Текст книги "Жизнь и приключения вдовы вампира (СИ)"

Автор книги: Татьяна Буденкова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

Глава 2

Однако события, развернувшиеся далее, столь поразительные и пугающие, заставили горожан по вечерам задвигать все запоры, замыкать все замки и плотнее занавешивать шторы на окнах. А те, чьи окна имели ставни, не ленились закрывать их засветло.

Случилось это ближе к ночи на вторые сутки после погребения Кузьмы Федотыча.

Оставшись одна в супружеской спальне, молодая вдова никак не могла решиться лечь в постель, в которой так недавно возлежал Кузьма Федотыч. Свет лампадки отбрасывал от предметов тени до ужаса похожие на очертания дорогого супруга в домашнем халате. Из тёмных углов мерещились пугающие шорохи. Она прислушалась: и уловила вполне отчётливый звук, который шёл от окна.

– Господи, страхи, всё это страхи... – Её взгляд упал на стержень, который закреплял закрытые ставни с внутренней стороны дома. А стержень вдруг стал почти бесшумно выдвигаться назад так, будто кто-то выталкивал его снаружи. Страх сковал её тело, лишил голоса. Наталье Акимовне уже чудился призрак Кузьмы Федотыча, когда стержень выпал, громко брякнув об пол, и ставня распахнулась. В слабом свете лампадки, что горела перед образами, да ещё вовсю светившей полной луны, она увидела... пимоката, который пытался влезть в комнату через окно. Цепляясь одной рукой за раму, другой, прикладывал палец к губам, как бы просил о тишине. Тихо охнув, вдова обомлела и рухнула в кресло. При этом халат, который по-прежнему лежал на спинке, то есть там, где его оставил хозяин, вдруг зашуршал в ночной тишине и свалился на пол. Пережитый страх и волнение на какое-то время парализовали её волю. Пимокат прикрыл окно, затеплил на столе свечу и присел возле её ног.

– Не пугайтесь, Наталья Акимовна. Зла я вам не причиню, поскольку понимаю, что оставили вы меня не по своей воле. Но теперь вы свободны и состоятельны. Я соглашался вас взять в жены бедную, поэтому думаю, вы не решите, будто я к вам из корыстных побуждений. Но судьба повернулась так, что теперь возле вас будет крутиться много всяких хлыщей и проходимцев, желающих устроить свою жизнь.

– Что вы, Егор Петрович, об этом ли мне сейчас пристало думать? – еле выговорила вдова, постепенно приходя в себя.

– Я вас и не тороплю. Но, вы должны полагать, какой опасности подвергаетесь. Опять же, предлагаю вам свою помощь, в каком бы виде она не потребовалась.

– Пока вы меня подвергаете серьезной опасности. Муж лишь вторую ночь на погосте, а у вдовы посторонний мужчина в спальне. Уходите немедленно... И не беспокойтесь, я буду помнить о вас, а далее – как судьба рассудит. Поторопитесь, пока не перебудили слуг в доме.

Однако шум уже разбудил их, послышались голоса, шаги...

Времени не оставалось, пимокат распахнул оконные створки, Наталья Акимовна, опасаясь, что его узнают, быстро накинула пимокату на плечи халат мужа. Когда он уже стоял на подоконнике, дверь в спальню распахнули слуги, сквозняк задул свечу, последний её всполох отразился от золотых драконов халата. На мгновенье вдове показалось, что это сам Кузьма Федотыч, страшно вскрикнув, она без чувств упала в кресло.

А в это время, уставший от хлопот и волнений Аким Евсеич, вернулся домой. На дворе давно наступили сумерки. Пора бы и в постель. Он разделся, ополоснул лицо, руки... и только вознамерился ночной колпак на голову надеть, как в дверь забарабанили с такой силой, будто грешная душа от чёрта спасалась. И не открыл бы Аким Евсеич дверь, в его ли силах с нечистью бороться? Да Аннушка – прислужница, а заодно и кухарка, которую он нанял взамен Настеньки, тут как тут:

– Кого Бог послал на ночь глядя?

– Истопник это от Натальи Акимовны. Дело спешное. – А голос испуганный, кричит мужик, явно совладать со страхом не может.

– Точно истопник. Я его по голосу узнала. – И хрясь задвижку в сторону.

Аким Евсеич так и стоял с колпаком в руках.

