Текст книги "Чужая женщина"
Автор книги: Татьяна Тронина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Поэтому Лара сама испекла пиццу, сама нашинковала салаты, соорудила горку канапе… Пусть свекровь их не любила, зато Стасик и Натуся обожали. Еще Лара решила приготовить алкогольных коктейлей – цветных, смешных, интересных… У нее в барном шкафчике всегда было полно самых разных напитков – коньяки, бенедиктины, ром, травяные настойки, абсент, ликеры, водка… Много чего.
Лара довольно часто делала коктейли, поскольку Саша был лакомкой. Не выпивохой, глотающим алкоголь литрами, а именно лакомкой. А она, Лара, толк в алкоголе знала – профессия обязывала, как-никак.
В перерыве между шинковкой салатов на кухню заглянул Саша и пригласил в спальню. Лара, скрипя зубами, пошла за ним и свои супружеские обязанности выполнила. Все быстро, молча, не дольше десяти минут…
«Можно об этом написать на моем любимом форуме… – думала Лара, вернувшись на кухню. – Например, так – «муж входит, берет за руку, ведет за собой. Срывает с меня одежду… Лицо при этом у него мрачное, угрюмое, словно он выполняет какую-то повинность. Никаких звуков, никаких поцелуев, сплошной каменный век. Лишь негромко рычит в конце… Девочки, как вы думаете, это нормально? У всех так? Муж меня все время хочет и при этом ругает почем зря – все не то и не так. Он словно стремится к чему-то (а к чему именно, я не знаю), повторяя и повторяя как можно чаще этот акт любви, а то, к чему стремится, – не получает. Но я вру, я знаю, чего он хочет – он хочет романтизма, страстей, необыкновенной любви, чтобы все красиво, ярко, долго, сильно, чтобы я была какой-то женщиной-вамп в чулках и красном лифчике, с хлыстиком в руках… Но я не такая и он не такой, и вообще – любовь не такая, как ее показывают в кино и описывают в книгах. Все проще и скучнее. Поэтому я боюсь наряжаться и играть в глупые игры – мой муж тогда поймет, что ничего нет, что не к чему стремиться. Что эти минуты близости, его короткое рычание в конце – и есть самое лучшее в жизни. Потому что я люблю его».
Лара вытерла глаза от слез (она чистила лук) и продолжила сочинять свой пост, который она разместила бы на форуме. Разумеется, зарегистрировавшись под каким-нибудь таинственным ником. Дикая кошка или, например, Золушка. Пожалуй, Золушка – замечательный ник. А Дикая кошка – слишком пафосно и не отражает Ларину сущность. Какая же она дикая, когда насквозь домашняя!
«Девочки, вот все говорят, что с годами чувства уходят… Но это не про меня, не про нас с мужем. Меня до сих пор пробирает дрожь, когда я его вижу. Я к нему так неравнодушна! Других мужчин для меня просто не существует. Все другие кажутся мне отвратительными, вонючими кривоногими уродами. Тупыми, скучными, грубыми. Я очень часто говорила мужу, что считаю его самым лучшим и необыкновенным, а он не верит. Вернее, верит, но от этого ему не легче. Он хочет, чтобы я показывала свою любовь. А как еще показывать, скажите?! Я и так уже вся наизнанку вывернулась… Я и хозяйка хорошая, и не скандалю много, и все такое прочее… Чего ему надо? Причем, девочки, я совсем не фригидная, я умею чувствовать и испытываю радость от секса – но, к сожалению, не каждый раз. И даже не раз в неделю. Иногда бывает, что раз в месяц… Ну, вы понимаете, о чем я. Да, тогда все необыкновенно! И он в восторге от меня… Я ему говорю – дорогой, праздников каждый день не бывает. Тогда праздники превращаются в будни. А он…»
Раздался звонок в дверь.
– Саша, открой! – крикнула Лара.
В коридоре защелкали замки. Голос Клавдии Игоревны, младшей сестры свекрови. У Клавдии странный голос – лающий, отрывистый, грубый. Но она совсем не грубая. Обычная женщина. Кстати, с Клавдией Ларе общаться легче, чем со свекровью. Клавдия, часть жизни прожившая в деревне, была проще, искренней, всегда высказывалась в лоб, прямо.
