Текст книги "Безумное пари (СИ)"

Автор книги: Татьяна Туринская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Все перевернулось с ног на голову. Вернее, как раз наоборот: с головы на ноги. Пелена спала с глаз. Обожаемый Сереженька оказался пустышкой. Майоров...

Она еще не знала, кем оказался Влад. Но уже была ему благодарна за то, что, сам не ведая, помог ей открыть глаза. Пусть он добивался этого из своих корыстных целей – он ведь так не хотел, чтобы Сергей женился на Лене. Добился. И так ли важна причина его поступков – неприязнь ли непосредственно к Лене, или же просто не хотел, чтобы друг женился раньше него. Главное, что своим эгоизмом он помог ей не допустить роковой ошибки. Вышла бы замуж за Корниенко, и мучилась бы с пустобрехом до последнего вздоха. Целыми днями валялся бы на диване, с презрением отшвыривая в сторону газеты и рассказывая всем и каждому, какую 'Планету в авоське' он бы замутил, появись у него такая возможность. Жаловался бы на жестокую судьбу, не предоставившую ему шанса подняться. А Лена в это время корячилась бы на двух работах, чтобы было чем детей накормить. Нет уж, увольте. Она совсем не собиралась сидеть на шее у мужа, но и сажать его на свою тоже не собиралась. Брак – это союз двух равноправных партнеров, а никак не уютная люлька, подвешенная на спину более выносливого супруга. Или не выносливого, но безотказного.

Получалось, что теперь Лена должна до конца дней благодарить Майорова, которого презирала всею душой. Вернее, когда-то презирала. А теперь? Что теперь? Презрения к нему она уже давно не испытывала, если только здесь уместно это слово. В ее понятии 'давно' означало всего несколько дней, но ей казалось, что она живет под крылышком Влада уже целую вечность.

Однако до сих пор не могла понять, кто он. Майоров ее ненавидел, иначе зачем бы он стал мешать Сергею жениться? Даже если не испытывал к ней столь негативных эмоций, то и положительными тоже не руководствовался. Однако как ловко ему удавалось скрывать свои чувства. Ведь сам же признался, что не терпит чужих в своем доме. Но за месяц с небольшим Лена ни разу не почувствовала на себе его неудовольствия от ее круглосуточного присутствия. Всегда ровный, спокойный. Молчун, но не зануда. Зато если уж что-то скажет, то в самую точку.

Сначала его молчание Лена принимала за снобизм: не желает опускаться до бесед с нею, плебейкой. И лишь теперь, несколько недель прожив с ним бок о бок, поняла, что Влад просто не хотел надоедать ей своим присутствием. Понимал, как ей тяжело рядом с ним, наверняка догадывался, как она его ненавидит за то, что тот сорвал их с Сергеем свадьбу. Молчал из деликатности, а вовсе не из снобизма.

Но о каких детях он заговорил? Это что, был намек на?.. О Боже, это что же, он из-за этого решил увести у друга невесту? Как же она сразу не догадалась? Корниенко ведь открытым текстом сказал: это не ему, а Владу нравятся брюнетки с короткой стрижкой. Регина, секретарша, живое тому доказательство.

Так вот в чем дело. Майоров решил отбить Лену. И не нашел лучшего способа, чем это дурацкое пари. Остался только один вопрос: зачем ему это нужно? Вернее, зачем – понятно: недаром на ребенка намекал. Но почему?! Почему именно от нее? Почему не от той же Регины? Она – рядом, и уж коль Влад является таким ценителем брюнеток, можно предположить, и даже быть в этом уверенной, что та выполняет при шефе не только секретарские функции. Вот и рожала бы ему детей, сколько угодно, но причем тут Лена?

Или же... Ах, вот оно что. Видимо, Регина не может иметь детей, а Майорову непременно нужен наследник. Еще бы – надо же будет кому-то передать империю 'Роспромтрансгаз'. И наследник должен хотя бы отдаленно быть похожим на жену папаши, Регину. А когда Корниенко представил Майорову Лену, тот решил, что она для этой цели подходит как никто другой. Вот тогда-то и придумал свой коварный план: расстроить свадьбу, использовать Елену в качестве инкубатора, а потом присвоить ее ребенка и жениться на Регине.

