Текст книги "Резанов и Кончита. 35 лет ожидания"
Автор книги: Татьяна Алексеева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава IV
Россия, Иркутск, 1795 г.
Первого знакомства с человеком, которого ему предстояло проверить на честность и законопослушность, Николай Резанов ждал со смешанными чувствами. Он много слышал о Шелихове, знал обо всех его опасных путешествиях на Аляску и не мог не испытывать к нему глубокого уважения и даже некоторой зависти – как к человеку, сумевшему многого добиться и выйти с победой из серьезных испытаний. Однако необходимость контролировать его дела и некоторые намеки, сделанные Гавриилом Державиным, говорили Резанову о том, что его новый подопечный вполне может оказаться хитрой и скрытной личностью, способной и на обман, и на подделку бумаг, и на многое другое. Шелихов мог оказаться крайне интересным человеком и при этом – достойным противником, который сумел бы с легкостью дать проверяющему отпор и обвести его вокруг пальца. В общем, отправляясь в контору основателя первых русских поселений на Аляске, Николай Петрович мог только гадать, предстоит ли ему найти в Иркутске нового друга и приятного собеседника или же его ждет сложная, хотя и интересная борьба с умным и изворотливым соперником.
«В любом случае, скучать мне на новом месте, по всей видимости, не придется!» – был уверен молодой человек, готовясь к встрече с Шелиховым и уже совсем не жалея о том, что ему пришлось уехать из бурлящего жизнью и интригами Санкт-Петербурга.
Григорий Иванович, уже извещенный письмом о приезде в Иркутск «человека из столицы», встретил Николая гостеприимно и приветливо, но даже без малейшего намека на испуг или заискивание. Он держался совершенно спокойно и уверенно, как человек, которому абсолютно нечего скрывать от закона. И хотя Резанов отдавал себе отчет в том, что все это может оказаться искусной игрой, он все равно с первых же минут разговора невольно проникся к своему новому знакомому доверием. Шелихов же, судя по его довольному виду, без особого труда это понял.
– Все документы здесь! – Он указал Николаю на два огромных шкафа, плотно набитых бумагами, при виде которых на проверяющего сразу же накатила страшная тоска. – Здесь – начало, здесь – бумаги за последний год. Спрашивайте, пожалуйста, все, что захотите узнать, я в любой момент к вашим услугам. А вечером приглашаю вас отобедать с нами!
– Благодарю вас! – Приглашение на домашний обед после нескольких недель дрянной еды на пересадочных станциях или в деревнях немного подняло Резанову настроение, хотя мысль о предстоящих часах изучения бумаг по-прежнему не доставляла ему никакой радости. Зато подозрения, которые он испытывал в отношении Шелихова, рассеялись еще больше. Григорий Иванович как будто не пытался ничего скрыть: он не оттягивал проверку, не говорил Резанову, с каких документов ему следует начинать работу, и вообще предоставил ему полную свободу действий. Если бы он стал юлить, уговаривать сперва отметить знакомство, а проверкой заняться «когда-нибудь потом», если бы настаивал, чтобы Николай начал с каких-нибудь давних дел компании и не трогал свежие записи, это было бы поводом подумать, что купец что-то скрывает. А так – придраться молодому человеку было совершенно не к чему.
Тем не менее работал Резанов, как всегда, тщательно, и ни одна из слегка пожелтевших пыльных бумаг не избежала его подробного исследования. Изредка он отрывался от заваленного документами стола, поглядывал в окно на пушистые от снега ветки растущего рядом с конторой дерева и незаметно зевал от скуки. Пару раз Шелихов интересовался, не нужна ли ему помощь и не хочет ли гость сделать передышку, но в работу не вмешивался и вообще, как показалось Резанову, очень старался ему не мешать. А Николай все работал, шелестел бумагой, сверял аккуратно написанные столбики цифр и все чаще гнал от себя мысли о том, что путешествие Шелихова через океан было гораздо более достойным и нужным делом, чем его собственная работа, чем все составленные им, Резановым, правила и проведенные проверки, вместе взятые.
