Текст книги "Лунная дорога. Часть 1 (СИ)"

Автор книги: Татьяна Герцик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Утром меня разбудила мама.

– Извини, доча, что бужу так рано, но хочу пожелать тебе хорошо отдохнуть и удачно доехать. Денежки я тебе оставила, думаю, хватит. Надеюсь, на будущий год мы с тобой рванем куда-нибудь вместе.

Я сонно улыбнулась и пообещала звонить. Когда она вышла, посмотрела на часы. Семь утра! Еще поспать или вставать уже? Немножко полежала, потом сделала-таки свой привычный комплекс тибетской гимнастики, которому меня научила бабушка, и встала.

Отвыкла я от раннего вставания, отвыкла. В голове что-то шумело, тело было дряблым и расслабленным. Надо будет начать бегать по утрам. Но это потом, когда я в школу пойду.

Приняла душ, чтобы взбодриться. Взбодрилась аж до ознобистых мурашек. Еще бы, от ледяной-то воды из скважины. Похоже, сдох водонагреватель. И так всегда. Когда отца дома нет, техника тут же от рук отбивается. Но это, в принципе, неважно. Все равно здесь скоро никого не будет.

Принялась за завтрак. Поесть нужно было довольно сытно, но так, чтоб после обильной еды не укачало. Залезла в морозилку, вытащила куриные наггетсы, приготовила и съела. Сытно и нетяжело. Кура вроде и мясо, но после него такой тяжести в желудке, как после говядины или свинины, нет.

Полдесятого снесла вниз приготовленные вещи, но дверь открывать не стала. Боюсь и Красовского, и его подарочков. Если он еще чего вздумал мне принести, я даже трогать не буду. Пусть лежит, где лежало.

Минут десять одиннадцатого подошла машина. Выглянула в окно – у калитки стояла знакомая мне синяя «тойота». Спустилась с крылечка, помахала рукой дяде Славе. Он вышел из салона, забрал у меня сумку, забросил в багажник. Едва вышла из калитки, как навстречу мне из густой травы поднялся до чертиков мрачный Красовский.

– Ты что, уезжаешь?

– Как видишь, – так же, не здороваясь, ответила я ему. – Я же тебя предупреждала.

– Куда? – требовательно вопросил он, осуждающе насупившись.

Чудненько! Теперь я без милостивого позволения этого красавца шагу ступить не могу? Отвечать не стала, тогда он повернулся к насмешливо наблюдающему за нами дяде Славе.

– Куда вы едете?

– В Анадырь, – совершенно серьезно, без намека на улыбку, ответил ушлый дядька. – Отдыхать будем. Погода там сейчас как раз чудная – минус двадцать и северное сияние на полнеба.

Красовский завис. Пока он отвисал, видимо, соображая, где этот самый Анадырь находится, я шустро залетела на заднее сидение к Сашке, захлопнула дверцу, дядя Слава сел на место водителя, и мы отправились в долгий путь.

«Форд» деда стоял возле общих ворот. Увидев нас, мне принялись махать руками все пассажиры его машины – он сам, бабушка и двое моих кузин. Я помахала в ответ.

Дед пропустил «тойоту» дяди Славы вперед, метров через двадцать тронулся следом. Я понимала, почему такой интервал – на гравийной дороге пыль стоит столбом, нужно хоть немного подождать, пока она уляжется.

Через пару дней к ночи прибыли в Адлер.

Бабушка обнялась с поджидающей ее сестрой, мы оставили вещи в давно знакомом пристрое и всей командой рванули на берег.

Здравствуй, Черное море!

Глава шестая

После месяца, проведенного у Черного моря, я была если не черной, то весьма загоревшей. Инка назвала меня золотинкой с шоколадки и все допытывалась, как мне удалось так ровно загореть. И чего пристает, Фома неверующая? Я же ей сразу сказала, что усердно мазалась пенкой для ровного загара. Причем самой дешевой. Нет ведь, не верит.

Дома все было по-прежнему. То есть была мама, но не было папы. Причем мама была как-то странно возбуждена. Видимо, и ей было не по себе, но менять ситуацию она не собиралась, хотя отец несколько раз пытался помириться. На все его попытки она решительно заявляла, что впервые за многие годы чувствует себя полноценным человеком. Я с ней не спорила, ей виднее.