Так вот он какой, Майоров! А она-то уже начала видеть в нем человека. Глупая, какая же она глупая...

Ночь подбрасывала Лене все новые и новые улики против Влада. Чем дольше она не могла заснуть, тем более мрачным типом представал в ее воображении Майоров. Похитителем невест и младенцев, предателем лучших друзей. Пожалуй, ее первое впечатление о нем оказалось правильным. Нужно доверять интуиции – ведь чувствовала же, чувствовала, что он страшный человек!..

Проснулась она хмурая – ночные рассуждения дали о себе знать. Это же надо было так ошибиться в человеке? Только-только разглядела в нем что-то положительное, а Майоров оказался еще большим монстром, чем она думала вначале. Выходило, что Елена совершенно не умеет разбираться в людях. Ведь и Корниенко раньше казался ей редким умницей. Еще радовалась: надо же, как ей повезло с ним.

По всему выходило – она свободна, она ничья. Не было больше никакой нужды оставаться с Майоровым. Собственно, ее, этой нужды, и раньше-то не было – уже целую неделю она запросто могла бы жить дома, а не у него. Но в том-то и дело, что лишь в последнюю неделю она, наконец, начала дышать полной грудью. Только расслабилась, начала было получать удовольствие от общения с ним, а оно вон как повернулось.

В надежде, что Влад еще спит, выглянула из своей комнаты. Однако в коридоре слышны были отголоски джаза – значит, проснулся. Лена презрительно фыркнула – ишь, деликатный какой, боится ее разбудить. Еще бы, беспокоится о нервном здоровье матери своего будущего ребенка.

Тихонько прокралась в ванную, умылась. Потом так же незаметно вернулась в свою комнату и принялась было собирать вещи. Сложила половину в просторную сумку, и присела на кровать с очередной кофточкой в руках.

Ну уйдет она, и что? Повиснет в пространстве, как желудь на березе. Ни работы, ни мужа, никаких надежд на будущее. Нет, так неправильно. Если все вокруг такие коварные, нужно самой становится такой же, дабы в один отнюдь не прекрасный момент не оказаться добычей в чьих-нибудь острых когтях.

Раз они с ней так поступают, она станет такой же. Это вчера она была легковерной дурочкой, а сегодня... Предупреждена – значит, вооружена. Предупреждена, как же. Дождешься от них. Если бы сама не догадалась, как пить дать, сожрали бы, и косточками ее хрупкими не подавились.

Но теперь она будет хозяйкой положения. И ни Майоров, ни Корниенко об этом не догадаются. Она по-прежнему будет пай-девочкой, но только цели теперь уже станет преследовать свои собственные. Отступать поспешно, не подготовив себе дорогу для отступления, глупо – так можно споткнуться о незамеченную корягу. А вот подготовить все для отхода, и оказаться истиной победительницей в этой необъявленной войне – это станет для Майорова настоящим шоком. А для Корниенко... А что Корниенко? Пустышка, не стоящая не только внимания, но даже мести. Пусть себе живет, пусть других дурочек охмуряет своими грезами.

Уходить нужно, имея базу. То есть подкопив немного денег, чтобы хотя бы на первое время хватило, и обеспечив себе новое место работы. Как ни крути, а запись в трудовой книжке 'Роспромтрансгаз' наверняка придаст ей большего веса в глазах работодателя. К тому же, имея ее, Лена сможет претендовать на куда большую зарплату, нежели на своей прежней работе. Это несомненный плюс в ее нынешнем положении, и было бы глупо не использовать его на полную катушку. Однако любого нормального работодателя непременно насторожит: а почему, собственно, она проработала в 'Роспромтрансгазе' всего месяц? С таких мест не уходят без веской причины. Поэтому ей нужно продержаться год до конца, чтобы на чистом глазу ответить: 'Срок контракта истек, а продлевать его я не захотела'. А уж причины для этого у нее могли быть какие угодно.

