Текст книги "Лунная дорога. Часть 1 (СИ)"

Автор книги: Татьяна Герцик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Он хмуро на меня посмотрел.

– Если бы был, то ходил бы. У меня бабка завклубом работала. Ей массовость была нужна.

– Понятно. Вся родня, небось, там тусовалась?

Он кивнул, изучающе глядя на меня.

Я невольно улыбнулась. В роли подопытной зверушки мне выступать еще не доводилось.

В его глазах появилось особенное выражение, я даже не знала, как его описать. Восторженное?

Почувствовав себя донельзя смущенной, а это чувство меня не посещало лет уже пять точно, я поспешно добросала в корзинку еще несколько кустиков ромашки и поспешила к тропке, ведущей в садоводство.

Он за мной не пошел, и я с опаской обернулась. Красовский садился на свой байк, и мне вдруг захотелось бежать бегом. И как можно скорее. Что еще он выдумал? Надеюсь, не вздумал меня похитить? Тоже мне картинка – Зевс похищает Европу! Только вместо быка – мотоцикл.

Но бежать по лугу было трудно, трава почти по пояс, и я брела быстро, но с оглядкой.

Позади раздался рев байка, и мне наперерез рванул Красовский. Я замерла. Вот ведь неугомонный тип! Что за очередную пакость он мне готовит?

Он пронесся передо мной, развернулся на заднем колесе и вылетел из седла. Шмякнулся неподалеку и замер. Байк отлетел в сторону и продолжил езду, только уже в положении лежа.

Это было страшно. Под рев мотора я осторожно подошла к Красовскому, наклонилась и приложила пальцы к сонной артерии. Пульс немного частил, но в целом был в норме. Глаза у него были закрыты, но кончики губ как-то странно подрагивали.

Ну и акробат!

Я поднялась, выпрямилась и отошла на пару шагов. Потом мило пообещала:

– Лежи тихо, не двигайся, вдруг сломал себе чего. Я скорую помощь вызову. У меня телефона с собой нет, так что сейчас на дачу сбегаю и вызову оттуда. Ты, главное, не шевелись и на муравьев внимания не обращай. Подумаешь, покусают немного, муравьиная кислота полезная. Жаль, что лицо распухнет, глазки узенькими станут, но это ерунда, пройдет.

Я не врала и не шутила, он в самом деле уютненько так расположился рядом с муравьиной кучей. Небольшой, но ему хватит.

Красовский дернулся, открыл глаза и поднял руку. На ней и в самом деле обосновалось уже штук пять коричневых лесных муравьев. Это которые раз в десять больше обычных.

Он медленно поднялся, видимо, все-таки неплохо приложился. Хотя высокая мягкая трава и смягчила падение, да и тренирован он неплохо, но в головке наверняка еще гудит.

Я с нарочитой заботой всплеснула руками и нервозно вскрикнула:

– Зачем ты встал! Немедленно ложись обратно! У тебя наверняка сотрясение мозга! У тебя шок! Тебе нельзя двигаться!

Он хмуро на меня посмотрел. Таким пронзительным взглядом, аж до самых печенок достал.

– Ты что, врач?

– Мама у меня врач. Ну и мне кое-что показывала.

– Тогда чего придуриваешься? Прекрасно ведь видишь, что ничего со мной не случилось. Я так раз в неделю летаю. И все нормально. Главное сгруппироваться правильно.

Я поправила корзинку на руке. Она не тяжелая, просто громоздкая.

– Группируйся, группируйся, – вежливо позволила ему заниматься любимым делом. – Ничего не имею против. Опыт у тебя в этом деле большой. Перед всеми девчонками так летаешь или только перед теми, кто кобенится?

Он сплюнул с досады. Ага, значит, я права!

Довольно хихикнув, пошла дальше. Он подошел ко все еще куда-то мчащемуся на боку мотоциклу, вырубил его и отправился следом за мной. Молча пошел рядом, потирая локоть.

– Ушиб? – спросила я, припоминая, есть ли у нас дома мазь от ушибов.

Парень отрицательно дернул головой:

– Нет, муравьи покусали.

– Ты больше так судьбу не испытывай, – отстраненно посоветовала я. – Как-нибудь приложишься головушкой об камень, так легко не отделаешься.

