Текст книги "Унесенные блогосферой (СИ)"
Автор книги: Татьяна Шахматова
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Понимаю, только не понимаю, почему? За что он нас так ненавидит? Он же развернул настоящую войну. Напомнить тебе, сколько раз я пересдавал его зачет?
Виктория ничего не ответила, прошла в комнату и села рядом на диван. Мы были с нею почти одного роста, наши плечи соприкоснулись и волосы перепутались. Волосы были одинакового светло русого оттенка, только у нее теперь вились мелкими спиральками и блестели.
– Да? – обернулась ко мне тетка, почувствовав мой взгляд.
– Подставляю тебе плечо.
Она положила ладонь на мою тощую ключицу.
– Не густо, – и звонко рассмеялась, развеселив по обыкновению сама себя.
В кармане ее джинсов звякнуло. Прочитав сообщение, Вика проворчала:
– Да, что ж это за день-то такой! Включи компьютер, – попросила она, а сама отправилась на кухню.
– Я не понимаю, ты до сих пор не на месте что ли? – раздался уже знакомый мне серо-синий голос, а еще через пару секунд на экране появилось крупное розовощекое лицо следователя Бориса.
Голос был явно серьезнее внешности, но я не подал виду, что этот факт меня позабавил и улыбнулся со всей адекватностью, на какую только был способен.
Увидев мою неожиданную физиономию, Борис тоже улыбнулся, поздоровался, но разглядев лакированное ведро вокруг моей головы тут же насторожился. Впрочем, этого и следовало ожидать – мой вид от кутюр далек от представлений среднестатистического следователя о том, как должен выглядеть мужчина.
Какое-то время я глупо лыбился в экран, поглядывая в сторону кухни, в надежде, что Вика подаст оттуда какой-то знак, но она поедала пирожки и не проявляла к звонку своего коллеги никакого интереса.
– Вы, наверное, Александр? спросил наконец Борис. – Виктория давно выехала, вы не в курсе? Мы ждем ее в доме жертв, не начинаем…
Сначала я хотел соврать, что Вика в пути, но сама Виктория вдруг начала что-то показывать руками, как будто выкручивала из воздуха лампочки с очень длинным цоколем и я в конце концов сказал правду, так и не поняв, имеет ли она в виду, что надо потянуть время или моя версия о том, что она только что вышла в самый раз.
Виктория была на месте, но только не на месте преступления, где следователь планировал пройтись по подъезду и опросить возможных свидетелей, а на своем рабочем месте, адрес которого по негласному договору с ее непосредственным начальством совпадал с адресом прописки. Другими словами, Виктория работала дома.
Не спрашивайте, как она это устроила. Удивлялись весь Следственный комитет совместно с Прокуратурой. Я знаю только одно: если речь заходила о том, чтобы не расставаться с любимым другом и соратником диваном, Виктория могла проявить чудеса дипломатии.
Следующий жест был более чем прозрачен: Вика покрутила пальцем у виска и показала на меня пальцем.
– И что она о себе думает… – начал Борис, поднимаясь по интонационной лестнице все выше и выше, но в этот момент Вика наконец появился на экране из-за моей головы, брякнув как ни в чем ни бывало: «привет!».
– Привет, – изогнул брови следователь. – Мы вообще-то из-за тебя на час задержали.
– Слушай, а давай сделаем так, – бодро начала Вика. – Оставь скайп включенным, и я все услышу и увижу, что мне надо, увидеть и услышать. Я просто только что из университета, не успеваю, кажется, подъехать, – выдала Виктория, хлопая накрашенными ресницами и кокетливо откидывая челку со лба.
Глядя на багровеющее лицо следователя, я мысленно зажмурился.
– Слушай, отличная идея, – передразнил Борис ее легкомысленный тон, но в следующую секунду спросил уже без улыбки. – Почему не поехала сразу к нам, как договаривались?
Поняв, наконец, что шутка не прошла, она взяла паузу на несколько секунд.
Разогнавшись, как поезд на перегоне, поглощенная какай-нибудь очередной своей идеей, Виктория не всегда успевала отследить состояние собеседника. Это было довольно забавно, потому что именно в такие моменты люди щелкали тетку по носу, а она страшно этого не любила. Однако уже через пару секунд она пошла в атаку.
