Текст книги "140%"
Автор книги: Татьяна Ростова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Татьяна Ростова
140%
Часть 1
1
Обычно мы собирались возле 42 сада, там, где к нему вплотную подступали гаражи. Я садилась на поваленное толстое дерево, выглаженное временем, и медленно доставала сигареты из кармана джинсовой куртки. Никто из моих друзей не возражал, многие дымили молча рядом.
На наших лицах, в глазах, была усталость, но совсем не от безделья, скорее, наоборот.
Я смотрела на то, как быстро тлеет день, похожий на мой чадящий окурок. И по ощущениям, и по сущности.
– Че смешного то? – спросил меня Славик, слегка толкнув коленом и задев мою ногу в светло-голубых джинсах. С дырками на коленках, само собой.
– Да ничего, – отрезала я, даже не повернув головы. Славик был занудный и привязчивый тип, но добрый. Он давал мне списывать алгебру.
– Колись, как познакомилась со Стоуном? Откуда его знаешь?
Я вздохнула и сначала хотела не отвечать, а потом повернула голову и сказала: – Блин, по телефону записалась и пришла. Там, в салоне, уже и познакомилась.
– И потому он пригласил тебя на Russian Tattoo Expo? Ты хоть знаешь, что оно в этом году проводится здесь?
– Не только меня, всех, кого с собой позову, кто захочет.
– Офигеть. Ты хоть знаешь, кто такой Стоун?
Я кивнула, пытаясь избежать его захлебывающихся в восторге высказываний, но это было бесполезно. Славик десять минут рассказывал, какой крутой тату-мастер Рома Стоун, и насколько сложно с ним вообще договориться. Он лауреат международных тату-конвенций и предпочитает делать татуировки только тем, кто на самом деле готов или достоин.
Я вздохнула. Вот как раз Стоун мне и заявил, чтобы я с мамой на сеанс приходила, а если серьёзно, то лет через пять, если желание не пропадёт. Короче, я не внушила доверия и показалась ему маленькой курицей, возомнившей себя взрослой. Что было очень обидно.
Но разве я могла всё это как на духу рассказать таким, как Славик? Он знал совсем другие подробности, которых не было на самом деле. Спасибо большое моему воображению.
Напротив меня стояли Кира с Матвеем и выясняли отношения уже больше получаса. Никто на это перманентное состояние внимания не обращал, а у меня вдруг заболела голова.
Киру я не любила и не скрывала этого. Когда она ловила меня на лжи, посылала её подальше, подругой она мне никогда не была. Она обожала оказываться в центре внимания, и все те, кто этот центр не признавали, например я, были её врагами. Но иногда мы общались, если рядом больше никого не оказывалось. Такой вот парадокс. Короче, мы терпели друг друга.
Матвей был спортсменом, оканчивал школу всего с парочкой четверок и не являлся занудой. Редкое сочетание, если бы не его отношения с Кирой. Она его портила, заставляя превращаться в жалкую послушную собачку, и из-за этого со стороны иногда даже занудный Славик выглядел лучше.
По моему скромному мнению.
Прямо посреди долгого монолога Славика меня толкнула сидящая слева Марина и, не церемонясь, спросила:
– Ты что решила насчёт родаков?
Я дёрнула плечом, что должно было означать небрежный жест, если бы не выпавшая из пальцев сигарета. Мои родители разводились, делили имущество, ломали нам с братом жизнь, меняя свою навсегда, думая, что делают лучше. Я интуитивно понимала, что не мне их судить, но судила. Мне хотелось, чтобы радужное детство, которое у меня когда-то было, никогда не заканчивалось, а реальность в виде равнодушия родителей друг к другу никогда не наступала.
– Не знаю, – хрипло ответила я, и Марина поняла, что расспрашивать меня ещё рано.
Она уже через это прошла, когда ей было двенадцать, и потому её рука безвольно упала на бревно рядом. Наверняка уж она-то меня понимала. Но ей повезло, в их семье случилось чудо – её родители, разведясь и прожив год отдельно, вновь сошлись и жили дружно по сей день. Такое тоже бывает, как исключение.
Наступили сиреневые сумерки, и звуки сразу стали глухими, будто в тумане. Я оглядела наш закуток за гаражами. За забором сада слышались детские веселые вскрики, последних мелких забирали родители. Я подумала о моём брате, которому сейчас было восемь. Такой маленький, но всё прекрасно понимал и каждый день придумывал новые трагедии, чтобы его заметили родители. Бедный Тёма.
