Текст книги "Особый отдел"

Автор книги: Татьяна Михайлова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Татьяна Михайлова
Особый отдел

Когда рушится мир, когда город уходит под землю, его покидают люди, уходит жизнь…

Едва голоса проверяющего посты начальника караула и его помощника затихли в гулкой тишине глубокой ночи, часовой натянул на нос козырек капюшона прорезиненной накидки и неторопливо пошел вдоль кирпичной стены. Добравшись до угла здания, часовой посмотрел на едва различимую в темноте ближайшую мокрую от дождя полосу кольцевой дороги. Дальше – часовой точно это знал – было еще несколько полос, когда-то плотно забитых транспортом в любое время дня и ночи. Огромный город не давал дороге покоя, чтобы не замерла в нем жизнь, он требовал постоянного движения, перемещения и скорости. Но вот уже почти полгода, как на асфальтовое 109-километровое кольцо выезжали только танки и другая бронетехника. Никто другой не мог не то, что проехать по соблазнительно пустой главной объездной трассе города – людям запрещалось даже близко подходить к дороге. Впрочем, желающих все равно не находилось, да и военные старались лишний раз на кольцо нос не высовывать, особенно после того, как наступила весна.

Как перезимовал разрушенный город, никто не знал – почти сразу после катастрофы дым от пожаров сменился плотным, липким непроглядным туманом. Он пришел после черного дыма и запаха гари, наступал, постепенно завоевывая территорию, из центра города к его окраинам, и утвердился на ней окончательно к первому снегу. Странный был этот туман, нехороший, словно живой – он четко знал, где его граница и не собирался нарушать ее. Да и сейчас, даже во мраке этой проклятой ночи в свете мощных прожекторов было хорошо видно – две крайние полосы вот они, чуть блестят от дождя, а дальше уже неизвестность. Часовому даже показалось, что он видит край этой мутной завесы, тихонько шевелящейся над асфальтом, там, где когда-то проходила разделительная полоса. Если еще осенью военные стояли в самом городе, оставив кольцо за спиной, то уже к началу зимы им пришлось убраться в область, оставив город и прекратив попытки узнать, что же в нем происходит. Ни одна из разведгрупп, ушедших в еще дымящиеся тогда руины, не вернулась назад. Полеты вертолетов также оказались бесполезными – повисшая над городом дымка густела на глазах и скоро стала непроглядной. Но город сразу дал понять людям, что он не умер, в нем остались жители, и жители эти оказались страшнее завесы, закрывшей город от посторонних глаз.

