуешься, не усложняют твой путь, а делают его интереснее. Понимаешь? – Она с отчаянием посмотрела на Егора, не сильно веря, что тот уловил суть ее слов.

– Понимаю. – Он уныло улыбнулся. – Жизнь – это приключение? В таком случае, я не на шутку устал от него.

– Ты устал, потому отказываешься радоваться настоящему моменту. – Змейка сжала пальцами лодыжки, еле сдерживаясь, чтобы не залепить собеседнику оплеуху. – Ты не можешь быть несчастен здесь и сейчас. Ты можешь подумать о вчерашнем дне и стать несчастным. Но прямо в это самое мгновение – разве есть повод для грусти? Ты приносишь себе несчастье из прошлого. Вчера ты потерпел неудачу или кто-то оскорбил тебя, а сегодня ты вспоминаешь это, пестуешь обиду, перебирая в памяти то, чего больше нет. Ты тратишь настоящее на то, чтобы мучиться вопросами «почему, за что, ведь ты так старался, а с тобой поступили несправедливо»… Вчера безвозвратно ушло. Но ты не отпускаешь его.

Точно так же и с будущим. Завтра у тебя кончатся деньги, и тебе негде будет жить, нечего есть. Ты прокручиваешь эти удручающие мысли в своей голове и становишься несчастным от того, что еще не случилось… – Змейка сделала паузу и повторила, чеканя каждое слово:

– В настоящее мгновение несчастье невозможно. Оно приходит либо из прошлого, либо из будущего.

Парень был благодарен подруге за вдохновенные речи, никто никогда не проявлял к нему столько внимания и заботы. Змейка говорила правильно, ее слова нужно было записывать и учить наизусть. Но какой-то невидимый барьер не позволял Егору впустить услышанное внутрь себя. Давным-давно он захлопнул ментальную дверь и выбросил ключи, надеясь, что надежно защитился от врагов. От врагов он действительно защитился. Но и друзьям вход оказался заказан.

В тот вечер Змейка засиделась допоздна. Что-то беспокоило ее – озабоченное выражение не покидало симпатичное лицо, но Егор не решился спросить. Побоялся, что его расспросы она воспримет как вмешательство в личную жизнь.

Уже попрощавшись и переступив порог, подруга обернулась и улыбнулась совсем как раньше – весело и во весь рот:

– Запомни, Егор: мир устроен справедливо, если смотреть на него глобально и учитывать всю его прошлую и будущую историю, и крайне несправедливо, если выхватывать небольшие его фрагменты.

Весь следующий день Егор занимался решением насущных проблем, не имея возможности обдумать состоявшуюся накануне беседу. А когда выкроил свободное время – Змейка не подошла к телефону. Целую неделю он надеялся, что она вскоре появится, не выпускал мобильный из рук, опасаясь пропустить звонок. Но сегодня печальный факт стал очевиден: дружба закончилась. Никчемный неудачник остался один.

Из оконных щелей тянуло холодом, ветер скулил и щерился безродной собакой, отупевшей от голода. Егор подтянул к подбородку острые колени, обхватив ноги руками, чтобы согреться. Рядом на кровати валялось теплое одеяло, но он бессознательно наказывал себя, заставляя мерзнуть. В том, что Змейка ушла, виноват он один. Редкая девушка выдержит такого скучного и эгоистичного собеседника. Он зациклился на своих неудачах и не удосужился разузнать о Змейке больше того, что она сама о себе говорила. Будь Егор настойчивей, наверняка добился бы ее откровенности. Но он удовлетворился мнимым нежеланием подруги раскрывать свои секреты, тем самым проявив безразличие к ней. Немудрено, что Змейка обиделась. Он, тупоголовый нарцисс, даже имени ее настоящего не узнал.

От злости на самого себя перехватило дыхание. Егор обвел взглядом маленькую комнатенку, в которой ютился уже не первый год: старый двустворчатый шкаф, неказистый, но крепкий стол у окна, узкая кровать и замызганный коврик на полу – вот и все убранство. Права была Змейка, когда говорила, что Егор тратит слишком много времени на сожаления и слишком мало – на активные действия. Он так боялся боли и разочарований, что перестал что-либо делать. Когда судьба подкинула ему прекрасный подарок в лице чудесной девушки, он попросту не смог его удержать.