– Батюшка, Аким Евсеич, не попусти дочь свою в погибель! – А у самого дыхание перехватило, далее говорить не может. Анна кружку воды подала, он залпом осушил её:

– Наталья Акимовна без чувств лежит. Уж и не знаю – жива ли?

– Говори толком – что стряслось?

– Кузьма Федотыч с того света приходил. Видать желал Наталью Акимовну утащить за собой. Да слуги шум услышали, кинулись, отбили её, голубушку.

– С чего ты взял, что это зять мой упокоившийся был? Может вор на добро позарился, зная, что хозяин помер и Натали одна?

Мужик перекрестился:

– Как Бог свят, своими глазами видел его, вампира злостного, поймать пытался, да он только полами своего красного бархатного халата махнул, да шитые на этом халате золотые драконы блеснули в свете лампадки, и был таков через окно. А халат этот хозяин при жизни каждый вечер надевал. Уж мне-то это доподлинно известно.

– Так ведь ставни...

– Уж ежели его крышка гроба и сыра земля не удержала, то ставни и вовсе нипочём.

Растерявшийся на некоторое время от неожиданности Аким Евсеич, окончательно придя в себя, и не очень доверяя выпученным глазам и трясущимся рукам истопника, решил, что истопник мог и помянуть лишку, а в подпитии чего не примерещится? Из дома дочери Аким Евсеич всего ничего как ушел. Всё было чинно, покойно.

– Значит так, коли Наталья Акимовна без чувств, отправляйся за доктором. А я к ней прямым ходом.

– Нет уж, батюшка, Аким Евсеич, на улицах темень, хоть глаз коли. Да восставший из гроба Кузьма Федотыч променад делает. Я с вами пойду. Всё не так боязно!

– Куда ж это ты пойдешь? На кой ляд Наталье Акимовне такой слуга, который из трусости ей врача пригласить отказывается? До половины дороги нам вместе идти. А там проулком каких три дома – ходу-то всего ничего. Да и крест нательный на тебе – защита.

– Оно конечно, крест завсегда защита, однако коли так, то я уж на всякий случай... – он покрутил головой, увидел кочергу возле печи, – ещё и её вот прихвачу.

В доме Натальи Акимовны не спали. Напуганные слуги шушукались по углам. Наталья Акимовна без чувств лежала на кровати, возле неё хлопотала Настенька.

– Гляньте, гляньте, Аким Евсеич, я ей ворот расслабила, чтоб дыханье облегчить... – на шее бедной Натали выделялось бордовое пятно.

– Вот! Вот! Мне думается это след от укуса ужасного вампира. Ведь восстать из гроба только вампир может.

Наталья Акимовна никак не приходила в себя. А доктор всё не ехал. Аким Евсеич, хоть и был воцерковленным христианином, но поверить, что зять из гроба восстал – затруднялся. Тогда кто бы это мог быть? Однако беспокойство о здоровье дочери взяло верх над всеми другими мыслями. Наконец в прихожей послышались голоса, и в дверях спальни появился врач. Бегло осмотрев бесчувственное тело, обратился к Акиму Евсеичу:

– Не единожды работая с мертвыми телами в анатомическом зале, ответственно вам заявляю, что вылезти из могилы ни одно тело не может. – При этом он слегка похлопывал Натали по щекам и приставлял к носу флакончик с какой-то солью. Но Натали оставалась без чувств. – Однако следует осмотреть Наталью Акимовну более тщательно, поэтому прошу вас, Аким Евсеич, удалиться и пригласить мне в помощь Настеньку.

Аким Евсеич ожидал в кресле у дверей спальни. Кровоподтек на шее дочери рисовал в его сознании страшные картины. Но будучи человеком здравомыслящим, он отметал их одну за другой. Только покойнее от этого не делалось. И когда стало совсем невтерпёж, в дверях показался врач. Он потирал лоб рукой, и вид имел озабоченный.

– Должен сказать, что на шее Натальи Акимовны.... э-э-э... действительно видны... э... укусы. Я рассмотрел следы зубов, хотя, слава Богу, кожу вампир не прокусил. Тьфу ты, чертовщина какая-то! Быть такого не может!

– Но оно есть! – встряла в разговор Настенька. – Полный дом слуг Кузьму Федотыча видел. А уж слуги-то своего хозяина завсегда узнают! Да и кто насмелится, в его халат вырядиться? И откуда его взять?