В конце концов, бесконечно длинный день перевалил за середину, и Григорий Иванович, подойдя к столу проверяющего, вежливо кашлянул. Николай оторвался от бумаг и с благодарностью посмотрел на хозяина кабинета.
– Едем обедать, – дружелюбно предложил Шелихов. – Если опоздаем, моя супруга будет очень сердита!
Николай вежливо улыбнулся, радуясь про себя, что у его нового знакомого такая сварливая жена и что благодаря ей он может с чистой совестью прервать работу. Они быстро доехали до особняка Шелиховых, и Резанов в очередной раз удивился тому, каким маленьким по сравнению с Санкт-Петербургом был его второй родной город.
Дверь Григорию Ивановичу и его гостю открыла не служанка, а девочка лет десяти-двенадцати.
– Папа пришел! – крикнула она звонким радостным голосом, но затем, увидев Резанова, смущенно замолчала и, покраснев, отбежала в глубь коридора. Зато на ее место из какой-то боковой двери выскочило еще несколько детей самых разных возрастов – Николаю в первый момент показалось, что их не меньше десятка. Они громко загалдели, рассматривая незнакомого человека любопытными глазами, но показавшаяся вслед за ними высокая девушка лет пятнадцати или шестнадцати ласково шикнула на всю эту ораву и быстро загнала малышей обратно в комнату. После этого она вышла навстречу отцу и его гостю и, скромно опустив глаза, сделала реверанс:
– Здравствуйте!
– Здравствуй, Аннушка, – тепло улыбнулся ей Шелихов, мгновенно превратившись из невозмутимо серьезного делового человека в доброго и любящего отца. – Познакомься, это господин Резанов из Петербурга, которого мы давно уже ждали, – он повернулся к Резанову. – Анна, моя старшая дочь.
Девушка еще раз сделала реверанс, Резанов тоже церемонно поклонился ей и почему-то вдруг почувствовал какую-то легкую светлую радость, как бывало с ним в Петербурге, когда из-за туч на вечно пасмурном небе внезапно прорывался одинокий чуть теплый луч солнца. Дочь Шелихова не могла похвастаться необычной красотой, но черты ее лица были тонкими и правильными, а осанка – по-царски прямой. Возможно, она казалась бы еще более привлекательной, если бы не скромное и даже немного робкое выражение лица и почти все время опущенные вниз глаза, но Николаю эта девушка понравилась и такой. А когда он вместе со всем многочисленным семейством Шелиховых уселся за стол и Анна, помогая матери, принялась утихомиривать весело болтающих младших детей, Резанов и вовсе поразился тому, с какой любовью она смотрела на каждого из них. Сам он, вспоминая свою старшую сестру Анастасию, помнил в основном ее насмешки и попытки при каждом удобном случае блеснуть своими лучшими, чем у младших братьев и сестры, успехами. Без сомнения, Настя тоже всех их любила, но такой ласки, какую дарила своим братьям и сестрам Анна, они не получали от нее никогда.
Жена Григория Шелихова, полная и властная дама, с одинаковой легкостью командовавшая и слугами, и детьми, тоже произвела на Николая сильное впечатление. Если раньше он недоумевал, как могла женщина, пусть даже безумно любимая, заставить мужа-путешественника взять ее с собой в плавание на другой конец света, то теперь, присмотревшись к Наталье Шелиховой, понял, что в жизни возможно и такое. Наталья держалась так уверенно, что мало кто решился бы даже начать с ней о чем-нибудь спорить, а если бы спор все-таки случился, она наверняка без труда сумела бы настоять на своем. К тому же эта уже не очень молодая, родившая на свет девятерых детей женщина даже теперь отличалась строгой, величественной красотой, и нетрудно было представить себе, какой прекрасной она выглядела десять лет назад. Впрочем, гораздо чаще во время обеда его взгляд обращался не к Наталье, а к сидящей на дальнем конце стола Анне, которая была почти полной противоположностью своей матери – тихой, застенчивой и послушной.
