Текст книги "Ноябрьский триллер"

Автор книги: Татьяна Любова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Татьяна Любова

Ноябрьский триллер

Scan: fanni; OCR: Larisa_F; SpellCheck: Lady Romantic

Любова, Т. Л 93 Ноябрьский триллер: [роман] / Татьяна Любова. – М.: Астрель: ACT: Хранитель, 2007. – 316, [4] с.

ISBN 978-5-17-044455-7 (ООО «Издательство АСТ»)

ISBN 978-5-271-18219-8 (ООО «Издательство Астрель»)

ISBN 978-5-9762-3959-3 (ООО «Хранитель»)

Аннотация

Жизненные пути школьных подруг Натальи, Лины и Виктории разошлись, судьбы тоже сложились по-разному. Но однажды промозглым ноябрьским вечером успешная Лина приглашает подруг на юбилей мужа в шикарную загородную резиденцию. В помпезном, похожем на замок особняке собирается именитая публика. Вот здесь-то и начинают твориться ужасные вещи: внезапно от руки неизвестного погибает один из гостей. Но преступник не останавливается, жертвы следуют одна за другой.

Частный детектив Ольга Палева ввязывается в рискованную игру с дьявольски умным и крайне опасным убийцей...

Татьяна Любова

Ноябрьский триллер

Глава первая

НАТАЛЬЯ

Дождь. Грязь. Треклятая слякоть! Сколько можно? Большая часть человечества проживает на залитых солнцем землях. Мы же обитаем на диком пространстве, именуемом Евразией, где теплая погода стоит в лучшем случае четыре месяца в году. А все остальное время – либо холодная зима, либо то, что называется межсезоньем, другими словами, нечто отвратительное и склизкое с сыплющейся с пасмурного неба колючей снеговой крошкой. Вот в такие дни и проходит основная часть жизни среднего россиянина.

Именно межсезонье – а точнее, ноябрь месяц – хлюпало сейчас простуженным носом над ухом у Натальи Погодиной. А может быть, это хлюпали некогда изящные, а теперь разбухшие от сырости итальянские сапоги тридцать девятого размера, купленные на распродаже за восемьдесят девять долларов? Какая разница! Главное – не то, что вокруг промозгло и мерзопакостно, главное – противно и даже гнусно было на душе у Натальи. Ее унылый вид гармонично вписывался в окружающий пейзаж: обглоданные осенними ветрами ветви старых лип, лужи, маслянисто поблескивающие в желтоватом свете редких фонарей, и согбенные спины одиноких прохожих, стойко, по-фронтовому преодолевающих сопротивление ноябрьского ветра. Тот теперь частенько завывал по ночам, и Наталья с содроганием прислушивалась, как на его вой эхом отзывается ее душа: «Ау, лиходей! И мне тошно, и мне бы повыть в голос, да стесняюсь».

Больше всего на свете она ненавидела ноябрь и вареный лук, но от лука можно было отказаться, а ноябрь надвигался неотвратимо, как смерть, повергая Наталью в уныние. В личной жизни, а она для женщины имеет первостепенное значение, установился полный штиль – не везло Наталье с мужчинами. В этом была некая устойчивая закономерность: если мужчина ей нравился, то уже через неделю выяснялось, что он либо женат и страстно привязан к детям, либо имеет склонность к употреблению горячительных напитков. Ну а уж если не нравился, то... не нравился, и все тут (повод для нелюбви можно найти всегда). Работа? А что работа? Щелканье по клавишам компьютера, кофе для босса по три раза на дню, один выходной плюс двести пятьдесят баксов в месяц. Не разгуляешься, однако!

Ветер задувал так, что временами Наталье приходилось останавливаться и разворачиваться к нему спиной, дабы переждать его очередной взрывной порыв, грозивший раздуть пальто парусом и унести ее в неведомые дали, где, быть может, обитает большая любительница ветреной погоды Мэри Поппинс.

Во время очередного штормового приступа, Наталья остановилась возле фонарного столба:

– Если так пойдет и дальше, то домой я попаду аккурат к понедельнику. И чего я такси не взяла, дуреха?

В ту же минуту неподалеку от нее затормозила машина. Наталья не могла определить ни цвета, ни номера авто из-за покрывающего его густого слоя жирно поблескивающей грязи.