К Кире подошла Моника и положила успокаивающе ладонь ей на плечо. Та уже была багровая от негодования на своего парня и его страшным поступком – Матвей не подождал её после столовой, а с друзьями-спортсменами ушёл на тренировку. Подлец.
Я чуть улыбнулась. Это и правда со стороны выглядело смешно. Только спустя годы я поняла, что мои родители были точно в такой же ситуации, да только они к тому времени пришли к выводу, что устали оба от бесконечных претензий, обид и равнодушия, которое росло из первого пункта.
Воздух был приятен, весна распускала новые еле зелёные листья, земля пахла сыростью и мокрым деревом. И на ум приходило то, что это место в следующем году будет заброшенным. Все будут заняты другой жизнью и вряд ли соберутся здесь, когда зашуршат под ногами ломкие листья.
– Ну ладно, Кира, – вяло и заунывно пропела Моника, как она это умела. Армянская красавица, считающая, что намного лучше русских девушек. – Ты придумала, как будешь писать рецензию на пьесу Вампилова? Из Интернета же не вариант для Жанны?
Это был даже не вопрос, а утверждение, помноженное на просьбу. Моника была всегда неподражаема даже с учителями. Училась она плохо, но для таких, как я, весело. Смешно было наблюдать за её пререканиями с учителями и нытьём. Я так не умела, мои оценки мне доставались гораздо тяжелее.
– А за нас напишет Карева, – усмехнулась Кира и уставилась на меня в упор.
– Конечно, – кивнула я. – Вам разными словами или можно одинаковыми?
– Сучка, – усмехнулась Кира добродушно и резко оттолкнула Матвея. – Не хочу больше с тобой говорить.
Она через секунду исчезла в свалившейся на нас темноте, а её парень остался стоять с опущенной головой. Мне было не видно, но я знала, что глаза его тревожны, а рот сильно сжат.
К нему как будто невзначай подошёл его приятель Саня, и они стали о чём-то вполголоса говорить. Матвей отвечал неохотно, потом повернулся и тоже ушёл.
Я несколько секунд размышляла, не пошёл ли он догонять Киру, но тут тихо произнесла Марина: – Она перегибает палку, он скоро кинет её.
– Да он по любому её кинет, детство кончилось. Она это знает и поэтому перегибает, – сделала вывод я и рассмеялась, но мой смех был невесёлым.
– Тебе на психолога надо поступать, – в своей медленной манере произнёс Славик. – Ты на-асквозь видишь.
– Ага, – кивнула я. – Именно так я и поступлю.
Я встала, закидывая школьный рюкзак на правое плечо и одновременно подтягивая джинсы, в последнее время спадающие с меня. Я была, что называется, с дефицитом веса, но не потому, что так мечтала, а потому что абсолютно забывала поесть. Бесконечные факультативы, подготовка к ЕГЭ, консультации, пересдачи, я уже не говорю про мои занятия английским и математикой, которая постоянно хромала на обе ноги – всё это не добавляло аппетита.
– Ты идёшь уже? – тоскливо произнесла Марина, которая завистливо оглядела мои костлявые бёдра. Она наоборот все проблемы заедала ароматными булками, и сама уже не находила у себя талии.
– Ну, как бы да, – кивнула я. – А ты нет?
Марина покосилась на Славика, загадочно уставившегося в потемневшее небо.
Я знала, что совсем недавно они стали спать друг с другом, и это не было отношениями, это была гуманитарная помощь. Они скрывались ото всех, но я то всё равно знала, и мне было смешно наблюдать за этими переглядываниями, потому что сама оказалась в точно такой же ситуации.
Я постаралась скрыть улыбку и, помахав им рукой, медленно вышла из-за гаражей на широкий тротуар вдоль девятиэтажки. Он освещался только светом, льющимся из окон квартир, и было жутковато, никого вокруг.
Я не достала наушники из-под куртки, предпочитая такие места проходить стремительно и без ущерба для себя. В мыслях был мой брат, который сегодня сломал ногу на физкультуре в школе, потом они оттуда с мамой ездили на скорой накладывать гипс, и сейчас наверняка уже были дома. Бедный-бедный Тёма. Он искренне верил, что родители ещё сойдутся и всё закончится хорошо.