Как и ожидалось, супруги Шелиховы принялись расспрашивать Резанова о Петербурге. Их интересовало все: от политики до моды, от отношений императрицы с новыми фаворитами до погоды и цен на разные товары. Николай подробно отвечал на их вопросы, стараясь не подавать виду, что самому ему, только что покинувшему столицу из-за глупых дворцовых интриг, вспоминать о ней не слишком приятно. Хотя Шелихов и его жена, без сомнения, догадывались, что заслуженного и имеющего награды работника Коммерц-коллегии вряд ли отправили в далекий Иркутск просто так. Но они ничем не выдали своих подозрений, за что Николай был им особенно благодарен.
В тот день со старшей дочерью Шелиховых Резанов встретился глазами еще только один раз, когда всех девятерых детей отправили отдыхать после обеда и она, все с той же добротой и любовью в голосе, уговаривала их поторопиться. Проходя мимо Николая, девушка подняла голову, и на мгновение их взгляды пересеклись – и ему снова показалось, что в комнату заглянул робкий, но теплый и нежный луч солнца.
Следующий день начался точно так же: Николай Резанов приехал разбираться с документами в контору Шелихова и получил от него обещание любой помощи и приглашение на обед. Сказано все это было так радушно, что отказаться от визита в гости Резанов не мог – это было бы совершенно невежливо. Однако предложение отобедать у них дома, сделанное Шелиховым второй раз подряд, заставило Николая немного насторожиться. Просто так постоянно звать к себе нового знакомого семья, имеющая дочь на выданье, скорее всего не стала бы. Очень похоже, что у Шелиховых были какие-то виды на «красавца из Петербурга». Впрочем, эти подозрения Николая не испугали – после знакомства с молоденькой Анной мысль о женитьбе стала казаться ему гораздо менее неприятной. И пусть думать об этом пока еще было рано, приглашение Николай принял и обедать к Шелиховым поехал с какой-то нетерпеливой радостью: ему очень хотелось увидеть Анну еще раз.
Так прошла зима, а потом и весна. Николай старательно выполнял свои обязанности в компании Шелихова, хотя ему уже и так было ясно, что никаких нарушений и даже случайных ошибок он там не найдет. Правда, Резанова не покидало ощущение, что где-то Григорий Иванович все же схитрил, причем сделал это так ловко, что никакие проверки не могли это обнаружить, но доказать это он все равно при всем желании не смог бы. Но к тому времени, когда к Николаю закралось это подозрение, разоблачать Шелихова ему уже не хотелось. Он слишком сблизился с ним и со всей его семьей, слишком привязался к его дому, где всегда был желанным и уважаемым гостем. А самое главное – Резанову совсем не хотелось расставаться с очаровательной скромной Аннушкой.
Обычно им удавалось лишь обменяться парой-тройкой общих фраз во время обеда, но старшая дочь Шелихова всегда внимательно слушала рассказы Резанова, и стоило ему посмотреть в ее сторону, он каждый раз ловил на себе ее заинтересованный и едва ли не восторженный взгляд. Правда, когда это случалось, девушка сразу же отводила глаза в сторону и заливалась краской, и это наивное смущение казалось Николаю невероятно трогательным. А родители Анны при каждом удобном случае старались похвалить дочь перед новым другом семейства, в красках расписывая все ее многочисленные достоинства. Возможно, при других обстоятельствах эти почти не скрываемые попытки подтолкнуть его к женитьбе заставили бы Резанова прервать знакомство, но чем больше он ездил в дом к Шелиховым, тем приятнее ему было любоваться Анной и тем сильнее хотелось узнать ее еще ближе. А понятные каждому хитрости Григория и Натальи вызывали у него только улыбку: по сравнению с дворцовыми интригами в Петербурге они были такими милыми и безобидными! К тому же чем больше Николай ездил в их дом, тем сильнее он убеждался, что все рассказы Натальи Шелиховой о достоинствах ее старшей дочери были чистой и даже ничем не приукрашенной правдой.