Из машины высунулась бородатая физиономия с шалыми глазами:

– Девушка, не устали бороться со стихией? Давайте подвезу. Или вы экстремалка?

В первую минуту Наталья заколебалась, но тут ее окатило очередным шквалом ноябрьского тайфуна, и она решилась:

– Мне в Беляево.

– Далековато, но я могу... если хорошенько попросить.

– Хорошо просить я не умею, поэтому в Беляево, сэр, и точка! – в тон нахалу отчеканила Наталья, и машина вместе с новой пассажиркой с визгом сорвалась с места.

По дороге ее упорно клеил развеселый водитель, которого звали Игорьком, но продрогшая женщина сразу раскисла в тепле машины и потому отвечала вяло.

Доехав, наконец, до дома, Наталья отвязалась от назойливого кавалера при помощи сотенной и, облегченно вздохнув, вышла из машины. И тут зазвенел мобильник. Наташа не признавала модной ныне полифонии, предпочитая старое доброе треньканье. Трещало где-то во внутреннем кармане пальто.

«Эсэмэска», – привычно определила Наталья и откинула крышку сотового. На светящемся белом экране латинскими буквами – текст: «Дорогая, Наташа! Приглашаем Вас на празднование юбилея господина Массимо Фандотти, которое состоится в пятницу 30 ноября в загородной резиденции господина Фандотти. Массимо и Лина Фандотти». И чуть ниже приписка: «Наташка, дорогая! Где ты мотаешься? Обзвонилась тебе. Приезжай к нам обязательно. Будет шикарно. Адрес – Лесное, 74. Целую. Лина».

Наталья было призадумалась, но холодный ветер пробирал до костей, и, лязгая зубами, она заторопилась к подъезду. Приглашение, конечно, хорошо: Наталья давно не виделась со старой подругой Линкой, но... Но после каждого визита к преуспевающим знакомым она заболевала в прямом смысле этого слова. Не простудой, нет, и не гриппом. Наталью охватывала депрессия. Насмотревшись на картину чужого счастья, она начинала вести раскопки собственного «эго». «Ну, что, что во мне не так? Или что такого в Линке? Почему ее жизнь складывается без сучка без задоринки, а мне судьба преподносит то кукиш с маслом, то просто кукиш? Линка – кривоногая, недалекая, да и готовить не умеет. Яичница с колбасой – для нее высший пилотаж».

Такого вот рода мысли посещали Наталью все чаще и чаще. Эффектная брюнетка с двумя высшими, мастерица готовить и вязать, умница, она шла по жизни, высоко подняв голову, выбивалась из сил, играя избранную ею же самой роль сильной и удачливой женщины, а по ночам ревела в подушку от одиночества и тоски.

«Вот не вышла вовремя, – пилила ее мама, – в женихах, как в соре, рылась. Тот – дурак, этот – слюнтяй, потому и осталась на бобах, милая моя».

«Н-да, – мысленно соглашалась с ней Наталья, – все путное давно разобрали, осталось то, что уже никому не нужно. А вот у Линки все, как в романе: удачный брак на втором курсе института, муж – итальянец, председатель совета директоров солидной фирмы по торговле парфюмерией и косметикой, сын и жизнь, полная любви, интересных встреч, путешествий и черт знает чего еще».

– Ну, что, что во мне не так?! – вслух произнесла она и осеклась: немногочисленные прохожие с недоумением поглядывали на прилично одетую женщину, разговаривающую сама с собой, стоя у хрущевской пятиэтажки.

«Совсем рехнулась!» – мысленно ругнула себя Наталья и нырнула в свой подъезд.

Глава вторая

СЕМЬЯ ФАНДОТТИ

– Ты долго? Володя уже полчаса как подъехал, – ворчала Лина, разливая утренний кофе по чашкам.

– Си, си, – шутливо отвечал ей муж, на ходу застегивая пиджак. – Кофе готов, дорогая? – Синьор Массимо Фандотти выговаривал слова чересчур правильно с чуть заметным акцентом. Упитанный, как большинство его соотечественников из-за пристрастия к спагетти, он тем не менее сохранил известный лоск и подвижность. Поблескивая очками и на ходу приглаживая вьющиеся темно-каштановые волосы, Фандотти торопливо уселся за стол.