– Настенька, иди ты, иди к Натальюшке! Не оставляй её без присмотра. – Голова Акима Евсеича пошла кругом. Уж слишком много всяких событий одно хлеще другого за короткое время произошло.

Когда Натали пришла в себя, то увидела, что уже день. Возле её постели врач и отец. Оба с состраданием смотрят на неё. Настенька подала ей мятный чай, а немного погодя Натали услышала от отца рассказ о ночном происшествии, известным ему со слов слуг. Закончил он рассказ следующим образом:

– ... и когда дверь в вашу спальню отворили, то увидели вас бездыханно лежащую в кресле и фигуру, в красном бархатном халате, на котором как живые блеснули драконы. А халат этот, насколько я помню, при жизни принадлежал моему зятю и очень он его любил. Фигура растворилась за окном так, что никто её рассмотреть не успел. Вас уложили в постель и послали за мной и за доктором. При осмотре доктор обнаружил ужасные вещи. Всё ваше тело покрыто ссадинами и синяками, кровоподтёк на шее, возле артерии, ещё бы немного опоздали слуги, и могло случиться непоправимое.

Натали лежала, не поднимая на батюшку глаз, лицо её было белее мела. Доктор, решив, что молодая женщина не в себе от страха, решил успокоить:

– Не пугайтесь, я как учёный, во всякую нечисть, вроде оборотней и вампиров, не верю. И, поскольку он не успел прокусить вам шею, могу с уверенностью сказать, что в данный момент вашей жизни ничего не угрожает.

– Кто он? – еле выдавила из себя бедная Натали.

– Как мы полагаем, ваш супруг, превратившийся в вампира, или, может быть, и бывший им до смерти и, возможно, выпивший кровь из трех своих прежних жён, – говоря это, врач имел крайне озадаченный вид. А в голосе проскальзывало явное недоумение.

В этот момент в дверях появился слуга и доложил, что пожаловала супруга околоточного надзирателя Анна Алексеевна Абинякова. Она пренепременно желала видеть хозяйку, а выглядит надзирательша очень взволнованной.

Едва успев переступить порог, и увидев лежащую в постели вдову, а рядом доктора и отца, Анна Алексеевна тут же заговорила:

– Я так и полагала, так и полагала! Не к добру всё это, ох, не к добру! А он только отмахнулся, говорит, на его участке по пьяному делу каких только "чудес" не вытворяют.

– Кто он? И о каком чуде вы изволите говорить? – удивился писарь.

– Сегодня ночью мой муж, околоточный надзиратель Павел Никодимович Абиняков возвращался домой с работы. Участок его за рекой, как раз там, где расположено кладбище. Уже на подходе к реке, он увидел несущеюся вдоль моста закрытую повозку на рессорном ходу. Когда та проезжала мимо, то из своей профессиональной наблюдательности, муж успел заметить, что внутри сидит человек в чем-то красном с золотыми отблесками. Для острастки, муж окликнул: "Стой, кто такие?" Кучер было придержал лошадей, но из повозки раздался крик: "Кузьма Федотыч на кладбище возвращается!" – после чего возничий добавил лошадям прыти, и повозка скрылась из вида.

Как только, поминутно обмахиваясь платочком и глубоко вздыхая, госпожа Абинякова покинула дом, доктор и писарь удалились в другую комнату, обсудить случившееся.

– Хоть мне и удалось привести в чувства Наталью Акимовну, но она всё ещё очень слаба. Я дал ей успокоительных капель, пусть поспит. Для неё сейчас сон – лучшее лекарство. А вам, Аким Евсеич, доложу, – доктор отвел писаря в сторону и заговорил полушёпотом, чтобы кто из челяди не услышал: – Вся левая рука вашей дочери от локтя до плеча в кровоподтеках. Ну а следы зубов на шее... Получается, её щипали, а может и кусали... Но Кузьма Федотыч разве мог?

Аким Евсеич замахал руками:

– Чур, вас, чур! Что вы такое говорите? Может где о косяк ударилась?

– Тогда ей надо было только и делать, что ходить и о косяки биться. А уж укусы...

– Но Кузьма Федотыч... упокоился... – развел руки в стороны писарь.

– Вот и я говорю... – согласился с ним врач.

И оба, переглянувшись, замолчали.