– С чего это вдруг такая обо мне забота? – Красовский с затаенной надеждой посмотрел на меня, но я его чаяния разбила одной небрежной фразой:

– Врачей жаль. Им же с тобой возиться придется. Еще и инвалидом станешь, будет тебя общество обеспечивать. То есть опять же я. А я придурков вроде тебя обеспечивать не желаю.

Красовский посмотрел на небо, жалобно так, будто кому-то на меня сетуя. Нет, я что, неправду сказала? Потом тихо проговорил:

– Ты мне по-настоящему нравишься, Маша. И я своего добьюсь. Не отступлюсь, ты не думай.

– Конечно, при наличии такого огромного опыта отступаться просто смешно, – легко согласилась я с ним. И уже серьезно добавила: – Тебе времени не жалко? Я пустомель не терплю, я ты стопроцентный пустомеля.

– Пустомеля? – он вскинулся, оскорбленно глядя на меня.

– Однозначно. А у тебя другое мнение? Вот ты что девчонкам обещаешь? Любовь до гроба?

Сердито пнув кроссовкой по выступающему из земли корню, он сердито рявкнул:

– Да с чего ты это взяла? Никому я в любви не объяснялся.

Не объяснялся он! Какие эти парни все-таки тупые! Постаралась донести до него свое виденье ситуации:

– Врать можно не словами. Тембром, интонацией, взглядом. Невербально, одним словом. Возбуждаешь напрасные надежды, которые и не думаешь оправдывать. Не так, скажешь?

Он с оторопью посмотрел на меня. Похоже, с этой стороны он о своем поведении и не задумывался никогда.

– И если я тебе в самом деле нравлюсь, то я очень рада, – получилось на редкость злорадно, но именно этого я и добивалась.

После этих слов у него аж щеки огнем занялись. Отчего это, интересно? Если от радости, то я сейчас тебе, Красовский, крылышки-то пообломаю.

И я безжалостно уточнила:

– Потому что наконец-то ты узнаешь, что такое обманутые ожидания. И что такое боль от несбывшихся надежд. И отчего девчонки по ночам слезы льют в подушку, тоже узнаешь. Хотя ты плакать не будешь, ты же настоящий мужик.

Он повесил голову и молчал, только на скулах упрямо заходили желваки. Я знала, о чем он сейчас думал: это только пустые слова. Достаточно проявить немного настойчивости и упорства, и я упаду к нему в руки, как созревшее яблочко.

Это он зря. Приходится признать, что внешне он мне нравится. Но вот внутри гниль одна. Да о чем тут вообще говорить?

Подошли к калитке, и тут из ближайших кустов высунулись смешливые мальчишечьи рожицы. Не замечая, что я смотрю на них, принялись лукаво подмигивать и без того взъерошенному Красовскому.

– А вот и твоя агентура, – повернулась я к настороженно молчавшему парню. – Буду знать теперь, чего ждать. Но поскольку ты мое здесь пребывание сделал невыносимым, мне придется отсюда уехать. А жаль. Время хорошее, ягод полно. И погода наладилась. К сожалению, твоя физиономия мне ужасно приелась. Так что уеду однозначно.

Не прощаясь, я быстро набрала на замке код, зашла за ограду и захлопнула калитку перед носом Красовского. Не оглядываясь, пошла по дорожке на дачу, спиной чувствуя тяжелый пристальный взгляд.

Пришла, развесила траву сушиться на веревке в тени, взяла телефон, посмотрела на дисплей и положила обратно. Очень хотелось уехать отсюда подальше, чтоб не достал этот проныра, хоть куда уехать. Но как мне оставить маму одну?

Глава пятая

И тут телефон зазвонил сам. Мама. Что случилось? В такое время она никогда не звонила. Опасливо ответила, боясь услышать дурные вести.

– Да, мама? Что случилось?

– Маша, ты не будешь против, если я тебя с бабушкой и дедушкой отправлю в Адлер до конца лета? – голос у мамы был виноватым, будто она предлагала мне не отдых на Черном море, а поездку в Магадан, к примеру. Хотя, как мне говорили, Магадан – город хороший и природа там красивая, не изуродованная цивилизацией. Я, в принципе, и туда с удовольствием бы съездила. Люблю бывать в новых, незнакомых мне местах.