– Давно готов. Пей. Продукты я заказала. Кстати, ты собирался определиться с поваром. И что? – В голосе Лины сквозило плохо скрываемое раздражение.

– Забыл, аморе мио. Но сегодня исправлюсь. Кухня «Пикколо Итали» тебе нравится? – Разговаривая, синьор Фандотти безуспешно пытался пригладить прядь седых волос, строптиво топорщившуюся над низким лбом.

– Не очень. Они плохо смешивают коктейли, – капризничала Лина, разглядывая отполированные ногти и лениво покачивая ногой.

– Бармена пригласим дополнительно. Думаю, мы можем себе это позволить.

– Ура-а! – радостно закричала жена, соскочив со стула. – Значит, все будет на широкую ногу? Мне безумно нравится, когда ты ведешь себя по-русски.

– Если бы я вел себя по-русски, мы бы давно пошли по миру, солнце мое, – заметил Массимо Фандотти, и тень недовольства мелькнула на его холеном лице.

– Ну-ну, Максим, не сердись, я пошутила. – Лина повисла у мужа на шее, пытаясь сгладить неловкость, вызванную ее бестактным замечанием.

– Я не сержусь. Список гостей у меня в кабинете на столе. Займись этим сейчас же. И грацие за кофе.

– Слушаюсь, господин генерал! – Лина закрыла за мужем входную дверь. Она постояла с минуту, раздумывая, потом резко крутанулась на одной ноге и, пританцовывая, направилась в кабинет мужа. По дороге Лина заглянула в комнату к няне их сына Бартоломео: – Настя, будите Барти. Меня не трогать. Я занята по горло.

Сонная Настя подняла всклокоченную голову и издала протяжное:

– Се-е-йчас, Лина Николавна.

«Вот, засоня, уволить бы лентяйку, да Барти от нее без ума. Вернее, от ее сказок. Приходится терпеть», – подумала Лина и тут же забыла об этом. Такая уж у нее черта характера – долго размышлять на одну и ту же тему она была неспособна, как неспособна была долго сердиться или сосредотачиваться на каком-либо одном деле. Ее поверхностность помогала Лине жить легко и просто, что, вероятно, и привлекло к ней вечно погруженного в мрачные мысли Массимо. Она порхала по жизни, как мотылек, не задумываясь над тем, что ждет ее завтра, терпеть не могла планировать что-то заранее, и тем не менее, трепетно оберегаемая ангелом-хранителем (роль коего теперь исправно исполнял Массимо), жизнь Лины складывалась, будто по нотам, гармонично и празднично.

Вспомнив о том, что она еще не умывалась, Лина пошла в ванную. Там, на фоне бледно-голубого кафеля, гроздьями висели мочалки всех форм и размеров. Громадная мочалка пронзительного красного цвета принадлежала, конечно же, Барти, оливковая – Лине, темно-синяя – Массимо.

Полоща горло, она вдруг вспомнила, как в школьные годы мама заставляла разучивать ее «Соловья» Алябьева, и попыталась повторить романс на память, но, пару раз сфальшивив, громко расхохоталась и тут же об этом забыла. Успокоившись, принялась пытливо рассматривать свое отражение в зеркале.

На первый взгляд – ничего особенного: обычное лицо, бледное, с мягкими, как бы размытыми чертами. Но вот странность: стоило Лине улыбнуться, и лицо менялось волшебно, словно подсвечиваясь изнутри, будто фонтаны по вечерам. А если она чуть подкрашивала и «включала» глаза…

Мужчины против собственной воли ходили за ней по пятам. Лина имела круг верных почитателей, эдаких рыцарей, поклонявшихся ей без всякой надежды на взаимность, обожая ее на расстоянии, и потому не имевших возможности разочароваться в своем идоле. Со временем они организовали нечто вроде «фанклуба Лины Фандотти», куда новички допускались с большой неохотой. Проверенные временем поклонники ревностно охраняли сердце Лины от посягательств новобранцев, тоже инфицированных любовью к ней.

Предметом отдельного разговора являлись волосы Лины, пышные, необыкновенного золотисто-оранжевого оттенка, «цвета опавшей листвы» (это сравнение принадлежало Эдику Дрейку, известному поэту, одному из старожилов «фанклуба»), а высокий лоб с задорными пружинками завитков делал ее похожей на салонных красавиц конца девятнадцатого века.