Часовой повернулся, пошел назад, и, пройдя заданный маршрут, прислушался. Начальник караула, и его помощник проверяли посты каждые полчаса, и надо было использовать оставшееся до их прихода время, чтобы хоть немного передохнуть. Часовой привалился спиной к мокрой стене, закрыл глаза. Что толку вглядываться в темноту, кого он там увидит? Все, кто пытался выбраться из города, давно повернули назад и исчезли в его руинах, или гниют теперь недалеко от кольцевой в развалинах домов. А тех, кто «навещает» людей оттуда, из мрака и дождя, увидеть невозможно. Он сам слышал, как рассказывал боец, ставший свидетелем дезертирства одного из караульных: «Он просто перешел дорогу. Сам, его никто не заставлял. Перешел, и больше мы его не видели». Вот так, просто перейти дорогу. Интересно, что заставило его сделать? «Я бы ни за что не согласился!» – часовой даже поежился под тяжелой от воды накидкой, представив себя идущим по разрушенному городу. Потом отставил автомат в сторону и вытащил из кармана пачку сигарет. Курить на посту, конечно, запрещалось, но надо же было как-то скоротать эту длинную ночь. Часовой щелкнул зажигалкой, затянулся и присел на корточки. Как же хорошо, как мало надо человеку для счастья! Сейчас бы домой, в тепло! Но при мыслях о доме человек сразу поморщился, а мысли побежали самые грустные. «Отчим, зараза, все пьет, когда уже допьется, гад. Все из дома вынес, продал за бутылку. Мать болеет, врачи говорят, что уже не встанет, и сестра, дрянь, школу бросила, шляется где-то». Часовой курил уже без радости, просто, глотая дым, глушил тоскливые мысли. Они накатили незамедлительно, разбередив еще больше и без того ноющие, не желающие зарастать раны. Вся давно пережитая боль снова подняла голову, выползла из укрытия и приготовилась вцепиться отравленными клыками в ноющее сердце. Вдруг там, за углом, что-то тихонько шевельнулось в ночи, словно дунул ветерок и мягко коснулся лица. Часовой вскочил, бросил и торопливо затоптал недокуренную сигарету, схватил автомат. Но нет – все тихо, это явно не проверка. Начальник караула топает как слон, его издалека слышно – за время ночных бдений часовой научился слышать приближение начальства задолго до его появления в поле зрения. «Кошка, что ли? Показалось, черт, сигарету жалко! Еще час ждать придется» – часовой снова привалился к стене и закрыл глаза. И сразу почувствовал движение воздуха прямо перед собой – словно на входе в метро, где человека встречает теплый воздушный поток. Только сейчас он был ледяным, как в январскую ночь и острым, колючим. Холод застревал в горле, не давая воздуху проникнуть в легкие. Часовой попытался откашляться, но не смог и тогда, начиная трястись от холода и страха, приоткрыл глаза, но впереди была только тьма. Она оказалась гуще и мрачнее ночной, имела форму и говорила. «Я смогу помочь тебе, я знаю, как. Пойдем со мной, я верну тебя домой. Ты сейчас нужен там, твоей матери и сестре нужна помощь» – произносимые мраком слова возникали, из ниоткуда, словно рождались голове. «У тебя нет никого, кроме них, ты же не хочешь, чтобы с ними случилась беда?» – голос звучал ласково и убедительно, человек не мог заставить себя сопротивляться ему. «Что с ними случилось? Отчим что-то сделал с ней?» «Да, тебе надо спешить. Ты готов?» Нет, он не был готов откликнуться на призыв не принадлежащей миру людей твари, пришедшей, несомненно, с той стороны, из города, но она говорила такие важные для него слова… «Сейчас? Но как… Нет, я не могу, я должен оставаться здесь» – это была единственная попытка человека воспротивиться той силе, против которой не придумано еще оружия. «Ну и что? Разве твои близкие не дороги тебе? Смотри, я могу и передумать. Тогда у тебя не будет семьи и дома. Куда ты вернешься?» – голос чуть затих, мрак, словно отступил немного назад, и холод стал не таким обжигающим. «Нет, нет, я согласен! Что мне делать?» – страх за родных людей захлестнул человека, перекрыл все остальные чувства. «Ничего, просто стой на месте. Ты сам поймешь, как поступать дальше». Крепко сжав в руках автомат, бесполезный против сковавшей его волю бестелесной твари часовой снова зажмурился. Стужа окутала человека, сковала движения, дыхание перехватило. Он закашлялся, задыхаясь, пополз по стене вниз, теряя сознание от недостатка воздуха, и вдруг сделал судорожный глубокий вдох. Холод мгновенно проник внутрь, разлился по костям и венам, парализовал тело. Часовому показалось, что он умирает, и все происходящее с ним – лишь начало предсмертной агонии. Но уже спустя несколько мгновений человек пришел в себя – он лежал на земле, рядом со стеной, на его лицо лились ледяные струи дождя. Но это было даже приятно – сейчас дождь казался ему теплым, а его капли – нежными и мягкими. И мрак вокруг стал не таким непроглядным – выйдя из своего укрытия, человек вдруг ясно увидел, что тумана больше нет, а там, за ограждениями дороги на противоположной ее стороне, стоят дома. И в одном из них, серой многоэтажке с выбитыми окнами и провалившейся крышей, его ждали, ему надо было идти именно туда. Человеку даже показалось, что он слышит свое имя – он закинул за спину автомат и побежал на зов к кольцевой дороге. Тут сзади послышался шум шагов, голоса приближавшихся командиров, но часовому было на это уже наплевать – он торопился, боялся не успеть вовремя и пропустить что-то очень важное.