– Ура, вот это здорово! – вырвался у меня радостный вопль.

Не то чтоб я хотела на юг, просто перспектива выдерживать осаду сверхприлипчивого Красовского совершенно не вдохновляла.

Мама понятливо протянула:

– Что, достал тебя неистовый поклонник?

– Достал, ох, достал! – согласилась я, по-бабьи приложив руку к щеке и морщась, как от зубной боли. – Я и не знала, что бывают такие приставучие парни.

– И предприимчивые?

– И это тоже.

Мама тихонько засмеялась и согласилась:

– Что предприимчивый, это точно. Но съездишь на юг, отдохнешь, хоть немножко развеешься, – в ее голосе послышалась зависть.

Мне стало стыдно. У мамы проблемы, а я со своей неуместной радостью. Будто поняв, о чем я думаю, она бодро заявила:

– Хорошо, что ты согласилась. Мне тут командировку в Питер предлагают в августе на пару недель, а я все не могла додуматься, с кем тебя оставить. А теперь вопрос решен. Моим ты сама позвонишь, или мне?

Я с облегчением вздохнула. Больше меня врасплох этот настырный тип не застанет. Хотя в Адлер ехать и не слишком хотелось, поскольку помимо меня туда поедут и мои кузины и кузен, а я, поскольку старшая, буду для них чем-то вроде няньки, но уж лучше так, чем чувствовать себя сексуальным объектом и ожидать засаду за каждым углом.

– Я сама, мама. Не беспокойся. Я справлюсь.

Набрала дедушкин номер. И услышала ликующее:

– Машуля! Ты ли это?

Враз стало стыдно. Да, редко я звоню им, редко. Но, в принципе, им и без меня не скучно. Семья у маминых родителей большая, дружная, сплоченная, и мое присутствие или отсутствие ничего не меняет.

– Что решила, едешь с нами?

– Поеду, если еще место есть.

– Как не есть, есть, конечно! – дедушка непритворно обрадовался. – Мы на двух машинах погоним. Во второй всего-то Славка с Ниной да Сашка. Они, кстати, про тебя спрашивали. Надеялись, что с ними поедешь.

Это было уже лучше. Дядя Слава был старшим маминым братом, такой же весельчак и балагур, как дедушка. Его жена, тетя Нина, мне тоже нравилась. У нее чувство юмора похоже на мое, поэтому мы с ней, бывало, хихикали там, где никто больше не смеялся. Да еще и посматривали на нас с сомнением, чего, мол, кудахчут?

– Выезжаем послезавтра, успеешь собраться? – заботливо спросил дед.

– Успею, конечно. А что мне собираться? Я нарядами никого с ума сводить не собираюсь. Ать-два и готово!

– Вот и молодец, – похвалил меня довольный моей неприхотливостью дедушка. – Ты у нас и без нарядов хороша. В общем, мы за тобой в пятницу в десять утра заскочим, будь готова. И перекусить на дорожку не забудь. Нина и на тебя припасов захватит, это даже не обсуждается, но мы первый день хотим без остановок ехать, пока погода позволяет.

Положив трубку, я понеслась в свою комнату. У меня здесь есть все, что может понадобиться, в город ехать нет резона. Быстро побросала в свою походную сумку одёжку, что может пригодиться для отдыха на море и, вполне довольная своей оперативностью, принялась за ужин для мамочки.

На юг мы ездили к родной бабушкиной сестре. Нас там всегда ждали и никогда деньги за постой не брали, потому что, как говорила баба Нюра, бабушкина сестра, мы – ее единственная в жизни отрада. Не знаю уж почему, у нее своих детей трое. Наверное, потому, что они все живут неподалеку от нее и видятся с родителями часто.

Приехав, мама потрепала меня по голове и спросила, не надо ли мне чего прикупить. Я, естественно, отказалась, мне лишнее барахло ни к чему. Немного перекусив, мы с ней отправились на пляж, благо погода стояла хорошая. При выходе из главных ворот товарищества я заметила двоих мальчишек, проводивших нас изучающими взглядами. Один из них толкнул другого и приказал:

– Это она! Звони, давай!

А вот и широко раскинутая агентурная сеть. Что ж, минут через пятнадцать надо ждать вездесущего Красовского.