– Подумала, что нет особенной разницы между скайпом и личным присутствием, – Вика склонила голову, продемонстрировав как тугие блестящие спирали кудрей роскошной волною перекатываются через плечо. – Пришлось задержаться в университете, и я подумала, что вы уже начали без меня.
Она сделала контрольный поворот головы и умильно поджала губы, но только все это ни черта не действовало. Наоборот, Борис только больше рассвирепел и его длинное щекастое лицо стало похоже на огромную красную картофелину.
– А трубку почему не брала? – ледяным тоном поинтересовался следователь.
Виктория махнула рукой и проговорила, капризно оправдываясь:
– Борь, ну не слышала я. На ученом совете была. Давно договорилась, поехала, задержали. Ну что сейчас судить-рядить? Поставь телефон в карман камерой вверх, да и дело с концом.
Мне было неловко сидеть между ними. Когда Вика вспоминала о своей красоте, она чудовищно переигрывала. Однако Борис оказался крепким орешком.
– Вика, сегодня я тебя второй раз уговариваю поработать. Что это такое? Я сейчас поставлю, только не скайп, а диктофон. Запишу тебя и начальству передам.
Тетка криво усмехнулась, весь ее вид говорил о том, что она крайне обескуражена столь неподобающей реакцией.
– Боря, если б у меня были хотя бы процентов пять надежды, что вы что-то полезное услышите от этих свидетелей, я бы побежала впереди тебя. Но у меня нет этих пяти процентов, понимаешь? Нет!
– Виктория, извини, но вот это сейчас рапорт.
– Хорошо, буду через полчаса, – пробормотала она и моментально скрылась из поля зрения камеры.
– Через пятнадцать минут! – крикнул вдогонку Борис.
На этот раз я был с ним согласен. Вика заслужила неджентльменское обращение.
Глава 5
Красавица и красавчик
В каждом из нас слишком много винтов,
колес и клапанов, чтобы мы могли судить
друг о друге по первому впечатлению
или по двум-трем внешним признакам.
(А.П.Чехов)
Микрорайон, в котором была квартира убитой пары находится в географическом центре города и добраться до него за пятнадцать минут не составило особого труда, однако ориентировать внутри самого района оказалось делом непростым. Общего ограждения застройка не имела, но внутри каждый дом озаботился постановкой собственного отдельного забора, и эту страстную жажду оттяпать у соседей элитные квадратные метры придомовой территории можно смело признать проклятием элитного района. Все внутреннее пространство здесь превратилось в настоящий лабиринт Минотавра, особое коварство которого заключалось в том, что сварная сетка, служившая лабиринту стенами, была покрашена в каждом случае в собственный цвет. Это сбивало с толку окончательно и бесповоротно. Мы с Викой потратили добрых двадцать минут, пока выбирались из разноцветных тупиков, и когда прибыли на место, Борис и двое следователей с ним, ждали нас на крыльце, пуляя в лобовое стекло Викиного Матиса разъяренные взгляды.
– Черт! – выругалась тетка, изобразив на лице выражение нежное, если не сказать, придурковатое. То, что произошло дальше было совершеннейшим театром, продолжением того представления, что Вика начала творить по скайпу. Но если в первом случае это еще могло прокатить по статье «попытка не пытка», то сейчас ее игра выглядела просто глупо и откровенно не к месту. Я сделал мысленный фейспалм: кажется, отношения с новым следователем у нас не заладились.
Выползая из машины, Виктория вдруг задела каблуком порожек и покачнулась, чуть было не вывалившись прямиком в грязную лужу. Каким-то чудом ей удалось удержаться за дверь и вместе с нею она сделала резкий шаг вперед. Взбитые в парикмахерской кудри живописно обрамили ее и без того красивое лицо, огромные васильковые глаза распахнулись.
– Прошу меня простить, – слегка улыбнулась Вика и хлопнув дверью, направилась к ожидавшим.
– Ну че так долго-то? – буркнул Борис и неожиданно смутившись, отвел глаза.
