Текст книги "Безумное пари (СИ)"

Автор книги: Татьяна Туринская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Сергей разочарованно протянул:

– Ну ё-оооханый блин, Владик! Ну ты как ребенок. Из доходов, конечно. Из прибыли!

– Уточни: из доходов или из прибыли? Это несколько разные понятия.

– Ну что ты цепляешься к словам? – возмутился Корниенко. – К тому времени у меня пойдут отличные тиражи. Хватит и на зарплату, и мне на карман.

– А на оплату типографии? А на аренду помещения? На электроэнергию – ты же не собираешься сидеть в офисе при свечах и писать гусиными перьями на дешевой бумаге? На офисные расходы? На рекламу? Налоги, кстати, тоже никто пока еще не отменял. На обслуживание долга, в конце концов.

Корниенко вскинулся:

– Какого долга?

– Который ты собираешься взять у меня на раскрутку своей 'Авоськи'. Или ты думаешь, что я тебе по дружбе спишу многотысячный долг? Прости, Сережа, но ты сам говорил – у меня калькулятор вместо сердца. Я потому и стал тем, кто я есть, что вместо пламенного мотора у меня внутри зашита бездушная счетная машинка.

Сергей скривился и собрался было что-то ответить, но Лена его перебила:

– И не надоело вам? Между прочим, у нас сегодня вроде как праздник, а вы все о деньгах да о бизнесе. Может, хватит уже?

Жених будто не расслышал ее слов. Воззрился на друга:

– Так я не понял, Владик, ты даешь мне деньги?

Майоров помолчал несколько секунд, словно бы в последний раз взвешивая все 'за' и 'против'. Наконец ответил решительно:

– Дам только при очень жестком условии, оно тебе не понравится.

Тот подобрался:

– Я уже согласен.

В разговор двух мужчин вмешалась женщина:

– Ты не можешь быть согласен без моего согласия – мы с тобой практически семья, значит, это наше общее дело!

С одной стороны, она прекрасно знала, что собственная газета – голубая мечта Сергея, и он не успокоится, пока не добьется своего. Или пока не потерпит крах. И это тревожило ее, так как будущее у них было общее. С другой, Елена чувствовала, что Майоров заготовил для друга какую-то каверзу. По крайней мере, после тона, каким он произнес эту фразу, она поняла, что ничего доброго от него ждать не следует. Как только Сергей сам не видел исходящей от Влада опасности?

– Не мешай.

Корниенко сказал это тихо, и голос его показался ей совершенно трезвым. Но в нем сквозила такая угроза, что Лена замолчала от растерянности и обиды. Разве так разговаривают с любимыми? Разве так разговаривают в самый знаменательный для пары день?..

– Говори, – тем же мерзким, невыразительным голосом произнес Сергей, выжидательно глядя на Влада.

Еще несколько секунд паузы, и тот, наконец, озвучил свое условие:

– Я вкладываю деньги только в беспроигрышные комбинации. Твой проект, Сережа, мне таковым не кажется. Инвестиции должны приносить доход, иначе это уже благотворительность, а это не в моих правилах – я человек деловой, и это слово меня оскорбляет. Допустим, в случае с тобой я мог бы обойтись без прибыли – чего не сделаешь ради друга. Но ты должен осознавать, что я не могу раздавать деньги направо и налево. Как максимум, я могу дать в долг. Беспроцентный.

Сергей с готовностью кивнул:

– Естественно! Я...

– Не перебивай, я еще не все сказал. Я должен быть уверен, что ты сможешь его вернуть.

На сей раз Корниенко не стал отвечать. То ли опасался разозлить друга, в очередной раз перебив его, то ли не был уверен в собственной платежеспособности.

Так и не дождавшись от Сергея реплики, Майоров продолжил:

– А отдать ты его сможешь, только работая по двадцать часов в сутки. Ты готов к такому режиму?

Ответом ему был не слишком убедительный кивок. Влад усмехнулся:

– Уверен? А вот я нет. Я бы еще смог поверить в это, если бы не ваша женитьба. Ничего не имею против женщин, тем более против тебя, Алена, – он едва заметно повел подбородком в сторону дамы. – Но знаю по собственному опыту – женщины имеют свойство отвлекать от дел.