И весь этот год изображать из себя простушку, как Майоров изображал благородного рыцаря. Тем сильнее будет его шок, тем больше – Ленин восторг от него. Он-то будет думать, что она у него в кармане, а тут раз, и...

Решено. Улыбаться как можно больше, стараться не подать виду, что ей известны его мерзкие замыслы. Как же он так прокололся? Пребывал в столь благодушном настроении, что совершенно не контролировал язык. Ну ничего, Лене его разговорчивость как раз на руку. Нужно и дальше поддерживать Майорова в полной уверенности, что она легковерная дурочка – глядишь, еще какие полезные сведения получит от него, разговорчивого.

И воскресенье, и утро понедельника Лена успешно играла роль сладкой идиотки. Охотно смеялась над шуточками Майорова, порой довольно остроумными. Целый день почти не отходила от него, живо отзываясь на любые предложения: на пляж – так на пляж, вечером в Большой на 'Тоску' – пожалуйста, с нашим удовольствием.

От ее неожиданной лояльности Майоров пришел в полнейший восторг. Он весь день был в ударе, сыпля шуточками и комплиментами, рассказывая какие-то забавные истории из их с Корниенко общей юности.

Впрочем, истории были не только забавными, но и поучительными, многое поясняющими. Наконец-то Лене стало понятно, почему лучшие друзья выбрали столь разные дороги в жизни. Если верить Владу, выходило, что отец едва ли не с детства настраивал его на большое будущее. Сам Майоров-старший был прокурором и весьма влиятельной личностью. Однако сыну соваться в юриспруденцию не советовал – дескать, на семью вполне достаточно одного юриста. Но и отговаривать не отговаривал. Однако советовал приглядеться к Институту Нефти и Газа. Времена были еще советские, но прокурор прекрасно видел, что изнутри социалистическая система сгнила до основания, и было понятно, что долго она не продержится. Альтернативные же источники энергии еще никто не изобрел, и было очень сомнительно, что изобретет в ближайшее время. Зато научный прогресс шагал семимильными шагами, и для всех технических новинок нужны были или электричество, или газ, или бензин.

В общем, папеньке своему Влад был премного благодарен за науку. Больше того, тянул за собою и Сергея: мол, верное дело предлагаю. Но Корниенко уперся рогом: нет, будущее за журналистикой – если она не дала дуба за предыдущие тысячелетия, то и впредь будет живее всех живых. А альтернативная энергетика де появится в ближайшее время.

Вот и... Собственно, какие могут быть претензии? Как говорится, кто на кого учился. Чей прогноз оправдался, тот и будет ездить на Мерседесе.

Что ж, это многое объясняло, но никаких принципиальных открытий из сей откровенности не последовало: главное Лена знала и так, а нюансы теперь интересовали ее меньше всего.

У входа в офис Майорова поджидала какая-то женщина. Очень скромно одетая, при этом в руках она держала совершенно шикарный букет и обыкновенный пластиковый кулек с нарисованными на нем легкомысленными цветочками. Едва завидев Влада, дама побежала ему навстречу. Дабы не мешать, Лена продолжила путь самостоятельно, но успела услышать, как женщина торопливо заговорила:

– Спасибо! Спасибо, миленький, родненький! Если бы не вы ...

Тут зашипели, раскрываясь, створки лифта, и сбивчивая речь странной дамы утонула в этом шуме. Войдя в кабину, Лена краем глаза успела заметить, как посетительница настойчиво сует в руки Майорова цветы и пакет. От последнего тот решительно отказался, а вот судьба букета осталась для Лены невыясненной: узкие дверки лифта сомкнулись, закрыв ей доступ к любопытной картинке. А жаль. Ей ведь сейчас нужно насобирать как можно больше компромата на Майорова – мало ли, глядишь, какая польза выйдет. Даже если не пригодится – все равно интересно. Нужно будет Агнессу расспросить, может, в разговоре ляпнет чего лишнего.

