Текст книги "Кольцо Анахиты (СИ)"
Автор книги: Татьяна Рябинина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)
Разбор чемоданов занял почти все время до завтрака. Я только-только развесила и разложила вещи и забросила чемоданы на шкаф, когда раздался бой склянок. Надо бы посмотреть, какая рында[27]27
Корабельный колокол
[Закрыть] издает этот звук, подумала я, пудря перед зеркалом нос. Телефон я положила в карман брюк, а ноутбук взяла под мышку, прикинув, что заряда батареи должно хватить часа на полтора, а может, и больше. Конечно, можно и с телефона в интернет выйти, но я, по возможности, предпочитаю большой экран.
Подойдя к лестнице, я покосилась на левый коридор и, посмотрев по сторонам, украдкой помахала в ту сторону рукой. Вроде бы как между нами какой-то контакт произошел. Какая-то между нами с леди Маргарет тайна. Или какое-то полное сумасшествие – это скорее.
В столовой уютно горел камин, буфеты поскрипывали от тяжести безумного завтрака для десятка Гаргантюа – и никого. Только Фокси и Пикси развалились, греясь у огонька. Услышав мои шаги, они резво подорвались и заскакали вокруг меня, подвизгивая и подлаивая.
– Дурочки, – сказала я, положив ноут на стол и синхронно почесывая два рыжих загривка. – Вы меня только вчера первый раз увидели, а уже готовы до смерти зализать.
Дурочки дали мне понять, что я ничем не хуже всяких прочих, особенно если угощу их чем-нибудь. Кто б сомневался!
Я обошла все буфеты, знакомясь с ассортиментом, заглянула во все металлические штуковины, где еда сохраняется горячей, налила стакан апельсинового сока и большую чашку кофе с молоком. Потом взяла тарелку, положила на нее треугольник румяного омлета с ветчиной, круглую теплую булочку, несколько тонких пластинок сыра, запихнула в тостер ломтик темного, остро пахнущего тмином хлеба. На блюдце красиво разложила пару ложек разноцветного джема и кусочек густо-желтого масла. Пожалуй, для начала хватит.
Корги продолжали скакать вокруг меня, и я, воровато озираясь на дверь, скормила им по куску ветчины. Добившись желаемого, они снова улеглись у камина. Я села на свое вчерашнее место. Одной за длиннющим столом в огромной столовой было совсем неуютно. Я с большим удовольствием отправилась бы со своими тарелками-чашками в жральню и позавтракала бы там за ноутбуком, но решила все-таки не нарушать правила хотя бы в первый день. И правильно сделала. Не успела я доесть омлет, как в столовую зашел мистер Джонсон.
– Мадам, – поклонился он.
Судя по четко прозвучавшему «мэдэм», именно об этом вчера шептала ему Люська. Мол, мисс Светлане не нравится обращение «мааам». Я улыбнулась в тридцать один присутствующий и один отсутствующий коренной зуб, мысленно скривившись при этом, как будто слопала целый лимон. Вот позорище-то! Выставила меня капризной идиоткой!
– Леди Скайворт оставила это для вас, – дворецкий положил на стол рядом мной допотопную кнопочную «Нокию» и сложенный лист бумаги.
Я подумала, что с мистером Джонсоном лучше подружиться, чем молча шарахаться от него и прятаться по углам. Продолжая улыбаться, поблагодарила, потом похвалила завтрак. Что бы еще такого сказать?
– Мистер Джонсон, я была бы вам очень признательна, если бы вы разговаривали со мной не очень быстро. Я только начала изучать английский язык и, к сожалению, еще не все понимаю.
– Да, мадам, – кивнул мистер Джонсон. – Хорошо.
Нет, это не то. А, вот!
– Мистер Джонсон, я по профессии архитектор, и мне очень нравится Скайхилл.
Его лицо как-то вдруг сразу потеплело. Люська не ошиблась, вот в каком направлении надо копать.
– Я бы очень хотела узнать побольше о замке, о его истории, – продолжала я самым сладким тоном. – Я знаю, вы проводите экскурсии для туристов, но боюсь, что пока еще не смогу все понять. Может быть, в библиотеке найдется книга или что-нибудь еще?
