Текст книги "Жизнь и приключения вдовы вампира (СИ)"

Автор книги: Татьяна Буденкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Происшествие на могиле вампира

Глава 15

Этой ночью Аким Евсеич долго не мог уснуть. Не помогали ни мятные чаи, ни долгое сиденье за работой. Беспокойные мысли заставляли крутиться в постели так, будто кто в бок толкал.

С одной стороны, дом свой Аким Евсеич отремонтировал и можно уже возвращаться назад. Но оставить Натали одну в доме Кузьмы Федотыча... он как-то не решался. Хотя в доме многое переменилось, и время прошло изрядно. Но кто бы на месте Акима Евсеича смог забыть, выкинуть из памяти, столь пугающие события, произошедшие в этих стенах? Да и совместный с дочерью быт гораздо экономнее. Но князя Самойлова следовало принять в своём доме.

Уже прижившейся Дуняше, хоть и не по возрасту, но по Настасьину совету, вручил ключи и поручил заведовать закупкой провианта и чего другого для хозяйственных надобностей, а также в её ведении была баня и порядок в доме. Федоту поручил обязанности истопника и... швейцара. Опять вспомнив Кузьму Федотыча. Выходило, не во всём и не так уж был не прав зятёк. Федоту же поручил следить за чистотой и порядком своего верхнего гардероба. Но тут выяснилось, что состоятельному человеку двумя слугами не обойтись. Нужна была повариха, кто-то должен был мыть полы и стирать бельё. Аким Евсеич схватился за голову. В доме Кузьмы Федотыча всё шло своим чередом. Но теперь расходы удваивались: в доме Натали и его новые траты! Что было крайне расточительно и невыгодно. Но куда деваться? На столе лежало письмо князя Самойлова, который, как известно, подыскивал подходящую партию своему сыну. А Аким Евсеич со своей стороны... ну да, ну да, сколько можно молодушке вдовствовать? И Аким Евсеич нашёл экономный выход. Он перевёл прислугу из дома зятя в свой дом, на время, чтобы пообвыкли и приняли дорого гостя как следует. А там можно будет и вернуть всё на круги своя. Пока жить на два дома, соблюдая соответствующий их теперешнему статусу уровень, отцу с дочерью явно не по карману. Спускаться же вниз по лестнице общественного положения – того хуже.

В назначенный день князь Самойлов с супругой и сыном прибыли в Бирючинск и поселились в лучшие апартаменты нового доходного дома. Кстати сказать, очень не дешёвые. Из чего Аким Евсеич решил, что в деньгах князь не стеснён. Сынок его, голубоглазый, удивительно коротко стриженый и не завитый по новой Европейской моде блондин, изволил переодеваться дважды в день. Утренний костюм был светлее вечернего. Перчатки менялись до пяти раз в день. А его чисто выбритый подбородок неизменно соседствовал с воротничком идеальной белизны.

Ужин прошёл на должном уровне. Заранее получившие точные наставления слуги, к удовольствию Акима Евсеича, выполнили всё без каких-либо нареканий. За столом Натали вела себя сдержано и, казалось, совсем не заинтересовалась молодым князем. Тот в свою очередь также был холоден, хотя изыскано вежлив. После ужина, отдыхая на веранде, решили приступить к осмотру могилы вампира утром завтрашнего дня.

У входа на кладбище, в церковной лавке, желающие могли послушать доподлинные жуткие истории, произошедшие в Бирючинске в разное время. Напротив входных дверей прямо на стене местный художник изобразил красочную картину, на которой грешники горят в аду, а сверху, над адом, небольшие облачка с изображением каждого греха в отдельности с циферками. И каждый понимал, что эта та сумма, которую следует пожертвовать во искупление того или иного греха. В лавке постоянно дежурили кто-либо из церковных служек и место это было очень любимо ими, поскольку посетители не только жаловали монеты во искупление грехов своих, но щедро подавали милостыню. Саму могилку к тому времени обустроили так, что она больше напоминала склеп, в котором можно было спрятаться от дождя и ветра. К источнику доходов, будь это самый злостный вампир, следовало относиться рачительно!

Наталья Акимовна ехать на кладбище отказалась, пояснив, что для кого злостный вампир, а для неё – упокоившийся супруг. И она посещает кладбище по установленным для христиан дням.