Народу на пляже было полно: и детей, и взрослых. Едва мы вышли из воды, рядом оказался Вадим со своей командой. Я чопорно с ним поздоровалась, он с горечью посмотрел на меня. Мама перехватила этот взгляд и тихо мне шепнула:

– Еще один отверженный?

Я чуть поджала уголки губ, чтоб она поняла всю бестактность своего замечания, и поправила:

– Не отверженный, а отторгнутый.

Мама меня не поняла. У нее в голове со словом «отторгнутый» ассоциация одна – отторгнутый имплантат. Медик, что тут говорить. Хотя я и сама собираюсь в медакадемию после школы. Так что надо привыкать.

– Ну, круто ты его, – мама с сочувствием глянула на мрачного Вадьку. – Впрочем, у всех остальных настроение, похоже, такое же.

На горизонте нарисовалась крепкая фигура Красовского. Наклонившись к маме, я предупредила:

– Мам, вон появился тот, из-за которого я отсюда сматываюсь. Ты только виду не подавай, хорошо?

Зря сказала. Любопытная мамуля тотчас повернулась к подходившему к нам парню и изучающе его оглядела. Потом выдала на-гора, не понижая голоса:

– Габитус пропорциональный, мускулатура хорошо развита. Он что, качается?

– Он в деревне живет, мама, – сердито прошипела я в ответ. – Ему качаться не надо, он физическим трудом занимается.

– Да? А почему он тебе не нравится? С виду ничего, симпатичный, – и все это не понижая голоса!

Я рассерженно покраснела. Ну и мамуля! Никакого такта!

– Я тебе потом объясню, почему он мне не по нраву, мама. А сейчас помолчи, пожалуйста.

Она недоуменно пожала плечами. Увидев соседей с пятого участка, почапала к ним поболтать, оставив меня без прикрытия. Вот ведь предательница! Или она это сделала нарочно? У мамы никогда ничего не поймешь.

Красовский, широко улыбнувшись, шлепнулся на мое покрывало, нагло проигнорировав и мои слова «здесь занято», и откровенное недовольство парней.

– Привет! Рад тебя видеть, – и грустно усмехнулся в ответ на мои сурово сведенные брови.

– А я нет! Ты что, русского языка не понимаешь?

– Не не понимаю, а не принимаю. Чего ты злишься? Хоть бы спросила, как я себя чувствую, я же прилично так грохнулся.

– Ага, ты грохнулся специально, исключительно для того, чтоб я с воплем «убился, родненький» принялась скакать вокруг тебя, как полоумная. Много раз такой спектакль устраивал?

Он вытянул длинные мускулистые ноги в черных шортах и, не отвечая на вопрос, спросил:

– Покататься хочешь?

– С тобой – нет. А твой байк как такие кренделя выдерживает?

– А что ему станется? Он железный. Заменил деталь и снова в путь. А с кем ты кататься хочешь? – и он ревнивым взглядом оглядел сидящую неподалеку компашку.

– С кем хочу, того здесь нет, – я решила выдумать несуществующего друга, чтоб избавиться от приставаний Красовского.

У него от злой ревности глаза превратились в узкие щелочки.

– Так у тебя парень есть? – недоверчиво уточнил он.

– А почему бы у меня и не быть парню? Я что, уродка? – что-то меня не в ту степь понесло, я это понимала, но остановиться не могла. Как-то плохо на меня общение с Красовским влияет.

Он скользнул по мне слишком уж восхищенным взглядом.

– Ты краше всех, даже киноактрис. Но я тебя все равно никому не отдам! – это у него прозвучало как воинская присяга перед знаменем.

Мне стало скучно. Я откровенно зевнула, чтоб он понял, что мне его обещания или угрозы, смотря как их оценивать, до фонаря. Укоризненно кивнула мамочке, давая понять, что той пора прервать нашу миленькую беседу.

Она послушно оторвалась от болтовни с соседкой и подошла ко мне.

– Домой?

Я встала и подняла край покрывала, давая понять Красовскому, что он тут лишний. Тот неохотно поднялся. Мама посмотрела на него внимательнее и воскликнула:

– Леша Красовский! Ты же внук Петра Алексеевича?

Он вежливо поклонился, воспитанный такой, блин.

– Да.

– Как дедушка поживает? – мама широко улыбалась, в самом деле чем-то обрадованная.