Работы было много – самое время квартального отчета. Этим, конечно, занимаются бухгалтера, Лена вроде как рангом чуток повыше. Но цифры сверять все равно нужно было – чтобы иметь возможность планировать работу предприятия на будущее, нужно хорошо знать о прошлых успехах или просчетах.

Цифры она любила. Иной раз они могли куда красноречивее слов рассказать о ком-нибудь. Вот и сейчас... Не будь рядом Кусакиной, Лена не удержалась бы и потерла руки в предвкушении битвы. Попался, голубчик! В графе 'Благотворительность' красовалась не совсем круглая, зато очень впечатлительная сумма: '648 244, 08'.

Опаньки! Вот оно. Какая благотворительность? Лена собственными ушами слышала, каким издевательским тоном Майоров сказал Сергею: 'Я благотворительностью не занимаюсь'. И куда же ушли шестьсот сорок восемь тысяч рублей? Она хитро прищурилась: надо же, для правдоподобности еще и восемь копеек приписал. Интересно, кому это он взятку давал с копейками? Или это от курса доллара? Ну да, наверняка. Теперь уже не проверишь, какой был курс Нацбанка на тот момент. Ничего-ничего, и без курса попался. Теперь понятно, как он укрывает налоги: с одной стороны, при помощи 'благотворительности' уменьшает прибыль, с другой – она дает ему право на некоторую налоговую льготу. Ох, и дурак же Майоров! Надо же было подпустить собственного врага к таким документам.

Впрочем, о том, что Лена ему враг, он пока еще не догадывался. Видимо, посчитал ее полной дурочкой, раз она так легко доверила свою судьбу Корниенко. Потому и решил, что она для него не представляет ни малейшей угрозы. Что ж, отлично. Ей только на руку его беззаботность.

Незаметно стрелка часов приблизилась к одиннадцати. Агнесса потянулась за столом:

– Ну что? Чайку?

Вопрос был излишним – они каждый день в одиннадцать устраивали себе маленький перерыв. На правах, вернее, обязанностях младшей Лена взяла чашки и отправилась за кипятком в холл, где стоял куллер. Пожарники строго следили за отсутствием чайников в отделах, да и прогуляться за кипяточком не представляло ни малейшего труда – там всегда кто-нибудь попивал кофе, и можно было разжиться последними новостями.

Сейчас там стояла только Регина. Елена невзлюбила ее с первого взгляда – та окатила ее столь презрительным взглядом, когда Сергей привел знакомить невесту с другом, что до сих пор при встрече с секретаршей Майорова ее передергивало. Лена вынужденно поздоровалась и склонилась над аппаратом, жиденькой струйкой выдававшим воду. И не заметила, как со спины подошла еще одна сотрудница. Не желая мешать Елене, пристроилась рядом с Региной:

– Привет. Что там слышно у начальства?

– Скороходова приходила.

– Ну?! И как там дела?

– Да ты что! Вся в слезах, вся в соплях. Такой букет офигительный притащила – шеф мне его отдал. Зайдешь потом, посмотришь. Где только денег набрала?

Подруга скривилась:

– Ну скажешь тоже! Да за такое руки целовать надо, а тут цветы. Это самое малое, что она могла сделать.

Больше всего на свете Лене хотелось дослушать разговор. Но чашки были уже полны, а заговаривать с Региной первой она никак не могла себе позволить. Пришлось уходить, несолоно хлебавши.

Сунув по пакетику заварки в чашки, Лена с Агнессой присели к ничейному столу. Быть может, когда-нибудь Майоров и надумает взять еще одного экономиста, но пока они и вдвоем неплохо справлялись с работой. Стол же выполнял функции обеденного, а заодно посудной лавки – в нем хранились всевозможные баночки, коробочки с кофе, чаем, сахаром, вафлями-печеньем.

Пока чай приобретал удобоваримую температуру, сотрудницы обычно болтали на отвлеченные темы. Лена поспешила задать вопрос, пока Агнесса не заговорила о чем-нибудь малоинтересном.

– А кто такая Скороходова? – спросила она, придав голосу максимально равнодушный тон.