Лена вскинулась, хотела было сказать Майорову, что он хам и циник, но тот словно бы услышал ее мысли: опередил с наглой усмешкой:

– Да, я циник. И вообще премерзкий тип. Бизнесмены, они, знаете ли, такие. Поэтому, Сережа, денег я тебе дам не раньше чем через три года, когда жена станет для тебя такой же рутиной, как работа.

Он прищурился и посмотрел на Лену. Та разозлилась: даже не покраснел, негодяй!

– Ты! – воскликнула она и замолчала, наткнувшись на его недобрый взгляд.

– Я, – ответил Влад. – Заметь – я ни у кого ничего не прошу. А если я выставляю условия кредитования, то мне кажется, я имею на это право. Если бы вы давали мне в долг, вы бы и диктовали условия. Не так ли?

Лена резко повернулась к Сергею: мол, скажи же что-нибудь, поставь его на место! Однако тот ее, кажется, даже не видел. Он смотрел на Майорова и словно бы пытался сообразить, что, собственно, произошло, ведь деньги были уже практически у него в кармане.

– Владик, – взмолился он. – Три года – это ведь так много!

– К тому же через три года у нас могут появиться дети, – язвительно заметила Лена. – А им отец нужен не меньше, чем муж молодой жене.

Майоров был готов к такому повороту:

– В этом случае срок автоматически переносится до исполнения трех лет вашему ребенку. В случае если их окажется больше одного – до исполнения трех лет самому младшему.

Лена вздохнула с видимым облегчением, Сергей же возмутился:

– Майоров! Это же целая жизнь! Мне газета нужна сейчас, а не на пенсии.

Влад кивнул:

– Понимаю. Но и ты меня пойми – я могу вложить деньги только под гарантии. Чем ты можешь гарантировать их возврат?

Корниенко не ответил. Его взгляд метался по тесной комнатушке, ища выхода из затруднительного положения.

– Но у меня ничего нет! – воскликнул он. – Только квартира, но я же не могу выгнать мать на улицу!

– Не можешь, – подтвердил Майоров.

– Тогда чем я могу гарантировать?.. У меня больше...

– Знаю. У тебя больше ничего нет. А я и не собираюсь обирать тебя, как липку.

Сергей смотрел на друга и ждал продолжения, но тот молчал. Тогда он спросил:

– Чего ты хочешь?

– Чтобы ничто не отвлекало тебя от дела. Чтобы ты полностью принадлежал только газете. Чтобы за год ты сумел сделать ее из убыточного предприятия доходным бизнесом.

Корниенко вздохнул с явным облегчением:

– Фу ты, еханый блин! Ну, напугал! Да я ведь тоже этого хочу, так что никаких проблем.

Лена застыла. В отличие от сильно нетрезвого жениха она сразу поняла, куда клонит Влад. Тот подтвердил ее подозрения:

– Нет, Сережа, ты не понял. Полностью отдаваться работе ты сможешь только при условии, если никто не будет тебя отвлекать. Никто, – с нажимом повторил он.

– Так никто и не будет, – все еще отказывался понимать Корниенко. – Я ж с работы уво...

– Дурак ты, Серенький, – жестко прервала его Лена. – Он имеет в виду, что тебя не должна отвлекать я. Я. То есть мы с тобой не должны жениться. Я правильно поняла, Влад?

Тот хладнокровно подтвердил:

– Так.

Лена не удержалась:

– Сволочь.

На лице Майорова не дрогнул ни один мускул. Его интересовала реакция Сергея.

До Корниенко долго доходил смысл требования. Он медленно переводил взгляд с одного на другую, пока, наконец, не сообразил:

– Ты хочешь?.. – не договорив фразу, осекся. Спросил с искренним недоумением: – Но зачем?

– Ничего личного, Сережа, просто забота о вложении. Вы откладываете свадьбу на год, и в течение этого года ты усиленно занимаешься газетой. Заодно проверите чувства. Если вы и в самом деле так любите друг друга, вам этот год не повредит. Зато через год в качестве свадебного подарка ты преподнесешь супруге собственную газету. Ну а от меня тоже подарок будет нехилый – Мерседес. Шестисотый. Новый.