– Разумеется, мадам, – наконец-то улыбнулся дворецкий, и оказалось, что он вовсе не пожилой, наверно, ему еще и сорока нет. – Я найду для вас книгу и оставлю в библиотеке. Всегда рад помочь.
Он еще раз поклонился и вышел. Я закончила завтрак, позвала собак и отправилась в парк. Вернее, собиралась отправиться в парк, но постояла на крыльце и поняла, что идея не слишком удачная. В воздухе висела мелкая водяная завеса – уже не туман, но еще и не дождь. Или наоборот. Все вокруг было влажным и холодным. Даже шерсть Фокси, которая понуро сидела у моих ног на поблескивающей ступеньке. Пикси выходить из дома категорически отказалась.
– Ну и не очень-то и хотелось, – сказала я, то ли себе, то ли собаке, то ли вообще в мировое пространство. – И что теперь? Куда пойти, куда податься?
Прятаться от горничных, которые в любой момент могли прийти для уборки куда угодно, не улыбалось. Правда, было одно место, куда они вряд ли заявились бы. Но Люськин план замка, конечно, остался в спальне, возвращаться за ним было лень, а как попасть на веранду, я не знала. Помнила только, что она примыкает к фасаду, который выходит на цветник. Поэтому пришлось идти снаружи, по дорожке, огибающей замок по периметру.
Пока мы добрались до стеклянной двери веранды, мои волосы стали такими же влажными, как шерсть корги, а на ворсе свитера засеребрились крошечные водяные капельки. Вот еще не хватало промокнуть, замерзнуть и заболеть.
На веранде было не сказать, чтобы намного теплее, чем на улице. Разве что не так сыро. По правде, эта застекленная коробка была довольно уродливой, но ее разумно спрятали на задворках, к тому же она была полностью скрыта буйно разросшимися кустами сирени. В жару с открытыми окнами на веранде, должно быть, хорошо – прохладно. Если, конечно, в Англии вообще бывает жара.
В углу стояло массивное кресло с небрежно брошенным на него мохнатым пледом. Я забралась с ногами, укуталась по самые ноздри и пожалела только о том, что не прихватила с собой еще одну кружку кофе.
Люська не соврала – вай-фай действительно дотягивался до любого места и был довольно шустреньким. Пока ноут загружался, я прочитала ее письмо.
«Светик, мы уехали, не скучай, не грусти. Дж. отдаст тебе телефон – это старый Питера. Я забила туда нужные номера, если что – пригодится. Звонить буду на него. Денег на нем много. Погода – срань, но обещают, что через пару дней наладится. НИКОГО НЕ БОЙСЯ!!! Целую. Л.»
К записке скрепкой были приколоты четыре банкноты по пятьдесят фунтов. Надпись со стрелочкой гласила: «Это тебе на мелкие расходы».
Я повертела в руках телефон. Носить в карманах сразу два мне не хотелось, но оставить свой в сумке – тоже не вариант. Конечно, я не собиралась никому звонить. Да и кому, собственно? Подруг, кроме Люськи, у меня почти не было. Мама умерла шесть лет назад, папа – когда я училась во втором классе. Бабушки-дедушки – и вовсе до моего рождения. Но мне могли позвонить заказчики или соседка, которая присматривает за квартирой.
Подумав, я просто переставила симку из «Нокии» в свой телефон, благо, он у меня двухсимочный. Или двухсимный? Ну, не суть. Посмотрела записную книжку – десятка полтора номеров, в том числе Люськи и Питера, мистера Джонсона, управляющего Каттнера и еще всякие разные. Которые, как я подозревала, не пригодятся мне никогда.
Следующие два часа пролетели, как одна минута. Я даже не заметила, как Фокси заскучала и ушла в дом. Если бы ноут не замигал лампочкой разряженной батареи, я бы сидела на веранде до самого ланча.
Русскоязычный интернет, похоже, и не подозревал о существовании леди Маргарет Даннер. Англоязычный скупо насплетничал, что она была младшим ребенком лорда Хьюго Даннера, первого графа Скайворта четвертой креации, и леди Джоанны Невилл. Точная дата ее рождения была неизвестна, а умерла леди Маргарет в 1542 году. Вскользь упоминалось, что она пребывала при дворе в качестве фрейлины королев Анны Клевской и Екатерины Говард. Еще мне удалось выяснить, что сэр Хьюго, придворный Генриха VIII, будучи всего лишь рыцарем-бакалавром[28]28
Knight Bachelor (англ.) – в средневековой Англии рыцарь низшего разряда, не имевший права на собственное знамя
[Закрыть], получил графский титул и земли за участие в подавлении Линкольнширского восстания 1536 года.