Словом, была в ней большущая «изюмина». Проглотить ее большинству мужчин оказывалось не под силу, она застревала в горле, мешая несчастным жертвам говорить, дышать, а затем и жить спокойно. Они таращили на богиню восторженные глаза и поминутно заикались.

Такое поклонение Лине льстило, и она не только не противилась, но искусно подогревала страсти в своем доморощенном клубе.

Муж относился к флирту жены с присущим ему мрачноватым юмором и, заметив рядом с ней очередного воздыхателя, интересовался:

– Ну как? Послушно проглотил наживку?

Лина морщилась и, изящно наклонив головку, картинно восклицала:

– Ты не представляешь, как мне все это надоело! Но что я могу поделать?

– Перестать морочить головы серьезным людям, – обычно следовал совет.

Приведя себя в порядок, Лина, вновь беззаботно напевая все того же злополучного «Соловья», направилась в кабинет. Там, на столе, заваленном бумагами, она отыскала список гостей и, устроившись с ногами в кресле, принялась в алфавитном порядке обзванивать приглашенных.

Банкет планировался грандиозный, поэтому празднество решили организовать не в городской квартире, а в Лесном, в большом загородном доме. Трогательно наморщив узкий лобик и неуверенно шевеля пухлыми розовыми губками, Лина старательно отмечала в списке тех, кого обзвонила накануне, и подсчитывала количество оставшихся. Последних оказалось около двадцати. Вздохнув, Лина взяла трубку...

И вдруг телефон громко зазвонил. От неожиданности она вздрогнула и чуть было не выронила трубку из рук. Опомнившись, торопливо сказала:

– Алло.

– Привет, дорогуша. Узнала? – раздался в трубке вроде как слышанный ею ранее голос.

– Что-то очень знакомое, но пока нет...

– Наталья... Погодина.

– Ой, Наташка, ты?! Ужасно рада тебя слышать. Ты получила приглашение?

– В том-то и дело, что получила. Потому и звоню. Суть в том, что не смогу я быть на вашем празднике жизни.

– Это еще почему? Не выдумывай! Я тебя два года не видела. Я и Вику пригласила. Наболтаемся всласть.

– Не могу я никак. Честно говоря, мне и одеть-то нечего. А в ваших кругах девушку в джинсах на босу ногу не поймут.

– Ну, милая, это не проблема. Приезжай чуток пораньше, мы тебя экипируем. Будешь, как Джулия Робертс. Комар носа не подточит. Я серьезно.

– Не хочу я так. Как бедная родственница. Не по-людски это. Ценю твою доброту, но не могу. Уж если в гости, то как положено. При хорошем костюме и настроении, да с достойным подарком имениннику. А у меня дилемма – или подарок, или костюм. Про настроение умолчу.

– Плевать я хотела на твою диалемму! И подарки не нужны. Приезжай. Лады?

– Линка, ты слова путаешь: дилемму и диадему. Следи за своим языком. Твой социальный статус теперь предполагает грамотную речь.

– Плевать мне на статус! Иные здесь такое плетут, что даже я по сравнению с ними интеллигенция в десятом колене. Короче, твои оправдания не принимаются. Жду тебя в пятницу, и никаких гвоздей. Целую. Пока, – и, не дав Наталье времени возразить, Лина отключилась. Задумчиво глядя перед собой, она некоторое время сидела молча, машинально наматывая на палец прядь рыжих волос, наконец встряхнулась, пожала плечами: – Одеть нечего! Придумает же такое, – фыркнула синьора Фандотти и принялась обзванивать остальных.

Лина была женщиной сугубо практической, и отвлеченные понятия, вроде чувства собственного достоинства, стыда и прочего в таком роде, не имели для нее ровным счетом никакого значения. Они казались ей устаревшими, архаичными, место им в классических романах прошлого века.

Из недр огромной квартиры послышался беззаботный детский смех. Значит, Барти проснулся, о чем свидетельствовали также жуткий грохот и визг, несущиеся из детской. Еще через пару минут на пороге кабинета появился чудный смуглый малыш с буйными рыжими кудрями, в которых торчало павлинье перо.