Князь и его супруга шли к могилке среди кладбищенских крестов то ли с опаской, то ли с чувством, что и сами когда никогда тут окажутся. В церковной лавке князь приобрёл для себя, супруги и сына по красиво упакованному зубчику сушеного чеснока, как обереги от вампира. Береженого, как говорится, Бог бережёт. Церковный служка красочно обрисовал присутствующим обряд вскрытия могилы вампира и его изничтожения пимокатом. Впечатлённые кошмарными подробностями, князь и княгиня были бледны и молчаливы. А их сын, хоть и покачнулся в момент, когда церковный служка в подробностях обрисовывал вбивание кола в грудь трупа, и зубчик чеснока на шею повесил, но по молодости лет, видно считал себя бессмертным, поэтому прятал в краешках губ саркастическую улыбку.

Истопник, считавшийся очевидцем выхода вампира из могилы, с бледным и строгим лицом поджидал состоятельных посетителей внутри склепа бирючинской архитектуры. Когда все гости разместились в тесном, темном и сыром помещении, истопник замогильным голосом начал рассказ:

– И вот, значит, смотрю, а трава у наших ног зашевелилась и земля на могилке вот в этом самом месте, – истопник наклонился, показывая место на могилке и замер.

– У тебя что, никак спину прихватило? – подобающе тихо спросил Аким Евсеич.

– С-с-смотрите с-с-сами, – вдруг начал заикаться истопник. – Опять-с вылезает!

– Да где? Помнишь ли, мы же его пригвоздили! – прошептал Аким Евсеич.

Молодой князь ухмыльнулся и, покачав головой, наклонился над тем местом, куда указывал истопник.

– Торчит оттуда какая-то красная бархатная тряпка, – меланхолично пожал плечами. Но глянул на Акима Евсеича и осекся:

– И золотом поблескивает? – шёпотом спросил тот.

– Да-с, – без прежнего сарказма ответил молодой князь. Аким Евсеич изменился в лице и попятился назад.

– Любимый халат моего зятя: красный бархатный, шитый золотыми драконами, – еле выговорил Аким Евсеич.

– Батюшка, крест, крест нательный в зубы возьмите. Как в тот раз. Помните? – шептал, задыхаясь от страха не мелкий мужик, привыкший махать топором по берёзовым чуркам. – И вы, господа, тоже! – И так как стоял в самом дальнем углу от входа, не разбирая дороги, ломанулся к выходу, готовый снести на своём пути и князя, и княгиню.

Эта совсем не постановочная сцена, столь реальная и правдивая произвела впечатление не только на гостей, но и на хозяев. Княгиню пришлось вести под руки и брызгать в лицо водой, чтобы успокаивать. А она, с расширенными зрачками, дрожащими губами поясняла, что слышала скрежет и тяжкие вздохи из могилы! Истопник, крестясь, подтверждал слова княгини, что наклонившись к могиле, тоже какую-то возню слыхал.

Уезжало из Бирючинска княжеское семейство потрясённым, пригласив Акима Евсеича и Натали к себе, полагая пригласить знакомых спиритов и поведать им обо всём увиденном. А возможно и провести спиритический сеанс. Молодой князь теперь украдкой бросал на Наталью Акимовну внимательные взгляды, и потирал лоб, будто постоянно о чём-то размышляя. И только Натали оставалась в обычном своём состоянии и отнеслась к случившемуся с холодным спокойствием.

За всю дорогу назад молодой князь проронил только одну фразу:

– Уж не мертва ли она? Рука холодна как лёд, при поцелуе даже сквозь перчатку чувствуется. Настоящая вдова вампира! Я читал в иностранном журнале... есть на эту тему научные изыскания, – и умолк, погрузившись в задумчивость.

Оставшись одна, в ожидании, когда батюшка отвезёт её домой, Натали ходила по чистым комнатам с новыми обоями, подходила к креслам хоть и в новых обивках, но тех же самых, в которых она сидела юная и беззаботная. Наконец, остановилась напротив портрета матушки:

– Мне и страшно, и сомнения есть, но думается, что халат на могилке Кузьмы Федотыча закопал Егор Петрович, потому что скрылся он из моей спальни в нём, и ничего лучшего, видно, не придумал, как спрятать на могилке хозяина. – Говорила Натали вслух, как в детстве, делясь с этим портретом матушки своими переживаниями. – Матушка, милая, посоветуй, рассказать ли мне батюшке всю эту историю, или пустое это и не стоит его душу тревожить?