– Эй, ты что делаешь?! Куда собрался? А ну, стоять! Стоять, я стрелять буду! – в два голоса орали за его спиной начальник караула и его помощник, оба одновременно прицелились, но опоздали. «Они хотят помешать тебе. Убей их» – и человек не просто повиновался чьему-то приказу, он сам решил, что надо сейчас делать. Часовой повернулся и медленно, очень медленно потянул с плеча автомат и, не целясь, от живота дал по преследователям короткую очередь. Люди упали, один умер сразу, другой – начальник караула – был еще жив. Часовой подошел к нему, посмотрел в искривленное от боли лицо, окровавленные, прижатые к груди руки и ударом приклада по голове добил человека. Потом также неторопливо подобрал брошенное оружие, развернулся и побежал через восемь полос, отделявших наполненный нежитью город от мира людей. Патроны следовало экономить, да и подобранное оружие пригодится – он найдет им применение позже. О своей семье человек больше не вспоминал – впереди его ждали дела поважнее.

Уже перед самым рассветом рядом с кольцевой дорогой в оперативном штабе, располагавшемся в здании бывшего сетевого гипермаркета, зазвонил телефон. Дежурный несколько секунд смотрел на стоящие перед ним аппараты, прогоняя остатки тяжелой дремоты, затем схватил нужную трубку:

– Помощник… – начал, было, он представляться по положенной форме, но его тут же бесцеремонно перебили:

– У нас забрали еще одного – пересечение кольца и Дмитровки! Ушел с оружием, убиты двое – начальник караула и его помощник, – кричала трубка, – как понял?

– Да, вас понял, все записал. Я доложу. – Дежурный положил трубку, посмотрел на часы – скоро шесть. Потом проглядел свои сделанные за ночь записи и понял, что начальник штаба снова будет в бешенстве – за ночь из охраны периметра в город дезертировали шестнадцать человек. Если прибавить сюда одиннадцать вчерашних и еще почти тридцать человек на прошлой неделе… Получается, что за последний неполный месяц охранявшие границы города войска потеряли больше пятидесяти человек, и это притом, что боевые действия не велись! А если посчитать еще и тех, кого убили перебежчики, прибавить сюда количество украденного ими оружия и патронов… Дежурный вздрогнул, остатки сна как рукой сняло. «Да что же там делается?! Куда их несет, почему?» – вопросов, как всегда было больше, чем ответов. Но, в самом деле – что заставляет обычного, еще вчера добросовестно несшего службу солдата стрелять в голову своему сослуживцу и, прихватив свое и чужое оружие, бежать в разрушенный, полный призраков город? Да ни один здравомыслящий человек ни за какие коврижки не согласится даже подойти к той стороне дороги, с которой, говорят, еще можно разглядеть то, что осталось от домов. А о том, чтобы просто пройти немного вглубь города, страшно даже подумать! Сколько профессионалов, прошедших не одну «горячую точку» людей, сгинуло в руинах в самом начале, тогда, прошлой осенью. Никто из ушедших в первые часы и дни после катастрофы в город на поиски живых, для выяснения обстановки и причин случившегося, не вернулся назад. Город поглотил их, похоронил в своих недрах, и теперь требовал все новых и новых жертв. И получал их регулярно, но как он это делал – понять не мог никто. Первый случай дезертирства произошел в самом конце февраля, затем неделю или две все было спокойно. Но как только растаяли последние сугробы этой страшной зимы, люди начали «уходить» в город ежедневно и еженощно. Их количество постоянно росло, а сегодняшняя ночь поставила очередной «рекорд».