Ничего себе у короля был юмор! Наградить карателя поместьем именно там, где его больше всего ненавидят. Впрочем, разоренные аббатства тоже зачастую доставались именно тем, кто их разорял.
Любопытно, что у лорда Скайворта было много общего с более удачливым Чарльзом Брэндоном, герцогом Саффолком, который приходился королю лучшим другом, а потом и зятем. Оба происходили из незнатных семей, их отцы, сторонники Ланкастеров, погибли во время битвы при Босворте, а матери скончались вскоре после этого. Примерно в одно время молодые люди оказались при дворе, сначала в свите принца Артура, а после его смерти – в числе приближенных Генриха, герцога Йоркского, и получили рыцарское звание.
Карьера Брэндона стремительно пошла в гору, когда Генрих стал королем, а вот Хьюго – мрачный, вспыльчивый и не слишком умный – по-прежнему оставался на вторых ролях. Впрочем, как следовало из одного источника, он был незаменим там, где требовалась грубая сила и безбашенность. Несмотря на близость к королю, сэр Хьюго довольно долго оставался бедным, как церковная мышь, и только брак с пятнадцатилетней леди Джоанной немного поправил дело. Она происходила из боковой ветви второго дома Невиллов – одного из самых знатных английских семейств, и без помощи Генриха Хьюго вряд ли смог бы на ней жениться.
Брак этот с самого начала был несчастливым, Хьюго постоянно изменял жене и обращался с ней настолько грубо, что леди Джоанна была вынуждена просить защиты у короля – что, впрочем, не слишком помогло. Она скончалась во время эпидемии потницы[29]29
Потница (английский пот, английская потливая горячка) – инфекционная болезнь неясной этиологии с очень высоким уровнем смертности, несколько раз посещавшая Европу (прежде всего Англию) в 1485–1551 гг.
[Закрыть] 1528 года, когда ее дети – Роджер и Маргарет – были еще маленькими. Лорд Скайворт больше не женился, хотя дожил до шестидесяти пяти лет – более чем солидного по тем временам возраста. Где-то между королевами Джейн Сеймур и Анной Клевской он чем-то не угодил государственному секретарю Томасу Кромвелю и попал в опалу. Остаток жизни граф провел в своем замке, не вернувшись ко двору даже после казни Кромвеля. Титул после него перешел не к сыну, умершему за несколько лет до того, а к младшему внуку Томасу (старший, Эдвард, не дожил и до трех лет). Таким образом, прямая линия наследования прервалась уже на втором поколении.
Все это было очень интересно, но мне хотелось побольше узнать о леди Маргарет. А вот о ней-то как раз интернет больше ничего не знал. Судя по тому, что о ее супруге и детях нигде не упоминалось, замуж выйти она не успела. Хотя на портрете ей было никак не меньше двадцати лет, а то и все двадцать пять. Кстати, других изображений леди Маргарет я не нашла – да и вряд ли они были. Авторство единственного известного портрета, того самого, который смотрел на меня в галерее, было весьма спорным. Его приписывали придворному королевскому художнику Гансу Гольбейну-младшему, но сомнительно, что он стал бы писать большой портрет ничем не примечательной фрейлины.
Я открыла изображение, увеличила, и тут мне в глаза бросилось то, на что не обратила внимания, рассматривая оригинал. Леди Маргарет стояла, скрестив руки под грудью. На среднем пальце правой руки у нее был очень тщательно выписанный перстень с большим камнем густого сине-лилового цвета, обработанным в виде овального кабошона[30]30
(от франц. caboche – голова) – способ обработки драгоценного или полудрагоценного камня, при котором он приобретает гладкую выпуклую отполированную поверхность без граней
[Закрыть]. Вчера я лишь мельком глянула на него, но только сейчас заметила на поверхности камня шестилучевую звезду. Да это же астерикс – звездчатый сапфир, причем с примесью ванадия, дающего лиловый оттенок. Большая редкость!