– Скороходова? – Агнесса пожала плечом: – Понятия не имею.

Разочарованию Лены не было предела. Как же так, там творятся такие события, а Агнесса не в курсе?

– А что? – переспросила та. – Я что-то пропустила?

Все так же равнодушно Лена ответила:

– Да там весь офис на ушах. Какая-то Скороходова принесла шефу цветы, чуть ли на колени перед ним не падала...

– Да ты что?! – восхитилась Агнесса. – Приходила? Слава Богу, значит, обошлось?

– Что обошлось-то? – недовольно переспросила Лена. – Объясни по-человечески. Ты только что утверждала, что не знаешь никакой Скороходовой.

– Да кто ж ее не знает? Я просто забыла про нее, не подумала. Ты тоже должна ее знать. Страшная история, жуть. Эта с позволения сказать мамаша бросила детей одних и поехала получать пособие по рождению ребенка. Ну помнишь, тогда все газеты эту историю печатали, по всем каналам показывали! В Воронежской области. Какое-то село – полная глухомань. Оставила одних в частном доме, с неисправной печкой. Пацаненку пять лет, и девочка крошечная, полгода. Эта, простите, мадам за полгода не соизволила выбрать более удачного момента для поездки за пособием. Ну хоть бы соседей попросила посидеть. А тут печка – бах!

Припоминая, Лена прищурилась:

– Да-да-да, что-то такое было. Это когда мальчишка спас сестричку?

– Ну да. Сам обгорел дотла, одна только голова невредимой осталась. Остальное сгорело до костей. Но сестричку вынес, на той ни единого ожога, только вся в копоти была.

– Так это и есть та Скороходова? – Лена окончательно вспомнила ту печальную историю.

Доктора долго боролись за мальчонку. Сначала в Воронеже, оттуда его спецрейсом перевезли в Москву. Всем миром спасали маленького героя, но пацанчик таял на глазах. И только в Америке смогли поставить его на ноги. Какой-то таинственный спонсор, отказавшийся называть свое имя, организовал...

Стоп. Спонсор. Благотворительность. Да нет, быть такого не может. Майоров не занимается благотворительностью. К тому же, это ведь было больше года назад, а отчет-то на Ленином столе за прошлый квартал.

– Ну да, – ответила Агнесса, пока мысли роем проносились в голове новой сотрудницы. – Та самая. Шеф устроил им с сыном спецрейс – пришлось самолет оборудовать под больничную палату, лечение в Штатах. Потом они вернулись сюда, и он купил им квартиру в Москве – ребенку необходимо постоянное лечение, а там у них, в области, нет ожогового центра. А эта горе-мамаша опять недосмотрела, поленилась его в бассейн водить. У мальца как поперли рубцы – они же растут, он уже не мог руки к телу прижать – столько гадости подмышками наросло! Пришлось Майорову второй раз их в Штаты отправлять. Так что, говоришь, приходила?

Все тем же равнодушным тоном Лена ответила:

– Ну да, утром встречала шефа. С цветами и еще каким-то кульком. Видимо, шампанское, еще чего-нибудь. Да только он не взял.

– Ну слава Богу! – Агнесса даже перекрестилась. – Наверное, нашелся мудрый человек, надоумил хоть 'спасибо' сказать. А то ж первый раз из Америки как вернулись, так даже не объявилась, не поблагодарила. Ни за лечение, ни за квартиру. Майорову, конечно, ее благодарность не нужна – исключительно ради пацана старался. Ты ж, наверное, знаешь его историю?

Лена навострила ушки. Какую историю? Она ничего не знала, но говорить об этом вряд ли следовало. Уже по одному сообщническому тону Агнессы она догадалась, что сия история охраняется тщательнейшим образом. Просто в силу близости к Майорову, по ее мнению, Лена непременно должна была знать все его тайны. А потому она невыразительно кивнула, чтобы нельзя было разобрать: известно ли ей что-то или нет.