– Я, право, в растерянности. Не знаю, что и думать? – Почему-то шёпотом спросил писарь.

– Мне, как человеку просвещенному... м-м-м... сама мысль, что Кузьма Федотыч из гроба восстал – претит! Но... есть очевидцы – слуги. И следы на теле вашей дочери... М... да. – В раздумье врач потёр себе лоб, склонил голову набок, разглядывая принесённый слугой поднос с вином и закуской.

Выпив по бокалу подогретого красного бордо и закусив нарезанной холодной телятиной, Аким Евсеич и доктор почувствовали непреодолимую тягу ко сну. Аким Евсеич решил остаться ночевать в доме зятя, а доктор направился домой. Проводив доктора, Аким Евсеич задержался в прихожей перед зеркалом:

– Да, с этим надо что-то делать... – Оглядев на себе поношенный костюм, купленный ещё в те времена, когда служил писарем, Аким Евсеич невольно сравнил его со щегольской одеждой доктора.

– Может в церкви заупокойную службу заказать?

Аким Евсеич оглянулся, чуть с боку стоял истопник, который помогал доктору одеться, да потом закрывал за ним дверь. На швейцара Кузьма Федотыч скупился.

– Иди-ка ты, дружок, спать. Я тут сам разберусь, что мне заказывать. – Посмотрел на себя в зеркало ещё раз, и решил: – А вот завтра и займусь. Нечего своим видом дочь компрометировать. А Натали, я думаю, теперь уж никто кусать и щипать не будет, – вспомнил ночной рассказ Настеньки, прибегавшей в его дом еще, когда Кузьма Федотыч жив был. Спал эту ночь Аким Евсеич на диване в кабинете зятя.

Преображение умного мужчины

Глава 3

Раньше Акиму Евсеичу не приходилось столь часто общаться то с доктором, то с надзирательшей, да и некоторыми другими состоятельными горожанами тоже. И он перестал замечать, что ткань его сюртука давно выношена, отчего сюртук местами вытянулся, потерял форму и оттого сам он в такой одежде никакого вида не имеет. Да и средства прежде остерегался тратить на новый гардероб, берёг про чёрный день. Аким Евсеич попытался привести свой внешний вид в приличное состояние, но даже самая тщательная чистка ничего не изменила. Опять же стрижка и бритье требовали рук хорошего цирюльника.

"Однако, я не толст, не сутул, не лыс, роста не маленького, хоть и не высок, конечно. Бумаги читаю без монокля. Некоторые в мои годы только женятся. А те деньги, что держал про чёрный день, теперь могу потратить", – и, рассудив так, буквально на следующий день направился в цирюльню, где цирюльник обихаживал его, рассыпаясь в любезностях. Посвежевший после приятной процедуры стрижки по модной картинке, приведя в порядок бакенбарды на манер фАвори, которые только обрамляют щеки, не очень длинны и носятся без усов и бороды, а также бритья остальной части лица, сопровождающего горячим компрессом и приятным ароматом, он заехал в магазин прицениться к готовому платью. Оказалось, что готовое пальто приличной ткани и модного фасона стоит пятнадцать рублей. Деньги не малые. Но не носить же пальто с иголочки на старый сюртук? И тут выяснилось, что модные ткани очень дороги и, кроме того, официальной – черный редингот (сюртук) и визитные полосатые брюки отходят от моды. И если уж решиться шить столь дорогие вещи, то лучше выбирать костюм английской формы, хотя пока в Бирючинске только сын городского головы носит такой. Приказчик даже показал ему картинки из иностранного журнала и сказал, что с такой стройностью в теле и моложавостью лица, Аким Евсеич, пожалуй, любому молодцу фору дать может. Будучи от природы человеком не глупым, Аким Евсеич понимал скрытый смысл лести приказчика, который желал продать ему дорогую ткань, да ещё получить заказ портному, а поскольку и ткань дорогая, и фасон новомодный, то и заказывать придётся не абы какому мастеру. Однако понимать-то понимал, но как же были приятны эти слова, ведь кроме лести в них и чистая правда имелась.

Привыкший к строгой экономии, в дом дочери Аким Евсеич возвращался пешком. И сильно удивился, когда подряд третий встречный горожанин первый приподнял шляпу для приветствия. Выходило, что статус его в городе явно повысился, и откладывать заказ новой одежды никак невозможно.