Один из моих дедушек был профессором кафедры минералогии Горного института, от него осталось множество книг по специальности, которые я изучила вдоль и поперек еще в детстве. Надо сказать, я – классический человек-дайвер, который если уж заинтересовался чем-то, то перекопает предмет вдоль и поперек, почти до профессионального уровня. Но увы, во мне есть кое-что и от человека-сканера: интерес проходит быстро, и я переключаюсь на что-то другое. А поскольку память хорошая, все изученное лежит в голове мертвым грузом, практически без употребления – кроссворды не в счет.
«Астерикс, астерикс… Астерикс и Обеликс», – бормотала я, увеличивая фрагмент картины, пока он не начал расплываться.
Нет, Обеликс нам ни к чему. А вот астерикс… Мама дорогая, это каких же денег должно стоить такое колечко! Я погуглила стоимость лиловых сапфиров со звездой. Ничего так, до пяти тысяч долларов за карат – это если премиум-класса, большой и без изъянов. А сколько карат может быть в камне леди Маргарет?
Конечно, картина – это не фотография. Но художник – Гольбейн или нет, неважно – был настоящим мастером мельчайших деталей. Я не поленилась сходить на галерею, где сделала телефоном несколько снимков отдельных фрагментов в самом большом разрешении. Вернувшись обратно, скинула фотографии в ноутбук и снова увеличила.
Слабое освещение в галерее не позволяло увидеть, что необычная переливчатость платья создавалась мельчайшим серебристым узором. Так же тщательно прорисованы были и другие детали. Поэтому и камень – я была уверена в этом если не на сто процентов, то на девяносто девять точно – не мог быть просто каким-то непонятным лиловым самоцветом. И размер его по соотношению с оправой и пропорциями руки можно было определить довольно точно.
Рассматривая фотографии всевозможных колец с кабошонами, надетых на пальцы, и сравнивая их с перстнем на портрете, я прикинула, что в астериксе могло быть от сорока до пятидесяти карат. Перстень вместе с оправой целиком закрывал нижнюю фалангу. Сейчас такое кольцо смотрелось бы довольно вульгарно, но по тем временам это было нормально.
Странным образом перстень отодвинул леди Маргарет на второй план, хотя что-то подсказывало мне: он связан с нею очень крепко. Вообще-то, я более чем равнодушно отношусь к драгоценностям. От мамы мне достались достаточно дорогие и оригинальные украшения, да и Федька дарил регулярно, но я почти ничего не носила – только если ситуация категорически настаивала. Камни мне были интересны чисто теоретически, а не в прикладном смысле. Но это кольцо мгновенно заполнило все мои мысли. Нет, я ни в коем случае не хотела бы его себе. Просто с ним была связана какая-то тайна – я в этом не сомневалась.
Интересно, сохранилось ли оно? Такое дорогое украшение должно было быть частью фамильных драгоценностей, которые переходят от матери к жене старшего сына после свадьбы. Хотя… леди Маргарет была всего лишь дочерью графа и своими личными украшениями могла распорядиться по собственному усмотрению – подарить, завещать. Надо будет спросить у Люськи, когда позвонит. Она говорила, что сокровища Скайвортов, которые попроще, хранятся у Питера в сейфе, а самые дорогие – в Лондоне, в банковской ячейке.
Я закрыла разрядившийся ноутбук и посмотрела на часы. До ланча оставалось чуть больше часа. Пожалуй, стоит вернуться в свою комнату – надо думать, ее уже убрали. Поставлю ноут заряжаться, а потом еще раз внимательно рассмотрю портрет леди Маргарет. Ну, и другие заодно. А после ланча надену дождевик и ботинки и все-таки немного погуляю.
Утром я по привычке застелила постель покрывалом, но теперь она была заправлена уже по-другому. Так, как, видимо, считали правильным Энни или Салли. Ну и ладно. Больше не буду сама убирать.
В комнате было просто до отвращения чисто и аккуратно. Ни пылинки, ни соринки. Даже косметику, которую я побросала кое-как, разложили на туалетном столике в идеальном порядке. На полотенцесушителе висели три чистых полотенца – большое, маленькое и еще меньше. Ванна, раковина и унитаз сверкали – почти как зеркало. В воздухе висел какой-то сложный, но приятный запах.