– Клавдия Игоревна, здравствуйте! – приветливо крикнула Лара. – Вы простите, я тут на кухне занята…
– Привет, Лар, – лающим голосом отозвалась та. Зашла на кухню – в цветастой юбке, старушечьей кофте, с пучком на голове (а ведь не старая совсем – шестидесяти еще нет!). – Помочь?
– Нет, спасибо. Я сама.
– Сама так сама… – Клавдия зашаркала в гостиную. – Саш, ты куда убежал? Вот, глянь, у меня тут инструкция от утюга – переведи, как им пользоваться. От Любки, ты знаешь, никакого толка… Я специально раньше их приехала, чтоб не мешали!
Лара услышала, как муж спокойно, весело, доброжелательно беседует с Клавдией. Сашу, кстати, никто из его родни никогда не раздражал. Он со всеми был приветлив и добр – с теткой, матерью, двоюродной сестрой Любой, ее детьми Стасиком и Натусей… Они все считали его необыкновенным, добрым. Они были абсолютно уверены в том, что Ларе очень повезло с мужем.
Лара закончила свои кухонные хлопоты, умылась и вошла к себе в комнату. День рождения Елены Игоревны… Значит, надо что-то парадное надеть, не черное… «А то подумает, что я ей смерти желаю – в траур нарядилась!»
Лара перерыла весь свой гардероб. Из не-черного у нее было длинное коричневое платье с расклешенным подолом – его, это платье, остро ненавидел Саша и считал, что оно даже хуже, чем если бы было черным, и юбка из шотландки. Очень короткая. Юбка Саше нравилась, особенно когда Лара натягивала на ноги черные гетры, а сверху облегающий джемпер… Но юбка казалась слишком короткой для дня рождения свекрови.
– Время и место, всему время и место… – пробормотала Лара, передвигая вешалки в шкафу. – Ладно, пусть будет маленькое черное платье. Это классика…
К платью она подобрала нитку жемчуга, на ноги – туфли-лодочки… Просто и со вкусом. Еще макияж сделать.
…Лара повернулась перед зеркалом. На нее смотрела довольно высокая, крепкая (но не толстая!) молодая женщина. С черными, длинными, абсолютно прямыми волосами. С черной густой челкой, которая спускалась почти до самых глаз. С черными, хищными, приподнятыми, подведенными почти до висков глазами. О-очень выразительными!
Словом, эта женщина в зеркале была красивой. Ну, если и не совсем красавицей, то интересной – уж точно. С изюминкой…
Любуясь собой, Лара, как всегда, вспомнила детство. Вот в детстве ее считали некрасивой. Тощая, голенастая, сутулая, волосы коротко стриженные, неопределенного пегого цвета, эти странные, угрюмые, дикие глазищи…
Мама даже несколько раз принималась плакать, глядя на дочь… «Мам, ты чего?» – «Ох, Ларочка, не представляю, как ты жить будешь…» – «А что?» – испуганно, подавленно спрашивала тогда Лара. «Да ничего… Но ты хотя бы учись хорошо! Учеба – это главное… Бедная ты моя, хорошая ты моя… Ведь никто, кроме отца-матери, тебя так любить больше не будет!» – «Мамочка! Мамочка, я тоже тебя так люблю, так люблю!» Поцелуи, объятия, всхлипы… Потом – тоска на сердце, страх. Маленькая Лара боялась будущего.
В школе Лару дразнили «страшилой». Именно поэтому Лара всегда сутулилась, вжимала голову в плечи. Ходила опустив лицо – только бы не привлечь к себе ненужного внимания. Именно из детства у нее сохранилась эта привычка – смотреть исподлобья.
А потом, в последнем классе, случилось непоправимое, ужасное – мама умерла. Погибла в автомобильной аварии. И отец пил, пил… Одноклассники, уже не дети, но все еще по-детски безжалостные, нет-нет да и называли Лару «страшилой». Не в глаза, нет… Но Лара слышала, что говорят за ее спиной.
Тогда Лара, махнув на себя рукой, даже стричься перестала. Волосы убирала в хвост. Так быстрее, удобнее… И вообще, на все наплевать.
Одноклассницы покупали к выпускному платья, готовились… Даже Светка, подруга детства, искала самоотверженно что-то на свой размер, не сдавалась.