Я дошла до самого тёмного участка, где на нижних этажах не горело ни одного окна, а закрытый намертво вход в давно заброшенный магазин как будто прищурился мне из-под козырька. Когда-то здесь, поднявшись по лестнице, можно было купить пива и сигарет, пока его почему-то не прикрыли.
Из-под лестницы вдруг шагнула высокая фигура, обхватила меня и, зажав ладонью рот, поволокла обратно в густую темень.
– Тш-ш-ш, это я, – выдохнул мне горячо в шею голос Матвея.
Я от страха стала каменной, а через секунду мне захотелось хорошенько врезать ему, и я стала вырываться. Но он крепко прижал меня к себе и стал глубоко, тяжело дыша, целовать. У меня закружилась голова. Через секунду я почувствовала его раскалённые ладони под тонкой рубашкой. Мы оба задышали, как после длительного бега, и нас вполне могли услышать, но вокруг было темно и безлюдно.
Он повернул меня спиной к себе, заставив опереться ладонями о стену дома, увитую плющом и уже покрытую густой листвой. Я ощущала прохладу листьев, зарылась лицом в них, чувствуя запах пыли. Я тоже его хотела, мне было мало этих спонтанных тайных встреч. Я не отказалась бы проваляться всю ночь в его постели, да и он думаю тоже.
Позже я сидела у него на коленях, а он на ступеньках бывшего магазина, опустив лицо в мои растрепавшиеся волосы.
– Бред какой-то, – наконец выразил он то, что наболело. – Ты понимаешь, что происходит? Тонь?
Я улыбнулась в темноте, в сотый раз поцеловав его красивый рот.
– Это секс, – выдохнула я ему в рот. – Влечение. Это очччень круто, по-моему.
– Опять ты всё оборачиваешь в шутку, – тихо прохрипел он, с удвоенным интересом отвечая на мой поцелуй. – Если бы я не был у тебя первым, подумал бы, что ты прожженная опытом женщина.
Я перестала улыбаться и ощутила мертвый холодок в груди. Откуда он столько знал обо мне? Как он догадался? Разве весь мой спектакль был напрасным?
– Что, думала, я не понял тогда?
Я не знала, что сказать и рассеянно ковыряла воротник его куртки.
– Ну давай, издевайся надо мной, – наконец выдавила я. – Скажи, что у меня просто зудело с кем-нибудь переспать, вот я и…
– Нет, – усмехнулся в темноте он. – Признайся, у тебя зудело переспать со мной.
– Ну ещё лучше, – кивнула я и хотела встать с его колен, но он удержал меня, обхватив бёдра.
– А теперь ты делаешь вид, что ничего особенного не происходит, – подвёл итог он.
– Это нормальный физиологический процесс, мне он нравится, ты тоже вроде без претензий, всё отлично, – как можно беспечнее сказала я и хотела достать сигарету из кармана, но он не дал.
– Нет, я не согласен, потому что я уже не могу это контролировать, я постоянно хочу тебя.
– А как же Кира, с ней ты не спускаешь пар? – удивилась я.
– Нет. У нас всё идёт к концу. Мы не спим уже давно, ещё до того… до тебя ещё.
– Я надеюсь, я не причина вашего разрыва? Ненавижу драмы, мне и дома хватает. У нас с тобой просто секс, об этом не обязательно кому-то знать. Это пройдёт, как только ты уедешь в свою Москву поступать. Думаю, это просто физическая необходимость. Только нам негде.
Я тихо рассмеялась, погладив его грудь ладонью и спустившись ниже: – Мне мало того, что у нас есть.
Матвей смотрел на моё лицо в рассеянном свете кое-где включенных в квартирах ламп.
– Нет, у нас с Кирой не из-за тебя всё развалилось. Ты – это скорее следствие. Я и не знал, что так бывает.
– Как? – шёпотом спросила я, чувствуя, как он весь напрягся от моих лёгких прикосновений.
– Я думал, что люблю её, пока не стал спать с тобой.
Я положила ему голову на грудь, вдохнув его запах. Сегодня у него была тренировка по баскетболу, и от него пахло потом, но я с удовольствием вдыхала этот запах, он был приятен. От него пахло разгоряченным желанием.
На улице резко похолодало, хотелось зайти куда-нибудь в тепло и прижаться друг к другу, согревшись. Я задрожала, и его руки потёрли мою спину.
– Ты очень странная девушка. Ни на что не претендуешь, ты не похожа на других.
