Текст книги "Ноябрьский триллер"

Автор книги: Татьяна Любова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Излюбленных Ольгой жареных сосисок не подавали. Оно и понятно – ведь она находится среди людей, собирающихся жить вечно и потому соблюдающих особый пищевой режим. Ольга ясно представила себе, как трясущийся от старости господин Массимо подвергнет себя анабиозу. Проснется лет через пятьдесят-семьдесят в клинике будущего, где клонированная медсестра впорет ему пониже спины некое гиперомоложивающее вещество, и начнет он все с чистого листа, с новыми силами и новыми женами, но с теми же мыслями и целями. Его излюбленным афоризмом так и останется высказывание Моэма: «Деньги, как шестое чувство. Если их нет, то остальные пять бесполезны».

Вскоре должен был приехать Дубовой для опроса оставшихся свидетелей, большая часть гостей, давших показания, уже разъехались по домам или собирались это сделать немедленно после завтрака.

Ольга засела за дальним угловым столиком, чтобы иметь возможность лучше рассмотреть присутствующих. И увидела немало любопытного. К сожалению, ее наблюдения не столько прояснили обстановку, сколько запутали ее, однако это было лучше, чем ничего.

Люди за соседними столиками вяло ковырялись в тарелках, аппетит явно отсутствовал, никто не разговаривал. Вглядываясь в их сумрачные лица, Ольга пребывала в напряженных размышлениях. Ее внимание привлек темноволосый молодой человек с богемным хвостом и тревожным огоньком в глазах, секретарь синьора Фандотти. Она успела навести о нем справки и узнать, что паренек служит в компании всего несколько месяцев, но уже сумел зарекомендовать себя как толковый работник, ему двадцать четыре года и зовут его Игорь Залесский.

Вел он себя весьма странно. Войдя в столовую и осмотревшись, секретарь сел один и долго мурыжил подошедшего официанта. Сделав, наконец, заказ, он внезапно встал и вышел. Минут через пять вернулся и принялся наворачивать овсянку с фруктами. Его суетливое поведение на фоне заторможенности большинства присутствующих невольно привлекало внимание.

«Интересно, это отвлекающий маневр или он и впрямь так нервничает? – думала Ольга. – Ясно одно: в любом случае он что-то знает. Типичный пижон. Странно, что Фандотти приблизил такого к себе. По-моему, совершенно не его стиль. Хотя, может быть, он чей-нибудь протеже?»

Решив переговорить с хозяином, Ольга направилась на его поиски. И тут в дверях она столкнулась с Натальей Погодиной. Вчера, в суматохе, Ольга не сумела ее рассмотреть, как следует. А посмотреть было на что. На фоне напыщенных господ, собравшихся под крышей чудовищного, помпезного особняка Фандотти, Наталья выглядела очень живой. Странное впечатление. Будто она, Наташа, обыкновенная, очень милая женщина, случайно попала в музей восковых фигур. Яркая брюнетка с аккуратно свернутым узлом волос на затылке, карими глазами, подведенными на восточный манер, она напомнила Ольге кинодиву шестидесятых, этакую Катрин Денев в современной интерпретации.

Не глядя по сторонам, Наталья прошла к ближайшему столику и села. Ольга остановилась в раздумье, затем последовала за ней.

– Доброе утро, – вежливо поприветствовала она Наталью.

Та удивленно вскинула брови и сдержанно ответила:

– Утро доброе.

– Пытаетесь вспомнить, где вы меня видели? – подсказала Ольга, видя недоумение на лице Наташи.

– И где же?

– Вчера вечером, мельком. Во время беседы с полковником Дубовым.

– Ах, да!

– Я его коллега, только работаю в частном порядке. Из всех присутствующих здесь вы кажетесь мне человеком, наиболее трезвым и разумным. Позвольте задать вам несколько вопросов?

– Вряд ли смогу быть вам полезна, – слегка помедлив, ответила Наталья. – Я здесь оказалась случайно, в первый и, вероятно, в последний раз. Никого из присутствующих не знаю.

– А каким образом вы оказались здесь, позвольте полюбопытствовать? – Ольга сделала вид, что не заметила недовольства на лице «Катрин Денев».