При его последних словах Корниенко вздрогнул и с неприкрытым недоумением взглянул на друга. Переспросил растерянно:

– Шестисотый?

– Шестисотый, – подтвердил Майоров. – У меня самого триста пятидесятый, если ты запамятовал, к тому же почти трехлетка. А у тебя будет новый шестисотый.

Лена встала из-за стола и потянула Сергея за руку:

– Пойдем. Ты не видишь, чего он добивается? Подавись ты своими Мерседесами! Идем, Сережа!

Однако сдвинуть огромного Корниенко ей оказалось не под силу. Тот отмахнулся от нее:

– Подожди, не мешай. Ну-ка, ну-ка, с этого места поподробнее.

В хатку заглянула обворожительная украиночка:

– Вам ничего не нужно? Может, кофе, десерт? Мороженое?

Майоров ухватил пустой штоф за короткое горлышко:

– О, нам бы водочки.

Поверх его руки легла тяжелая ладонь Корниенко.

– Не надо, – сказал он не оборачиваясь, но достаточно громко, чтобы официантка его услышала. – Спасибо, девушка, у нас все есть.

Та скрылась так же незаметно, как и появилась.

– Итак? – требовательно спросил Сергей. – Что ты имеешь мне предложить?

Ни в голосе его, ни во взгляде не осталось и следа от недавнего опьянения. Лена вновь попробовала прекратить пугающий ее разговор:

– Серенький, поехали домой. Нам ведь еще нужно к твоей маме заехать, и к моим старикам. Они ведь даже не догадываются, что мы...

– Что ты говорил насчет Мерседеса? – настойчиво переспросил Корниенко.

Майоров улыбнулся. Не так, как раньше, одними уголками губ, а во всю ширину лица.

– Я сказал, что если ты сумеешь за год поставить газету на ноги – заметь, с нуля! – через год ты получишь ее в собственность. Не в подарок, а, так сказать, в рассрочку – будешь выплачивать, когда сколько сможешь, до полного погашения ссуды, ровно ту сумму, в которую она тебе выльется, без малейших процентов. Со своей стороны обязуюсь в течение этого года не совать свой нос в твои дела, не лезть в них с дурными советами или тем более требованиями – ты сам занимаешься всем так, как посчитаешь нужным. Тебя такой вариант устраивает?

Корниенко бодро кивнул:

– Вполне.

– Сережка! – вмешалась Лена. – Да он же...

– Тсс! Не мешай. Так что там с Мерседесом?

По-прежнему улыбаясь во всю ширь, Майоров ответил:

– А Мерс, новенький, шестисотый, вы оба – оба! – получите от меня в качестве свадебного подарка, если ваши чувства пройдут испытание разлукой.

Сергей радостно протянул руку над столом:

– Пари? Слово джентльмена?

Влад сжал его ладонь, но разбивать не спешил:

– Слово бизнесмена. Но чтобы все было честно, несколько ужесточим условия. У тебя не будет времени на любовь, ты должен по двадцать часов в сутки работать на благо газеты. А чтобы вы с Аленой не шалили за моей спиной, она останется со мной.

Только теперь Корниенко, наконец, почувствовал подвох. Приложив усилие, вытащил свою руку из Владовых тисков:

– То есть? Что значит 'с тобой'?

– Значит, 'без тебя', под моим присмотром. Чтобы я мог контролировать ее двадцать четыре часа в сутки. Квартира у меня, как ты знаешь, просторная, так что беспокоиться тебе не о чем – у нее будет отдельная комната, в которую мне вход будет воспрещен. Приставать я к ней не собираюсь – слово бизнесмена. С моей стороны подвоха можешь не опасаться. Однако если она вдруг сама решит ко мне пристать – я парень не гордый.

Сергей захохотал:

– Ленка? К тебе?!!

Девичьи щечки покрылись плотным румянцем.

– А мое мнение здесь кого-нибудь интересует?

За столом повисло молчание. Корниенко уже не ждал ответа на свой вопрос, улыбка резко покинула его лицо. Он пристально вглядывался в глаза друга, пытаясь понять, что тот задумал. На Лену никто не обращал внимания: между приятелями словно бы разгорелся невидимый бой – кто кого пересмотрит, кто первым отведет взгляд. Поединок прервал громкий хлопок ладошкой по столешнице и оба вздрогнули от неожиданности.