Лара, из какого-то мазохизма, тоже купила платье – черное, из блестящего атласа. Довольно короткое. «А, гори все синим пламенем… Чем хуже, тем лучше!» – ненавидя себя, девушка и волосы покрасила, в черный-пречерный, антрацитовый цвет. Белое, бледное, слишком открытое лицо, и эти черные волосы. Лицо слишком выделялось, надо было его спрятать хотя немножко… И Лара сама выстригла себе челку.
И вдруг… И вдруг сама себе понравилась. Она – именно такая. Именно такой она себя и чувствовала – черной-пречерной, в черном! Это совпадение внутреннего и внешнего потрясло Лару, восхитило. Она решила, что теперь всегда будет так ходить. Именно тогда Лара впервые нарисовала черные стрелки над глазами, зрительно приподняв их уголки к вискам…
Но самое интересное оказалось впереди. Когда Лара явилась на выпускной, ее никто не узнал в этом новом образе. Даже Света. А потом… А потом все в один голос заговорили: Лара, Лариса, Ларочка… Невероятно!
Парни моментально оценили ее – какая стильная девчонка, оказывается! Мнения одноклассниц разделились – одни считали, что Лара теперь выглядит хоть и стильно, но жутковато все же. А другие визжали от восторга – Лара, Ларочка, какая ты классная стала!
Первые стали спорить со вторыми. Одноклассники, мальчишки, так и обступили Лару, жадно, удивленно изучая ее: «Лара, ты супер. Почему раньше так не ходила? Лара, блин, ну где же ты раньше была?!»
Всю выпускную ночь Лара протанцевала и впервые в своей жизни поцеловалась…
Волшебное лето, вступительные экзамены, учеба в институте, поклонники…
Поклонники стали буквально роиться вокруг Лары, но серьезных отношений в ее жизни было мало – сначала бывший одноклассник, потом – один юноша с параллельного потока и еще – один взрослый мужчина (Виктор? Вадим? Валерий? Теперь и не вспомнить!).
Мужчине тому было за тридцать, и он, ко всему прочему, оказался женатым.
Любовница! Лара была его любовницей, еще не понимая, плохо это или хорошо – встречаться с несвободным мужчиной. Потом Ларе стала названивать супруга ее кавалера – истерики, проклятия, угрозы… Девушке стало страшно, неприятно, и в один вечер она разорвала все отношения с этим мужчиной. Раз – и все.
А через пару недель Лара познакомилась с Сашей. Александром. Сандриком. Шуриком. Сашкой. Алехандро, Алессандро… Лара обожала это имя. И самого Сашу тоже.
До сих пор.
– Опять в черном? – в комнату заглянул Саша. – Лара, я же тебя просил!
– А у меня больше нет ничего! – огрызнулась Лара.
Поругаться они не успели – в этот момент в дверь позвонили. Это явились свекровь и Люба с детьми. Крики, поздравления, суета, поцелуи, подарки…
Больше всех орала Люба, конечно. От матери, Клавдии Игоревны, Люба унаследовала громкий, лающий голос. А еще деревенскую простоту в общении. Ту простоту, которая хуже воровства.
Лара не любила Любу и называла ту за глаза, в разговорах со Светой, хабалкой.
– Сашка! Привет, братишка! Лара, привет… Мама! Ма-ам!!! Ты Саше уже дала инструкцию? Стаська! Ты куда босиком? Вернись, кому сказала… Сменку надень, что я, зря ее, что ли, тащила… Зая! Натуська! Ну а ты чего как неродная… Давай-давай, раздевайся, куртку снимай… Сама! Ма-ам!!! Не надо ее раздевать, она сама должна уметь! – орала Люба.
Люба тоже была женщиной доброй, не злой. Она никогда никому не делала гадостей специально. Но, боже мой, как она орала… От ее голоса, ее командирских манер у Лары каждый раз начинала нестерпимо болеть голова.
Выглядела Люба тоже специфически – высокая, с узкими плечами и непомерными, несоразмерными, гигантскими какими-то ляжками, вечно подчеркнутыми спортивным трикотажем. Двоюродная сестра мужа предпочитала только спортивный стиль одежды – штаны с лампасами, футболки, толстовки, бейсболки… Чтобы все было удобно и функционально, чтобы можно было с детьми гулять, бегать по гипермаркету с тележкой, в машине ездить, сумки таскать на свой этаж, если лифт вдруг сломается…
Люба презирала макияж и стриглась «под мальчика». И внешность, и поведение, и все в ней было подчинено только одному. Материнству. Вырастить, выкормить, выгулять, оздоровить, выучить, отогнать и наказать возможных обидчиков, выбить, вырвать зубами самые лучшие куски из жизни, чтобы потом бросить их детям – нате, жуйте скорее! Никому больше не давайте, ни с кем не делитесь!