Агнесса продолжила шепотом, как будто кто-то мог их подсушивать под дверью:

– Представляешь, какая у него жизнь была? При сумасшедшей-то мамаше? Нет, я ничего не хочу сказать: тетя Мона – добрейшей души человек, я ее всегда любила. Не могу сказать, что бывала у них слишком часто, но иногда папа брал меня с собой – наши отцы работали вместе, до сих пор дружат. Алексей Николаич всегда ее поддерживал – дай Бог каждой такого заботливого мужа! Но как он ни старался, а она так и не смогла смириться с потерей. Вот ты мне и скажи – откуда у детей такое бывает? Как получилось, что один из близнецов – здоровый, а у второго лейкемия? Откуда эта гадость у двухлетнего пацана?! Бились-бились за него, а только намучился пацанчик напрасно. У нас тогда не делали пересадку костного мозга, а заграницу выехать на лечение могли только родственники первых лиц государства. Майоров-то тоже не последний человек в отечестве, я имею в виду старшего. Впрочем, теперь младший папашу крепко обошел. Короче, не спасли.

Кусакина вздохнула тяжко, и вспомнила про чай:

– Ой, остыл уже! Надо ж было разболтаться.

Прихлебнула, поморщившись, и продолжила:

– Я, как ты понимаешь, была еще совсем маленькая, мало что помню – я ведь всего на год старше их была. Вернее, это я Стасика практически не знала, зато отлично помню, как мои старики, насмотревшись на страдания Майоровых, меня без конца на обследования таскали, боялись упустить момент. Еще бы – государство-то родное фиг бы помогло в случае чего. Это тебе не сейчас. И сейчас-то не приведи Господь такого, а в то время же еще не было таких технологий. Короче, Стасик умер, не дотянув до пяти лет. А тетя Мона с тех пор заговариваться стала. Потом и вовсе сдала. И ушла так тихо-тихо, незаметно. Как будто растаяла.

Потрясенная, Лена не находила слов.

Одним глотком допив безвкусный чай, Агнесса распорядилась:

– Так, все, за работу. Отчет нельзя задерживать.

И тут же, практически без перехода, окунулась в мир цифр. Лена последовала за нею. Да только из всей таблицы видела лишь одну строку: 'Благотворительность'. И цифру '648 244, 08'. История, рассказанная Агнессой, потрясла ее до глубины души, однако все это не давало Майорову права списывать какие-то личные проблемы под видом благотворительности, и за счет этого лишать государство налогов. Она, конечно, не собиралась его никуда сдавать, но если он хотя бы попытается где-то ее ущемить, Лена непременно воспользуется своим тайным оружием. А для этого она должна знать все.

– Агнесса, я не понимаю, откуда взялась благотворительность? Шестьсот сорок восемь тысяч. Он же Скороходовым в прошлом году помогал, если я не ошибаюсь? Тогда почему деньги попали во второй квартал?

Кусакина уставилась на нее с недоумением:

– А при чем тут Скороходова? По ней он давным-давно отчитался. Это другие. Я без бумаг не вспомню ни фамилий, ни конкретных случаев. Он постоянно кому-то помогает. Времена сейчас, конечно, другие, но больных детей не становится меньше. И не всех их могут вылечить здесь. Да и здесь тоже не все операции бесплатные. Так что графа 'благотворительность' у нас пустой бывает крайне редко, привыкай. На каждую копейку имеются соответствующие документы, не переживай. Бухгалтерия за этим тщательно следит. Если хочешь, пойди, возьми у них папку. Желтенькая такая. Только давай займемся этим после отчета, хорошо?

Лена не стала возражать. Уткнулась в бланк, испещренный цифрами, и сделала вид, что погружена в работу. Но на самом деле она видела перед собою лишь расплывшееся пятно отчета. И даже никаких мыслей не было, кроме одной: неужели она могла так ошибиться в человеке? И Майоров вовсе не собирался похищать ее пока что не существующего ребенка, а имел в виду других детей. Чужих, но попавших в беду. Вот о каких детях он говорил. Таких, как маленький герой Валера Скороходов, таких, как несчастный Стасик Майоров, брат-близнец Влада, не доживший до пяти лет. Вот почему ему вполне хватало триста пятидесятой модели Мерседеса, вот почему не нужен был особняк на Рублевке. И Лена поверила – он бы действительно удовлетворился Шкодой, если бы на него косо не смотрели потенциальные партнеры. Потому что все это мирская суета. Потому что это такая мелочь по сравнению с жизнью одного-единственного ребенка...