Дежурный прислушался – с улицы послышался звук подъехавшей машины, голоса людей, по ступеням загрохотали шаги. «Приехал! Сейчас начнется!» – дежурный вскочил со стула, приготовился вытянуться по стойке «Смирно», встречая начальство. Заместитель руководителя оперативного штаба, пригнув в дверях голову, вошел в помещение, снял головной убор и обнажил сияющую лысину. Сопровождавшие его люди разместились вдоль стен сразу ставшего тесным помещения. Полковник уселся на место дежурного – за стол с телефоном.

– Давай, – махнул рукой полковник, прервав цепочку ритуальных приветственных слов, – что там у тебя?

Дежурный послушно принялся докладывать обо всем, произошедшем по всему периметру города за ночь, иногда подглядывая в свои записи, чтобы не перепутать названия улиц и шоссе. К концу доклада лысина полковника уже не сияла – она покрылась пятнами разной степени багровости, было заметно, что ее обладатель сдерживается из последних сил. Его свита затихла в предчувствии бури. И не ошиблась – как только дежурный закончил доклад, полковник внимательно посмотрел на каждого из присутствующих и тихим, подозрительно спокойным голосом осведомился у притихшей свиты:

– Хоть кто-нибудь может мне объяснить, как они это делают?! И, главное, – почему?!

Ответа не последовало – никто из подчиненных полковника не мог сделать даже предположения о причинах, побуждавших людей расстреливать сослуживцев и бежать в скрытые туманом развалины города. Тут тихонько кашлянул дежурный, и полковник незамедлительно отреагировал:

– Говори! – рыкнул он, глядя в покрасневшие после бессонной ночи глаза офицера.

– Это всего лишь слова одного из свидетелей, все происходило очень быстро, человек был ранен, он может ошибаться… – начал дежурный, но полковник заорал, уже не пытаясь сдерживать себя:

– Давай, говори, сплетни, слухи – хоть что-нибудь, не могут же они вот просто так взять – и пристрелить идущего рядом человека, а после этого сбежать! Перед этим должно произойти хоть что-то!

– Этот военнослужащий находился в карауле вместе с одним из перебежчиков. Они шли по маршруту, когда тому вдруг стало плохо, он упал, начал задыхаться. Второй попытался оказать ему помощь, но тот вдруг пришел в себя, поднялся. И, – дежурный посмотрел на обступивших его офицеров, на смотрящего прямо перед собой в стол полковника, и продолжил, – глаза у человека стали полностью белыми, зрачки исчезли. Он молча отшвырнул от себя пытавшегося помочь ему сослуживца, и пошел через дорогу. Второй кричал ему вслед, предупредил, что будет стрелять, но сам получил пулю в живот. По словам свидетеля, стрелял перебежчик очень быстро и метко – он даже не целился. Спасло свидетеля то, что поблизости оказалась машина патруля – они первыми приехали на звуки выстрелов. По их словам дезертир попытался вернуться, видимо, чтобы добить раненого и забрать оружие – они все так делают – но передумал, и сбежал.

Полковник еще некоторое время смотрел в пластиковую поцарапанную поверхность стола, потом снова пристально воззрился на присутствующих:

– Отлично, хоть что-то. Что скажете? – и после его слов комната наполнилась гулом, громкими выкриками, и скоро хорошо различимыми стали слова «вирус», «болезнь», «зараза».

– Может быть, может быть, – кивал головой полковник, – очень даже может быть, это много объясняет. Ладно, поехали, посмотрим, – он рывком поднялся со стула и, направившись уже к дверям, вдруг остановился, что-то вспомнив. Потом, дождавшись, когда его свита выйдет из комнаты, полковник поманил к себе пальцем дежурного и тихо спросил у него:

– Ты им уже звонил?

– Нет, только собирался. Что, не надо?

– Нет, обязательно надо. Раз приказ есть, надо его выполнять. Сообщи им сегодняшнюю сводку. Может быть эти, – губы полковника скривились в нервной ехидной усмешке, – специалисты что-нибудь раскопают. И, надев фуражку, тяжело потопал по лестнице вниз.

Послушный приказу вышестоящего командования, дежурный набрал номер и, дождавшись ответа, начал тихо перечислять все события минувшей ночи.