Увидев этот драгоценный аксессуар, купленный ею для собственной экипировки за баснословные деньги, Лина охнула и подскочила к сыну:

– Барти, отдай перо!

Мальчик лихо скакнул в сторону, не даваясь в руки.

– Мы в Питера Пена играем. Я – индеец!

– Отдай сейчас же перо! Я накажу тебя, разбойник! – кипятилась Лина, гоняясь за отпрыском по кабинету.

Барти ловко уворачивался, летая по комнате почище самого Питера Пена. Он возбужденно хохотал, потешаясь над неловкостью матери и, подпустив ее поближе, чертом отскакивал в сторону.

Конец игре положила Настя, возникшая на пороге в наполеоновской треуголке, роль которой исполняла обыкновенная диванная подушка.

– Отряд, стройсь! – громко скомандовала няня.

Барти остановился и послушно вытянулся в струнку. Лина поспешила выдернуть перо из копны его волос и на всякий случай спрятала руку за спину. Но Барти не обратил на это никакого внимания, он преданно смотрел в глаза Наполеона-Насти и ждал дальнейших приказаний.

– На завтрак в полевую кухню, марш! – гаркнула Настя и, трубя в сложенные рупором ладошки, промаршировала в столовую, чеканя шаг.

За ней прошествовал отряд в составе единственного индейца, откровенно говоря, метиса, но стоившего доброго десятка чистокровных краснокожих, Бартоломео Фандотти.

Глава третья

РОДСТВЕННИКИ

В самолете было невыносимо душно. Видимо, плохо работали кондиционеры. Луиза Фандотти беспрестанно включала маленький вентилятор над головой, но слабая струйка воздуха не приносила облегчения. Паоло Фандотти, седовласый господин респектабельного вида с аккуратной испанской бородкой, безмятежно спал с открытым ртом. Жена завистливо посматривала на него – ей уснуть в дороге не удавалось никогда, даже в молодости. Она тогда частенько сопровождала мужа, известного в прошлом финансиста, в деловых поездках, и ни разу за их сорокалетнюю совместную жизнь ей в пути не удавалось расслабиться и спокойно заснуть. А сегодня, когда они с мужем летят в Москву на юбилей собственного сына, она волновалась вдвойне. Но вот Паоло – хоть бы что!

Как он глупо выглядит с открытым ртом! И вообще мужчины – настолько толстокожие существа! На все им наплевать! Вот летит в Россию... Это же все равно что в космос!

Предстоит встреча с чудесным мальчиком, их внуком, которого они до сих пор видели только на фотографиях, и хоть бы хны! Спит, будто его везут не за тридевять земель, а в соседний городишко на бридж. Еще эта несносная духота!

Луиза Фандотти поморщилась и достала из сумочки упаковку влажных салфеток, потом глянула в окно: кроме облаков, напомнивших синьоре пуховое одеяло из ее девичьего приданого, в иллюминаторе ничего не было видно. Фандотти вздохнула.

Приятный молодой человек в костюме стюарда объявил о том, что полет лайнера итальянской авиакомпании «Алиталия» Милан-Москва проходит на высоте двенадцать тысяч метров и что через несколько минут пассажирам бизнес-класса будут предложены легкий ланч и напитки.

Синьора Луиза тщательно протерла лицо и руки влажной салфеткой, критически оглядела свой костюм и нетерпеливо похлопала мужа по руке:

– Паоло, Паоло!

– Что?! Что такое? – всполошился синьор Фандотти, ошалело таращась на супругу.

– Если ты хочешь перекусить, то пора просыпаться, – ворчливо проговорила жена, заправляя салфетку за воротничок блузки.

– Я бы предпочел проспать до настоящего обеда, – ответил синьор Фандотти, зевая и потягиваясь.

– Ты имеешь в виду обед в Москве?

– Естественно. Неужели в самолете можно получить достойный обед?

– Я не уверена, что в Москве Лина предложит тебе что-нибудь путное.

– А я уверен. Не настолько же она бездарна, чтобы не суметь накормить свекра хорошим обедом хотя бы раз в жизни. – Синьор Паоло дразнил жену и получал от данного процесса немалое удовольствие.