– Нормально. Ворчит только много.

– Ну как без этого еще молодежь-то воспитать? – и одобрила: – Правильно делает, что ворчит. С вами без этого нельзя.

Сложив покрывало и полотенце, я подхватила разговорчивую родительницу под локоток и повлекла к дачам по усыпанной галькой дорожке.

– Всем пока! – послала прощальный привет в никуда и отправилась домой.

Мы с мамой не успели дойти до общей ограды, как сзади раздались крики и звуки ударов. Обернувшись, увидела отвратительную картину: Красовский в одиночку дрался с четырьмя парнями. И совершенно спокойно держал удар.

Вот он завалил сначала одного, потом другого, расквасил нос третьему, при этом умудряясь ловко уворачиваться от кулаков невесть от чего рассвирепевших парней. Драка кончилась только тогда, когда к ним подошли взрослые мужчины и потребовали прекратить безобразие.

Будто почувствовав мой взгляд, Красовский повернулся ко мне и жестом победителя вздернул вверх обе руки. Укоризненно покачав головой, я отправилась дальше.

– Мальчик реально крут! – мама была в неподдельном восхищении. – Классно! Будто триллер посмотрела. Настоящий боец. Он в армии был?

– Был. В десантных войсках, – хмуро призналась я.

– Да, сразу видно. Настоящий мужчина. Он мне напомнил… – тут мама нахмурилась и замолчала.

Я не утерпела.

– Папу?

По ее губам проскользнула пренебрежительная насмешка.

– Нет. Антон никогда суперменом не был, – и только ради справедливости добавила: – Но и слабаком тоже. Так, серединка наполовинку.

Похоже, мама всерьез разочаровалась в отце. Может, случилось еще что-то, о чем я не знаю?

– Давай пойдем скорее, комары уже начинают донимать, – мама высвободила свой локоть и пошла вперед, о чем-то задумавшись.

Мы вернулись на дачу. Я с удовольствием посмотрела на систему полива, мелкими капельками увлажнявшую землю. Хорошая штука. Раньше мы с бабушкой каждый вечер с лейками таскались, но вот уже лет пять отец поставил оросительную систему, и все хоккей.

Устроились на кухне пить вечерний чай. Включили телевизор и, не вникая в пустословие диктора, перекусили, думая каждая о своем. Потом разошлись, пожелав друг другу спокойной ночи.

Утро выдалось солнечным и ясным. Выглянув во все окна, дабы убедиться в отсутствии засады, я вышла на крыльцо. С удовольствием потянулась и улыбнулась солнышку. Оно мягко грело кожу, еще не припекая, и мне захотелось петь во все горло. И я даже открыла рот, чтобы запеть, не во все горло, а так, негромко, для себя, и осталась стоять на одном месте, не веря своим глазам.

На лавочке, что была сколочена на крылечке для тяжелых сумок, лежала маленькая бархатная коробочка глубокого фиолетового цвета. Под ней белел листок бумаги.

Оглянувшись по сторонам в тщетной надежде увидеть Красовского, опять проникшего на участок без разрешения, взяла листок и прочитала:

«Дорогая, это тебе. Еле нашел камень в цвет твоих глаз. Надеюсь, ты будешь носить это кольцо в знак нашей помолвки.»

Я несколько минут постояла, с силой сжимая и разжимая кулаки в зряшной попытке сладить с накатывающими волнами даже не злости – ярости.

Нет, он нормального языка точно не понимает. Изучающе посмотрела на коробочку. Открыть или нет? Любопытство пересилило, и я осторожно, опасаясь неприятного сюрприза, на вытянутой руке открыла коробочку.

Там на такой же фиолетовой бархатной подложке лежало кольцо. Я не сильна в драгоценностях, но мне показалось, что оно жутко дорогое. Металл был белым. Я посмотрела на клеймо внутри кольца, там виднелся знак Pl. Это что, платина? Кошмар какой! А темно-синий камень, разбрасывающий вокруг сноп ярко-синих искр, это что, сапфир? У меня аж мороз по коже прошел, уж не знаю, то ли от восторга, то ли от возмущения.

У мамы серьги и кольца с аквамарином есть, он светлее, а с таким синим камнем я видела кольцо только раз, на прилавке в центральном ювелирном магазине города, когда мне на пятнадцать лет золотую цепочку покупали.