Я поставила ноутбук на зарядку и вышла на галерею – эдакий аналог современных семейных фотоальбомов. С моей стороны на стене тоже были портреты, но, судя по одежде, более поздних времен, чем те, которые интересовали меня. Бросив лишь беглый взгляд на леди Маргарет, я прошла в самый конец левого коридора. В торце, рядом с дверью в кабинет Питера, висел всего один портрет. Разумеется, это был лорд Хьюго, кто же еще. На портрете ему было около шестидесяти лет, стало быть, написали его приблизительно в то же время, что и портрет дочери.
Надо сказать, это был довольно неприятный субъект. Похоже, рисовал его все тот же художник с фотографическим вниманием к деталям, который не ставил себе задачу польстить оригиналу. Набрякшие мешки под маленькими, близко посаженными глазами, тяжелые носогубные складки, придающие лицу сварливое, если не сказать, злобное, выражение, оплывший овал, едва прикрытый редкой пегой бородкой. Мне показалось, что граф непременно должен был быть лысым, но убедиться в этом мешал плоский черный берет с пером, расшитый золотом.
Любопытно, что одежда лорда, который уже давно не появлялся в свете, была нарочито парадно-придворной. Нечто похожее я видела на одном из портретов Генриха VIII: расшитый камнями и жемчугом парчовый джеркин[31]31
Предмет мужской одежды XVI в. – короткая приталенная куртка без рукавов
[Закрыть] с высоким воротом и складчатой баской, широченный гаун[32]32
Здесь – мужская парадная накидка на меховой подкладке с широкими откидными рукавами или без рукавов.
[Закрыть] на меховой подкладке, массивная цепь с огромным медальоном. Похоже, предок Питера действительно был изрядным завистником и пытался – в меру возможностей, конечно, копировать все роскошное. Хэмптон-корт, например. Или, хм, новое платье короля. Но получалось как-то жидковато.
Портрета леди Джоанны рядом с графом не наблюдалось. Впрочем, ничего удивительного. Она умерла еще до того, как сэр Хьюго стал пэром Хьюго. Несмотря на то, что ее семья была знатной и богатой и наверняка дала за невестой хорошее приданое, парадные портреты при ее замужней жизни были непозволительной роскошью.
Зато я смогла полюбоваться на портрет лорда Роджера, виконта Флиткорта. В возрасте около тридцати он был недозрелой копией своего папаши – такой же обрюзгший и всем не довольный. Казалось, он ненавидит и презирает весь окружающий мир. Особенно неприятное впечатление производил круглый мягкий подбородок и жидкие сальные пряди волос, свисающие из-под бесформенной бархатной шапочки. В общем, виконт выглядел совершенным неудачником, безвольным и озлобленным. По всей видимости, он и на самом деле был лузером – являться наследником и умереть, так и не став графом… Ну что тут скажешь?
На ком был женат виконт, я не знала, потому что эту информацию не искала. На портрете, обозначенном табличкой «Myrtle, Viscountess Fleatcourt[33]33
(англ.) «Миртл, виконтесса Флиткорт»
[Закрыть]», была изображена довольно милая молодая женщина с пухлощеким младенцем на руках, одетым в чепчик и белое платьице. И угораздило ведь ее выйти замуж за такого персонажа. Одна надежда, что потом ей повезло больше – если, конечно, она не осталась вдовствующей виконтессой. Но молодые аристократки, особенно красивые и состоятельные, в те времена редко засиживались во вдовах.
Наряд леди Флиткорт меня не особо заинтересовал, к тому же художник – явно уже другой, совсем не та манера письма – уделил ему не слишком много внимания. Единственное, что я рассмотрела внимательно, – это руки. На ее пальцах было несколько едва намеченных кистью колец, а вдруг невестка оставила свои украшения ей? Но кольца были самые обычные, небольшие, и ни одного с синим или лиловым камнем.
Интересно, кого из сыновей виконтесса держит на руках – Эдварда или Томаса? Видимо, придется расспрашивать дворецкого. Хотя, если подумать, – оно мне надо? А с другой стороны – почему бы и нет? Чем тут заниматься? Смотреть многочисленные телевизоры? Как знать, может, к возвращению графьев с континента я буду знать историю Скайвортов лучше их самих.