– Прежде всего я не похожа на Киру, – заявила смело я. – Я не вижу смысла. Ты всё равно скоро уедешь и забудешь всё, что с тобой было весной этого года. Это просто гормоны. И у тебя, и у меня. Наверное.
Мне очень хотелось, чтобы он поверил в мои слова, потому что на самом деле в них не было ничего от правды.
– Ладно, пора домой, – я встала и пошла разыскивать свой рюкзак в траве, который свалился в самом начале нашей встречи.
Мы больше почти не разговаривали. Матвей проводил меня до дома, не боясь, что нас увидит кто-нибудь. Да мы с ним вовсе и не думали об этом. Я хотела уйти, не прощаясь, но он поймал меня за запястье, притянул к себе и глубоко поцеловал.
– Спокойной ночи, Тоня, – прошептал он. – Я хотел бы спать рядом с тобой.
Я усмехнулась.
– У меня небольшая квартира, и комнату я делю с младшим братишкой.
– Значит, надо что-нибудь придумать.
– Меня бы это тоже устроило.
На этом мы расстались, а я вошла в подъезд, с тоской вспоминая последний час.
Ведь на самом деле я, циничная и независимая, насмешливая и проницательная – по уши влюбилась в Матвея Алексеева.
2
За месяц до того, как листья на деревьях развернулись и стали шелестеть, Кира перестала обращать внимание на прикосновения её парня Матвея. Да, они до этого встречались целый год, и уже на второй неделе свиданий отношения перешли в физические, но сейчас девушка прекратила их намеренно.
Она всерьёз рассчитывала, что Матвей, парень из обеспеченной семьи, с головой на плечах, спортсмен и не бабник, станет её мужем. Но он собирался поступать в МГМУ им Сеченова, из чего Кира сделала вывод, что любимого она больше не увидит, как только он улетит туда на самолёте.
Девушка решила не подпускать его к себе, чтобы накалить страсти между их телами, и он тогда передумал бы, и остался дома. Но произошло что-то странное – отношения стали распадаться на глазах.
Кира злилась, предъявляла претензии, закатывала скандалы, а он отдалялся всё больше, будто разлюбил.
В один из таких вечеров, когда только что сошёл снег, и вокруг стояла мрачная жирная грязь, их компанию пригласили на вечеринку к Максу Истомину. Он жил с родителями за городом в большом доме. Родители улетели в Тайланд, а он решил позвать парочку друзей. Пришло, конечно, человек двадцать. Все они знали друг друга, почти все учились в одной школе, и тесно общались. Кира пила много шампанского, назло Матвею вешалась на Макса и громко смеялась над его анекдотами. Они пили вино, потом текилу, смотрели клипы, танцевали, кто-то в какой-то момент достал необычные сигареты, вечер шёл своим чередом, пока Кира вдруг не заметила, что многих из их компании просто нет в доме. Они видимо уехали, как только им наскучило, а она осталась с Моникой, танцевавшая с Максом весь вечер. Матвея и след простыл.
С того момента у них и нарушилось. Себя она виноватой не считала, а он молчал и вообще ничего не говорил, ни слова упрёка, будто его больше не касалось то, с кем и как она проводит время. Будто ему всё равно.
На самом деле Матвей никуда не уезжал.
Когда они приехали в дом Макса, его поразило обилие комнат. Он был построен весь из дерева, и выглядел, как шале где-нибудь в Альпах – дорого и красиво.
Матвея заинтересовала сама архитектура, и он пошёл посмотреть с разрешения Макса. С ним увязалась и Тоня. Она шла молчаливой тенью, изредка дотрагиваясь до деревянных панелей, отполированных до янтарного мерцания.
Матвей оглянулся на девушку, отметив, что одета она в коротенькое шерстяное платье с ассиметричным вырезом на шее, а от прохлады поджимает пальцы в тонких колготках. Её длинные каштановые волосы спускались по плечам и спине, тонкое лицо было серьёзно, хотя в остальное время она всегда старалась шутить, язвительно смеяться и насмехаться. Он буквально не узнал её, поэтому и присмотрелся.
– Впечатляет, да, Тоня? – спросил он.
– Ага, – отозвалась она и улыбнулась, отчего её светлые глаза заблестели.
Они зашли в спальню родителей и уставились на огромную кровать, заполнившую собой просторную комнату.
– Это тоже впечатляет, – тихо сказала она, проводя рукой по серебристому покрывалу.