1. Специалист по древним рукописям

– Еще шестнадцать перебежчиков сегодня. При побеге убиты восемь человек, снова украдено оружие. – Сообщив последние новости, Чалый поставил грязную посуду в мойку, потом налил себе кофе и уселся за стол.

– И что, их вот так спокойно отпустили? Стояли и смотрели, как они с оружием в город смываются? – поинтересовался старательно вытиравший вымытые Денисом после завтрака тарелки Кошмар.

Чалый, постучав себе по лбу, ответил:

– Со слухом проблемы? Тебе же сказали – восьмерых убили, двое из них – начальник караула и его помощник.

– Да я сразу не понял, кого из них подстрелили – наших или уже не наших, – принялся оправдываться Кошмар и подтолкнул локтем заслушавшегося Дениса:

– А ты давай, шевелись, вон, кастрюли еще не мытые. – Потом бросил полотенце на табуретку и уселся напротив Чалого. Тот, дожевывая бутерброд, проговорил с набитым ртом:

– Одного все же остановили, успели. Так что сегодня по большому счету пятнадцать – один, в их пользу.

– Да уж, продуваем мы им почти вчистую, – вздохнул Кошмар и добавил, – а Петрович что говорит?

Чалый, чуть пожав плечами и отхлебнув из чашки, сказал:

– Что это только начало. И про книгу опять: читать ее надо. Но как? Там же ничего не понятно, словно не по-русски написано.

– Нет, по-русски, это скоропись тринадцатого века. – Денис, справившись, наконец, с грудой посуды, тоже налил себе полную чашку кипятка, всыпал туда несколько ложек бурого порошка, перемешал и ждал, когда все остынет.

– Да, спасибо, что напомнил, а то я что-то подзабыл, – съехидничал Чалый и добавил, – так, может, ты и прочтешь? Пожалей Петровича, извелся ведь человек.

Но прочитать с таким трудом добытую и доставленную в Озерное книгу неподготовленному человеку было невозможно. Буквы в ней переползали со строчки на строчку, теснились, от них отходили вниз и в стороны странные кривые отростки, а в некоторых местах непонятные знаки и вовсе были неразличимы. Михаил Петрович провел немало времени, пытаясь разобрать хоть слово в старинной книге, но успеха не достиг. Нужен был специалист по древним рукописям, но взять его, по понятным причинам, было негде.

– Нет, я не смогу, – вздохнул Денис и задал свой привычный, повторяемый изо дня в день вопрос, – в Троицкое никто не поедет?

– Нет, извини, сегодня нам в другую сторону. Но на этой неделе точно съездим, не сомневайся. – Кошмар хлопнул Дениса тяжелой ладонью по плечу и поднялся: – Хорта выгуляй, картошку почисть…

– Дров наколи, цветы посади, двор подмети, – издевательски закончил Чалый и, увернувшись от брошенной в него Денисом чайной ложки, вышел вслед за Кошмаром в коридор.

Денис подошел к окну и с завистью смотрел, как рэксы усаживаются в черный внедорожник и выезжают за ворота. Им хорошо – у них нормальные паспорта, они могут ходить и ездить, где им вздумается. А у него… Денис вздохнул и поплелся наверх, в свою комнату. Скорее всего, на этой неделе в Троицкое он снова не попадет. А ведь прошел уже почти месяц с того момента, когда он виделся с Ириной в последний раз. И сказал ей на прощанье, что теперь приезжать будет часто. Получается, что наврал. Что теперь она о нем подумает?