– Меня, вернее нас с Викой, пригласила Лина. По старой памяти. Мы – подруги. То есть были когда-то подругами, – поправилась она. – В школе вместе учились, да и потом какое-то время дружили. А затем Лина замуж вышла, и дружба понемногу сошла на нет.

– А почему сошла на нет?

– Мне кажется, это и так понятно. Материальные возможности определяют интересы и уровень жизни. Сытый голодному – не товарищ: так вроде бы говорят.

– Скажите, а что вы думаете по поводу смерти Лины Фандотти?

– А ничего я не думаю. Потому что не знаю.

– Ответ конкретный, но неубедительный. Вы много общались в последний вечер с покойной. О чем говорили? – Ольга чувствовала: эта женщина умна и знает больше, чем говорит, боясь сболтнуть лишнее. И она пыталась засыпать Наталью вопросами в надежде, что та где-нибудь допустит промах.

– М-м, да ни о чем достойном внимания. Речь шла о нарядах. Лина пыталась переодеть меня, чтобы я смотрелась на уровне.

– То есть кого-то ваш уровень не устраивал?

– Да, при моей скромной зарплате секретарши я не могу себе позволить платья от Армани.

– И она переживала за вас?

– Нет, скорее, за себя. Боялась, что муж и его родственники будут потом попрекать ее за связи с сомнительными людьми.

– Интересно. Отсюда следует вывод, что отношения с мужем и его семьей у Лины были далеко не безоблачны. Так?

Наталья помолчала, затем, видимо собравшись с духом, решилась:

– Наверное, я не должна была этого говорить. Во всяком случае, это очень личное и не понравится синьору Фандотти, но Лина очень жаловалась на Массимо, его мать и сестру. Говорила, что Массимо не любит ее, а его мать и сестра ее ненавидят и мечтают развести с ней мужа, что единственное звено, которое как-то скрепляет этот брак, – их сын Барти. По словам Лины, ей приходится очень тяжело, и потому-то она и позвала нас с Викой на юбилей.

– А чем вы могли ей помочь?

– Она рассчитывала всего лишь на нашу моральную поддержку. Ведь ей было так одиноко.

– Хм, из всего вышесказанного следует, что смерть Лины вполне может оказаться самоубийством. Женщина находилась в состоянии стресса, в таком случае достаточно было маленького толчка, чтобы она совершила насилие над собой.

– Очень возможно. Или... – Наталья выразительно посмотрела на Ольгу.

– Вы хотите сказать, что Лину могло убрать святое семейство? Но зачем солидным людям связываться с убийством, когда при их деньгах и связях они могли расстаться с неугодной родственницей легальным способом?

– Ходят слухи, что дела компании Фандотти идут из рук вон плохо. И если синьор Массимо собирается сворачивать дело и возвращаться на родину, то с собой он захочет забрать только Барти. И тогда зачем ему Лина? Судиться с ней, отвалить ей часть сильно уменьшившегося капитала, затем лишиться сына, которого российский суд наверняка бы оставил с матерью?.. Ой, кажется, я лезу, куда меня не спрашивают, – скороговоркой сказала она и поспешно уткнулась в тарелку.

Ольга огляделась. В столовую вошел синьор Массимо, очень прямой и бледный. Он держал под руку старую женщину, одетую в черный костюм, подчеркивающий желтизну ее худого лица, глаза старухи смотрели враждебно.

– Приятного аппетита, господа. Если такое пожелание уместно при сложившихся обстоятельствах. Через полчаса подъедет полковник Дубовой, и после краткой беседы с теми, с кем он ее еще не провел, все могут спокойно отправляться по домам. Прошу прощения у всех, кто был вынужден провести эту ночь у меня, но, как вам, вероятно, хорошо известно, виной тому не я, а случившееся вчера несчастье. – Все это было произнесено очень четко и на одном дыхании: сложилось впечатление, будто синьор Фандотти долго репетировал свою короткую речь перед зеркалом, прежде чем выступить на публике.

Присутствующие сочувственно кивали и, покидая зал, считали своим долгом подойти к овдовевшему Массимо Фандотти, чтобы выразить соболезнования по поводу случившегося.