Красиво, но не для меня. Вообще странный тип этот Красовский. Он решил, что меня купить можно, что ли?

Раздраженно захлопнула коробочку. Немного подумала и решила отнести ее в Ясени, отдать деду с бабкой Красовского. И попросить передать ему, что мне его подарки ни к чему, пусть ни на что не надеется. Главное, его самого не встретить. Уж очень он напористый и отказов не понимает.

Все-таки как хорошо, что завтра я уезжаю. Что-то мне его прессинг вовсе не нравится. Беспокоит даже.

Отнесу, но сначала перекушу. Набрала помидорок, огурчиков, сделала салат с оливковым маслом, съела и задумалась. Как мне выбраться с дачи незамеченной?

Загримироваться? Но для этого у меня ничего нет. Попросить Вадьку подвезти меня в Ясени – значит спровоцировать очередной мордобой.

Думала я, думала, но ничего умного в голову не приходило. Глупость одна, типа тайно прорытого мной хода за общую ограду. Понятно, лишек перечитала книжек про шпионов и прочих криминальных элементов.

Взяла в руки коробочку и вдруг поняла, что при других обстоятельствах я этому подарку была бы рада. Но теперь…

Надела скромное ситцевое платье ниже колен, не желая шокировать дедушку с бабушкой Красовского, наверняка голоколенных девиц они не одобряют, шляпку соломенную на голову нацепила, солнечные очки на нос, куда же без них? В сумочку положила коробочку с кольцом, вышла из калитки, заперла ее на ключ.

Посмотрела вокруг. Бывают же в жизни удачи? Вдруг и мне повезет? И ведь повезло! На соседней даче у тети Вали заурчала старенькая «Волга». Я быстренько переместилась к их воротам. Через пару минут из них выкатилась машина, тридцать лет назад бывшая гордостью владельцев. Волжанка выглядела как новенькая, только что не сияла. Конечно, при таком-то хозяине, как рачительный дядя Володя, и сиять можно.

Увидев меня, тетя Валя велела мужу остановиться и спросила:

– Ты куда, Машенька?

– В Ясини. До поворота не подбросите?

– Да чего до поворота, мы в Ясини и едем. За молоком. Так что если тебе туда-обратно надо, то садись.

И кто говорит, что чудес не бывает? Вот оно, самое настоящее чудо!

Я с искренней благодарностью шустро забралась на заднее сидение. Когда стали подъезжать к выезду из садоводства, я бесшумно переместилась на пол, чуть ли не вжавшись в него. Закрывая ворота, дядя Володя странно на меня посмотрел, но промолчал. Вот что значит тактичный человек, уважаю таких.

Тетя Валя, увлекшись болтовней по телефону, мои выкрутасы не заметила, не то пытала бы меня до самой деревни. Когда отъехали на приличное расстояние, я снова переместилась на сидение и сделала вид, что только тут и сидела.

Тетя Валя с трудом оторвалась от телефона лишь при въезде в деревню. Я попросила высадить меня у клуба, здраво рассуждая, что здесь уж все точно знают, где проживает заведующая, пусть даже и бывшая.

Спросила у девчонки, выходившей из клуба с внушительной пачкой книг в руках, она кивнула мне на дорогу в сторону речки.

– В-о-он там, третий дом от угла. Дарья Ивановна недавно домой ушла, на обед.

Поблагодарив ее и думая, что и здесь есть книгочеи, я бодро почапала в указанном направлении. Искомый дом оказался крепкой пятистенкой с тюлевыми занавесками, низким палисадником с традиционными мальвами и золотыми шарами.

Я негромко постучала в зеленую калитку в высоком сплошном заборе, отгораживавшем двор от улицы. Раздался громкий крик:

– Заходи, кто там! Не заперто.

Потянула на себя язычок железного запора и вошла во двор. Он оказался большим и чистым, видимо, живности здесь держали немного, или стайки находились с другой стороны. Во дворе на лавочке под навесом сидели крепкий немолодой мужчина с кустистыми седыми бровями и женщина в легком ситцевом платье с короткими рукавами и слишком уж кудрявой головой в стиле шестидесятых годов. Неужто тут все еще перманент делают? Или это результат химической завивки?