Матвею вдруг ударил в голову её голос. Было ощущение, что он хотел бы его слушать и слушать.
Он с размаху лёг на постель и закинул за голову руки.
– Отличная кровать, – констатировал он. – Не знаю, как насчёт спать, а лежать удобно.
Девушка подошла вплотную к его ногам и с высоты своего роста обаятельно улыбнулась. От её зеленых глаз по лицу скользнули лучики.
– Да это настоящий аэродром, – усмехнулась она двусмысленно.
Матвей приподнялся на локтях, чуть удивлённо вскинув брови. Он словно по-новому увидел эту дерзкую, зачастую прямолинейную девчонку. Но она не была наглой грубой хабалкой, не позволял интеллект.
– Есть опыт для сравнения? – спросил он вполголоса. В просторной комнате почему-то стало жарко.
Она ничего не ответила, смерив его оценивающим взглядом и вышла.
Матвей только сейчас понял, что задержал дыхание, глядя на неё.
Общались они с того момента, как он стал встречаться с Кирой, это была её знакомая, но по-настоящему заметил Тоню только сейчас. Он всегда считал девушку слишком свободной в нравах, хотя ни разу не видел её с парнем. Наверное, это впечатление сложилось из-за того, как она отзывалась о людях и о мире вообще. Она смотрела на всё мрачно, но насмешливо. Создавалось ощущение, что она не хотела казаться солнечной и счастливой. На ум Матвею тут же пришла его бабушка, живущая в Сочи. Она была законченной пессимисткой и никогда не видела ничего хорошего даже в светлых событиях, о чём спокойно и зловеще вещала всем, кто соглашался слушать. Тоня напоминала её, разве что жизненного негативного опыта было поменьше.
Матвей нахмурился и догнал её уже в коридоре.
– Ты домой не собираешься? – спросил он у её спины, по которой спускались абсолютно прямые стрелы густых волос. Их захотелось потрогать, и он сжал ладонь в кулак.
Поразительно, как быстро он забыл свою девушку, с которой совсем недавно обсуждал вопрос о серьёзных отношениях.
– Нет. Хочешь выпить? – спросила она и тут же вложила ему в ладонь бутылку пива.
Он удивился, но сделал глоток. Потом она взяла бутылку и на ходу тоже отпила, закашлявшись.
– Смотри, как жёстко сделано, – кивнула девушка на стены коридора, обитые натуральной тёмной кожей.
– Да уж, – рассмеялся Матвей. – Мне что-то перехотелось по комнатам ходить.
– Точно, – кивнула Тоня. – Нет, давай в ещё одну заглянем, ту, с которой на террасу выйти можно.
Комната оказалась очень большой и самой обычной спальней с бархатными тяжелыми шторами. Правда, над кроватью имелся высокий балдахин, и из-за этого в глубине постели теснились тени вечера.
Тоня внимательно огляделась и подошла к окну во всю стену, через которое и вышла на широкую террасу.
Закат уже догорел, оставив на горизонте оранжевые всполохи, и девушка смотрела туда, облокотившись о перилла. Морозный воздух её как будто не смущал, но Матвей все равно на всякий случай спросил: – Тебе не холодно?
– Смотри, отсюда видно реку, – махнула она узкой ладонью в ответ и чуть улыбнулась.
На самом деле это была не река, а отросток от искусственного пруда, на берегу которого настроили этих прекрасных тщеславных домиков.
– Можно спуститься в сад и пройтись туда, если хочешь, – предложил он.
Матвей огляделся, заметив удобную плетёную мебель и сел в кресло с пухлыми подушками. Несмотря на то, что они стояли под открытым небом, они не были мокрыми или даже сырыми. Видимо, за этим внимательно следили.
Тоня повернулась к нему, и он заметил по её белой коже, что она не просто замерзла, заледенела, но держалась очень уверенно и почти не дрожала.
– Я что, нравлюсь тебе? – напрямик спросила она, глядя в глаза.
Матвей подумал, что этот вопрос, тон и взгляд – в её духе, и от этих мыслей внутри почему-то потеплело.
– Да, ты мне нравишься, – спокойно произнёс он и заметил, как блеснул её взгляд. Что это было в глубине этих зелёных красивых глаз? Ему показалось – решительность.
Она медленно подошла, и он смотрел на её ноги в тонких колготках, которые наверняка посинели от мартовского холода, но в этот момент Матвей понял, что девушка его всерьёз возбуждает, даже опасно.