Второй граф Скайворт был представлен в галерее в двух видах – подростковом (нескладный, как жеребенок, с испуганным выражением лица – или запуганным?) и вполне взрослом. Взрослый граф выглядел более уверенным в себе и даже улыбался. К счастью, лицом он пошел в мать. Далее следовал портрет его жены, ничем не примечательной графини Джейн (без кольца!), и групповое изображение детей – виконта Эдвина, леди Сары и достопочтенного Генри. Последним в ряду был портрет леди Маргарет, и я удивилась подобному расположению. Если следовать хронологии, он должен был висеть рядом с портретом Роджера. Я сделала себе еще одну мысленную пометку – если уж наберусь наглости доставать расспросами мистера Джонсона, то выясню все сразу.
У портрета леди Маргарет я застряла надолго. Он притягивал меня, как магнит. Глядя ей в глаза, я уже не думала о перстне с астериксом – точнее, отодвинула эти мысли на потом. На ее губах не было улыбки, но глаза улыбались – мягко и немного печально. И, кстати, она нисколько не была похожа на отца и брата. Я подумала, что живи она сейчас (или я – тогда), мы вполне могли бы подружиться.
Бред какой-то, с чего я это взяла?
Потому что мы уже подружились.
Мысль была легкая, как ветерок. Да-да, подружились. Почти через пять столетий. Через портрет.
Нет, все-таки бред.
Я встряхнула головой, отгоняя это сумасшествие, и в это время откуда-то из глубины дома донеслись склянки. Где же этот чертов колокол? Ни в холле, ни в столовой его точно не было, я проверила. Вот еще одна загадка.
В столовой меня ждали мистер Джонсон и помощник повара, который в Люськином списке значился как Энди. Похоже, вчерашнее распоряжение Питера не сработало. Как будто в ответ на мои мысли, Энди поклонился, сказал «мадам» и пошел к двери.
– Спасибо, Энди, – сказала я.
Даже если они все меня презирают и считают дворняжкой, пусть я лучше буду милой и вежливой дворняжкой, чем хмурой, неприветливой и испуганной.
Энди обернулся и с несколько озадаченным видом поклонился снова.
«Все правильно», – сказал – в моей голове! – по-английски приятный женский голос.
Приехали… Я выбрала себе в подруги фамильный портрет и разговариваю сама с собой от ее имени. По-английски. Чума на лыжах…
Мистер Джонсон, медленно и отчетливо выговаривая каждое слово, поинтересовался, куда мне подать чай, какое вино я предпочитаю к обеду и нет ли у меня каких-нибудь пищевых ограничений. Я ответила, что ограничений нет, чай попросила в библиотеку, а насчет вина сказала, – поскольку именно он, а не повар заведовал винными запасами, – что полагаюсь на его вкус. Пожелав мне приятного аппетита, дворецкий вышел, закрыв за собою дверь.
Похрустев для затравки зеленым салатом, я налила себе из супницы загадочного ярко-желтого супа-пюре, приправленного мелко нарезанным, остро пахнущим укропом. Как ни пыталась я определить на вкус его ингредиенты, мне это не удалось. Хорошо быть всеядной. Ну, может, за исключением сырого мяса и живых насекомых, это я вряд ли стала бы есть без серьезной угрозы голодной смерти.
На второе было запеченное в горшочке мясо с овощами и паровая рыба. Я попробовала того и другого и поняла, что десерт – заварной крем с фруктами и печеньем – в меня уже не влезет. Но… нельзя расстраивать повара. Пришлось положить немного в розетку.
Я как раз сражалась с последними ложками, когда позвонила Люська. Она доложилась, что все в порядке, они уже в Париже, в отеле, погода хорошая, и спросила, как мои дела. Я бодро ответила, что у меня тоже все в порядке, погода ужасная, я сижу за ланчем, а до этого бродила по дому и рассматривала портреты.
– Кстати, – поинтересовалась я, словно между прочим, – на одном портрете очень интересный перстень с большим синим камнем, он случайно не сохранился?