А вот мне без папы было тоскливо. Жаль, что все так получилось. Может, еще помирятся? Но, глядя на решительно настроенную маму, эта надежда превращалась в призрачный мираж.

С дачи мы привезли в город все, что нам было нужно, и теперь там не появлялись, отдав все на откуп старшей маминой сестре. Нам и того, что мы заготовили за лето, на несколько лет хватит. Красовского я больше видела и забыла, как прочитанную не очень интересную книгу. Хотя порой и появлялась любопытствующая мыслишка: и кого он окучивает теперь? И тут же удивлялась столь несвойственному мне праздному любопытству: мне-то какое до этого дело?

Первого сентября отправилась в школу в одиннадцатый раз, надев коричневую форму с фартуком из белоснежного сатина. Мы об этом с девчонками еще в прошлом году договаривались.

Это было классно! Все-таки какая она красивая – форма дореволюционных гимназисток! Потом такие же платья и в советские времена в школу носили, у моей бабушки оно в загашнике сохранилось, я в нем и пошла, чуть-чуть только по фигуре переделала. Старый фартук, увы, пожелтел, пришлось шить новый по его образцу.

Наш класс был самый крутой! От нас глаз было не отвести! Парни нарядились в темные костюмы с белыми рубашками, и кое-кто был даже при галстуке, но на нашем фоне они выглядели блекло. Хотя это правильно: раньше говорили, мужчина – стебель, а женщина – цветок.

Мама, вырвавшаяся на мое последнее первое сентября, чтобы снять нас на память, впечатлилась. По ее словам, это было феерическое зрелище. Посмотрев запись, я с ней согласилась. Девчонки в коричневой форме и белых фартуках с цветами в руках стояли впереди, парни в строгих костюмах выглядели очень даже презентабельно за их спинами.

Не зря мы в школу в этот день пришли, не зря. За этот день узнали много нового и полезного. Сначала от директора, потом от всех остальных учителей. Выпускной класс, оказывается, очень ответственное время. Чрезвычайно ответственное. Определяющее наше будущее.

В общем, если будешь плохо учиться, будешь никем, а если хорошо, то станешь всем. Мы дружно выслушали и прониклись. А как же? Учителя плохого не посоветуют.

На второй урок к нам пришел новенький. Крепкий такой мальчик в добротном черном костюме-тройке, белой рубашке с бабочкой. Высокий, симпатичный, с начальственным взглядом, чем сильно отличался от наших невзыскательных парней.

Наша классная руководительница, низенькая полненькая Ида Львовна с пиететом в голосе сообщила:

– Друзья, с этого года с нами будет учиться Виктор Панов. Прошу любить и жаловать.

Ишь ты! Неужто родственник нашего главного олигарха? Судя по уверенному, даже не уверенному, а самоуверенному, виду и повышенной заботливости классной, так оно и было. Интересно, почему он вдруг здесь, а не в Итоне, к примеру?

Наши девицы сразу сделали на него охотничью стойку, а сидевшая со мной Инка кисло посмотрела на меня, враз увидев во мне не закадычную подружку, а злобную соперницу.

Я чуть было не рассмеялась во весь голос. Она что, надеялась, что он сядет к ней, если увидит, что за партой она в гордом одиночестве? Глуповатого смешка сдержать не смогла, чем привлекла к себе совершенно ненужное мне внимание новенького.

Он окинул меня оценивающим взглядом, и я невольно поежилась. Какое-то нехорошее даже не чувство, а предчувствие заставило меня сжаться и попытаться стать как можно незаметнее.

Что ж, предчувствия меня, как того зайца в мультопере, не обманули. На перемене он подошел к нашей парте и небрежно спросил, видимо, делая мне великое одолжение:

– Привет, как тебя зовут?

Инка с негодованием на меня посмотрела, будто я, недостойная, отбиваю у нее по меньшей мере жениха. Мне стало смешно.

– А какая тебе разница? – грубовато спросила я вместо того, чтобы впасть в прострацию от выпавшего мне счастья. – Вот это Инна, она очень тебе рада. А я, уж извини, нет.