Тоня стояла над ним и чуть улыбалась, глядя свысока: – Ты мне тоже. Очень.
Матвей так и не понял, кто из них сделал первый шаг, но скоро они оказались в пышной постели с синим балдахином, она была сверху и от шумных поцелуев кружилась голова. Он запомнил её нежный цветочный запах кожи, страстность, плотно прикрытые веки, судорогу боли, которую она попыталась скрыть. Он понял, что она совсем не такая, какой хочет казаться, и что до него была нетронутой девушкой, а вся напускная раскованность и смелость лишь маска.
После спонтанной вспышки страсти на смятой постели она испугалась. Хотела тут же уйти, но он не пустил, и они проговорили ещё два часа, обнявшись. Они не говорили о будущем или о сексе, или о том, что он у неё первый. Он задавал ей много вопросов о том, чем она дышит, что любит, и постепенно разговорил. Тоня сняла циничную маску и немного открылась ему.
С того вечера они стали видеться тайно от всех, и никогда Тоня его не упрекала, что он ещё не порвал с Кирой, не спрашивала об этом и не требовала повысить свой статус. Ему даже было её жаль. Она походила на человека, который давно перестал верить людям и так сильно разочаровался в них, что не ждёт доброты или любви. Он просто живёт.
За сегодняшний вечер он твёрдо решил расстаться с Кирой, которая уже начала что-то подозревать и спрашивала его о том, не появилась ли у него другая. Ему было в тысячу раз приятнее быть рядом с Тоней шестьдесят минут, чем целый день с Кирой. Странно, неужели он такой ветреный? Всего за несколько месяцев забыл одну девушку и увлёкся другой. Никогда бы не подумал, а если бы узнал его сверхумный и сверхсерьёзный отец, схватился бы за голову. Сказал бы, что это у Матвея от матери, никчёмной красавицы, улетевшей жить в Штаты с молодым любовником.
От направления его мыслей разболелась голова, и когда он подошёл в темноте к высокому забору, опоясывающему частную территорию коттеджа на шесть квартир, он уже тёр виски, чтобы справиться с нею.
Неожиданно со стороны гаражей, расположенных на территории их дома, к нему вышел отец, хмуро и внимательно оглядывая взъерошенные волосы сына. Несколько минут назад их гладила и трепала очень страстная и красивая девушка, и при мысли об этом Матвей улыбнулся, несмотря на боль в висках.
Его отец был очень высоким и чуть сутулым мужчиной за сорок. После того, как их бросила мать, он ни с кем не встречался, и Матвей подозревал, до сих пор переживал предательство и ненавидел женщин. Егор Ильич имел учёную степень доктора наук медицины и занимался практикой в Медуниверситете – заведовал отделением хирургии. Одно время хотел переехать в Москву, но передумал, не захотев что-либо менять.
– Что-то ты поздно, – устало произнес он.
Лицо его выражало крайнее недоверие, и от этого Матвей тяжело вздохнул. С недавних пор они с отцом как будто разговаривали на разных языках. Всю жизнь он готовил сына для блестящего будущего в медицине, а Матвей не был уверен до сих пор, нужно ли ему это. На этой почве и происходили неприятные разговоры и даже ссоры. Отец попрекал его беспечным безбедным детством, приводил свой пример, когда он начинал с санитара в БСМП-2 и так далее. В итоге Матвей уезжал учиться в Москву, в МГМУ им. И. М. Сеченова, и это было уже точно. Так хотел отец.
– Тренировка по баскетболу, – небрежно бросил Матвей и добавил, – а ты рано.
– Да, сегодня разгрузочный день, и такое бывает, – попробовал улыбнуться Егор Ильич, и это выглядело даже как-то странно на его каменном смуглом лице. Очень тёмные карие глаза были будто воспалены то ли от бессонных ночей, то ли от напряжённой работы.
Они зашли в свой подъезд, в котором пахло цветами, распустившимися в свете узких окон, и Матвей уже подумал, что отец смягчился после последней стычки сегодня утром, но нет, это было бы слишком просто.
– Я не видел твоих контрольных по химии, не даешь просмотреть, ты что, не готовишься? У тебя ведь западает неорганика, и это огромная проблема.
Матвей сбросил рюкзак у двери и молча прошёл в ванную у входа, чтобы помыть руки. Под ноги ему бросилась абсолютно белая персидская кошка Николь, его любимица. Она громко мяукала, проголодавшись и истосковавшись в одиночестве.