– С большим синим камнем? – задумчиво переспросила Люська. – Нет, кажется, нет. Ты же знаешь, я не люблю большие перстни. Есть в сейфе два или три, старинные. Но, если не ошибаюсь, не синие.
Мы поговорили еще пару минут, договорились вечером пообщаться в скайпе, и Люська отключилась.
Так, значит, кольца нет. Я была немного разочарована, но, по правде, особо и не надеялась, что смогу подержать его в руках.
Домучив крем, я вышла в холл. Одна из горничных, сидя на банкетке, вычесывала одну из корги. Энни и Салли были абсолютно похожи, а собак я различала, только когда видела их вместе. Мама Фокси все-таки была покрупнее и повальяжнее своей непоседливой дочки.
– Можно мне? – робко проблеяла я, подойдя поближе.
– Конечно, мадам, – горничная протянула мне щетку и резво вскочила с банкетки. Похоже, вычесывать собак было ее нелюбимой обязанностью.
Я села на ее место, наклонилась к псине, которая лениво потянулась, подставляя мохнатое пузо. Я принялась вычесывать ее, периодически снимая со щетки пух и складывая его в кучку. Хотя поза была и неудобная, размеренность движений и полный желудок навевали дрему. Мне показалось, что я слышу легкие, заглушаемые ковром шаги по лестнице, шуршание парчовой юбки…
Я распрямилась так резко, что закружилась голова. Ни на лестнице, ни на галерее, ни в холле никого не было. Корги подняла голову и недовольно посмотрела на меня: ну ты чего, чеши давай. Я положила щетку и комок пуха на столик: вдруг кто-то вяжет из него носки. Определенно надо пойти проветриться.
Приоткрыв дверь, я выглянула на крыльцо. В воздухе по-прежнему висела водяная пыль. Быстренько сбегав наверх за ботинками (а ведь сомневалась, брать или нет!), я выбрала дождевик с капюшоном в маленькой гардеробной у входа – там на крючках висело несколько плащей, в ведре-подставке стояли большие зонты, а вдоль стены тянулась штанга с плечиками для верхней одежды, сейчас пустая.
Корги осталась в холле, а я вышла и побрела по дорожке вокруг дома, радуясь своим не накрашенным глазам – лицо моментально стало влажным.
Обойдя «Хэмптон-корт», я зачем-то свернула с дорожки и побрела по траве к хозяйственным постройкам. Хотя лужайки были аккуратно подстрижены, низ брючин промок моментально. Я остановилась, задумавшись: вернуться в дом или все-таки идти дальше, и тут увидела, что Бобан машет мне, стоя у гаража. Испугавшись, что он опять заболтает меня до полусмерти, я помахала в ответ и юркнула в полуоткрытую дверь конюшни.
Внутри царил полумрак, пахло сеном, навозом и лошадьми – интересно, а чем еще там могло пахнуть? Конюший Джерри материализовался ниоткуда.
– Мадам? Желаете прокатиться?
А ведь я в школе в драмкружок ходила. И даже один раз играла подругу главной героини. Миленький Станиславский, помоги, а? Миленький конюший Джерри, я, конечно, маленькая дурочка, но ведь ты – такой большой, умный, сильный, смелый, красивый!..
– Мне бы хотелось, – вздохнула я, путаясь в пассиве и сослагательном наклонении. – Но я не умею… и… немного боюсь…
– Не страшно, мисс, – ура, Станиславский сработал! Теперь я мисс, что уже не так официально. – Я вас научу. Только нужна одежда. И обувь.
Я попыталась пойти на попятный, но конюший настоял, чтобы я немедленно позвонила Люське и получила добро на заказ амуниции. Люська посмеялась и добро дала («Норм, Джерри с тебя не слезет, пока через барьеры не будешь прыгать»). Конюший записал мои размеры и пообещал, что через пару-тройку дней можно будет приступать.
Огромный черный конь насмешливо заржал прямо у меня за спиной – я дернулась, как укушенная, и с ужасом уставилась для него.
– Нет, мисс, этот не для вас, – успокоил Джерри. – Это конь управляющего. А вот Полли – хорошая девочка, спокойная. Познакомьтесь.