– Это ты так думаешь. А если она сама никогда в жизни не пробовала хорошего обеда? Уверена, что даже заказ приличной закуски ей не под силу. – Синьора Луиза нервно поправила седые кудряшки над низким, покрытым сеткой глубоких морщин, лбом.

– Ты просто не любишь ее, – заметил муж, принимая поднос с сандвичами из рук стюардессы.

– Чисто мужские бредни! – парировала жена, также принимая пластиковый поднос с закуской и плотоядно улыбаясь при виде севрюжьей икры, бледно размазанной на ломтиках пшеничного хлеба.

– Неправда. Я терпеть не могу икру, а ты – жену Массимо, ведь так? Женская ревность – проблема, увы, не новая, – и он брезгливо покосился на жену, жадно слизывающую с хлеба черные икринки.

– Я бы удивилась, если бы мужчина сказал нечто тонкое.

– Ты хотела сказать не мужчина, а я?! – начал заводиться господин Фандотти, и его пухлое лицо побагровело. – Ты ненавидишь свою невестку, а отыгрываешься на мне. Луиза, ты необъективна!

– Я всю жизнь была объективна, терпела твой несносный характер, твою чересчур ответственную работу, твое равнодушие ко мне и твоих любовниц! Надоело! Теперь я хочу жить, ни под кого не подстраиваясь. Просто жить. Так, как мне хочется! Не оглядываясь ни на тебя, ни на родственников и знакомых. И, пожалуйста, дай мне поесть спокойно. Разбудила на свою голову. – Синьора Фандотти с раздражением стала распечатывать кубик с повидлом.

– О, мама миа! Видали, она меня завела, она не дает мне спокойно поесть, она подняла мне артериальное давление, и она же меня обвиняет! Нет, Луиза, придет день, когда я отброшу свою порядочность и разведусь с тобой. И пусть надо мной смеется весь квартал. Хоть на старости лет пожить по-человечески. – Господин Фандотти нервно встал с места и принялся протискиваться в хвост самолета, где располагался туалет. Его внушительный живот по пути снес парик одной престарелой пассажирки, но, взволнованный ссорой, синьор этого не заметил.

Оставшись одна, Луиза Фандотти аккуратно сложила остатки ланча на поднос и, достав из сумочки пудреницу и помаду, принялась наводить глянец на истрепавшееся от времени лицо.

Когда голубоглазая стюардесса забирала поднос с остатками еды, синьора Фандотти глянула на нее поверх зеркальца и попросила:

– Милочка, двойной коньяк, пожалуйста. У моего мужа – пониженное давление, сами понимаете.

– Да, синьора. Конечно. Сию минуту, – пролепетала робеющая стюардесса и умчалась за коньяком.

К возвращению господина Фандотти на столике красовалась приличная порция «Реми Мартина» – средства, в чудодейственность которого так верит каждый мужчина. В глазах Паоло Фандотти мелькнула тень удовлетворения.

Синьора Луиза снисходительно улыбнулась и примирительно сказала:

– Выпей, дорогой. Успокойся. Нам нужно приберечь силы для Москвы.

– Это ты побереги силы для Москвы. Что касается меня, я не собираюсь открывать там военных действий.

Супруги замолчали. Луиза Фандотти принялась просматривать каталог женской одежды, а синьор Паоло с видимой скукой на лице стал разглядывать соседей.

До Москвы оставалось полтора часа лету.

Глава четвертая

ПРОСТО ВИКА И ГОСПОЖА ВАЛИТО

Вика являла собой классический пример «мужика в юбке». Но так было не всегда. Много лет назад, до замужества, Викуля выглядела симпатичной девчушкой, обаятельной и очень живой. Но как же давно это было... Страшно вспомнить. Да и было ли вообще?

Теперь она тянула семью, состоящую из трех сыновей и мужа Ленечки, давно превратившегося в фантастический гибрид человека и дивана. Викуля работала на трех работах: являлась редактором женского журнала, вела стилистику в каком-то захудалом вузе и мыла полы в офисе, располагавшемся по соседству с редакцией.

Леня водил детей в детский сад, старшего сына встречал по вечерам со второй смены из школы, ходил по магазинам на данные ему Викой деньги и пил. Сначала пил от скуки. Есть люди, искренне не понимающие, каким образом можно отдохнуть, если не напиться. Для них бутылка – своего род бонус за еще один прожитый день. Именно к этой категории принадлежал аристократичного вида Ленечка.