– Что худшее для отца, когда единственная дочь душу свою открыть не желает? Вместе любые трудности пережить легче.

– Батюшка! – ахнула Натали, увлекшись, она не услышала, как вошёл Аким Евсеич.

– У порога пролётка, слуги уже перебрались. Поехали. Одним тут несподручно оставаться.

Разговор с рыбным расстегаем

Глава 16

Тёмный вечер превратил улицы в длинные чёрные рукава, и казалось, дороге нет конца. Во дворах лаяли и рвались с цепей псы, и редкий огонёк пробивался из кое-где незакрытых ставнями окон.

Однако дома царила благодать. Вернувшись на привычное место, слуги с должным усердием взялись за дела. Из кухни доносился запах свежей стряпни. На столе всё было готово к вечернему чаю.

– А я бы что-нибудь поосновательнее скушал... на сон грядущий, – втянул в себя приятный запах Аким Евсеич.

– Так расстегай рыбный только-только из печи вынула. Ежели желаете... – улыбалась повариха.

– Накрывай. А ты, Натали? Талию блюсти будешь?

Натали, в ожидании трудного разговора с батюшкой, о еде не думала. Да и прав батюшка, с плюшек, да расстегаев – только в неглиже ходить, а не в модных платьях.

– Пусть мне чаю с чабрецом заварят.

Натали всё больше волновалась, глядя на батюшку. Она даже представить опасалась, что её ждёт, узнай батюшка о том, что это она укрыла Егора Петровича красным бархатным халатом, а уж про то, как она его из бани выталкивала, сама старалась не вспоминать. А батюшка рыбный расстегай кушает, и разговор заводить не торопится. Аким Евсеич и в самом деле не торопился, потому что не знал, как себя вести с дочерью? Он давно понял, что дочь его взрослая дама, вдова, столько пережившая всего за несколько лет, что и на две жизни хватило бы. С виду хрупкая и нежная, но ему-то было известно, как использовала Натали то самое успокоительное лекарство, о котором Марье Алексеевне рассказывала. Ему, отцу родному, ни словом не обмолвилась, всё в себе держала. Вот и подумаешь ...

– Натальюшка, ты у меня одна единственная – свет в окне. Давно взрослая, вот уж и вдова. Да только для меня всё едино ребёнок мой. – Аким Евсеич замолчал, а Натали, ободрённая такими словами, заговорила спокойно и рассудительно. Рассказала, как неожиданно и без повода с её стороны пимокат в окно спальни влез, да всех слуг в доме перебудил. А когда выскакивал назад чрез окно, она халат этот на него и накинула, чтобы не узнал кто-нибудь ненароком.

– Кто бы, батюшка, поверил, что сам это он, без моего ведома? Слухи бы пошли – не отмоешься! Вот с тех пор этот халат то там, то тут вылезает на свет божий.

– Так что ж ты мне словом не обмолвилась? Не враг же я тебе!

– А что пользы было бы? Так были вы в неведении, люди глядя на вас, никакого сомнения в происходящем не имели. Да и что бы вы сделали? Неужели пошли бы тот халат отнимать? К чему? А так Егор Петрович пуще меня опасается, что прознаете про его проделки. Так что ничего вам про ту историю неизвестно, и вовсе мы об этом разговора не вели.

– Подумать только, я разговаривал с рыбным расстегаем?! Ну да ладно. Раз я знать ничего не знаю, то остаётся решить: что с тем халатом делать? Выходит, Егор Петрович зарыл его на могилке зятя не аккуратно, а земля усела от времени, вот и торчит халат наружу.

– Батюшка... это не всё.

– Что, что ещё я не знаю? – схватился за голову Аким Евсеич.

– Из того, что знать следует, я думаю, всё знаете. Но есть нечто такое, что я объяснить не могу и спросить до сего дня не решалась.

– Ну?