– Хватит! – воскликнула Лена. – Вы соображаете, до чего договорились? Вроде не настолько пьяные, чтобы так тупо шутить.

– А кто шутит? – спросил Майоров, и от его тихого вкрадчивого голоса ей стало по-настоящему страшно. – Сережа, ты шутишь?

Корниенко снова вгляделся в глаза оппонента. Не отрывая от них взгляда, произнес с едва уловимыми угрожающими нотками:

– Я не шучу про Мерседесы и газеты, – и вновь протянул руку над столом. Майоров немедленно заключил ее в тиски своей ладони.

В последней попытке призвать мужчин к здравому смыслу Елена тихо, едва не плача, спросила:

– А как же я?

– Нормально, – чуть грубовато ответил Влад. – Меня бояться не надо. Спроси у Сереги, он знает. Жить будешь у меня, работать тоже. Все телефоны буду контролировать. Встречаетесь раз в неделю, полчаса в моем присутствии в людном месте. Потом я покидаю вас ровно на пять минут, но опять же в людном месте.

Лена ахнула:

– Раз в неделю?!

Майоров расщедрился:

– Иногда в качестве поощрительного бонуса будут телефонные звонки. Нечасто, сугубо как праздник. И недолго – пяти минут будет достаточно. Зато без меня – я контролирую только время. Год в таком режиме, и Мерс ваш. С газетой разговор отдельный – все будет оформлено документально. Если за год не раскрутишь, я передам руководство профессионалам, а ты, Серега, извини, опять окажешься в рядовых журналюгах. Идет?

С демонстративным вызовом глядя на Влада, Корниенко задиристо ответил:

– А идет! Ленка, разбивай!

Та даже не пошевелилась. Невидяще уставилась на старинное фото, с которого на нее смотрели чуть расплывчатые чужие лица в шикарных кружевных шляпах с перьями и платьях с узкими лифами и турнюрами. Странное дело – ее попытки вмешаться не остановили никого, зато тишина, повисшая за столом, будто бы отрезвила спорщиков. Мужчины опомнились. Влад отпустил ладонь Корниенко, показывая, что договор можно считать несостоявшимся.

Елена взглянула на него с благодарностью. Однако Сергей не желал отступать:

– Ленка! Ты хоть представляешь, какая это возможность? Мне ведь больше никогда такая не представится! Ты же знаешь, как я мечтал о своей газете.

Она знала. И все-таки, по ее глубокому убеждению, никакая газета не стоила таких унижений.

– Лен, – просительно протянул Корниенко. – Это ж газета! Своя! Два в одном – политика плюс бульвар.

Майоров поправил с легким смешком:

– Три в одном.

– Три, Ленка! – ухватился за подсказку Сергей. – Три в одном! Политика, бульвар и Мерседес.

Лена взглянула на него с таким возмущением, что он замолчал, осознав весь ужас своего предложения. Однако надолго его не хватило:

– Лен, шестисотый... Представительского класса...

– Да какой Мерседес?! – разозлилась она. – Один дурак сказал, другой поверил. Ему больше делать нечего, только Мерседесами швыряться. Он пошутил, а ты шутки не понял!

– Ну почему же пошутил? – учтиво возразил Майоров. – Я вполне серьезно намеревался подарить вам Мерседес. Впрочем, все, поезд ушел. Ну что, еще водочки? Ален, мороженое, десерт?

Предложение насчет десерта Лена оставила без внимания, а вот на предыдущие слова Влада отреагировала:

– Так дари, кто тебе мешает? Свадьба через два месяца, дари, если намеревался.

Тот усмехнулся:

– Нет, так дело не пойдет. Мерс идет только в комплекте с газетой, в нагрузку, а газета у меня на отдельных условиях. Рад бы иначе, да не получится – принципы мешают.

– Ну и не надо, – с легкостью отозвалась Лена. – Мы и без Мерседеса проживем, правда, Серенький?

Корниенко не ответил. Отвернулся к окну, а Лене так хотелось прочесть в его глазах согласие с ее позицией. Не вышло. Услышала только тяжкий вздох, и промолчала.