К середине лета всем уже было ясно, что так часто бывающий в гостях у Шелиховых неженатый человек не может ездить к ним просто так. Даже младшие дети Шелиховых понимали, что предложение их сестре скоро будет сделано и принято. Понимал это и сам Николай, понимала, судя по ее все более смущенному выражению лица, и Анна, и обоих эта неотвратимо приближающаяся перемена жизни только радовала. Правда, и особого нетерпения ни он, ни она как будто не ощущали. Все шло так, как должно было идти, и им обоим очень это нравилось.
Тот день, когда все свершилось, начинался точно так же, как многие дни до него. Резанов в очередной раз приехал в контору к Шелихову, потом поехал вместе с ним к нему в гости, пообедал в окружении их большой семьи, а затем младшие дочери и сыновья, как обычно, отправились в детскую, однако повела их туда вторая по старшинству дочь Григория Ивановича, смешливая и любопытная Екатерина. Анна же осталась сидеть на своем месте за столом. Шелихов еще некоторое время разговаривал с Николаем, но было видно, что их беседа не вызывает у хозяина дома ни малейшего интереса. Наталья Алексеевна немного посидела рядом с ними молча, изредка вздыхая и совершенно не слушая, о чем говорили мужчины, после чего тоже незаметно куда-то ушла. А потом и Григорий, извинившись и пробормотав что-то о распоряжениях, которые ему необходимо было отдать, встал из-за стола и оставил гостя и старшую дочь наедине.
Николай посмотрел на Анну, и девушка, как всегда, стыдливо опустила глаза. Она уже знала, что сейчас произойдет, и Николай тоже знал, что от него требуется, и хотя он давно ждал этой минуты, на мгновение его вдруг охватила непонятно откуда взявшаяся легкая грусть. Счастье, к которому он стремился, было совсем близко, он точно знал, что оно будет, знал, что сидящая напротив замечательная девушка ответит на его предложение согласием. И эта неотвратимость почему-то делала счастье не таким желанным, как если бы за него пришлось долго и упорно бороться, если бы Николай не был так уверен, что ему скажут «да»…
Однако тянуть с тем, что он обязан был сделать, Резанову было нельзя, и он медленно поднялся, постаравшись как можно тише отодвинуть стул, на котором сидел. Анна подняла голову, и ее почти всегда бледные щеки залились нежно-розовым румянцем. Николай обошел вокруг стола, остановился в паре шагов перед сидящей девушкой, посмотрел в ее красивые черные глаза…
– Анна Григорьевна, мы с вами не так давно знакомы, но… я полюбил вас. Я прошу вас стать моей женой.
Молодая Шелихова тоже встала со стула и сделала шаг навстречу Резанову, протягивая к нему руки:
– Николай Петрович, я согласна!
«Вот и все! – слегка разочарованно подумал Николай, прижимая тонкую, почти прозрачную руку своей невесты к губам. – Так просто и так быстро…»
Дальше раздумывать об этом ему не дали – в столовую вернулись взволнованные супруги Шелиховы, их с Анной начали обнимать и поздравлять, Наталья Алексеевна уверяла, что для нее предложение Николая было совершенно неожиданно, Григорий Иванович требовал, чтобы молодой человек заботился о его дочери и сделал ее счастливой. А потом в столовую вбежали младшие дети, еще толком не понимающие, что случилось, но догадывающиеся, что происходит что-то интересное и радостное, и желающие непременно принять в этих событиях самое деятельное участие. За детьми прибежала гувернантка и кто-то из слуг, в комнате стало шумно и весело, и виновники всей этой суматохи даже немного отодвинулись на второй план – теперь хозяева дома были заняты тем, что утихомиривали малышей и объясняли всем, что произошло. Анну и Николая оттеснили к окну, и они замерли там, глядя друг на друга и улыбаясь.
– Дорогая Анна, – негромко сказал Резанов, наклоняясь к девушке и приближаясь к ней почти вплотную – теперь правила приличия разрешали ему это. – Я вам очень благодарен за все. И очень рад, что меня отправили сюда, в этот замечательный город, где я вас встретил!