Виктор озадаченно завис. Видимо, в своей жизни он подобных нахалок еще не встречал. Что ж, я этот пробел восполню. Ну не люблю я самоуверенных парней, что тут поделаешь.

– Пока! – помахав рукой перед его носом, я подхватила сумку и направилась к выходу.

Парень молча повернул голову мне вслед. Потом посмотрел на стоящую перед ним зазывно улыбающуюся и что-то тихо говорящую ему Инку. Уже выходя из класса, я услышала мрачное:

– Извини, но суррогатами не интересуюсь.

Во как! Я аж споткнулась. Представляю, что в этот момент чувствовала моя униженная подружка. Что ж, надеюсь, Инке этот урок пойдет впрок, и она не станет вешаться на шею каждому более-менее симпатичному парню.

Не спеша поднималась на третий этаж в кабинет физики, ожидая, когда меня догонит Инка и примется сетовать на жестокую судьбу. Я даже пару утешительных фраз заготовила типа «он тебя не стоит» и «а как же твой последний?» Имя последнего я запомнить не пыталась, все равно они менялись быстрее, чем мой мозг мог данную информацию усвоить.

На половине пролета с моего плеча уверенно сняли сумку и вкрадчиво спросили:

– Так как нас все-таки зовут? – ну очень знакомым самовлюбленным тоном.

Нет, это дежавю какое-то! Что-то в последнее время мне слишком уж везет на настырных поклонников. Утомляют они меня, если честно. Ведь я ему открытым текстом сказала, что не хочу с ним сюсюкать, почему бы ему не впечатлиться и не отстать?

Но этот тип отставать не желал. В такие моменты я себя всегда чувствовала этаким спортивно-охотничьим трофеем. И неважно, зачем я им и что они потом со мной делать будут. У них задача одна: другим парням нос утереть.

Потянулась и попыталась отвоевать свою сумку. Но не тут-то было. Виктор уцепился за нее так, будто он ее собственник, а я налетчица, лишающая его последнего имущества. Схватив мою руку и сжав ладонь, он повторил:

– Ну, так как нас все-таки зовут? – это прозвучало вкрадчиво, с интимным оттенком, как у опытного ловеласа.

– Ты что, собственное имя забыл? Виктор ты, по фамилии Панов, – заботливо напомнила я, чуть скривившись. – Отчества не знаю, уж извини.

Он как-то озабоченно крякнул.

– Что, в самом деле не знаешь? Павлович я.

Меня осенило:

– Так наш главный местный бизнесмен тебе папочкой родимым приходится?

Это прозвучало у меня уж слишком обвинительно. Будто бизнесмен сродни вору в законе или пахану какому-нибудь.

Парень от моего агрессивного тона почувствовал себя неловко, засмущался и нехотя признал:

– Ну да. А ты что-то имеешь против?

– Ничего я против не имею. Мне-то что за дело? Будь ты хоть сыном индийского махараджи, я тут ни при чем. Сумку отдай!

Он завел руку с сумкой за спину.

– Имя скажешь, тогда отдам.

Вокруг нас проходили одноклассники, поглядывая на нас со скабрезными усмешками. Или мне так казалось от досады?

– Ни за что не поверю, что ты не узнал, как меня зовут! – прошипела я, раздосадованная излишним вниманием. – С чего бы ты такой неопытный?

Обвинение в неопытности его задело. Впрочем, именно этого я и добивалась.

– Естественно, я знаю твое имя! – возмущенно заявил он. – Но хочу услышать его от тебя.

Пренебрежительно передернув плечами, я пошла дальше, обойдя его, как столб. Он поплелся сзади. Я шла с царственно поднятой головой, как рабовладелица, а он плелся позади, как жалкий служка. Парни, тут же догадавшись о моей подставе, одобрительно мне ухмыльнулись, девчонки засмеялись откровенно.

Класс у нас был веселым и дружным, недаром мы вместе с первого класса. А вот Виктор воспринимался чужаком, особенно после его не слишком толерантных высказываний.

Догнавшая меня Инка, не простившая Виктору сравнения с суррогатом, нарочито громко спросила:

– Что, очередным прихвостнем обзавелась?

