Текст книги "Горький берег солёного моря (СИ)"
Автор книги: Татьяна Крылова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 10 (Анна)
За прошедший год Анна разучилась вставать рано. Проснувшись, она всегда сразу звала служанку и просила, чтобы та раздвинула шторы и открыла створку окна, если позволяла погода. Потом отсылала Фаину и могла еще целый час провести в кровати, прислушиваясь к шелесту листвы, пению птиц за окном, к разговорам слуг, приводящим в порядок двор после непогоды.
Из комнаты Анна выходила к завтраку, а иногда случалось так, что даже опаздывала. Но князь Леонид никогда не ругал ее, хотя все же поглядывал косо. Он говорил, что именно в ее возрасте надо наслаждаться жизнью, а вставать рано она еще успеет.
Во время еды старый князь говорил мало. Зато после приемов пищи, если не отправлялся вздремнуть в своем кабинете, частенько просил Анну составить ему компанию и развлечь его беседой.
Беседы между мужем и женой никогда не проходили на равных. За минувший год ни Анна, ни старый Леонид так и не привыкли к друг другу настолько, чтобы быть именно супругами. Князь частенько поучал Анну. Девушка же не смела с ним спорить, возражать ему. Наблюдавший за этими разговорами со стороны Олег всякий раз приходил к выводу, что его отец общается всего лишь со своей внучкой.
Несколько раз молодому князю приходилось уезжать по делам поместья. Когда такие поездки были короткими, Олег покидал дом с легкостью, не думая о плохом и грустном. Но бывало, что поездки длились неделю или две. Тогда молодой человек уже накануне становился молчаливым, почти ничего не замечал вокруг и постоянно что-то требовал от прислуги.
– Олег, не стоит беспокоиться. Мы не маленькие дети – справимся с хозяйством, – как могла, успокаивала его Анна.
– Я не о хозяйстве беспокоюсь, – вздыхал в ответ Олег. – О вас с отцом. Как бы вы, матушка, не заболели от одиночества. Как бы князь…
Молодой человек никогда не договаривал фразу до конца. Да это и не требовалось. Все в усадьбе отлично понимали, чего больше всего опасался князь Олег: отец его был стар и в последнее время болел все чаще и чаще.
Анна к состоянию мужа относилась спокойнее. Все же она не была к нему так привязана, как родной сын. Но и она частенько смахивала с глаз слезинки, когда невольная мысль о скором расставании с супругом мелькала в ее голове.
Такие же слезинки блестели в уголках глаз девушки и в те минуты, когда она вольно или невольно вспоминала родной дом. После свадьбы она ни разу не виделась ни с сестрой, ни с родителями. Много раз она пыталась вырваться к ним хоть на пару дней или устроить их приезд в усадьбу. Но старый князь только отрицательно качал головой и едва слышно приговаривал:
– Ни к чему это. Ни к чему такое беспокойство.
Из уважения к нему, Анна не спорила с мужем, не напоминала, что он препятствует ее встречи с самыми близкими для нее людьми. Девушка не говорила ни князю Леониду, ни Олегу, что подобные запреты просто нечестны и глубоко ранят ее.
Анна часто писала письма домой. Описывала свою жизнь, происходящее с ней, интересовалась делами дома. К ее большому сожалению, ответные письма были очень коротки, а иногда родители или Марина и вовсе ограничивались открыткой по случаю праздника.
Однажды Анна пожаловалась Олегу на то, что совсем не понимает поведения своих родных.
– Быть может это от того, что они обиделись на меня? Или у них что-то нехорошее случилось, и они боятся мне об этом сказать?
– Они пишут. Значит, живы, – со вздохом ответил Олег, заметно погрустнев.
Разговоры о письмах были нежелательной темой для разговоров, по его мнению. Ведь прошло почти два месяца с тех пор, как князь набрался смелости и написал письмо сестре. Ответного письма от Юлии он до сих пор не получил.
Не получил письма Олег и позже. И состояние неопределенности, в котором пребывал он в последнее время, настолько сильно давило на него, что накануне он преподнес своей названой матери, пожалуй, лучший за всю ее жизнь подарок на именины:
– Завтра с утра я поговорю с отцом и постараюсь убедить его, что вам необходимо съездить домой. Повидаться с родителями и сестрой. Так же прошу принять мои извинения, Анна. Я давно должен был все понять.