Виктория молчала, сделав бровки домиком. Борис дернул плечами, приосанился и… расплылся в глупой ответной улыбке. Секунд через десять двое спутников последовали его примеру.
– Вик, иди сюда, я тебя ребятам представлю, – пробурчал Борис и даже сошел с крыльца, подавая ей руку.
Вживую салон красоты наконец-то сработал. Вряд ли, конечно, тетка была довольна таким эффектом: все-таки пришлось оторвать от дивана своего внутреннего тюленя и оправляться в чужой холодный подъезд. Но такова была правда жизни. Красота по скайпу не работает.
Язык и сознание тесно связаны. Как говорится, если в языке нет слова конституция, то и самой конституции тоже вроде как не нужно. По-моему, в словаре Вики не было такого слова как «чуткость». Она как-то удивительно эмоционально холодна. Как всякий увлеченный человек, выше всего она ценит независимость. Мужики слетаются к ней, как бабочки на свет: среди них и жирные махаоны, и крохотные мотыльки, старше, моложе, умнее, глупее, она не оставляла равнодушными никого. Однажды Вика побывала замужем и даже казалась увлеченной своим избранником, но через год брак распался. Без особых истерик и лишних ходов. Удивительно спокойное расставание. К тому моменту, как я закончил школу, Виктория уже снова жила одна. Как-то она призналась мне, что самое большое несчастье замужества – это вечный компромисс между необходимостью быть с дорогим человеком и одиночеством, а без возможности быть одной она чахла и медленно погибала. Вика не любит вести откровенные разговоры, но как-то призналась, что сама поставила себе диагноз. «Я вытесняю все вокруг, – грустно улыбнулась она. – Меня слишком много даже для меня самой. Но ты не в счет, у тебя противоядие».
Мое противоядие состоит из двух компонентов: это полный пофигизм и автономный режим. Когда у Вики нет дел в работе, мы можем не разговаривать по два дня. Такая вот тетка странная барышня. Однако ее холодность не значила, что Вика не знала о своей красоте и не использовала ее в корыстных целях. Как всякая женщина, в этом смысле она коварна.
Убедившись, что фортель с опозданием сошел ей с рук, Виктория перестала суетиться и вежливо улыбалась мужчинам, очаровательно хлопая искусно наклеенными ресницами.
– Вот, следователь Марат Салимов, – сказал Борис, показывая на молодого человека с миловидным и очевидно неумным лицом.
Виктория кивнула Марату Салимову и на секунду так и застыла с опущенной вниз головой, отчего взгляды всех присутствующих моментально устремились за ее взглядом.
С ширинкой у следователя Марата все оказалось в порядке, следующая остановка была – носки… Да, это были носки: из-под форменных, но почему-то слегка коротковатых, словно следователь вырос из них, брюк торчали белые махровые носки, один из которых еще и немилосердно сполз, сложившись у щиколотки мохнатой гармошкой.
– А это Иван Яровкин, будет вести протокол, – продолжал Борис, водрузив на лицо чрезвычайно серьезное выражение, с каким православные попы освещают новые машины прихожан, красноречиво говорящее о том, что все все понимают, но дело делать надо.
Иван Яровкин грузный парень с прыщавым носом и глазами навыкате, не производил ровным счетом никакого впечатления, что было, возможно, даже хорошо.
– Марат и Иван опросите соседей, – продолжал Борис. – Может, они видели, кто приходил вчера вечером к убитым. Крики кто-то наверняка слышал, громкие разговоры, звуки ссоры. Что за люди эти Романихины, кто вообще бывал у них. В общем, не мне вас учить. Вика, ты послушаешь, если сочтешь нужным, задавай свои вопросы.
– Саша тоже с нами пойдет, можно? – уточнила Вика, лучезарно улыбаясь, когда он закончил. – Он запись сделает и расшифрует.
– Можно, – пожал плечами Борис.
Сам же Борис отправился в соседний дом, где находился ОПОП или опорный пункт охраны порядка к местному участковому за дополнительными сведениями о 10-м этаже, где проживали потерпевшие.