– Ну я так понимаю, банкет плавно подошел к концу, – поднимаясь со стула, сказал Влад. – Пойду, разыщу официантку. Вы тут посидите, или пойдете к машине? Не заблудитесь?

И, не ожидая ответа, покинул хатку.

Ночное безмолвие нарушалось бормотанием телевизора у соседей сверху. Одинокая глуховатая старушка страдала бессонницей, из-за чего остальные жильцы вынуждены были страдать от недосыпания. Однако сегодня Лене некого было винить в том, что Морфей не забирал ее в свое царство. Мысли, проклятые мысли не давали покоя. Впрочем, как это некого винить? А Майоров? Ведь именно с его подачи, с его слов началась вся эта чехарда. Вернее, ничего не началось. Наоборот – после его слов все закончилось. Умиротворение, размеренная жизнь. Счастье.

По дороге домой практически не разговаривали, если не считать нескольких односложных предложений, сказанных Сергеем водителю, да парочки-другой ничего не значащих дежурных фраз на прощание. Влад старательно демонстрировал благодушие – дескать, ничего особого не произошло, я предложил вам вполне приемлемый вариант, вы его отклонили, и все, вопрос снят с повестки дня.

Однако все трое прекрасно понимали – вопрос не снят, он еще долго будет витать над ними, если вообще хоть когда-нибудь развеется.

Впервые за последние месяцы Лена была одна. Вернее, чувствовала себя одинокой. Рядом лежал Сергей, его размеренное дыхание должно было бы вносить умиротворение в ночную тишину. Но вместо покоя оно почему-то несло в себе раздражающий фактор.

В машине ей мечталось, что, стоит лишь преодолеть порог дома, и дурацкая шутка забудется, Сережа снова станет собой: мягким, уступчивым, ласковым. Однако ничего не переменилось, кроме обстановки: Корниенко оставался хмурым до самого последнего момента, пока не легли в постель. Да и там сразу отвернулся к стене и уснул: ни тебе 'Спокойной ночи, дорогая!', ни нежного поцелуя на ночь...

А ведь у Лены были такие грандиозные планы на этот вечер. Во-первых, они должны были заехать к ее родителям и сообщить о том, что всего через два месяца им предстоит стать тещей и тестем, а вскорости, глядишь, и бабушкой с дедушкой. Этот день должен был стать самым ярким, самым волнительным в ее жизни. День Принятия Решения.

Во-вторых, в этот вечер она должна была перейти на качественно иной уровень отношений с будущей свекровью. До сих пор Антонина Федоровна смотрела на Лену, как на пустое место. На ее приветствие не отвечала, в самом лучшем случае сухо кивала, не взглянув в ее сторону. Буквально каждым своим жестом демонстрировала недовольство не столько выбором сына, сколько моральным разложением современного общества: что это за девушка, которая еще до свадьбы позволяет молодому человеку то, на что порядочная дама обязана соглашаться только после официальной регистрации отношений.

Вместо примирения со свекровью – неодобрительное сопение Сергея. Он даже во сне выражал протест против Лениного поведения. Может быть, ей это просто казалось, а на самом деле он спал, как любой нормальный человек? А может, не спал, а лишь притворялся спящим, оттого ее и раздражало его дыхание?

Так или иначе, но вместо счастливого умиротворения, которое, по идее, должна бы испытывать невеста в столь знаменательный день, Лена чувствовала непреходящую тревогу. Зная, как важна для Сергея газета, как ему хочется иметь атрибут супер-успешного человека в виде пресловутого шестисотого Мерседеса, она прекрасно понимала, что просто так идею Майорова из его головы не выбить. Эта мысль поселится там как минимум надолго, если вообще не навечно. И чтобы ни случилось с Сергеем в дальнейшем, он всегда будет помнить этот день. Скорее, не сам день, а лишь то, как близка была его удача, что он уже почти ухватил ее за хвост, наяву видел себя владельцем собственной газеты и автомобиля представительского класса. А хуже всего, что он никогда не забудет: воплотиться его мечте в жизнь помешала она, Лена.