Пришлось ей вежливо указать:

– Как нетолерантно, подружка! Не прихвостнем, а сумконосцем. Завидуешь, да?

Весело тряхнув пушистой головой, Инка подтвердила:

– Ага! Мне сумки носят только на улице, а тебе уже в школе. Я по сравнению с тобой аутсайдер.

После этих слов нормальный парень бросил бы мне сумку и сделал вид, что со мной вовсе не знаком, но Виктор оказался упертым малым. Он спокойно сопроводил меня до кабинета физики, учтиво дождался, когда я устроюсь за партой, подал мне сумку и, с нарочитой покорностью склонив голову, громогласно заявил:

– Жду дальнейших распоряжений, моя повелительница!

– Жди, жди, – сквозь зубы проворчала я, – может, и дождешься!

Не знаю, что б на это он мне ответил, но прозвенел звонок, в класс забежал субтильный Иван Федорович, наш учитель физики, и в своем суматошном темпе начал урок.

После физики мы в несколько оглушенном состоянии выползли из класса и отправились в цокольный этаж на урок физкультуры. Вернее, два урока. Нам всегда сдваивали пары, чтоб меньше шмоток таскать в школу. Сдвоенные уроки физры два раза в неделю утомляли куда меньше, чем четыре по четыре.

На улице шел дождь, поэтому занятия проходили в спортзале. Он у нас современный, большой, заниматься в нем приятно. Вот только Ариадна Сергеевна тут же отсекла меня от общей массы.

– Так, Кондратова, спортсменка, комсомолка и просто красавица, отойди-ка в сторонку, на матах в одиночку попрыгай. А мы серьезными делами займемся. Парни прыгают через козла, девчонки делают кувырок на брусьях. Пошли!

Незнакомый с нашими физкультурными порядками Виктор удивленно посмотрел на меня, видимо, решив, что у меня какое-нибудь страшное заболевание типа порока сердца. А вся суть приказа физручки в том, что я кандидат в мастера по художественной гимнастике и мне кувырочки на брусьях что мертвому припарки.

Я, правда, в этом году с секцией завязала, слишком много она отнимает времени и сил, да и тренер настаивал на бесконечных соревнованиях, чтоб мастера получить. А мне этого не надо, я профессиональной спортсменкой становиться не желаю. Не мое это дело.

Поэтому я с видом великомученицы отошла в конец зала. Убедившись, что одноклассникам не до меня – их Ариадна Сергеевна гоняла по полной – размялась, сделала несколько растяжек и решила вспомнить свое последнее выступление на областных соревнованиях. Интересно, смогу выполнить его без ошибок или нет?

Вспомнила звучавшую тогда музыку, легко разбежалась и сделала сальто. Закончив на шпагате, встала, приложила палец ко лбу и принялась припоминать совершенные огрехи. Отвлекли меня от этого увлекательного занятия громкие аплодисменты.

Я удивленно посмотрела на противоположный конец. Хлопал восхищенный Панов. Остальные давно привыкли, что я во время физкультуры дополнительно тренируюсь, и особого внимания на меня не обращали.

Вот черт! Наверняка решил, что я тут для него показательные выступления устроила.

Иронично поклонилась в его сторону и пошла к станку разминаться.

После физры я одевалась долго. Меня даже Инка торопить начала. А мне просто не хотелось встречаться после школы с этим навязчивым типом. Мне с ним было скучно. Вот с Красовским я бы поболтала, но где он теперь? Наверняка приударяет за очередной кралей. Почувствовав непонятную досаду, прикусила губу.

О чем это я думаю?

Одевшись, вышла с укоряющей меня Инкой на школьный двор. Та с досадой меня пилила:

– Ты это специально сальто крутила, чтоб на тебя новенький внимание обратил! И не отпирайся!

– Ага, ты это по глазам видишь! Но я на каждой физре сальто кручу, к этому все привыкли, чего ради я должна это прекратить? От появления в нашем классе этого типа? Вот тогда бы все точно поняли, что я тихо сижу на скамеечке из-за Панова, чтоб вдоволь им налюбоваться!

Но она не унималась:

– Могла бы сказать, что нога болит. Или рука. Что, выдумать нечего, что ли? С каких это пор ты такая недалекая?