Ирина и школьники жили сейчас в одной из гостиниц подмосковного города. После того, как они почти благополучно выбрались из разрушенного города, всем нужно было попытаться найти своих родных, и Михаил Петрович совместно с рэксами разработал план операции «Возвращение». Особенно Михаил Петрович настаивал на том, чтобы чудом спасшиеся подростки и Ирина «легализовались» как можно скорее, и в этом им очень помогла начавшаяся неразбериха и с трудом подавленная милицией и военными паника. Взамен бесследно сгинувшего в самом начала катастрофы в районе Сухаревки микроавтобуса пришлось срочно искать новый. К счастью, рэксам удалось раздобыть его очень быстро – буквально на следующий день после того, как полуживой Денис добрался до Озерного. Школьникам было велено навсегда забыть все, случившееся с ними в городе и выучить новую версию произошедшего. Согласно этой легенде Ирина и ее ученики ездили на экскурсию в один из городов Золотого кольца. По дороге у них сломалась машина, и им пришлось ждать, пока «водители» – Чалый и Кошмар – ее починят. И теперь они пытаются вернуться домой, в город, которого практически не существует.

Прощание получилось скомканным, все происходило очень быстро. Рэксы затолкали орущих «Спасибо!» и клявшихся им в вечной дружбе и преданности детишек в микроавтобус. Денис наспех попрощался со всеми и, сопровождаемый Хортом, вышел за ворота, смотрел вслед отъезжающим. Утешало только одно – Ирина пообещала сообщить ему о том, как все закончится, и где она теперь будет жить. Вернувшиеся «водители» отчитались об успешно проведенной операции, и рассказали измученному ожиданием Денису, что все получилось просто отлично. Они подъехали к кольцевой так близко, как только смогли, дальше везде оцепление, тяжелая техника и КПП. Девчонки начали реветь еще на подъезде к городу, а Ирина так натурально заламывала руки и затравленно озиралась по сторонам, что их не стали долго задерживать. Пытаясь поскорее избавиться от свалившихся ему на голову ревущих и насупленных «детишек», на первом же посту им выписали пропуск – предписание следовать в Троицкое. Именно там размещали всех, кто успел выбраться из северо-восточной части города до того, как армия замкнула кольцо вокруг руин. Найдя указанную гостиницу, рэксы лично проследили за тем, как разместили их подопечных. Пообещав часто навещать всех и напомнив еще раз о необходимости молчать про свои приключения в городе, Чалый и Кошмар вернулись в Озерное.

– Очень хорошо, надеюсь, что они найдут свои семьи, – подвел итог успешно проведенной операции Михаил Петрович, а Денис немедленно потребовал, чтобы его отвезли в Троицкое. Но тут вышла заминка – у него не было документов. Паспорт давно сгинул среди руин, а передвигаться даже рядом с кольцевой дорогой человеку без документов было смерти подобно. Военные и милиция зверствовали, проверяя всех подряд, и Денису пришлось просидеть взаперти почти два месяца. Пока парень томился в заточении, рэксы часто навещали школьников и Ирину в Троицком, но записки передавать отказались наотрез.

– Все только на словах, – Чалый был неумолим, – если хочешь сказать ей что-то, говори мне, я передам. Память у меня хорошая. Извини, но по-другому никак.

– Привет передавай, спроси, как здоровье, – блеял что-то невнятное Денис, и Чалый каждый раз добросовестно выполнял его просьбу.

– У них все хорошо, все здоровы. Катю и Илью нашли родители, Максима к бабушке в Калужскую область увезли, – отчитывались рэксы после каждого визита в Троицкое, а Денис тосковал все больше.

Наконец, Михаил Петрович привез долгожданные бумаги. Но тут Дениса поджидало огромное разочарование – вместо нормального паспорта ему досталась справка об освобождении.

– За что, Михаил Петрович? – только и смог выдавить из себя стон разочарования и обиды Денис. Кошмар же с неподдельной жалостью смотрел на расстроенного парня и широко улыбался.