Любу в семье мужа считали потрясающей, самоотверженной матерью. И Клавдия Игоревна, и Елена Игоревна дружно ненавидели Бориса, бывшего супруга Любы. За то, что тот сбежал, не выдержав семейных будней. Работать не хотел, валялся на диване, смотрел футбол… С детьми не занимался. Даже гвоздь не мог забить. Никчемный.
Но Ларе было жаль Бориса, она его понимала… Жить рядом с этой иерихонской трубой, этим электрическим веником – Любовью… Да у любого мужчины руки опустятся, любой сбежит!
«Она, твоя сестрица, похожа на самку «черной вдовы», паучиху, – однажды, не подумав, ляпнула Лара при муже. – Ее оплодотворили, и она своего самца тут же убила. Сожрала. Потому что больше он ей не нужен. Тебе так не кажется?»
«Господи, Лара, какая ты злая! – расстроился, разозлился тогда Саша. – Тебе же никто не нравится, ты всех людей чудовищами считаешь! Люба – она же святая…»
Однажды, пару лет назад, Саша с Ларой и Люба с детьми поехали вместе в отпуск, в Турцию. Это был самый плохой отпуск за всю Ларину жизнь…
Лара только тем и занималась, что следила за Стасиком и Натусей – бегала за ними, вытаскивала из воды, вылавливала в баре, искала по всей территории отеля, извинялась перед брезгливо-высокомерными иностранцами за «художества» детей…
Нет, Люба и Саша тоже приглядывали за детьми, но даже такого тройного надзора не хватало!
Стасик и Натуся отличались невероятной гиперактивностью. Они бегали, орали, дрались между собой – постоянно, днем и ночью… Особенно буйствовал Стасик, который, ко всему прочему, обожал что-нибудь ломать – раскручивать, развинчивать, дергать, выковыривать. Его едва успевали оттаскивать от стоп-кранов, ручек аварийного выхода, кнопок пожарной сигнализации, розеток, рычагов… Он ломал и корежил абсолютно все. На экскурсиях он приставал к экскурсоводам с глупыми вопросами, не давая другим туристам выслушать полезную и интересную информацию. Поздним вечером Стасик с дикими воплями бегал по коридорам отеля, когда многие уже легли спать… В самолете Стасик раскачивал кресло впереди сидящего пассажира, с размаху опрокидывался на откидывающейся спинке на другого пассажира, сидевшего сзади… Громко пел, выставлял ноги в проход, мешая стюардессам разносить еду, а потом эту же еду непременно опрокидывал на себя…
И ничего, ни одного слова, ни одного замечания Стасик не воспринимал во-об-ще. Натусю, девочку, еще как-то можно было обуздать, заговорить, но Стасик…
Лара ненавидела Стасика. И не понимала, как муж, Саша, может возиться с этим мальчишкой, играть с ним, рассказывать ему что-то, объяснять… Сашу Стасик совершенно не нервировал.
Сейчас Стасику было двенадцать, Натусе – десять, но, кажется, ничего так и не изменилось…
Лара стояла в прихожей, прислонившись к стене, и наблюдала, как Люба воюет с детьми.
Потом, наговорившись, нацеловавшись, прооравшись, все потянулись за стол…
– Ларочка, опять бутерброды… – с безнадежной печалью пробормотала Елена Игоревна, глядя на блюдо с канапе.
– Мам, это для детей, – добродушно возразил Саша. – Смотри, как они уписывают! А я тебе сейчас винегретику положу. Смотри, сколько всего Лара наготовила!
Стасик с Натусей наперегонки поедали разнообразные, разноцветные канапе, которые соорудила Лара.
– Мамуля, за тебя! – Саша налил шампанское в бокалы. Все чокнулись; и дети в том числе – обильно поливая скатерть вишневым компотом.
– По даче соскучилась, – выпив, громогласно заявила Клавдия. – Все жду, когда на природу!
– Да, на даче хорошо…
– Сейчас туда не проедешь – грязи по уши.
– В мае, в мае поедем. Шашлыки сделаем!
– О да, шашлыки…
– Мясо, мясо, мясо!!!