На глаза неожиданно навернулась слеза, и Лена украдкой смахнула ее ногтем. Не хватало только, чтобы Агнесса заметила. Та ведь перед нею только потому и разоткровенничалась, что была уверена в Лениной осведомленности. Еще бы – какой нормальный человек поверит в то, что Лена месяц живет с Майоровым в одной квартире, вместе с ним ест и ездит на работу, проводит буквально все свободное от работы время, да и в офисе частенько с ним пересекается, и при всем этом остается для него чужим человеком, не посвященным в семейные тайны. Иначе, видимо, Кусакина и словом бы не обмолвилась. Так вот почему она у него доверенная особа – дочь друга Майорова-старшего, возможно, подруга детства. Ну да, она же всего на год старше Влада. Поди, и в пионерских лагерях вместе отдыхали...

Но тогда причем тут Регина? Если у Майорова есть она, зачем ему Лена? Зачем ему две стриженые брюнетки? Или она все свалила вместе, а потому и не может разобраться – в одной куче оказались кусочки от разных паззлов, вот и попробуй сложить из них целую картинку.

– Агнесса, можно еще вопрос? – решилась она.

Кусакина посмотрела на нее безучастно, все еще пребывая в мире цифр:

– Ну?

– Что ты можешь сказать о Регине? Как давно она здесь?

Собеседница ненадолго задумалась:

– Регина? Да что-то около года. Или даже меньше... Меньше, определенно. Анна Ивановна, прежняя секретарша, ушла на пенсию в октябре. Ну да, помнится, еще погода стояла премерзкая. Шеф и взял Регину. Она дочь подруги тети Моны, та за нее сильно просила. А Влад у нас отказывать не может. Удивляюсь, как он с таким мягким характером чего-то добился?

Агнесса рассмеялась:

– Ну мы-то с тобой знаем, что это он только по отношению к близким людям такой, да? Где надо – он у нас о-го-го! Орел! – и вмиг посерьезнела: – Нет, я правда за него очень рада. Молодец. И тебя об одном прошу – не обижай его. Он хороший.

И так по-детски наивно у нее это вышло, так искренне, что у Лены в горле поселился какой-то противный комок, от которого немедленно защипало в носу. Испугавшись, что теперь уже всерьез расплачется от собственной глупости, Лена уткнулась в отчет и пробормотала неуверенно:

– Да не собираюсь я его обижать, с чего ты взяла?

Ну да, она просто так решила вооружиться цифрами против него, а обижать вовсе не собиралась.

Ей стало безумно стыдно. За то, что все поняла только после того, как Агнесса ей подробно разжевала истину. А сама за месяц с небольшим так и не разобралась в человеке. То ненавидела, то... Она не могла сформулировать, какие чувства испытывала к Владу последнюю неделю. Одно знала наверняка – они сильно переменились в лучшую сторону. И от имени 'Алена' стала получать странное удовольствие, как будто между ними существовала какая-то тайная связь, о которой не знал никто, кроме них двоих. А это имя было словно бы паролем, тонким намеком на то, что у них совершенно особые отношения...

Да, настолько 'особые', что, услышав непонятную фразу о ребенке, Лена тут же надумала себе черти чего. И Влад в ее воображении снова предстал кровожадным монстром. Фу, глупая какая.

Но Регина... Как же быть с Региной? Лена ведь была уверена в том, что она работает в 'Роспромтрансгазе' давным-давно. А оказалось, что она здесь всего лишь... Постойте, но ведь как раз в октябре Лена познакомилась с Сергеем. В самом конце месяца, тридцатого числа. Имеет ли это совпадение хоть какое-то значение? И вообще, причем тут Регина, чего она к ней прицепилась? Ну секретарша, ну любовница – подумаешь.