– Статья сто тринадцатая – причинение тяжкого или средней тяжести вреда здоровью в состоянии аффекта. Наказывается лишением свободы на срок до двух лет. Тебе дали год, а вышел ты через шесть месяцев. Вот смотри, – Михаил Петрович указал Денису на несколько строчек в документе, – здесь вписан твой настоящий адрес…

– Да нет, я не об этом, – Денис чуть не плакал, – почему им нормальные паспорта, а мне – это…

– Извини, я сразу не понял, о чем ты. Ничего другого сделать пока не удалось, придется подождать. Попозже обменяем справку на паспорт. – Михаил Петрович успокаивающе похлопал Дениса по плечу, – потерпи немного. Но терпеть пришлось долго, очень долго. Один серый безликий день сменялся другим, но ничего не происходило, не менялось. Рэксы ежедневно уезжали, и пропадали где-то до вечера. Михаил Петрович объяснил Денису, что Чалый и Кошмар пытаются разыскать в ближайших от мегаполиса пригородах хоть кого-нибудь из выживших – тех, кто жил на остальных базах в городе. Пока удалось найти только троих, о судьбе еще почти двух десятков человек не было ничего известно. Михаил Петрович не находил себе места от свалившихся на них бед, он почему-то считал себя виновным в гибели выполнявших его приказы людей. Старик так переживал, что Денис уже начал всерьез опасаться за его жизнь, а после очередного сердечного приступа стало понятно, что так больше продолжаться не может.

– Михаил Петрович, вы не виноваты, – как мантру ежедневно повторяли ему Чалый, Кошмар и Денис заветные слова, но тот будто и не слышал их. В конце концов, Чалый заявил, что он сейчас же, сию минуту в одиночку отправляется в город, чтобы лично заняться поисками пропавших. И не вернется до тех пор, пока не обнаружит хоть что-нибудь, говорящее об их судьбе. На Михаила Петровича это подействовало, и он немного упокоился, но терзать себя все же не перестал.

В самом конце зимы рэксы по очереди уезжали на неделю к свои семьям, а Денису удалось несколько поговорить с матерью и сестрой по телефону. Мобильная связь давно приказала долго жить, и появление в доме аппарата было почти чудом. О том, откуда он взялся, Михаил Петрович говорить отказался наотрез. Из разговора с матерью Денис узнал, что у них все почти спокойно, все здоровы и даже работают. Ленка, к счастью, во время катастрофы вместе со своим Вадимом оказалась на другом конце света, и добралась до родительского дома только через две недели после того, как вернулась на родную землю. Теперь им прошлось снова жить все вместе, и мать, похоже, была довольна своим зятем. О себе Денис много не говорил, сказал только, что у него все в порядке и пообещал позвонить еще.