Стучать в дверь пришлось долго. Открыл ему заспанный истопник. А ведь в доме полно челяди, на прокорм и содержание которой тратятся немалые средства. И ничего другого Акиму Евсеичу не осталось, как принять на себя все хозяйские заботы. Тут и выяснилось, что некоторые слуги собираются подыскивать других хозяев, потому что жить в доме, куда в любой момент может пожаловать вампир – моченьки нет!

Когда через несколько дней Аким Евсеич посетил портного, то услышал, что Натали горожане между собой называют не иначе как вдовой вампира. И самые жуткие слухи передаются из уст в уста. Что со всем этим делать? Аким Евсеич решительно не знал. И направился за советом к местному батюшке.

– Изничтожить следует злостного вампира. – Батюшка всячески выказывал обеспокоенность судьбой горожан, которых терроризирует упокоившийся зять Акима Евсеича. А пуще того советовал подумать о судьбе бедной Натали. Ведь то и гляди, явится ночью, да что если слуги отбить не успеют? Выпьет кровушку – тут-то и придёт погибель не только телу, но и душе Натальи Акимовны. Вон, в городе говорят, что доктор научно зафиксировал укусы на её теле.

– И как же его изничтожить, когда он и так в сырой земле закопан?

– Другого выхода не вижу, как пригвоздить его осиновым колом, – свистящим шёпотом поведал батюшка.

– Так опять же... как же мы его пригвоздим, когда он в могиле покоится?

– В том-то и беда, что не покоится, а рыскает ночами по улицам, выискивает, чьей бы кровушки напиться! А особо вам следует за свою дочь опасаться.

– Как же-с быть-то?

Батюшка поднял глаза к небу, перекрестился:

– Ох, грехи наши тяжкие...

– Может пожертвование ...

– Надо бы в церкви двери подновить, да полы подправить...

– Я, батюшка, пожертвую. Дочь мою лишнего чтоб не склоняли.

– Наталья Акимовна – душа, чистая, невинная... В коей сумме желаете пожертвование сделать?

Аким Евсеич наклонился к уху батюшки и что-то прошептал, потом вздохнул, осенил себя крестным знаменем: – О согражданах пекусь.

– Душа чистая, невинная, испытание держит дочь твоя достойно. Не беспокойтесь, Аким Евсеич, всё как положено по церковному чину сотворим.

Изничтожение вампира

Глава 4

Город гудел как улей. В этой связи, пимокат Егор Петрович, поскольку ранее считался женихом теперешней вдовы, счёл для себя возможным нанести дневной визит соболезнования. Наталья Акимовна, улучив момент, попеняла, какую кашу он заварил, на что пимокат подмигнул, то ли ещё будет, но далее их разговор прервался.

Ужасы о вампире, передаваемые из уст в уста, обрастая при каждом пересказе новыми, всё более пугающими, подробностями, всполошили город. Теперь уже городовой, мужик молодой и крепкий, крестился, что самолично видел эту чёртову карету и крик слышал тот же самый. Страх сковал город.

И тут, очень даже кстати, местный батюшка возвестил, что для спасения горожан необходимо провести обряд по уничтожению злостного вампира. Выход один: вбить осиновый кол проклятому вампиру в сердце, пригвоздив его к земле. Это единственный способ уничтожить нечисть. Страх и любопытство, поселившись вместе в душах местных жителей, взбудоражили тихий омут провинциального городка.

Теперь уже даже Наталья Акимовна стала сомневаться, а не был ли её муж и в самом деле вампиром, тем более что на похоронах, когда могила уже была зарыта, она явственно услышала оттуда вопль, почему и бросилась на землю и запричитала что было мочи. Вдруг это не от снотворного лекарства так случилось?

– Может, и не спал Кузьма Федотыч, и не был похоронен заживо, и зря боялась, что всё раскроется, и причитала над его могилой, – убеждала себя вдова, – а может, он и в самом деле вампир, вот и взвыл оттуда.