– Повозку, ехавшую на кладбище, с Кузьмой Федотычем в красном бархатном халате, околоточный надзиратель видел до того, как Егор Петрович из окна спальни в нём выскочил.

– Э... значит, когда халат лежал у тебя в спальне... как же мог кто бы то ни было в нём в повозке ехать?

– Это меня и пугает, батюшка. Нет объяснения сему происшествию. Так что страсти в нашем городке доподлинные творятся.

Аким Евсеич заикнулся было рассказать о том, как зять к нему ночью приходил, но передумал. К чему?

– И как же теперь с тем торчащим из могилы куском халата быть? – вслух подумал Аким Евсеич.

– А нам зачем голову ломать? Егор Петрович плохо закопал, пусть и поправляет сам, – спокойно и без тени волнения сказала Натали.

– Откуда же он узнает?

– Городской голова давно Озерки не проведывал. Не плохо бы надоумить, да чтоб вас с собой взял. Счета проверки требуют. Не самому же Петру Алексеевичу карпеть? А там расскажите Егору Петровичу, как кусок халата князей напугал. Я думаю, он вскорости приедет в Бирючинск, да и наведёт порядок... на могилке.

– Натали... Натали... – Аким Евсеич с удивлением смотрел на дочь. Эта рассудительная, жёсткая, а с виду нежная и хрупкая дама, его послушная и ласковая доченька Натали?

– А скажи-ка мне дочь моя, что ты о молодом князе думаешь?

– Больно хил и напыщен... этот юнец.

– Натали? – Брови Акима Евсеича от удивления поднялись вверх.

– Не при вас, батюшка, будь сказано, но... молодость моя проходит, а я так и не узнала женского счастья и удовольствия в супружеской постели. Молодой князь пахнет, будто букет в столовой, из себя хил и по возрасту... мальчик он ещё, не муж. Опять в супружескую постель ложиться без желания и... терпеть супружеские ласки?

– Но у него титул, дворец, а возраст? Не крепкий дуб, конечно, но и не молодая поросль. Самая пора семьёй обзаводится. Что фигурой не взял... так, где же взять в нашем городке такого жениха, чтобы всё при нём и совершенно без изъяна?

– Да уж тогда лучше за Алексея Петровича...

– Ох, нахлебаешься ты с ним горького до слёз!

– Вы бы и князя Самойлова проверили: нет ли на его имущество закладных? Уж, не на наши ли денежки зарятся?

– Натали...

– Пойдёмте, батюшка, спать. А то растревожили душу и себе, и мне. Попробуй теперь усни?

И в самом деле, Акиму Евсеичу не спалось. То ли плотный ужин мешал уснуть, то ли тревожные мысли одолевали? Натали тоже долго читала, но ни любовные страсти романа, ни мягкая тёплая постель не навевали долгожданного сна. И уснули отец и дочь, когда сквозь щелки ставней стал пробиваться рассвет.

Утро следующего дня давно наступило, а в доме Натали стояла сонная тишина. Аким Евсеич кликнул Федота и велел ставни в спальне открывать, да приготовить умыться. И тут услышал, как в дверь кто-то с силой барабанит. А Федот, вместо того, чтобы направиться открывать ставни, вернулся назад:

– Аким Евсеич?

– Ну чего ты растележился? И кто там барабанит?

– Акинфий это. Говорит срочно вам доложить надобно.

– Пусть входит. А ты иди, отвори ставни. Не толкись без дела.

Акинфий вошел к Акиму Евсеичу в рабочем брезентовом фартуке, видно как занимался дворовыми работами, так спешно и отправился.

– Марья Алексеевна утренним поездом пожаловала. Без чемоданов и какого-либо багажа вообще.

– Боже мой! Что случилось? Ничего не говорит?

– Нет. Но просила вас срочно и тайно, никому не сообщая о её приезде, пожаловать к нёй.

– Возвращайся, доложи, сей момент буду.

Неожиданность

Глава 17

Окна в комнатах дома Марьи Алексеевны были по-прежнему плотно зашторены, так, будто никого в доме нет. И только Настасья с чего-то поднималась в дом с накрытой корзинкой.

– Настя? – окликнул Аким Евсеич. – Что у тебя там?

– Так печь в доме разжигать не велено, вот приготовила завтрак у себя во флигеле...