Как только мы вчетвером вошли в лифт, Виктория потеряла всякий интерес к происходящему вокруг. Проигнорировав попытки Марата и Ивана завести светскую беседу с хорошеньким экспертом, она достала телефон и демонстративно вперилась в Контакт. Теперь он у нее был.
На площадке 10-го этажа расположились три квартиры: 100, 101 и 102. Квартира 101 стояла опечатанная. Салимов завертел головой, выбирая между обитой деревянными реечками дверью 100 и простой железной 102-ой, когда его размышления прервал звонок его же мобильного.
– Да. Да, понял вас, товарищ майор, – отрапортовал Салимов и пояснил для нас, важно щурясь. – Борис это. От участкового звонит. Говорит, что в квартире номер 100 живет парень с оружием. Новиков Олег. Кому попало оружие не дают. Поэтому начинаем с него.
Однако нам не повезло. Парня дома не оказалось. Дверь квартиры 100 открыла странного вида пожилая женщина, представившаяся матерью жильца с оружием и сообщила, что ее сын находится в недельной командировке в Москве, а пистолет мы можем хоть сейчас проверить, все на месте, все в порядке.
Мы с Викторией стояли, на лестнице, подперев стену. Виктория все так же безучастно ко всему окружающему миру ковырялась в телефоне, я же, как и было обещано Борису, держал в руке включенный диктофон и внимательно наблюдал. Старушка из квартиры 100 производила впечатление полного неадеквата. О случившемся она была в курсе и, судя по ее наряду, давно поджидала нас, своих новых зрителей и слушателей. На голове женщины был повязан цветастый платок в виде индийского дастан-тюрбана, который она натянула до самых бровей, нарисованных жирными черными дугами. На худой груди бабки висела атласная траурно-черная блузка, черная юбка-карандаш была перепоясана ярко-желтым поясом с гигантской пряжкой в виде какой-то райской птицы с хвостом из цветных страз. Из-под юбки, казавшейся слишком короткой для ее возраста, торчали тощие ноги в черных колготках в сеточку, на ногах – ярко голубые туфли. Образ дополняла малюсенькая ярко-красная сумочка, перекинутая через плечо. Одного взгляда на женщину было достаточно, чтобы понять, как долго она готовилась к своему выходу. Ясное дело, бабка не желала упускать ни единой секунды.
– Вчера поздно вечером? – старуха сделала страшные глаза отчего ее жирные черные брови заползли под тюрбан. – Нет, вчера ничего не слышала и кто приходил не видела. У них ведь тут много кто ходит, всякие друзья-подружки. Светка-то, она ух погулять любит! Проститутка, прошмандовка. Красавица кисейная! Я ей говорю: ты девонька-припевонька, прибери-ка волосы, чего распушилась, как щетка половая? А она ржет мне в глаза, как кобылица.
– Подождите-подождите, Антонина Николаевна, – прервал ее Марат, а Иван отошел в сторону и тяжело вздохнул, не переставая записывать что-то в протокол, но, впрочем, без особого рвения. Диктофон в его кармане мигал красной кнопкой записи. – Вы говорите, у них много народу вчера было?
Старуха сморщила рот и нахмурилась – брови снова выползли из-под тюрбана, а на открывшемся участке лба проступили черные смазанные следы. Салимов продолжал опрос, не обращая внимания на вид собеседницы.
– Ты меня плохо слышишь что ли? воскликнула бабка. – Вчера, говорю, не видела, кто приходил. Я вчера «Голос» смотрела, нокауты. Я за команду Градского болею… Ну и пусть, все время он выигрывает, пусть лучше он. А то кому же? Гагариной что ли – этой проститутке? Или Лепсу-дураку? Нет уж, пусть Градский…
– Ладно, хорошо, Градский, – покорно согласился Салимов, но тут же спохватился. – Подождите, какой ещё «Голос»? «Голос» по пятницам идет, а сегодня вторник.
– А у меня вся подборка есть, сын мне записал, я каждый день смотрю, – с вызовом заявила бабка, явно гордая собой.
– Понятно. А кто, вы говорите, часто ходил в гости к семье Романихиных? Можете вспомнить?
– Да как их всех упомнишь?! – бабка метнула в следователя уничижающий взгляд. – Не о том ты, дурак, спрашиваешь… Не о том.