– Стасик, не ори. Зая, давай я тебе буженинки подложу… Теть Лен, смотрите, какое у моей Натусечки платье!
– Шикарное платье! Натусечка, подойди ко мне, деточка моя родненькая, самая красивая, самая моя любимая… Я ведь твоя бабушка тоже. Знаешь, Натусечка?
– Знаю, баб Лен! – радостно ответила Натуся, привычно подставляя щеки для поцелуев.
– А что, Ленк, хотела бы своих внуков? – хитро спросила Клавдия Игоревна, толкнув свою сестру локтем. – А? Признайся!
– Так у меня уже есть внуки! – Елена Игоревна вновь расцеловала круглую мордашку Натуси. – Стасик, иди ко мне, я тебя тоже поцелую, сокровище ты мое.
– Мясо, мясо, мясо! – Стасик, не переставая орать странным, горловым голосом, затопал к Елене Игоревне.
– Какой большой, какой сильный!
– Ну, давайте еще раз за теть Лену…
– Не, Лар, ты мне эти коктейли не давай, я их не понимаю… Водочки бы.
– Мама! Какая водка! – всполошилась Люба, с тревогой глядя на Клавдию Игоревну. – У тебя же давление!
– А я люблю эти коктейли… – просто сказал Саша, поднимая бокал с разноцветным «Б-52». – Лар, молодец, какую красоту соорудила.
– Спасибо, – пробормотала Лара.
– Мясо, мясо, мясо!!!
Чокнулись, выпили еще шампанского.
Стасик с Натусей убежали из-за стола, принялись носиться по всей квартире. Люба сосредоточенно, самозабвенно ела. Вернее, не ела, а методично уничтожала еду. «Как лесоруб ест…» – подумала Лара.
– Теперь за родителей давайте…
– Ох, это правильно… Только не чокаясь!
– Лар, все очень вкусно, – настойчиво повторил Саша, глядя жене прямо в глаза.
– Спасибо. Спасибо.
– Ларк, ты чего такая кислая? Случилось чего?
– Нет, все в порядке, Клавдия Игоревна. Так, устала немного.
– А прям как на похоронах… И еще вся в черном! Ой, сколько помню, тебя, Ларк, ты все в черном, все в черном…
Клавдия Игоревна откровенно захмелела.
– Ленк, а ты знаешь, что Верка родила?
– Вера, жена Мити?
– Ага…
– Ой! – Елена Игоревна так возбудилась от этого известия, что схватила свою сестру за локоть и потащила за собой в соседнюю комнату. – Я же Митеньку с пеленок знаю… Как у них там с Верой?
Лара собрала тарелки и понесла их на кухню.
Где-то в глубине квартиры дикими голосами вопили Стасик и Натуся.
Лара поставила посуду на подоконник и замерла у окна. Она сама не понимала, почему ей вдруг стало так холодно, так тоскливо…
Она простояла довольно долго. Потом заставила себя пошевелиться, вышла в коридор. Дверь в соседнюю комнату – кабинет Саши – была распахнута. Оттуда доносились взволнованные, счастливые голоса Клавдии Игоревны и Елены Игоревны.
– …как же я за Митеньку рада! Он молодец, хороший парень!
– Не то что Борька…
– Да, руки у него золотые! А как девочку-то назвали?
– Пока думают. То ли Анжелой, то Алисой хотят.
– Алисой… Нет, не то что-то. Анжела – еще куда ни шло.
– Я им предлагала Наденькой дочь назвать.
– Наденька – мило. Простое, хорошее имя. Я вот терпеть не могу имя Валерия. Девочку дразнить будут: Лера-холера. Или еще Лариса! Лариса-крыса. Нет, ни в коем случае девочек этими именами нельзя называть! – ласково, взволнованно произнесла свекровь.
У Лары задрожали руки. Она вернулась в гостиную.
Саша о чем-то весело болтал с Любой, смеялся.
Лара села за стол.
– Лар, это неприлично просто, – сказал муж, внимательно на нее взглянув. – Что с тобой?
– Не обращай внимания… – Лара махнула рукой, допила шампанское из своего бокала. Потом потянулась к коктейлям…
– Лара, давай теперь за тебя! – сказал Саша. – Ну, не кисни…
– Надейся и жди, вся жизнь впереди! – запела Люба, тоже протягивая Ларе бокал.