"Боже мой, какая неожиданная напасть могла свалиться на её голову, чтобы она вот так срочно и не уведомив заранее, да ещё тайно, приехала?" – И воображение нарисовало ему едва прибранную, расстроенную или даже испуганную даму. Он пропустил вперёд себя Настю, немного постоял перед входом и вошёл в дверь, видимо специально для него оставленную не запертой.

За накрытым столом в хорошем дорожном костюме сидела Марья Алексеевна и собиралась пить чай.

– Аким Евсеич? Как же я рада вас видеть! – И не вставая из-за стола, подала для поцелуя руку... без перчатки.

– Марья Алексеевна, дорогая, что, что заставило вас приехать столь спешно и тайно?

– Прошу, садитесь. Вы успели позавтракать?

– Я... э...

– Так и думала. Пожалуйте, без особых изысков, но булочки очень вкусны, – улыбнулась Марья Алексеевна.

Аким Евсеич сидел как на иголках, а она пила чай и молчала. Наконец поднялась со стула, прошлась по комнате и остановилась напротив Акима Евсеича.

– Я ожидаю ребёнка.

– Наконец сокровенное желание вашего супруга осуществится!

– Супруг тут не при чём по нескольким причинам, и главная – его долгое отсутствие, а дитё во мне... с недавнего времени. Я за тем и приехала тайно и спешно, чтобы сообщить вам – это ваш ребёнок. И следует принять меры, чтобы обеспечить и его будущее, и моё. А поскольку отцом этого дитя являетесь вы, то не можете остаться в стороне.

– Но что ж я могу?

– Достать ту самую микстуру... ну, вы понимаете?

– Зачем? Вам нельзя в вашем положении принимать такие капли! – но посмотрев ей в лицо, спросил вдруг севшим голосом: – Что вы задумали?

– Что тут не понятно? Не притворяйтесь, что не догадываетесь о чём речь!

– Вы уверенны, что это мой ребёнок, а не князя?

– Я уверенна! Но не навязываю вам его, потому что его будущность, если вы мне поможете, может быть прекрасна.

Аким Евсеич почувствовал, что кровь отлила от его лица, а в руках появилась непреодолимая дрожь.

– Вызовите врача к Наталье Акимовне, а полученную у него микстуру предайте мне. Сделать это надобно сегодня. Я получила телеграмму, извещающую о возвращении мужа. И должна вернуться назад, так, будто не из Бирючинска приехала, а вернулась из загородной прогулки. И тогда, рождённое после смерти моего супруга... наше дитя будет не только законнорожденным, но и носить высокий титул.

– Боже мой, Боже мой! Какое коварство!

– Вы это своей дочери скажите!

– Вы о чём?

– Я же прошу вас всего лишь достать для меня успокоительную микстуру! Что тут коварного?

– Я... подумаю.

– Нет! Завтрашним поездом я должна уехать. Поэтому торопитесь.

Аким Евсеич встал, не спеша подошёл к окну, и выглянул из-за края шторы на улицу. А там безмолвно раскланивался и кривлялся, будто клоун в цирке, всё тот же странный человек, которого он видел из окна квартиры, когда в последний раз встречался с Марьей Алексеевной. Только теперь его чёрное пальто было совсем не по сезону, но он будто и не замечал этого. И тут из-за угла дома вылетела пролётка, кучер даже не придержал лошадей, они неслись прямо на этого незнакомца! Аким Евсеич, рванулся крикнуть, но... лошади пронеслись через этого человека, будто через пустое место, а странная фигура по-прежнему продолжала кривляться!

– Тьфу! Провались на этом месте! – в сердцах выкрикнул Аким Евсеич и фигура действительно, закрутившись волчком, исчезла сквозь мостовую.

–Что с вами? – Марья Алексеевна попыталась выглянуть в окно через плечо Акима Евсеича.

– Чужое имя, чужое богатство, преступление совершенное матерью, когда он был ещё в её чреве... Я приму этого ребёнка и признаю своим, даже если это не так.

– Вы не понимаете! Как только скрывать беременность станет невозможно... меня и моих детей ждёт незавидная участь. А уж этого, ещё до его рождения, вы, его отец, обрекаете на горькую судьбу. Тогда как участь моего мужа предрешена и это только вопрос времени...