– Гражданка Новикова, попрошу не оскорблять… при исполнении… – взвился Салимов.
Следователь оглянулся на нас с Викой и завел ногу за ногу, нервно почесав махровой щиколоткой в гармошечном носке другую, негармошечную. Через несколько секунд Салимов заговорил снова:
– Следователи знают, о чем спрашивать… Так как вы можете охарактеризовать убитых? Были ли у них враги? Какие отношения были с соседями?
Женщина покачала головой, то ли отрицая, то ли просто собиралась с мыслями.
– Я вообще эту молодежь не понимаю. Вот Валерка Романихин, муж этой Светки. Взял бы ее за шкирку, да оттаскал хорошенько. Знаете, если пару раз по уху приложить, то у человека в голове проясняется… И у этой бы прочистилось. Нет, он потакает! Она в ресторан, и он в ресторан, она в фитнес-шмитнес жопу свою накачивать, он ей денежки на пожалуйста несет. Губищи накачала, платья, машины, отпуска – все ей давай. И он туда же. Такой же дурак. А ребенок-то весь больной, так хоть бы раз в санаторий с ним или на море… Денег ведь куры не клюют…
– Я вас не про это спрашивал, – снова прервал Салимов.
– А я тебе про это! Но могу и про то. Как скажешь, я все могу.
Виктория подняла голову от телефона и впервые с интересом посмотрела на происходящее. А посмотреть было на что. Бабка стояла в просвете двери своей квартиры, подсвеченная сзади желтой лампочкой из коридора, и вещала, размахивая руками, как партийный лидер на съезде партии. Следователь слушал ее со скучающим видом, многозначительно переглядываясь со своим напарником, который чуть в отдалении нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Поняв наконец, в чем дело, Салимов сделал пару шагов назад, а Яровкин, последовав его примеру, начал медленно отъезжать в сторону по стене. Кому хочется тратить время на умалишенных?
– Друзья всякие ходили, подружки, – вздохнула бабка, в свою очередь тоже глянув на Салимова, как на сумасшедшего. – Вечеринки они любили делать. Анжела вон у нее подружка-спортсменка хренова. Вся из себя, задница как тумбочка. Приходила, чаи зеленые с тортиками распивали. Тоже дура та еще. А по выходным Светка с Валеркой дома не сидели, все где-то мотались.
– А с соседями как?
– Хрен через пятак.
– В каком смысле?
– Не знаю как.
– Ну как же, – настаивал Салимов. – Вы же общались, замечания, говорите, убитой женщине делали. Правильно?
– Делала, мало только делала, как видно.
– Как она реагировала?
– Никак. Мимо проходила. Смеялась.
– Ничего не говорила?
– Нет, не говорила.
– Никогда?
– Нет! – вдруг истошно закричала бабка.
– Спасибо, спасибо! Можете быть свободны, – поспешно пробурчал следователь, разворачиваясь к квартире номер 102, но бабка уходить не торопилась.
– Я им характеристики могу дать. Исчерпывающие. Письменно! – взвизгнула она, отчего Салимов подпрыгнул и снова оказался рядом с бабкой.
– Попозже-попозже, обязательно напишем, – отчеканил он ей в лицо. – Идите домой, не стойте тут, не толпитесь, да и холодно.
– Ну ты и… – было видно, что бабка имела слова не только для характеристики убитых, но также и для самого следователя Салимова, однако она сдержалась, продолжая стоять на площадке.
В квартире 102, на двери которой висела задорная желтая табличка с улыбающейся рожицей и подписью «Вносите позитив!», проживала молодая семья – ровесники убитой пары. Не дожидаясь звонка, дверь нам открыла молодая женщина в нежно-розовом домашнем костюме с заячьими ушками на капюшоне, на руках у женщины сидел ребенок годовалый или около того.
– Я слышала все, мы тут, у двери стояли, – сказала женщина тихо и в ее больших карих глазах блеснули слезы. – Вы Новикову не слушайте, она не в себе. Актриса погорелого театра. Орет через дверь всем «проститутки», «дураки». Они со Светланой не разговаривали. Новикова дверью демонстративно хлопала, когда я или Света на площадку выходили. Только в щель обзывалась и в глазок за всеми подсматривала.