Он выслушивал эти соболезнования спокойно, вежливо склонив голову, вся его фигура выражала достоинство и смирение. Сидевшая рядом с сыном синьора Фандотти выглядела раздраженной, она не скрывала, что смертельно устала и мечтает о покое.

Заметив, что в присутствии грозного владельца усадьбы и его матери разговор не клеится, Ольга поблагодарила Наталью и, оставив ее наедине с кофе, удалилась.

Глава тринадцатая

ДУБ И ПАЛИСАНДР

Духота в машине, разбитая ненастьем грунтовка, грязь, схваченная первым морозцем, унылое безлюдье проселка – все это настроило невыспавшегося Станислава Викторовича на минорный лад. Но, как человек сангвинического темперамента, жизнелюб и балагур, он не умел скучать, регулярно находя в серых буднях милицейской службы повод для шуток. Когда его в очередной раз подбросило на ухабе так, что он стукнулся о потолок служебного уазика, полковник Дубовой досадливо поморщился и, потерев ушибленное место всей пятерней, пробасил:

– Если мы не распутаем это дело в ближайшие три дня, то я займусь спортивной ходьбой.

– С чего бы это, Станислав Викторыч? – живо отозвался шофер Вася Попов.

– Это ж не дорога, это трасса для слалома, – ворчливо произнес Дубовой, посматривая в боковое зеркало.

– А чего Валентин сказал? В смысле медэкспертизы? – поинтересовался шофер, изо всех сил выворачивая руль. – Что там в заключении?

– Отравление лошадиной дозой сердечного препарата. Ориентировочно это – вантостин. Точно сказать невозможно: аналогов данного препарата предостаточно. Между прочим, средство это – производства итальянской фармацевтической компании. Оно содержит экстракт наперстянки, растеньице крайне ядовитое, используется в медицине в микродозах для лечения сердечной мышцы. Сердечко чпок! И остановилось. И ведь что главное, таблетки растворимые, то есть растворить упаковку в стакане воды – дело плевое. Чуть мутноватый раствор, и только. А вены взрезали для отвода глаз, потому и крови мало оказалось – женщина практически мертвая была, когда ее лезвием полоснули. Но, поскольку следов сопротивления никаких, выглядит все как суицид. Если мы не раскопаем свидетеля убийства, то доказать, что она не сама эту дрянь выпила, а потом вены для подстраховки резанула, будет так же сложно, как стать транссексуалом.

– Ну, теперь это не так уж сложно.

– Это тебе может быть несложно. А мне при моей непреодолимой тяге к женскому полу – не-воз-мож-но. Понял, идиот?

– Понял, товарищ полковник. – Завидев громаду усадебных ворот, Василий облегченно вздохнул, опасаясь продолжения разговора. Язычка Дубового в управлении побаивались: подденет так, что мало не покажется, да еще и кликуху прилепит, «транссексуал», например. Вася даже зажмурился от страха, представив себе такую ситуацию. Не дай бог! – Прибыли, товарищ полковник, – и шофер с шиком тормознул перед громадными воротами резиденции Фандотти.

– У, акулы капитализма! – проворчал Дубовой. – Форменный бастион выстроили, а толку-то? Все равно мочат их почем зря. А нам таскайся теперь в енту глушь. – И он, кряхтя, выкарабкался из машины.

Из уважения к органам для допроса отвели парадный зал, тот самый, в котором вчера чествовали юбиляра. Канадский паркет, отполированный до зеркального блеска, полыхающий камин, вычурный кожаный диван и пара глубоких кресел персикового цвета перед ним располагали к доверительной беседе. На чайном столике мирно располагались никелированный кофейник и несколько изящных чашек китайского фарфора, расписанных тусклыми желтыми попугаями.

– Миленько тут у вас, – ядовито заметил Стас, озираясь. – Я себя не следователем ощущаю, а практикующим психотерапевтом.

– Я попросил бы вас, господин Дубов, в первую очередь разобраться с посторонними людьми. Мне неловко задерживать их здесь столь длительное время, – холодно заметил синьор Фандотти и вышел.

В дверь просунулась голова Ольги:

– Стас, а можно я здесь поприсутствую?