Эффектные юноши были Викиной слабостью смолоду. Порода – вот, что всегда повергало ее в священный трепет. Встретив Ленечку, она влюбилась без памяти. Познакомились они на студенческой вечеринке в общежитии во времена беззаботной советской действительности, когда можно было не бояться завтрашнего дня, но и уповать на него тоже не имело смысла, студенческое общежитие и танцплощадка являлись тогда обычным местом встреч молодых. Его глаза смотрели так доверчиво, его чудная улыбка была такой безыскусной, его стройное тело... Э, да что там говорить! Чертовски хорош был Ленечка. Молод и хорош. А главное, он совершенно не умел пользоваться этим – так казалось Вике. С годами стало ясно, что Ленечка куда практичнее, нежели она предполагала.

Творческий склад Викиного ума требовал красоты везде и во всем, Ленечкина внешность вдохновляла ее, открывала второе дыхание. А может, и не его внешность вовсе, а ее любовь? На этот простой вопрос Вика не смогла бы ответить даже сейчас.

Стоя в ЗАГСе рядом с Леней, она думала: «Он – божественно красив, я – чертовски умна. Кстати, интересно, почему красота от бога, а ум приписывают дьяволу? Надо будет поразмыслить над этим. Но, скорее всего, потому, что красота дарит радость, а знание умножает скорбь. Итак, я умна, он красив. Гармонично? Вполне. Мы любим друг друга. Значит, будем счастливы». Так рассуждала Вика, любуясь своим избранником.

А действительно – почему бы и не состояться их семейному счастью? Ведь в союзе красивой женщины и поклоняющегося ей умного мужчины испокон веков все складывалось благополучно...

Но есть одно «но»! У Вики и Лени ситуация противоположная: женщина умна, мужчина красив. Вроде бы – какая разница? Громадная! Женщина умная способна сделать карьеру, заработать и обеспечить счастливое существование своего партнера, но лишь до тех пор, пока между ними не появляется третий (не любовник, упаси господи!) – ребенок. Вот тут-то и начинаются проблемы: мужчина не способен стать матерью, то есть взять на себя труд кормить и воспитывать чадо. С легкостью уступая жене роль добытчика и шкипера в мутных водах бытия, он считает унижением мужского достоинства нянчить ребенка и вести хозяйство. Вот, где собака зарыта!

Это самое с Викой и произошло. Семейная идиллия затрещала по всем швам, когда стала увеличиваться семья. Правда, надо отдать должное Ленечке – при появлении первого сына он храбро взялся за дело, пристроенный неутомимой Викой к толковому бизнесмену. Однако через два года, когда сыновей в семье прибыло (родились мальчики-близнецы Сема и Сева), боевое настроение Ленечки пошло на убыль. Страна, охваченная эпидемией бизнеса, бурлила и пенилась, а из Ленечки коммерсанта не получилось. Он начал попивать, клясть правительство, ворюг и приобщать к бутылке затюканную бытом Викулю. И в последнем немало преуспел.

Опомнившись, Вика, вынуждаемая обстоятельствами, ринулась зарабатывать деньги, дабы прокормить ненасытное семейство. Ленечка же улегся на легендарный диван. По вечерам выпивали: Леня – чтобы скрасить унылое существование, Вика – для расслабухи. По ночам Ленечка храпел, сотрясая стены доставшейся по наследству от родителей квартирки, Викуля писала статьи и рассказы, часто мигая красными от недосыпа глазами.

В тот вечер, когда им из другой жизни позвонила Лина и пригласила на юбилей, Вика находилась в особенно мрачном расположении духа. Положив трубку, она вспомнила о своей принадлежности к прекрасному полу (в связи с извечным женским вопросом: что надеть?), повернулась к зеркалу в прихожей и вздрогнула. Отражение в заляпанной детскими ладошками зеркальной поверхности казалось незнакомым и отталкивающим. Вялая кожа, синяки под глазами, тусклый взгляд и сутулые плечи – все признаки неудавшейся жизни и подкрадывающейся старости налицо.