Нам с Викторией пришлось подойти поближе, чтобы слышать то, что говорила соседка в розовом. Когда мы проходили мимо двери квартиры 100, бабка схватила Викторию за рукав и проговорила почти шепотом:
– Слышишь, красавица, наговаривает на меня Жанка.
– Слышу, – ответила Виктория серьезно. – А вы постойте тут, проконтролируйте.
– Само собой, – хмыкнула бабка и сожмурилась, отпечатывая брови на тюрбан, мол, будет сделано.
– Антонина Николаевна, вы в театре играли? – спросила зачем-то Виктория.
Бабка расплылась в улыбке, подошла и вдруг сникла, также быстро, как и расцвела:
– Не ври, не надо этого. Мала ты была, чтобы меня в театре помнить. А я ведь… Вассу играла и леди Мильферд в «Коварстве и любви», и матушку Огудалову в «Бесприданнице», и Раневскую в «Вишневом саде».
– Билетершей она работала в театре, – громко припечатала Жанна с другой стороны лестничной клетки.
Бабка дернулась, как от удара током, плюнула и смачно обматерила молодую соседку. Мы подошли ближе к Салимову и Яровкину, которые стояли уже на пороге квартиры Жанны:
– Хорошая Света была девчонка, не слушайте, – снова всхлипнула молодая дама и ребенок на ее руках тоже начал кукситься и канючить.
– В каких вы были отношениях с убитыми? – поинтересовался Яровкин, выпучив еще больше свои огромные глаза, как будто спросил о чем-то ужасном.
– В хороших. В гости иногда друг к другу ходили, – как будто немного удивленно ответила молодая соседка.
– А с другими соседями Романихины как общались?
– Хорошо. Света с Валерой были приятными, добрыми людьми, всегда помогут если что. Однажды они нас деньгами очень выручили. У мужа компьютер сгорел. Новый купить сразу мы не могли себе позволить: у нас квартира в кредит, да я не работаю с ребенком маленьким. А мужу моему по работе без компьютера нельзя, он дизайнер, часто на дом заказы берет. Так Света мне на следующий день всю сумму принесла. Без процентов. И не торопили. Валера вообще говорил: «Не напрягайтесь, как сможете, отдадите». Мы полгода отдавали, но они худого слова не сказали, ни разу не напомнили…
Молодая мама замолчала, голос ее не слушался.
– Понятно, понятно, – тянул Салимов.
– Да вы может быть пройдёте? – спросила наконец Жанна.
– Нет, мы не долго, – ответил за всех Салимов, хотя Иван Яровкин явно не радовался перспективе и дальше писать на весу о чем и сообщал злобным взглядом, в спину коллеге.
– Значит, супруги хорошо ладили между собой?
– Да. Прекрасная была семья, – тяжело вздохнула женщина, а ребенок, почувствовав настроение матери, снова начал подвывать и ерзать у нее на руках.
– Последний вопрос, – заторопился Салимов, поняв, что Жанна уже плохо слушает его. – У ваших квартир совместная стена, что-то слышали вчера вечером? Кто-то приходил к ним?
– Ну да, приходили.
– Кто?
– Я не знаю, тут слышимость не очень хорошая. Но я слышала звонки. Часов в девять вечера. Потом где-то полдесятого, наверное… Потом часов в двенадцать ночи мы слышали громкий крик… Это… – девушка всхлипнула. – Это когда Валеру… из окна толкнули.
– Звук удара слышали?
– Нет.
– Почему не вызвали полицию?
Молодая мама всхлипнула.
– Мы думали наркоманы на улице опять орут. У нас окна на лесопосадку выходят, там каких только криков нет. То трахаются, то бухают…
– И вас не смутило, что крик на этот раз был не снизу, а сверху?
– Мы не поняли этого, – пробормотала женщина, смутившись, и малыш на ее руках издал протяжный длинный вой, который эхом пробежался по всем этажам, вопреки законам физики лишь обретя от этого дополнительную силу.
– Еще что-то слышали? Крики в квартире? Звук разбитого стекла? – тараторил Салимов, стараясь закончить до того, как ребенок изойдется плачем.