Девушка широко улыбнулась и в тот же миг бросилась обнимать Олега – настолько сильной была ее радость. Ощущение счастья все еще не покинуло ее и утром восьмого августа, когда она открыла глаза.
Утро было раннее, совсем не похожее на те, которые встречали ее в предыдущие дни. Солнце только-только выползло на небосвод и, должно быть, еще само позевывало. Привычно позвав Фаину, Анна совсем не удивилась, что ее горничной еще нет. Откинув одеяло, девушка спустила ноги на прохладный пол и направилась к умывальнику.
Приведя себя в порядок, Анна выбрала и надела платье. Причесать волосы без посторонней помощи оказалось немного сложнее, но прежние навыки были еще не до конца растеряны, так что и с этой задачей молодая княгиня справилась.
Ей хотелось петь и танцевать!
Понимая, что снаружи комнат ее никто не ждет, Анна заставила себя сесть в кресло в гостиной и взять в руки книгу. Девушка даже прочитала пару страниц, но потом мысли ее оказались полностью заняты предстоящей поездкой, и в книгу она смотрела лишь по привычке. Предвкушая встречу с родными, Анна думала, какие гостинцы стоит привезти каждому из них.
Так девушка и просидела около часа, не заметив вовсе, как пролетело время. Всеми своими мыслями и чувствами она уже стояла на пороге не слишком любимого, но все же родного дома. Уже поднимала руку, чтобы постучать в дверь…
– Госпожа? Вы уже встали? – вырвал ее из мечтаний голос Фаины.
Анна вздрогнула, выронила книгу. Горничная тут же подбежала, чтобы ее поднять.
– Простите, я не думала, что вы так рано подниметесь, госпожа, – пролепетала служанка.
Княгиня уловила какие-то странные нотки в голосе девушки. Словно Фаина старательно пыталась сдержать… его дрожь?
– Фаина, ты плачешь? Почему? Что случилось? – поинтересовалась Анна.
Зная, что горничная может попытаться уйти от ответа, девушка схватила служанку за руку, вынуждая повернуться к себе. К ее удивлению, Фаина не попыталась ничего скрыть. Она уже открыла рот, чтобы ответить, как вдруг глаза ее наполнились слезами:
– Ночью князю Леониду стало плохо. Вызвали доктора. Он сказал, что надежды нет…
Анна почувствовала, как по спине пробежал холодок.
– Почему меня не разбудили? – спросила она каким-то чужим голосом.
– Их сиятельство не велело, – сквозь слезы ответила служанка.
Не медля больше ни секунды, Анна выбежала из комнаты. Через пару минут она уже стояла возле двери в спальню мужа, чуть наклонившись вперед, шумно и глубоко дыша. Должно быть девушка произвела слишком много шума, когда подбежала к двери, потому что дверь в спальню открылась и на пороге появился не слишком довольный происходящим Олег. Когда молодой князь увидел Анну, недовольство на его лице сменилось удивлением.
– Что вы тут делаете? – спросил Олег, закрыв дверь в спальню.
– По-вашему, я могу быть где-то еще?
Восстановив, наконец, дыхание, Анна набросилась на Олега с обвинениями:
– Почему меня не разбудили? Почему не рассказали все ночью?
– Отец не велел. Он не хочет, чтобы ты его видела, – спокойно объяснил Олег.
– Я его жена. Как я могу его не увидеть?
Олег взял Анну за руку и потянул за собой. Пройдя пару комнат и коридоров, они вошли в общую гостиную. На столике возле дивана стоял поднос с едой и ароматным горячим кофе.
– Сейчас у отца врач. Не будем ему мешать, – Олег тяжело вздохнул, присел на край дивана и налил кофе себе и Анне. – Присядьте, Анна.
Ей больше ничего не осталось, так что княгиня села и молча принялась за предложенный скромный завтрак.
– Давай поговорим начистоту, Анна, – вдруг произнес Олег.
И то, каким прохладным тоном это было сказано, и то, что он не обратился к ней привычно на "вы", заставило девушку почувствовать себя виноватой. Но в чем она была неправа, Анна не могла припомнить, как ни старалась.