– Инка, окстись! Не собираюсь я ничего выдумывать! Тем более из-за какого-то нахального парня! И успокойся уже! Мозги включи, наконец! Панов – птичка не нашего полета!

– А у нас равенство и братство! – Инка, как заезженная пластинка, стояла на своем.

– Вот и смотри на него как на брата, чего делишь шкуру неубитого медведя!

Препираясь таким макаром, мы с ней дошли до черного «мерседеса», стоящего на выезде из школы. Едва поравнялись с ним, как дверца распахнулась, и дорогу нам перерезал Виктор Панов собственной персоной. Распахнул заднюю дверцу и пригласил:

– Маша, давай домой подвезу, – и тон у него при этом был безапелляционно-командирский. Хотелось вытянуться во фрунт, сказать «есть, товарищ генерал» и выполнить приказ вышестоящего по званию.

Но я на такое не покупаюсь.

– Я рядом живу, меня подвозить не надо. А вот Инну можно, она далеко живет.

Это было наглым враньем, мы с ней в соседних домах живем, но Панову об этом знать необязательно.

Как я и думала, он кинул пренебрежительный взгляд в сторону сделавшей охотничью стойку Инки и отрицательно мотнул головой.

– Я тебя подвезти хочу, а не кого попало! – это прозвучало уж вовсе по-хамски.

Мы с Инкой обе выпрямились, оскорблено посмотрели друг на дружку.

– Вот как? Моя лучшая подруга для тебя «кто попало»? – моим возмущением можно было камни дробить. – А ведь «скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». То есть я тоже из этой же непристойной оперы?

Мы с Инкой синхронно сделали шаг вправо, обходя озадаченного моими софизмами парня, и маршевым шагом пошли прочь. Он протянул вслед нам руку и даже дернулся, намереваясь догнать, но из машины послышался предупреждающий возглас водителя:

– Витя, ты опоздаешь на тренировку!

Чуть слышно чертыхнувшись, тот вынужден был сесть на переднее сидение и сердито захлопнуть дверцу.

Машина промчалась мимо нас. Панов обдал меня сердитым, странно обиженным взглядом и исчез в глубине улицы.

Вот ведь какой! Он нас обидел, и сам же оскорбляется.

– Ну что, ты все еще желаешь его внимания? – каверзно спросила я у мрачной подруги.

– Конечно! – Инка пнула валяющийся на асфальте камешек. – Это даже интересно!

– Да, ты же у нас любитель трудных побед! – скептически отозвалась я.

– Так же, как и ты! – парировала подружка.

Я озадачилась.

– Когда это со мной такое было?

– А кто в восьмом классе контрольную пересдавал, потому что четверка для нее слишком низкая оценка?

– Нет, ты божий дар с яичницей не путай. При чем тут контрольная, мы же вроде о Панове говорим? – я даже слегка оторопела.

– Да при том, что ты тоже легких путей не ищешь, вот! – и она показала мне язык.

Я с ней спорить не стала. Зачем? Она и без того травмирована сегодня откровенным пренебрежением понравившегося парня. Ни к чему еще ей негатива добавлять.

Мы подошли к нашим домам. Теперь ей надо было налево, мне направо.

– Может, ко мне? – робко предложила она.

Я отрицательно махнула рукой.

– Нет, у меня дома дел полно.

Она догадалась:

– А, теперь все домашние дела на тебе? Тяжко, да?

Я неопределенно повела плечами.

– Да нет. Отец с нами не живет, так что ничего сложного. К маминому приходу полуфабрикат какой-нибудь в микроволновку кину, и все.

У Инки от удивления округлились глаза. Она-то считала, что у меня идеальная семья.

– Не живет? А что случилось?

– Родители поссорились.

Она меня не поняла. У нее родители ругались по сто раз на дню, но это не было поводом для ухода отца из дома. Это просто был стиль общения. Решив, что я что-то скрываю, она проявила сочувствие. На свой манер:

– Ой, наверняка у него кто-то появился! Но ты не переживай, вот набегается и вернется. Мужики они все козлы.

– Я и не переживаю, – хмыкнула я, пытаясь с достоинством переварить подобное ободрение. – Мне-то что? Мне и с мамой хорошо. Пока! – и решительно направилась к себе, боясь услышать что-нибудь еще столь же сочувственное.