Нет, не подумаешь. Едва только эта мысль появилась в голове, Лену пронзила какая-то странная боль. Ревность сжала сердце. Ревность?! Но позвольте...

Желтоглазая сердцеедка обычно сопровождает любовь, а между Леной и Владом не было ровным счетом никаких отношений. А значит, для ревности не было решительно ни единого повода. Лена попыталась сбросить с себя оцепенение, вызванное ужасным откровением.

Не получилось. Ступор лишь увеличивался с каждым мгновением: как она может утверждать, что между нею и Владом не существует никаких отношений, кроме соседских? Как, если буквально только что призналась самой себе, что с некоторых пор имя 'Алена', произнесенное Майоровым, странным образом волнует ее, сближает с Владом.

Что за странности с нею происходят? Неужели она влюбилась во врага? Но разве Майоров – враг? Разве она в него влюбилась? Но это же глупо. Они такие разные. Он – пусть не олигарх, но все равно человек богатый. Она – обычная россиянка со всеми сопутствующими проблемами в виде отсутствия жилплощади, машины и прочими материальными затруднениями. Богатые женятся на богатых – таков суровый закон жизни. А бедным лишь разбивают сердце. И ходить далеко не надо – достаточно посмотреть на Регину. Красивая и несчастная, иначе почему бы она так предвзято относилась к Лене? Да потому, что ей удалось стать любовницей шефа, но она прекрасно понимает, что на большее у нее нет ни малейшей надежды. Вот и ревнует к Лене, как к более успешной сопернице. Не догадываясь о том, что они вовсе не соперницы, и Лене самой впору ревновать к ней.

Все переменилось в одночасье – обожаемый Сережа вызывал ныне лишь чувство жалости и досады, Майоров же, ненавистный и презираемый, стал чем-то запретно-сладостным, недоступным. Корниенко оказался недостоин Лены, она же в свою очередь не дотягивала до Влада – ну не женятся олигархи на простушках, такое только в сказках бывает!

Не то чтобы Лена недооценивала себя. Просто не верила в сказки – она была для этого слишком взрослой. Максимум, на что она могла бы рассчитывать с Майоровым – так это на более-менее длительный адюльтер с неизменно печальным финалом. Регина была тому ярким подтверждением – меньше всего Елене хотелось бы смотреть на всех потенциальных соперниц испепеляющим взглядом, красноречиво свидетельствующим о незавидном положении любовницы.

Нужно сделать над собой усилие и прогнать непрошенное чувство. Нужно уйти, бросить все. Ведь в отношении Корниенко уже все решено, Лене больше незачем ломать затянувшуюся комедию. Надо просто уйти. Это ведь так легко – прямо сейчас встать из-за стола и выйти из кабинета, не попрощавшись ни с Агнессой, ни с самим Майоровым. А вещи уж он сам передаст ей с водителем. И все, финита ля комедия. Черт с ним, отчетом – Агнесса сама справится. Справлялась ведь раньше без Лены, и теперь не рассыплется.

Однако она не двигалась с места. Словно мазохистка, сидела и получала какое-то странное удовольствие от страданий. И все больше убеждалась в том, что уже давно не ненавидит Майорова, что лишь по привычке питала к нему негативные чувства. Вернее, думала, что питает, а на самом деле в душе уже давно все перевернулось. В тот самый день, когда ее впервые не передернуло от имени Алена. Жаль, что она не запомнила тот день.

Уже разобравшись в себе, Лена продолжала изображать из себя невесту Корниенко. Это не доставляло ей ни малейшего удовольствия, зато давало возможность оставаться рядом с Владом. Пусть трудно, пусть больно. Но ведь если бы она ушла – было бы еще больнее. Потому что она потеряла бы не только возможность быть с ним рядом едва ли не двадцать четыре часа в сутки, а даже надежду на случайную встречу с ним. Ну где могли бы столкнуться без пяти минут олигарх и обычная безработная? Нигде. У них разные среды обитания.