– Давай, – просто ответила княгиня.
– Ты никогда не любила моего отца. Я имею ввиду ту любовь, которая может возникнуть между мужчиной и женщиной. Ты уважала его, прислушивалась к его советам, выполняла его пожелания, в обществе вела себя так, как подобает супруге. Но женой для него ты никогда не была. Ты была для него воспитанницей, – Олег взглянул на печальное лицо Анны и поспешил добавить: – Это не упрек. Это правда. Ты согласна?
– Да, – кивнула Анна.
– Я нисколько не пытаюсь принизить твоего положения в этом доме. Но мне бы не хотелось, чтобы в его последние часы, желания отца были исполнены в точности.
Анна молча кивнула.
– Отец составил завещание. Могу тебя заверить, что после его смерти ты не будешь ни в чем нуждаться и получишь все, что причитается тебе по закону. Я также надеюсь, что ты… вы, матушка, не покинете этот дом и нашей дружбе не придет конец.
Анна вновь молча кивнула. Олег также кивнул, налил ей еще немного кофе, после чего откланялся и вышел из гостиной.
После его ухода Анна еще долго сидела, не шевелясь, и смотрела на дверное полотно. Сердце девушки было полно грусти, ей хотелось сделать все по-человечески и попрощаться с человеком, который привел ее в этот дом. Но пойти против воли князя Леонида, желания Олега и собственного обещания…
Анна расплакалась: она не знала, как ей быть дальше. Она не знала, кем считать себя дальше. Да, она всегда чувствовала себя немного чужой в этих стенах. Но теперь…
Она чувствовала себя одинокой. Еще более одинокой, чем в тот день, когда Василий уплыл. Потому что в тот день – почти три года назад – она могла быть собой: могла кричать и плакать. И никто не смел ни в чем упрекнуть растрепанную девчонку, бегущую по кромке воды, потому что все видели, что ей больно. Потому что все понимали, что эту боль не следует держать в себе.
Анна вздохнула. Князь обещал, что после его смерти она обретет свободу. Но сможет ли она быть свободной в этом его мире, если здесь даже чувствам не позволительно быть свободными.
* * *
К полудню небо затянули облака. Сероватые, серо-синие, черные настолько, что очнувшись от недолго сна, Анна не сразу поняла день еще или уже ночь. Встав с кресла, девушка потянулась, разминая затекшие конечности.
После разговора с Олегом она еще почти два часа провела в гостиной. Она надеялась, что хоть кто-нибудь вспомнит о ней, придет, расскажет, что происходит. Но за все это время заглянула лишь Марфа – служанка с кухни, да и та за подносом из-под завтрака. Тогда Анна ушла из общей гостиной и вернулась в свои комнаты. Тут она немного почитала, вышила пару цветов, выпила стакан воды, принесенный Фаиной, отказалась от обеда и в конце концов задремала.
Взглянув на часы, девушка убедилась, что темнота на улице не только от туч, но и от приближающейся ночи. Она позвала горничную и попросила зажечь свечи.
– Как себя чувствует князь Леонид? – спросила Анна.
– Я не знаю, госпожа. Его светлость сейчас у отца.
– А врач?
– За ним прислали из деревни. Он сказал, что дело срочное, а тут от его помощи все-равно не будет толка. Он уехал около часа назад.
Анна молча кивнула.
– Постарайся что-нибудь разузнать, – велела она Фаине.
Служанка поклонилась и вышла.
Оставшись вновь одна, княгиня подошла к окну. Ветер усиливался: она слышала, как громче и громче воет он в водосточных трубах, как гремят отливы снаружи. На стекле уже были заметны первые капли. Девушка подумала, что это даже хорошо, если сейчас прольется настоящий ливень. От него станет легче.
– От воды всегда становится легче, – прошептала Анна. И, словно получив ее разрешение, капли со всей силой забарабанили по стеклу.
То ли из-за шума дождя, то ли из-за того, что вошел он без стука и очень тихо, но Анна не заметила появления князя Олега. Лишь когда он негромко позвал ее по имени, девушка вздрогнула и резко обернулась.