И какая разница, что ему всего лишь казалось, будто удача близка, а на самом деле до нее нужно было еще долго и упорно шагать через множество преград, главная из которых – разлука с самым близким человеком. Он словно не слышал этого страшного условия, выставленного Майоровым в виде высшего издевательства.

Бормотание соседского телевизора, наконец, стихло, однако сон упорно не шел. Вдобавок ко всему ужасно захотелось чаю с мятой – уж после него-то она непременно заснет. Но Лена, хоть и ночевала в этом доме уже несчетное количество раз, хозяйкой себя здесь еще не чувствовала – под красноречивыми взглядами Антонины Федоровны ей хотелось превратиться в мышку, а лучше вообще исчезнуть с лица земли. И мысль о том, что нужно выйти из комнаты Сергея хоть среди ночи, хоть утром, до того, как его мать покинет квартиру, неизменно приводила Елену в трепет.

Взглянув на часы, она решила, что хозяйка, должно быть, уже давно спит – для того, чтобы бодрствовать в полтретьего ночи, нужны веские причины, которых у Антонины Федоровны, по Лениному стойкому убеждению, быть не должно. Набросив на себя гламурный халатик, подаренный Сергеем на Новый Год, она прошла на кухню, стараясь производить как можно меньше шума. Клацнула кнопкой чайника – тот заурчал не сразу, словно ему требовалось какое-то время, чтобы проснуться среди ночи. Лена тем временем достала из шкафчика пачку зеленого чая с мятой, вытащила пакетик и сунула его в чашку. В ожидании кипятка присела на табуретку.

Когда чай был готов, Лена не стала рисковать – хорошо, что Антонина Федоровна не проснулась, но зачем же и дальше испытывать судьбу? Выпить его она сможет и у себя. Подумала так, и едва не расплакалась от обиды – а может ли она говорить об этом доме 'у себя'? И сможет ли когда-нибудь в будущем? Даже когда они с Сергеем поженятся?

С каким облегчением она привела бы любимого человека в свой дом. Уж ее мама никогда не позволила бы себе бросаться презрительными взглядами в адрес избранника дочери. Жаль только, что приводить Сергея ей было решительно некуда: в крошечной двухкомнатной распашонке с проходными комнатами ютились мама, младший Ленин брат Олег и парализованная бабушка.

Семья же Корниенко, состоящая из двух человек, проживала в просторных трехкомнатных хоромах. Некогда эту квартиру в благодарность за верную службу отечеству получил полковник Иван Лаврентьевич Корниенко, отец Сергея, ныне покойный. Овдовев, Антонина Федоровна не стала повторно устраивать судьбу, всею своей жизнью подчеркивая уважение к почившему супругу. Спустя несколько лет после его смерти она все еще чувствовала себя офицерской женой, и предъявляла к миру повышенные требования: все вокруг должно было соответствовать гордому званию 'советская действительность'. И ничего, что Страна Советов давно канула в лету, ничего, что изменились не только взгляды людей на жизнь, но и сама жизнь. Антонину Федоровну это не касалось ни в коей мере. Экивоки на окружающий мир она считала недопустимыми, потому что по ее железному убеждению 'мир такой, каким его делаешь ты'. В данном конкретном случае, напрямую касаемом Лены, ее следовало понимать так: если бы Сергей не привел в дом девушку легкого поведения, то и самого легкого поведения не было бы в помине. Как и пятьдесят, сто лет назад люди сначала женились бы, и только потом... узнавали друг друга поближе.

Корниенко убеждал невесту, что после свадьбы все изменится, и они заживут одной дружной семьей, однако с каждым днем вера в разительную перемену будущей свекрови покидала Лену капля за каплей. Больше всего на свете ей хотелось жить с Сергеем вдвоем, чтобы не было больше никого – он, она и когда-нибудь в будущем, возможно, не столь уж отдаленном, их ребенок. Антонине же Федоровне в ее мечтах места не было. Однако надеяться на отдельную жилплощадь в ближайшее время не приходилось: скромные зарплаты рядового журналиста не слишком громкой газеты и экономиста небольшой компании, занимающейся реставрацией памятников архитектуры, не позволяли снять не то что квартиру, а хотя бы маленькую комнату в коммуналке.