– А я благодарна судьбе, Богу, всем – за то, что вы к нам приехали! – чуть ли не впервые за все время их знакомства с жаром ответила девушка, и обычное робкое выражение ее лица сменилось радостным и восторженным. С некоторым удивлением Николай понял, что ей история их знакомства и только что прозвучавшее предложение кажутся очень романтичными – хотя, на его взгляд, во всем этом не было ничего особенного. Но и об этом ему некогда было раздумывать, к нему снова подскочили родители Анны, сумевшие наконец успокоить и услать на прогулку всех остальных детей.
– Вы уж меня простите, Николай Петрович, я, как мать, должна сейчас слезу пустить и немного пострадать, что вы забираете у нас Аннушку, но я так рада, что она нашла такого прекрасного мужа, что плакать никак не могу! – откровенно призналась ему грозная Наталья Алексеевна. Николай в ответ лишь кивнул с вежливой улыбкой – он и представить себе не мог такое невероятное зрелище, как плачущая супруга Григория Шелихова. Сам же Григорий Иванович, услышав слова жены, громко расхохотался:
– Глупости все это, радоваться надо, а не плакать! Такой чудный человек входит в нашу семью! И не только в семью, но и в наше дело. Слышите, Николай Петрович, у меня есть кое-какие планы, мы с вами могли бы организовать новую, совместную компанию. Вы ведь теперь в курсе всей моей работы и хорошо в ней разбираетесь!
Резанов с удивлением взглянул на своего будущего тестя – о его компании и вообще о делах он сейчас мог думать меньше всего, хотя предложение Шелихова сразу показалось ему заманчивым. Но обсуждать его теперь, когда рядом стояла его любимая женщина, только что пообещавшая стать его женой, Николай был не в состоянии. К счастью, Наталья Шелихова поняла его чувства и, взяв мужа за руку, потащила его прочь из столовой:
– Ладно, пошли, давай им хоть пять минут наедине поговорить дадим.
И опять вокруг стало тихо, и Анна с Николаем смогли наконец хоть немного побыть вдвоем. Однако, оставшись одни, они посмотрели друг на друга растерянными взглядами, совершенно не зная, что еще каждый из них может сказать.
– Послушайте, Анна, – начал наконец Резанов, – к тому времени, когда мы поженимся, я закончу все дела в компании Григория Ивановича и смогу вернуться в Петербург. Даже если мы с ним начнем какое-то совместное дело, я думаю, им можно будет заняться и там. Скажите, вы хотели бы, чтобы мы переехали в столицу?
– Я не знаю… – растерянно захлопала глазами юная Шелихова. – Я ведь никогда там не была. Отец был и немного нам рассказывал… Это очень красивый город, да?
– Очень, – подтвердил Николай, почему-то вспомнив вдруг детство и рассказы старшей сестры о Петербурге и обрадовавшись, что у них с Анной появился интересный предмет для разговора. – Красивый и большой. И в нем все совсем не так, как в Иркутске. Вам обязательно там понравится!
Глава V
Россия, Санкт-Петербург, 1800 г.
Это были, наверное, их самые любимые минуты. И граф Николай Резанов, и его жена ждали их весь день, и чем ближе становился долгожданный вечер, тем чаще они поглядывали на часы. Под конец он уже считал минуты до окончания рабочего дня и едва удерживался, чтобы не уйти домой раньше, подавая своим подчиненным неподобающий пример, а она одевалась в плащ и шляпку за полчаса до его прихода и в таком виде ждала его у двери в прихожей. Он звонил, уже зная, что ему откроет не горничная, а она, Анна. И, мгновенно забыв об оставшемся позади тяжелом дне и об усталости, он хватал ее затянутую в узкую перчатку руку, прижимал ее к губам, и они шли гулять. Проходили через полутемные дворы-колодцы и низко нависающие над их головами арки, выходили на набережную и около часа медленно шли мимо лениво текущей им навстречу холодной Невы. Шли молча или рассказывая друг другу о том, как у каждого из них прошел день, шли, с улыбками поглядывая по сторонам, наслаждаясь этой неторопливой прогулкой. Со стороны супруги Резановы казались самой обычной парой, каких немало можно было встретить на набережной в этот час, и никто из обративших на них внимание прохожих ни за что не догадался бы, что они гуляют не потому, что это вошло у них в привычку, и обсуждают на прогулке вовсе не хозяйственные дела и расходы, как большинство людей, проживших в браке несколько лет.