– А-а, как говорил Остап, «конкурирующая фирма»? Ну заходи, милая. Только – процитирую все того же товарища Бендера – помни, «что за каждый скормленный тебе витамин, я потребую множество мелких услуг». Сама-то нарыла чего-нибудь или голяк?

– Да, есть кое-что. Потом расскажу. С кого начнешь?

– По просьбе хозяина, с посторонних. Кстати, он меня из Дубового в Дубы перекрестил, макаронник проклятый!

– Ты здесь потише. А насчет посторонних – правильно. Дело, похоже, семейное. – Ольга хитро подмигнула Стасу и положила на стол изумительный дамский мундштук слоновой кости.

– Ты вроде бросила курить? Или...

– Никаких «или». Я бросила. Это не мой мундштук. Найден возле комнаты убитой. И я очень хочу узнать, кому он принадлежит. Надеюсь, что это удастся.

– Н-да, штучка дорогая. – Стас повертел мундштук меж пальцев. – Скорее всего, антикварная. Ну, что ж, ассистент, приступим. Проси.

Он величественно откинулся на спинку кресла и взял в руки блокнот.

Часа через три, абсолютно вымотанные, они подвели итоги. Опрошенные «посторонние» оказались людьми рассеянными и не внесли в картину преступления ни малейшей ясности. Их показания сводились к тому, что они, приглашенные на торжество гости, – солидные и уважаемые члены общества, пристойно развлекались, и не более того. А случившееся повергло их в шоковое состояние, в каковом они и пребывают по сей час. Никаких подозрений, догадок или намеков на причину происшествия свидетели не имели, не имеют и иметь не могут.

И в антикварном мундштуке свою собственность никто не признал.

– Ну что ж, Ольга Николавна, пока только песок и ни единой крупинки драгметалла. – Дубовой потянулся так, что было слышно, как хрустнули позвонки.

– Пока да, Станислав Викторыч.

– И пока я оправдываю свою звучную фамилию, – горько заметил полковник.

– Самокритично. Но преждевременно. Я же говорила тебе о предположении насчет «семейного дела», а семью мы еще не щупали, – Ольга развалилась на широком диване и задумчиво изучала висевшую напротив картину с изображением какого-то святого мученика, пронзенного стрелами.

– Думаешь, в «дуболомы» рано записываться? Однако чует мое сердце, Ольга: тухлое это дело. Не докажем мы ничегошеньки. Убийство налицо, а доказательств нет. Таблетки непонятно чьи, свидетелей нет. Остается либо эту Викторию Трамм под монастырь подводить, либо закрывать дело за отсутствием состава преступления – суицид на фоне психических отклонений.

– Торопишься ты, Стас. Зацепки есть, догадки есть. Размотаем дело, и станешь ты у нас «палисандровым генералом»! – подбодрила его Ольга.

– Ой, сладко поешь, ой, сладко! Ну, ладно. Давай работать. Кто по списку следующий?

– Виктория Трамм.

– А-а, основная подозреваемая? Наберем побольше воздуха в легкие, и поехали.

Виктория ввалилась в комнату с большим шумом. Такая нарочитая бесцеремонность, а также вызывающий взгляд должны были, видимо, демонстрировать присутствующим отсутствие какого-либо страха перед органами, а следовательно, и абсолютную невиновность подозреваемой.

Обесцвеченные волосики топорщились, глаза зло поблескивали, за неимением другой одежды ей пришлось надеть злополучное вечернее платье. Изрядно помятое, оно сидело криво, и вся ее взъерошенная фигура являла собой нечто среднее между Славой Полуниным и Миленой Фармер. Зрелище жалкое и забавное одновременно.

Плюхнувшись на пустующий диван Виктория молча уставилась на Стаса, потом также безмолвно перевела взгляд на Ольгу, через минуту, сбитая с толку их затянувшимся молчанием, она выпалила:

– Я – Виктория Трамм!

– Очень приятно, – ехидно заметил Стас.

– Да ничего вам не приятно! Так же, как и мне. Не имею ни малейшего удовольствия лицезреть вас, господа милиционеры.

– Ну вот и познакомились. Спасибо на добром слове, госпожа Трамм. Теперь о деле. Вы работаете редактором журнала «Полина». Замужем и имеете троих детей. С Линой Фандотти знакомы с детства и связаны узами дружбы на протяжении последних двадцати лет. Появились здесь вчера по личному приглашению хозяйки дома. Я пока ничего не перепутал?