Страсти не утихали. И был назначен день, когда на кладбище собрались: околоточный надзиратель Абиняков, городовой видевший карету с вампиром, батюшка который отпевал Кузьму Федотыча, и теперь утверждал, что ему ещё тогда не понравился цвет лица покойного:

– Вот как крутит нечистая сила человеческие души! – крестился он. С батюшкой пожаловали два церковных служки. Наталью Акимовну привез отец. Настенька ехать на кладбище отказалась. Она утверждала, что и живого-то Кузьму Федотыча лишний раз видеть опасалась, а на мертвого, да ещё превратившегося в вампира, ни за что взглянуть не насмелится. Приехал пимокат, который по предварительной договорённости с околоточным надзирателем и батюшкой, должен был совершать обряд вбивания кола. Вся процедура обряда была заранее многократно оговорена и расписана – кто, что и когда производит. Наняли кладбищенских землекопов, чтоб разрыть могилу и вскрыть гроб. К тому моменту, когда уже показалась крышка, на кладбище собралось множество городского люда. Они бродили между могил, не решаясь подойти ближе, наслышанные о бесчинствах вампира.

Уже при снятии крышки, стоявшие у края могилы, покрылись холодным потом. Она оказалась чуть сдвинутой в сторону и только крепкие гвозди, хоть и вышли немного из своих мест, но продолжали удерживать её в прежнем положении.

– Ежели дух его наделал столько страху, что бы было, освободись тело? – перекрестился батюшка. Наконец гроб открыли. Стоящие близко оцепенели. Одежда на Кузьме Федотыче была разорвана так, будто он пытался вырвать собственное сердце, а изо рта по щеке сползала полоска крови. Медлить было опасно. Все убедились, что вампир в любой момент может восстать из могилы, и тут уж не жди пощады. Взоры присутствующих обратились к пимокату, а он хоть и вызвался заранее, но ощущал непреодолимую дрожь в коленях и руках. Сначала требовалось вложить вампиру в рот головку чеснока, чтоб обезопасить производившего ритуал, а уж потом вбивать кол. Вздрагивающему пимокату церковный служка сунул в руку чесночину. Городовой и рабочие помогли спуститься в могилу. Позднее он говорил, что этот злостный вампир так воздействовал на него, что просто отшиб память и все происходившее он воспринимал как бы со стороны, особенно боясь свалиться в этот ужасный гроб.

Как только пимокат пропихнул чеснок в рот покойного, городовой тут же подал ему сверху осиновый кол и здоровенную кувалду. Как во сне, несчастный истребитель вампира приставил кол к груди Кузьмы Федотыча и, насколько мог размахнуться в тесной могиле, жахнул по нему кувалдой. Но на этом дело не окончилось. Кол хоть и вошёл в тело, однако следящий сверху батюшка, указал, что он должен пригвоздить вампира к земле, иначе тот восстанет всё едино. И удар кувалдой пришлось повторить ещё дважды. Только после этого пимоката подняли назад, а к могиле стали подходить любопытствующие, принаряженные и чинные. Они останавливались у края, крестились, о чём-то переговаривались и друг за другом, петляя между могил, покидали кладбище.

Доктору, призванному наблюдать за самочувствием Натальи Акимовны, которая с этого момента приобрела статус вдовы вампира, пришлось отваживаться* с пимокатом. Он, было, собрался напоить его теми же успокоительными каплями, но немного подумав, достал из кармана фляжку, отвинтил колпачок, понюхал, крякнул, сделал сам несколько глотков и протянул Егору Петровичу, который и осушил её.

Через некоторое время толки о вампире почти прекратились, и тут в городке опять случилось нечто необъяснимое. Теперь уже другой околоточный надзиратель, также по темноте возвращающийся домой, вдруг увидел лихо мчащуюся повозку на рессорном ходу, из которой был слышен крик: «Кузьма Федотыч с кладбища возвращается!» Город замер. А городской голова задумался, не пора ли в городе новый доходный дом построить. Не часто по городам и весям вампиры раскатывают в каретах, понаедут любопытные, а им где-то останавливаться надо, ну, не на кладбище же, в самом деле?

А тем временем события продолжали следовать одно за другим. Это случилось спустя почти месяц со дня смерти дорогого мужа Натальи Акимовны. В один из вечеров приготовила Настенька баньку, а сама задержалась в доме и Натали направилась одна, полагая, что Настя придёт следом.