Инка что-то бурчала мне вслед, но я ее больше не слушала.

Дома было пусто и как-то не пожилому чисто. Ушла в свою комнату, села за ноут и открыла фотки, присланные мне Вадькой. В каталоге было и видео, но оно меня не волновало. Потому что там не было Красовского. А на фотках он был. На заднем плане, правда, но кого это волнует? Вполне можно сделать побольше масштаб, и он как на ладони.

Полюбовалась на его лучащиеся вызовом и весельем глаза и решительно закрыла файлы, предварительно выругав себя за несдержанность. И что я в нем нашла? Нахрапистость одна и непорядочность, больше ничего. А что морда смазливая, то это еще хуже. Для него, естественно, не для меня.

Ушла на кухню, налила себе в кружку кипятка, бросила пакетик заварки и кусочек рафинада, обняла ее обеими ладонями и разочарованно посмотрела на стоящий напротив стул.

Там обычно сидела бабушка и внимательно слушала мои нехитрые рассказы. Она никогда меня не утешала, просто слушала, понимающе кивала, и мне становилось легче. Бабушка бы объяснила мне, что со мной. С чего я никак не могу забыть Красовского? Ведь он откровенный прохиндей и бабник. Не могла же я в него влюбиться? Или могла?

От этой диковатой мысли по спине прополз неприятный холодок. Вот ведь выбрала же я объект для первой влюбленности! Хуже только дядя Миша, наш сантехник из ЖЭУ, называвший меня «ягодка ты моя сизокрылая». Тот вообще вечно подшофе, поэтому и объединяет необъединяемое.

Представив дядю Мишу в роли пылко влюбленного, куртуазно угощающего меня бутылочкой перцовки, стандартно торчащей из его кармана, я развеселилась. Решив, что жизнь еще не настолько плоха, чтоб переживать из-за пустяков, допила чай и пошла делать уроки.

Этим я и занималась, когда раздался настойчивый звонок в дверь. Я замерла. Кто бы это мог быть? Почему-то на ум пришел Виктор Панов, и я на цыпочках проскользнула в прихожую, посмотрела в глазок. Там стоял отец. От души сразу отлегло, и я уже без дрожи в руках открыла замок.

Едва войдя, папа мне попенял на безрассудство:

– Доча, разве можно открывать дверь, не удостоверившись, кто за ней?

Я только руками развела.

– Папа, я же тебя в дверной глазок видела!

Он растерянно обернулся на дверь.

– А, теперь понятно.

Разделся, прошел в комнату. Огляделся, будто давным-давно здесь не был. Я молчала. Интересно, зачем он пришел? Потерянный такой, несчастный и одинокий. Неужто мириться? Не думаю, чтоб у него это получилось. Маме явно понравилось жить одной, без надзирателей и обязательств.

– Как вы тут без меня живете? – спросил отец натужно радостным тоном.

– Нормально, – неужто он думает, что мы тут без него голодаем или скучаем?

– Краны не текут? – прозвучал деловитый вопрос.

Я аж растерялась. Когда у нас текли краны, чинил их всегда дядя Миша, потому что отец заявлял, что для этого существуют сантехники, услуги которых входят в счет за обслуживание дома, и который мы оплачиваем по квитанции ежемесячно.

Прямо спросила, не вынеся его нервических усилий казаться спокойным:

– Что случилось, папа?

Он сел на стул и, болезненно сгорбившись, признал:

– Просто соскучился.

Я не поверила:

– И это все?

– Нет. Я узнал, что Василий в самом деле непорядочный тип. Мне его подружка глаза открыла.

В голове вмиг возник вопрос: и откуда он эту самую подружку узнал? Будто прочитав мои мысли, он добавил:

– Мы с ней как-то в магазине вместе оказались, продукты покупали. Васька, оказывается, всю жизнь от Тони налево ходил. Ни одной юбки не пропускал. Мне эта его подружка сказала, что он на Ксюшу взъелся, потому что она ему от ворот поворот дала, – он обвиняюще посмотрел на меня и осуждающе вопросил: – А почему она мне ничего об этом не говорила?