– Мы все на этой земле временно! Я подам утром пролётку и сам отвезу вас на станцию.

– Вы об этом пожалеете!

Спиритический сеанс

Глава 18

Проводив Марью Алексеевну, Аким Евсеич заехал по делам в присутственное место, оттуда ещё кое-какие дела неотложные давненько его ожидали, так что домой вернулся к вечеру голодный и уставший. Но, тем не менее, всё, за что он в этот день брался, получилось наилучшим образом. После сытного ужина, стал просматривать почту, да и обнаружил письмо от князей Самойловых, которые сообщали, что спиритический сеанс уже назначен и называли дату и время, приглашая для участия Акима Евсеича и Натали.

– Ну что, дочь моя? Надобно ехать. Да и наш доктор невероятные вещи рассказывал про эти сеансы. Заеду-ка как-нибудь к нему побеседую, что это за чудеса такие?

Натали только плечами повела:

– Коли вам угодно, батюшка...

– Тогда значит так, Натальюшка... Э... помнишь там в письме приписочка есть? Так вот, за сутки до сеанса жирного и мясного не кушаем, так же с вином, которым и без того не балуемся лишку. Да, будешь гардероб подбирать, помни, украшений на тебе из металла, буде даже золото, быть не должно. Ну и я отправлю в нужный день Федота, чтобы он комнаты нам снял, лучше бы прежние.

– Батюшка, уж ежели мы будем в уездном городе, так хотелось бы тамошний театр посетить.

– Будь по-твоему, – вздохнул Аким Евсеич. А сам подумал, как же раньше не ценил свою свободную и беззаботную жизнь? И всё-то ему хотелось женской ласки и тепла. И вот-с получил! И что теперь? Есть дочь, которую надобно выдать замуж, да теперь уж без нужды, а к её радости... по возможности. И тут отчётливая мысль возникла: "Что ежели Марья Алксевна сына родит? Надо бы Натали сказать. Хотя нет, рано ещё. Кто знает, как судьба повернётся? А судьба..."

– Что с вами, батюшка?

– Так, не хорошо что-то. Устал я. Пойду в кабинет.

Но не на следующий день, не через день Аким Евсеич не выбрал время, чтобы посетить доктора, да и поговорить о спиритических сеансах. Когда же, наконец, собрался, то доктора дома не оказалось. А слуга, хорошо знавший Акима Евсеича, пояснил с гордостью за хозяина, что доктору пришло приглашение из уезда, там какая-то очень знатная дама страдает нервным расстройством и желает лечиться непременно у него.

– Выходит и до уездного города слухи с самой наилучшей стороны о нашем докторе дошли! – Вот, мол, у какого знатного доктора служим! Но Акима Евсича будто что-то кольнуло изнутри. И пока, возвращаясь домой, трясся в пролётке, в голове его сложилась жуткая картина: "Марья Алексеевна вызывает врача, жалуется на мигрень и бессонницу, – думал Аким Евсеич. – Врач прописывает ей капли... те самые, что и в тот раз Натали. Марья Алексеевна добавляет их в вино, ведь ни вкуса, ни запаха эти капли не имеют, и поит своего супруга. Ежели такой столп, как Кузьма Федотыч... – далее даже помыслить о случившимся с зятем Аким Евсеич не решался, поэтому только и подумал: – Вампир, не вампир, но упокой Господи его душу! Так что же ждёт болезненного супруга Марьи Алексевны?"

– Бр-р-р! – вслух передёрнуло Акима Евсеича.

Но что было делать? И в поездку эту Аким Евсеич собирался как на каторгу.

К проведению спиритического сеанса князь Самойлов отнесся серьёзно. Была приглашена дама – медиум одна из самых знаменитых – Флоренс Кук. В свете говорили, будто она умеет материализовывать дух Кэти Кинг, который признавался, что приходится дочерью пирату Генри Моргану. Но гостей мало интересовали и Кэти Кинг и её батюшка – пират. Заранее составленные вопросы адресовали к мужу Натальи Акимовны Кузьме Фдотычу. Его и предполагали вызвать. Кроме Флорес Кук, Натали и Акима Евсеича были приглашены: граф и графиня Сташено-Дагомышские и в последний день дал согласие граф Немиров, самый завидный жених в уезде – высокий стройный красавец надменного характера. Жил граф на широкую ногу, и ходили слухи, будто бы он принят ко двору.