Неприятные мысли роились в голове, заставляя парня стискивать зубы, чтобы не завыть в унисон вьюге. Змейка просила любить каждый момент настоящего, но в настоящий момент Егор ненавидел себя – целиком и полностью, от макушки до пят, и не видел способа погасить эту разрушительную, горячую злость.

Он всегда объяснял свои неудачи плохим здоровьем или неблагоприятным стечением обстоятельств. Ему действительно не везло, и, вероятно, больше, чем остальным. Но игра могла продолжаться сколь угодно долго, и кто знает, каким бы результатом окончилась, если бы Егор добровольно не сдался.

Впервые в жизни он испытывал настоящую агрессию, она нарастала, как вой пожарной сирены, натягивала нервы до неведомого прежде предела. Парню показалось, что еще мгновение, и его просто разорвет изнутри. Сам не понимая зачем, он соскочил с подоконника, наспех оделся и выбежал из дома.

Метель унималась, отплевываясь ледяными порывами ветра – не столь неистовыми, но столь же колючими, – устало бросалась комьями снега в одинокого путника. Егор втянул в себя стылый ночной воздух, надвинул вязаную шапку на уши и побежал. Он никогда не занимался спортом и даже физкультурой, но сейчас каждая клеточка его тела молила о тяжелой тренировке. «Бежать, бежать», – стучало в голове. И он бежал, превозмогая усталость и боль в ноге, задыхаясь от непривычной нагрузки, спотыкаясь на обледенелом тротуаре. Падал, но тут же поднимался и продолжал изнуряющий бег.

Довольно скоро силы покинули парня, но он не останавливался, игнорируя утомление. Стремился вперед, как будто там, впереди, его ждало чудесное спасение. Кровь стучала в висках, рваное дыхание срывалось на хрип, ноги подкашивались от слабости. Егор бежал, удаляясь от мучительной ненависти, отделяясь от внутреннего палача, строгого и бескомпромиссного. Тщедушное, сморщенное доселе существо крепло и росло с каждым шагом. Было так странно ощущать разливавшуюся внутри спокойную, мягкую теплоту… Егор рухнул на асфальт, больно ударившись локтем, и почувствовал, как падает в упругое звездное полотно небес…

Он отключился на три минуты, но успел увидеть удивительный, красочный сон. Ему снилось, что мир раскололся на две враждующие группировки, одна из которых уничтожала все живое, а вторая – возрождала. Егор с горсткой пацифистских сподвижников окопался в штаб-квартире – они явно проигрывали, все было очень сложно, но зато у них имелись семена цветов и саженцы деревьев. Оставив соратников в комнате, Егор вышел на кухню и обмер: из огромного, во всю стену окна открывался сказочный вид на море. А море было странное, не плоское, а объемное – посреди него возвышался водопад, вверх по которому вопреки всемирному тяготению поднимался аккуратный кораблик. Полоска пляжа была желта и чиста и тянулась до горизонта. Егор стоял, потрясенный этим видением, и думал, что никакая война не страшна, пока существует подобная красота.

Особенно хлесткий порыв ветра вырвал его из дремы. Егор пошевелился, перевернулся на бок и с трудом поднялся на ноги. Вытер с лица снежную маску, постоял, окончательно приходя в себя, и поплелся обратно.

Дома сбросил с себя промокшую одежду и нырнул под одеяло, клацая зубами. Он дрожал от холода и восхитительной легкости – тело стало невесомым, а голова – пустой. И было так хорошо, так уютно… В теплой постели Егор согрелся и впервые за несколько лет заснул со спокойным сердцем.

Утром его разбудило чудо: с улицы доносилась птичья трель. Задорная, звонкая. Егор долго лежал под одеялом, представляя, что находится где-нибудь в деревне, на дворе лето, солнце припекает, и жизнь прекрасна. Когда открыл глаза, то увидел, что за окном все так же метет: кружится снег и воет ветер. А птичка поет. В ее персональном мире весна уже наступила.

Парень перевел взгляд на валявшуюся на полу груду одежды. Вчера он учудил, однако. Надо бы почаще отваживаться на спонтанные нелепые эксперименты – самочувствие потом восхитительное. Егор улыбнулся. Казалось бы, ничего в его жизни не изменилось: те же обстоятельства, те же проблемы. Но почему-то теперь они воспринимались иначе. Как будто с неказистого замызганного сундука вытерли многолетнюю пыль, и выяснилось, что сундук совсем не так плох и безнадежен. И сработан ладно, и узорами оригинальными украшен. И под крышкой не хлам и ненужное старье, а уникальные раритетные вещи.