Молодой человек был бледен, на лице отчетливо были заметны следы недавних рыданий. Он выглядел растерянным. Он пару раз открывал рот, хотел заговорить, но слова никак не срывались с его губ. А впрочем, этого и не требовалось. Его появления оказалось достаточно, чтобы Анна все поняла сама. Девушка подошла к названому сыну и обняла его так нежно, как и любая мать на ее месте. Олег обнял ее в ответ, но в этих объятиях не чувствовалось ни теплоты, ни благодарности.
Анна отстранилась от князя, понимая, что ему не нужно ее утешение.
– Примите мои соболезнования, Олег.
– И вы, матушка, примите мои соболезнования, – натянуто проговорил он в ответ.
После этого Олег молча протянул ей конверт. Поднеся бумагу к свече, Анна сумела разобрать надпись на нем, сделанную рукой князя Леонида: "Княгине Анне".
"Милая моя Анна!
Я не позволил вам повидаться со мной. Я не хотел, чтобы ваш первый муж запомнился бы вам уродливым калекой, прикованным к кровати. Но больше этого я не хотел видеть ваших слез. Анна, обещайте, что никогда не будете плакать – это вам совсем не к лицу!
Теперь, когда мотивы моего поступка вам полностью понятны, надеюсь, вы простите меня и моего сына, исполнявшего мою волю.
Я благодарен вам за терпение и понимание, которое вы выказывали в течении минувшего года.
Еще хочу сказать вам, Анна, что я прекрасно помню нашу первую встречу. Я помню о том, что отнял у вас возможность быть счастливой (надеюсь, когда-нибудь вы простите старика за это). И я помню, что обещал вам в тот день. Пришло время исполнить это обещание.
Вы свободны, Анна!
И я желаю Вам счастья.
Прощайте.
Ваш Леонид."
По щекам покатились слезы. Негромко шмыгнув носом, Анна вытерла их тыльной стороной руки.
– Олег, – произнесла она и тут же в растерянности замерла. Посмотрев в сторону двери, девушка увидела, что молодого князя в комнате уже нет.
Глава 11 (Василий)
Вот уже две недели в городе стояла сухая и жаркая погода. Пересыхали колодцы, фрукты и овощи портились слишком быстро, мясо и рыбу вовсе перестали продавать. По безлюдным улицам гуляли пылевые метели. Хозяева постоялых дворов объявили, что более не несут ответственности за лошадей своих постояльцев, потому что достать для них свежей воды не представляется возможным.
Обеспеченные люди, вроде семьи губернатора, пока не испытывали на себе всех тягот происходящего. Воды в их колодцах было достаточно, прохладу можно было найти в погребах, куда частенько нянюшки водили детей, чтобы те могли хотя бы выспаться.
Однако жара и засуха были не самыми страшными из проблем горожан. Помимо них вот уже две недели, как в городе свирепствовала лихорадка. Умерших исчисляли сотнями. В нарушение всех правил и традиций, хоронили людей в тот же день, опасаясь ухудшения ситуации. Семьи побогаче нанимали могильщиков за тройную плату, чтобы похоронить близких на городском кладбище. Остальных закапывали в общей могиле, которую копали еще до рассвета, когда жара была хоть немного терпимой.
И каждый житель города надеялся, что его дом беда обойдет стороной. Как надеялись и в доме губернатора до минувшей ночи.
Василий подошел к столику в гостиной и налил себе воды. Промочив пересохшее горло, молодой человек со вздохом опустился на ближайшее кресло. Покосился на часы напротив.
– Вот и утро, – прошептал он.
Глаза молодого человека отчаянно закрывались, мысли словно окутал густой туман, все тело горело… Но, конечно, не так, как у Тамары.
Накануне вечером все решили, что девушка просто перегрелась. Горничная помогла ей лечь в постель, принесла холодной воды и полотенец для компресса. Через час ситуация не стала лучше. Тамара впала в полузабытье, начался бред. Жар стал таким сильным, что до Тамары было страшно дотрагиваться. Вызвали врача – он подтвердил самые страшные подозрения.
К счастью, кормилица забрала Ию у матери сразу после ужина, так что оставалась надежда на то, что малышка не заразилась.
Василий не спал всю ночь. Лишь пару раз начинал дремать, пока служанки уносили теплую воду и полотенца.
Несколько раз за ночь приходил Иван Константинович.