Тихонько прикрыв за собою дверь и приспособив чашку на край журнального столика, Лена с ногами влезла в глубокое старое кресло. Чаю хотелось невыносимо, но он был еще слишком горяч. Пытаясь согреться, она обхватила колени руками: май месяц, днем настоящая, почти летняя теплынь, а ночи все-таки еще по-весеннему прохладны.

– Чего не спишь? – недовольно пробасил Корниенко.

От неожиданности Лена вздрогнула. Сама не знала – рада ли она возможности поговорить с любимым, или же ее пугает предстоящий разговор.

– Не знаю, – неуверенно проговорила она шепотом, опасаясь разбудить Антонину Федоровну. – Не получается. Вот, чайку организовала, с мятой. Хочешь?

Вместо ответа Сергей подбил подушку под спину, устроился поудобнее, и молча уставился на Лену. Нельзя сказать, что она видела его взгляд – в комнату сквозь желтые шторы пробивался свет уличных фонарей, и при нем можно было рассмотреть разве что смутный размытый силуэт, но никак не выражение глаз собеседника. Однако Лене казалось, что она буквально физически ощущает на себе его взгляд – тяжелый, пристальный, тревожащий душу непредсказуемостью.

– Хочешь? – переспросила она, не дождавшись ответа. – Я сделаю! Или если хочешь, возьми мой.

Чуть помедлив, Сергей ответил:

– Я бы водки выпил. Какую радость мне чаем запивать?

– Зачем ты так? – упрекнула Лена. – Сегодня ведь такой день, а ты...

– Вот именно, – не скрывая злости, бросил он.

– Перестань! Ты же понимаешь, что это была всего лишь шутка! Сам подумай – какой дурак будет разбрасываться Мерседесами?

– Влад не дурак, далеко не дурак...

Лена радостно ухватилась:

– Вот именно! Твой Майоров не дурак, а значит, и не собирался ничего дарить. Это была только шутка, понимаешь?

Корниенко ответил не сразу, зато взвешенно, четко проговаривая каждое слово:

– Это ты ничего не понимаешь. Ленка, он в самом деле подарил бы нам Мерседес. Я его прекрасно знаю, он слов на ветер не бросает. Если он сказал, что подарит, значит, подарит. И подарил бы...

– Сережик! Ну как же ты не понимаешь?!

Слезы подкрались незаметно, и ей стало так трудно говорить, ведь не хотелось показывать ему свою боль и обиду. Схватилась за спасительную чашку, как заядлые курильщики в тяжелые моменты прибегают к помощи сигареты. Подула в нее, сделала робкий глоток:

– Как же ты не понимаешь? Он ведь хочет нас разлучить! Потому и пообещал Мерседес, что уверен – через год не будет никакой свадьбы.

– Что ты несешь?! – психанул Корниенко. – С какой стати ему нас разлучать?! Влад мой лучший друг, и если он затеял какую-то игру, то только для моей же пользы. Он просто хочет, чтобы я стал успешным человеком, а ты, видимо, этого не хочешь. И мне интересно, почему...

Обида душила, выжигала в сердце огромную дыру, в которую проваливалось Ленино короткое счастье, еще несколько часов назад казавшееся бесконечным и нерушимым.

– Серенький, ты так ничего и не понял! Он ненавидит меня, как же ты этого не видишь? Для того и затеял эту игру. Он просто хочет нас разлучить!

– Да за что ему тебя ненавидеть? – возмутился Корниенко. – Несешь полную ахинею. Он рад за меня, ему просто нужны гарантии...

– Гарантии, что мы с тобой расстанемся! – гневно закончила за него Елена. – Он ненавидит меня за то, что я отнимаю тебя у него.

Сергей гаденько хихикнул:

– Вот она, хваленая женская логика. Все вы, бабы, дуры, и ничего не понимаете в мужской дружбе. Это вы друг другу козни строите, а у мужиков все по-другому. Мы с Владом всю жизнь вместе. Мы с самого детства...

– Знаю, – со вздохом перебила Лена. – Вы с ним самые близкие друзья...