Егор не осознал произошедшие в нем перемены. Он ощущал небывалый прилив сил, но воспринимал это как случайную удачу. Скорее всего, позитивный настрой испарится к полудню, но он предпочел не загадывать. На душе было слишком хорошо, чтобы думать о будущем. Какая разница, что будет потом. Сейчас он был практически счастлив и намеревался прочувствовать и сохранить в памяти каждую секунду радости. Неизвестно, когда еще придется испытать подобное. По крайней мере, будет что вспомнить.

Егор оделся, умылся, почистил зубы и вошел в кухню. Хозяйка сидела за столом, прихлебывая из блюдечка какао.

– Доброе утро, Раиса Митрофановна!

– Доброе, доброе, – охотно отозвалась старушка. – Проснулся уже?

– Проснулся! Ух и метет за окном!

– Метет-то оно метет, тока чему ж тут радоваться? – Бабуля покачала головой и макнула печенье в какао.

Егор глянул в окно:

– Да ведь красиво же, Раиса Митрофановна. А как солнце выглянет – все засверкает.

– Ну и засверкает, нам-то что? Тротуары, поди, опять засыпят поганью. Кашу будем месить, – старушка не разделяла воодушевления своего постояльца. – Произошло у тебя что-то? Сияешь как новый пятак.

– Вроде ничего особенного. – Парень сел напротив и мечтательно улыбнулся. – Просто настроение хорошее.

– Ишь ты. – Старушка озадаченно взглянула на собеседника. – Когда такое бывало… Чудеса!

Наскоро перекусив, он поспешил на работу. После вчерашнего бега правая нога ныла, но не так сильно, чтобы придавать этому значение. Егор хотел пораньше раздать все флаеры и вернуться домой, чтобы изучить сайты с вакансиями. Раз сегодня такой чудесный день, вдруг отыщется что-нибудь поинтереснее, чем уличный промоутер. На чудо он не рассчитывал, был доволен и тем, что нынешнее утро подарило ему беспричинную радость. Парень не мог знать, что самое настоящее чудо уже произошло: его хорошее настроение не позволило случиться весьма неприятному событию.

Уже который месяц Раиса Митрофановна выслушивала от дочери настоятельные советы повысить стоимость аренды. С тех пор как Егорка поселился у нее, прошел приличный срок, а цена ни разу не поднималась.

– Недвижимость дорожает, коммунальные платежи растут, а ты продолжаешь сдавать комнату за копейки, – возмущалась дочь. – Поднимай оплату, мамуля. Ты ж не благотворительный фонд!

Раиса Митрофановна соглашалась и обещала, что со следующего месяца сообщит постояльцу об изменении условий аренды. Но когда подходил срок, старушка не решалась огорчить Егорку. Такой уж он несчастный и худой – в чем только душа держится. Какой-то он несуразный, неприспособленный. Не потянет он повышение платы за жилье. Съехать – съедет, только куда? Под мост разве что, к бомжам.

В общем, жалилась-жалилась Раиса Митрофановна, пока дочь не пригрозила, что сама озвучит постояльцу новую цену.

– Мамуль, ты бы себя пожалела, вместо того чтобы юродивых спонсировать. Постоялец твой не калечный, не умственно отсталый. Парень молодой, одинокий – что ж он, обеспечить себя не может? – рассуждала дочка.

– Да, видать, не может, – вздыхала мать.

– Значит, пусть стыдится! Но только в другом месте.

Раиса Митрофановна долго обдумывала слова дочери и решила последовать ее совету. Егорке, чай, не десять лет, пора бы принимать в жизни более активное участие. А то и правда, ходит постоянно унылый, сколько ж можно ему потакать?

Сегодня утром старушка приготовилась сообщить жильцу неприятную новость, но когда тот вошел на кухню, растерялась. Парня словно подменили: лицо светится, в глазах неподдельная радость. Раиса Митрофановна уж и не помнила, когда видела Егорку таким бодрым. Неужели за ум взялся? Ну разве ж можно огорчать его в такой знаменательный момент? Тут поощрять нужно, а не наказывать. Бог с ней, с оплатой. Пущай еще месяц платит прежнюю цену. А там поглядим.