Жанна отрицательно покачала головой:
– Слышимость плохая. Я же говорю, новый проект, это не хрущевка, если у нас вечером телевизор включен, то вообще бесполезно. А мы как раз ребенка уложили, сели фильм смотреть… А вот мой муж на обед пришел, – с облегчением выкрикнула она, энергично качая хныкающего ребенка, пытаясь говорить через его голову и тем вконец вывела беднягу из терпения.
Из лифта вышел молодой худощавый парень в зеленой хипстерской куртке и желтой шапке с индейскими узорами.
– Да прекрасные люди… были, – поправился дизайнер и ловким движением снял с двери табличку с просьбой без позитива не входить, повертел ее в пальцах, сунул в карман и продолжал. – Вчера заказ им из ресторана принесли часов в девять, потом Валерка с работы пришел. Потом…
– Откуда вы знаете, что в девять часов принесли заказ из ресторана? – уточнил Яровкин.
– Я видел разносчика.
– Вы выглядывали в коридор?
– Нет, разносчик позвонил случайно к нам, у нас домофон с видео. Я понял, что это к Романихиным, Света часто заказывала что-нибудь на дом.
– Сможете опознать разносчика?
– Да, думаю, что да, смогу. Смогу, у него глаза такие характерные были, глубоко посаженные…
Яровкин пробурчал что-то вроде «мг-мг», а Салимов снова приступил к расспросам:
– А кто к ним помимо разносчиков ходил, можете вспомнить?
– Ну как кто? Родители приходили. Друзья. Я не всех знаю.
– А Анжелу-спортсменку, знаете?
– Ой, это лучше у жены спросите, – пожал плечами дизайнер и поспешно пояснил. – Я Анжелу видел что называется, «здрасьте – до свидания». Только Анжела не спортсменка, а врач…
В дверь квартиры 102 высунулась Жанна, наработанным движением передала сына отцу и заговорила снова:
– Анжела, ясно не спортсменка. Просто они со Светой вместе на фитнес ходили, вот наша сумасшедшая Новикова и придумала про спортсменку. Ну и комплекция у Анжелы такая – бодибилдерская, можно сказать. А вообще она, да, врач. Диетолог. Девушка как девушка. Я с ними тоже пару раз в кафе ходила кофе попить от нечего делать. Куда с ребенком-то больно пойдешь?.. Анжела, знаете, чуть-чуть Свете как будто завидовала что ли. Света же ее бывшая клиентка. И вдруг бац – у клиентки все: фигура, муж, ребенок, а Анжела вроде как сапожник без сапог: все одна, одна, да и похудеть никак не может.
По всему было видно, что следователя Салимова версия о завистливой подруге, похожей по комплекции на спортсменку, зацепила сильно. Салимов выпрямился, вытянул шею и стал похож на гуся в полете.
– Света с Анжелой часто ругались или спорили?
– Да нет, ну так… – выдала Жанна и спокойно уставилась на следователя, видимо, считая объяснение достаточным.
– Э-э-э, – Салимов соображал, как лучше подступиться, но его опередил Иван Яровкин, обратившийся к Жанне напрямую:
– А как же диеты и чаепития с тортиками?
Сумасшедшая бабка, услышав о тортах воспрянула духом:
– Торты жрали, вам говорю. Коробками! Как тут похудеешь! Лошади! Лошади! Хвостами так и крутят: туда-сюда, туда-сюда!
Жанна закатила глаза, покрутила пальцем у виска и спросила у следователей, кивнув в сторону бабки:
– Убрать ее никак?
– Я тебе сейчас уберу! – взвилась Новикова. – Все вам лишь бы кого убрать! Вон, двоих уже убрали!
– Говорите, говорите, – подбодрил девушку Яровкин, а Салимов показал бабке кулак, после чего та нырнула в свою квартиру, но из приоткрытой двери торчал край ее тюрбана.
Светлана вздохнула:
– Это были не торты… То есть торты, но из сырой моркови, тыквы и дайкона. Анжела обычно приносила с собой. У нас напротив магазин здоровой пищи «Clean-eating», ну типа чистая еда…
Неожиданно ойкнув, девушка ретировалась: из квартиры раздался заливистый детский рев.