Он хотел подежурить вместо зятя, но Василию удалось убедить его отправиться в кровать. От жары ему сделалось совсем плохо, и его больное сердце давало о себе знать каждый миг, который губернатор проводил на ногах.
К утру Тамара стала спокойнее. Она почти не разговаривала во сне, да и жар стал поменьше. Вновь вызвали врача. Доктор сообщил, что если к вечеру температура не поднимется, то, скорее всего, за ее жизнь можно будет не опасаться. Эту хорошую новость Василий передал губернатору, после чего вернулся в свою комнату отдохнуть.
Он так и задремал в кресле, а когда проснулся, на улице уже начало темнеть.
Одежда на молодом человеке насквозь промокла от пота, воздуха не хватало, из-за духоты болела голова. Он вновь подошел к графину с водой и осушил его залпом. Вытерев с губ капельки, Василий прошел в спальню, чтобы переодеться.
Через десять минут молодой человек спустился вниз. Ивана Константиновича он нашел на террасе. К вечеру чуть похолодало, с моря дул солоноватый ветер, и губернатор выбрался на улицу, чтобы немного подышать свежим воздухом. Старик сидел в кресле-качалке и смотрел, как неутомимые мотыльки кружатся возле ароматных бутонов выжженных солнцем южных цветов.
– Добрый вечер!
– Здравствуй, здравствуй, – отозвался губернатор.
– Как Тамара?
Иван Константинович вздохнул. Потом долго молчал, и Василий понял, что состояние девушки ухудшилось
– Врача вызывали?
– Да. Сказал, что поделать ничего нельзя.
Василий закрыл лицо руками и несколько минут стоял так. За минувший год он так и не полюбил Тамару. Ни капельки. Да и друзьями они не стали: они не делились друг с другом секретами, не доверяли своих тайн, мыслей, чувств. И все же очень хотелось плакать.
– Я пойду к ней, – сказал Василий.
Губернатор кивнул.
Доктор все еще был у Тамары. Василий видел его впервые, но много слышал о нем в последние дни. Это был высокий, очень худой мужчина с иссушенным лицом. Его звали Беллами Кло, он был иностранцем и говорил с таким акцентом, что порой его было очень сложно понять. И, если бы не эпидемия, то и вовсе не пришлось бы разбирать, о чем он толкует.
Доктор Кло плыл домой на корабле, зашедшем в порт для пополнения припасов как раз в тот день, когда официально объявили, что в городе эпидемия. Всех, кто был на кораблях, перестали пускать на берег, а тех, кто сошел – обратно на суда.
Василий подозревал, что на месте доктора любой бы попытался покинуть город по суше и сесть на корабль в каком-нибудь другом порту. Но врач нашел местного лекаря и напросился в помощники к нему. Доктору Кло не отказали, потому что работы в городе было слишком много.
Увидев Василия, врач жестом показал, что ему лучше уйти. Молодой человек отрицательно мотнул головой и вошел в спальню жены.
Тамара лежала на кровати без одеял, прикрытая лишь тонкой простыней. На лбу у нее белело полотенце. Она вздрагивала время от времени и что-то бормотала себе под нос – маленькая хрупкая и очень одинокая девушка.
– Вы хотите заболеть? – продолжал настаивать на своем доктор Кло, когда Василий подошел к постели Тамары и коснулся ее горячих пальцев.
– До вашего прихода я ел и пил с женой за одном столом. Если мне суждено заболеть, то я уже болен.
Доктор ничего не ответил, но желание выпроводить посетителя из комнаты у него пропало.
Василий выпустил руку Тамары и сделал шаг к изголовью, так чтобы коснуться ее алой щеки. На горячем лице были заметны капельки пота. Молодой человек убрал теплое полотенце, обмакнул в воду свежее и медленно положил его на лоб девушки.
– Значит, надежды совсем нет? – спросил Василий.
Доктор Кло развел в сторону руки и посмотрел вверх:
– Чудо возможно. Все в руках Господа.
Василий присел на край кровати. Вероятно, почувствовав движение рядом, девушка внезапно открыла глаза и посмотрела на своего гостя. Она тяжело дышала, но совершенно точно видела и понимала, кто находится перед ней.