В этот раз они шагали по набережной быстрее обычного – ледяной весенний ветер был особенно сильным, и от него не защищали ни теплые меховые шубы, ни желание подольше побыть вдвоем, не отвлекаясь ни на какие посторонние дела. Вода в Неве, как это всегда бывало весной, почернела, по ней быстро плыли, сталкиваясь и наползая друг на друга, огромные глыбы подтаявшего сизого льда. На некоторых из них еще можно было разглядеть едва заметные отпечатки ног – следы тех, кто зимой, торопясь попасть на другой берег, переходил замерзшую реку по льду, не доходя до ближайшего моста.
– Помните, как мы зимой смотрели на эти следы и ужасались? – спросила Анна, кивая на одну из таких льдин.
– Помню, конечно, – улыбнулся в ответ Резанов. – Вы каждую зиму этому ужасаетесь. Хотя лед на Неве – видите, какой толстый? И это он сейчас уже растаял немного, а зимой еще толще был. И захочешь, а не провалишься, даже если прыгать по нему будешь!
– Да, я знаю… Но все никак не могу привыкнуть, что здесь такие же холодные зимы, как у нас в Иркутске… – чуть смущенно улыбнулась молодая женщина.
«У нас…» – с некоторой грустью отметил про себя Николай. Сам он, хоть и не помнил первых двух лет своей жизни в Санкт-Петербурге, с детства привык считать своим родным именно этот город и каждый раз возвращался в него с огромной радостью. Правда, в Иркутск он тоже ездил с удовольствием, но часто ловил себя на мысли, что более сильную любовь испытывает все-таки к Петербургу. У его супруги, похоже, было не так: хотя жить в столице ей, безусловно, нравилось, родным домом для нее по-прежнему продолжал оставаться дом ее родителей в Иркутске…
Они прошли еще немного, глядя то на плывущие по воде обломки льда, то на выстроившиеся на противоположном берегу светло-желтые здания, ярко выделявшиеся на фоне вечно серого петербургского неба. Промчавшийся мимо извозчик забрызгал их летящим из-под колес мокрым снегом, и Анна зябко поежилась. Николай крепче прижал ее руку к себе, словно это могло уберечь жену от холода.
– Пойдемте домой, а то, боюсь, вы простынете, – сказал он, с трудом удерживаясь, чтобы не обнять хрупкую Анну за плечи.
Она заглянула ему в лицо умоляющими глазами:
– Давайте дойдем хотя бы до моста! А потом уже – обратно…
– Разве могу я вам отказать? – улыбнулся ей муж, и, прижавшись друг к другу еще теснее, они зашагали дальше. Ветер немного стих – словно постеснявшись мешать такой прекрасной паре. «Вечно бы так идти, – внезапно подумалось Резанову. – Только вдвоем, только вместе, идти рядом и ни о чем больше не думать…»
– Вы знаете, мне иногда хочется, чтобы наша прогулка не заканчивалась… – произнесла вдруг Анна, и Николай вздрогнул от неожиданности. Молодая женщина с изумлением и тревогой посмотрела ему в глаза: ей тоже передалась его дрожь.
– Я сейчас думал о том же самом… Вы угадали мои мысли! – потрясенно пробормотал Николай. Огромные глаза Анны распахнулись еще шире:
– В самом деле?! Вы не шутите?
– Истинная правда! – заверил ее Николай.
– А ведь, наверное, мы и раньше так одновременно думали об одном и том же… – мечтательно сказала Анна. – Только не знали об этом…
– Предлагаю почаще говорить, о чем мы думаем, – улыбнулся Резанов. – Уверен, моя дорогая, что совпадений будет очень много.