Небольшая комната напоминала тёмный колодец. Высокий потолок терялся во мраке. Окно и входную дверь задрапировали плотными чёрными портьерами, оставив приоткрытой форточку, через которую, как предполагалось, должен появиться дух Кузьмы Федотыча. Посреди комнаты стоял круглый стол на трёх ножках, вокруг которого расставили семь стульев по числу участников.

На стенах в канделябрах зажгли по одной свече, отчего комната погрузилась в таинственный полумрак со странно двигающимися по стенам тенями.

Когда Наталья Акимовна с батюшкой вошли туда, то все остальные были уже в сборе. Напротив входа, спиной к окну сидела дама в чёрном платье под горло. Длинные рукава полностью закрывали руки. И только кисти рук покрывали белые перчатки, отчего казалось, что живут они отдельной, самостоятельной жизнью. Лицо её было сосредоточенно, губы плотно сжаты. Это и была сама Флоренс Кук. Справа от неё расположились хозяева: князь и княгиня Самойловы, слева сидела Марья Алексеевна и рядом с ней бледный, даже в этом полумраке, одетый по последней европейской моде, но без излишнего подражательства, мужчина, высокий лоб которого покрывала лёгкая испарина то ли от болезни, то ли от духоты, образовавшейся в комнате – граф Кирилл Романович Сташено-Дагомышский . Граф Немиров, видимо ещё не определился с местом. Он стоял за спинкой стула госпожи Флоренс, оглядывая собравшихся, слегка скучающим, и всё-таки любопытствующим взглядом.

Платье Натали из плотного темно-зеленого шёлка, отделанное тонкими Елецкими кружевами с золотой каймой, открывало её шею и плечи мраморной белизны. Красиво уложенные чёрные кудрявые волосы роняли непослушные завитки на плечи и шею, ещё больше обращая внимание на их хозяйку. Лёгкий, едва уловимый аромат окружал её при каждом движении и улавливался даже в стоячем воздухе комнаты. В Акиме Евсеиче теперь вряд ли кто узнал бы того немощного и болезненного писаря, каким он был каких пять – шесть лет назад. Одет с большим вкусом, в костюме из дорогих тканей, сохранивший хорошую осанку и стройность фигуры, умевший держаться уважительно, но привыкший за последние годы к общению с людьми самого разного общественного положения, производил самое благоприятное впечатление, как на мужчин, так и на женщин.

После взаимного представления друг другу князем Самойловым незнакомых между собой гостей, решено было перейти к сеансу, поскольку часы давно пробили полночь. Когда Натали и Аким Евсеич заняли свои места, то граф Немиров, естественным образом, оказался справа от Натали, поскольку все другие стулья были заняты.

Глухим замогильным голосом госпожа Флоренс объяснила, как и что надо делать. Натали чувствовала непреодолимое волнение, и рада была бы вообще не пойти на этот сеанс, да батюшка заранее дал согласие. И вот теперь, ещё и сеанс не начался, а ей казалось, что супруг стоит за спинкой её стула и она ощущает его дыхание на своей шее. Акиму Евсеичу тоже было не легче. Куда бы он ни смотрел, взгляд невольно возвращался к мужу Марьи Алексеевны. Слава Богу, что темень в комнате, так что никто не обратил на это внимание.

Все присутствующие положили руки на стол, лишь чуть касаясь его поверхности, но ни в коем случае не надавливая и хором, размеренно стали призывать дух Кузьмы Федотыча. Время шло, ничего не происходило. Госпожа Флоренс, не меняя тона, попросила всех сосредоточиться, и думать только о Кузьме Федотыче, всем своим сознанием призывать его и не позволять своим мыслям отвлекаться ни на мгновенье. А тем из гостей, кто был лично знаком с Кузьмой Федтычем ещё до его смерти, пытаться зрительно представить его, продолжая взывать вместе со всеми. Постепенно монотонные призывы перешли в общий стон: вздох – приди Кузьма Федотыч, приди! Выдох и снова вдох: приди...