Тонкая ткань нижней рубашки скользнула на пол. Хоть на теле Натальи Акимовны следы мужниной "любви" уже поблекли из бордовых до чуть желтеющих, но всё ещё были заметны. Натали шагнула из предбанника в мыльню. В кадушке медовые травы запарены. В ушате берёзовый веник мокнет, в него увязана трава полынь, а по полу цветы василька да ромашки насыпаны. Горячий и духмяной пар кружит голову и нежит тело. Натали вытащила гребень, и роскошные чёрные кудри разметались по плечам, упав вьющимися прядями на грудь. Закрыла глаза, с удовольствием вдохнула запах трав и стала ждать Настеньку. Вот и тень перед оконцем мелькнула.

–Настя? – Услышала, как скрипнула дверь предбанника. – Долго ли тебя дожидаться? – окликнула, теряя терпение.

–Не пугайтесь, Наталья Акимовна! Не кричите, Бога ради. Заходить далее не буду. Какой вечер караулю! Сказать надобно вам нечто важное.

–Господи, да ты в своём ли уме, Егор Петрович? – Узнала она голос пимоката, своего несостоявшегося жениха.

–Уходи скорее! И так дел понаделал! Погубить меня хочешь? Сейчас Настенька сюда придёт, что подумает?

–Дела мои вам только на пользу. Время со дня кончины вашего супруга уходит и вам надобно подумать о том, что унаследованное вами от Кузьмы Федотыча дворянское звание, детям своим вы передать не можете. Ежели только изволите вновь за дворянина замуж выйти. Но обещались-то меня не забывать! А ведь я-то, Наталья Акимовна, чином дворянским не обладаю. Вот и решился напомнить вам события, кои связывают вас и меня со смертью вашего супруга.

–Боже мой! Боже мой! Егор Петрович, что вы такое говорите? Как же нас может смерть Кузьмы Федотыча связывать? Кол в мёртвое тело вбивали вы по своей воле, без моего участия. Уходите же скорее! – Не давая договорить, торопила его.

–Да вы меня никак не слушаете? А дело наиважнейшее!

–Настенька сейчас придёт!

–Не придёт! Я засов опустил, будто случайно кто уронил, так что она в доме, пока докричится!

–Егор Петрович, у меня траур до трёх лет. Так что ни о каком замужестве и детях речи быть не может. А обещалась не забывать вас? Так я помню. Но ничего более я вам не обещала. А теперь уходите же скорее!

–Но вы могли понести от законного мужа. И тогда рождённый вами младенец, пусть хоть и после смерти своего, так сказать, отца, будет носить дворянский титул.

–Кузьма Федотыч не оставил мне своего потомства!

–Это доподлинно никому неизвестно. Вот я и говорю – время подумать, пока не поздно. А моя любовь к вам, Наталья Акимовна, безмерна! И пусть достались вы другому человеку, но судьба освободила вас! – И, видимо, совсем потеряв голову, распахнул дверь в мыльню.

–Ах! – Наталья Акимовна вскочила с полка, восковая свеча метнулась пламенем, выхватив дивную белую фигуру, пряди чёрных кудрей на белых плечах. Одна её рука прикрывала грудь, другая опустилась чуть ниже живота.

–Выходите вон! Я закричу!

Пимокат грохнулся на пол.

–Богиня, как есть – Богиня с картины! Наталья Акимовна...

–Приходите завтра, к обеду. Я вам пимы для себя и батюшки закажу. Тогда и поговорим! Да уходите же!

Пимокат как был на четвереньках, попятился назад.

–Егор Петрович! Быстрее! Теперь весь дом на ноги поднялся. И двором, задним двором уходите! Да что ж это с вами приключилось? Живее, живее! – И забыв о своей наготе, стала выталкивать пимоката из бани, который кое-как поднялся на ноги, но глаз от неё отвести был не в силах! И уже почти вытолкала его, как услышала голос Настеньки. Оставалось одно: задуть свечу, чтобы пимокат скрылся незамеченным. Потом выговаривала Настасьи, как случайно на свечу водой плеснула, та и потухла, а одной в темноте, в бани ужасть, как страшно!

–А я вроде, голоса слышала. Решила, что вор забрался. За баней-то – курятник. Челядь подняла, велела бечь посмотреть. А сама сюда.

–Как же голоса? Это я тут одна-одинешенька к тебе взываю.

Во дворе, выскочившие кто в чём мужики, для смелости покрикивая друг на друга, обходили постройки. Не дай Бог, какой тать пробрался?! Сердце Натальи Акимовны от страха, что пимокат не успел скрыться и может быть пойман, стучало так часто и громко, что Настенька стала её успокаивать:

–Натальюшка, свет вы наш, Акимовна, напугались тут без меня, глупой да нерасторопной. Но теперь-то, челядь во дворе, если кто пробрался – изловят сей момент! Вот вам крест – изловят!