Поздоровавшись, я подошла к ним.

– Алексей Красовский здесь живет?

Женщина сдвинула брови, неприязненно поморщилась и зло ответила:

– Здесь, и что?

Немного удивленная негостеприимным приемом, я полезла в сумочку за кольцом.

– Вы не могли бы передать ему…

Договорить мне не дали. Невесть отчего разъяренная хозяйка поднялась, уперла руки в бока и заорала на меня:

– Да что это такое! Ни стыда ни совести у этих горожанок нету!

Мужчина ради справедливости с ехидцей заметил:

– Ну, у наших деревенских девок с этим тоже напряженка.

Не давая мне вставить ни слова, женщина продолжила выговаривать:

– Чего вы за ним табуном ходите, бесстыжие? Ты сегодня третья уже сюда приперлась! Третья! И всем только одно нужно!

– Хороший кобель, значит, – как бы между делом добавил мужчина. В его тоне не было ни осуждения, ни поощрения. Так, констатация факта, и ничего больше.

Женщина продолжала что-то кричать, я не слушала. Мне просто было до чертиков обидно. Умом я понимала, что это делается для того, чтоб отвадить от внука надоевших поклонниц, хотя для обозначения бедных девиц у женщины имелись куда более емкие эпитеты. Но вот только я-то тут при чем? Мне-то от Красовского нужно было только одного – чтоб он от меня отстал.

Наконец она выдохлась и стало тихо. Я сухо спросила:

– Вы закончили? Теперь можно говорить?

Они опешили и посмотрели на меня, как на диковинную зверушку. Типа голубого щенка. И странный он, и чего от него ждать, не знаешь.

– Возьмите это кольцо, и будьте так любезны, передайте его своему внуку. И скажите, что мне от него ничего не нужно, – тон у меня был таким же ледяным, каким мама говорила с отцом в последний раз. – Если до знакомства с вами у меня еще были сомнения в степени паршивости его характера, то сейчас никаких не осталось. Как известно, яблоко от яблони и так далее.

Это было нехорошо, но после незаслуженного унижения меня их чувства совершенно не волновали.

Я всунула коробочку с кольцом женщине в руки и быстро вышла. На улице покрутила головой, пытаясь сообразить, куда мне идти. После вызванного моим появлением скандала я была несколько дезориентирована.

Пока определялась с собственным местонахождением, женщина, видимо, рассмотрела кольцо и забормотала:

– Ой, чего ж это я! Леха кольцо дорогущее подарил, недаром, видимо. Зря я на девчонку накричала.

– Зря, конечно, – назидательно присоединился к ее самобичеванию хозяин. – Ты, как обычно, сначала орешь, потом думаешь.

Я быстро пошла прочь и уже от здания клуба услышала вопль из проулка:

– Девушка, подождите, подождите! – и звук тяжелых торопливых шагов.

Тут, на мою удачу, послышался рокот мотора, и к клубу подъехала волжанка тети Вали. Я быстренько запрыгнула в нее, и мы отчалили. Боковым зрением увидела выскочившую из проулка бабушку Красовского, но сделала вид, что ничего не заметила. Разговаривать с ней я теперь ни за что не буду, спасибо, наслушалась.

Приехав на дачу, поблагодарила соседей и пошла к себе. Едва зашла внутрь дома, слезы брызнули ручьем. Да, таких гнусных эпитетов в свой адрес я еще не слыхала. И как можно говорить такое совершенно незнакомому человеку, которого видишь первый раз в жизни? Не понимаю.

Я плакала так, будто у меня отняли что-то важное и очень нужное. Может быть, веру в людей? Или доброе к ним отношение? В результате у меня покраснели глаза, распух нос и заболела голова.

Приказав себе прекратить, умылась холодной водой и занялась делами, коих на даче всегда немерено.

Когда приехала мама, ничего ей о своем неудачном путешествии в Ясини не сказала, хотя она пытливо посмотрела на меня и сразу догадалась, что я плакала. Как человек умный и деликатный, в душу мне лезть не стала, понимая, что я потом и сама все расскажу, вот только успокоюсь.

– Командировка у меня через неделю, так что придется попросить сестру приглядеть за дачей. Припасов в этом году столько делать не будем, нам двоим такая уйма не понадобится.