Аким Евсеич никак не мог заставить себя сосредоточиться на вызывании зятя. С мучительным чувством своей вины смотрел на мужа Марьи Алексевны, иногда переводя взгляд на неё саму, а она, как ни в чём не бывало, закатив глаза, взывала к Кузьме Федотычу. И это было страшно. "Неужели, – думал Аким Евсеич, – ей нипочём видеть, сидящих рядом за одним столом, любовника и мужа, которого она, собирается отравить?" От этих мыслей Акима Евсеича передёрнуло.

– Видели! Видели? Пришёл! – страшным шопотом прокомментировала Флоренс Кук.

А Акиму Евсеичу, тем временем, от всех его мыслей померещился муж Марьи Алексеевны в гробу. Картинка на мгновение повисла в воздухе и исчезла! И до того душа его заныла, жалость и совесть вдруг с двух сторон так жалить начали, что хоть вставай и беги! Да не тут-то было!!

А Натали, как завороженная, не могла оторвать взгляд от белых рук госпожи Флоренс. И вдруг руки будто подбросило над столом, Натали почувствовала холодное дуновение, штора на окне взметнулась, следом брякнула о пол ножка стола и стол пошел стучать о пол, будто хотел расколоть паркет напрочь. Ножки тола стучали и бил о пол так, что все невольно отпрянули. И только госпожа Флоренс не потеряла самообладания:

– Кто здесь? Вы ли Кузьма Федотыч? Или это другой дух?

– Я! Нет от вас покоя!

– Согласны ли ответить на наши вопросы?

– Дурь одна, эти ваши вопросы!

– Ждёт ли кого из здесь сидящих смерь в ближайшее время? – задала вопрос госпожа Кук.

– Ха-ха-ха!!! – заскрежетал смех, и Натали не сомневалась, это голос её супруга. От обморока её удерживала только горячая рука князя Немирова, который только сильнее сжал её ладонь, когда стол вдруг заходил ходуном.

– Между вас сидят убийцы и спрашивают о смерти? Ха-ха-ха!

Аким Евсеич занятый своими переживаниями, не особенно верил во всё это действо. Но когда дух провозгласил про убийц... Аким Евсеич впал в ступор, да так и сидел не в силах шевельнуться. Ведь он-то знал, о ком ведёт речь зять! Натали и Марья Алексеевна!

– Это дьявол! Это не Кузьма Федотыч! Изыди! Вон! Вон пошёл! – закричала госпожа Флоренс. Князь Самойлов зазвонил в колокольчик, вошел слуга, до того ожидавший в соседней комнате с канделябром из пяти свечей.

– Ха-ха-ха! – прокатилось эхом, потом послышался звук захлопнувшейся форточки и всё затихло. Участники сеанса были столь напуганы и впечатлены, что не сразу заметили, что Марья Алексеевна почти без чувств и Натали еле переводит дыхание. Аким Евсеич какое-то время неподвижно сидел рядом с дочерью и, не мигая, смотрел в одну точку на столе.

Тут вошёл другой слуга и, поскольку ничего из происшедшего не видел, то совершенно спокойной просил пожаловать в столовую на вечерний чай. После чего направился к закрытому шторой окну, чтобы открыть его и проветрить помещение. Но госпожа Кук остановила слугу, попросив немедленно принести воды для дам, готовых вот-вот упасть в обморок. А остальными делами заняться позже.

Выйдя из комнаты последней, госпожа Флоренс рассудила:

– Кто бы это ни был, это злой дух. С такими лучше не общаться.

– Я узнала по голосу, – еле слышно заговорила Натали, – это был Кузьма Федотыч. – Я и дыхание его почувствовала.

– Натали, успокойся, Натали. Это твоё воображение разыгралось. Впредь будем осмотрительней, после всего пережитого, не стоит тебе подобные опыты посещать! У меня у самого кровь в жилах стынет от таких картин! – попытался успокоить дочь Аким Евсеич.

– Ну да, а чего вы хотите? – заговорила Марья Алексевна. – Тут всем известно, что Кузьма Федотыч, умерев, превратился в вампира! Вот и злобствует. Планида его такая.

– Да, да! – поддержала княгиня Самойлова. И стала, волнуясь, дрожащим голосом пересказывать, как была очевидицей его попытки выхода из могилы!