И тут Наталья Акимовна услышала голос пимоката. Изловили! Сердце её оборвалось. Что-то теперь будет?

–Вы ничего не бойтесь, а я поверх мокрой рубашонки сарафан накину да выйду, гляну: изловили кого?

Настенька вышла. А Наталья Акимовна приоткрыла дверь предбанника и прислушалась.

–Иду, значит, я мимо. Смотрю, ворота неплотно прикрыты. Время позднее. Уж ни случилось ли чего, думаю? – говорил пимокат громко и уверенно, хотя некоторая дрожь всё-таки слышалась в голосе. – Или просто по рассеянности слуги закрыть забыли? И тут: крик, шум, вроде ищут кого. Только рот открыл служку окликнуть, а он в сей момент на меня и натолкнулся.

–Дак ить, ворота я самолично проверял. Вот и теперь они закрыты. Как же так? – удивлялся дворовый мужик. Подняв фонарь, он внимательно осматривал перекладину толщиной в руку, запиравшую ворота. В это время вся остальная прислуга, никого ни обнаружив, стала собираться рядом с ними.

–До чего же глупы, бывают людишки. Тать ворота приоткрыл и вошёл, а я за собой их закрыл! Не оставлять же нараспашку в вечернее время? А пока вы тут бегали бестолково, он, испугавшись, задним двором ушёл. У ворот-то я стоял!

–Это как же он ухитрился? Ворота со двора запираем... – недоумевал мужик.

–Вот ежели изловили бы его, то расспросили бы. Тать мог засветло пробраться, да прятаться, к примеру, в курятнике. Или, может, ты чего напутал, а ворота и не запирал вовсе!

"Весь этот разговор следует пресечь", – подумала Наталья Акимовна.

–Настенька, где ты там? Уже баня выстыла! – крикнула из-за дверей. – Хватит попусту свечи жечь, да разговоры пустые разговаривать. Поблагодарите лучше от моего имени Егора Петровича, что уберёг нас от лихого человека, да пригласите завтра к нам на чай, чтоб уж как положено благодарность высказать. Да возвращайся живее. Не сидеть же мне тут до ночи?

На этом, слава Богу, приключение закончилось. Однако, лёжа после бани на пуховой перине, Наталья Акимовна рассуждала и так и этак. Егор Петрович, что ни говори, непотребные вещи вытворяет. То в окно её опочивальни влез безо всякого на то повода с её стороны, то вот сегодня в баню проникнуть исхитрился. И, можно полагать, жуткие слухи о вампире пошли не без его участия. Полагать, конечно, можно. Но было нечто такое, что не давало покоя Наталье Акимовне: околоточный надзиратель утверждал, что вечером, когда возвращался со службы, видел повозку, везущую Кузьму Федотыча в красном бархатном халате с отблесками золотых драконов. Но ведь халат в это время лежал в её спальне на кресле, там, где и был оставлен хозяином при жизни. И Кузьма Федотыч – чай в земле зарыт, да и совсем не в халате. А Егор Петрович выскочил из окна её спальни в этом самом халате гораздо позже, хоть и ночью тех же суток. Значит, ни тот, ни другой не могли быть в той повозке в этом самом халате. Так что же это за ужасный призрак раскатывает по городу? И так ли уж правильно винить во всём Егора Петровича? Но тогда это дело сил страшных, необъяснимых! От таких мыслей дрожь пробрала Наталью Акимовну. Она плотнее закуталась в одеяло и мысли постепенно перешли на более житейские вопросы. Как бы там ни было, в одном пимокат прав – ежели она выйдет замуж за человека не дворянского происхождения, то и дети от такого брака будут простолюдины. И понятно, что задумал Егор Петрович. Чтоб Наталья Акимовна уступив ему, родила ребёнка, скрыв их связь. А отцом объявила Кузьму Федотыча. Родить можно и в Москву, к примеру, уехать, объяснив необходимостью посетить медицинские светила. А когда вернётся с дитём, кто дознается – какого он месяца рождения? Тут и крестить, записав нужную дату рождения. По истечении же срока траура Егор Петрович обвенчаться мечтает.