– Где Ия? – вдруг спросила она.
– С кормилицей, – ответил Василий.
Он украдкой взглянул на доктора, но тот не выразил ни удивления, ни радости от происходящего. Такое поведение было возможно при нынешнем положении дел.
– Не бросай ее, – тем временем проговорила Тамара.
Ответить Василий не успел. Девушка со стоном вновь закрыла глаза, дыхание ее стало чаще, на щеках отчетливее проступил румянец.
* * *
К утру Тамары не стало. Вновь вызвали врача, чтобы констатировать смерть и оказать помощь Ивану Константиновичу. Когда губернатору сообщили, что его дочь умерла, старик схватился за сердце и без чувств упал на пол.
– Приступ, – констатировал доктор Кло. – Ему нужен покой и свежий воздух.
Иван Константинович честно пролежал в своей кровати весь день, но к вечеру, когда пришло время отправляться на кладбище, все же спустился вниз.
– Это моя дочь, – заявил он, не давая никому даже шанса настоять на постельном режиме.
Василий отметил, что держится он неплохо.
Из дома вышли, когда почти совсем стемнело. Впереди ехала повозка с телом, за ней шли Василий, Иван Константинович и несколько слуг. Все несли в руках факелы, чтобы осветить дорогу. На соседних улицах без труда можно было увидеть и другие подобные процессии.
Похоронили Тамару почти на самой окраине кладбища, в сухой безжизненной земле. Василию стало не по себе, когда он понял, что вокруг нет ничего кроме частых холмиков из песка и торчащих из этих холмиков каменных плит.
Когда последняя горсть земли упала на положенное место, могильщики поспешили уйти. К кладбищу как раз подъезжала еще одна повозка. Слуги тоже не стали задерживаться. Лишь Иван Константинович и Василий стояли друг напротив друга, освещенные светом факелов в их руках. На бледных печальных лицах плясали замысловатые тени.
Василий украдкой наблюдал за губернатором, словно дожидаясь, когда тот заплачет. Но Иван Константинович держался. Несмотря ни на что он продолжал сохранять присутствие духа. Лишь изредка чуть подрагивали уголки его губ.
* * *
На другой день Василий получил записку от госпожи Юлии. Она просила приехать как можно скорее. Ее супруг вновь попытался застрелиться.
Василий в тот же миг направился в их дом. Госпожу Юлию он обнаружил в общей гостиной. Она сидела на диване рядом с Андреем Михайловичем и нежно гладила его по руке. У хозяина дома была перебинтована голова, а на лице все еще были заметны высохшие подтеки крови.
– Василий Лаврентьевич? – удивился его приходу Андрей Михайлович.
– Отдохни, любимый. Я поговорю с ним сама, – предложила Юлия.
Василий послушно вышел следом за хозяйкой. Они миновали душный коридор, пару комнат и вышли на террасу.
– Простите меня. Я так перепугалась, что…
Госпожа Юлия замолчала, пытаясь скрыть навернувшиеся на глаза слезы.
– Тамару похоронили вчера вечером, – перевел разговор на другую тему Василий. Он понимал, что тема не слишком приятная, но новость могла отвлечь госпожу Юлию от собственных переживаний.
И он не ошибся. Госпожа Юлия резко обернулась к нему.
– Как же так? Почему?
– Лихорадка.
– Примите мои соболезнования, – с искренним сочувствием проговорила женщина. – Но почему вы не сообщили, что она больна?
– А какой в этом толк?
– Вы правы. Никакого.
Василий понял, что она вновь возвращается мыслями к произошедшему с ее мужем. Боясь упустить момент, он постарался взять разговор в свои руки:
– Он вновь пытался застрелиться?
Не сумев больше выдерживаться напряжение, госпожа Юлия со слезами опустилась на колени.
– Я не знаю, что мне делать. Я не понимаю, как убедить его в том, что он мне нужен.
Она совсем разрыдалась. Подул ветерок. Краем глаза Василий заметил, как взметнулись легкие шторы, вырвались из раскрытого окна на волю будто две диковинные птицы. Молодой человек едва слышно хмыкнул, после чего присел рядом с госпожой Юлией, стараясь не наступить на ее пышное платье. Вытянув вперед руки, молодой человек взял девушку за плечи.