– Кроме двадцатилетних дружеских уз.

– Так поправьте меня.

– Четыре года назад Лина вышла замуж, именно тогда дружеские узы, как вы их называете, были безжалостно разорваны.

– И вы ни разу не виделись на протяжении этих четырех лет?

– Ни разу.

– Зачем же она пригласила вас на юбилей мужа?

– Это остается для меня такой же тайной, как и для вас. Мы с Натальей не из этого курятника. Зачем Лине понадобилось выставлять нас на посмешище, я не знаю. Спросить бы об этом у нее, но увы... – Виктория картинно вздохнула и вытащила из сумочки сигарету.

– Итак, расскажите нам, что вы делали вчера вечером.

– А ничего я не делала. Приехала на тачке, по дороге заправилась коньячком для храбрости. Вошла в «тронный зал», вижу весь бомонд в шоке, стушевалась и на нервной почве лишку хватила. Когда начались танцы, Наталья меня подхватила и утащила в комнату Лины – спать. Уснула, проснулась – свет в ванной горит, и вода плещется. Пошла посмотреть, и вижу: Лина в крови плавает. Вот и все.

– То есть ни шума, ни голосов, ни каких-либо других звуков вы не слышали? А проснулись отчего?

– В туалет захотела. Ничего такого я не слышала. А потом, насколько мне известно, следов борьбы ни на теле Лины, ни в помещении обнаружено не было. Или это не так?

– Вопросы здесь задаю я, госпожа Трамм! – одернул Викторию Стас.

– Ах, да! Без этой сакраментальной фразы не обходится ни один милицейский сериал, – парировала Вика, глубоко затянувшись сигаретой.

– Скажите, у вас сердце в порядке?

Вика не ответила, вопросительно уставившись на Дубового. Тот молчал.

– Это к тому, что я должна приготовиться к худшему? – наконец выдавила она.

– Очень может быть. Скажите, вы не пользуетесь лекарством под названием вантостин?

– Нет. До сих пор не пользовалась. Но боюсь, что после судьбоносных событий, происшедших здесь, придется прибегнуть к помощи медицины.

– А ваша подруга Наталья Погодина тоже не страдает сердечно-сосудистыми заболеваниями?

– Наталья-то? Живее всех живых.

– И еще один вопрос, госпожа Трамм. Что вы сами думаете о происшедшем?

– Гм, что я думаю? Думаю, что дело нечисто, но это не моего ума дело.

– И все же... Почему вы считаете это дело нечистым? – полюбопытствовал Стас.

– Потому что семья довольна. Разве вы не заметили, как все они светятся? Они же с трудом сдерживаются, дабы не пуститься в пляс. Особенно мамаша Фандотти, она просто млеет от восторга.

– Разве? А мы и не заметили! – не удержалась от удивленного возгласа Ольга.

– Наблюдательность – качество, необходимое профессиональному сыщику, – снисходительно заметила Виктория.

– Спасибо, что напомнили, – сухо поблагодарил Стас. – Значит, вы уверены, что синьора Луиза была заинтересована в смерти невестки?

– Уверена. Уверена и в том, что вся пьеса с приглашением меня и Натальи на это гребаное торжество была заранее написана и отрепетирована. Уверена, что авторы и режиссеры всего этого действа – святое семейство Фандотти, пропади оно пропадом. Уверена, что я – жертвенный агнец. Тщательно отобранный, но агнец. – Вика с трудом перевела дыхание, пытливо вглядываясь в лица Стаса и Ольги. Она стремилась понять, какое впечатление произвели на сыщиков ее слова.

Ольга скромно опустила глаза, Стас хранил молчание, мрачно изучая ногти.

По прошествии нескольких невыносимо долгих минут он наконец нарушил молчание:

– Это все, что вы имеете сказать нам, госпожа Трамм? Вам нечего добавить?

– Пожалуй, что и нечего.

– Тогда вы свободны.

Виктория тяжело поднялась и медленно направилась к выходу. На пороге она оглянулась и открыла было рот, но внезапно передумала и, так и ничего не сказав, вышла.