– Я сделаю. Просто времени не хватает. В выходные покажу тебе, точно.
Когда он вышел и взял наконец кошку на руки, увидел на лице отца так ненавидимую им пренебрежительную ухмылку, которая всегда уничтожала морально. И похоже, она у него была так же естественна, как и тёмные глаза.
– Ты провалишь экзамены, на курсы ты не захотел ехать, – уже зло сказал Егор.
– Па, ну как это возможно? Мне школу надо окончить. Кто меня отпустит?
– Всё решилось бы.
– Я и так поступлю…, – примирительно сказал Матвей, но тут же зажмурился от боли в голове, потому что отец закричал. Николь у него на руках дёрнулась и соскочила вниз, поцарапав руку хозяину.
– Тогда какой, к чёрту, баскетбол? Что за дурь, осталось пару месяцев до экзаменов в школе, а потом сразу туда? Ты хоть понимаешь, сколько это времени? Ты ничего не успеешь!
Матвей постоял молча, опустив голову, чтобы самому не завестись, а потом пошёл на кухню.
– Кто она? – услышал он за спиной голос отца, и его рука дрогнула, когда попытался налить себе сока в стакан.
– О ком ты? – спросил он и помрачнел.
– Та девчонка, с которой ты спишь. У тебя это на лице написано, и про баскетбол мне можешь не рассказывать.
– Ладно, – кивнул Матвей и повернулся, встретившись своими серыми глазами, доставшимися от матери, с обсидиановыми – отца. – Не буду. Какая разница – кто она?
По лицу отца пробежала волна насмешки.
– Вот именно. Я об этом и хочу тебе сказать. Она никто и ничто, ты скоро будешь строить свою судьбу…
– Чем тебе не нравится наш медуниверситет, не пойму. Сюда даже арабы едут учиться, – спокойно пожал плечами Матвей. – Всегда славился и…
– Потому что в Москве у тебя будут другие возможности и перспективы, и я тебе помогу, если надо. Но поступить и сдать экзамены ты должен сам, и подготовиться к ним тоже. Так что о своей подружке надо забыть, пора уже сосредоточиться.
– Её зовут Тоня, – с вызовом, твёрдо произнёс он. – Она бы тебе понравилась.
По смуглому лицу отца пошли багровые пятна.
– А ты наверное знаешь её мать, она тоже врач-хирург, фамилия Карева, – добавил Матвей.
– Нет, не знаю, и не хочу знать. Давай будем понимать друг друга, или ты вообще не слышишь меня?
– Я слышу и понимаю, я не тупой, – кивнул Матвей, отрезая себе щедрой рукой кусок колбасы. К ним по средам приходила готовить домработница тётя Аня, а сейчас был вторник, и в холодильнике выжила только колбаса и немного сыра. – Всё будет нормально, пап. И Тоня мне не помешает.
– Только если ты этого не позволишь и займёшься делом наконец, – буквально выплюнул Егор и ушёл к себе в комнату переодеваться.
Матвей покачал головой, быстро прикончив бутерброд. Нужно было ещё накормить Николь, которая снова появилась на кухне, его зеленоглазая красавица. Вспомнив о том, что у Тони тоже зелёные глаза, он тихо рассмеялся.
– Вот вы, девчонки, точно найдёте общий язык.
Отец нервничал, и Матвей понимал, почему. Очень скоро он останется в этом доме совсем один. Жена бросила его, сын уедет учиться и вряд ли вернётся, настоящая переоценка ценностей. Поэтому у Матвея не было злости на него, только сочувствие.
А насчёт Тони он и сам стал много думать. Может быть, даже слишком. Эта изо всех сил независимая девчонка остаётся здесь, в Ростове, и куда поступит – не известно, потому что её родители в процессе развода. Она ничего не говорит об этом, но заметно, что слишком сильно переживает. Её жизнь уже рушилась, а она смотрела на это и не могла ничего сделать. Даже если бы захотела. Что тут можно сказать? Банальности типа – это судьба?
Получалось, что для неё же лучше было не сближаться с ним. Да и ему тоже скоро уезжать, быть может навсегда, тогда зачем привязывать к себе девчонку?
Миллион вопросов, слишком сложных и неразрешимых. Одно только было очевидно – их тянуло друг к другу, и этому противостоять было глупо и опасно для здоровья.
Он тяжело вздохнул и пошёл в душ.