– Вы пытались сделать это уже сотни раз. Не лучше ли оставить все как есть? Пусть думает, как хочет, а вы живите своей жизнью…
– Вот, значит, как? – раздался на террасе голос Андрея Михайловича. В следующий миг он показался в проеме того самого окна, из которого выдуло сквозняком шторы и где заподозрил его присутствие Василий.
– Вот, значит, как? – повторил мужчина, перебравшись на террасу и подойдя ближе к жене и гостю. – А я ведь именно это и подозревал. И именно на Василия Лаврентьевича думал. Я только одного понять не могу, Юля, почему ты врала мне? Почему говорила, что любишь меня? Почему просто не дала мне умереть? И жила бы…
Договорить хозяин не смог. Мощный удар в челюсть сбил его с ног и на миг лишил рассудка. Госпожа Юлия закричала. Сбежались слуги.
Но Василий никому не дал подойти к Андрею Михайловичу. Жестом велев всем стоять на своих местах, молодой человек наклонился к хозяину дома, схватился за воротник его одежды и рывком поднял его с земли. Андрей Михайлович уже успел прийти в себя и понимал, что происходит вокруг.
– Глупец! – крикнул Василий. – У тебя прекрасная, добрая, нежная жена. У тебя есть дом. У тебя есть имя. У тебя есть жизнь! Твоя собственная жизнь, которой ты можешь жить. Но ты не понимаешь своего счастья, ты не видишь ничего вокруг, кроме шрама у себя на лбу. Шрама, о котором все уже давно позабыли. Глупец, Андрей Михайлович. Глупец…
Словно на то, чтобы сказать все это, ушли все его силы, молодой человек выпустил ворот богатого камзола и выпрямился. Голова его была опущена, лицо скрыто за растрепавшимися волосами.
Андрей Михайлович смотрел на своего недавнего противника со смесью жалости и обеспокоенности. Обратно на пол он не рухнул, продолжая удерживать себя в приподнятом состоянии, в которое привел его Василий.
Госпожа Юлия тихонько всхлипывала. Подойти к мужчинам она боялась. Не из-за мужа. Женщина боялась, что если она сделает хотя бы один шаг вперед, Василий вспомнит о ее присутствии, поднимет голову и тогда… И она, и слуги увидят, что он плачет.
Наконец, молодой человек взял себя в руки и сделал глубокий вдох.
– Я прошу меня простить. Я, с вашего позволения, навещу вас позже. Тогда же вы можете потребовать у меня удовлетворения за мое недостойное поведение, – на одном выдохе проговорил он, после чего спустился по лестнице и ушел прочь, по прежнему не поднимая головы.
Домой в тот день он не вернулся. Василий понимал, что губернатор забеспокоится о нем, поэтому воспользовался первой же возможностью передать ему весточку о себе. На улице в паре кварталов от дома Ивана Константиновича молодой человек встретил доктора Кло, как раз спешившего к губернатору.
– Лихорадка? – чувствуя, как холодок пробегает по спине, поинтересовался Василий.
– Нет-нет. Сердце, – заверил его врач.
Проводив врача взглядом до поворота, Василий вновь опустил голову и побрел в сторону моря. Несмотря на вечернюю прохладу (а ведь и правда стало прохладнее!), молодой человек чувствовал жар. Не тот смертельный жар, из-за которого не стало его жены. Нет, его жар не имел ничего общего с пожаром тела. У него пылала душа. От безысходности, от отчаяния, от осознания того, что у него нет места в этом мире.
Больше не было ни желания, ни необходимости оставаться по эту сторону моря. Отчего-то Василий был уверен, что госпоже Юлии больше не понадобится его помощь, а губернатор сумеет позаботиться о своей внучке.
Однако там, на другом берегу, этого моря его тоже не ждало ничего хорошего. При всей своей любви к Анне, при всем своем желании сделать ее счастливой, своим появлением Василий не мог принести ей ничего кроме боли.
Молодой человек остановился возле кромки воды. Уже совсем стемнело. Небо было затянуто плотными облаками, море затихло, словно вот-вот должна была разразиться буря. Василий приложил правую руку к груди, от всего сердца благодаря Бога за то, что в эту ночь даже ветер не замечает его слез.