Оставшись наедине, Ольга со Стасом некоторое время молчали. Полковник явно нервничал и вытащил из пачки сигарету. Взгляд его упал на мундштук, который как-то забыли предъявить для опознания Виктории.

– О, а ента финтифлюшка? Никто так и не признал ее своей. Напрашивается версия с инопланетянами. Не иначе как из космоса занесло.

Ольга только покачала головой. Что сказать, когда нечего сказать.

Настроение двух детективов медленно сползало к нулю.

– Чего делать-то будем? – хмуро промолвил Стас.

– Сухари сушить. Я лично ничего не понимаю.

– Я не понимал с самого начала. Нет, ну это не поддается никакой логике: я имею в виду «семейную версию». Пришлепнуть родственницу, а потом созвать в дом толпу детективов, чтобы они вывели убийц на чистую воду. Нелогично.

– Я бы не сказала. Быть может, убийца настолько самонадеян, что уверен в собственной безнаказанности. А толпа детективов – для отвода глаз. Чтоб заткнуть рот злопыхателям, прессе, – задумчиво проговорила Ольга.

– Допустим, ты права. И кто у тебя на подозрении?

– Знаешь, я бы поближе познакомилась с мамочкой и сестрой господина Фандотти. У меня есть информация, что именно они терпеть не могли Лину.

– Договорились. Я, пожалуй, отдам привилегию общения с высокородными синьорами тебе. Мои казарменные манеры будут раздражать белую кость. А если серьезно, то у меня масса срочных дел в управлении. К вечеру я вернусь, и ты мне расскажешь, чем дышат эти итальянские курочки. Лады? Я не прощаюсь. – Стас собрал со стола блокнот, ручку, диктофон и стремительно вышел из комнаты.

Ольга осталась одна. Опрашивать родственников убитой – дело весьма тонкое и щекотливое, они в данный момент выступали в роли потерпевших, и самый невинный вопрос мог спровоцировать истерику или, упаси господи, скандал со всеми вытекающими. А связываться с таким могущественным семейством – дело, ох, какое опасное! Хватишь лишку – лицензии лишат в два счета. Стас – стреляный воробей, и чистка авгиевых конюшен ему не улыбалась, потому это хлопотное занятие он и предоставил Ольге.

Она встала и принялась слоняться из угла в угол, обдумывая предстоящий разговор.

Глава четырнадцатая

ДАМЫ ФАНДОТТИ

Побродив по громадному залу еще с полчаса, Ольга решилась.

«Перед смертью не надышишься», – сказала она себе и отправилась на поиски синьоры Луизы.

Обойдя весь первый этаж, включая кухню (хотя Ольга была уверена, что уж там-то синьоры Луизы быть не может ни при каких обстоятельствах), она заглянула в зимний сад и тут же наткнулась на престарелую матушку Массимо Фандотти и его сестру. Дамы сидели возле импровизированного фонтанчика с плавающими в нем красными рыбками и лениво бросали им крошки хлеба.

«На ловца и зверь бежит, – порадовалась Ольга, – обе на месте».

– Бон джорно, синьоры, – вежливо сказала она, присаживаясь на прохладный мраморный бортик фонтана.

– Бон джорно, синьора?.. – ответили они хором и вопросительно уставились на Ольгу.

– Ольга, – подсказала детектив.

– Синьора Ольга, – повторила Джина Бардини, надменно кивнув.

На этом Ольгины познания в итальянском иссякли, и она растерянно уставилась на женщин. Они в свою очередь насторожились и не сводили с нее глаз, ожидая, что последует дальше.

Первой нарушила молчание Джина.

– Вы хотели говорить с нами, синьора Ольга? – на ломаном русском спросила она.

– Да. То есть си. Только я не говорю по-итальянски. Вы можете мне помочь, синьора Бардини?

– Я надеяться получится, – с достоинством произнесла жена дипломата.

– Когда вы видели свою невестку в последний раз? – быстро спросила Ольга.

– Вчера. На ужин. Но я не понимать. Мы уже ответил на такой вопрос господину Дубаву.

– Дубовому, – машинально поправила ее Ольга.

– Ду-ба-во-му, – старательно, по слогам повторила Джина.