– Они будут каждые пять минут, – кокетливо подмигнула ему жена. – Потому что я все время думаю о том, как мы счастливы, а вы… Вы ведь тоже об этом думаете?
– Я просто всегда об этом помню, – серьезно ответил Николай, глядя в ее по-прежнему почти детские широко открытые глаза.
Они замедлили шаг, а потом и вовсе остановились. Хмурый прохожий с высоко поднятым воротником и в надвинутой на самые глаза шляпе, спешивший куда-то по той же набережной, догнал странную пару, с недовольным видом обошел ее и торопливо пошел дальше, но Анна и Николай этого даже не заметили. С минуту они стояли и молча смотрели друг на друга, а потом снова медленно зашагали вперед, чему-то мечтательно улыбаясь. Мост, до которого Николай обещал довести жену, а потом повернуть домой, остался далеко позади, но оба супруга сделали вид, что не заметили этого.
Так они и шли по набережной, наслаждаясь прогулкой и обществом друг друга, и неизвестно, сколько времени бы это еще длилось: забыв обо всем, они могли бы, наверное, незаметно добраться до городских окраин. Тихая радость и спокойствие их прогулки закончились внезапно – их прервал резкий женский крик, за которым последовал еще более громкий детский визг и грязный поток ругательств.
– Воришка малолетняя! Дрянь!!! Мерзавка! – вопила женщина на другой стороне улицы, и ее пронзительный визгливый голос, казалось, с легкостью заглушал и шум ветра, и цокот лошадиных копыт, и скрип проезжавших мимо экипажей. – Ну чего уставились?! Городового зовите! Немедленно!!!
Резанов недовольно поморщился – суровая жизнь, как всегда, напоминала о себе в самый неподходящий момент, портила им с Анной всю идиллию! Он нехотя повернулся на крик и вдруг почувствовал, что пальцы жены с силой вцепились ему в руку, сжали ее так сильно, что он даже почувствовал небольшую боль. Николай повернул голову к ней и с удивлением вскинул брови: лицо Анны было белым как снег, а расширенные от страха застывшие глаза смотрели на ругающуюся женщину каким-то мертвым, невидящим взглядом.
– Родная моя, что с вами?! – испуганно спросил Николай и вновь оглянулся на нарушившую их покой горожанку. Та оказалась уже немолодой, лет пятидесяти, торговкой, закутанной в старый тулуп и обвешанной чем-то туго набитыми мешками – должно быть, она возвращалась домой с Гостиного двора, забрав с собой нераспроданный за день товар. Одной рукой она держала вырывающуюся девочку лет десяти, а другой пыталась ударить ее по спине – впрочем, пыталась безуспешно, потому что ребенку каждый раз удавалось увернуться, а женщине мешали как следует изловчиться тяжелые мешки. Обе, и торговка, и девочка, при этом голосили во всю глотку, заставляя испуганно оборачиваться прохожих. Зрелище было неприятным, но вполне обычным для центра города, где хватало малолетних попрошаек и карманников. Неужели оно так напугало Анну?
– Анюта, душенька, не обращайте на них внимания… – начал было успокаивать жену Резанов, но она неожиданно выпустила его руку и бросилась через дорогу к торговке и неудачливой маленькой воровке. Ничего не понимая, Николай рванулся было за ней, но отпрянул назад от несущегося мимо экипажа. На мгновение лошадь и повозка заслонили от него Анну, а когда экипаж проехал, она уже почти добежала до противоположного тротуара. Еще один экипаж, запряженный двумя лошадьми, мчался на нее с другой стороны – Резанов не успел даже испугаться, когда он прогрохотал мимо молодой женщины, едва не задев ее. Извозчик недовольно обернулся и прокричал Анне что-то грубое, но она уже запрыгнула на тротуар и даже не посмотрела на него.