– Вы слышали громкий крик около двенадцати? – на этот раз Салимов обратился к мужу-дизайнеру, вышедшему подменить жену, пока та старалась унять крики их потомка.
– Слышал, но я… подумал, что это не у нас…
– Не у вас, а где же?
– Ну понимаете, тут дворы и лесопосадка… К тому же, сами видите, у нас ребенок очень беспокойный… Куда нам за чужими криками следить?
Виктория вздохнула и отошла к лестнице.
– Так, говорите, с ребенком Романихины обращались не очень? – спросила Вика без долгих вступлений все еще торчавшую в подъезде Новикову.
Бабка оживилась:
– Я б за такое «не очень» в тюрьму сажала!
– Вик, – я легко потянул тетку за рукав, спрашивая глазами, что делать дальше. На вытянутой руке я держал включенный диктофон и мне надо было знать, кого мы записываем. Виктория сделала утомленное лицо, и показала на бабку.
– Расскажете? – снова повернулась она к старушке.
– Что тут рассказывать? У ребенка температура, он ревет, весь в соплях, а Светка его в садик. Сама сумку на плечо и в фитнес-шмитнес жопу качать…
Двери лифта снова открылись: на площадку поднялся Борис. Он оглядел пристальным взглядом собрание и встал у стены, рядом с лифтовыми дверями, сложив руки на груди.
– Я Светке говорила, Валерке этому непутевому говорила, – продолжала бабка, шевеля тюрбаном. – Они не слушали. Куда там! Только смеялись! «Отстаньте все, мы счастливы, это наша жизнь». Человек-размазня этот Валерка… Так и рос ребенок сам себе представлен из болячки в болячку перебивался. Да она не мать, а Медея и Леди Макбет в одном лице! Помните?
Бабка вдруг закрыла глаза, выставила вперед руку с красными ногтями лаком на обгрызенных ногтях и завыла на весь подъезд:
– Вика, – тихонько позвал Борис.
Виктория извинилась перед Новиковой, которая выйдя из образа, смотрела по сторонам осоловелыми, слезящимися от нахлынувшего вдохновения глазами.
– Не дразни ее, ты что не видишь? – прошептал Борис.
Виктория пожала плечами и снова отошла к противоположной стене. По-моему, она расспрашивала бабку исключительно от скуки. К бывшей актрисе или билетерше, кто ее разберет, больше никто не обращался, хотя Новикова делала знаки и даже погрозила нам с Викторией пальцем.
Когда дверь квартиры 102 наконец закрылась, Салимов бодро доложил о том, что помимо разносчика из ресторана, он собирается допросить Анжелу, подругу Светланы Романихиной, на предмет алиби вчерашним вечером.
– А мотив? – поинтересовался Борис.
– Физическая сила и личная зависть, – отчеканил Салимов.
– Ладно, работай, – пробормотал майор и добавил, обращаясь к Виктории. – Криминалисты нашли в квартире огненно-рыжие волосы в туалете и в прихожей. Цвет точно такой же, как у волос Анжелы, судя по ее фотографиям. Генетику мы пока не заказывали. Но без всякой экспертизы могу сказать, что очень похоже именно на эту спортивную подружку.
– Ну вполне, – кивнула Виктория, улыбаясь. – Прямо представляю себе заголовки: «Врач-диетолог уела подругу!».
Борис покачал головой. Несмотря на наличие очевидной зацепки вид у него был не самый счастливый.
Этажом ниже мы застали дома только одного мужчину лет сорока, который встретил нас обмотанный шерстяным шарфом и совершенно без голоса.
Его слова о семье Романихиных почти полностью повторяли слова Жанны и ее мужа. Никаких криков он вчера не слышал, впрочем, это могло объясняться действиями противогриппозных лекарств – крепко спал. Кроме этого мы узнали, что Валерий Романихин был человеком отзывчивым. Он не только ссудил деньги на компьютер для соседа-дизайнера, а также одолжил соседу снизу свою запаску, когда тот проколол сразу два колеса и не мог доехать до сервиса.