Сеньора Луиза молчала, хмуря выщипанные в ниточку брови.

– Хорошо. Тогда ответьте, пожалуйста, синьора Луиза, – повернулась Ольга к старухе, – не пользуетесь ли вы сердечным препаратом вантостин?

Джина быстро перевела вопрос матери, та важно кивнула и что-то быстро сказала дочери.

– Да, таблетки с таким названием есть у мама. Но что это значит?

– Лина Фандотти умерла не от кровопотери, а от отравления таблетками вантостина, – отчеканила Ольга, внимательно наблюдая за реакцией женщин.

Джина побледнела и взволнованно перевела матери слова детектива. Синьора Луиза громко фыркнула и застрочила по-итальянски.

– Мама говорить, не может быть. Вантостин в ее комнате, на полочке в ванной.

– Следует это проверить, – холодно заметила Ольга и вытащила из кармана джинсов пакетик с мундштуком. – А эта вещица вам не знакома?

Джина брезгливо, двумя пальчиками взяла прозрачный пакет с мундштуком и повертела его сначала перед собственным носом, потом перед лицом синьоры Луизы.

– Но, нет. Не знать. И мы не курить. – С этими словами она вернула пакетик Ольге.

– Может быть, вы видели данную вещицу у кого-нибудь из гостей?

– Но. Но.

Дамы вновь уставились на Ольгу. Во взгляде старой синьоры мелькнуло нечто вроде ухмылки, будто старуха что-то знала, но посвящать в это детектива не собиралась. Но ухмылка быстро пропала, и взгляд стал откровенно враждебным. Джина старалась скрыть неприязнь под маской холодной любезности.

– Что ж, спасибо. Грацие, – блеснула знанием итальянского Ольга и поднялась, собираясь уходить. – Если вы вспомните что-нибудь интересное, синьоры, будьте добры, сообщить мне или полковнику Дубовому.

– Да, – сухо ответила Джина Бардини.

– Си, – небрежно обронила старуха Фандотти.

«Н-да, просто мегеры какие-то, – размышляла Ольга. – Кипят от ненависти. Я начинаю думать, что Виктория и Наталья были правы. От таких можно ожидать, чего угодно. Похоже, старуха что-то знает, а может, это вообще ее рук дело? И вантостин принадлежит ей, все сходится. Но вот загвоздка – что-то очень уж гладко все получается. Свекровь ненавидит невестку и под шумок травит ее собственными таблетками, при этом имеются показания сорока с лишним человек и десятка слуг, что старая синьора не покидала банкетный зал вплоть до того, как Лину обнаружили мертвой. И потом трудно представить, как сия сиятельная особа режет вены умирающей невестке, будто заправский мясник. А может, Джина действовала по ее указке? Ох, ничего не соображаю! Но таблетки-то, таблетки старухины! И кому принадлежит этот чертов мундштук? И почему он оказался под дверью Лины? Столько вопросов, голова кругом идет».

Ольга остановилась в холле, вытащила мундштук и задумалась, разглядывая изящную вещицу. В доме было очень тихо, большая часть гостей разъехалась несколько часов назад, бородатый Петрович снял шикарную малиновую ливрею и теперь скучал, грустно уставившись в окно. На улице валил снег, крупные тяжелые хлопья падали отвесно, устилая неряшливо раскисшую землю плотным чистым покрывалом.

– Что, дамочка, невесело у нас тут? – участливо спросил Петрович, ласково поглядев на Ольгу.

– Да, веселого мало.

– Жаль хозяйку, – загудел Петрович, обрадовавшись неожиданной собеседнице. – Хорошая была женшина. – В последнем слове он вместо «щ» произносил «ш», получалось грубовато, смешно, но очень трогательно.

– А может, вы знаете, кто желал смерти Лины?

– Откуда мне, мы люди простые. Вот Лина Николавна тоже простая была женшина. И несчастная.

– Почему же несчастная? Ведь у нее было все – муж, сын, дом, деньги.