«Нет, я ничего не скажу. Как будто и не было ничего. Подумаешь, про Ларису-крысу ляпнула… Она же не меня лично имела в виду! И вообще, она старенькая, не надо на нее обращать внимание!»
Из коридора раздался страшный грохот, потом – плач Натуси.
– Зая! Зая, что случилось?! – Люба молнией метнулась на помощь. И тут же позвала: – Саша! Саша, помоги вешалку поднять, они тут вешалку уронили! Зая, а ты не реви. Сама виновата. Кто ж на вешалки залезает… Ну все, все, все, дай твой локоть поцелую…
– Дай поцелую-у! Дай поцелу-ю!!! – горловым голосом запел Стасик.
…В половине двенадцатого гости ушли, довольные, счастливые, наговорившиеся вдоволь. Люба обещала довезти Елену Игоревну до дома. Саша хотел, чтобы мать осталась ночевать у них, но Елена Игоревна заартачилась.
Лара пошла на кухню – складывать тарелки в посудомойку. Складывала, складывала, а потом вдруг села на пол. Пол был теплый – с подогревом…
В груди, в самой середине, внутри – точно ком какой-то разбухал, пульсировал, заставлял Лару содрогаться.
Ком рос, не давал дышать.
Лара прижала ладони ко рту. И зарыдала – тихо, но так неистово… Ее тело буквально содрогалось от рыданий. Лара упала навзничь, глядя в потолок.
«Дети… Внуки! Она сказала – у нее уже есть внуки! А тогда, девять лет назад… О-о…»
Только сейчас Лара поняла, что именно вывело ее из себя этим вечером.
Не Лариса-крыса, нет. И не то, что Елена Игоревна в очередной раз покритиковала кулинарные изыски Лары… Дело было в другом!
В том, что Елена Игоревна заявила во всеуслышание, что у нее уже есть внуки – Стасик и Натуся. И дала понять, что других внуков ей и не надо… Она и без того счастлива, ей вполне хватает внуков сестры.
Возможно, свекровь произнесла эти слова без всякого умысла, желая выразить любовь к своим внучатым племянникам, желая сделать приятное сестре и Любе… Но ведь тем самым дала понять, что родных внуков ей и не особо надо.
Внуков от Лары.
Обидеть сына этими словами Елена Игоревна не могла – просто потому, что Саша никогда не обижался на мать. Что бы она ни сказала, что бы ни сделала – он не злился и не раздражался. Ну, ляпнула мама глупость, ну и что теперь… Она же мама!
Они все – Елена и Клавдия, Люба, Саша – никогда друг на друга не сердились, моментально забывая о том, что сказали или сделали не так. Подумаешь – не со зла же…
Они априори были друг для друга хорошими и любимыми. Замечательными. Самыми лучшими. Они не видели недостатков друг друга, а Стасик и Натуся казались им всем славными ребятами… Хотя более проблемных и неприятных детей Лара еще в жизни своей не встречала. От них же с ума можно сойти! Все, буквально все окружающие стонали от Стасика и Натуси, и только семья мужа не находила в них ни единого недостатка.
Это благостное всепрощение, тотальное обожание внутри семьи убивали Лару: почему ей-то – ничего? Ни капли любви, понимания, приязни… Одна лишь холодная вежливость!
Не такая. Чужая. И дети ее – те, которые могли бы быть у Лары, – тоже чужие и не такие. «У меня уже есть внуки…» – простодушно призналась Елена Игоревна.
Почему? За что? Что она, Лара, сделала не так? Кого она обидела?
Нет, никого она не обижала. Просто она – чужая. И Саша именно поэтому был вечно недоволен Ларой, он видел эту стену между Ларой и своей родней и сам построил между собой и женой такую же стену…
Девять лет назад произошел этот случай.
Люба только-только родила младшенькую, Натусю. Все как сумасшедшие бегали вокруг счастливой мамаши, все дико радовались, в том числе и Борис, еще не сбежавший…
Елена Игоревна то и дело заглядывала к сыну и упоенно сообщала – вот Любочка рожает. Вот родила. Без единого разрыва, какая прелесть! Вес, рост малютки, какого цвета глаза, есть ли молоко, как малютка ест… Надо съездить в роддом. Все ехали – охапки цветов, хождение под окнами, слезы умиления… Потом Любу выписали. Бесконечные разговоры о том, какая Натуся замечательная и способная. Она активно ест и набирает вес! А Стасик (ему на тот момент было года два, три) – как он обрадовался появлению сестры! Да, он заявил, что надо Натусю в окно выбросить – какая прелесть! Это от ревности, это пройдет! Они потом подружатся и будут не разлей вода! (Тут небольшое замечание – как же, стали они, Стасик и Натуся, не разлей вода! Точно Том и Джерри друг друга дубасят… Оно, конечно, лет через двадцать, может, и образумятся, если друг друга не убьют.)