Опять двадцать пять! Снова тупые обвинения! И почему у папаши всегда кто-то виноват, только не он сам?

– А что бы это дало? Ты же своему дружку больше верил, чем маме. Ну сказала бы она тебе об этом, и что б ты сделал? Ее же бы и обвинил! И хватит уже искать виноватых!

Видимо, это прозвучало достаточно жестко, потому что отец снова виновато сгорбился и прошелестел:

– Извини.

– Трудно избавляться от многовековых привычек, – с мнимым сочувствием сказала я. – Да и стоит ли?

Он вскинул голову и недоуменно посмотрел на меня. Пришлось пояснить:

– Я не думаю, чтобы мама решила начать все сначала. Ты ведь именно это хотел ей предложить?

И тут папа вспомнил, что яйца курицу не учат.

– И почему ты со мной таким тоном говоришь? – назидательно-обидчиво начал он. – Я вообще-то твой отец.

– Помню, помню. «Почитай отца и мать своих». Главная христианская заповедь, – послушно согласилась я с ним. – Ну, ты тут подожди маму, а мне заниматься надо, все-таки выпускной класс.

Он хотел что-то мне сказать, но я повернулась и ушла. И демонстративно защелкнула замок на своей двери. Я тоже умею обижаться, пусть не думает, что он тут один такой умелец. Я прекрасно знаю, что обида, да еще демонстративная – один из способов манипулирования окружающими.

Чтобы дать другим почувствовать себя виноватыми, нужно просто вовремя обидеться. И все – с обиженного взятки гладки.

Похвалила себя за тонкое знание человеческой натуры и попробовала сделать физику. Но куда там! Только и прислушивалась, чем там папашка занимается. Нет уж, пусть лучше что-то одно, разошлись так разошлись. Мама права, нам с ней нужно жить по-новому. И отцу тоже.

Но он, похоже, этого не желает. Конечно, столько лет жил в тепле и уюте, берегли его и лелеяли, и вдруг оказался в холоде и голоде. И сразу вспомнил, как хорошо было с мамой. Да еще узнал, что дружок его попросту провоцировал. Да уж, папашке не позавидуешь.

Надо же, так глупо подставиться. А вот не надо думать, что жена всегда будет терпеть твои придирки, одновременно обустраивая твой же быт.

Может быть, Инка права, говоря, что он наверняка кого-то нашел? И этот кто-то его ожидания явно не оправдал? А что, вполне возможно. Жил же он где-то эти два месяца? Хотя это не мое дело. Пусть родители разбираются сами.

Уговаривала себя, но душа все равно болела. Да и как не болеть? Вроде жили – не тужили, и вдруг – бац, и все кончилось.

В коридоре послышался разговор на повышенных тонах, и я поняла, что с работы пришла мама. И только тут до меня дошло: а ведь отец должен быть на работе! Почему он тут?

Сделала вовсе неприличную вещь, просто очень уж хотелось узнать, что происходит. Приложила ухо к двери и прислушалась.

– Ты появился здесь совершенно напрасно. И этот пустой разговор ни к чему не приведет. И не порти мне настроение, у меня и без тебя забот хватает.

Отец что-то тихо пробурчал, я не разобрала. А вот мама голоса не понижала:

– Мне все равно, что ты чувствуешь. Ты моими чувствами никогда не озадачивался, с чего я должна принимать во внимание твои? А не развелась я с тобой по одной простой причине – Маше еще нет восемнадцати. Вот как только она станет совершеннолетней, я тут же подам на развод. А до этого осталось не так уж и много.

В самом деле! Через пару недель у меня день рождения! Совсем из головы выскочило из-за семейных передряг. Я представила себе этот праздник, если бы ничего не случилось. Была бы жива бабушка, отец бы не фордыбачил, как бы было хорошо. Мы всей семьей, включая маминых родственников, собрались бы где-нибудь в кафе, в небольшом отдельном зале, славно бы повеселились…

Тут мне стало так плохо, что слезы сами собой полились из глаз. Я их не сдерживала. Мной тут любоваться некому, да и как-то нужно перебороть надоевшее мне затяжное уныние.