В том же месяце запертому в четырех стенах Денису пришлось пережить несколько тяжелых, и даже опасных часов. В тот день Кошмар и Михаил Петрович уехали очень рано, а Чалый временно отсутствовал. Денис слонялся по дому, не зная, чем себя занять – почистил снег перед крыльцом, погулял с Хортом, потом просто бессмысленно смотрел в окно. Большой, когда-то оживленный коттеджный поселок сейчас вымер, только две или три семьи рискнули остаться здесь. Над покрытыми сугробами крышами виднелись узкие робкие дымки – в тех домах еще теплилась жизнь. И тут в вязкую сонную тишину серого зимнего дня ворвались крики и звуки выстрелов. Денис побежал на второй этаж, приник к окну, но ничего не увидел, только крики вдруг резко оборвались, и снова стало тихо. Привыкший не доверять обманчивому безмолвию, Денис пулей помчался в свою комнату, нашел пистолет и снова вернулся на наблюдательный пункт. Но теперь он успел заметить, как по улице вдоль высокого кирпичного забора крадутся люди. Весь их облик, поведение и то, как они смотрели в окна пустых домов, говорило о том, что в поселок пожаловали бандиты. Залаял почуявший чужих Хорт, и Денис сбежал вниз, и, приказав псу замолчать, осторожно приоткрыл входную дверь. Из-за ворот донеслись голоса, Денису удалось разобрать несколько сказанных на незнакомом языке слов, но и этого было достаточно, чтобы догадаться, что грабители выбирали дом для набега. Над воротами показалась чья-то черноволосая голова, человек быстро осмотрелся, оценил обстановку и исчез. Денису почему-то не было страшно, он почти с нетерпением ждал дальнейшего развития событий. И они скоро последовали – вернулся тот, первый, а за ним показались еще двое, похожие на него, как близнецы. Денис неторопливо прицелился и выстрелил поверх голов. Люди мгновенно спрыгнули назад, победоносно залаял Хорт, и Денис решил, что все закончилось. Но это, оказывается, было только начало – кто-то, невидимый за густой колючей живой изгородью выстрелил в ответ. Денис не увидел, а, скорее, почувствовал опасность, он успел захлопнуть дверь, и пуля, срикошетив от нее, отлетела в снег. Денис догадался, что его отвлекали и нападавших было не меньше десятка. Дело принимало дурной оборот – через забор сразу с нескольких сторон перепрыгнули невысокие коренастые люди в одинаковых черных куртках и джинсах, кто-то из них уже бежал к окнам первого этажа. Денис снова быстро приоткрыл дверь, выстрелил несколько раз, надеясь отпугнуть мародеров, и быстро скрылся внутри. И вовремя – в ответ снова послышались выстрелы, оказавшийся около окна человек упал в снег, закричал на непонятном языке. Денис не понял ни слова, в этот момент он готов был отдать все на свете за возможность позвонить по мобильнику и звать на помощь кого-нибудь из рэксов. Но такой возможности судьба предоставить ему не могла, надо было рассчитывать только на себя. Пришлось снова мчаться наверх, быстро доставать уже не однажды спасший ему жизнь карабин, и занимать позицию у окна на втором этаже. Разглядывая мародеров в оптический прицел, Денис понял, что на поселок напала банда непонятно откуда взявшихся гастарбайтеров. Всех «гостей столицы» еще осенью словно сдуло ветром – кто-то из них предпочел быстро убраться на родину, остальных, по словам рэксов, власти определили в фильтрационные пункты. Поэтому появление каким-то образом добывших оружие южан у ворот дома стало неприятной неожиданностью. А те, придя в себя после первого огневого контакта, сдаваться не собирались – видимо, вид раненого товарища разбудил в них жажду крови. Хорт бесновался внизу, охрип от лая, Денис, не тратя патронов, стрелял только наверняка. Ему удалось уложить двоих, когда оконное стекло треснуло, и в лицо парню ударил фонтан осколков – кто-то из стрелявших обнаружил его позицию. Денис снова побежал вниз, он успел только подумать, что выстрелы уже, наверняка, слышали и скоро здесь будут армейские патрули. И как оправдываться ему, обладателю злосчастной справки об освобождении, убившему уже двоих и ранившему одного нападавшего из несданного властям оружия, было неизвестно. Что-то подсказывало Денису, что вояки церемониться с ним не будут, и скорый приезд к месту битвы патруля вызывал в нем не меньший страх, чем напавшая на поселок банда. Но первыми на поле боя оказались Михаил Петрович и Кошмар. Денис издалека заметил несущуюся к ним черную махину и понял, что спасен. Услышав звук двигателя, нападавшие побежали прочь, бросив раненого и убитых. Денис выскочил на крыльцо, пытаясь через забор докричаться до приехавших, но Кошмар, не слушая его, несколько раз выстрелил беглецам вслед. Но больше для острастки – те были уже далеко. Потом рэкс вбежал во двор и несколько секунд оценивал открывшуюся ему картину, потом крикнул Денису:

– Быстро в дом и не высовывайся! Карабин спрячь!

Денис спорить не стал, помчался наверх и спрятал «улики». Потом осторожно посмотрел в окно – патрульные были уже здесь. Михаил Петрович что-то говорил им, и показал на дом, на убитых, потом достал какой-то документ. Его вид подействовал на патрульных волшебным образом – не заходя во двор, вооруженные люди в форме лишь покивали в ответ, потом уселись в уазик и уехали. Раненый так и лежал под окном, но уже не стонал и не шевелился, снег рядом с ним был в жутких красных пятнах. Убитые тоже лежали там, где их настигла смерть.

– Эй, Робин Гуд, ты где? Выходи, не бойся! – орал из прихожей Кошмар, и Денис пошел вниз.