Крестины, именины. Бесконечные слезы радости и крики восторга…
Именно в тот момент Лара узнала, что беременна. Ей на тот момент было то ли двадцать два, то ли двадцать три… В общем, и года не прошло, как они с Сашей поженились.
Отношения со свекровью у Лары складывались довольно напряженные, что-то вроде холодной войны. В открытую не ругались, но и пересекаться лишний раз не хотели. Елена Игоревна считала, что сын женился слишком рано. И что Лара – совсем не та, кто могла бы ему подойти…
Тогда Лара, желая наладить отношения со свекровью, рассказала ей о своей беременности. Ей, первой. Не Саше, а именно Елене Игоревне… Лара надеялась, что тогда наконец они станут с Еленой Игоревной родными. Ребенок Саши соединит их! И будет тоже радость, крики восторга, слезы умиления… Ведь родной внук (или внучка), а не какой-то там внучатый племянник.
И что же произошло? Как отреагировала Елена Игоревна на это известие?
Она зевнула! Впрочем, тут же замаскировав свой зевок под доброжелательную улыбку. «Ты беременна? Замечательно. Только вот не рано ли? И куда вы с Сашкой торопились…» (Причем Люба была лишь всего на два года старше Лары. Но Любе никто и никогда не говорил, что рожать – рано.) Лара осеклась. Но руки не опустила. Она помнила, как совсем недавно выбирали имя ребенку Любы, когда та только-только забеременела… Даже пола ребенка еще не знали, а уже страстно обсуждали имена.
И Лара тогда сказала: «Елена Игоревна, я вот думаю, а как назвать ребенка? Каким именем?» – «Каким именем? – наморщила лоб свекровь. – По-моему, рано об этом думать. Вот родится – тогда поговорим… У тебя какой срок? Четыре недели? Ну-у, милая моя, это смешно! Может, там и нет ничего…» – «Мне УЗИ делали, Елена Игоревна». – «УЗИ? Ох, не верю я этому УЗИ… Меня сколько раз этим УЗИ светили – то есть киста, то нет кисты… Ничего не смогли определить. Вот вам и УЗИ! Так и живу, слава богу».
Долгая пауза.
«Ладно, пойду я, Елена Игоревна. Скоро Саша с работы вернется…» – «Иди, милая. Он, наверное, голодный». – «До свидания». – «До свидания!»
Все. Больше ни единого слова, будто Елене Игоревне скучно и неинтересно было обсуждать это малозначительное событие – рождение будущего внука или внучки. Даже больше того – свекрови было как будто неприятно. Неприятно за сына, Сашу. Ишь ты, взрослым стал, ребенка заделал… Фу, как отвратительна вся эта физиология, эта жажда совокупляться у мужчин… Абы с кем совокупляться.
Конечно, вслух Елена Игоревна ничего такого не произнесла. Все вежливо, все пристойно. Адекватные рассуждения – вот родится, тогда и имя станем придумывать…
Но такая реакция поразила Лару, она ведь хорошо помнила, как ликовала свекровь, когда родилась Натуся!
Вечером того дня (девять лет назад) пришел домой Саша. Они с Ларой жили еще в квартире Сашиной бабушки. Саша, молодой специалист, собирался брать кредит на покупку квартиры. Еще требовалось продать квартиру Лары, потом эту, потом купить маме, Елене Игоревне, жилье, поскольку мама старенькая и ее надо перевозить из Суздаля… (На тот период времени Елена Игоревна гостила у сестры, Клавдии.)
Лара сказала мужу о своей беременности. «Упс… – пробормотал Саша потрясенно. – И где это мы прокололись, интересно?..»
Больше он ничего не сказал, поужинал и лег спать.
А на следующий день Лара побежала в больницу и сделала аборт. «Никому не нужен этот ребенок? Никто не рад? Ну так и не будет его!» У Лары был еще маленький срок, операция оказалась довольно легкой и быстрой – так называемый микроаборт. Раз – и нету ничего. Полежала часа два – и можно домой.