– Оценка завершилась подписанием акта о списании, – цинично бросила она своему отражению и отправилась в гостиную, где возлежал ее благоверный. – Леонид, встряхнись, дорогой. Через два дня нам предстоит выход в свет.

– И что? – бросил Ленечка, не поворачивая головы.

– Как «что»? Нужно задуматься о боа, горжетках, смокингах, бабочках и тому подобной меркантильной дребедени. Я понимаю, вам, философам, не до глупостей. Но ведь одевать-то что-то надо.

– Куда идем? – буркнул муж, все еще не глядя на Вику.

– К Фандотти.

– С чего это они вспомнили о нас?

– У Массимо – юбилей со всеми вытекающими.

– Не понимаю: какое отношение мы имеем к Массимо?

– К Массимо – никакого. Но Лина – моя старинная подруга, и я не собираюсь игнорировать ни ее, ни ее мужа.

– Иди одна. У меня все равно смокинга нет. Не хочу дискредитировать тебя своим видом.

– Ты забыл о том, что благодаря тебе я уже давно превратилась в рядового потребителя универсальной китайской продукции.

– Ну, начинается... – вздохнул Ленечка, встал с дивана и перебазировался в супружескую спальню, на кровать.

– Значит, ты не идешь, гордец? Великодушно предоставляешь мне право отдуваться за всех? Придется взять напрокат норковое манто, – продолжала, зайдя вслед за мужем в спальню, издеваться над ним Вика.

– Боже упаси! – вскричал Ленечка, потея от ужаса. – А если ты его прожжешь, потеряешь? Мы не расплатимся до конца жизни!

– Во-первых, кто это мы? А во-вторых, я пошутила. Обойдусь вечерним платьем. Правда, придется потратиться на такси, потому что прикрыться мне нечем. А китайский пуховик в комплекте с фальшивыми бриллиантами – чересчур эпатажно даже для меня.

– Кстати, когда тебе заплатят в «Милых дамах»? – озабоченно спросил Ленечка. – Бюджет на ноябрь мы уже исчерпали, а тут еще твое платье напрокат. Это безумие! Знаешь, Вик, я бы на твоем месте...

– Уж лучше оставайся на своем. Так надежнее, – устало вздохнула Вика и поплелась в душ.

Шланг у душа прорвался месяца три назад, но Ленечке, мужественно охраняющему диван (вероятно, от тараканов, не дай-то бог вынесут), некогда было заниматься подобными глупостями.

Вика со вздохом погрузилась в теплую воду и, безрадостно обозревая темные пятна сырости на потолке, задумалась: «Как-то все странно в этой жизни. Линка, глупенькая, пустая Линка, устроилась шикарно, а мы с Натальей что-то прохлопали, упустили. Не успели вовремя заскочить на подножку трамвая под названием «Жизнь», оставшись на продуваемой всеми ветрами заплеванной остановке. Почему? Наверное, увлеченные собственным благородством и жертвенностью, не разглядели мы в возвышенной дымке примитивной правды жизни. Дуры. Беспросветные», – поставила она окончательный диагноз и принялась намыливать мочалку.

За дверью гомонили мальчишки – кажется, сегодня они играли в гангстеров.

«Господь не дает человеку больше того, что он может вынести». Только и остается утешаться этим вот афоризмом на все случаи жизни, вздохнула Вика.

– «Всему свое время и каждому свое: наезднику – стремя, охотнику – ружье», – пропела Виктория и включила дырявый душ. Глядя на хлещущую из дырки струю воды, она в сердцах добавила: – Эх, ружьишко бы мне не помешало! Я б ентого лодыря с удовольствием продырявила.

Госпожа Валито, утомленная посещением ряда модных бутиков, отдыхала в зимнем саду собственной двухуровневой квартиры, расположенной в чудесном старинном доме с мансардой в центре столицы, и разговаривала по телефону с приятельницей.

– Знаешь, объездила весь центр в поисках приличного платья. Устала до безобразия. Столько хлопот с этим юбилеем Фандотти. Одеваться, как пугало, не умею, а переплюнуть жену патрона – значит, подписать смертный приговор карьере мужа. Лина – образец помпезного мещанства. И это при их-то средствах. – Милена Валито полулежала на мягкой кушетке, потягивая из высокого бокала легкое винцо.