Родители еще о чем-то яростно спорили, я не слушала. Села за стол, сунула в уши наушники и принялась учить английский, раз уж с физикой случился пролет.

Через некоторое время в комнату постучала мама. Я открыла дверь и поняла, что отец ушел. Стянула с головы наушники и повернулась к маме. Она была расстроенной. Или нет, не расстроенной, а раздосадованной.

Глаза у нее сверкали, щеки горели, и она стала очень хорошенькой. Понятно, что папашка не желал разводиться. Кроме комфорта и уюта, создаваемыми мамулей, она и сама была весьма и весьма выставочна, как выразился о ней тот же одиозный дядя Вася.

– Что, мама, тебя отец достал? – посочувствовала я, стараясь смягчить накал страстей.

– Да ну его! – мама отмахнулась от этих слов, как от миновавших мелких пакостей. – Как у тебя дела в школе?

– Чудненько. Все как всегда. Никто не отсеялся, но вот новенький появился.

– Новенький? Какой? – мама силилась спросить это заинтересованно, но лукавить она не умела, поэтому получилось натянуто.

Ее никогда особо мои одноклассники не интересовали. Вот близкие подруги – это да. А одноклассников она и по именам-то не помнила. Если только особо выдающихся. Типа хулиганов и отличников.

– Да так, обычный парень.

Что-то ее задело в моем ответе. Видимо, досада все-таки проскользнула, хотя я и старалась говорить равнодушно.

– Обычный? Но он тебе не понравился?

Я побарабанила пальцами по столу. Вышло недовольно. Будто мама отвлекает меня от важных дел.

– Не особо.

– Он что, к тебе приставал? – она насторожилась.

Я пожала плечами. В принципе, если парень пытается познакомиться, что случается сплошь и рядом, это нормально. Я считаю, что инициативу должны проявлять парни, а уж никак не девчонки, вот такая я, в отличие от Инки, старомодная. И нормальное мужское поведение вряд ли можно назвать неприятным словом «приставал».

– Нет, просто знакомился. Как обычно.

– Если что-то пойдет не так, ты мне обязательно скажи! – настойчиво потребовала мамулька, проявляя родительскую ответственность.

Мне хотелось сказать, что если б я ей принялась рассказывать подобную ерунду, никакого времени бы не хватило. Но зачем портить маме момент заботы о единственном оставшемся на ее попечении ребенке? И я только кивнула, соглашаясь.

Она еще немного помедлила, потом тихо попросила:

– Доча, ты прости меня за то, что я так внезапно разрушила нашу спокойную жизнь, – в ее голосе зазвенели слезы.

Мне стало неловко, и я поторопилась ее успокоить:

– Мама, я понимаю, что отец порой был просто несносен. У тебя просто закончилось терпение.

Она быстро мне покивала, украдкой смахивая слезы с глаз.

Чтобы прекратить выматывающие нас обеих объяснения, я спросила:

– Ты вкусненького ничего не купила?

Мама тотчас встрепенулась. Что греха таить, вкусненькое для нас было своего рода панацеей от житейских невзгод.

– Купила. В «Виолет» пирог с мясом, твой любимый, и мороженое «Вальс» в магазинчике за углом.

Настроение вмиг поднялось.

– Ура! Я сейчас, только уроки сделаю.

– В первый день уже уроки задали? – мама попыталась припомнить, задавали ли в первый учебный день уроки на дом в ее выпуском классе. Она вообще любила аналогии из собственной жизни.

Я немного подождала, но мама так и не вспомнила настолько важный момент своей жизни. Только произнесла:

– Ладно, пойду переоденусь и приготовлю пир горой. А ты подтягивайся.

По опыту я знала, что процесс переодевания, а так же отдыхания и отмокания под душем займет как минимум час, поэтому не особо спешила. В самом деле, когда я, закончив корпеть над домашним заданием, вышла в кухню, пиром там и не пахло.

Но меня это не смутило. Я вынула из принесенного мамой пакета пирог, засунула его в микроволновку, мороженое из морозилки переставила в холодильник, чтоб немного отошло, мы с мамой не любили слишком холодное, налила в чайник воды и нажала на кнопку.

Микроволновка запищала, из нее пошел вкусный запах мяса. Все, роскошный пир был готов.