Что на это сказал Саша? А тоже ничего. Кажется, только пожал плечами.
Именно тогда Лара решила, что не родит ребенка до тех пор, пока Саша ее не попросит. А Саша и не просил… За те годы, что они прожили потом вместе, так и не попросил.
Последствий от аборта не было, Лара в любой момент смогла бы стать матерью. Но теперь уже Лара делала все, чтобы не забеременеть. Благо контрацептивы нового поколения позволяли исключить всякую возможность.
Лара не любила вспоминать эту историю, случившуюся девять лет назад. Но сегодня, когда Елена Игоревна при ней заявила, что у нее уже есть внуки и других ей не надо, Лара буквально обезумела.
«Что за люди, что они все за люди…» – она каталась по полу, зажимая себе рот, стараясь сдержать рвущийся из груди крик. Что они с ней сделали! Что она сделала с собой из-за них…
– Лара! Лара, что случилось? – в кухню вбежал Саша. – Что это за вой? Господи…
Он хотел подхватить ее, поднять, но Лара с силой оттолкнула его руки.
Саша отступил назад, выражение его лица моментально изменилось – стало холодным, мрачным.
– Лара, прекрати, – произнес он. – Что за истерика? Прекрати, или я надаю тебе пощечин.
Он никогда ее не бил. Ну что ж, пускай он ее ударит. Так даже лучше. Теперь будет повод его ненавидеть.
– Лара! Ты можешь мне объяснить, что случилось?
Лара выгнулась, забилась, потом замерла. Она успокоилась так же быстро, как и завелась.
– Мне больно, – со злостью, сквозь зубы произнесла Лара. Села.
– Где тебе больно?
– Здесь, – Лара указала себе на грудь.
– Сердце?
– Нет. Душа болит.
– Душа болит, – пробормотал Саша и сел на стул напротив. – И как это я сразу не догадался, что у тебя душа болит…
Лара поправила волосы. Она совсем не такой реакции ждала от мужа. Она хотела, чтобы он ее пожалел, сказал бы ей хоть одно доброе слово… А он ее ненавидит. Ему противны ее слезы, ее переживания.
– Что на этот раз? Хотя погоди, я сам догадаюсь. Мама опять что-то не то сказала. Да?
– Да, – не сразу заговорила Лара. – Она сказала, что у нее уже есть внуки и другие ей не нужны.
– А что она еще могла тетке сказать? Ты же видела – Клавдия уже напилась…
– Она и тогда была против, – с трудом произнесла Лара.
– Когда?
– Девять лет назад. Помнишь? – Лара в упор посмотрела на мужа.
– О-о-о… Начинается! Какая же ты дура, боже мой! – Саша схватился за голову. – Какая же ты дура… Как мне все это надоело!
Лара встала, прислонилась спиной к холодильнику.
– Вы убили моего ребенка. Ты и она.
– Ты убила его! – заорал Саша. – Ты!
– Ни слова радости, ни слова поддержки… Вы носились только с этой Любой, тупой коровой…
– Лара, ты вспомни – разве я сказал хоть слово против? А? Да, я был в шоке… Двадцать четыре мне тогда было… Нет, двадцать шесть! Еще сам дурак! Да, я не стал прыгать от радости… Но куда бы я делся? Никуда бы я не делся! И потом, у мужчин все немного по-другому, они не сразу догоняют, не сразу чувствуют… а потом-то они все понимают: как это здорово – быть отцом! Это ты убила нашего ребенка, ты!
Лара засмеялась:
– Нет, Сашенька, не я… Ты. Ты – мужчина, ты главный в семье. Ты должен был сказать мне хотя бы одно слово… Ты должен был поддержать меня!
– Как мне это все надоело… Но это же глупо – носиться с какими-то воспоминаниями, дуться, все время ходить с кислой физиономией… Я целый вечер поддерживал тебя, говорил добрые слова. Ты не заметила?
– Я бы хотела, чтобы ты любил меня точно так же, как свою мать. Чтобы ты тоже все мне прощал. Все-все! Слова, поступки… Чтобы ты смотрел на меня так… так спокойно, весело, с нежностью… точно так же успокаивал, поддерживал меня – как ее! Ты же ее больше любишь. Она, только она тебе дорога…