– А я говорю, несчастная! – загорячился Петрович. – Что вы знаете? Синьор Максим гонял ее, как Сидорову козу. Родственнички эти, итальяшки, волком на нее смотрели, того и гляди задушат. Даже Барти, сынок ихний, и тот мать ни в грош не ставил. Няньку слушался, а Лину Николавну ни в жисть. О, как! Какое уж тут счастье. – Он вздохнул и отвернулся, потом вдруг обернулся и сощурился, силясь разглядеть пакетик, который Ольга машинально вертела в руках. – Это чего у вас такое?

– Да вот мундштук кто-то вчера потерял. А я не знаю – кто. Вернуть бы, – схитрила Ольга, сообразив, что Петрович любопытничает неспроста.

– Дак я вроде знаю. Вчера две дамочки курить на крыльцо ходили. Одна с ентим самым мундштуком и шла. – Он подошел поближе. – Дайте-ка поглядеть. Ну, точно. Я еще подумал – знатная вещица.

– Что за дама? Вы можете ее описать?

– Конечно. Худющая такая скилябра, и волосы красные, крашеные. Но холеная, как кобыла породистая.

– Описание, конечно, очень живописное, но приблизительное. Поточнее нельзя? – оживилась Ольга.

– Платье на ней было ярко-синее с длинным хвостом, а на поясе – звезда, здоровущая такая, огнем горит. – Петрович с размаху хлопнул себя по бедру. – Аккурат вот тут.

– Это уже лучше. А еще что-нибудь вспомнить можете? – продолжала выпытывать Ольга. Дедок оказался общительным, и она надеялась выудить из него нечто существенное.

– На пальце перстень такой огромный блестел, брильянт должно быть.

– Вот это к приметам никакого отношения не имеет. Тут у каждой дамы были набалдашники на пальцах с яйцо величиной, – грустно пошутила Ольга.

На улице заскрежетали тормоза подъезжающего автомобиля, и в дом вошел синьор Фандотти. Он был угрюм, глаза смотрели холодно.

– Добрый день, Ольга, – походя бросил Массимо и скрылся в банкетном зале. Через минуту оттуда донеслось: – Марко, обедать буду один! Пусть подадут сюда.

Мимо Ольги пронесся невесть откуда взявшийся Марко. Он так спешил, что споткнулся на нижней ступеньке лестницы и едва не растянулся.

Петрович при виде хозяина встал во фрунт и стоял, будто изваяние, до тех пор пока синьор не скрылся из виду.

«Н-да, порядочки тут казарменные», – неодобрительно подумала Ольга и неторопливо зашагала к себе в комнату. «Завтра непременно поеду домой. Вот выясню личность таинственной дамы в синем платье со звездой, и домой. Надо все обдумать в спокойной обстановке».

...Дубовой позвонил вечером и извинился, пояснив, что приехать не получается.

– Ты не переживай. Еще вечерок посиди там, понаблюдай. А завтра я приеду и тебя заберу. Согласна?

– Куда от тебя денешься, – вздохнула Ольга и добавила: – Только ты Олежке сам позвони, объясни ситуацию. Мне кажется, он со мной и разговаривать не захочет.

– Договорились, – ответил Стас и положил трубку.

Вечер прошел без приключений.

По распоряжению Дубового, Виктория Трамм и Наталья Погодина оставались в доме Фандотти, как выразился полковник, «до выяснения всех обстоятельств дела». На самом деле он никак не мог решить – брать Викторию под стражу или ограничиться подпиской о невыезде. Наталью же попросили контролировать подругу: ее неустойчивая психика могла дать сбой, потому присутствие Погодиной было просто необходимо. Обе женщины сидели в комнате второго этажа, тщательно охраняемой здоровенным секьюрити. Дюжий молодец в бронежилете, вооруженный пистолетом, методично прохаживался вдоль по длинному широкому коридору, толстый ковер скрадывал звуки его шагов. Картина зловещая.

Семейство Фандотти предпочитало отсиживаться у себя в комнатах, даже ужинали они поодиночке.

Единственным событием, внесшим некоторую напряженность, оказалась пропажа пресловутых таблеток вантостина из комнаты синьоры Фандотти. Через час после разговора с Ольгой Луизе понадобилось это лекарство, но два флакона с таблетками, стоявшие на полочке в ванной комнате, бесследно исчезли. Обыскали весь дом – лекарство будто испарилось.