– Анна, постойте, куда же вы?! – Николай бросился через дорогу следом за женой. К счастью, улица в тот момент была пустой, иначе он тоже рисковал бы попасть под какую-нибудь повозку: смотреть по сторонам ему было некогда, он видел только светло-дымчатую шубку своей супруги. Та по-прежнему неслась вперед, не оборачиваясь и явно не слыша, что ее зовут – спешила к ругающейся женщине и ее маленькой «противнице». Не добежав до них несколько шагов, она вдруг поскользнулась на мокром снегу, беспомощно взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие, и тяжело упала на спину совсем рядом с торговкой и девочкой.
– Анна!!! – Резанов добрался наконец до тротуара и, тоже поскользнувшись и едва не упав, догнал пытающуюся подняться жену. Он подхватил ее под руку и осторожно поставил на ноги, но Анна как будто не заметила его помощи: ее гневный и в то же время полный жалости взгляд был обращен на опешившую при виде нее торговку. Девочку та, впрочем, несмотря на свое изумление, не выпустила.
– Не трогайте ее, не смейте ее бить! – крикнула Анна, еще раз взмахнув руками и подходя совсем вплотную к торговке. – Вы что, не видите, она ребенок совсем, крошка еще!!! Как вы можете?..
Торговка еще сильнее вытаращила глаза – она в первый раз в жизни видела, чтобы богатые и знатные дамы заступались за каких-то уличных детей. В первый момент она набрала в рот побольше воздуха, собираясь ответить незваной защитнице какой-нибудь грубостью, но вовремя спохватилась и лишь издала возмущенное шипение. Девочка же, быстро сообразив, что у нее появился шанс избежать наказания, вновь принялась вырываться и громко заплакала.
– Отпустите ее! – потребовала Анна, и Николай, никогда раньше не слышавший от нее ни слова в таком жестком тоне, захлопал глазами так же удивленно, как и торговка. На какую-то секунду ему показалось, что он слышит другой голос – железный и непреклонный голос отдающей приказания покойной императрицы Екатерины.
На торговку этот требовательный тон тоже подействовал – она окончательно растерялась и разжала пальцы, выпуская пойманную малолетнюю воришку. Та не упустила удобный момент и тут же бросилась бежать, неловко взмахивая руками и продолжая плакать.
– Постой, девочка! Куда же ты?! – мгновенно забыв про торговку, метнулась вслед за ней Анна. Николай, испугавшись, что она опять поскользнется и упадет, схватил ее за плечо. Девочка, как и следовало ожидать, и не подумала остановиться и в следующий миг скрылась за углом. Анна резко повернулась к мужу, потом к стушевавшейся торговке, потом снова посмотрела в ту сторону, куда убежала девочка, и на ее глазах вдруг выступили слезы.
– Она ко мне в карман залезла, у меня там деньги лежали, вот! – Торговка, уже передумав ругаться с чудаковатой дамой, которая почему-то решила пожалеть маленькую преступницу, принялась оправдываться. Она даже полезла в карман своего потрепанного салопа, как видно, собираясь продемонстрировать деньги, за которыми охотилась девочка, но Резанов, брезгливо поморщившись, жестом велел ей остановиться.
– Не суетитесь, никто вас ни в чем не обвиняет, – отмахнулся он от торговки и, почти сразу же забыв о ее существовании, повернулся к жене: – Анюта, Аннушка, ну что с вами случилось? Вы не ушиблись? Пойдемте домой, вы замерзли!
Анну и правда била крупная дрожь, слишком сильная даже для холодной погоды, тем более что она была одета в теплую шубу. Она подняла на мужа покрасневшие от слез глаза, и ее лицо показалось ему таким несчастным, что он даже испугался. Что могло так сильно ее расстроить?!
– Мы сейчас же идем домой, – объявил он почти таким же твердым тоном, каким до этого Анна требовала отпустить девочку, и настойчиво потащил жену обратно на набережную. Она пошла за ним, не сопротивляясь, но в то же время как будто нехотя, по-прежнему вздрагивая и едва слышно всхлипывая. Николай прижал ее к себе еще сильнее, злясь на себя за то, что не может согреть любимую, и совершенно не понимая, что происходит.