Я спросила прямо:

– Мама, ты считаешь, что развод неминуем?

– Однозначно! – она отрубила это так жестко, что я поежилась. Похоже, отец выкинул что-то похлеще обвинений мамы в легкомыслии. И что же это? Неужели уже нашел себе другую?

На душе стало вовсе паршиво, разговаривать ни о чем не хотелось, да и у мамы настроение было соответственное, поэтому я отправилась к себе и принялась перечитывать Толкиена. Очень сильная книга, энергетика невероятная. В результате я забыла обо всем, даже в комп не заглядывала.

Оторвал меня от чтения телефонный звонок. Позывной был папин. Я насторожилась. Что ему нужно? Разговаривать с ним не хотелось. Почему-то чувствовала себя предательницей. Нехотя взяла телефон.

– Привет, доча, – сконфуженно поздоровался отец. – Как у вас дела?

– У нас все хорошо, – получилось официально и неприязненно, но что поделаешь? Мне мама всегда была ближе. А вот брату наоборот.

Отец почувствовал мой настрой и горестно вздохнул.

– Ты не могла бы передать трубку маме?

– Она не хочет с тобой говорить? – враз догадалась я.

– Да. Но ты передай, пожалуйста… – голос у отца был жалобный, даже болезненный какой-то.

Пожав плечами, я потопала вниз. Мама сидела у себя. Протянув ей телефон, кратко пояснила:

– Отец.

Она недовольно на меня посмотрела, но трубку взяла. Правильно, в моем присутствии они отношения старались не выяснять. Чтоб не смущать ее, я ушла на кухню, налила молока из холодильника и принялась неторопливо пить маленькими глотками, потому что холодное, а горло надо беречь.

К сожалению, мне был слышен весь разговор, несмотря на то, что дверь на кухню я закрыла.

– О каком прощении может идти речь, Антон? – мамин тон мог бы заморозить и статую. – Ты же первым делом наведался к девочкам твоего милого дружка, молодость вспомнил. Откуда я это взяла? А вас видела Вера Устинова. И слышала, как вы с Васькой вино брали, потому что настоящие мужчины к бабам с пустыми руками не ходят.

Потом молчание и язвительный смех мамы:

– Что значит, ничего не было, Антон? И ты считаешь, что я такая дура и тебе поверю? И не надейся. По крайней мере, все стало ясно. Недаром всегда подозревает тот, кто грешит тем же самым. Я тебе никогда никакого недоверия не выказывала, хотя поводов было предостаточно. Но я тебе верила. И зря.

И снова молчание, угрожающее такое.

– Знаешь, мой дорогой, – это прозвучало на редкость саркастично, – даже если там ничего и не было, одно то, что все могло бы быть, уже повод для развода. Нормальные мужья по бабам не ходят. И если тебе этот твой любвеобильный дружок дороже семьи, то считай себя свободным человеком и гуляй, сколько душа пожелает. Все, больше я с тобой разговаривать не буду, и Машу в наши отношения не вмешивай.

Через пару минут мама выглянула в коридор и воскликнула:

– Доча, ты где?

Вышла в коридор с кружкой молока в руке. У мамы сверкали глаза от непролитых слез, щеки раскраснелись от гнева. Она протянула мне телефон и попросила:

– Ты больше мне телефон не передавай, если отец звонит. Прости, но мне с ним говорить неприятно.

Я кивнула, и мама ушла обратно к себе, как-то уныло сгорбившись и опустив голову. Я проводила ее сочувственным взглядом.

Итак, что мы имеем? Отец сдуру поддался уговорам дяди Васи и потащился с ним к его знакомым шлюшкам? Да, я почему-то думала о нем лучше. Нет, я не в пустыне живу и вижу, что делается вокруг, но мне почему-то всегда казалось, что папа – порядочный человек и мама ему по-настоящему дорога. Ошиблась.

Что ж, это не единственная моя ошибка в жизни, как говорила бабушка, когда я двойку вдруг получала или делала что-то не так. И к ошибкам надо относиться как к невыученным урокам – выучил и на ус намотал.

Понимая, что ничем маме помочь не могу, ушла к себе, проверила, все ли у меня приготовлено к поездке, включила будильник телефона на восемь часов и улеглась спать пораньше.