Эту историю она слышала от Корниенко неоднократно. И о том, как заехали в один дом карапузами, как ковырялись в одной песочнице. Как пошли в школу – Майоров на год раньше, потому что родился в сентябре, Сергею же пришлось терять целый год только из-за того, что родился двумя месяцами позже. И что разница в один класс не стала преградой для их дружбы, крепнущей с каждым годом. Как Корниенко-старший совершил роковую ошибку, посоветовав сыну поступать на факультет журналистики. Как вопреки советам друга Сергей послушался отца, и таким образом институт нефти и газа, в простонародье 'керосинка', потерял в его лице самого замечательного студента за всю свою историю. Она прекрасно знала обо всем этом. Однако сердцем чувствовала – не так прост Майоров, каким то ли пытался представить, то ли на самом деле представлял его Корниенко.

Лена молча прихлебывала чай, понимая, что Сергей еще долго будет оплакивать упущенную возможность. Знала по опыту – если уж он на чем-то зациклится, то это надолго, пока в его светлую голову не взбредет очередная гениальная идея.

Он долго наблюдал за нею молча, потом уверенно изрек:

– Свадьбы не будет.

– Что?! – от неожиданности Лена поперхнулась и закашлялась до слез. Однако Сергей не спешил на помощь, спокойно наблюдал за ее лихорадочными всхлипываниями.

– Вернее, она будет, но через год. Хорошо, что мы еще никому о ней не сообщили – не придется оправдываться. Значит так. У нас сейчас май, да? Свадьбу мы планировали на июль. Предлагаю усредненный вариант – пусть будет июнь. Так даже лучше – не слишком жарко, и гости еще не все разъедутся по отпускам. Как тебе июнь, Ленка? Что скажешь?

В горле все еще саднило, и дышалось с трудом, однако от возмущения Лена даже перестала кашлять. Хотелось очень много сказать, и все сразу, а поэтому первоочередных слов не находилось, и она только сидела с открытым ртом и вглядывалась в темноту, откуда взирал на нее жених. Нет, теперь уже не жених. Свадьбы не будет...

Ей нестерпимо захотелось взглянуть в его глаза, прочесть в них то, что он думает на самом деле. Ибо то, что он высказал вслух, ее категорически не устраивало, и в Ленином сердце жила надежда, что это всего лишь дурацкая шутка. Она резко поднялась и дотянулась рукой до выключателя. Беспощадный желтый свет залил комнату. От его яркости Сергей зажмурился, поднес к глазам руку, защищаясь то ли от слепящих электрических лучей, то ли от самой Лены. Она тоже не удержалась, прищурилась, моргнула пару раз, привыкая к освещению.

Несколько секунд смотрела на него молча. Он медленно, слишком медленно убрал руку от лица, как будто опасался нападения с ее стороны. Жмурясь от света, взглянул на нее бесстрастно, словно не перечеркнул только что одним лишь словом их общее будущее. И этот взгляд объеснил Лене куда больше, чем его слова.

Она присела и сказала тихо, без истерик, с одной лишь усталой покорностью в голосе:

– Ты меня не любишь.

– Люблю, – возразил Корниенко. – Но свадьбы не будет. В этом году. Ленка, ты пойми. Я тебе не нужен такой!

– Какой?

– Вот такой! Зачем тебе жалкий журналистишка, если у тебя появилась возможность выйти замуж за успешного медиа-магната? Это же две большие разницы! Сегодня я никто и зовут меня никак, а завтра...

– Завтра это тоже будешь ты. Как ты не понимаешь – я люблю тебя, а не журналиста, не медиа-магната. Я люблю тебя такого, какого вижу: голого, взъерошенного, глупого фантазера. Мне нужен ты, только ты, а не Мерседесы и шикарные офисы твоей газеты.

Корниенко взвился:

– Да ну же еханый блин, Ленка! Как ты не понимаешь?! Мне это нужно! Нуж-но! – слогами подчеркнул он важность этого слова. – Я не хочу до конца жизни проходить в неудачниках! Ты ж пойми – такой шанс выдается один раз на жизнь! Думаешь, Влад еще когда-нибудь повторит это предложение? Фигушки. Сегодня был аттракцион неслыханной щедрости, а ты все испортила.

Лена тоже повысила голос, хотя старалась говорить потише, чтобы не разбудить свекровь. Нет, несостоявшуюся свекровь, так будет правильнее.