Он дал мне морковку и подвел к небольшой рыжей лошадке с неожиданно черной гривой и хвостом. Умирая от страха, я протянула ей морковку. Полли покосилась на меня синим – совсем как у леди Маргарет – глазом, будто говоря: «Дурында, не бойся, не укушу», и осторожно взяла морковку с моей ладони. Губы у нее были мягкие и теплые. Я осторожно погладила ее по шее. Полли кивнула.
– Хорошо, – одобрил Джерри. – Вы ей нравитесь.
Попрощавшись, я выглянула наружу. Бобана нигде не было видно, и я быстро вернулась обратно на дорожку. Внутри у меня все дрожало, то ли от страха, то ли от внезапного счастья, и я все время вспоминала мягкие губы Полли на своей ладони. Может, ничего? Может, научусь? На машине вот тоже безумно боялась ездить сначала, но ведь научилась же. Правда, немного смущало, что я ввела Люську в расходы, – наверняка эта амуниция недешевая. Посовещавшись со своей совестью, я решила добавить верховое снаряжение к вечернему платью – как компенсацию за то, что бросили меня на месяц одну.
Обойдя дом кругом, я окончательно продрогла. Было не холодно, но промозгло. А я не взяла почти ничего теплого. Кроме этих черных брюк – только джинсы и два свитера. А в этом средневековом склепе, похоже, даже в самую жару не особо жарко.
До чая был еще вагон времени. У себя в комнате я сменила промокшие брюки на джинсы и решила, что вполне могу выпить кофе в жральне, а потом устроиться в библиотеке. Может, мистер Джонсон уже нашел мне книгу о замке.
Книга действительно лежала на журнальном столике – в компании со свежими газетами, номерами «Tatler» и «Esquire»[34]34
Глянцевые журналы
[Закрыть], справочниками английской аристократии «Debrett's People of Today» и «Debrett’s Peerage & Baronetage». Был там еще потертый альбом с рисунками и фотографиями, который я поначалу проигнорировала – а зря.
В библиотеке топился камин, было тепло и уютно. Рядом с камином стояли два больших кожаных кресла, журнальный столик – между ними. Наверно, предполагалось, что хозяева (или хозяин и его гость) будут сидеть в креслах, смотреть на огонь, пить бренди и беседовать. А может, читать книги или газеты. Или таращиться в свои смартфоны – хотя, нет, это вряд ли предполагалось.
Книжные полки уходили до самого потолка, некоторые были застеклены – видимо, там хранились самые ценные фолианты. В промежутках между шкафами стояли складные лесенки. На стенах висели семейные фотографии в рамках – такие же пафосные, как и портреты в галерее. Еще в библиотеке было несколько диванчиков, компьютерный стол с новеньким моноблоком, стулья и еще какая-то непонятная конструкция у окна.
Я устроилась в кресле с ногами и взяла книгу – довольно толстенькую и красиво изданную. Называлась она без особой фантазии – «Skyhill & Skyworths». В качестве автора значился Robert Dunner, 17th Earl of Skyworth[35]35
(англ.) Роберт Даннер, 17-ый граф Скайворт
[Закрыть]. Год издания – 2013, количество экземпляров – 50. Стало быть, книгу написал дядя Питера и издал за свой счет для личных нужд. А сам Питер – восемнадцатый граф. А вот я знаю своих предков всего на четыре поколения назад, не считая себя. Грустно.
Заглянув в оглавление, я чуть не завизжала от восторга. О замке была только первая часть книги. Вторая – обо всех членах рода Скайвортов, от лорда Хьюго до самого Роберта. То, что доктор прописал! Но, как говорится, добро без худа – чудо, потому что читать без словаря я не могла, а искать в библиотеке англо-русский словарь можно было до посинения, и совершенно не факт, что я бы его нашла. Пришлось вылезать из мягкого кресла и включать компьютер.
Разумеется, первым делом я открыла главу о леди Маргарет. Каково же было мое разочарование, когда я обнаружила, что сведения о ней занимают меньше страницы и все они мне уже известны. Ну, может, кроме того, что она трижды была помолвлена, но так и не вышла замуж, умерла в замке и похоронена в фамильном склепе деревенской церкви. Я еще раз полюбовалась ее портретом на глянцевой вклейке и стала просматривать главы о других предках Питера.
